Текст книги "Мы восстанем завтра"

Глава 13

– Максим – Старому, прием. – В эфире появился сержант Кудрин, со своей пятеркой выполнявший роль наблюдателей на правом крае обороны.

– На приеме, – тут же откликнулся мой радист.

– «Коробочки» на перекрестке повернули направо и в два потока движутся в сторону ж/д вокзала. Как меня понял? Прием.

– Тебя понял, – ответил мой радист, а у меня по спине пробежала холодная змейка. Все, пора, дальше оттягивать нельзя, да и не имеет смысла. Через считаные секунды ваххабиты окажутся у моста.

Словно почуяв неладное, вражеская техника замедлилась, останавливаясь, и пехота противника, подгоняемая окриками своих командиров, начала спешиваться.

– Всем: пауза, подрыв. – Приказ полетел в эфир, и в следующую секунду (ребята давно ждали) почти одновременно сработали многочисленные заложенные под дорогой заряды. Грохнуло с необычайной силой, асфальт вздыбился, подлетев в воздух, его куски и щебенка вкупе с поражающими элементами снарядов изрядно проредили ряды ваххабитов. Ударной волной сдуло крыши стоявших по обочинам частных домов. Противник одномоментно лишился пары десятков коробочек и сотни-другой живой силы. Не давая боевикам опомниться, в их сторону полетели пули. Автоматно-пулеметные очереди слились в один нескончаемый перестук, колонна окуталась дымом разрывающихся гранатометных выстрелов, а с противоположной стороны дороги, пользуясь тем, что внимание ваххабитов отвлечено, неспешно работали снайперские пары. Позиции снайперских пар мы отвели максимально далеко, так что какое-то время могли не опасаться за их обнаружение.

Обстрел прекратился. Находившаяся на стыке двух рот пятерка сержанта Кудрина, ведшая наблюдение на правом фланге участка обороны подразделений старшего прапорщика Ерохина, выбралась из щелей и, заняв огневые позиции, продолжила наблюдение. Из-за поворота вырулили первые бронированные машины. Двигались они вперемешку, БТРы чередовались с БМП, из-за них проглядывались длинные стволы танков, пылила по обочине модернизированная «Шилка».

– Вадик, – сержант окликнул рядового Дементьева, находившегося в соседней нише, – приготовься к подрыву.

– Уже. – Держа в руке один из проводов, боец кивнул на стоявший у ног аккумулятор, к положительной клемме которого была крепко прикручена вторая жила провода.

– Хорошо. – Кудрин потянулся к радиостанции.

– Максим – Старому, прием.

– На приеме. – Командирский радист откликнулся почти мгновенно.

Грохот гусениц раздавался почти рядом, Сергей повысил голос:

– «Коробочки» на перекрестке повернули направо и в два потока движутся в сторону ж/д вокзала. Как понял меня? Прием.

– Тебя понял, – донесся все тот же голос, и несколькими секундами спустя уже голосом командира рация передала кроткий приказ:

– Подрыв.

– Подрыв! – в свою очередь повторил Кудрин. Пригнулся и невольно прикрыл уши ладонями. Со всех сторон донеслось грохотанье взрывов, но в зоне ответственности его пятерки ровным счетом ничего не изменилось. Рявкнули гранатометы, зачастили автоматно-пулеметные очереди. Секунды бежали, техника противника замедлила скорость и теперь едва ползла, на ходу сбрасывая с себя десант. Боевики, беспорядочно стреляя, разбегались по сторонам, спешно занимая оборонительные позиции.

– Вот ты, проститутка! – Рядовой Дементьев напрасно тер оголенным проводом по клемме аккумулятора, тщетно – подрыва не произошло. И дело точно не в аккумуляторе, Вадим не сомневался, что тот исправен – зрачок индикатора зарядки отсвечивал ярко-зеленым.

– Подрыв! – во второй раз прокричал старший тройки сержант Кудрин. – Вадим, подрыв! Подрыв, сука!

Выскочив из своего окопа, сержант в три прыжка оказался подле возившегося с проводом Дементьева.

– Вот. – Вадим потер концом провода по клемме, пытаясь вызвать к жизни «дух» детонатора.

– От черт! – Сержант вытер вспотевший лоб. – Линия, сволочь. Перебили, наверное, твари.

Меж тем сыпанувшие с брони ваххабиты, стреляя на ходу, быстро разбегались по сторонам в поисках укрытий. Справа, слева по ним работали ополченцы, слаженно ухнули гранатометы, одна БМП встала, и из ее нутра повалил дым. По залегшим боевикам дробно загрохотали «Печенеги», вахи ответили из пушек, один из ополченческих пулеметов умолк. Противник быстро приходил в себя.

– Блина, – выругался Кудрин, – не повезло-то как! – Он вскинул автомат и начал стрелять в шмыгнувшего за угол здания боевика.

– Думаешь, перебили? – Вадим, словно бы и не замечая творившегося вокруг, содрал с провода большой кусок изоляционного материала и теперь намертво приматывал оголенный провод к свинцовой клемме аккумулятора.

– Думаешь, думаешь, – обозлился Кудрин. – Стреляй давай. – Сам он уже успел поменять магазин и теперь выцеливал неосторожно приподнявшегося над бугорком гранатометчика.

– Да, я сейчас. – Вадим взял левой рукой провод, с натугой втянул в себя воздух, с силой оттолкнувшись руками от земли, вскочил на ноги и, пропуская провод подрывной лини через неплотно сжатый кулак, побежал в направлении противника.

– Куда? – взвыл Кудрин, но поняв, что того не остановить, приник к прикладу. Посылая одну очередь за другой, он пытался хоть в какой-то мере прикрыть сумасшедший бросок своего подчиненного.

Вадима заметили, вокруг него зацокали фонтанчики из взрываемой пулями земли. Но он, продолжая мчаться дальше, лишь чуть сильнее пригнулся. Бежал Вадим почти не поднимая взгляда, поэтому место разрыва заметил шагов с десяти, не дальше. Лишенный маскировочного покрова, вырванный из земли осколком кусок провода, свернувшись черной запятой, лежал подле большого куска фанеры. Чтобы выполнить задуманное, оставалось совсем ничего – десять шагов.

Один шаг – пуля, срикошетив от бетонного столба, обожгла бедро, второй шаг – с головы слетела пробитая кепка, еще два шага – и приклад автомата разрезало вдоль прилетевшим осколком, пятый шаг, и под ногами взвилось облако гранатометного разрыва. Уже падая и обливаясь кровью, Вадим преодолел шестой и седьмой шаги, восьмой пропахал на брюхе. Боль перекатывалась с лицевых мышц до паховой области. Застонав, Вадим выругался и сплюнул наполнившей рот кровью. Попробовал ползти вперед, и тело задрожало от нахлынувшего потока боли. Взгляд затуманился, но мысли оставались ясными.

– Два шага, – прошептали губы, и Дементьев попробовал оттолкнуться носками ног, но правой ступни не почувствовал, а на месте левой ноги ощущалась одна горящая рана. Он разжал пальцы правой руки. Оставив автомат лежать на земле, потянулся вперед, ухватился за выступающий из земли камень и, помогая левой рукой, начал подтягиваться. Похоже, на него уже никто не обращал внимания, и он сантиметр за сантиметром, оставляя позади себя кровавый след, двигался к цели.

– Сейчас, я сейчас, – срывая на пальцах кожу, – мамочка, – закусывая от боли губы, – чмошники… я вам… – Из разбитой губы побежала тонкая струйка крови. – Ненавижу, твари, ненавижу. – Правое плечо вперед, с натугой передвинул левое, и еще один дециметр пути пройден. Шаг – оставалось преодолеть всего один шаг, когда силы покинули Вадима, и он потерял сознание. Но лишь на секунду.

– Ай, – приходя в сознание, застонал Вадим, острая боль расползлась по всему телу. Подумалось: «Не могу больше, не могу! Буду лежать тут, не двигаясь». И тут же из какого-то невообразимого далека пришла-промелькнула мысль-молния: «А как же Надя?» Молния-мысль, растеребившая память, всполох, выхвативший из тьмы кусок прошлого: …Через две недели после стычки с Зурабом Надя пропала без вести. Ушла утром в школу, а домой не вернулась. Искали всем городом. Ее подруга заикнулась, что вроде бы что-то видела, но когда ту вызвали в милицию, наотрез отказалась давать показания. Не помогли и увещевания Вадима. На все расспросы девушка лишь плакала и твердила, что ничего не знает, ничего и никого не видела. Собственно, и без чьих либо показаний никто в городе не сомневался – исчезновение Нади дело рук Зураба и его братьев. Но не сомневаться и доказать – далеко не одно и то же. Вадим обивал пороги полиции, требуя провести обыски на квартирах и досмотр машин семейства Ахмедовых, но все безрезультатно. Добился он приема и у руководства города, но тоже безрезультатно. Отчаявшись найти справедливость у властных структур, Вадим задумал действовать самостоятельно, даже приобрел старенькую двустволку, но все никак не решался на последний шаг – жалел мать, вдовствовавшую половину своей жизни и без того хлебнувшую лиха. И, видимо, лишь только для того, чтобы уберечься от необдуманных поступков Дементьева, его срочным порядком призвали в армию.

А за несколько часов до начала мятежа Вадим получил письмо. Всего одна строка, распечатанная на принтере: «Мы славно развлеклись с твоей бабой. Зря ты не стал решать по-хорошему. Твоя сучка так хотела жить».

Сознание помутилось. Вадим хотел тут же броситься за ворота части, чтобы найти и отомстить, но разум возобладал – днем сразу же заметят его отсутствие, далеко не убежать. Ночью, после вечерней поверки, у него будет достаточно времени, чтобы исчезнуть по-тихому. Ночью не хватятся. А утром он будет далеко. В полицию он идти не собирался – напечатанное письмо не доказательство, его мог прислать кто угодно. Вадим решил мстить сам. А мама? Мама поймет… Вот только оставалось немного выждать… Но начался мятеж…

«Надя, Наденька, я люблю тебя, я люблю… как же так? Так не должно было, так не может быть. Боже, почему?» – Ненависть к тварям захлестнула.

– Уроды… – Боль сердца сильнее боли тела. В следующее мгновение разведчик вновь потянулся вперед. Пальцы скользили, не находя опоры, тогда он попытался отталкиваться, но сил не хватало, казалось, он остается на месте. Тем не менее наступил момент, когда все десять шагов остались позади. Вадим ухватил рукой конец провода и, подняв взгляд в поисках его продолжения, сумел разглядеть у самой земли красноватые, обернутые черным изолятором точки блестевшей меди. Подрывная линия – черный провод, который буквально через несколько сантиметров вспучивался многочисленными проводами убегавшей в разные стороны разводки. Сквозь переполняющую боль Вадим почувствовал, как рухнуло вниз на миг остановившееся сердце – до ближайшего заложенного под асфальт фугаса всего несколько метров. И не спрятаться, не убежать. Разве что отступить?! Но нет, не для того он столько полз, не для того, чтобы уступить этим уверовавшим в свою вседозволенность тварям.

«Не будет вам нашей земли, сдохнете, как падальщики, подавившись жирным куском чужой плоти. А насчет земли я не прав, будет вам земля! Будет. Два на полметра, будет… Скоты…» Сердце, ослабленное потерей крови, уже не билось – оно едва трепетало, подобно листу на холодном осеннем ветру, понимая, что в следующую секунду неизбежно будет сорвано и унесено в бесконечные бездны омутов вечности и безвременья.

– Мамочка, прости! – Вадим сцепил зубы, крепче обхватил провод и потянулся рукой вперед, молясь только об одном – чтобы ему хватило решимости и сил. В глазах потемнело. Вытянув вперед пальцы с зажатым концом провода, он попытался приложить оборванные места друг к другу, не получилось. Действуя почти наугад, Дементьев раз за разом водил пальцами вверх-вниз, стараясь соединить, замкнуть оборванные провода в единую цепь. Неизвестно с какого раза ему это удалось, может быть, с десятого, а может, с тысячного, но у него получилось. Ток от аккумулятора со скоростью света устремился к детонаторам. В единый миг – на участке в сто метров под гусеницами техники, под ногами спешивающихся боевиков разверзся ад. Выворачивая днища, опрокидывая БМП, разбрасывая по сторонам фрагменты человеческой плоти, на волю вырвался ревущий, многоголовый демон войны и смерти. Но Вадим всего этого уже не видел и не почувствовал, за миллионную долю секунды до потрясших улицу взрывов, словно вложив всю себя в последнее усилие пальцев, из измученного, обескровленного тела ушла жизнь. А еще через несколько мгновений тонны поднятой взрывом серо-черной каменистой массы, состоявшей из почвы и асфальта, рухнули вниз, погребя под собой и погибшего разведчика, и десятки уничтоженных им «хоббитов».

– У-у-у, гондоны! – орал, отстреливаясь от наступающих ваххабитов сержант Кудрин.

– Да нате вам, нате вам! – вторил ему пулемет еще одного бойца пятерки, рядового Серова. Гранатомет Москаленко рявкал с завидной методичностью. Его второй номер Максим Чепелюк успевал и подготавливать выстрелы, и вести автоматный огонь по подступающему противнику.

Справа и слева отбивались ополченцы. Ваххабиты пытались атаковать, но пока не слишком успешно. Тем не менее вскоре стало ясно, что перевес сил все же на стороне противника.

Глава 14

Противостояние усиливалось с каждой секундой; несмотря на значительные потери, противник справился с растерянностью первых минут. Постепенно действия боевиков становились осмысленнее. Создав дымовую завесу, они смогли организовать сопротивление, а затем, с каждой секундой наращивая огневое противодействие, перешли в атаку. Но мы и не рассчитывали, что отбросить противника удастся с легкостью. К нам подтянулись резервные подразделения и переброшенные из района Динамо ополченцы. Некоторое время мятежников удавалось сдерживать, и все же к концу дня первый рубеж обороны пришлось оставить.

Расстреляв по магазину, я, рядовой Васенков, рядовой Ларин и все время находившийся при мне радист Сатаев едва успели по веревке «соскользнуть» в пролом, ведущий на нижний этаж, как в окно, из которого я только что вел огонь, влетел снаряд. Ухнуло, с потолка посыпалась штукатурка, но перекрытие потолка выдержало. В ушах звенело, если бы не беруши, оглох бы на фиг.

– Командир, – в эфире появился Коршунов, – вахи пытаются обойти слева.

– Понял, – и тут же: – Илья, слышал? – Я обратился к капитану Покровскому, в чью зону ответственности входила названная территория.

– Да вижу я, вижу, – недовольно зашипел Илюха. – Сейчас мы их, сейчас. – В наушнике пронесся огневой шквал. У Покровского стало жарко, на нашем же участке наступило короткое затишье.

– Наблюдать! – Отступив в глубину комнаты, я уселся около стоявших в углу бутылок с водой и, начав свинчивать с одной из них крышку, молча смотрел, как Васенков просовывает в заранее проделанное под подоконником отверстие оптическую головку прибора универсального наблюдения. Тончайшее стекловолокно тянулось к небольшому экрану, на котором в цветном варианте четко просматривалось прилегающее к дому пространство. Противник отошел и теперь вне досягаемости нашего оружия пополнял боекомплект и перегруппировывал силы.

– Командир, – Руслан кивнул за окно, – гости.

– Вахи, – голосом Ильдара Куюмова сообщил микрофон радиостанции.

– Внимание, всем приготовиться. – Я предпочитал одновременное открытие огня.

Васенков взвалил на плечо раструб «РПГ-37МШ» и, оставаясь в глубине комнаты, перешел к дальнему окну. На этот раз ваххабиты, выслав вперед пехоту, поставили технику вне нашей досягаемости. «Разведка боем?! Ну-ну». Боевики приближались.

– Огонь! – Короткое, брошенное в эфир слово и одновременное нажатие на спусковой крючок. Длинная очередь. Перевод точки прицеливания, и палец вновь на спусковом крючке.

– Ух. – Протяжный выдох Юркиного гранатомета, и через три секунды взрыв в цепи наступающих, и еще один, и еще. Ответные выстрелы.

– Смена позиции. – Прыжок в соседнюю квартиру, в дверь на лестницу и вверх на пятый этаж. Юрка и Руслан пыхтят сзади. За спиной крошатся бетонные стены. От прямого попадания снаряда «саушки» с грохотом рушатся плиты торца здания. Черт, там же пятерка Куюмова!

– Ильдар! – взываю на бегу я. – Обстановку!

Миную площадку четвертого этажа, слыша тяжелое в наушнике дыхание своего нажавшего кнопку тангенты бойца.

– Костян… – Пауза, и мне ничего не надо больше объяснять. Все ясно без слов.

– Раненые есть? – продолжая выпытывать, намечаю цель и накрываю одним-единственным выстрелом. Боевик заваливается на дорогу и остается лежать в неподвижности. Юрка хватает выстрелы и, поспешно целясь, отправляет их к противнику. Бьет по площадям, разлет убойных осколков в сорок метров позволяет надеяться на поражение. Боеприпасов хватает, пока экономить не к чему. Главное, продержаться и набить гадов как можно больше.

Здание вздрагивает от попаданий снарядов. Боеприпасов боевички тоже не жалеют.

– Скворцов ранен, – наконец-то докладывает Ильдар, и я облегченно перевожу дух, но только на одну секунду, в следующую хочется выматериться – Куюмов сообщает подробности: – Отрыв ног, большая кровопотеря.

«Блин, как же все неудачно» – следовало бы отдать команду на эвакуацию раненого, но это значит вывести из боя еще двух-трех бойцов. «Леня, дотерпи. Дотерпи, Леня!» – мысленная мольба и безжалостный приказ по рации:

– Ильдар, работаем. Работаем! – Сам, продолжая говорить, добиваю магазин и тут же ухожу к пролому в соседнюю комнату, утягивая за собой вошедшего в раж Васенкова. Руслан успел смыться чуть раньше. Шлеп, шлеп, шлеп – бьются о стену пули. Гранатометный выстрел, влетев в окно, пролетев за спины, взорвался в коридоре. Ларин осел на пол. Сидит, зажав ладонями уши, значит, жить будет.

– Командир, у меня трое двухсотых, – узнаю голос командира Грома, – четверо трехсотых. Требуется помощь. Прием.

– Сейчас будет, – заверяю я и начинаю спешно взывать к только что пришедшему нам на подмогу батальону Клокова. Сожалеть о погибших нет времени.

– Рубеж-1– Старому, Рубеж– Старому, прием.

– На приеме. – Бас майора СОБРа Ивана Клокова ни с чьим другим не спутаешь.

– Срочно перебрось один взвод в район двадцать второго дома, свяжись с Громом, пусть встречает.

– Принято. Отправляю.

С Громом разобрались. Надо срочно узнать, что творится на других участках.

– Старый – Пророку. Доложить обстановку. Прием.

– Пророк – Старому, веду бой. – К чему лишние слова? А то я не знаю, чем он сейчас занимается.

– Обстановку! – требую, и мой автомат вздрагивает короткой очередью.

– Нормально. – Слышу, как Илья матерится и его оружие захлебывается выстрелами. – Трошин убит. – Слышно, как тяжело дышит Илья. – Двое раненых.

Черт, еще один убитый! О потерях противника он не докладывает, а я и не требую. К чему? Надо перебить всех, и точка.

– Принял, работай. Ден, доклад. Прием, – взываю к группе Дениса Анапенко.

– Потерь нет, работаем. – Коротко, без подробностей. Подробности потом… в мемуарах.

– Добро. – У маневренной группы лейтенанта Анапенко задача типа попроще: ударил, отошел, отошел, ударил. Держит со всеми связь, работает самостоятельно.

– Рубеж-2 – Старому, доложите обстановку. Прием. Молчание в эфире, за время которого мы успеваем перебраться в другое помещение. – Рубеж-2, доложите обстановку! – Взгляд за окно.

– Юра, видишь?! – Из-за деревьев неосторожно высунулась прятавшаяся в частном секторе коробочка БТРа. – Дави ее!

– А… блина! – заругался Васенков, спешно заряжая оружие. Гранатомет рявкнул, граната ударила по броне и, срикошетив, взорвалась в воздухе. БТР качнулся и пополз в кусты.

– У… сссука! – взвыл Юрка, и мы едва успели смыться от ответного приветствия. По броне врезали из соседнего окна. Есть! Бобик сдох.

– У нас большие потери, – наконец-то прохрипел в наушниках Минохин – командир изначально приданного нам батальона ополченцев. – Нас прижали, не продержусь. Разрешите отход.

«Отход? Оставить второй, самый хорошо оборудованный рубеж обороны? Отойти ему – значит, придется отойти всем, но рано, еще рано!»

– Какого хрена молчал? Отход не разрешаю. Оставите позиции – расстреляю всех! Так и передай. Десять минут, продержитесь десять минут. Помощь придет. Как понял?

– Будем держаться. – Голос тихий, но скорее злой, чем усталый. Это хорошо. Злость помогает.

– Рубеж-1, все слышал? Две роты к Минохину, бегом! – командую и продолжаю взывать дальше: – Ден, до ополченцев Минохина за пять минут доберешься?

Секундная пауза, я почему-то представил, как Анапенко смотрит на часы.

– Должен.

– Тогда живо туда, продержишься до подхода людей Клокова, и сразу отход. Работаешь по своей первоначальной задаче. Понял? Прием.

– Так точно. Подъем, «слоняры»! – Денис не отпустил кнопку тангенты, и мне было слышно, как он начал отдавать команды.

– Язычник – Старому, Язычник – Старому, у меня три пятерочки, жду указаний. Прием.

Язычник – позывной пока не вступавшей в бой группы старшего лейтенанта Маркова и находившейся в резерве, как говорится, на самый край.

– Хорошо, жди дальше.

– Да сколько же можно? – Маркову, в самую заваруху находившемуся в отпуске и подоспевшему лишь к «шапочному разбору», видимо, не терпелось нюхнуть пороху. Дурак. Порох обычно пахнет внутренностями. Бойцы у него необстрелянные…

– Жди. Навоюешься.

– Командир, у Алебастра все тип-топ, – доложился капитан Никитин, – потери среди личного состава в пределах…

В каких именно пределах, ни он, ни я уточнять не стали. Справляются – и хорошо.

Пока я болтал по радиостанции, связываясь с участками обороны, боевики подобрались почти вплотную к зданию.

– Гранатами огонь! – кричу в микрофон, одновременно кидая за окно «эфку», вторую, третью. Хлопки десятков взрывов доносятся снизу.

Кто-то из боевиков прорвался ко входу в здание – со стороны подъезда доносится сдвоенный взрыв, сработали установленные на замыкатель «монки». Крики, вопли – кому-то из тварей не повезло. Ничего-ничего, у нас еще много сюрпризов.

Очередная волна отбита, нас снова начинают обрабатывать из пушек. Оставив наблюдателей, спускаемся в специально на этот случай оборудованные блиндажи.

– Ильдар, как Скворцов?

– Хорошо… Он умер. – Непонятно, Куюмов говорит это всерьез или пытается по-черному юморить? – Шапкин убит… тоже.

«Да что ж такая непруха? Еще и Шапкин… ах мать… только вчера «прикомандированный» из соседнего бата боец. Я его и лица-то не запомнил».

– Как сам? – Пытаюсь оставаться невозмутимым.

– В норме.

– Егоров цел?

– А что ему будет? – Вопрос – ответ. Резонно, а что Егорову будет? Он у нас везунчик. Другого бы на его месте сто раз убили, а у него ни царапины.

– У меня двое раненых, – вклинивается в разговор рядовой Глотин – старший второй пятерки, работающей в одном с нами здании.

– Тяжелые?

– Да нет. Так, слегка зацепило…

«Зацепило! Так о чем говорить?» Желание ругнуться, вместо этого:

– Оружием владеть в состоянии?

– Да. – И то хлеб.

– Третий, доложи обстановку, – требую я, так и не дождавшись доклада старшего третьей пятерки младшего сержанта Петинова. Его позывной «Остров-3». Остров – сокращенное от Островский. Так сказать, привязка к местности. Соответственно пятерка Ильдара – Остров-1, и пятерка Глотина – Остров-2. Они – основное ядро обороны, я со своими нукерами сам по себе: Фигаро тут, Фигаро там.

– У меня Сомова убило. – Младший сержант пришпиливает меня к полу и сразу окончательно добивает: – Чеботаренко тяжелый.

– К машинам его и отправляй в санчасть.

– Не донесем, – сообщает он, но и это оказывается еще не все. – Я и Иванов ранены. – И тут же, поспешно. – Мы никуда не уйдем, мы с вами.

– Добро. – Можно подумать, я легкораненых отправляю в тыл пачками. Итак, что мы имеем? Левый фланг – дом №… в общей сложности, считая меня, девятнадцать штыков. Было. Осталось боеспособных четырнадцать. Покровский со своими держится, у него двое убитых, четверо раненых. Лейтенант Анапенко пока без потерь. Лейтенант Громов потерял шестерых убитыми, двух тяжелоранеными. Пришлось откомандировать к нему два десятка ополченцев. Группа Маркова по-прежнему в резерве. Но уже недолго. У ополченцев Минохина самые большие потери. Но стоят, в тыл не ломанулись. Марков еще в самом начале боя поймал двоих дезертиров, расстрелял, о чем и сообщил во всеуслышание. Какое-никакое, а «стимулирование». В пятерке Кудрина двое погибших, остальные живы. Оставшиеся в блиндаже наблюдатели Швецов, Коршунов целы и в относительной безопасности, но в любой момент противник может начать атаку с фланга, и тогда им придется спешно делать ноги.

Заверещала рация.

– Командир, противник зашевелился. Прием.

– Принял. – Перекур закончен. Я уже и сам по стихающему обстрелу понял: ждать очередной атаки осталось недолго.

– По местам! За мной! – Последняя команда предназначалась тем, кто находился рядом. С неохотой поднялся, дополнительно сунул в боковой карман камуфляжа пару гранат и, шмыгнув в проем, покинул столь уютное убежище.