Текст книги "«Осторожно! Играет „Аквариум“!»"

Алексей Зубарев. Очень странные вещи стали происходить за последние два года

Сначала мы стали разговаривать с гитаристом «Аквариума» Алексеем Зубаревым про кино, о кинопроизводстве, о его участии как композитора в создании многих фильмов.

– В свое время мы об этом с тобой уже говорили, и это было очень давно – лет сто или лет пятнадцать тому назад…

– Или сто пятнадцать.

– Да, что-то вот такое… Но как я понимаю, твоя кинодеятельность и теперь весьма активно продолжается. В каких формах? Это сериалы, игровые фильмы, детская музыка, инструментальная…

– Это и сериалы, и видовые, и документальные, и сейчас все это настолько развилось, что я понял – один уже работать не могу, – и мы начали работать с Колей Бичаном. Наверное, это началось еще до двухтысячного года. Я тогда оказался один, и я даже не умел на компьютере ничего делать, я даже включать его не умел. А до этого я работал с Никитой Ивановым-Номаном, он делал все, ну а я считал, что мое дело – это нотки и инструменты, а его – нажимать кнопки и заниматься звукозаписью, он очень хорошо умел помогать с аранжировками, с оркестровками, очень ценный человек, но в какой-то момент он решил действовать самостоятельно, и я оказался у разбитого корыта… Потому что…

– Все это очень здорово и интересно, но я не стану скрывать, да ты это и сам знаешь, что тема моего разговора не будет иметь отношения к кино, но несколько к другой области жизни твоей. И снова вспоминается мне и тоже было много-много лет назад, когда после некоего концерта группы под названием «Аквариум» в «Юбилейном» тебя выступать не позвали…

– Да…

– И ты тогда был жутко обижен, и ты ругался, и я помню твое злобное интервью, в котором ты проклинал «Аквариум», и немало ругался, пусть и не совсем буквально, по поводу Бориса… получалось, что для тебя тогда была поставлена такая черта в жизни.

– Ну да, тогда мнений разных было много, и думаю, что я даже был прав, хотя мог и переборщить тогда с руганью, что было, в общем-то, наверное, зря. До какого-то момента я очень сильно был уверен… мы все такие интеллигентные и очень этичные люди, которые ежели что и совершают, то они по крайней мере это обговаривают. Мы, наверное, имеем тенденцию сейчас быть такими и мы можем быть такими…

– Сейчас-то иногда уже и в силу возраста.

– (Смеется.) Главное, что понимаешь, что все это на самом деле не так уж и важно. Есть такой момент… когда ты расстаешься с женой: «Хорошо дорогая, иди, только скажи честно… не нужно устраивать, никаких экивоков…»

– Ну, аналогия, наверное, близкая, хотя местами спорная, но сколько же лет длилась твоя аквариумная пауза?

– С 1997-го до 2013-го. Пятнадцать полных лет, даже больше.

– За эти годы ты хоть как-то наблюдал за деятельностью «Аквариума»?

– Вообще не наблюдал. Я могу сказать, что, наверное, не вспоминал вообще и при этом как-то удивлялся, что у нас случались перезвоны с некоторыми людьми – и с Борей, и с ребятами, – и общались мы при этом совершенно приятственно, и Суротдинов записывался у меня, Щураков тоже записывался у меня…

– Тогда расскажи, как свершился твой теперешний аквариумный ренессанс?

– Во-первых, очень странные вещи стали происходить за последние два года…

– С кем?

– Вот со мной. В плане того, что я одиннадцать лет не был на концертах «Аквариума». Да я вообще на них никогда не ходил. Если уж меня зовут на юбилейный концерт «Аквариума», то я подразумеваю, что иду играть. И вот однажды мне позвонила Катя Рубекина, администратор, – а я ее знаю дольше, чем она работает в «Аквариуме», – и спросила меня, не хочу ли я зайти на концерт. И я зашел, и это оказался концерт, когда впервые играл Титов после возвращения из Англии. И когда впервые вернулся Гончаров.

– Какой это был год?

– Наверное, 2007-й или даже попозже… И я как-то… чего ж, думаю, зайду. И она мне билет дала, и я сел в зал. И меня Катя спрашивает потом: «Как дела?» А я говорю: «Как было, так и было»; Титов на сцене, Гонщик за пультом, я узнаю некоторые свои соло, которые переигрываются в некоторых вещах, и было сыграно несколько песен из того периода, когда играл я. Потом мы стали общаться с Сашкой Ляпиным, какие-то концерты с ним играть, а до этого мы с ним никогда вместе не играли, потом Сева пригласил – давайте поиграем вместе с Ляпиным, – потом Файнштейн, потом еще кто-то, и получилось, что за последние годы я поиграл по отдельности с разными людьми, не говоря уже о том, что и с Щураковым в его проектах я не играл, но в моей музыке для фильмов он записывался достаточно много. Вдруг начал oщущать всех людей, которые вроде бы как бы из «Аквариума», что каждый из них самостоятелен, и исчезает это старое ощущение, что ты имеешь дело с конкретной группой. Ты общаешься с разными людьми. И я перестал воспринимать это как какую-то тусовку вокруг группы, есть набор совершенно самостоятельных людей… есть Борис Борисыч, есть Сева Гаккель, есть Ляпин, Файнштейн, есть ты, и у каждого из этого пучка выросла своя ветка. Я даже когда с Борисом общаюсь, то у меня возникает ощущение, что это другой человек. И как-то мы сидели, репетировали, играли какую-то старую аквариумную вещь, хотели ее инструментально сыграть, и вдруг Сева, который всегда такой принципиальный и играет до конца, остановился и говорит: «Слушай, а наших там больше, чем здесь».

– Что он имел в виду?

– А я так понимаю, что людей, игравших в «Аквариуме», очень много, целый состав. И он своими словами где-то подвел черту, потому что все, ты не воспринимаешь это как какую-то тусовку, пусть и в хорошем смысле – клубную или рокерскую, – нет, она уже стала совсем другой. Боря – да, понятно, что он легенда, и он другого масштаба, – но ты не можешь думать о том, что человек – легенда, когда идешь с ним на сцену, ты играешь просто с партнером. И что вот этого партнера я знаю, что он прочный и всегда идет до конца. И что это человек, который делает. И есть многие музыканты, с которыми я могу выйти играть на сцену. Не иду я играть только с теми, в ком чувствую слабину и неуважение к партнеру. Или он не до конца идет, вроде бы как ему и хочется сыграть концерт, но вроде и не хочется и он сдаться готов.

– Первый раз после многолетней паузы я увидел тебя на сцене и услышал, как ты играешь, во время второго концерта весеннего во дворце Белосельских-Белозерских, и я был в самом деле в хорошем смысле потрясен тем, как ты играл и что даже в давно знакомые мне аквариумные песни ты внес свои, индивидуальные элементы исполнения, которые в самом деле сделали эти композиции, их звучание еще более удачными и эффектными.

– Дай Бог.

– Ну и потом все это стало продолжаться, и были концерты и туры. Но вот сейчас у группы немножко другая стадия…

– Да, мы все так это и воспринимаем. Вот Боря руководит своей жизнью, и, фактически, это все и есть его деятельность, его концерты. Если он хочет записаться с пятью музыкантами в Англии или с тремя в Японии, то есть это ровно то, как если я хочу сделать какое-то свое кино.

– Ты так часто говоришь о кино, о «своем кино», что поневоле возникает ассоциация, что ты кинорежиссер.

– Ну это как-то естественно происходит, когда ты годами в этом живешь, у меня за последние годы, начиная с 1997-го, вроде и не было меньше двух-трех проектов в год. Причем параллельно. Живешь постоянно в этом мире кино, и из-за этого я людям и говорю, что не могу вписываться в концертную работу, потому что я вас подведу.

– Но с «Аквариумом»-то вписался?

– Я вписался, потому что… в общем, тут была такая, конечно, хитрая ситуация: потому что в тот момент, когда после долгой паузы два режиссера, два моих друга, Карандышев и Вилединский, вдруг сказали мне, что кино запускается, и они сказали мне это в один день, я в ужасе, что у меня два фильма… Я вышел на улицу погулять с собачкой, и в этот момент звонит Боря и говорит: «Давай сыграем пару концертов». Я ему честно выдаю, что у меня два фильма и я их бросить не могу…

Алексей Зубарев. «Аквариум» в клубе «Джаггер».

2015 г.

– Насколько я знаю, Боб таких вот отговорок не принимает…

– Я понимаю, что он не может их принимать… Ну, он говорит: «Это же не круглые сутки, это же не вечно». Я говорю: «Ну конечно, пару концертов сыграем». Хотя я уже понимал, что парой концертов не обойдется, что эти два превратятся в большее, но с другой-то стороны, я же понимаю, что он не на сто процентов уверен во мне, потому что не играл со мной пятнадцать лет. И откуда он знает, что будет…

– Я так полагаю, что после серии концертов последнего периода он стал уже более чем уверен в тебе.

– Опять же проблема! Я два последних концерта отыграл двумя пальцами!

– Почему?

– У меня отнялась рука! Вот я лечу ее сейчас, мы все уже в том возрасте, и все что угодно может быть… Сейчас, конечно, это наглость говорить, но дело в том, что действительно в силу обстоятельств, в силу смертности людей, не так много уже людей нашего возраста осталось… если раньше для Бориса, я думаю, было приниципиально, что у нас с ним есть пять лет разницы, и он по опыту чувствовал эту разницу, то сейчас эти пять лет стираются, и людей, в нашем возрасте способных концертировать, в общем, не так много, я вот хожу к остеопату…

– Ты ходишь к остеопату? Я тоже!

– Да, позвоночник – это дело такое!.. Я же сижу на концерте тоже не просто так, не только из-за педали, не могу стоять, я не могу выстоять теперь два часа концерт. Вот теперь можно вроде так по-хамски заявить, что вот нас уже так мало осталось, в этом есть определенное хамство, но в этом есть и правда, и к тому же мы стали умнее… я прекрасно помню, что когда я занимался кино в 1995 году, то для Бори это все было как красная тряпка… мои проекты, проекты щураковские… Мы отвлекались, мы что-то еще делали, понятно, что мало кого радует из лидеров, когда музыканты занимаются еще чем-то, но я даже знаю, что и ему приятнее работать с самостоятельными людьми. Да, все мы стали уже более самостоятельными, и у нас есть возможности работать… да, невеликие, у нас нету больших студий и колоссальных оборотов, да и ему, я уверен, приятнее работать с теми, кто что-то еще может сделать сам.

– Ты сейчас уже несколько месяцев после солидной паузы проработал с группой. Каковы твои ощущения от состава в целом, от новых песен, от старых песен в новом звучании, от саунда и даже от «Аквариума» как явления музыкального в нашем мире? Как реально действующий музыкант, что ты можешь об этом сказать сегодня?

– Вот у меня теперь все время в башке вертится, и это с первого дня, как мы поехали… я, конечно, поехал, волнуясь, но и достаточно спокоен был; конечно, все равно есть какой-то легкий мандраж перед любым выступлением. Но при этом я был во всех этих людях на сто процентов уверен, и все это происходило совершенно ровно. Меня немножко удивляло по-хорошему, я и не ожидал другого, но меня все равно это удивляло, – что он, Борис, умеет поддержать, создать новую атмосферу, сделать ее позитивной, у него существует количество наработок, когда, например, вдруг приезжает флейтист, и я понимаю, что у них уже есть своя очень накатанная линия, очень интересная. Потом появляются еще духовики – там еще одна линия, и тогда я понимаю, что у него все это время шел процесс. Да, он может быть где-то поменьше песен писал, возможно, новые песни вторичны по каким-то признакам, но процесс все равно у человека идет, и он все время в нем находится. И это редкая штука! Никакой душевной лени нету ни на секунду! Можно обсуждать, можно спорить, кому-то не нравится, что у него голос сел, что он уже хрипит… Ну будет тогда хрипеть, как Джо Кокер, это совершенно неважно, у человека есть посыл, и никакого сомнения в том, что он делает, у тебя нет ни на секунду. Мы идем на сцену, и мы только чувствуем – есть у тебя желание с этим человеком работать… Естественно, мы в данной ситуации работаем не на первом плане, но при этом все уже опытные и играют с ним достаточно давно, и мы все прекрасно понимаем, где нужно проявляться, где смелее нужно играть, где аккуратнее, как нужно играть новую вещь и как следует играть песню старую, где нужно поосторожничать… все-таки опыт свое дело делает, и где-то не хватает иногда первого порыва, зато ты имеешь набор решений, и если не работает первое, второе и третье, то работает четвертое. Все достаточно опытные люди, и эти четыре человека, даже если им не называть тональность и не говорить какая вещь, то они все равно не остановятся, и не растают на сцене, и не растеряются. Потому что все эти люди выходят на сцену для того, чтобы играть, для того, чтобы работать с партнерами.

Сергей Щураков, 1989 г.

– Но самое ценное, что публикой все это по-прежнему воспринимается на ура!

– Да. Но я считаю, что тут на девяносто девять процентов успех весь Борин, ну а наше дело – как бы не провалить игру, вовремя почувствовать, в какую сторону он двигает, и соучаствовать в этом чуть больше, чем на один процент. Не бояться проявляться самостоятельно, но при этом понимать, что есть специфика определенная, не надо забывать, что есть определенное восприятие этой музыки и этой культуры, и если мы сегодня вчетвером не можем показать тот полный набор звучания, который отзывался бы в душе старых аквариумистов, то нужно и в его сторону сделать определенный реверанс. Мне сейчас с Борисом играть в сто раз легче, чем прежде.

– И интереснее, наверное…

– И интереснее! Потому что у меня за эти годы чисто композиторский опыт накопился, и уже, слава богу, я перестал к своей музыке относиться дико ревниво, и относишься к ней как к материалу, и уже понимаешь, как ее надо кромсать, и поэтому совершенно не боишься пауз, молчания и вот что здесь вот можно пойти по пути совершенно третичного-вторичного, уйти на двадцать восьмой план… то есть ты работаешь как человек, имеющий опыт композиционный. Но при этом ты можешь и расслабиться, и поиграть совершенно свободно, как гитарист оторванный или как гитарист в ансамбле. Это уже сейчас стало многое возможно – уже есть персонал и звук, может быть, он не идеальный, но за ним следят. Мы же работаем по-сырому, по-живому.

– Мог ли ты представить себе много лет назад, когда начинал сотрудничать с «Аквариумом», что когда-то, на каком-то витке времени эти вещи, про которые ты мне сейчас говоришь, станут реальными, и что это будет на самом деле происходить, и что станет не то чтобы легче, но как-то более совершенней работать, ну и что все это вообще возможно в наших условиях? В российских, в питерских, в аквариумных? И себя в такой ситуации?

– Нет, я представить даже не мог, я мог бы об этом только мечтать, наверное, я очень рад, что так вот все происходит, я каждую секунду радуюсь этому! Слава богу, что судьба подарила тебе такие месяцы и такие годы, когда ты имеешь шанс сыграть не два концерта в месяц, а пятнадцать или десять. Это все-таки уже организация – понятно, что это не филармония, это просто такой нормальный подход к организации дела, и что это серьезный дух серьезного человека… со своими «аквариумными» ляпами, потому что «Аквариум» не был бы «Аквариумом», если бы мы где-то там чего-то не пропустили, но это все совершенно нормально

– Но ведь и многие «ляпы», ежели они и есть, они как бы не локальные «ляпы», они такие производственные…

– Они могут быть и производственные, и локальные… понятно же, какова атмосфера в группе, что она заряжает и техников.

– Атмосфера в группе тогда и теперь?

– Мне кажется, что все стали и добрее, конечно, и позитивнее. То есть все больше радуются тому, когда что-то происходит правильно, и более сконцентрированно стараются преодолеть какие-то проблемы, если они есть. Даже минимальные. Но ведь все уже опытные люди, которые понимают, что у всех очень субъективный взгляд, и все хотят, чтобы у каждого его субъективное было соблюдено, и чтобы все это работало, и при этом мы все понимаем, что какую-то мы все вместе делаем эту штуку и что каждый в нее вкладывается. И это влияет, и понимание уже появилось. Я иногда наблюдаю у музыкантов помоложе, которые приходят – это есть ощущение, что вот я пришел, и что я вот буду тут первый и главный… часто наблюдаю, как у молодого человека мелькает, и это не минус, это плюс, но при этом он немножко идет не в резонансе с людьми, которые… ну, в общем-то, мы тут свою музыку уже нашли…

– И что другой дороги-то уже нет…

– Другой-то нету, да. Я же прекрасно понимаю, что это не тот былой взрыв момента выхода «Аквариума» в мировое пространство, совершенно не тот. Мы уже идем по какой-то дороге, пытаясь сохранить вещи, которые идут, и участие мое, и каждого из нас – оно такое: сколько ты можешь, столько ты и делаешь. И ты никогда не сделаешь больше, чем тебе будет дано здесь, но тут халявить нельзя, то есть это твоя роль, рамки небольшие, но ты можешь и это просрать, если будешь неправильно действовать, а можешь испортить тем, что будешь перехлестывать. В девяностые годы многое происходило с невероятным перехлестом, я хуже знаю, естественно, тот период ранний, вот перехлесты я помню, как Дюша говорил на каких-то репетициях… И Сашка Ляпин тоже… вот эта атмосфера перехлеста, она была явно и в раннем «Аквариуме», и в девяностые годы, когда каждый пёр со своим пониманием «Аквариума» до беспредела вперед. Я, может быть, чуть раньше других стал заниматься композиторско-организационной работой по своей музыке, я играл с разными авторами и чуть-чуть тактичнее старался сотрудничать с другими музыкантами. Серега Щураков очень тактично это всегда делал, невероятно скрупулезно, понятно, что то же самое было и у Севки, но он всегда немного перехлестывал со своей въедливостью. Щураков, я думаю, был фактически таким идеальным музыкантом, но чуть меньше был импровизатором, наверное, что всегда в «Аквариуме» требовалось. Хотя и умел. А вот я всегда старался чуть-чуть мягче это делать, у меня было свое представление, я его высовывал, но я сначала очень реагировал болезненно, но потом как композитор понял, что нужно вовремя врубиться, где ты правильно предлагаешь и когда ты не вовремя это делаешь. Что вот сегодня просто не тот момент и что группа есть группа, при этом надо понимать, что мнение Бори, оно весит как минимум два голоса. Хотя группа – это живой коллектив, и каждую секунду может произойти что угодно. Но и возраст. Возраст. У людей есть опыт, и они работают. На гастроли ездят уже дедушки: Гонщик ездит с ребенком, Рубик бегает по утрам, люди занимаются фитнесом, я пишу параллельно музыку, перед концертом сижу, Боря пишет свои передачи, иногда на ходу, чуть ли не в автобусе, Рубик эти передачи монтирует, потом мы еще смотрим концерты, смотрим вместе кино, мы еще выпиваем водку, но при этом если в семь утра надо ехать – значит, в семь утра надо ехать, а если в семь вечера мы играем концерт, то мы играем концерт, и его надо играть с удовольствием и отчетливо. Все умеют это делать и играют, слава богу, более-менее уже научились.

Александр Титов: Пока есть силы, буду ездить!

Александр Титов опять стал играть в «Аквариуме». Непривычно и странно было увидеть его еще в сентябре прошлого года во время концерта в ДК Ленсовета и в других питерских залах – клубы «А2», «Грибоедов», БКЗ, – где он выходил на сцену вместе с группой, с которой так много, долго и успешно работал еще в прошлом столетии. Тит остался в Лондоне в 1996 году после гастролей «Аквариума» вместе со своей семьей, то есть это его решение не было спонтанным, и прожил вне России двенадцать лет. Но теперь его знаменитый безладовый бас снова звучит в наших краях…

– Какой тебе показалась Россия после того, как ты здесь оказался после многолетней паузы?

– Знаешь, может, я невнимателен, но мне показалось, что ничего не изменилось. Просто, видимо, мои глаза обращают внимание не на рекламы или ассортимент товаров в магазинах, а на лица и глаза людей, поэтому, в двух словах, лица те же, а бэкграунд заменили в «Фотошопе». Потом, я мало куда ходил, предпочитал проводить время с сыном.

– Расскажи про свою работу в Англии. И про музыкальную, и про другую.

– Я уже не вспомню всех групп, с которыми я здесь за эти годы переиграл. Из тех, которые выпускали записи, – GJ Hustler, Kinsman Clark, David Vaughan, James Wills and the Spills. В 1997-м был одним из создателей группы Karmakoma, о которой лестно писали английские журналы MelodyMaker и ComputerMusic. В 2003-м жил год в Германии и там играл в группax Attilaunddie Propheten и Larkin. В данный момент играю в блюзовом трио Texas Thunder с поездками по Англии и Европе. Естественно, на Западе приходится хвататься за все, я думаю, это ни для кого не секрет. В разное время я работал менеджером испанского театра, давал уроки гитары. В последнее время создал с партнером продюсерский центр и занимаюсь организацией записи русским группам в ведущих английских студиях. У нас есть связи в нескольких студиях, работающих в разных жанрах, и личные знакомства с инженерами и продюсерами. В основном мы работаем над сведением записанных в России фонограмм. Например, только что свели альбом московской группы «Звери».

– Твое теперешнее ощущение «Аквариума»? Ты много лет не играл в группе…

– Многие говорят мне, что с моим возвращением в группу она снова приобрела классический аквариумный звук. Я не прилагал к этому никаких усилий. Бобовские песни у меня в крови. Я эту программу даже не репетировал (живу на острове). Приятно, что после всех этих лет между мной и им до сих пор существует эта магия…

– В «Аквариуме» в последнее время нередко стали появляться на концертах западные музыканты. Означает ли это, что музыка группы может все же стать интересной для иностранной публики? Или все западные концерты проходят в основном для эмигрантов?

– Ну, больше не западные, а восточные. И это не важно. Где в России найти флейтиста класса Брайана Финнегана? Исполнительское мастерство и одухотворенность, большая редкость… Таких единицы. На западе, чтобы добиться широкой популярности, необходима реклама, которую могут обеспечить только крупные лейблы, т. к. это стоит огромных денег. Рекламой «Аквариума» на Западе пока никто не занимался, но та иностранная публика, которая попадает на наш концерт, с восторгом хвалит музыку и исполнение. То есть, несмотря на языковой барьер, их вставляет.

Александр Титов. «Аквариум» в клубе «А2». 2014 г.

– Ты в дальнейшем будешь работать и с «Аквариумом», и в Лондоне? Если да, то не сложно ли тебе будет это совмещать?

– Конечно, трудно. Но и интересно чрезвычайно. Пока есть силы, буду ездить!

– Твое личное мнение о новых песнях Боба, о его сегодняшнем творческом состоянии?

– Мои любимые песни на новом альбоме – «Неизъяснимо» и «Сокол». Я всегда восхищался его постоянным творческим поиском. Этот автор нас всех еще не раз удивит!

Брайан Финнеган (Англия). «Аквариум» в клубе «А2».

2013 г.

– Твои самые интересные музыкальные впечатления последнего времени…

– Концерт в Альберт-холле. Я ощутил себя в центре огромного энергетического поля на сцене под куполом с рядами людей до самого потолка. Овация!!! Жизнь теперь можно смело делить надвое, до и после. Ни один стадион не сравнится с этим залом, его историей. Легендарное место!!!

– Россия как была, так и осталась страной, не сориентированной всерьез на рок-музыку? Так всегда будет? Если да, то почему?

– Любое явление культуры нуждается в питательной среде. Значит, эта музыка не совсем по сердцу нашему с тобой соотечественнику. Что у них нынче на слуху?

– Самое главное, чему ты научился, долго прожив в Англии?

– Хранить тайну и ничего не подписывать!!!