Текст книги "Интернет: Заметки научного сотрудника"

33. Поездка в США, 1974 год. Первые впечатления

27 июля 1974 года я сдал свой красный внутренний паспорт в иностранный отдел Минвуза СССР, получил синий заграничный, и на следующий день наша группа в составе 49 человек вылетела в Нью-Йорк. Среди нас были литовец, эстонец, армянин, грузин, остальные – славяне. Почти все – инженеры, физики, электронщики, специалисты по космической технике. Я был один из немногих представителей «академической науки». Точнее, нас, «академических», в группе было трое, оба моих коллеги были тоже с химфака МГУ, оба лет на пять – семь старше меня, один – специалист по аналитической химии, другой – кристаллограф. Больше химиков или биологов не было. Кстати, не было и ни одной женщины.

Поскольку большинство из нас перезнакомились уже раньше, во время инструктажей, то неформальные отношения в коллективе завязались без всяких барьеров, начиная с аэропорта, когда стало ясно, что мы вроде бы на самом деле улетаем. Видимо, по извечной российской привычке одна из первых тем обсуждения в малых группах – кто «дятел». Эта тема продолжала обсуждаться в течение первого месяца командировки, пока мы были еще группой, изучая английский язык в Принстонском университете. У нас был руководитель группы, инженер-радиоэлектронщик, такой же, как и все, по статусу, но назначенный Минвузом нести за нас ответственность. Должен же кто-то, как же иначе? Но он, по консенсусу, на роль «дятла» никак не подходил. Не подходил, и все тут. Хочу сказать, что, как ни поразительно это звучит, «дятла» среди нас, похоже, не было. Во-первых, вплоть до конца срока нашей командировки его выявить не удалось. Во-вторых, все мы вели себя – время от времени – настолько безответственно, что поводов для отзыва на родину было у большинства предостаточно. «Дятел» мог бы развернуться за милую душу, но в итоге ни к кому не было никаких нареканий, в том числе и при последнем визите в посольство в Вашингтоне, при отлете в Москву. Мы встречались с эмигрантами, что политически было совершенно неприемлемо. И даже приглашали их в гости в наше общежитие. Мы читали и обсуждали друг с другом «антисоветские» книги, которые были в изобилии в совершенно потрясающей библиотеке Принстонского университета. Мы ходили на неприличные фильмы, на которые нам ходить было заказано в ходе инструктажей. По логике инструктирующих, агенты ЦРУ должны были буквально поджидать нас у выхода из этих кинотеатров и начинать провоцировать и вербовать. Поэтому туда ходить нам было нельзя. В общем, если «дятел» среди нас и был, это был смирный дятел, который предпочел не стучать.

Итак, 28 июля 1974 года наша группа прилетела в аэропорт Кеннеди в Нью-Йорке, нас встретили, посадили в ожидающий автобус и повезли, ошалевших от первых впечатлений, в соседний штат, Нью-Джерси, в город Принстон. Мне запомнились два ярких впечатления. Одно – это как мягко шел большой автобус. Такого до сих пор ощущать не приходилось. Наши советские автобусы на дороге гораздо более жесткие. То ли дороги хуже, то ли рессоры не те. Скорее всего, и то и другое. Второе впечатление – это обилие света в ночи. Было уже темно, и наш автобус проносился мимо каких-то стеклянных кубов, стоящих посреди черной пустоты. В них находились люди. Видимо, это были придорожные кафе или что-то в этом роде. Дома были просто насыщены светом, они смотрелись ослепительно на черном фоне. Совсем не то, что лампочка Ильича или даже две в наших придорожных столовых.

Нас привезли, как потом оказалось, в студенческое общежитие в кампусе Принстонского университета. И опять сюрприз – нас поселили по одному человеку в комнату. Надо же! Мы-то думали, что поселят по три-четыре человека «в номер». Красота! Все комнаты затянуты светло-серыми коврами. Ничего себе студенческое общежитие…

Нам объявили, что завтра после завтрака будет экзамен по английскому языку, и отпустили спать.

Утром проснулся – и на улицу, прогуляться. Улицы, правда, не было, был то ли сквер, то ли парк между красивыми старинными зданиями Принстонского университета, увитыми плющом. У входа в одно из зданий стояли несколько человек разговаривая. Я прислушался и не уловил ни единого слова! Точнее, я слышал речь, но ничего не мог понять. Что за ерунда… Я прошелся мимо них взад-вперед, что-то якобы разглядывая на верхних этажах, и мои худшие опасения подтвердились. Я не мог понять ни слова. Более того, сама структура речи была совершенно незнакомой. Это был английский, но явно не тот, которому нас учили.

Удрученный, я побрел на завтрак – в кафетерий в нашем здании. Там уже группа наших ребят обсуждала, как будем жить, поскольку, как выяснилось, никто из нас местного английского языка понять не может. Судя по всему, нас учили британскому английскому, а здесь американский английский. Потом мы решили, что «британский английский» в нашем отношении – это сильное преувеличение, и все, что можно сделать сейчас, – это позавтракать и пойти на экзамен. А там будь что будет. Не отошлют же обратно, в самом деле. Пусть учат.

Первый завтрак был впечатляющим. Никакой «раздачи» в нашем понимании не было. Всё было упаковано в пластик, затянуто тонкой пленкой, вся посуда – из красивого пластика, ножи-вилки-ложки тоже пластиковые, и все это, вместе с пластиковым же подносом, после еды сбрасывалось в мусорный контейнер! Такое добро! Креста на них нет…

Нас собрала наш «гид», как мы ее сразу прозвали, и стала что-то рассказывать, часто употребляя слово «скеджюл». Что это слово означает, никто из нас не знал. Главным было сообщение, что в Принстонский университет нас привезли на месяц, до конца августа, учить английский язык по программе ESL, что означает English as a Second Language, то есть «Английский как второй язык». Закончив, она раздала нам листочки, на которых был напечатан план мероприятий на сегодня. Наверху было крупно напечатано – schedule, то есть «шедьюл». И тут кого-то из нас осенило: «Братцы, да она так “шедьюл” называет, как “скеджюл”. Вот оно, американское произношение. Это еще, наверное, цветочки… Правда, поскольку добрая половина нашей группы не знала и что такое «шедьюл», то на них отличие английского от американского языка впечатления не произвело.

Потом нас повели на экзамен. Сначала устное собеседование: «Уот из йор нэйм?» «Уэр ю кейм фром?» «Уот из йор профэшн?» Потом письменные тесты – грамматика, словарный запас. К концу дня нам объявили, что нас разделяют на три группы: бегиннеры, то есть начинающие, интермиди-эйт, то есть промежуточные по знаниям, и адвансд, то есть «продвинутые», передовики. В бегиннеры направили две трети всей группы, в промежуточные – человек десять, и восемь – в «продвинутую» группу. Мы между собой решили, что больше всего повезло бегиннерам, так как они начнут с нуля и получат систематические знания.

В Принстонском университете мы провели месяц. Уже потом, со временем, я все больше осознавал, сколько мы упустили там возможностей по части изучения языка. Но вокруг было столько сооблазнов, а язык, как мы полагали, сам собой придет. Целый-то год в Штатах! Это было обычным заблуждением. Язык сам собой не приходит. В Принстоне были потрясающие лингафонные кабинеты, в которых стояли магнитофоны с двумя дорожками: по одной дорожке шла речь диктора, на другую можно было самим наговаривать тот же текст и сравнивать по модуляциям с дикторским. Многократно стирая и записывая заново, можно было подгонять по модуляции почти до совершенства. А английский, как мы потом поняли, в огромной степени состоит именно из модуляций. Можно знать слова и выражения, и все равно тебя мало кто поймет, если «рисунок» языка не тот, к которому здесь привыкли. Мы же в лингафонные кабинеты почти не заглядывали, всегда находились какие-то другие дела. В первую очередь – совершенно великолепная библиотека Принстонского университета, одна из крупнейших в мире, с ее миллионами томов. Там не было столь привычного нам заполнения формуляров и последующей – после долгого ожидания – «выдачи» книг. Читатели просто шли в подземелья, к полкам, которые тянулись буквально километрами, и выбирали нужные книги или журналы. Там был совершенно бесконечный отдел русских книг, и было такое удовольствие, дрейфуя к нужной книге, по дороге ощупывать корешки бесценных томов, аккуратно выуживать особенно привлекающие внимание и тут же лихорадочно читать, где страницу, где главу, где всю книгу. На полках уже стояли брошюрки А.Д. Сахарова, тома А.И. Солженицына, включая «Архипелаг ГУЛАГ», и, конечно, несметное количество книг русского зарубежья. Вдоль этих полок обыкновенно и паслась наша группа вместо изучения английского.

Потом – танцы в нашем общежитии с местными студентками. Танцевали по обыкновению босиком, так было заведено. В этом что-то было. Правда, я тут же схлопотал относительно дружеское замечание нашего руководителя группы, что я слишком быстро приобщаюсь к американской культуре, танцуя босиком. На что я в тон ответил, что неприятеля надо изучать изнутри. Это звучало двусмысленно, но мы друг друга поняли.

В холле нашего общежития стоял телевизор, и мы смотрели все подряд – автогонки, конкурсы красоты, фильмы Хичкока, фильмы про Джеймса Бонда. Как-то мы пригласили в холл пару русских ребят, эмигрантов, по-моему, второго или даже третьего поколения. Они нас обучили смешным фразам на «ранглиш», то есть рашен-инглиш, типа «два гая файтуют на стрите». А потом один из них сел за рояль, и они стали петь старые русские песни, будучи уверенными, что мы их все знаем, и просили подпевать. Наступил полный конфуз. Оказалось, что мы в лучшем случае знаем первый куплет, а то и только первую строфу или отдельные слова. Эти ребята, которые родились в США, заткнули нас за пояс, играя на нашем поле!

В противовес нашим гостям американские студенты, которые жили в нашем общежитии, производили порой удручающее впечатление по части интеллекта и общего соображения. Как-то заглянул ко мне Дэвид – он жил в соседней комнате, а я в тот момент как раз закончил бриться. Дэвид похвалил электробритву и спросил, в какой стране произведена.

– Как где, – отвечаю, – в Советском Союзе. Дэвид страшно удивился и выразил сомнение, что Союз на это способен. – Послушай, фелла, – говорю ему, – а ты в курсе, что мы и спутники производим? И вообще, из какой страны первыми в космос полетели? Самолеты наши видел? А ты говоришь – электробритва.

– Ну, – говорит, – спутники и самолеты – это другое. Хотя ты прав, я как-то об этом не думал.

Правда, потом Дэвид спросил меня что-то о Думе 1913 года, о чем я имел весьма смутное понятие. Оказывается, ту Думу они проходили по программе Принстона, и в неплохих деталях. Тут уже настала моя очередь почувствовать неловкость.

Другой сосед, проходя мимо, увидел у меня в руках газету «Нью-Йорк Таймс» и отметил, что это лучшая в мире газета. «Бест ин зе уорлд». Меня эта безапелляционность несколько покоробила.

– А ты, – говорю, – «Правду» читал? Нет? Ну так что ж ты?.. Это уже потом я понял, что превосходную степень, которую часто употребляют в речи американцы, не надо понимать буквально. Когда говорят, что такой-то юрист «лучший в городе», это просто значит, что юрист очень хороший. Более того, когда с пристрастием начинаешь выяснять, что значит «лучший» и на основании каких критериев проводилось сравнение, обычно оказывается, что говорящий только того юриста и знает и им доволен. Это и есть «лучший в городе».

34. Поездка в США, 1974 год. Английский язык

Английский язык нам давали интенсивно. Каждый день была новая тема, и часто не одна. Денежная система в США. Радио, телевидение, газеты, журналы. Американские президенты. Политическая система США. Структура конгресса. Университеты Плющевой лиги. Американские штаты. Классификация кинофильмов по возрастным категориям. Американские идиомы. Отличие американского языка от британского. Как заказывать билеты на автобус, поезд, самолет. Как разговаривать по телефону.

О последнем подробнее. В класс входит преподаватель и несет девять телефонных аппаратов, соединенных параллельно. Один для себя, остальные каждому из нас. Одного из нас – за дверь, с телефоном. Типовое задание: вы в Нью-Йорке в автобусе забыли портфель. Ваши действия?

– Не знаю. А что делать?

– Подсказываю: обратиться в Lost and Found.

– А как?

– В любой телефонной будке есть справочник. Там есть телефон. Звоните. Начинайте.

– Хеллоу. Зис из Сергей Петров.

И дальше преподаватель начинает стегать Сергея вопросами. Автобус какого маршрута? Какого цвета портфель? Что было в портфеле? Когда это произошло? В котором часу? Когда вы обнаружили пропажу?

В разговорах по телефону нас тренировали правильно начинать разговор, правильно заканчивать. I would like to speak with, или I would like to speak to. Как звонить person-to-person или station-to-station, и в чем разница, и сколько нам сэкономит денег выбор правильного из этих двух вариантов. Как звонить по межгороду. Как звонить в кредит. Как звонить за счет того, кому звонишь.

Я получил домашнее задание: придя к себе в общежитие, позвонить в справочную Сан-Франциско и узнать номер телефона советского консульства в том городе.

– Откуда звонить-то?

– Там у вас на стене висит телефон.

– А деньги, сколько монет бросать?

– Справочная бесплатно.

Прихожу, нахожу телефон на стене. Набираю номер телефона справочной Сан-Франциско. Ничего себе, с восточного побережья на западное и бесплатно. Голос: «Кэн ай хелп ю?» Произношу по складам, что мне нужен номер телефона советского консульства. В ответ: «Тррррррррррррр», цифр десять, и трубку кладут. Чтоб они сгорели. Задание не выполнено. Неужели опять эту пытку? И сколько раз, пока не уловлю и запишу номер?

Вдруг телефон на стене звонит. Что за ерунда? Это же «уличный» телефон. Огляделся – в холле никого. Опять звонит. Снимаю трубку, ощущая сюрреалистичность ситуации.

– Хеллоу?

– Это вы сейчас звонили в справочную?

– Йес, ит воз ми.

– Извините, я слишком быстро продиктовала номер телефона. Записывайте. – И медленно диктует.

What a country!

А начались наши занятия так. В первый день в класс, где собралась наша подгруппа, вошел некто в желтой ковбойке и шортах, на вид типичный хиппи, и представился как профессор Билл Блэкстоун.

– Можете называть меня просто Билл. Шел всего второй день нашего пребывания в Штатах, и мы еще не очень привыкли к местных порядкам. Мы еще не знали славу Принстона как бастиона либерального высшего образования США, но уже начали чувствовать. Билл в шортах как-то не вписывался в привычный облик профессора. Между тем Билл взобрался на стол и угнездился там по-турецки, подобрав под себя ноги в довольно шаткой позиции. Я не выдержал, вытащил фотоаппарат, навел на Билла и щелкнул. Билл усмехнулся.

– Очень хорошо. Чувствуйте себя как дома. Давайте раскрепощаться. Предлагаю для начала рассказать русский анекдот, но по-английски, разумеется.

Мы переглянулись. Кто начнет? Я быстро просканировал в голове серию анекдотов, но ни один не подходил. Ни по содержанию, ни в основном по причине непереводимости. Тем более с моим языком. Судя по выражению лиц коллег, у них были те же причины. И вдруг меня осенило: есть один анекдот! Несложный, и словарный набор простой – рука, нога, глаз. Я поднял указательный палец. Этот жест я уже подсмотрел у местных. Билл одобрительно кивнул.

– Well, имеется дом в районе красных фонарей.

– Fun house, – подсказал Билл.

– О.К., фан хаус. И там имеется девушка, сидящая у телефона.

– Рисепшионист, – подсказал Билл.

– Да, рисепшионист. И вот телефон звонит. Там мужской голос.

– Ясно, что мужской, – слегка занервничал Билл. – Какой же еще? Ну хорошо, продолжайте. Начало хорошее.

– Йес, – говорит рисепшионист, – фан хаус на линии.

– Хай, – говорит голос. – Добрый вечер. Я бы хотел вызвать девушку к себе домой.

– Прошу прощения, сэр, но это невозможно, – отвечает рисепшионист. – У нас нет такого сервиса. Наши клиенты приходят сюда сами, ин пёрсон. Лично.

– Well, – говорит голос, – я бы хотел прийти, но не могу. Я инвалид. У меня нет ног.

– Хэндикаппд, – поправил Билл.

– Хотя можно и инвáлид. Продолжайте.

– Да, хэндикаппд. – О, ай эм сорри это слышать, – говорит рисепшионист. – Конечно, в таком случае мы пойдем вам навстречу и направим вам девушку. Можно мне спросить, какую вы предпочитаете – слим ор а стаки уан? Худенькую или толстенькую?

– Честно говоря, мне все равно, – говорит голос. – Я инвалид. У меня нет рук.

– О, ай эм вэри сорри это слышать, – говорит рисепшионист. – Тогда можно вас спросить: а кого вы предпочитаете, блонд или брюнет?

На этом месте Билл стал издавать странные клекочущие звуки. Я продолжил. – Понимаете, мне все равно, – сказал голос. Я же говорю, я инвалид.

Я слепой. И тут рисепшионист не выдержала.

– She snapped, – простонал Билл.

– Да, она снапд. Она воскликнула: сэр, послушайте, о чем мы с вами говорим? Ног у вас нет, рук у вас нет, глаз у вас нет… Так, может, у вас НИЧЕГО нет и девушка вам вовсе не нужна?

– Вот теперь вы меня оскорбляете, – сказал голос. – Чем я, по-вашему, номер набирал?

Раздался рев, и Билл рухнул со стола. Как куль с мукой. Я же чувствовал, что шаткая поза у него была.

Он упал на пол, но приземлился удачно, на руки. Подергавшись несколько секунд, Билл поднялся, объявил перерыв, сказал, что вернется через пять минут, и вышел.

Мне стало нехорошо. Я сразу понял, что он пошел докладывать начальству о моем неприличном анекдоте. Черт дернул меня за язык! Теперь могут депортировать. Как пить дать, депортируют. Надо же, на второй день! Стоило было лететь чёрт-те куда…

Я поднял голову. Коллеги смотрели на меня сочувственно. – Доносить пошел, – произнес кто-то. – Да, хреново. Сам спровоцировал, гад, и тут же побежал стучать.

– Да ладно, может, обойдется. Что они, не люди, что ли… Дверь открылась, и вошла директор наших курсов, довольно немолодая дама, в сопровождении Билла. Билл мотнул в мою сторону головой – вот он.

Прав я был в своих предчувствиях. Не обманули. Судьба, значит. Директор подошла ко мне.

– Билл мне рассказал про вашу стори. У меня есть вопрос: а у вас там, в России, телефоны дисковые или пуш-баттон, кнопочные?

Я не поверил ушам.

– Ротари, дисковые, – пробормотал я. Директор со значением кивнула головой, протянула руку и уважительно пожала мою!

Не депортируют! Когда директор вышла за дверь в сопровождении Билла, наша группа забарабанила в восторге кулаками по столам и устроила детский крик на лужайке. Не депортируют!

What a country!

35. Английский язык для взрослых

В ходе обучения ESL нам давали действительно интересный материал. До сих пор помню историю про четырех персонажей, которых звали Everybody, Somebody, Anybody и Nobody (Каждый, Кто-то, Любой и Никто). Им дали задание – выполнить важное дело, но они не сделали. История заканчивалась так: It ended up that Everybody blames Somebody when Nobody did what Anybody could have done. Нас учили разнице между get laid и laid off (где первое имеет активную сексуальную коннотацию, а второе имеет отношение к безработице). Еще нас учили занятным мнемоническим упражнениям, например как запомнить последовательность расположения планет Солнечной системы. Для этого была фраза «Many Very Early Men ate Juicy Steaks Using No Plates» («многие люди в старые времена ели сочные стейки, не используя тарелок»). Из этого складывалось – Меркурий, Венера, Земля, Марс, Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун, Плутон. Мы, естественно, спрашивали: «А как насчет “ate”?» Нам отвечали, хитро улыбаясь, что это – астероидный пояс между Марсом и Юпитером. Или говорили: «Ладно, вот другой вариант: “My Very Educated Mother Just Served Us Nine Pickles” (“моя очень образованная мама только что подала нам девять огурчиков”)».

Еще – для запоминания Великих озер на севере США нам давали правило: слово HOMES. Оно кодировало названия озер – Huron, Ontario, Michigan, Erie, Superior. Для запоминания первых десяти цифр числа «пи» нас научили следующей фразе: «Now I have a novel procedure to really learn pi» («теперь у меня есть новый прием действительно выучить число пи». Получается 3,141592652. Хотя там, по-моему, последней (при округлении) должна стоять цифра 3. Мне, впрочем, с тех пор так и не пригодилось. Как и правило для запоминания первых пятнадцати цифр этого же числа – «How I want a drink, alcoholic of course, aft er the heavy chapters involving quantum mechaniсs» (Как мне хочется выпить, алкоголя, конечно, после трудных глав, включающих квантовую механику»). Нас учили разнице в словах breasts (с их анатомической и медицинской коннотацией), tits (с их ветеринарно-сексуальным уклоном) и boobs, что было вполне приличным, типа «перси» на архаичном русском языке.

Но этого принстонским лингвистам показалось мало. Нас решили обучить американскому мату. Этот эксперимент был первым в практике ESL, во всяком случае в школе Вудро Вилсона в Принстоне. По этому поводу там состоялось несколько заседаний с обсуждением этой революционной идеи. Вердикт был: надо обучить. Иначе они (это значит мы) не поймут современной американской литературы, кинофильмов, да и разговоров на улицах. Последующая наша жизнь в США показала, что эти резоны были совершенно правильными.

Нам прочитали две лекции по мату и выдали учебные пособия. Лекции были основательными. Лектор рисовал на доске анатомически корректные изображения и называл слова и выражения. Мы старательно конспектировали. В аудитории, помимо нас, сидели еще две дамы из преподавательского состава, и время от времени подавали голос типа: «Джон, ты забыл еще одно слово для описания pussy». – «Да, Бетти, – отвечал Джон, – thank you, I appreciate it». И поднимал еще выше уровень наших познаний.

Главных учебных пособий было три. Одно называлось «Fuck List», другое – «Shit List», третье было книжкой хорошего размера, в русско-английском исполнении. Книжка состояла из пяти частей. Часть первая – слова. Часть вторая – комбинации слов. Часть третья – изощренные вариации слов, которые бы, видимо, сделали честь любому боцману. Часть четвертая – частушки первых пятилеток. Этот временной период узнавался сразу, персонажи – тракторист, колхозница, трактор. Тракторист обычно приглашал колхозницу на экскурсию по осмотру трактора, ну и предлагал немного порулить. Это, так сказать, канва частушек. Часть пятая – сказки Афанасьева. Персонажи – поп, попадья, попова дочка, солдат. Тут уже про канву можно не упоминать.

На самом деле эта часть образования нам здорово помогла. Или, иначе говоря, не прошла даром. Потом, вернувшись в Москву, я на кинофестивале смотрел фильм «Пролетая над гнездом кукушки» с синхронным переводом. На экране возникало отделение психбольницы, и персонажи, судя по синхронном переводу, переговаривались, как в известном анекдоте: «Не перестанете ли, любезный Иван Иванович, капать мне на голову оловом?» А с экрана в зал неслось: «Ю, факин’ сановабич, тэйк йор факин’ хэндс офф май факин’ нэк»…

«Fuck List» был одностраничным, но емким пособием. Вначале давалась этимология этого достаточно популярного слова, и, как указывалось, это слово является «одним из самых интересных слов в современном английском языке». Описывалось, что это слово используется во многих грамматических категориях: как глагол переходный и непереходный (даются примеры про Джона и Мэри), как наречие (про Мэри), как существительное (опять же про Мэри) и как прилагательное (снова про Мэри). Там же приводились прочие примеры использования этого слова при описании fraud, ignorance, trouble, aggression, diffi culty, displeasure, incompetence, suspicion, enjoyment, request и hostility. Я мог бы дать все эти примеры, но только по заявкам читателей. Поскольку это пособие храню до сих пор, тридцать пять лет спустя.

Второе, краткое по форме, но тоже емкое по содержанию пособие представляло собой около двухсот вариантов выражений со словом shit. Мне особенно запомнилось своей парадоксальностью одно весьма вычурное выражение. Оно звучало так: May the bluebird of happiness make a shit on your birthday cake. Его в принципе можно перевести на русский, но я этого делать не буду. Скажу только, что в нем упоминается Синяя птица. Или, как говорят американцы, Синяя птица счастья.