Текст книги "Никель. Истории ледяных менеджеров"

Андрей Черницын, Анатолий Комраков
Никель. Истории ледяных менеджеров

© Текст. Андрей Черницын, 2019

© Текст. Анатолий Комраков, 2019

© Художественное оформление и дизайн. Андрей Сивицкий, 2019

© Оформление ООО «Издательство АСТ»

* * *

Благодарность

Эта книга стала результатом многомесячных усилий, и есть люди, которые заслуживают особой благодарности за помощь в появлении ее на свет.

Вот эти замечательные имена и фамилии:

Эльдар Ахмадиев, Андрей Беляк, Виктор Бородин, Вадим Зимин, Ирина Капышева, Анна, Артем, Екатерина и Нина Комраковы, Василий Комраков, Геннадий Комраков, Андрей Кудрявцев, Наталья Черепанова, Елена и Юрий Черницыны, Олег Шевченко.

Спасибо многим другим людям, которые верили в эту историю с самого начала и до конца. Отдельное спасибо Федору Черницыну.

Вместо введения

Эта книга – собрание историй о Норильске – самом феерическом городе Крайнего Севера, и компании «Норильский никель».

Авторы работали в «Норникеле» при пяти генеральных директорах. За это время они сделали корпоративный журнал, теперь считающийся библиографической редкостью, стали первопроходцами в деле объединения СМИ «большого» «Норильского никеля», сходили на пароходах компании по Северному морскому пути, записали и запомнили все необычное, что происходило вокруг.

В перелетах между Москвой, Норильском, Красноярском и Мурманском созревал и доходил до готовности замысел этой книги – «дембельского альбома» ледяных менеджеров «Норникеля» «золотой эпохи». Эпохи невероятных историй, известных бизнесменов и политиков, многие из которых вышли именно из «шинели» «Норникеля».

Мифы о компании и городе Норильске до сих пор живут и не перестают поражать воображение.

Эта книга – не История, а истории. Некоторых из них, может, и не было. Но они точно могли быть.

Глава 1. Занавеска из ладошек

Город под куполом

Некоторые считают его самым жутким местом для жизни, но на деле Норильск – город, который всегда мечтал (и мечтает). Понятно, о чем: о тепле. Например, чтобы весь город был под куполом и – никаких метелей. Чтобы подойти зимой в шортах к внутреннему стеклу (или из чего там будет сделан этот купол), прислониться носом, сделать занавески из ладошек и смотреть, как снаружи заметает. Норильские футуристы рисовали какие-то сумасшедшие проекты проспектов с цветочными клумбами, аппаратами по продаже газировки и улыбающимися людьми. Поразительно, но у «Норникеля» действительно были планы накрыть город куполом. И несмотря на то что пока дело ограничилось строительством крупнейшего за полярным кругом спортивно-развлекательного комплекса на 30 тысяч квадратов, в него удалось запихнуть целый аквапарк – единственный за полярным кругом (в стране, по крайней мере).

Вообще, по признанию многих, кому удалось побывать в Норильске, и самих норильчан, архитектуры в городе нет. Можно, конечно, восхищаться центральной улицей, которую, как и весь город, строили заключенные по проекту зэка, по счастью оказавшегося родом из Ленинграда, с хорошим вкусом и понятным желанием за казенный счет перенести в тундру кусочек родного города. Кстати, это тоже очень распространенный миф. Идеологу «ленинградскости», архитектору Непокойчицкому, удалось воплотить свои идеи только на трех площадях и одной улице, которые, впрочем, стали визитной карточкой города.

Хотя бы однажды побывавшие в большом городе, даже привычные к промышленным окраинам, все равно ничего особенного в них не найдут. Но в облике Норильска есть кое-что, цепляющее взгляд: особое брутальное уродство, эстетика мрачного и безобразного. Норильск как мужик, который не родился смазливым, ему суждено быть грубым и суровым.

Поцелуй Иуды

Невероятно интересный вопрос, который до сих пор остается в подвешенном состоянии: «Кто основал город»? Первым домом в Норильске считается изба исследователя Николая Урванцева. Его же по привычке называют первооткрывателем норильских месторождений. Хотя в свое время эту версию поставил под сомнение спецкор «Известий» Савва Морозов, внук известного купца.

На страницах второго – после партийной «Правды» – главного издания страны он писал об Александре Сотникове. В отличие от Урванцева, который происходил из семьи разорившегося предпринимателя, Сотников был сыном известного богатого купца, владельца медных и угольных приисков на Таймыре. Род Сотниковых был в то время очень влиятельным и авторитетным не только в купеческом сословии, но и среди коренных народов Севера. Урванцев дружил с Сотниковым, они вместе учились в Томске. Дружили близко. Урванцев даже перевелся с технологического факультета на горный, где учился его друг. Александр Сотников как мог поддерживал Урванцева, в том числе деньгами.

В сентябре 1918 года в Томске по распоряжению адмирала Колчака, бывшего тогда полновластным правителем Сибири, открылось учреждение геологической службы России – Сибгеолком. Геологический комитет стал логическим продолжением исследовательской работы Колчака, который, прежде всего, был полярником, ученым-океанологом и участником известной экспедиции Толля по Северному морскому пути 1900–1903 годов. Ко всему прочему, Колчак прекрасно понимал, что его армии требовался уголь, которым они рассчитывались с союзниками. Поэтому повторная разведка угольных месторождений на Таймыре и контроль Северного морского пути (СМП) были неотъемлемой частью политики адмирала.

В 1919 году Сибгеолком собрал экспедицию на Таймыр. Александр Сотников, находясь в то время на службе у Колчака, эту экспедицию возглавил. Отправился с ним в качестве помощника и его друг, Николай Урванцев. Но к возвращению экспедиции армия Колчака потерпела поражение, адмирала расстреляли. В 1920-м арестовали и Сотникова с Урванцевым. Несмотря на то что за Сотникова хлопотали, его расстреляли – советская власть не простила ему службы у Колчака. Урванцеву повезло больше – его помиловали. Какие обязательства за этот подарок судьбы ему пришлось принять на себя, никто не знает. Однако при жизни Николай Урванцев избегал разговоров о Сотникове и говорил, что его жизнь настолько трудна и сложна, что написать о ней можно будет только после его смерти.

Историю судьбоносной экспедиции в советское время перекроили, был написан «новый» сценарий освоения Таймыра. По новой версии, на Таймыр Урванцева направил не Колчак, а Ленин. Надо полагать, что Николаю Урванцеву за подаренную жизнь рекомендовали придерживаться «правильной» версии, где уже не было места славным именам Сотникова и Колчака. В своих воспоминаниях Урванцев так и написал, что Александр Сотников показал себя в экспедиции жадным и одержимым деньгами человеком и что никакой пользы от него не было. Иными словами, он отрекся от своего друга и лишил его доброго имени. Один наш современник в свое время встречался с Урванцевым в Питере. Он его описывает опрятным человеком, с большим и умным лбом. При разговоре Урванцев всегда наклонялся к собеседнику. Еще он носил большие стоптанные ботинки, но они всегда были идеально начищены. Говорил Урванцев с хрипотцой и негромко, мало улыбался. А в апреле 1983 года, на его 90-летнем юбилее, который для него устроил московский филиал Географического общества, Урванцев подошел к Ивану Папанину и поцеловал его, на что известный полярник после сказал, что это был поцелуй Иуды.

Расстрелы и Растрелли

Как только ни называли Норильск. И муравейником посреди вечной мерзлоты, и городом счастливых отморозков, и даже матрешкой. Когда здесь открывали месторождения, геологи уже точно знали, что руда полиметаллическая, содержит и никель, и медь, и платину с палладием. Но историю про купферникель здесь знает каждый школьник, а заезжие журналисты не могут обойтись без нее в своих репортажах. Вот она. Задолго до того, как был открыт в 1751 году никель, саксонские горняки тщетно пытались получить медь из руды, внешне похожей на медную. Ее назвали купферникель, что приблизительно означает «медный дьявол».

Норильск всегда был городом, который «обнесли проволокой», в который затаскивали людей (сначала буквально, потом – высокой зарплатой, жильем, другими социальными благами).

Восемьдесят лет назад здесь был ГУЛАГ. После смерти Сталина повеяло свободой. Сначала вышла амнистия уголовникам, что очень не понравилось политическим. Их недовольство привычно пытались сдержать расстрелами, но в мае 1953-го взбунтовался уже почти весь лагерь, забастовка продолжалась до начала августа, когда ее жестоко подавили, убив около ста и ранив двести человек.

Но все же началась оттепель (правда, быстро закончилась). Как ни странно, именно «севера» (с ударением на последний слог), едва освободившиеся от колючей проволоки, вдруг стали для многих местом свободы. Таймырский полуостров и Норильск предложили возможности внутренней эмиграции целому поколению, которому предстояло изменить историю государства. Чтобы стать международной голубой фишкой, норильскому металлургическому гиганту пришлось менять свой генотип, трансформируясь из лагеря в производственный форпост на Севере.

Города могло и не быть, он возник по случаю. Сначала на Таймырском полуострове появился никелевый завод. Стройку окружали бараки ГУЛАГа.

Большинство строителей, работавших тут с 1935 по 1956 год, – заключенные и военнопленные. В 1940 году в Норильлаге работали 20 тысяч человек, а к моменту смерти Сталина в 1953 году население Норильска составляло 77 тысяч, из которых 68 тысяч – заключенные Норильлага (официально статус города Норильск получил в 1953 году). Всего через лагерь прошли около 350 тысяч человек.

Большую часть из этого числа составляли политзэки – осужденные по печально знаменитой 58-й статье (контрреволюционная деятельность, антисоветская пропаганда). Был здесь и так называемый горлаг – для власовцев, бандеровцев, лесных братьев, с самыми тяжелыми работами и суровыми даже на общем фоне Норильлага условиями. Так что Норильск был одним из самых ярких образов «лагерной экономики».

Впрочем, был тут и так называемый соцгородок, там жили вольнонаемные. В какой-то момент стали думать, оставлять все как есть или возвести настоящий город. Начальник стройки и завода, генерал НКВД Авраамий Завенягин убедил Сталина, что надо строить. Из Ленинграда пригласили архитекторов, которые центральную часть города спроектировали очень похожей на Санкт-Петербург, где, как известно, творил итальянский архитектор Растрелли.

Хотя от Москвы до Норильска лететь четыре часа, жители северного промцентра до сих пор называют остальную часть России материком, как будто живут на острове. И они правы в какой-то степени: железная дорога тут только локальная, стокилометровая от Норильска до Дудинки. Там – порт, туда везут никель и медь, грузят на корабли и развозят по всему свету: сначала вниз по реке Енисей, а потом по Северному морскому пути: на запад – в Европу, на восток – в Азию. А пассажиров грузовики не берут. Пассажирам можно только вверх по Енисею, через четыре дня можно добраться до Красноярска (а там уж и железная дорога до Москвы: три дня без малого – и в столице).

Город Норильск получил свое имя от названия местных гор и реки. А они, в свою очередь, от «норила», которое Владимир Иванович Даль так описывает в своем «Толковом словаре живого великорусского языка»: «Шест с развильем, которым пронаривают невод подо льдом, в подледной ловле рыбы». Говорят, что этот способ ловли рыбы до сих пор в ходу. Хотя сами норильчане шутят: «Норильск – потому что ветер постоянно дует на рыло».

Во время Великой Северной экспедиции 1733–1743 годов Харитон Лаптев описал побережье Таймыра и отметил на карте реку Норильская, хребет Норильский Камень, Норильское зимовье. Слова «станок Норильское» появились на российских картах позже, в 1884 году.

Норильск расположен в азиатской части России, на юге полуострова Таймыр, на 69-м градусе северной широты. Норильский меридиан почти одинаково удален от Гринвича и линии перемены дат, это меридиан Калькутты и Красноярска. От Норильска до Москвы три тысячи километров, а до Красноярска – полторы.

Кроме того, Норильск – самый северный город в мире с численностью населения свыше ста тысяч человек. Российский Мурманск расположен на полминуты южнее. Оба города входят в пятерку самых северных городов на планете. В этой теплой компании норвежский Хаммерфест, Анкоридж на Аляске и столица финской Лапландии город Рованиеми.

По причине географической изолированности в Норильске отсутствует такое криминальное явление, как угон машин. Их просто некуда угонять: улицы и дороги есть только в черте города, а дальше – бескрайняя тундра.

Больше половины трудоспособного населения города работают на комбинате – легендарном «Норильском никеле».

Норильские жители генерируют собственное культурное пространство, не похожее ни на что. Только здесь могли догадаться провести выставку фотографий в руднике, на глубине одного километра. А один местный бульдозерист нарисовал картины с помощью своей многотонной машины, приспособив кисточку к ковшу.

Норильская матрешка

Норильск состоял как бы из трех частей, из-за чего получил еще одно название – матрешка. До того как стать городом, это был лагерь строгого режима. А внутри него были еще так называемые горные лагеря с каторжным режимом, выжить в которых удалось немногим. Еще одной составной частью матрешки был «социалистический город», где жили расконвоированные и вольнонаемные.

Сегодня многие считают ошибкой строительство в таком удалении и в таких сложных метеорологических условиях огромного города. А целенаправленные аресты сотен тысяч человек по надуманным обвинениям (которые были сняты после смерти Сталина) – это не ошибка, это преступление коммунистического режима.

Ошибкой, пожалуй, можно назвать строительство города фактически под нужды тех, кто получал освобождение, но оставался в Норильске, обзаводился семьей и детьми.

Проехав по городу и поговорив с одним-двумя старожилами, вы быстро поймете, что сформировало карму и внешний вид Норильска. Это не просто город горняков и металлургов и не просто памятник советской экономической модели. Весь этот город – памятник жертвам массовых репрессий.

Тут еще можно услышать страшные истории о тех временах. Однажды старый таксист вздохнул и сказал: «Косточки под домами, человеческие косточки». Оказалось, отец его погиб на фронте, а мать работала на строительстве первых каменных зданий в Норильске. Деревенская женщина, она не умела ни читать, ни писать, а ее посадили за контрреволюционную пропаганду. Она рассказывала сыну, как работали даже в пятидесятиградусный мороз, из «техники» были только кирка, лопата и пара варежек. Многие умирали прямо на стройке от холода и голода, их тела оставляли в котловане. Освободившись, мать этого шофера разыскала в детском приюте сына и осталась в Норильске навсегда, так как ехать ей было некуда.

Питер в тундре

В 1941 году в Норильске выпустили первый никель и кобальт, нужные для изготовления танковой брони. Накануне войны трудно было думать об архитектуре, о концепции развития города. Но, говорят, директор Норилькомбината, начальник Норильлага, будущий заместитель Лаврентия Берии Авраамий Завенягин был большим энтузиастом строительства города, и в итоге именно с его подачи Сталин принял решение, которое пошло вразрез с, как сейчас говорят, мировым трендом на вахтовое освоение месторождений в труднодоступных местах.

Так как зеленью Норильск не украсить – лютая зима здесь девять месяцев в году, Завенягин решил украшать его современными домами, а квартиры – ванными. «Чтобы человек, придя с работы, попадал в самые благоприятные условия, пусть у него будет уютное жилище, горячая вода, хорошая пища. Красота Ленинграда признана всем миром, будем искать архитектора-ленинградца…» – якобы сказал генерал НКВД, который после Норильского комбината занимался созданием ядерной бомбы. Летом 1939 года на Таймыр по личному приглашению Завенягина приехали из Ленинграда два архитектора – Лидия Миненко и Витольд Непокойчицкий, которые и стали застраивать Норильск по-растреллевски.

Городская легенда гласит, что никого Завенягин не приглашал, а велел арестовать архитекторов и привезти в Норильск в качестве заключенных. По другой легенде, контур Норильска, утвержденный в проекте 1940 года, напоминает очертания Соловецкого кремля. Мол, сверху тот и другой похожи на корабль. На Соловецких островах располагался еще один знаменитый лагерь – СЛОН (Соловецкий лагерь особого назначения). Перед войной СССР с Финляндией всех заключенных с Соловков убрали, и многие из них были переведены в Норильлаг. По легенде, кто-то из «соловецких» участников проектирования Норильска и передал городу свою память о предыдущем месте отсидки.

С Санкт-Петербургом Норильск роднит не только внешний облик. Город на Неве ставили по приказу царя, а Норильск – по приказу НКВД; столицу на болотах строил невольный люд, Норильск – тоже рабы-заключенные. Есть у них, конечно, и что-то общее в благородстве облика. На удивление похожи своей обветшалостью дома на нецентральных улицах. Санкт-Петербург называют культурной столицей России, а Норильск очень долго держал первенство в стране по количеству людей с высшим образованием на душу населения. Сходство двух городов еще и в том, что они похожи на кого-то еще. Санкт-Петербург называют «Северной Пальмирой», а Норильск – «Питером в тундре».

Есть и отличия, которые норильчане трактуют в свою пользу. У питерцев, как у большинства жителей Центральной России, есть пунктик: дача, загородный домик или кусочек земли для огорода на худой конец. Так как выращивать помидоры в тундре практически невозможно, в Заполярье дач нет. На этом основании норильчане делают вывод, что уровень их «духовности» повыше будет (по крайней мере, был в СССР), чем у жителей Питера.

Вазоны на зоне

После решения строить город тут быстро появились улицы, дома, школы, детские сады, дом офицеров НКВД, все остальное, присущее советскому городу.

Центральную улицу Норильска (как водится, имени Ленина), да и весь город, строили заключенные. Если вы ребенок промышленных окраин или хотя бы раз были в большом городе, ничего особенного в этой улице не найдете. Выходит она на площадь, где стоит управление комбината, чуть дальше – памятник вождю пролетариата, и открывается панорама на гору Шмидта (она же Шмидтиха), там был первый рудник (тогда – открытый; сейчас руду добывают с полуторакилометровой глубины в другом месте, расположенном в 60 километрах – в Талнахе).

На фотографиях сверху становится очевидным замысел архитекторов: дома стоят справа и слева от проспекта Ленина замысловатым лабиринтом, так, чтобы пронзительные ветры из тундры гасились в нем до приемлемых скоростей. Впрочем, это не всегда помогает, иногда пурга наносит во дворы снегу до вторых этажей, а по улицам идти приходится держась за протянутые веревки, иначе собьет с ног.

Архитекторам тоже приходилось приспосабливать творчество к борьбе со снегом и ветрами. Архитектор Чернышев, который проектировал здание местного Драматического театра в начале 1980-х, снабдил здание высокой крутой крышей, чтобы наверху не скапливался снег. Приметный скат принес театру неофициальное прозвище – «трамплин».

Улицы города пересекаются только под прямым углом. Так построен не только Норильск, но и другие «зэковские» города – Воркута, Кемерово. А еще так строили все «плановые», регулярные города, тот же Нью-Йорк, например.

Помимо питерских архитекторов внешний вид города определили и типовые проекты, в первую очередь панельное домостроение. С поправкой на вечную мерзлоту: коммуникации вынесены наверх, все дома стоят на сваях (всего в городе свыше 1,2 тысячи зданий, из них 1,1 тысячи – жилые).

Норильск – самый крупный город в зоне вечномерзлых грунтов. Индустриальные методы строительства и сплошная застройка по кварталам и микрорайонам в таких условиях впервые начата именно здесь. Первая инженерная мерзлотная служба тоже родом отсюда. Она строго следит за тем, чтобы пространство под домами проветривалось. В противном случае мерзлота оказывается не совсем вечной, оттаивает. Из-за этого дом может как минимум перекоситься. Как максимум – обвалиться, лишенный своего стойко-нестойкого фундамента.

Что касается внешнего вида, то основной городской стиль знающие люди определяют как сталинский неоклассицизм, плавно переходящий в хрущевский псевдоконструктивизм.

Перпендикулярно улице Ленина идут улицы (еще одна неожиданность) Советская и убитого коммунистического лидера Кирова. Когда после развала СССР во многих городах России начали возвращать улицам старые дореволюционные названия, в Норильске ничего менять не стали: никаких других названий и не было. Впрочем, проспект Сталина переименовали, а монумент вождю народов убрали. В 1990-м поставили первый памятник заключенным, и таких памятников теперь тут несколько.

Город и завод – одно целое. Только в 2016 году начали закрывать самое первое никелевое производство, которое дымило своими трубами почти восемьдесят лет. Но прямо в городе стоит еще старый медный завод, чуть поодаль – построенный в семидесятые годы Надеждинский завод. Руду поставляют из соседнего городка Талнах, который стоит на самых крупных в мире залежах с никелем, медью, платиной и палладием.

Так что «Норникель» здесь вокруг и всюду. Часто по старой памяти его так и называют – комбинат. Чтобы долго не объяснять вновь прибывшему, что вон те трубы слева – комбинат, и справа – тоже комбинат, а прямо по курсу и подавно, здесь говорят просто: все вокруг – комбинат. Когда-то предприятие дало жизнь этому городу, теперь оно продолжает поддерживать жизнь в этом людском муравейнике посреди вечной мерзлоты.

Сюр для фотографа

Виды здесь сплошь индустриальные и являют собой, скажем мягко, весьма суровую картину. Сотни фотографов со всего мира мечтают побывать в Норильске, но не у всех получается – миграционный режим жесткий, въезд иностранцев ограничен.

Но те, кто приезжает, очень часто выдают на фото примерно одно и то же: дым из труб, памятник Ленину, заваленные снегом дворы, женщин в заиндевевших меховых шапках.

Впрочем, иногда бывают «отклонения». Некоторые видят в Норильске самый сюрреалистичный город на планете, уникальное место, музей под открытым небом, где есть все, что может привлечь фотографа: артефакты, свидетельства времен сталинских репрессий, жители города. И все это, конечно, на фоне индустриального пейзажа.

Авторы не раз летали в Норильск с иностранцами, которые на Таймыр ехали первый раз. Ехали обычно за сказкой. Многие все четыре часа полета из Москвы болтали без умолку в предвкушении встречи с городом, где все, что ни возьми, должно быть уникальным, удивительным и самым северным: и драмтеатр, и телеканал, и даже мечеть (все это действительно в Норильске есть, и все законно претендует на звание самого северного в мире).

Экзотика поджидает гостей на каждом шагу. Особенно если полет зимой – то есть не в те три месяца, когда нет снега. Пилот объявляет температуру в Норильске минус сорок; первый глоток свежего, ужасно морозного воздуха. Эйфория еще не проходит на стоянке такси, где все бело, и снег, и заиндевелые машины, застилающий все вокруг, небывало густой, объемный и очень белый выхлоп из машин, словно пар из лопнувшей горячей водопроводной трубы.

Недалеко от аэропорта встречают два заброшенных многоэтажных, в инее, здания. Приходится объяснять, что это еще не Норильск. Здесь были казармы для военных летчиков. Был, соответственно, и военный аэродром. Советский Союз держал в этих местах огромный военный гарнизон, ожидая нападения США не со стороны Северного полюса, а с Чукотки.

Потом по дороге попадается поселок Кайеркан. Черный, несмотря на снег. Впрочем, снег здесь тоже бывает черным. Рядом расположена угольная шахта. Так зарубежные гости и бросаются писать про черный снег. О том, что черный снег и в Москве бывает, попутчику знать уже не обязательно. И о том, что в переводе с долганского языка название поселка означает «долина смерти», тоже.

Тут же бросается в глаза главная достопримечательность этих мест: все трубы наружу. Ведь все вокруг стоит на вечной мерзлоте, которая всю канализацию «выплевывает».

Картину дополняют черные дороги. Дело в том, что для борьбы с гололедом дороги посыпают гранулированным шлаком – отходом металлургического производства. Именно поэтому зимние дороги в Норильске радикально черного цвета. А еще есть городская легенда, что шлак этот содержит пусть немного, но все металлы, которые производит «Норильский никель», в том числе платину и золото.

В Норильске наружных труб еще больше, по верху проходят все заводские коммуникации. Больше иностранец ни о чем не спрашивает, но часто первая реакция звучит как: «Но здесь же нельзя жить!» Можно. Живут же. Просто надо понять, чем этот город влюбляет в себя. Но для этого сначала надо узнать, за что его ненавидят.

Помпиду и не снилось

У Норильска есть что-то общее с Парижем. Если вы видели Центр Помпиду, то поймете это сравнение: причудливое переплетение металла, труб, балок и стекла действительно дает основание называть Норильск арт-объектом. Просто это особенный арт-объект, помноженный на почти космический холод.

Все тепло-, водосети, пульпопроводы – все наружу. В Норильске расположен единственный в мире надземный газопровод. Его протяженность свыше 1,1 тысячи километров, производительность – 10–12 миллионов кубических метров газа в год. Из-за этого газопровода, который то идет вдоль дороги, то вдруг поднимается над автомобильным потоком и уходит в сторону, в тундру, у приезжих и может возникнуть ощущение общности Норильска с парижским Центром Помпиду.

Уникальный газопровод в Норильске не подключен к единой газотранспортной системе России, газ идет из расположенных на Таймыре месторождений. Руководители города в 1990-х годах опасались террористов. Во-первых, город «открыли», то есть въезд в него стал свободным. В СССР Норильск был закрытым, пограничным, городом, даже советские граждане свободно попасть туда не могли. В 1991 году въезд стал свободным для всех, но с 2001-го вновь появилось ограничение на въезд для иностранцев. А во-вторых, взрывчатку из зоны боевых действий везти не надо, вся добыча руды построена на обрушении породы за счет взрывов, так что на каждом руднике этого добра – завались.

Страх вызывала именно сама легкость, с которой можно было взорвать выложенные наружу трубы. Если бы это произошло в мороз за тридцать градусов, на восстановление системы понадобилось бы всего несколько часов. Не успеешь – весь город замерзнет.

Но и без террористов город пережил три страшные аварии на теплопроводах: в 1979, 1994 и 1995 годах. Тогда справились, но встал вопрос об эвакуации населения из города. Власти подсчитали: если вся авиация страны будет работать на Норильск и самолеты будут садиться и взлетать каждые полтора часа, понадобится двадцать девять суток на вывоз одних только детей и пенсионеров. А чтобы всех жителей вывезти – четыре месяца при полной остановке производства.

Когда шли боевые действия в Чечне, местная ФСБ не знала, что делать, потому что ни физически, ни технически не могла обеспечить безопасность всех трубопроводов. Любое повреждение трубы в 30–40 километрах от города, на трубопроводе, ведущем к ТЭЦ или в самой ТЭЦ, – и весь город мог замерзнуть.

Бывший мэр Норильска Василий Ткачев рассказывал, что писал в ФСБ служебную записку по поводу странной связи выступлений на телевидении журналиста Сергея Доренко с авариями: по его словам, после того как Доренко красочно рассказал о том, что город не подготовлен к зиме, вдруг сразу случился пожар на коллекторе, авария на ТЭЦ. Ткачев говорил, что мэрия даже подала в суд на Доренко, подключила целую группу юристов. Правда, инкриминировали журналисту нападки на мэра, которого тот якобы представил в репортаже крутым мафиози, «держащим» весь город в своих руках. Это, конечно, полная чушь, потому что власть в городе всегда принадлежала комбинату.

Позже Ткачев сел в тюрьму за взятку в виде нового, но скромного отечественного автомобиля по заниженной цене.

Интересно, что в русском языке словосочетание «размороженный дом» обозначает не «отошедшее от заморозки» сооружение, а то, в котором замерзшая вода разорвала батареи и водопроводные трубы.

Так вот, в Норильске число многоэтажных жилых домов с размороженной системой отопления в переходный период от социализма к капитализму измерялось многими десятками.

При капиталистах ТЭЦ модернизировали, дома отогрели, отремонтировали, почистили. Начали повсеместно красить их веселыми красками, чтоб не так уныло было. Здание аэропорта подсветили дискотечными огнями, стало повеселее.

Голгофа на Шмидтихе

Сегодня Норильск – это еще и памятник жертвам репрессий, хотя работа по восстановлению истории началась с 1988 года. Проводили ее общество «Мемориал» и Музей истории Норильского промышленного района.

В 1990-м на горе Шмидта, которую в народе называют Шмидтиха, появились первый крест и могила, затем – часовня. На следующий год в начале Ленинского проспекта установили доску в память обо всех политзаключенных, строивших город и комбинат. Еще годом позже поставили памятники своим землякам эстонцы, латыши и литовцы. А в 1996-м – поляки. Так на Шмидтихе сложился мемориальный комплекс «Норильская Голгофа».

Впрочем, единственным сохранившимся свидетельством существования лагерей являются руины Каларгона, одного из отделений Норильлага. Они расположены на полпути в аэропорт Алыкель. Сохранились узкие камеры, в которых можно было поместиться только стоя или сидя скорчившись. Это карцеры, где держали особо непокорных. Наружные стены здания обтянуты арматурной решеткой. Даже если заключенному удалось бы проделать лаз в камере, он все равно не смог бы выбраться через железные прутья, опоясывающие тюрьму с внешней стороны.

Принято считать, что на Каларгоне усмиряли (а то и расстреливали) наиболее опасных лагерных сидельцев: уголовников-убийц, непокорных политзэков и прочий опасный контингент. Начальник лагеря мог определить туда заключенного на срок до шести месяцев. Видимо, дольше на штрафном пайке протянуть здесь было невозможно.

Норильск vs Австралия

Основное отличие современного Норильска от заброшенных «городов-страшилок» и так называемых зон для сталкеров в том, что люди здесь живут вполне полноценной жизнью: работают, рожают детей, учатся, отдыхают. Если жители западной части России – те же москвичи или питерцы – предпочитают на отдых ездить на Черное море, в Турцию, Египет, то норильчанам гораздо ближе добираться до Таиланда, Вьетнама, Китая.