Текст книги "Смерч"

– Нет, дорогая, ты на себя наговариваешь. – Ахмед подошёл к стоящей у окна Валиде-султан и обнял её за плечи. – Я не представляю, чтобы кто-нибудь попытался сесть тебе на голову.

– Ошибаешься… – Кёсем улыбнулась странной улыбкой, её глаза сверкнули холодным блеском. – Не стоило ей перебегать мне дорогу. Глупышка…

– Кто? Одна из его хасеки[26]26
  Хасеки (тур.) – жена, родившая нескольких наследников.


[Закрыть]?

– Какая там хасеки! Обычная наложница, только слишком уж нравились Ибрагиму её 180 килограммов.

– «Нравились»? Что, в гареме её уже нет?

– Её уже нигде нет…

– Я не сомневался.

Ахмед попытался поцеловать Кёсем. Валиде-султан аккуратно отстранилась.

– Оставь… Не до того сейчас.

…Союз двух самых влиятельных людей в государстве был не случайным.

Долгие годы жизни потратила 15-летняя гречанка по имени Анастасия, чтобы пройти сложный и безрадостный путь от невольницы гарема до самой влиятельной женщины государства. Когда, будучи рядовой наложницей, пустив в ход всю свою красоту и обаяние, умноженные на природную хитрость и предприимчивость, она получила свой первый титул «Хасеки», к ней пришло понимание, что достичь максимально высокого положения во дворце Топкапы – в её силах. С этого момента её уже никто не мог остановить. Султан Ахмет I в ней души не чаял, называя её Махлейкер[27]27
  Махлейкер (тур.) – луноликая.


[Закрыть]. А родив ему семерых сыновей и пять дочерей, она стала для правителя самым доверенным лицом и советником. Постепенно погружаясь в решение политических проблем, Кёсем поняла, что огромный опыт интриг, полученный ею в гареме, прекрасно можно использовать в управлении государством, и неожиданно стала ловким дипломатом, помогая мужу султану Ахмету справляться с не всегда лояльными государственными мужами, заседающими в Диване.

Смерть Ахмета I и воцарение сына Мурада IV, при котором она, получив долгожданный титул Валиде-султан, стала регентом, заставили её задуматься о том, что ей нужна поддержка, так как чиновники, заседающие в Диване, то и дело пытались перехватить у неё бразды правления. Да и повзрослевший сын султан, получивший в народе прозвание «кровавый», всё больше её игнорировал.

Помогла закономерная кончина спившегося Мурада IV. Восхождение на престол ненормального Ибрагима вторично подарило Кёсем титул Валиде-султан и основательно укрепило её властные позиции. Много усилий потратила она, чтобы убедить Ибрагима казнить великого визиря Кара Мустафу-пашу. Следующий великий визирь, Султанзаде Мехмед-паша, не пожелавший сотрудничать с нею, так же неожиданно расстался со своей должностью, в результате чего важнейший государственный пост великого визиря занял Ахмед-паша, оказавшийся достойным соратником могущественной женщины. Без её помощи Ахмед-паша сумел довольно быстро устранить с дороги важного сановника, хранителя султанской печати, так называемого нишаджи, прибрав к рукам и этот важный трофей. Борьба Валиде-султан по имени Кёсем за укрепление собственной власти увенчалась победой.

Кёсем и Ахмед-паша составили на удивление крепкий союз. Основой его, конечно же, было не только стремление к полноте власти и этническое родство (оба были греками по происхождению), но и тот факт, что довольно пожилая Кёсем хотя бы в конце жизни смогла, наконец, насладиться пусть не полноценным, но всё-таки свободным общением с желанным, относительно молодым мужчиной…

Беззвучной тенью в комнату проскользнул бостанжи-бей[28]28
  Бостанжи-бей (тур.) – начальник стражи.


[Закрыть].

– Они прибыли…

– Пусть войдут, – Ахмед-паша повернулся к Кёсем. – Извини я не предупредил…

– Мне выйти? – Кёсем направилась к выходу.

– Нет, нет! Наоборот. Мне бы хотелось, чтобы ты поприсутствовала.

Великий визирь жестом пригласил Валиде-султан присесть на софу, но она отошла к дальнему окну и принялась всматриваться в простирающееся за окном Мраморное море.

Тихо открылась золочёная дверь в кабинет, и вошедший дильсиз[29]29
  Дильсиз (тур.) – безмолвный слуга.


[Закрыть], пропустив перед собой двух женщин, застыл в ожидании распоряжений. Ахмед-паша жестом отпустил его. Задёрнув тяжёлую портьеру, слуга плотно прикрыл дверь и исчез.

Тишина, воцарившаяся в кабинете, оказалась настолько длительной, что Валиде-султан пришлось повернуться лицом к присутствующим, чтобы выяснить причину долгого молчания.

Великий визирь неподвижно сидел за столом, внимательно рассматривая вошедших.

В нескольких шагах перед ним стояли две женщины.

Ближе к двери, сцепив перед собой кисти рук, склонив голову и смиренно опустив глаза долу, стояла пожилая женщина лет пятидесяти. На полшага ближе к столу визиря, выпрямив спину, в напряжённой позе, не склоняя головы, но не поднимая глаз, стояла совсем юная девушка.

В одеждах вошедших, во всём их внешнем облике просматривались балканские черты. Девушка была в тонкой вышитой рубашке с пышными рукавами, поверх которой была надета курточка красного сукна с длинным, разрезанным по внутреннему шву рукавом, что давало свободу жестам её тонких рук. Её длинная широкая юбка была щедро расшита золотым орнаментом. Головку девушки венчала небольшая плоская шапочка с красным верхом, а воротник рубашки был застёгнут золотой брошью, в которой блистал относительно крупный бриллиант.

Вся одежда её, все тона и расцветки были гармонично подобраны, что подчёркивало достоинства её стройной фигуры и делало честь её вкусу. Тонкие черты лица, розового мрамора кожа, бесконечно длинные, опущенные ресницы, яркие, пухлые, тонко очерченные губы – всё это создавало образ чистоты и невинности.

Словно заворожённый, великий визирь не мог оторвать взгляда от удивительных черт юной визитёрши, обезоружившей его внезапностью своего появления.

Во всём облике юной феи читалось то, что ищут в женщине мужчины всего мира, – мягкость и женственность. Именно это увидел в невинном, представшем перед ним создании много повидавший на своем веку Ахмед-паша, человек, проживший большую часть жизни рядом с гаремом, который в последние годы благодаря усилиям султана Ибрагима превратился в рассадник похоти и разврата.

Под влиянием волшебства, источаемого девушкой, очарованный великий визирь вдруг вспомнил самый женственный и любимый цветок Востока и невольно прошептал:

– Лотос…

Услышав его шёпот, подошедшая Валиде-султан, окинув девушку цепким, оценивающим взглядом профессионала, медленно протянула:

– Да, уж… Ло-о-тос.

Очнувшийся от гипнотического действия девичьего обаяния и услышав угрожающие нотки в голосе Кёсем, Ахмед-паша смущённо пролепетал:

– Да? Ты тоже так считаешь? – и, обращаясь уже к гостье, спросил: – Как тебя зовут?

Услышав слова, обращённые к ней, девушка подняла глаза и взглянула в лицо визиря, заставив его в очередной раз задохнуться.

– Её зовут Розанда, – ответила пожилая женщина и, увидев удивление в глазах Ахмеда-паши, пояснила: – Она не знает вашего языка.

– А ты кто такая? Зачем приехала? Как тебя зовут? – за строгостью вопросов визирь старался скрыть лёгкую растерянность от красоты девушки.

– Меня зовут Ягмур. Меня послал князь Василий Лупу, чтобы я сопровождала Розанду. Обучала её турецкому языку и была толмачом.

– Ягмур… Турчанка?

– Нет… наполовину, – переводчица ещё ниже наклонила голову. – У меня мать болгарка…

Пока Ахмед-паша пытался познакомиться с прибывшими, Кёсем пристально рассматривала Розанду. Ей, пожизненно прописанной в гареме, не надо было объяснять, какие чувства охватили великого визиря при виде юной красавицы, что для женщины, в чьём сердце он в настоящее время занимал определённое место, было крайне неприятно. Не прошло и трёх минут, как могущественная Валиде-султан уже представляла, как в Босфоре тонет мешок с упакованной в него балканской красавицей.

– Так что же твоя воспитанница настолько бездарна, что не могла освоить нескольких фраз, чтобы назвать себя?

– Что вы, что вы! Она очень способная барышня. – Ягмур торопливо стала перечислять достоинства Розанды, которая молча смотрела в лицо визирю. – Для своих лет она очень образованная.

– Своих лет, – ухмыльнулся Ахмед – паша. – И сколько же ей?

– Декаекси хрониа… – Розанда впервые открыла свои уста.

– Оха!! Шестнадцать! – трудно было сказать, чем сильнее был потрясён Ахмед-паша – возрастом девушки или самим ответом. – Ты говоришь по-гречески?

– Да, да! – Ягмур принялась энергично кивать головой. – Княжна помимо родного языка знает греческий, латынь и церковнославянский, и кроме того много наук превзошла…

Ахмед-паша, всё ещё находясь под впечатлением, вдруг подумал о проницательности девушки. Ведь она могла промолчать в надежде на переводчика или заговорить на любом из упомянутых Ягмур языков, но она выбрала греческий, как будто знала, что великий визирь – грек по происхождению и в течение многих лет был камакамом[30]30
  Камакам (тур.) – представитель султана.


[Закрыть] в Афинах.

Воодушевлённый визирь заговорил с девушкой на греческом, который, как оказалось, она знала вполне сносно.

Предполагая, что перед нею стоит будущая наложница, Валиде-султан вспомнила, как в пятнадцать лет она оказалась в гареме султана, какой путь пришлось ей пройти, и вдруг ей стало жаль эту хрупкую, чистую девушку. Что её привело сюда? Как сложится её судьба в этом не очень весёлом месте?

Неожиданно Кёсем почувствовала, что она что-то пропустила. Да, она не обратила внимания на что-то важное. Что же это было? В то время пока она наблюдала за тем, как Ахмед-паша поедал глазами собеседницу, что-то прозвучало. Неожиданно бриллиант, сверкнувший на шее юной гостьи, напомнил Валиде-султан, что сопровождавшая Розанду Ягмур назвала её княжной!

Бесцеремонно прервав Ахмеда-пашу, увлечённо беседующего с девушкой, Кёсем строго спросила:

– Кто она?

– Дочь правителя Молдавского княжества Василия Лупу. Младшая дочь.

Кёсем внимательно посмотрела на молдавскую княжну. Розанда спокойно смотрела в глаза властной турчанки. «Или смелая, или глупая, она не понимает, куда попала и с кем разговаривает», – подумала Кёсем, а вслух спросила:

– Как она здесь оказалась?

– Я ещё месяц назад отправил в Яссы фирман о том, чтобы князь Лупу прислал заложника. Вот он и прислал…

Кёсем всё больше проникалась симпатией к девушке, как оказалось, заложнице.

– Почему он отправил младшую дочь?

– У него, кроме этой девочки, никого более нет. Был сын, но он умер. Старшую свою дочь Лупу выдал замуж за литовского князя Радзивилла, что, собственно говоря, и является основанием для заложничества. Этот брак не что иное, как его очевидная попытка сблизить Молдавское княжество с Речью Посполитой, в частности с могущественными литовскими династиями. Можем ли мы не реагировать, когда наш вассал постепенно выходит из-под нашего влияния? Последствия могут быть крайне неожиданными и неприятными. Заложник в подобной ситуации – самое верное средство.

Кёсем подошла к Розанде, взяла в руку шитый золотом рукав и, рассматривая затейливый орнамент, тихо спросила:

– Ты не боишься?

Ягмур перевела, и в ответ прозвучало:

– Заложница не наложница. Я так понимаю.

Пережив за свою долгую жизнь несколько дворцовых переворотов, будучи организатором сотен интриг, участвуя в мелких и больших заговорах, Валиде-султан никогда бы не подумала, что в её давно очерствевшем сердце вдруг шевельнётся чувство материнской нежности к совершенно незнакомой, чужой по религии, культуре и языку девушке, ничем, по сути, не отличающейся от нескольких сотен бездельниц, прожигающих свои годы в гареме в надежде, что через год или несколько лет на них снизойдёт божья милость и их осчастливит своим вниманием султан.

– Ты необыкновенно смелая девушка.

Ответ, прозвучавший через услужливо трясущуюся Ягмур, убедил Кёсем, что перед ней действительно незаурядная девушка:

– У нас «необыкновенными» считают только трусов, – спокойно ответила Розанда. – Все остальные честные и нормальные, а нормальному и честному бояться нечего.

«Боже, как ты наивна и чиста», – подумала Валиде-султан и добавила:

– Аферин… Кьямам[31]31
  Молодец… Я не обижу тебя.


[Закрыть].

* * *

Это был странный период в жизни Османской империи: время влияния случайных людей, фавориток ненормального, объятого похотью султана. Кёсем с досадой следила за тем, как наглые безродные девицы верховодят уже не только в гареме, но и при дворе.

Согласно специфическому вкусу полоумного султана, которого безумно возбуждали тучные женщины, всех невольниц, обладающих выдающимися габаритами, было приказано привозить в гарем, где им полагалось вести малоподвижный образ жизни и съедать большое количество сладостей. В результате гарем Топкапы был переполнен толстыми, бесформенными наложницами, вес которых варьировался от 115 до 220 килограммов.

Любимой наложницей и сводней Ибрагима была внушительная дама весом около 230 килограммов по имени Шекер Пара, которую он ласково называл «Сахарный кубик». Этот «кубик» то и дело оказывался замешан в различного рода интригах гарема, чем постоянно раздражал Валиде-султан, оставаясь недосягаемым для неё.

Появление во дворце молдавской княжны серьёзно озадачило Кёсем. Никто не мог сказать, как долго будет оставаться в заложниках юная Розанда, но оставлять девушку без присмотра Валиде, решившая стать её покровительницей, не хотела.

– Какое время ты собираешься держать её в заложниках? – стремясь оградить от «прелестей» дворцовой жизни юную княжну, Кёсем пыталась выяснить хоть что-то о её будущем пребывании в Топкапы.

– Не знаю, всё решает Диван… – Ахмед-паша безразлично пожал плечами.

– Диван… – Валиде-султан сумела сдержать раздражение. – С каких это пор Государственный совет решает судьбу какой-то девицы?

– Смею напомнить, – понимая, что сила закона на его стороне, Ахмед-паша ухмыльнулся, – что молдавская княжна – это заложница, и условия пребывания её во дворце очень сильно отличаются от режима содержания наложниц гарема.

– Не стоит напоминать мне то, что я прекрасно знаю. Я позабочусь о её пребывании здесь. – Валиде-султан примирительно улыбнулась. – Только я тебя прошу, пожалуйста, не показывай её Ибрагиму.

– Ты думаешь, он позарится на её косточки? – Ахмед-паша захохотал.

– Так уж и косточки? Я видела, как ты таращился на её прелести. – Кёсем покачала головой. – Ох, Ахмед, берегись…

– Ты меня ревнуешь. Я счастлив.

…Розанда была переведена во дворец. Охрана, сопровождавшая её из Ясс, была отпущена домой, с нею осталась только преданная Ягмур. В их распоряжении оказались две просторные, хорошо обставленные комнаты, а два евнуха-абиссинца, по очереди дежурившие у покоев, по первому требованию возникая, словно джин из бутылки, мгновенно выполняли любую просьбу. Безмолвный чашмигир[32]32
  Чашмигир (тур.) – подносящий яства.


[Закрыть], неслышно появляясь и исчезая, подносил серебряные подносы с яствами.

Условия, созданные для Розанды, были прекрасными, но удивить её роскошью было трудно, так как в Яссах для своей любимицы Василий Лупу создал условия не хуже. Пусть не подавали ей пищу на серебре да золоте, пусть не так вышколены были слуги, но там она была ДОМА, и это чувствовалось во всем: там была свобода, рядом были близкие и родные, там был родной воздух и даже солнце светило по-другому.

Однако шестнадцать лет – возраст беззаботный и неугомонный. Новизна, представшая перед взором юной княжны, сама архитектура дворца, его интерьеры, чужой, странно звучащий язык, непонятные порядки, манеры поведения господ и их слуг вызывали неподдельный интерес и желание всё больше углубляться в их изучение. Первое время даже зарешеченное ажурной решёткой окно комнаты неудержимо притягивало Розанду.

Когда стены комнат надоедали, она гуляла во дворе покоев Валиде-султан. К великому сожалению, эти прогулки только лишний раз напоминали девушке о её горестном положении заложницы. От такой жизни молодая, энергичная девушка вполне могла бы свихнуться, но Кёсем не зря сказала, что возьмёт пребывание молдавской княжны под свой контроль.

По составленному ею расписанию Розанда стала посещать занятия по танцам, музыке, игре на музыкальных инструментах, этикету. Искусство доставлять наслаждение мужчине тоже вошло в программу её обучения, так как мать турецкого султана была убеждена, что эта наука в будущем пригодится молдавской княжне. Весь комплекс наук преподавали молодым наложницам гарема, поэтому многие занятия Розанда, под наблюдением недреманного ока переводчицы и придворной шпионки Василия Лупу Ягмур, посещала вместе с ними. В шестнадцать лет связи возникают очень быстро, а юная молдаванка не была исключением, поэтому очень скоро она уже сдружилась с несколькими ровесницами, с которыми можно было немного пошушукаться.

Сераль Топкапы. Гравюра XVIII века

Совершенно по-другому пошла жизнь полонянки, когда Валиде-султан лично отвела девушку в библиотеку султана Ахмета III и, представив её старенькому, с выщипанной бородкой рузнамеджи[33]33
  Рузнамеджи (тур.) – секретарь, ведавший реестровыми книгами, выдачей бумаг и государственной библиотекой Топкапы.


[Закрыть], потребовала от него оказать молдавской княжне максимальное содействие в освоении всех наук, которые он посчитает нужными для того, чтобы девушка стала по-настоящему образованным человеком, акцентировав внимание старика на том, что торопиться ему не стоит, время у девушки есть. Последнее замечание весьма огорчило Розанду, решившую, что срок, отведённый ей для пребывания в Топкапы, придётся уточнить в любом случае.

С этих пор посещения библиотеки стали для девушки любимым времяпрепровождением.

Ежедневно в сопровождении двух евнухов-абиссинцев и неизменной Ягмур, выйдя из палат Валиде-султан, между Мечетью белых евнухов и Палатой личных пажей султана, по узкой аллее она входила в третий двор Топкапы и оказывалась прямо перед трехэтажным, увенчанным невысоким куполом зданием библиотеки. Библиотека, стоящая радом с Залом аудиенций, была окружена удивительным парком экзотических растений, достойных султанского дворца. Хотелось бесконечно гулять по аллеям этого чудного сада, дышать его упоительным воздухом, в чём и не отказывала себе юная заложница.

Самое большое удовольствие, которое могла позволить себе девушка, она оставляла на время перерыва, когда перед обедом поднималась на верхний этаж библиотеки, под самый её купол и подходила к окну.

В Яссах мама Розанды, Тудоска Бучок, рассказывала, что где-то на юге её родной Молдавии есть чудное место, где огромное красивейшее море уходит за горизонт, где плывут белые парусники, где летают белоснежные чайки и где можно хотя бы на время стать по-настоящему счастливым. На родине увидеть море ей не удалось, и вот сейчас, здесь, пусть через зарешеченное окно, пусть в чужой стране, но она увидела его и не могла им налюбоваться. Там вдалеке, за кронами деревьев, за крышей Палаты казны сверкающей синевой отливали воды Босфора, а справа, над Палатой кампаний, сразу за стеной дворца, лежало зовущее в даль Мраморное море. Любоваться этим великолепием Розанда могла долго, очень долго, пока за нею не приходила Ягмур.

– Красиво…

Розанда вздрогнула. Греческий язык прозвучал неожиданно. Позади неё стоял Ахмед-паша.

– Красиво, не правда ли?

Розанда испуганно молчала. За время пребывания во дворце она уже успела усвоить тонкости восточного этикета, правила поведения мусульманской женщины, тем более если эта женщина вынуждена проживать во дворце султана. Зная какого масштаба чиновником является Ахмед-паша, она уже сожалела о том, как вызывающе вела себя при первой встрече с ним.

Великий же визирь той встречи не забыл.

Изредка появляясь в Топкапы на заседаниях Дивана, или в Зале аудиенций, он взял за правило заходить в библиотеку султана Ахмета, и, странное дело, его визиты всегда совпадали с нахождением здесь молдавской княжны. Нет сомнения, что Ахмед-паша был хорошо информирован, где и когда она бывает.

Стоит ли говорить, что юная, хорошо воспитанная девушка, которую Бог одарил прекрасной внешностью, пришлась по душе великому визирю. Одного его взгляда, одного неуловимого движения бровей было бы достаточно, чтобы бостанжи[34]34
  Бостанжи (тур.) – охранники султана, выполнявшие широкий спектр обязанностей от палача до садовника.


[Закрыть] притащили несчастную заложницу к нему в опочивальню, но в отношениях с женщинами визирь был великим гурманом. Ему захотелось завоевать юную красавицу, заставить её саму шагнуть навстречу. Прошло некоторое время, и крупный государственный деятель, ловкий политик, превратив общение с княжной в игру сытого кота с беспомощной мышкой, сумел растопить настороженность и боязнь в душе Розанды, сделать всё, чтобы она смогла побороть страх и благоговение перед великим визирем, отчего их беседы со временем стали непринуждёнными и открытыми. Парча, роскошные изразцы, уникальная мебель, роспись разных эпох создавали прекрасную атмосферу для общения, а встроенные в стены фонтаны и родники своим шумом заглушали звуки их голосов, оберегая от подслушивания.

Известно, что хитрый лис свои охотничьи повадки не забывает до старости. Так вёл себя и Ахмед-паша. Неспешно беседуя с оказавшейся хорошей собеседницей Розандой об истории Османской династии, о самых ярких её представителях, он как бы невзначай ухитрялся отпустить изящный комплимент тем или иным качествам девушки. Делал это он неожиданно, вскользь и тут же продолжал говорить на отвлечённые темы. Эти незначительные, казалось, случайные фразы волновали девушку, лишали её покоя, порождая незнакомое доселе томление в груди.

– Извини меня, но у меня такое впечатление, что ты страдаешь от одиночества, – искушённый политик начинал издалека.

– Нет, нет, ваше сиятельство, – княжна не хотела, чтобы визирь подумал, что ей во дворце плохо или она чем-то недовольна. – Всё очень хорошо.

– Ты меня не поняла, – опытный плут продолжал ронять отборные семена в хорошо подготовленную почву. – Мне кажется, что у себя на родине ты оставила любимого человека и очень по нему скучаешь.

– Мне неловко признаться, ваше сиятельство, но это действительно так. У меня там остались родители, друзья. Но больше всех я, конечно, люблю отца и скучаю по нему.

– Ну вот, я опять неправильно выразился. Не скучаешь. Я хотел сказать – страдаешь… Я имею в виду твоего возлюбленного.

– У меня нет возлюбленного, – опустила глаза девушка.

– Оха! Удивительно! – Ахмед-паша в изумлении развёл руками. – Тогда я ничего не понимаю! Женщина способна выглядеть женственной и желанной, когда она находится в какой-то стадии любви – девичьей влюбленности, неразделённой любви или даже с разбитым сердцем. Но если нет возлюбленного, почему ты сейчас так красива?!

И всё!

Нескольких правильно построенных фраз было достаточно, чтобы молодое, готовое к первой любви неопытное сердце потеряло покой.

Медленно шло время. Ахмед-паша нечасто посещал библиотеку, и каждый раз, появляясь здесь, по глазам прекрасной заложницы видел, что она ждала его прихода. Они снова бродили по пустынным залам великого хранилища знаний, из которого при появлении великого визиря испарялись не только редкие читатели, но и преданная Ягмур и даже старенький хранитель рузнамеджи. Чем больше встречалась Розанда с Ахмед-пашой, тем ниже опускала она голову и прятала свои глаза.

– Мужчины любят скромных девушек, – прекрасно понимающий состояние княжны соблазнитель продолжал неторопливо раскачивать камни цитадели её целомудрия, – но скромность должна проявляться в меру и в нужной ситуации. Если ты, опустив глаза, будешь постоянно молчать, то вряд ли хоть один представитель сильного пола обратит внимание на угрюм-девушку. Я думаю, тебе стоит научиться быть разной. Для этого в арсенале девушки есть много граней, по очереди сверкая каждой из них, ты можешь приглянуться сильному полу.

Но бедную княжну уже не очень интересовало, сможет ли она кому-либо понравиться.

Значительно важнее для неё было слушать его мягко журчащий голос; околдованная его обаянием, она даже не слышала, о чём он говорит. Ей было приятно просто идти рядом с этим великим человеком или сидеть с ним на оттоманке в уютном, увешанном картинами зале. А после его ухода убегать в свои комнаты и весь вечер рассматривать подаренный им новый золотой браслет. Далее были упоительные ночи… Ночи, полные беспокойных снов, граничащих с гипнотическими видениями. Девичьи эротические фантазии рисовали неведомые ей картины из жизни гарема, в которых она пыталась оживить новые знания, полученные на уроках по искусству доставлять наслаждение мужчине.

Дворец Топкапы, по сути, был достаточно большим городом с мечетями, зоопарком, баней, оружейными палатами, где постоянно проживали около 50 тысяч человек. Здесь бурлила жизнь, происходили какие-то события, однако Розанда, сопровождаемая двумя слугами-абиссинцами и бдительной Ягмур, была далека от этого.

Однажды княжна вдруг поняла: во дворце что-то произошло. Казалось, что всё было как всегда, но поведение окружающих неуловимо изменилось. Разговаривать стали тише, создавалось впечатление, что все пытаются не привлекать к себе внимания и побыстрее спрятаться куда-нибудь.

В чём причина происходящего, Розанда узнала от знакомой наложницы на занятиях музыкой. Новость повергла её в состояние неописуемого ужаса.

Преданный похоти повелитель Османской империи султан Ибрагим 1 всё своё время проводил в плотских удовольствиях в гареме, где его оргии достигали эпических размеров.

В дворцовом саду, называемом «Охота», он часто собирал всех девственниц гарема, заставлял их раздеться, а сам, обнажённый, издавая жеребячье ржание, носился среди них и овладевал то одной то другой, брыкающимися и сопротивляющимися по его приказу… Но даже подобные развлечения не могли нейтрализовать посещающие его иногда вспышки неконтролируемого гнева. Так, однажды он чуть не убил своего малолетнего сына Мехмеда, будущего султана, швырнув его в бассейн.

В этот раз, заставив дворец Топкапы застыть в испуге и изумлении, Ибрагим развлекался в зале с зеркальными стенами, благодаря которым создавалось впечатление, что он совокупляется сразу в нескольких местах. Во время оргии Ибрагим не оценил или не понял невинной шутки какой-то из наложниц и обиделся. В результате 300 девушек – все, кто присутствовал в этот момент при случившемся, – по его повелению были утоплены в Босфоре.

Несколько дней Розанда не могла прийти в себя.

Она хорошо знала, что у неё на родине тоже проходят довольно частые казни, что её отец даже приказывал отрезать своим подданным молдаванам носы и уши. Но то были преступники, грабители и воры. А здесь?!

* * *

Случившееся стало ударом для матери Ибрагима Валиде-султан. Экстравагантный и вялый стиль руководства полоумного сына утомлял Кёсем так же, как он утомлял не только людей ближнего окружения, но и губернаторов провинций.

– Это надо прекратить… – прогуливаясь в саду, Кёсем могла быть уверенной, что их разговор с великим визирем не подслушивают.

– Что ты имеешь в виду? – удивлённо спросил Ахмед-паша.

– Пожалуйста, не притворяйся, будто бы не понимаешь. Он угробит нас всех!

– Угробит?! Да, кто «он», в конце концов? Кем ты меня пугаешь?

Прекрасно понимая, о ком идёт речь, ловкий визирь стремился, чтобы Валиде-султан сама назвала имя.

– Не стоит хитрить, изображая из себя наивного мальчика. Это тебя не спасёт. В конце концов, он не оставит в живых ни тебя, ни меня, – Кёсем зачастила громким шёпотом. – Ибрагим… да-да, Ибрагим! Ты это хотел услышать? Так вот, он своим руководством утомил и меня, и членов Дивана. Его действия губительны для будущего нашего государства, причём как во внутренней, так и во внешней политике.

– Ты права, члены Дивана, мягко говоря, не в восторге от его правления. Да и ближнее окружение тоже.

– А я о чём говорю? – её нервный шёпот превратился в злобное шипение. – Мы скоро лишимся контроля над правительством. Всё общество разрушено. Надо немедленно сместить его с трона!

Ахмед-паша сделал удивлённое лицо. Понимая, что прозвучавшее предложение было единственно верным выходом из сложившейся в стране ситуации, он, тем не менее, не хотел становиться организатором дворцового переворота.

– И подумай, в конце концов, о собственном положении, – Кёсем-султан круто повернулась и быстро исчезла среди садовых деревьев.

Разговор с Валиде-султан прозвучал для Ахмеда-паши серьёзным предупреждением. Он не задумывался о том, что ситуация сможет так быстро осложниться. Великий визирь знал, что среди губернаторов провинций он был чрезвычайно непопулярен, да и в самом Константинополе вызывал неприязнь. Всех злило, что Ахмед-паша слишком откровенно наслаждается роскошью, доступной благодаря занимаемому им положению. Зависть и злопыхательство придворных визирь считал мелкими неприятностями и плевать на них хотел, ведь практически не оказывая сдерживающего влияния на необузданное поведение султана, взамен Ахмед-паша получал его властную поддержку. Но отстранение Ибрагима от трона грозило великому визирю большими неприятностями.

…Испуганная, растерянная Розанда, обложившись фолиантами, сидела в библиотеке, ничего не видя перед собой. Всё, что она могла выплакать, она уже выплакала. Великое потрясение после казни наложниц оставило непреходящее оцепенение.

Уже несколько дней она не видела великого визиря. Утопая в роскоши Топкапы, в этой золотой клетке, не ведая ни в чём отказа, девушка не могла избавиться от мысли, что этот чужой дворец – изысканная, но холодная и мрачная тюрьма, а эфенди и беи, дильсизы и калфы, бостанжи и рузнаменджи, чашмигиры и евнухи – всё это выдуманные чьей-то воспалённой фантазией угрюмые персонажи какой-то злой сказки. Только великий визир был тем единственным, кто источал живое человеческое тепло.

И вот, наконец, он пришёл.

Розанда вскочила и, побежав навстречу великому визирю, упала в его объятия.

– Ты плачешь? Что случилось? – обняв девушку, Ахмед-паша гладил её волосы. – Тебя кто-то обидел?

– Когда? – спрятав лицо на груди визиря и всхлипывая, прошептала княжна. – Когда меня отпустят домой?

Отстранив от себя Розанду, визирь улыбнулся, вытер слёзы с её каштановых глаз и поцеловал девушку в пылающую щеку. Повисла долгая пауза, во время которой Ахмед-паша рассматривал лицо молдавской княжны так, как будто увидел её впервые. И вдруг, словно не услышав её вопроса, тихо заговорил.

– Ты как свежий цветок, созданный природой в момент, когда она была в самом лучшем расположении духа. У тебя нет недостатков, ты – пример идеальной женщины, в которой дивным образом совместились красота и доброта – самый редкостный и целебный шербет.

Сложно было понять, кто сейчас говорит: восточный льстец, ловкий политик, прожжённый сердцеед или поистине влюблённый мужчина.

Прозвучавшие слова сначала ошеломили девушку, но тут же она почувствовала, как оцепенение последних дней ослабевает, как расслабляются мышцы, тело становится воздушным, еще немного – и она взлетит.

– Твои удивительные черты притягивают меня как магнит и дарят надежду на чудесное продолжение нашей истории. Твоя искренняя доброта подкупает и обезоруживает, заставляя и меня открываться навстречу. Удивительное, совершенное сочетание прекрасного, и это всё ты…

Розанда теряла сознание. Она не могла поверить, что всё происходит наяву, что все прозвучавшие слова адресованы ей, беззащитной заложнице, и что произносит их самый, может быть, влиятельный человек самого влиятельного государства. Тем не менее всё это происходило в действительности. Великий визирь объяснялся в любви.