Текст книги "Берингийский мост. Или «Книга перемены дат»"

=======
16. ЭНЕРГИЯ

Зима. Мы допоздна сидим в центре города, в благосклонно предоставленном для экологических тусовок помещении Общества изучения Амурского края. Обсуждали горячую проблему – нужна ли Приморью АЭС в центре уссурийской тайги, если отходы реакторов с атомных подлодок тайком сбрасывают в океан, вызывая справедливое возмущение цивилизованного мира и неприятные публикации в престижных американских газетах. Перерабатывать отходы АЭС не умеет никто. Пора было ехать домой, на окраину города. Последний ледяной автобус с заиндевелыми стеклами тащится по гололеду битый час, сквозь кромешный мрак: огромный район города традиционно сидит без света – угольщикам выгоднее продавать топливо на экспорт, чем обеспечивать нищих соседей по стране. Такова жестокая логика капиталистического выживания. В призрачном сиянии звезд, бликах редких машин и окон, за которыми удалось зажечь свечку, добираешься домой. Лихорадочно, при коварно мигающем свете китайского фонарика, шаришь в ящиках столов в поисках китайского же газового баллончика – запустить горелку, согреть чаю. Отогреваешься, понимая, как опасна зависимость от привозного угля во времена приватизации, когда уголь выгоднее продать в Китай…

Отогревшись, шаришь вместе с женой в растаявшем холодильнике, заранее зная, что нет там ничего путного кроме оставшейся со вчерашнего обеда полпачки слипшихся пельменей да огрызка подсохшей колбасы, ухваченной как-то по удачному случаю. Остается шлифануть этот огрызок парой глотков неизменного и счастливо доступного кефира и расслабиться под приятную музыку диско из транзистора с пока еще живыми батарейками. Под музыку хорошо мечтается о том, как по всем ветреным берегам Дальнего Востока будут скоро наставлены мощные ветряки, чтобы снабжать электричеством поселки и города, утопающие во мраке без угля и мазута.

А когда наконец «дают» свет в доме и удается включить компьютер и даже запустить слабый Интернет, на электронную почту вдруг падает разосланный американским другом файл с впечатляющей картинкой – как светится наша ночная планета из космоса. Своеобразный портрет современной цивилизации, на котором сияют новогодними елками США, Европа и юго-восточная Азия. Неплохо светятся даже холодная Аляска и Норвегия, зато восток Сибири пребывает в девственном мраке…

========
17. СВЕТОЧ СВОБОДЫ

Всем, уже задумавшимся о судьбах уссурийской тайги, заповедных островов залива Петра Великого и об участии в выборах, жизнь предоставила свой, неожиданный и азартный шанс – путь во власть, в депутаты, чтобы самим решать, как жить дальше этой стране. А пока деловой график вольного журналиста и литератора приходилось делить между съемками фильма, поисками стабильной работы и кандидатской суетой с поездками по краю. И всюду, на встречах в дальних деревнях, с охотниками и гидростроителями, с геологами и партийными чинушами районного пошиба, с аборигенами и лесорубами, во взглядах и вызывающих репликах сквозила одна тема – народ невыносимо устал от партии, от ее фальшивого пафоса, и хочет во власти новых людей и грубой правды. К этому звали нас и новые политики из стремительно меняющегося телевизора, со страниц новых, беспартийных газет и первых свободных радиостанций. На встречах, где мы выступали перед избирателями на пару с партийным конкурентом по округу, его просто не слушали. «Ты прямо скажи – коммунист? – вопрошали из зала. – Ну так отдыхай, мы пойдем за журналиста голосовать, он нашу тайгу вернее защитит!» Так они и проголосовали, сделав меня депутатом.

…Наш путь через выборы лежал в великий и загадочный Гринпис. Под скрежет открывающегося железного занавеса и манящий образ все более материального Берингийского моста шустрые краевые чиновники создали Ассоциацию экономического взаимодействия со странами АТР, при которой сразу появилось журналистское подразделение с доступом к англоязычной информации. В кругах партийцев и писучей братии, зачарованной и озадаченной идеями гласности и открытости, витали немыслимые словосочетания и планы – открытие границ с Китаем, открытие Владивостока, забытые с 30-х годов прямые авиарейсы на Аляску, акционерные общества, частная собственность, товарные биржи, демократические выборы для всех, включая беспартийных. С улиц исчезали привычные и аккуратные стайки матросов, но появлялись диковинные и мощные иностранные машины с надписью PATROL, гордо дефилирующие промеж стихийных рынков по продаже всяческого барахла. В Доме ученых, в Географическом обществе все чаще собиралась научная и журналистская публика, чтобы обсуждать экологические проблемы региона и формировать новые гражданские сообщества. И среди этого каскада радикально новой жизни мы с компанией друзей – ученых и журналистов выделили для нас принципиально особо значимое: яхта Гринпис «Вега», прибывшая в Находку на очередной Азиатско-Тихоокеанский форум мира.

Иностранную яхту поставили под охрану пограничников у морвокзала Находки, но Форум был событием мирового значения, с множеством иностранцев, которых привозили автобусами в закрытый Владивосток на пленарные заседания и экскурсии. И у нашей группы англоговорящих активистов появилась возможность первых прямых контактов. Среди латиноамериканских революционеров и африканских борцов с колониализмом, тайком добравшихся до Находки через третьи страны, мы отыскали тех, кто был нужен – англичанку Фэйт Дохерти, лесного кампэйнера, и анти-ядерного Джоша Хэндлера из американского отдела Гринпис. Взахлеб слушали мы истории о реальных войнах героических защитников тропических лесов Амазонии, Индонезии и Конго, о драматической гибели гордого парусника «Воин Радуги», взорванного спецслужбами Франции на тихоокеанском атолле, о мирных акциях по всему миру против ядерных испытаний и вооружений, против сброса радиоактивных отходов в моря и коммерческого китобойного промысла. Все это звучало как волшебная сказка, бесконечно далекая от нас, но вдруг ставшая доступной.

И мы, лихорадочно расширяя путь к этой сказке, живописали свои истории об исчезающих популяциях дальневосточного леопарда и тигра, о планах уничтожения кедровой тайги в интересах гидростроителей и иностранных лесопромышленных компаний, о покрытой завесой военной тайны трагедии на атомной субмарине в бухте Чажма за год до Чернобыля. О, нам с этими вольными странниками морей было о чем поведать и что узнать друг о друге, и это обещало дела великие, громкие и яростные, напрочь сметающие пыль молчания с постаревшей страны. Образ парусника «Rainbow Warrior» с голубыми парусами, явленный на яхте «Вега» в фотографиях и видеороликах, сразу стал темой ночных грез и рабочих планов для нас с новыми друзьями Джошем и Фэйт. Точнее, это был уже не столько план, сколько стратегия для нашей Группы поддержки Гринпис во главе с профессором-геологом Борисом Преображенским.

Начинать нужно было со связи. В телефонно-дефицитном Владивостоке ни телекс, ни новомодный телефакс не давали возможности оперативно согласовывать детали задуманной масштабной акции Гринпис в Приморье с парусником. На подготовку ее, поиск средств и накопление необходимой информации у нас нужен был не один год, и нужна была принципиально новая система связи – электронная почта. Мы расставались с новыми иностранными друзьями, обменявшись телефонами. А пока в Крайсовете формировалась наша депутатская комиссия по экологии и природопользованию, в городе появилась первая система советско-американской связи по электронной почте через телефонные каналы – СОВАМ-телепорт, очередной «Берингийский мост», следом еще один канал в виде Лаборатории информационных технологий. И начала развиваться стремительно с появлением на рынке первых диковинных компьютеров и модемов. Революция проникала всюду – в технику, в души, мысли, манеры, планы, в магазины, банки и биржи, Словно меченый то ли Богом, то ли Люцифером, и обожаемый буржуями Горби открыл ящик Пандоры, и из него поперло во все стороны.

Наверное, та же пруха удалась и на долю гениального авантюриста Ульянова, брата террориста, почти век назад, когда он понял, что всякая революция это лишь сумма обстоятельств, денег и людей, готовых к жертвам и переменам. Экологический разворот в сознании всех социальных групп в России на рубеже 80-90-х был в этом смысле полноценной революцией. Гласность и немыслимые для России, единственные за века демократические выборы стали обстоятельствами. Нужные люди просто вышли из кухонь на улицы и стали говорить в полный голос. А деньги пришли во множестве форм, в основном в виде бумажных долларов, юаней, франков, марок и фунтов, вместе с пестрой армией иностранцев, заполонивших регион еще до его официального открытия. Владивосток словно вспомнил свой изначальный статус порто-франко и снова заговорил на радуге тихоокеанских языков на рынках, в кафешках, в автобусах, на улицах и на официальных переговорах в краевом Белом доме, где Крайсовету отвели пару этажей сдавшей свои позиции КПСС.

=======
18. КРАБОВАЯ ЛИХОРАДКА

«Спешно приватизированные армады устаревших, плохо отремонтированных сейнеров и траулеров на просторах морей от Берингова до Японского выгребают самое ценное в этих морях – краба. Лидируют в бизнесе сахалинские корейцы, используя открытые границы и давние семейные связи с Пусаном и Сеулом. Когда началась перестройка, кооперативы позволили Александру Муну взять в аренду сухогруз, ходить в Китай и Южную Корею за ширпотребом. Однажды пограничники наткнулись на тщательно припрятанные два ящика крабов вместе с фальшивым паспортом одного члена экипажа, и заодно – воровским «общаком».

К началу приватизации в рыбацкой отрасли Дальнего Востока делить было что. Рыболовецкие суда распродавались по цене металлолома. Одни «уводились» за границу, другие осели в частных фирмах под контролем «общака». Первый «эмиссар» от вора в законе Джема, теневого хозяина региона, отбыл из Комсомольска-на-Амуре на Сахалин еще в 1993 году. Камчатку взял под себя авторитет Шатен. Попытавшегося вклиниться в камчатскую «рыбодобычу» Яшу Бакинского боевики Шатена расстреляли в собственной квартире. Еще кровавее рыбный передел проходил в Находке – в ходе войны «общака» с чеченской группировкой город сотрясла серия заказных убийств. В Совгавани рыбная война завершилась убийством хабаровского предпринимателя Сергея Авакумова, после чего «НРК Коппи» Муна стала быстро крепнуть. Его суда ринулись на японский рынок, появился договор с компанией «Хиро Кикаку», которая снабжала рыбаков рациями – сообщать друг другу, куда направляются суда морской рыбинспекции. Так стремительно растущие браконьерские потоки минтая и краба устремились в Японию, а оттуда по всей Пацифике, включая Америку.

Сравнив таможенную статистику России и Японии по живому крабу, в Москве увидели разницу в 6 раз. Затеяли проверку через посольство в портах Отару, Румои и Вакканай. Оказалось: 97% российских судов в Вакканае сдавали японцам живого краба. И на всех, кроме двух, отсутствовали документы на его промысел. На запросы японская таможня молчала…»

Такие публикации в дальневосточных газетах были абсолютно типичны для рубежа тысячелетий, когда человечество, отряхнувшись от шока при виде рухнувшего социалистического лагеря, вдруг поняло, что капитализм и безграничная жажда наживы любой ценой отныне восторжествовали во всем мире, и стыдиться богатства, а тем паче презирать его более не нужно. Правильнее – обогащаться за счет природных даров, пока лояльность и снисходительность бывших партийных контролеров и надзирателей, переодевшихся в контролеров бизнеса, не стала стоить слишком дорого в твердой иностранной валюте.

=======
19. КРАЙСОВЕТ И ГУБЕРНАТОР

…Акционерное общество «Деловая информация – ДелИн» вместе с одноименной и впервые независимой газетой стало тем компотом нового общества, в котором варились и оттачивались самые странные и прежде фантастические идеи. Синергия опытных партийных функционеров и оппозиционных журналистов, жуликоватых предпринимателей и экспертов-международников, ученых-биологов, юристов и вольных художников материализовалась в публичные конференции, деловые переговоры и фестивали, выставки и бизнес-проекты. В них главной задачей у всех было завлечь на Дальний Восток как можно больше внимания и финансовых ресурсов из перенаселенного и технически продвинутого ближнего зарубежья – американского, японского, корейского, китайского. Впрочем, их и завлекать было не нужно, иностранцы всех рас рвались в регион сами, стремясь его понять, изучить, освоить и, конечно, использовать в своих интересах.

На одной из первых сессий Крайсовета, где рядом сидели адмиралы и комсомольские секретари, портовые бригадиры и врачи, районные училки и торгаши, журналисты, аборигены и академики, суждено было избирать краю первого губернатора, как бы «из народа». И наше сообщество ДелИн, проведя серию кулуарных консультаций в нужных высоких кабинетах, предложило мне выдвинуть кандидатуру приближенного к Ассоциации ученого-международника, выпускника МГИМО Владимира Кузнецова. Во времена, когда все мечты людей о светлом будущем были устремлены за границы края, в приманчивые и сытые миры капитализма, это было заведомо выигрышное решение. А для группы экологов, уже захваченной идеями Гринпис и великой акции в защиту лесов, «свой» глава региона, казалось, станет гарантией шумного мирового успеха и закрепления наших позиций в борьбе против таежной плотины, радиоактивного загрязнения морей и прочих эко-безобразий, которые еще предстояло оценить.

Кузнецов на трибуне Совета был великолепен – высок, самоуверен, грамотен и блистательно красноречив, описывая будущее открытого миру Приморья и самого Владивостока, который он гарантировал сделать официально открытым первым делом, едва заступит на пост. И тому были реальные предпосылки: в те же примерно дни в Москве команда Ельцина, отряхнувшись от попытки переворота, рассматривала кандидатуру однокашника Кузнецова Андрея Козырева на должность Министра иностранных дел России. И поскольку вся страна в те годы с вожделением и надеждой глядела на все более доступную и близкую Америку, ставшую пределом множества мечтаний, образ Берингийского моста обретал в глазах Козырева вполне реальные черты. Оставалось открыть для иностранцев Владивосток, куда одновременно рвались и китайцы, создать здесь консульство США и отправить консулом в Сан Франциско надежного своего человека.

Однако же, никто из нас не мог предположить тогда, что выдвижение кандидатуры губернатора Совету, оказавшееся успешным по итогам голосования, вовсе не обязательно обеспечит экологической депутатской комиссии какой-то особый режим благоприятствования в продвижении наших природоохранных инициатив. На деле все оказалось ровно наоборот: заступив в должность в крайне сумбурное и смутное для страны время, губернатор был вынужден предъявить народу и верховной власти что-то выдающееся, экономически яркое и политически перспективное. Избравший его пестрый депутатский корпус с радугой противоречивых интересов вовсе не гарантировал поддержки во всех затеях.

Вспоминается довольно анекдотичный случай: в холле здания, где администрация делила этажи с Крайсоветом, вытеснившим Крайком КПСС, были обустроены для депутатов и чиновников буфеты с разной снедью, какую в городе в те времена найти было непросто. И главное – цены были раза в три ниже обычных, неотвратимо притягивая женский персонал администрации, пока депутаты решали государственные проблемы. И один из депутатов-правдолюбов с трибуны Крайсовета предложил открыть доступ к буфетам всем желающим горожанам – чтобы, значит, по справедливости. Это было, как теперь говорят, в мэйнстриме: сам Ельцин восходил во власть в немалой мере на своей борьбе с привилегиями, легко, впрочем, забытой его семьей и окружением, как только он стал Президентом. Но чиновничий народ, к привилегиям за советские времена сильно привыкший, крамольного депутата окатил презрением: в лифтах Белого дома важные тетки с опустевшими сумками – все-таки неловко стало отовариваться в буфетах! – с ним не здоровались, а если и глядели, то с плохо скрытой ненавистью.

Ну а губернатору, которого дешевые пирожки явно не волновали, искать политически выигрышную инициативу особо не приходилось – она сама шла в руки. В конце восьмидесятых экологически активная и журналистская общественность Дальнего Востока была озабочена планами правительства отдать в концессию кубинскому лесозаготовительному предприятию группу массивов в бассейне удэгейской Самарги. Заодно в соседнем Хабаровском крае всерьез рассматривалась возможность организации лесозаготовительной концессии для американской крупной корпорации Вайерхаузер (Weyerhaeuser) в лесах граничащего с Самаргой Сукпая. Такие вот кирпичики в конструкцию нового Берингийского моста появлялись задолго до перестройки. Все это вызывало большую тревогу у советских людей, воспитанных на глубоком недоверии и опаске к любому иностранному вторжению на свою территорию. Усиливала опасения и приносимая американскими экологами информация о крайне разорительной практике Вайерхаузера для лесов и коренных народов в самой Америке. Все эти тревоги сразу выплескивались в газеты и на радио, так что и депутатам-экологам игнорировать их было невозможно.

Но это было еще не все. На вновь открытое Приморье положил глаз и крупнейший индустриальный гигант Южной Кореи, компания Хёндэ (Hyundai), которая занималась в разных регионах мира чем угодно – судостроением, гостиничным бизнесом, лесозаготовками и переработкой. Миссионеры из Кореи зачастили в гости к губернатору, и вскоре в информационное пространство ворвалась новая волнующая тема: совместное с Хёндэ лесозаготовительное предприятие на верхнем Бикине с устройством лесного порта в бывшем ГУЛАГовском поселке Светлая на севере края. К тому времени приморская лесопромышленная индустрия уже завершала приватизацию, и на ее руинах были сформированы два крупных холдинга. «Тернейлесу» достались в основном богатые арендованные лесные массивы на севере края с перерабатывающими производствами в Пластуне, а «Приморсклеспрому» – давно освоенные центральные и южные районы и крупные лесокомбинаты. Некоторую долю ресурсов и бывшего государственного промышленного пирога в виде остатков комбината в Лесозаводске получило специализированное подразделение «Тернейлесстрой».

=======
20. HYUNDAI И СП «СВЕТЛАЯ»

И вот, с воодушевлением приняв предложение корейцев вложиться в создание лесного порта в Светлой в расчете на ресурсы ельников в верховьях Бикина, губернатор дает зеленый свет проекту СП «Светлая». И одновременно дарит экологическому сообществу поистине выдающуюся для времен перестройки тему для масштабной и затяжной протестной кампании мирового уровня. Мы, полуграмотные, но умеющие думать системно депутаты, понимали уже тогда, что сдача серьезного ресурса, девственной тайги, иностранным капиталистам для развития их перерабатывающей индустрии не есть разумный путь развития, если только Хёндэ не гарантирует вложение своих капиталов в переработку на нашей земле. А о таких гарантиях речь не шла. Суть проекта была примитивна – продать якобы усыхающий массив ельников быстро и пополнить бюджет края. А дальше будет видно, смотря по тому, куда повернет страну новая неустойчивая власть, и сколько независимости от Москвы она захочет дать регионам.

Независимость стала настолько модной, что ее неискушенные во власти новые политики в Советах легко путали с не менее модной демократией. А с Советами и их природоохранным активом избранные губернаторы, как правило, считались не меньше, чем с действующими и стремительно богатеющими в ходе приватизации «генералами» экономики. Поэтому, чтобы обеспечить заманчивому корейскому лесному проекту устойчивую народную поддержку, лесопромышленный приморский генерал Эдуард Грабовский придумал хитрый ход: посадил депутатов-экологов в роскошный губернаторский вертолет и покружил над Нахтахинским плато в верховьях Бикина, где образовался довольно обширный массив усыхающих ельников.

– Ученые сами не знают, почему этот лес гибнет, – объяснял он. – Тут нужны серьезные исследования, и мы готовы их оплатить нашей нищей науке. Но это требует времени, а ельники того и гляди сгорят или упадут от ветра. Все плато станет пустыней, с него уйдут звери, а это – охотничьи угодья удэгейцев, и что прикажете им делать, бежать в город? Я уж не говорю о том, что этот гибнущий лес – ценный ресурс, за который корейцы готовы платить. Вот вы, народные избранники, и решайте, нужен вам для нищего бюджета этот ресурс, или опять заставите губернатора летать в Москву за подаянием? Так сегодня это бесполезно, у центра своих охотников за наживой полно. Стратегия у Ельцина нынче простая: хотели демократии и независимости – стройте свою экономику сами. А вам, к тому же, придется думать и о том, чем занять и чем кормить людей в забытых богом лесных и рыбацких поселках на севере. Не дашь им нормальной работы – все уйдут в тайгу и в море браконьерить. Оно вам надо? Точно нет, а народ с вас спросит!

Звучало все это вполне убедительно – с нами говорил подлинно государственный человек, знающий свое дело и озабоченный судьбой региона и его ресурсов. Нужны были месяцы, чтобы разобраться, в чем Грабовский прав, а где лукавит, преследуя свои цели. Выяснилось в итоге детального анализа, что ельники в самом деле сохнут необъяснимо и неотвратимо, только корейцам нужна вовсе не эта сухая елка, годная лишь на дрова, а полноценная живая древесина, которой на обширном плато хватает. Но главное, наши только что приватизированные компании не сумели убедить законодателей в Верховном Совете, что переданные им еще в СССР в долгосрочную аренду леса также подлежат приватизации. Советский менталитет, привычка людей доверять государству как хозяину всех жизней взяли верх над жаждой экономической свободы и личного богатства, что овладела «генералами» экономики. Лесные ресурсы остались собственностью государства на долгие годы.

Для всех участников исторической эпопеи под названием СП «Светлая» это означало, что лесные массивы на Бикине, внесенные Грабовским в совместное предприятие с корейцами, собственно коммерческим вкладом могут стать только от имени государства, то есть от губернатора, и только при поддержке профильного федерального ведомства в Москве. В условиях почти ежедневной изменчивости моделей и полномочий федеральных органов, управляющих ресурсами и регионами, такую поддержку решительный губернатор мог легко игнорировать, загасив ее престижными политическими заманухами в виде первого совместного проекта с мощной экономикой Южной Кореи. Проще говоря, федеральный статус лесов, помноженный на прописанный в краевой Экологической программе до 2005 года желаемый заповедно-этнический статус верхнего Бикина, столкнули депутата Крайсовета лоб в лоб с его выдвиженцем – губернатором. И сдаваться никто не собирался – за каждым стоял свой растущий авторитет в обществе и в мире, своя карьера.