Текст книги "Берингийский мост. Или «Книга перемены дат»"

========
21. БУРЯТСКАЯ ЮРТА НА ЗЕМЛЕ ВЭНАТЧИ

Пат Расмуссен, могучая и широко известная в штате Вашингтон активистка и защитница девственных лесов, получила свою бурят-монгольскую войлочную юрту в подарок от местных шаманов, когда впервые приехала с делегацией американского института «Остров Земля» на Байкал в рамках обменного проекта «Тахо-Байкал». Это была впечатляющая транспортная эпопея – доставка упакованной громоздкой юрты с каркасом в порт, погрузка на подходящий транспорт до американской Такомы, а там – поиск проходимого грузовика. От порта путь лежал в лесистые предгорья Каскадных гор, где Пат владела собственным участком девственного леса на землях племени Вэнатчи. Будучи человеком, глубоко погруженным в мир природы и болеющим за судьбу девственных горных лесов, она большую часть своего времени проводила в горах и в резервации индейцев, в палатках и вигвамах с шаманами. Остальное время уходило на встречи с коллегами-экологами в городах, конференции и битвы в чиновничьих кабинетах штата против попыток лесопромышленных компаний войти в горные леса с массовыми рубками.

Понятно, что природозащитная активность такого рода требовала от нее надежного и устойчивого присутствия в интернете, которого в мобильном варианте в девяностые годы еще не существовало, или это было редкостью. Мечтала Пат и о постоянном жилище в тишине своего леса, среди утренних птичьих концертов, бродящих в округе оленей и лосей. Юрта, поставленная на лесной полянке и снабженная электричеством с помощью солнечных панелей обеспечивала полноценный быт. Когда мы приехали с хозяйкой в лес, я словно вновь попал в знакомую сибирскую реальность, бурятскую или алтайскую. В помещении было тепло и уютно – просторная лежанка, рабочий стол, кухня с газовой печкой. И – компьютер с постоянным интернетом. На мой вопрос – как это удается? – Пат рассказала, что телефонная компания штата, проникшись усилиями активистки в защиту лесов, сделала ей царский подарок – проложила до юрты несколько километров телефонного кабеля.

Проблема была решена: оставив городскую квартиру родным и друзьям, Пат со своим пикапом и компьютером поселилась в лесной юрте. Мы провели с ней там полный день, наслаждаясь тишиной, ароматами леса и его голосами, обсуждая общие проблемы коренных народов и девственных лесов Америки и Дальнего Востока. Это было упоительное погружение в глубинную сущность континента, который мы все жадно познавали, в его живую энергетику, так не похожую, даже чуждую расхожим киношным образам Америки с небоскребами мегаполисов, великолепными трассами, желтыми пустынями и каньонами, с уютными малыми городками и ковбоями. Уезжать назад в город вовсе не хотелось, да и Пат не спешила, так что было решено остаться на ночь. Мне было предложено для этого отдельное сооружение из оленьих шкур, небольшое индейское ти-пи с гостевым спальником и охапкой дров: стоял октябрь, и в горах ночами было прохладно. Очаг, точнее простое кострище, как и положено в жилище большинства кочевников, располагалось в центре пространства, дым выходил в отверстие в вершине конуса.

Всю ночь я поддерживал огонь, размышлял, прислушивался к мышиным шорохам в листве, редким голосам зверей и ночных птиц. Спать толком не удавалось – в уме крутились картины из книги и фантазии о жизни Фарли, который провел с волками немало дней вдали от любой цивилизации. Они смешивались с суровыми дальневосточными картинами и эпизодами, описанными у Григория Федосеева в знаменитой у нас книге «Смерть меня подождет», и были на рубеже рассвета прерваны реальностью – нарастающим птичьим концертом.

Вдруг раздались тихие удары бубна, и над тайгой зазвучала высокая и протяжная утренняя песня шаманки Пат. Мы вместе встретили утро природы, и за утренним кофе в юрте Пат рассказывала, что она ночами часто слышит сердцем голоса и стоны косаток, доносящиеся до нее с западной стороны Берингии, из Охотского моря, где семьи этих священных для индейца животных губят наши рыбаки на потеху в океанариумах мира.

Спустя годы мы проводили во Владивостоке конференцию международной Сети спасения тайги – TRN, и Пат приехала к нам с коллегами. После традиционных дискуссий и планировочных сессий мы большой группой отправились в Красноармейский район, на мой родной Иман, к лидеру экогруппы «Тайга» и директору-организатору нацпарка «Удэгейская Легенда» Феде Крониковскому. Он как всегда был безудержно гостеприимен к иностранцам, по-доброму забавлял их своими попытками объясняться по-английски и, конечно, с гордостью катал их по своим чудовищным таежным дорогам, на которые никто из экологов особо не обращал внимания. Гостей восхищала девственная уссурийская тайга, наши тигровые джунгли, совсем непохожие на леса американского запада с их величественными гигантами – секвойями, тсугами и пондерозами. Только величавые многовековые кедры напоминали им свои леса и, в ответ на наши рассказы о варварских рубках и порочных правилах для компаний, вызывали горячую готовность помогать нам в их защите.

Еще через несколько лет мы снова увиделись с подругой-шаманкой на конференции в британском Кембридже. Она так же, как в своих Каскадных горах, встречала туманный рассвет утренней тягучей песней, эхо которой многократно отражалось от каменных стен средневековых замков и улетало небесную высь. А затем звучала другая песня, специально сочиненная Пат Расмуссен в подарок нашим приморским кедрачам, которые навеки поселились в ее сердце. Пат рассказала, что однажды проснулась ночью в глубокой тревоге, услышав стоны наших кедров, гибнущих под пилами лесорубов на западной стороне Берингийского моста. И ей было больно еще и потому, что нашим защитникам этих кедров, мотающимся в рейдах по тайге, выслеживая самовольщиков, некому помочь так, как помогла ей телефонная компания в свое время. Реальная помощь нам тогда приходила только оттуда, с востока…

=========
22. ВЕСТНИКИ ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

…Острота политического конфликта с губернатором вокруг «Светлой» и Хёндэ не мешала нашим интенсивным контактам с Гринпис по телефону, и напрямую – с множеством других зарубежных гостей, которые сами искали встреч, предлагали поддержку и жаждали приобщения к дикой природе края. В условиях, когда с транспортом, связью, дорогами и гостиницами было множество проблем, и английским языком за пределами города владели очень немногие, с этим потоком зарубежных искателей приключений на природе нужно было как-то управляться. Так возникло некое подобие стихийной компании по приему и обслуживанию интуристов помимо громоздкого и дорогого государственного «Интуриста». При этом нашими «клиентами» становились в основном нищие американские экологи, приезжавшие за счет грантов и готовые делиться этими грантами с еще более нищими коллегами-учеными в России.

В самом городе показывать гостям и гордиться было особенно нечем, так что быстро и естественно образовались традиционные маршруты, куда наши активисты – ученые отправлялись с гостями в качестве гидов. Базами для приема и размещения были действующие заповедники – Сихотэ-Алинский в северном Тернее, Уссурийский, Лазовский и Морской в Хасанском районе. Несмотря на тяжелую и далекую дорогу, занимавшую полный день, всех иностранцев невероятно привлекал и загадочный удэгейский Красный Яр на девственной таежной реке Бикин, крупнейшем притоке Уссури. Ну а визитеры из Японии рвались посетить таежные места в районе города Арсеньева, где знаменитый режиссер Куросава снимал когда-то свой фильм «Дерсу Узала» с участием местных туристов – авиационных инженеров с завода «Прогресс». Мы вовсю использовали свои давние связи с друзьями в этих районах, в поселках и заповедниках, обзавелись и новыми – подзаработать на туристах толику долларов в те годы разрухи был счастлив каждый, принимая плату за ночевку, за питание, сопровождение, за рейды по чудовищным таежным дорогам. Именно на этих долгих перегонах и оказались востребованы первые праворульные японские джипы PATROL, которые начал массово ввозить в город находчивый морской и рыбацкий народ.

В один из дней этой суматошной жизни меня отыскала в Крайсовете выразительная троица иностранных экологов, об одном из которых, старшем, я уже был немало наслышан от своих американских друзей. Это был патриарх мировых экологов и движения хиппи Джон Сид, соавтор нашумевшей в этих кругах книги «Думая как гора» и создатель обособленной, духовно-религиозной ветви экологического движения под названием «глубинная экология». В годы расцвета всемирного экологического движения на волне демократической революции 1960-х, Джон участвовал в глобальных кампаниях в защиту тропических лесов, основал в Австралии журнал «World Rainforest Report». Его коронной идеей и главным делом жизни стала организация вместе с соавтором книги Джоанной Мэйси специального ритуала – Совета Всех Существ «на благо Земли». При помощи своих молитв, статей и семинаров Джон пытался научить людей «слышать внутри своих сердец голос плачущей земли». «Мы должны научиться не быть помехой для других живых существ, дать возможность остальным видам продолжать свой путь развития, не влияя на них. Пора, наконец, понять, что организация биологических форм представляет собой не пирамиду, на вершине которой стоит наш вид, а скорее кольцо, в котором все связано и взаимозависимо», – утверждал Джон в своей книге.

Джон Сид и автор в Сан Франциско, Начало 2000-х.

Его философия многое определила в экологическом движении в мире, а с момента открытия нашей страны – и в России. Это был своеобразный синтез буддизма, этики Альберта Швейцера, теософических идей Тейяра де Шардена и патриархов фундаментальной экологической науки. Мы провели с Джоном и двумя его друзьями, Патриком Андерсоном из лесной кампании Гринпис и Биллом Пфайффером, создателем американской «Сети Священной Земли» (Sacred Earth Network) замечательный день в историческом здании Общества изучения Амурского края и остались друзьями на долгие годы. Джон пел нам свои баллады, а после мы втроем долго и детально планировали нашу великую акцию с парусником «Rainbow Warrior» против радиоактивного загрязнения морей и в защиту девственной тайги верхнего Бикина. Но чтобы эти планы сбылись, нам всем нужно было отправиться в путешествие на Алтай. Там, в молодом сообществе ученых-экологов, только что созданном общественном Фонде «Алтай – 21 век» меня ждал немыслимый по тем временам подарок от Билла – портативный компьютер с модемом для связи по электронной почте.

=======
23. ДВУШКА И QUARTER

Поколению 21 века, живущему в телефонах благодаря тому, что вокруг Земли вращаются тысячи спутников и могучие ракеты регулярно уносят на орбиту тонны металлов, этому поколению невозможно представить жизнь в те годы в ее бытовых деталях. Трудно представить, что для обычного телефонного звонка в своем городе нужно было отыскать монету-двушку, побегать по округе в поисках действующего автомата, отыскать в блокноте нужный номер, что в темное время составляло отдельную проблему, потому что в будках не было света. А позвонить по межгороду и тем более за границу можно было только со специального переговорного пункта, дождавшись очереди. Вся жизнь и все серьезные дела сосредоточивались вокруг офисов с городскими телефонами, получить которые можно было лишь по большому блату. Не говоря уже о телефонах домашних. Поэтому обретение невиданной электронной почты с тяжеленным, в 4 кило лэптопом и внешним модемом было сродни полету в космос. В Крайсовете, где мы продолжали готовить наши материалы для обсуждений на депутатской комиссии на обычных пишущих машинках, обладатель компьютера и английского языка превращался в представителя продвинутой элиты. И это давало шанс, что наши великие планы по созданию в регионе полноценной системы законодательства и управления природными ресурсами не останутся на бумаге.

…Прилетаю на Сахалин почти ночью. Мороз, холодрыга и мрак всюду, город пустой. Гостиница не заказана – не было времени или мест. Вся надежда на единственный телефонный контакт с местным экологом. Значит, нужно найти монету-двушку, телефонную будку с не оторванной трубкой, что для нас большая редкость. Двушка, по счастью, припасена заранее, лишь бы не провалилась в недра аппарата впустую. Проблема в другом: нужно найти в блокноте номер. Раскрываю рюкзак, достаю блокнот, листаю страницы задубевшими пальцами. Черт – ни фига не видно, темно! Автомат вроде бы рабочий, но света в нем нет. Надо выбираться наружу, искать место под редким фонарем или светящимся окном, чтобы найти нужную страницу, считать и запомнить номер – записать не получится, паста в ручке замерзла, карандаша нет. Запоминаю, бросаю двушку, она стучит в недрах аппарата, набираю номер. В ответ – мертвая тишина. В панике бегу по улицам, с трудом нахожу какой-то живой офис с вахтером и светом у входа. Стучу, прошусь позвонить. Удача! – меня ждут, дают адрес и алгоритм поиска. Ног уже не чувствую, но жизнь спасена!

С въедливым, напористым и грамотным лидером сахалинских экологов Димой Лисицыным обсуждаем новости нефтегазовых шельфовых проектов, в которых рухнувшая российская экономика делает отчаянную ставку на японских и американских добывающих гигантов – Shell, Exxon, Mitsui, Mitsubisi. Дима уже протоптал дорогу в их роскошные офисы в Сахинцентре, но нам нужно детально изучить доводы наших американских и японских коллег-экологов, которые научились влиять на компании и требовать от них жесткого соблюдения природоохранных законов и ограничений. Нам нужно эффективно применить этот опыт в нашей практике, с нашими законами, которые меняются стремительно. Задача – выставить себя перед компаниями как добровольных и независимых экологов-консультантов. Серьезная, профессиональная работа, в которой надо суметь не поддаться упоению от уважительного диалога с мировым бизнесом и не увлечься компромиссами, но и не сорваться в непримиримый радикализм, теряя важную интонацию контакта. Сидим с Димой допоздна, и я уверен: он – сумеет.

…Совсем другие проблемы в те до-пэйджерные годы возникали у того, кто пытался, прилетев в Америку, просто позвонить из уличного автомата друзьям и договориться о желанной встрече. Для этого прежде всего нужен был аналог нашей двушки, 25-центовый quarter, солидная такая монета размером с наш тогдашний рубль. Ну, с этим проблем не было, они копились в карманах на сдачу с первой мелкой покупки, скажем, билета на метро. Автоматов в американских городах тоже хватало, все они, как правило, работали и имели живые трубки. Препятствия возникали, как только ты бросал монету в приемник и нажимал какую-нибудь кнопку. На тебя обрушивался поток англоязычных слов и фраз от нежноголосой операторши компании AT&T, почти без паузы тут же повторяемый по-испански, по крайней мере так всегда было в Нью Йорке и в Калифорнии, где испаноязычных граждан традиционно много.

Не успев еще толком адаптироваться к языку – только с самолета!, – начинаешь паниковать, лепечешь что-то невразумительное, тыкаешь какие-то кнопки или наудачу прямо набираешь номер. По мере накопления бытового опыта в Америке познаешь со временем, что там можно звонить и без четвертака, только надо в нужный момент и внятно сказать – at the expense of subscriber, то есть за счет абонента. Но вот угадать этот нужный момент тоже не так-то просто среди потока слов из трубки, которые радостно информируют тебя обо всем наборе услуг, предоставляемых тебе телефонной компанией по твоему первому требованию. В общем, когда тебе все же удается связаться, в том числе иногда и не без помощи доброжелательных прохожих, и ты слышишь в трубке знакомый желанный голос, ты начинаешь гордо ощущать себя уже полноценным американцем. Даже более полноценным, чем когда ты в родной России добиваешься отзыва нужного абонента в ночном Южно-Сахалинске с помощью дефицитной двушки.

========
24. БЕРИНГОВ ПРОРЫВ

…Этот рейс из еще закрытого Владивостока через Магадан на Аляску в 1990 году был подобен запуску Ноева ковчега в космос. Организаторы собрали пеструю публику, которая, по замыслу, должна была достойно представить Приморский край перед такой супер-важной заграницей, какой всегда была в советском сознании великая Америка. Ну, во-первых, предполагалось недельное пребывание не просто в столице некогда русского штата, городке Джуно, а в обычных американских семьях, которые изъявили желание принять к себе одного-двух гостей по списку. Стало быть, гостям следовало уметь хоть как-то общаться с хозяевами на понятном им английском языке, рассказать о себе, о своем городе и стране, и понять то, что им расскажут хозяева о своем бытии. Однако уже на главной перед Аляской посадке в Магадане, в трепетном ожидании повального таможенного шмона (а каким еще он мог быть, по-нашему, в Магадане?) стало выясняться диковинное: добрая половина делегации Владивостока, будущего города-побратима Джуно, английским не владеет. Потому что подбирались эти люди вовсе не для завязывания важных для Владивостока деловых контактов, не для привлечения, прости господи, инвестиций, а по примитивному и вечному блату. И сумеют ли организаторы с той стороны предоставить им необходимую армию переводчиков, никто понятия не имел.

Прячась от подозрительных взглядов мрачных колымских мужиков, летящих кто в Сусуман или Омолон, а кто в Сочи или Москву, наши делегаты суетливо перепрятывали свои кубышки с не слишком праведными драгоценными долларами, какую ни есть ювелирку на подарки, на сбыт или обмен «там», и с опаской и тревогой поглядывали на новенькую табличку «Таможенный контроль». Большинство этих людей шло на первый в жизни прорыв железного занавеса, незримо висящего уже добрых сорок лет над холодной Берингией, и градус волнения и ожидания в этой массе потому был чрезвычайный. И он как-то внезапно сник уже в ночном полете, когда в салоне раздался взволнованный голос:

– Друзья, с вами говорит Сергей Фролов из Дальневосточного отделения Академии наук. Мы все, жители Дальнего Востока и Аляски, связанные удивительной историей освоения Арктики много десятилетий и веков, очень долго ждали этой исторической минуты. И вот – свершилось: нам открыт пограничный коридор для пересечения Берингова пролива! Впереди нас ждет Аляска, базовый аэропорт Анкоридж, откуда в годы прошлой войны десятки американских самолетов уходили на запад, в Россию, чтобы встать в ряды борцов с фашизмом, за наше общее мирное будущее, за свободу и демократию! Мы приветствуем наших американских друзей, которые ждут нас в столице штата Джуно после пограничного контроля и краткой пересадки в Анкоридже. Желаем вам приятного знакомства с Русской Америкой!

Анкориджа никто так и не увидел – в окнах самолета и огромного пустого аэропорта лишь серое небо, серые водные лагуны в белых пятнах апрельских льдин и длинная коса посадочной полосы. Гулкие залы здания лишь кое-где оживлялись смуглыми и беспристрастными лицами служебных алеутов и эскимосов в строгой форме. Дальше был небольшой самолет Alaska Airlines, входя в который, я сразу восстановил в воображении образ великого героя Арктики Эйелсона, создателя этой авиакомпании, погибшего в конце 1920-х годов на чукотской Косе Двух Пилотов. Вспомнился мой так и не реализованный сценарий, волнующие детали грандиозной операции по поиску американских летчиков, которая волею капризной судьбы оказалась забыта через три года после другой ледовой эпопеи по спасению экипажа с раздавленного льдами парохода «Челюскин» в тех же краях.

Дипломатические отношения между США и СССР были установлены лишь тогда, в год гибели «Челюскина», но арктическая история сближала людей по обе стороны Берингии намного раньше – многократно и разнообразно. И происходило это сближение несмотря на неизбежные и вечные политические разногласия правительств. Наш Берингийский прорыв тоже почти совпал с серьезным политическим скандалом, случившимся накануне развала СССР и анти-горбачевского путча. Речь о фактической сдаче американцам солидной части Берингова моря главой союзного МИДа Шеварднадзе при «корректировке» морских границ, вызвавшей немало протестов в кругу российских и особенно дальневосточных аналитиков и экономистов. 52 тысячи квадратных километров самой продуктивной в мире акватории, равные трем Польшам, были просто подарены, в отличие от проданной сто лет назад за копейки Аляски. И почти никто в стране, обалдевшей от собственного разрушения, этого не заметил.

Взаимное тяготение народов оставалось сильнее экономических раскладов, от соображений обороны и безопасности – «подарок» этот Штатам от умирающего Союза лишь усиливал симпатии и интерес к нам. Ратифицировать, то есть узаконить его по международному праву Союз, натурально, не успел, а Штаты, похоже, просто забыли. Да и незачем – пограничное соглашение вошло в практику мореплавания и рыболовства, этого оказалось достаточно. А пока мы коротко летели из Анкориджа в маленький административный центр штата Джуно, картины всей исторической алясканской эпопеи, слабо отраженной в большом искусстве и литературе, оживали в моем полудремотном сознании. Ведь где-то на этой земле, что гостеприимно ждала нас теперь, оставались люди, хранившие светлую память тех героических лет, когда мой отец лишь начинал свою карьеру полярного мореплавателя, и Чукотка еще была остатком той, многовековой и романтичной Русской Америки, где хватало героев и помимо Дежнева, Резанова, Лондона, Эйелсона, Свенсона, Леваневского, Шмидта.