Текст книги "Жанна д'Арк"

Анатолий Левандовский
Жанна д'Арк

Памяти Режин Перну, Орлеанской девы XX века

ОТ АВТОРА

Эта книга впервые увидела свет в 1962 году. Двадцать лет спустя, стимулируемое 550-летним юбилеем Орлеанской победы, появилось второе, значительно переработанное и дополненное издание. С тех пор утекло много воды. Вышли сотни статей и книг о Жанне как на ее родине, так и за пределами Франции, кое-что даже было переведено на русский язык. И, как и в прежние времена, не было недостатка в «новациях» и вывертах, против которых так страстно боролась недавно ушедшая от нас Режин Перну.

Что же до пишущего эти строки, то его «концепция» Орлеанской девы, несмотря на все эти передряги, осталась неизменной и верной памяти незабвенной основательницы Центра Жанны д'Арк. Разумеется, были учтены все критические (очень немногочисленные) замечания рецензентов и читателей, но этим дело и ограничилось. В целом новое издание повторяет с небольшими изменениями книгу 1982 года, включая иллюстрации и авторские картосхемы.

КНИГА ПЕРВАЯ
ВЕЛИКАЯ ЖАЛОСТЬ

…Но есть и другая жалость – истинная, которая требует действий, а не сентиментальных переживаний; она знает, чего хочет, и полна решимости, страдая и сострадая, сделать все, что в человеческих силах и даже свыше их. Если ты готов идти до конца, до самого горького конца, если запасешься великим терпением – лишь тогда ты сумеешь действительно помочь людям. Только тогда, когда принесешь в жертву самого себя, только тогда!..

Стефан Цвейг

Глава 1
КАПИТАН ВОКУЛЁРА

Сир Робер де Бодрикур пребывал в тяжелом раздумье. Голова гудела с похмелья, клонило ко сну; но он не лежал, нет, он сидел в своем высоком кресле и думал.

До сих пор сир Робер был вполне доволен судьбой. Ему неизменно везло. Сын небогатого дворянина, он сделал блестящую карьеру. Вот уже четырнадцать лет, как он занимает две доходные должности: бальи Шомона и капитана Вокулёра. Еще молодым человеком он женился на богатой вдове, а когда та скончалась, предложил руку и сердце еще более богатой сеньоре, опять вдове. Новая супруга его, госпожа Аларда де Шамбле, была стара и некрасива. Но это не беспокоило доблестного капитана. Мало ли молоденьких и хорошеньких крестьянок в его округе? И пусть хоть одна осмелилась бы отказать могущественному бальи!

Бодрикур слыл честным и нелицеприятным судьей; он разбирал крестьянские тяжбы, взыскивая за это положенную мзду, и вешал разбойников, когда те попадались под руку. При этом, однако, он умел ладить с хищными сеньорами окрестных мест, покрывал их темные делишки, всегда имея долю в добыче. И даже из этой войны сир Робер извлекал тысячи выгод. Когда представлялась возможность, он совершал лихие набеги, разорял деревни, захватывал крестьянские пожитки, угонял скот; разве не был обязан бальи наказать мужиков, сочувствующих противнику? Правда, сира Робера обвиняли, что он не слишком разбирался, где противник. Поговаривали, будто иногда он сражался за своих, а иногда и против. Но капитан Вокулёра всегда мог ответить, что в этой войне и сам дьявол не отличил бы чужих от своих. Да, у него было много друзей среди врагов и врагов среди друзей, но он по мере сил ладил и с теми и с другими. А дураком и теленком он не был никогда, нет, он никогда не бежал от своей выгоды. Однако – увы! – всему на свете бывает конец. Пришел конец и его капитанству. А еще несколько дней – и прощай, старый бальяж…

Бодрикур невольно вздохнул. Прямо удивительно, как одни события цепляются за другие! И как трудно иной раз предвидеть, чем обернется для тебя удача!..

Все началось, когда он, сир Робер, только утвердился в своих должностях. Король Карл VI впал в безумие, а его супруга, королева Изабо, предалась любовным утехам. Франция вновь возвращалась к временам безвластия: провинции отпадали от центра, никто никого не желал слушать и признавать. Вот когда пошла потеха! Знай грабь да прибирай, что плохо лежит! Сиятельные господа подавали пример. Герцоги Бургундский и Орлеанский, братья короля, разоряли целые княжества и, претендуя на первую роль в королевстве, поедом ели друг друга. Бургундцы зарезали герцога Орлеанского, а сторонники орлеанской партии, заполучив безумного короля, вступили в Париж. Арманьяки,[1]1
  От имени графа Бернара Арманьяка, возглавившего орлеанскую группировку.


[Закрыть] как окрестило победителей население столицы, торжествовали недолго. Разгневанный герцог Бургундский призвал английского короля к возобновлению войны. В ночь на 13 августа 1415 года Генрих V Английский высадил войска в устье Сены и почти без сопротивления овладел севером Франции. Разграбленные города один за другим попадали в руки годонов.[2]2
  Годон (от английского «год дэм» – черт возьми!) – кличка, данная завоевателям французскими крестьянами.


[Закрыть] В октябре при Азенкуре войско Карла VI было разбито наголову и цвет французского рыцарства оказался в плену у англичан. Со времени Креси и Пуатье[3]3
  Битвы при Креси (1346) и Пуатье (1356) были выиграны англичанами и привели к разгрому французской армии.


[Закрыть] Франция не знала столь тяжких поражений. Азенкур открыл дорогу на Париж. Взбешенные арманьяки попытались исправить дело убийством Жана Бургундского. Но это привело лишь к тому, что сын покойного, герцог Филипп Добрый, провозгласив себя мстителем за отца, заключил союз с Генрихом V. Королева Изабо, купленная союзниками, заявила, что юный дофин Карл не сын французского короля. Сумасшедшего Карла VI тут же заставили подписать позорнейший договор в Труа, устранявший дофина от права наследования и вручавший это право Генриху V. Вскоре, правда, оба соперника – Карл VI и Генрих V – неожиданно умерли. Но договор остался договором: новый английский король Генрих VI еще нежился в колыбели, а регент герцог Бедфордский продолжал завоевывать для него второе королевство. Англичане, поддерживаемые бургундцами, продвигались на юг. Народ как умел сопротивлялся проклятым годонам. Завоеватели отвечали расправами… Впрочем, до всего этого сиру Роберу не было ровно никакого дела: до поры до времени сам он с выгодой пользовался сложившейся обстановкой и ловил жирную рыбку в мутной водичке. Однако к лету 1428 года положение круто изменилось. Англичане дошли до Орлеана – ключевой крепости на Луаре. Вся Шампань, а вместе с ней и Шомонский бальяж оказались под их властью. Вокулёр был окружен врагом. Сир Робер, по чести говоря, не считал годонов и бургундцев своими врагами. С ними он вел постоянно кое-какие дела, заканчивавшиеся всегда успешно. Новые хозяева Шампани также не желали зла обходительному капитану. Но у них были свои кандидаты на доходные места. И поэтому Бодрикуру просто указали, что в течение августа сего года он должен передать свой пост английскому ставленнику сиру Антуану де Вержи. Только и всего. Мало того, они оказались настолько любезны, что, когда Бодрикур попросил отсрочки, согласились и на это: он и по сей день исполнял должность капитана Вокулёра.

Исполнял!.. Одно это слово приводило благородного бальи в неописуемую ярость. Проклятие! Он полтора десятка лет сидит на этом месте, он прирос к нему, знает все ходы и выходы, все соблазнительные возможности. И вдруг – убирайся на все четыре стороны!.. Нет, так просто он не уйдет. Он будет тянуть, пока возможно. Тянуть и надеяться. На что? На чудо?.. А хотя бы и так! Разве не может произойти новых изменений? Ведь дофин Карл, хоть и рохля, не пожелал подчиниться англичанам, а провозгласил себя королем! Пусть сегодня этого «буржского короля» признает лишь часть Южной Франции, что будет завтра – никому не известно. А уж если говорить о чуде… У него, у Бодрикура, как раз есть кое-что на примете…

Месяцев восемь назад один его подданный из деревушки Бюре, что в полулье от Вокулёра, привел к нему молоденькую девчонку. Крестьяночка выглядела лет на шестнадцать, была ладно сложена и недурна собой. Таких сир Робер обычно не пропускал. Но эта его неприятно поразила. Она, видите ли, без тени смущения заявила, что призвана спасти Францию! Она стала требовать, чтобы капитан отправил ее с конвоем к королю, которого называла дофином и которому якобы должна была сказать нечто важное. Она пророчествовала и утверждала, что действует по велению свыше.

Бодрикур не любил самозваных пророков. Девка была явно не в своем уме. Что оставалось делать? Бросить ее для прочищения мозгов на несколько дней в холодную? Сир Робер был в благодушном настроении. Ему почему-то стало жаль девчонку. Он подозвал ее провожатого и приказал отвести юную «святую» домой к родителям.

– Передай ее отцу, – добавил заботливый капитан, – чтобы он надавал ей хороших пощечин!

Вскоре Бодрикур забыл об этом происшествии и никогда бы о нем не вспомнил, если бы вдруг в эти горестные дни упрямая крестьянка не появилась снова. Она была в том же вылинявшем платьишке и с тем же спокойно-упрямым выражением лица. На этот раз она проявила большую настойчивость. Жанна – так звали крестьянку – утверждала, что Господь повелевает ей идти к королю, возглавить армию, снять осаду с Орлеана и короновать Карла в Реймсе как законного повелителя Франции.

И тогда Бодрикура вдруг осенило: уж не якорь ли это спасения, посланный судьбой? А что, если девчонка и вправду Божья избранница? Быть может, она знает, что говорит. Почему бы не попытать счастья?.. Если она поможет королю, тогда ему, Бодрикуру, успех обеспечен. Тогда он опять бальи и капитан, а то, глядишь, и некто поважнее. Если же от девки проку не будет – что ж, в этом не его вина. Так или иначе, король увидит, что напитан Вокулёра озабочен его делами, и при случае не забудет этого. А кто знает, как еще может все обернуться?.. И капитан Бодрикур на этот раз не упоминал о пощечинах. Он ласково поговорил с Жанной и предложил ей подождать.

Вскоре, однако, ему пришлось пожалеть о своем поступке. «Святая» не давала ему покоя. По нескольку раз на день она приходила и требовала, чтобы отъезд был ускорен.

– Если бы мне пришлось ползти на коленях, и это бы меня не остановило, – упрямо твердила она капитану, пугавшему трудностями пути.

Вот и сегодня она здесь. И опять тот же бесконечный и так хорошо знакомый разговор: Господь Бог, голоса святых, спасение Франции…

Бодрикур и не пытается сдерживать зевоту.

– Я должна идти, хотя с большей бы радостью осталась у матушки и занималась домашними делами. Но мне суждено не это. Всякий обязан выполнять свой долг…

Сир Робер не слушает Жанну. Он окидывает ее ленивым взглядом. А ведь правда в девчонке что-то есть! Сколько энергии, сколько страсти!.. Упругие девичьи формы так и пышут здоровьем и молодостью… Красивое, живое лицо, густые волосы… Если бы ее приодеть немного… Или раздеть совсем…

– Крошка Жаннетта, – перебивает он ее внезапно, – все это правильно, ты умница и ведешь отменные речи. Но как ты думаешь, не сделать ли нам с тобой для начала славного ребеночка?..

В первый момент Жанна не понимает. Она молча смотрит на Бодрикура. Потом ее брови взлетают кверху, а рука застывает в протестующем жесте.

Такое капитану приходилось видеть не раз. Но вот что необычно: девушка совсем не проявляет боязни. Она абсолютно спокойна, будто знает наверняка, что ничего не произойдет.

– Нет, дорогой сир Робер, – говорит она решительно, – об этом и не помышляйте. Господь не допустит подобного. Чтобы иметь силу, я должна остаться чистой перед Богом и людьми.

И сир Робер сразу скисает.

Черт возьми, а ведь девка права! Брюхатой она и гроша стоить не будет…

Сир Робер не отличался чрезмерным благочестием. Он не страшился Господнего гнева. Но всегда умел хорошо соблюдать свои материальные интересы.

Глава 2
ВЕЛИКАЯ ЖАЛОСТЬ

В основе всего была жалость. Жалость породило горе. Горе принесла война.

Войну Жанна знала с тех пор, как помнила себя. Война была повсеместной, постоянной, неотвратимой как рок.[4]4
  Позднее эта война получит название Столетней (1337–1453).


[Закрыть] Подобно чуме или моровой язве, опустошала она города и села, распахивала поля под кладбища, сеяла ужас и смерть.

Первое из воспоминаний детства – зарево. Кругом темно, а на горизонте за лесом багрово-красная полоса, врезанная в черноту неба. Такого Жанна еще не видела; от удовольствия она захлопала в ладошки. На нее сердито прикрикнули. Мать, державшая ее на коленях, прижала крепче к груди. Уже засыпая, девочка заметила хмурое и необычно напряженное лицо отца.

А наутро было очень, очень хорошо. Солнышко светило ярко, щебетали птицы, и все были утомленные, но веселые. Отец говорил, что удалось избежать большой опасности. Сражение произошло далеко за рекой, у деревни Максэ. Банда сеньора де Саарбрука, захватив добычу и пленных, прошла стороной, освещая свой путь подожженными крестьянскими посевами…

Жанна помнила, что жили они тогда не у себя. Крестьяне Домреми под угрозой смерти и разграбления перебрались на остров, лежавший посередине Мааса, против их деревни. Здесь, на острове, стоял полуразвалившийся замок сеньоров де Бурлемон. Замок давно был необитаем. Крестьяне использовали его как убежище.

Жанне очень нравилась эта «островная крепость». Вместе с другими девчонками и мальчишками она обследовала здесь каждый камень, каждый закоулок. Особенно интересно было взбираться по разрушенным ступеням на самый верх большой дозорной башни. В просветы между зубцами были видны все окрестности Домреми. Маас казался широкой серебристой лентой, вьющейся причудливым зигзагом. За мостом темнела деревня Гре, примыкавшая к Домреми, расходились дороги на Вокулёр и Невшато, а дальше необозримо тянулись луга, поля и леса.

Вот он, дубовый лес Шеню, начинающийся у самой деревни. Его очень любила Жанна. Если всмотреться повнимательней, можно различить узенькую полоску на опушке леса. Это Смородинный ручей, вода которого так холодна и приятна на вкус. А рядом огромный старый бук, вокруг которого феи некогда любили водить хороводы.

Жанна подолгу разглядывала все эти знакомые места. Сверху и издали они выглядели совсем иначе. Иногда ей казалось, что перед ней необычная, сказочная страна, а сама она – королева этой страны.

И как страшно было из чудной страны грез спускаться вниз, в мрачное подземелье замка!.. Жанна слышала от старших, что здесь, под низкими сырыми сводами, сеньоры де Бурлемон когда-то держали пленников. Дети с опаской трогали ржавые цепи, осматривали груду белых костей, сваленных в углу. Крохотные оконца даже в яркий солнечный день давали лишь тусклое подобие света. Говорили, что, когда весной Маас разливался, вода достигала этих щелей и наполовину затапливала смрадные камеры подземелья. Это было царство кошмара и смерти. Ужас душил Жанну, слезы подступали к горлу… Но она не плакала, так как знала, что достаточно подняться наверх и все станет другим, совсем другим.

Эти свои ранние впечатления маленькая крестьянка из Домреми прочно хранила в памяти и в сердце. Позднее она поняла, что так бывает и в жизни: после сказочного взлета, после солнца и счастья наступает падение и давящий ужас мрака. Но она не боялась этого. Она знала, что мрак не может убить света, что солнце все равно выйдет из тьмы, что сила человеческого духа – чудесная страна, возвышающаяся над смрадным царством лжи, несправедливости и тяжелого гнета.

Прямая угроза миновала. Беглецы покидали «островную крепость» и возвращались в деревню. Перебралась в свой старый дом и семья крестьянина Жака Дарка.[5]5
  Подлинная фамилия семьи Жанны была Дарк. Форма «д'Арк» возникла много позднее, когда героиню пожелали «облагородить» и наделить дворянским именем.


[Закрыть]

За дни отсутствия здесь ничего не изменилось. В приходской церкви еще не возобновилась служба. Можно было потихоньку проникнуть в храм, пробраться к алтарю и разглядывать темные лики святых. Жанна очень любила это занятие. Ее неизменным героем был святой Михаил, бравый рыцарь в блестящих доспехах, пронзавший мечом страшного дракона. О, если бы такой рыцарь стал на защиту ее деревни, плохо пришлось бы лотарингским бандитам!..

Вместе с друзьями Жанна бежала проведать лес Шеню, помечтать у Смородинного ручья и узнать, не вернулись ли феи к своему любимому буку. Но феи не возвращались. Зато сколько кругом было грибов и ягод…

Долго гулять Жаннетте не довелось. Вся ее семья трудилась с утра до ночи. Старшие дети давно помогали родителям. Теперь пришел и ее черед. Но девочка не унывала. Всякое дело спорилось в ее проворных руках. Она пряла и ткала, шила, стирала и убирала дом, пасла овец и ухаживала за коровой. Добрая мать обучила Жанну нескольким молитвам. Единственно, чему ее не научили, это читать и писать. Некогда было, да и некому: взрослые сами не знали грамоты. Предел мечтаний честного Жака Дарка не шел дальше самого скромного благополучия семьи: чтобы все были сыты и кое-как одеты.

С некоторых пор Жаннетта стала внимательнее присматриваться к окружающей жизни. Она заметила странное обстоятельство. Все ее друзья-ребятишки были и одинаковы и неодинаковы. Все они играли в горелки, работали и разбивали друг другу носы. Но было нечто, различавшее их, как и их родителей. Почему-то одни работали больше, другие меньше, и тот, кто больше работал, чаще оказывался голодным.

Жанна поняла причину этого, когда немного подросла.

Маас разделял Домреми на две части. Крестьяне, жившие, как и Жанна, по эту сторону реки, считались подданными государства, лично свободными людьми. Они обрабатывали свои наделы и платили налоги королю. По ту сторону Мааса, на южном берегу, обитали крепостные крестьяне, сервы, принадлежавшие наследникам сеньоров де Бурлемон. Сеньор был полным их господином. Они выполняли тяжелые барщины, несли многочисленные оброки. Они не имели ни свободы передвижений, ни права вступать в брак по своей воле, да и своими жалкими пожитками они не всегда могли распорядиться.

Жанна была глубоко опечалена и возмущена. Почему Господь допускает такое? Разве не созданы все люди равными и одинаковыми по образу и подобию Его?..

И все же не это было самым страшным. И свободные, и крепостные уравнивались произволом алчных господ. Сеньоры мало считались с королевским правом. Феодальная война, беспрерывно кипевшая во Франции, одинаково била и сервов, и лично свободных вилланов. Разве задумывался сир де Саарбрук, чьи посевы он выжигает и топчет, крепостных или свободных? Разве интересовало могущественного герцога Бургундского, свободных или крепостных грабят его лихие капитаны во время разбойничьих рейдов? Теперь, когда в стране исчезла центральная власть, сеньоры чувствовали себя полными хозяевами не только в своих поместьях. Они не боялись ни Бога ни дьявола, грабили, насиловали и убивали.

Чем больше слабела страна, тем сильнее увеличивалась их жадность и жестокость. И крестьяне невольно обращали взоры на короля. Сильный монарх воплощал единое государство, а единое государство ослабляло произвол господ. Мудрено ли, что несчастный землепашец, равно страдавший от хозяев иноземных и хозяев своих, все упования и надежды возлагал на Бога и государя? Но Бог был далеко. А государь…

Англичане прогнали принца Карла за Луару, и, хотя он провозгласил себя королем, в глазах населения он оставался дофином, наследником престола. Для того чтобы стать законным главой государства, Карлу нужно было пройти обряд миропомазания на царство в городе Реймсе, церковной столице Франции, где короновались все французские монархи. Но Реймс окружили враги. У Карла не было ни энергии, ни сил, чтобы туда пробиться.

Жанна часто думала о юном дофине. Он представлялся ей добрым и прекрасным принцем из волшебной сказки, преследуемым жестокой матерью-мачехой, со всех сторон окруженным опасностями и коварными врагами. А ведь его враги – это враги всего народа, враги милой Франции!..

Война упрямо вторгалась в жизнь. Она проникала даже в детские игры, а игры, в свою очередь, перерастали в настоящие битвы.

Деревня Максэ, расположенная к востоку от Домреми, принадлежала герцогу Лотарингскому. Жители Максэ считали себя сторонниками Филиппа Бургундского, с которым их герцог имел союзный договор. Однажды несколько мальчишек из Домреми, бегавших в школу в Максэ, вернулись домой с окровавленными лицами: ребят поколотили парни из Максэ, назвав их «арманьяками». Без отмщения этого оставить было нельзя. Юные «арманьяки», устроив засаду за Маасом, дали «проклятым бургундцам» такую взбучку, что те едва унесли ноги…

«Война» разгоралась и грозила увечьями. В дело вмешались взрослые. Неизвестно, чем закончилась бы эта история, если бы не произошли события, быстро примирившие местных «арманьяков» и «бургундцев».

Шел 1425 год. Англичане заняли бальяж Шомон и подошли к кастелянству Вокулёр.

Теперь ночное зарево не было диковинкой для жителей Домреми. Вновь «островная крепость» стала обиталищем испуганных женщин и детей. Дежурные ни на час не покидали бойниц дозорной башни. Тревожно звучал колокол…

Капитан Бодрикур сражался с сеньорами де Вержи. Обе стороны усердно жгли и разоряли деревни, забирали хлеб, вино, домашний скарб, угоняли скот. Десятки бургундских и английских банд, вмешиваясь в борьбу, добирали и добивали то, что еще оставалось и дышало. Обрушилась беда и на родную деревню Жанны…

«Островная крепость» спасла жизнь многим обитателям Домреми, но не спасла их имущества. Когда бандиты ушли, они увели скот и унесли все, что смогли разыскать в крестьянских домишках. Плач и стон стояли над Маасом. Десяткам семей грозила неотвратимая голодная смерть…

И тогда пришла жалость.

Жанна давно уже была не такой, как все дети. Она больше не играла, не водила хороводов с подругами, редко смеялась. Ее видели неизменно задумчивой и молчаливой. Часто и подолгу она бывала в церкви. Она старалась помочь всякому, чем могла: ходила за ранеными и больными, заботилась о неимущих. Над ней иногда посмеивались, а чаще удивлялись. Но никто не имел понятия о том, что творилось в ее душе. А душа Жанны горела неугасимым огнем. Ее сердце кровоточило. Ей было безумно жаль всех: и родителей, и односельчан, и соотечественников из далеких провинций, и одинокого дофина. И всего больше жалела она милую измученную Францию.

Широко раскрытыми глазами смотрела девочка на жизнь, такую страшную и такую желанную. Она чувствовала неизъяснимую потребность сделать что-то большое, важное для блага всех. Ей казалось, что она слышит голоса, призывавшие к подвигу. Ей представлялись образы, неясные, но дорогие сердцу. Она хорошо знала эти образы и голоса. Они принадлежали тем, на кого ей всегда велели уповать, кого она видела на изображениях, о ком слышала в рассказах и молитвах. Это был прекрасный рыцарь, попиравший дракона, – святой Михаил; с ним вместе являлись святые Екатерина и Маргарита, покровительницы несчастных и угнетенных. Все они говорили от имени Бога. Впервые Жанна услышала их голоса, когда ей было тринадцать лет. Потом они стали являться постоянно…

Да, Жанна была не такой, как другие. Она глубже чувствовала, острее переживала и мыслила образно.

Но голоса, которые слышала девушка, действительно раздавались: это были вопли измученных людей, стоны страдающей родины, зов ее большого и чуткого сердца. Именно поэтому она так вслушивалась в эти голоса и следовала неуклонно всем их предначертаниям.

В деревне стала известна легенда о том, что Францию погубит женщина, но спасет девушка. Девушка придет из Лотарингии, с французского пограничья.

Где родилась эта легенда? Откуда возникли в ней уточняющие подробности? Этого никто не знал. Но Жанну это не интересовало. Она сразу встрепенулась.

В Бовези и Нормандии действовали партизаны. Имена Робена Кревена, Жанена Гале или простого крестьянина Ле Руа – бесстрашных вождей летучих отрядов – были известны всем. Патриотические заговоры и партизанские группы создавались повсюду. Иногда в них участвовали женщины…

Вот он, правильный путь! Милой Франции можно оказать услугу лишь на поле брани! И не об этом ли говорит легенда, ни к этому ли призывает ее? Женщина, погубившая Францию, – это королева Изабо, продавшая страну врагу и отринувшая собственного сына, наследника престола, – здесь нет сомнений. А девушка? Девушка с лотарингской границы?..

Сердце Жанны лихорадочно стучало.

Разве не ей Господь подает свои знаки? Не она ли слышит призывы неземных голосов? Не у нее ли в душе зародилась великая жалость?..

Да, конечно же это ее жребий. Родина ждет ее. И она придет. Она выполнит свой долг до конца.

Но как сделать это? Как ей, бедной неграмотной крестьянке, преодолеть все преграды, стоящие на пути?..

Кто упорно ищет – находит. Вскоре девушке представился случай испытать судьбу.

Жак Дарк, человек честный и работящий, пользовался уважением и почетом среди односельчан. Его неоднократно избирали старостой. Теперь община уполномочила его вести тяжбу в Вокулёре. Кряхтя, запряг старик лошадку и покатил в город. Здесь ему пришлось иметь дело с самим сиром Робером. Бодрикур был не горд в отношениях с простыми людьми и охотно принимал их у себя. Замок сира Робера, равно как и его владелец, поразили воображение крестьянина. По возвращении домой только и разговору было, что о визите к благородному правителю Вокулёра. Отец упомянул между прочим, что капитан стоит за партию дофина и поддерживает с ним постоянный контакт.

Жанна внимательно прислушивалась к беседе старших.

Вот откуда следует начинать! Надо немедленно идти к Бодрикуру и просить, чтобы он переправил ее в королевский замок!

Зная, что родители не одобрят этой затеи, Жанна и словом о ней не обмолвилась. Она попросила разрешения навестить одну близкую семью, проживавшую в деревне Бюре на пути из Домреми в Вокулёр.

Дюран Лаксар состоял в отдаленном родстве с Дарками. Но так как он был на шестнадцать лет старше Жанны, она величала его дядей. Дядя любил свою названую племянницу. Зная его доброту и порядочность, Жанна доверяла ему во всем. Однако когда честный Дюран услышал столь необычные признания и просьбу сопровождать девушку в Вокулёр, он пришел в замешательство. И было отчего! Такая блажная идея могла смутить кого угодно! Но Жанна пресекла возражения. Она напомнила легенду о девушке из Лотарингии. Она обладала более сильной волей, чем ее «дядя», и, прежде нежели добряк успел опомниться, он уже прочно связал себя согласием и обещанием…

…Провал первой попытки глубоко опечалил Жанну. Дюран, как мог, старался утешить девушку. Впрочем, внешне Жанна осталась спокойной. Ее решимость не была поколеблена. Она свято верила в свою звезду.

Но в тайне неудачная миссия Жанны не сохранилась. Возвратившись в деревню, она поняла, что слухи делают свое дело. На нее указывали пальцами и смеялись. Да и на расспросы родителей девушка не могла отвечать молчанием. Жанна не знала лжи. Волей-неволей пришлось объясниться.

Отец пришел в ярость. Высокие идеи Жанны были ему непонятны. Ему представлялось всё проще: дочь хочет спутаться с солдатами и превратиться в публичную девку.

– Если это действительно так, – кипятился отец, – и братья тебя не убьют, я утоплю тебя собственными руками!

Мать вела себя сдержаннее. Но и она была потрясена. Впрочем, она знала, что нужно делать. Девчонка подросла, превратилась в девушку, вот и лезет в голову дурь. Пора подобрать ей хорошего жениха и выдать замуж. Пойдут дети, появятся новые заботы, пустая блажь пройдет. И жених-то ведь есть на примете. Один хороший, работящий парень, сын честных родителей, давно пялит глаза на Жаннетту, да не знает, как подступиться…

О замужестве Жанна и слышать не хотела.

Однако мать не сдалась. Слишком дорого было ей счастье родного дитяти, чтобы пускать все на волю волн. Не хочет добром – нужно действовать силой, а там стерпитсяслюбится. Отец поддержал мать. Поговорили с родителями жениха. Все согласовали. И тогда совместными усилиями заставили робкого парня подать в суд на Жанну: дескать, она дала ему слово, была помолвлена, а теперь бьет отбой. Парень взял грех на душу и сделал, как ему было велено. Родители потирали руки. Суд находился в Туле, за много миль от Вокулёрского округа. Туда Жаннетта, разумеется, не пойдет, выступать на суде не станет, и тогда ей просто судебным распоряжением предпишут вступить в брак.

Но плохо знали старики свою дочь. Жанна готовила себя к куда более трудным делам, что значили для нее сутки пути по знакомой местности! Она и глазом не моргнула, когда отец отказался дать лошадь. Она пошла пешком, выступала на суде и выиграла дело!

Что оставалось предпринять? Взялся было отец за веревку, но, взглянув в глаза дочери, вздохнул и вышел из комнаты…

Когда Жанна попросила, чтобы ее отпустили к дяде Дюрану, старик только рукой махнул. Тщетно старалась девушка осушить слезы матери: она и сама чувствовала, что больше сюда не вернется.

Так она вторично очутилась в Вокулёре.