Электронная библиотека » Анатолий Маев » » онлайн чтение - страница 4

Текст книги "Генетик"


  • Текст добавлен: 31 января 2014, 01:39


Автор книги: Анатолий Маев


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Глава пятая

С самого утра все у Аполлона Юрьевича пошло наперекосяк: проснулся на тридцать пять минут раньше обычного, что предвещало вялость в течение дня. Неожиданно отключили горячую воду, едва он успел намылиться. Задев локтем, уронил пачку стирального порошка. К восьми часам закончил писать критическую статью на стихи поэта Александра Залпа для одного из литературных журналов, и когда подошло время завтракать, обнаружилось, что хлеба нет и геркулесовой каши тоже. Пришлось идти в магазин, где утром выходного дня ни пшеничного, ни ржаного не оказалось – не привезли.

– Беру отгул! Завтракаю – и в лес! – сам себе сказал Ганьский и быстрым шагом направился домой.

От сборов на природу его отвлек телефонный звонок Макрицина.

– Зайти хочешь? – предположил ученый после приветствия.

– Нет, не сегодня, – ответил Еврухерий, как бы намекая тем самым, что зайдет в один из ближайших дней.

– Сегодня и не получилось бы – я в лес поеду, на природу. А вот завтра – пожалуйста. Только не утром, – предупредил Аполлон Юрьевич, мысленно пробежав по своим планам и обнаружив в них несколько свободных послеобеденных часов.

– Хорошо, приду завтра. Полоша, я вот что звоню: мы с друзьями на рыбалку во вторник едем, хочу тебя позвать, – прозвучало на другом конце провода неожиданное для Ганьского приглашение.

– Завтра поговорим, – не раздумывая, ответил ученый.

Положив трубку, он быстро сделал несколько бутербродов с сыром, засыпал заварку в термос и стал ждать, когда закипит вода в чайнике. Сидеть без дела было для Аполлона Юрьевича совершенно невозможно, и он взялся просматривать новые произведения Залпа, уже в который раз отмечая то сильное впечатление, которое они на него производят. Стихи были необычны по манере написания, глубине мысли и силе ее выражения.

Через сорок минут Ганьский уже ехал в электричке в сторону Загорска. В транспорте он читал очень редко. Чаще использовал время в пути для размышлений. Сегодня ученый анализировал случай, недавно рассказанный Макрицыным, – про то, что на одном из последних выступлений тот чувствовал, как кто-то активно мешает ему сосредоточиться, сбивая и путая ход мыслей…

Прекрасно отдохнув на природе, по возвращении Ганьский лег на софу, ногами в сторону окна. Это означало, что он будет заниматься поэзией.

 
Значит, будет жара пронимать до костей,
Прайды львов перекроют все тропы,
Но к воде, невзирая на пляски смертей,
Устремятся в стадах антилопы…
 

Аполлон Юрьевич записал пришедшие в голову сроки, после чего отправился на боковую – как-никак было полдвенадцатого ночи, и преждевременное утреннее пробуждение давало о себе знать позевыванием и сонным состоянием.

* * *

На следующий день Макрицын пришел, как и обещал, не утром. Приятели редко обговаривали время визита – Еврухерий всегда появлялся ровно в восемь, если только Ганьский не просил его прийти позже.

Дружба Ганьского с Макрицыным была странной, неестественной. Ведь Аполлон Юрьевич являлся личностью незаурядной, мощной, а Макрицын – в общем-то, неплохой человек, но ограниченный чудак, не прочитавший ни одной книги за всю свою жизнь.

Их знакомство произошло случайно, в очереди за колбасой. Продавщица, дама пышных, но неаппетитных форм, белокурая, с начесом и огромным белым бантом на затылке, стояла спиной к прилавку возле разделочного стола и красила губы. После пяти минут ожидания люди начали волноваться. Инициативу проявил Макрицын, задав вопрос:

– Вы скоро будете давать?

На что прозвучал лаконичный ответ:

– Здесь не дают.

Но тем не менее продавщица подошла к прилавку и начала отпускать товар. Название колбасы можно было и не произносить, потому что публику не баловали разнообразием, ассортимент колбасных изделий был представлен одним-единственным сортом.

– Завесьте мне палку, – попросил Макрицын.

В ответе работницы прилавка отразился ее заковыристый характер:

– Палки – в лесу.

Однако она взвесила батончик, вынув из холодильника самый маленький, инвалидной формы – тонкий с одного конца, раза в три шире с другого. А на робкую попытку Еврухерия протестовать, заявила:

– А этот я куда дену? К себе домой понесу?

Гражданин, стоявший позади ясновидящего, засмеялся во весь рот и произнес загадочную фразу:

– Как сосуд из закона Бернулли, ей-богу.

– Не смешно, – обронил раздраженный Макрицын.

– Смешно, уверяю вас, даже очень! – хохоча возразил Ганьский. – Особенно для человека, только что вернувшегося из Женевы.

– Смешно было, когда у вас там кошелек с документами из кармана вытащили, – заметил Макрицын.

Ганьский остолбенел: в Швейцарии у него действительно пропало портмоне.

Мужчины познакомились, разговорились, обменялись телефонами, и с тех пор не было случая, чтобы Макрицын не зашел к Ганьскому хотя бы раз в неделю. У него даже тапки имелись персональные в прихожей ученого, желтые, из кожзаменителя. Правда, от Еврухерия приглашения прийти в гости к нему не последовало ни разу, но Ганьский не придавал этому значения.

Сегодня они пообщались минут сорок, и гость собрался было уходить, когда Ганьский вдруг сам напомнил о предложении съездить порыбачить.

– Во вторник, – подтвердил ясновидящий.

На том и расстались.

Выбежав из подъезда, Макрицын из первого же попавшегося на пути телефона-автомата позвонил Вараниеву и, не скрывая эмоций, сообщил:

– Ученый согласен.

– На что согласен? – не дошло до Виктора Валентиновича.

– На рыбалку. Ты с господином Гнездо решил вопрос? – спросил Еврухерий.

Вараниев убил Макрицына наповал:

– Решения пока нет.

– Как же так? – недоумевал Еврухерий.

– Я тебе позвоню вечером, и что-нибудь придумаем, – ответил товарищ по партии.

По дороге домой Еврухерий зашел в магазин, где купил свой любимый плавленый сыр, кефир и сетку картофеля: он был голоден. Едва переступив порог квартиры, Макрицын почувствовал необъяснимо откуда взявшуюся черную, беспросветную тоску. Он подошел к окну, раздвинул грязные, почти полностью выцветшие шторы и уставился на зеленый дворик, неизменно наполненный детьми с мамашами, папашами, бабулями, дедулями и собаками. Ясновидящего охватило непреодолимое желание позвонить Ангелине Павловне, единственной женщине, которую Еврухерий любил и которой доверял безгранично с первых дней знакомства.

Конечно же она была москвичка. Сразу после загса Макрицын прописал ее на свою жилплощадь, зная, что эта женщина не может обмануть. И не ошибся в ней – она выписалась еще до получения свидетельства о расторжении брака, без всяких претензий и вопросов, добровольно вернувшись в родительский дом, где и продолжала по сей день проживать с батюшкой и старым котом по имени Большевик. Супруги были вместе почти шесть лет, детей не нажили и разошлись мирно, без скандалов. Причиной развода послужила огромная подушка, из-за которой жена и вышла из доверия у ясновидящего.

Нельзя сказать, что супруга любила Макрицына, но он ее устраивал. Однако не настолько, чтобы нанести эмоциональную травму коту, поменяв ему имя, на чем беспрерывно настаивал супруг, усматривая в имени животного насмешку над делом, которому посвятил жизнь. Все годы супружества Еврухерий после пробуждения донимал Ангелину Павловну одним и тем же вопросом:

– Ты собираешься коту имя менять?

И каждое утро супруга отвечала одной и той же фразой:

– Твое имя не лучше.

Еврухерий никогда не ругался – такая уж у него была натура. Просто уходил в другую комнату и не разговаривал с женой. Потом, ближе к вечеру, семейная жизнь нормализовывалась. Ангелина Павловна, будучи созданием спокойным и незлопамятным, демарши мужа в упрек ему не ставила. И сосуществованием с Макрицыным не тяготилась. Ангелина Павловна тоже вполне устраивала супруга. В общем. В частностях, безусловно, иногда возникали проблемы, но Еврухерий научился их избегать.

Распорядок семейной жизни, единолично установленный Ангелиной Павловной, никогда не нарушался. Супруги не мешали друг другу. Жена просыпалась рано утром и сразу включала телевизор, но смотрела без звука, дабы не тревожить сон мужа. Рукодельницей ее назвать было нельзя, но это и не присуще современным женщинам, зато пыль она протирала идеально, хотя и нечасто. Иногда, если позволяло время, варила кастрюлю куриного супа. Макрицын помогал по хозяйству – пылесосил, выбивал ковры, мыл окна, сантехнику, газовую плиту, посуду, стирал, в том числе и вещи обожаемой половины, готовил второе, покупал продукты, оплачивал квартиру. Как и в любой нормальной семье, иногда у супругов случалась близость, чаще всего по пятницам. Поначалу-то Макрицын проявлял излишние эмоции, желая повторять действо чуть ли не дважды в неделю, но трезвый ум возлюбленной быстро остудил ненасытного. «Лучше меньше, да лучше», – процитировала она слова того, кто был для Еврухерия непререкаемым авторитетом.

Ангелина Павловна не пользовалась косметикой, маникюр не признавала, чем вызывала восторг у супруга. За импортным не гонялась и что имела – носила аккуратно. Одевалась скромно, хотя и у портнихи, так как фигуру имела нестандартную, но очень женственную: верх – сорок шестого размера, низ – пятьдесят шестого. При сорок третьем размере ноги с обувью проблем никогда не было, так как на каблуках она не ходила. На институты женщина время не тратила, справедливо считая, что жизнь дается только один раз и прожить ее можно без образования. И никогда не работала, поскольку не было необходимости: ей досталась в наследство от бездетной тетушки небольшая квартирка в Малом Гнездниковском переулке, которую Ангелина Павловна сдавала внаем и получала от благодарных квартирантов каждый месяц гораздо больше, чем знаменитый ученый Ганьский зарабатывал за год. Раз в месяц она хаживала в обменный пункт, прятала валюту в перьевую подушку и была спокойна за завтрашний день. Это был ее единственный секрет от Макрицына. Секрет, который и разбил спокойно тлевший брак.

В один из сеансов ясновидения Еврухерий увидел свою любимую, в его отсутствие зашивавшую подушку. Потом он внимательно осмотрел сие приспособление для сна – трудновообразимых размеров, килограммов на двадцать, – лечь на которое Ангелина Павловна никогда ему не позволяла, и обнаружил, что действительно все края шиты-перешиты. Одолеваемый любопытством Макрицын поделился своими мыслями с Ганьским, который предложил простое решение: подушку вспороть. Еврухерий пойти на такое не решился. Тогда ученый вручил ему запылившийся, но все еще исправный эндоскоп и объяснил, как им пользоваться.

Дождавшись, когда Ангелина Павловна уехала с ночевкой к батюшке, Макрицын просунул эндоскоп внутрь подушки и увидел невероятную картину: нутро было заполнено стодолларовыми купюрами. Но не факт наличия денег потряс ясновидящего. Его любовь к супруге убило то, что благоверная ничего о сбережениях не говорила и полностью находилась на его иждивении. По возвращении уже нелюбимой жены, Еврухерий сказал: «Уходи. Не забудь подушку. Завтра подаю на развод». Она все поняла и ушла. Подушку оставила, но забрала все ее содержимое, кроме перьев, чем доставила Еврухерию немалые хлопоты по уборке.

С тех пор минуло два года. И вот сейчас в сердце Макрицына всколыхнулись воспоминания о бывшей жене. Он стоял у окна и боролся с желанием набрать номер ее телефона.

* * *

А в то же самое время Вараниев посетил господина Гнездо. Результатом беседы явилось обещание спонсора профинансировать проект. Но с некоторыми оговорками: сначала будет выделен задаток в триста тысяч, столько же будет выплачено после «рождения» вождя, остаток – через три года, если вождь выживет и генетики подтвердят, что «рожден» именно вождь, а не жертва пьяного залета гулящей бабы. Зная, что спорить с господином Гнездо бесполезно, проситель откланялся.

Вечером Вараниев, Шнейдерман и Макрицын созвонились и встретились на Селезневской.

– Итак, что мы имеем? – первым заговорил Виктор Валентинович. – Есть ученый, способный воссоздать человека, в чем лично я сомневаюсь, но допустим. И деньги, которые этот тип запросил за воссоздание. Чего мы не имеем? Его согласия на проведение работы. Гарантий, что он не смотается куда-нибудь, получив деньги, и что деньги не будут потрачены впустую. Другими словами, доля риска велика…

Товарищи долго обсуждали детали предстоящего выезда на природу, на рыбалку, где, можно сказать, решится будущее партии. Вараниев поднял такие вопросы по готовящемуся мероприятию, ответов на которые никто не знал, а избежать их было невозможно:

– Я понимаю, что вождь из ничего не получится. Даже великий ученый не может сделать что-то из ничего. Как он собирается решать этот вопрос?

В дискуссию вступил ясновидящий:

– Все ерунда! Главное, чтобы согласился. Ганьский никогда не согласится, если не пообещает. Значит, надо, чтобы пообещал. Коммунистов он не любит и высмеивает. Поэтому вы про партию ничего не говорите. Если Ганьский пообещает, но узнает, кого мы хотим от него получить, то все равно сделает то, что пообещает, но так, что пользы не будет.

– Надо все обставить так, чтобы он был уверен, будто помогает незнакомой женщине родить, – как бы про себя произнес Вараниев. – Но возникнет вопрос: почему таким путем… Ничего, я придумаю, что на это ответить.

Товарищи еще долго дискутировали по теме, поднимая вопросы отдаленного будущего. Например, кому доверить воспитание вождя и куда отдать его учиться. Еврухерий сразу же обезопасил себя, заявив, что он воспитывать не собирается, так как этим должен заняться человек с образованием, а у него оно среднее из вечерней школы. Настаивать на кандидатуре Макрицына, к его удивлению, руководство партии не стало.

Рассмотрели возможность воспитания вождя в провинциальном городке, где-нибудь в средней полосе России, не исключено, черноземной. Попутно обсудили состояние дел по привлечению новых членов в партию, а заодно и некоторые другие организационные вопросы. Неожиданный и очень приятный подарок получил Шнейдерман: добрый по натуре Еврухерий предложил ему остаться жить в этой квартире. Виктор Валентинович не возражал, но попросил Боба Ивановича возложить на себя функции координатора партии.

Время пролетело быстро, и Вараниев засобирался домой, а Макрицын попросил разрешения у новоиспеченного хозяина остаться переночевать. Шнейдерман уступил Макрицыну одноместную кровать, а себе составил лежак из стульев и кресла. Постельного белья в квартире не оказалось. Куда все подевалось, включая одеяла, подушки, плед, догадаться было легко. Возле окна валялись старый тюль и шторы, явно оставленные прежним жильцом из-за их откровенно нетоварного вида. Боб Иванович постелил вместо матраса шторы, а Еврухерий укрылся тюлем. Очень хотелось есть, но до ближайшего магазина было не рукой подать. Напились воды, с тем и улеглись.

Макрицыну не спалось – разные мысли посещали его и уходили неохотно. Ясновидящий попытался узреть, что ожидает его в ближайшие два-три дня, но ясной картины не возникло, разве что обнаружил он себя в компании единомышленников и ученого на рыбалке. Почему-то Шнейдерман при этом предстал мокрым, расстроенным и без удочки. Промелькнул образ дородной женщины, нетто эдак килограммов на сто сорок, воинственной и неприятной. «Хорошо, что хоть рыбалка состоится», – как слабое утешение отметил Еврухерий.

Затем вновь пришли мысли о разрыве с Ангелиной Павловной: «Не поторопился ли я? Может, у нее какие основания были деньги в подушку прятать? Или она больна была? Ганьский рассказывал, что есть такие болезни, когда человек все прячет».

Макрицын провел в думах почти всю ночь, задремав только под утро. А проснулся около девяти и вспомнил, что вечером обещал позвонить Ганьскому. Он знал, как болезненно реагировал ученый на отсутствие пунктуальности, и был очень взволнован: не откажется ли приятель от рыбалки? Побежал к телефону и вдруг услышал:

– Макрица, ради бога, прошу великодушно извинить меня за вчерашнее. Все произошло неожиданно: позвонили из редакции по поводу рецензии на поэтический сборник, и мне не оставалось ничего другого, как немедленно выехать. Вернулся очень поздно, не решился тебя тревожить. Надеюсь, ты все поймешь и обойдется без обид.

Такого подарка обстоятельств Макрицын не ожидал и конечно же успокоил ученого, заявив, что все хорошо понимает и никаких обид не держит. Потом сообщил, что рыбалку запланировали на завтра, на четверг. Будут еще два друга, заядлые рыбаки и просто хорошие люди. Брать с собой ничего не надо, кроме болотных сапог, если есть. А если нет, то и обычные подойдут. Еще Макрицын сообщил Ганьскому, что он с друзьями на машине заберет его в пять утра возле подъезда. Ученого все устроило. Еврухерий позвонил сразу же Вараниеву, ввел в курс дела, договорились, что тот подъедет к Макрицыну в четыре тридцать.

Рассказав Бобу Ивановичу о результатах звонка, ясновидящий засобирался домой. Однако законный вопрос Шнейдермана заставил его задуматься:

– Вараниев заберет тебя, потом вы подберете ученого, а я вроде как не у дел, получается?

Тогда Макрицын предложил Бобу Ивановичу приехать вечером и переночевать у него.

* * *

Вторую ночь подряд долго не мог уснуть коренной москвич, ясновидящий Еврухерий Николаевич Макрицын. Но вконце концов усталость взяла свое, и отошел он в ночной мир невероятных встреч и приключений. Туда, где нет невозможного и отрывки реальных событий разной давности чудно переплетаются с фантазиями спящего мозга.

Снилась ему можжевельниковая аллея, по которой летали причудливой формы бабочки ярко-красного цвета и огромные стрекозы в солнцезащитных очках, а маленькие дети бегали с сачками для ловли крылатой братии. Макрицын тоже решил предаться веселой забаве, только ноги не слушались и какое-то необъяснимое сопротивление не давало двигаться вперед.

Сюжет меняется, и вот уже Еврухерий галантно ведет под руку некую даму – главного режиссера театра со странным названием «Падшая Мельпомена». Ему хорошо с этой женщиной рядом, она умна, широка в бедрах и элегантно одета, но вдруг Макрицын замечает: у его прекрасной спутницы из-под юбки спускается вниз и волочится по земле толстый, длинный, серый, заостренный на конце хвост без шерсти.

И вновь резкая смена картины: видит себя Еврухерий в компании Филопона, Симпликия и Зенона Элейского. Разгорается спор. Макрицын категорически занимает позицию первых двух против теории Зенона об отсутствии понятия множества в природе, хотя сути вопроса не представляет даже отдаленно. Он пытается найти в карманах брюк записную книжку, чтобы вспомнить, откуда он этих мужиков знает, но почему-то карманы оказываются наглухо зашиты. Спорят долго и горячо. Но не дерутся.

Откуда-то появляются и зависают в воздухе яства всякие. Еврухерий ловко подхватывает кусок аппетитно зажаренного мяса, подносит ко рту. В этот момент мясо начинает менять форму и превращается в черепаху. Молниеносно из-под панциря выскакивает голова на длиннющей шее, и щелкают челюсти. Макрицын остается без пальца, но боли не чувствует, крови нет.

– А если она вам голову откусила? Что вы на это скажете, уважаемый? – услышал Еврухерий вопрос и с изумлением обнаружил перед собой Семена Моисеевича, который расслабленно полулежал, облокотившись на локоть на том месте, где только что находился Филипон. – Взрослый человек, а ведете себя как пятилетний ребенок, за насекомыми гоняетесь.

Еврухерий ничего не ответил, все еще пребывая в растерянности от неожиданного и, главное, необъяснимого появления неприятного типа.

– Вы что, меня не помните? – поинтересовался Семен Моисеевич.

– Помню, – обрел-таки дар речи ясновидящий. – Вы профессор кафедры расстроенных струнных инструментов Парижской консерватории и филолог по совместительству.

– Ложные сведения у вас, Еврухерий Николаевич, – не моргнув глазом заявил собеседник, – никакого отношения к музыке не имел, не имею и иметь не могу по причине полного отсутствия слуха и панического страха – когда смычком по струнам водят, мне это как ножом по стеклу. И филологом никогда не был, к вашему сведению. Да, написал труд по творчеству Клодта, но – по роду деятельности, так сказать. Позвольте полюбопытствовать, вы с лошади, ненароком, никогда не падали?

– Не падал, – сказал ясновидящий, – и упасть не мог, потому что верхом никогда не сидел и не собираюсь.

– Феноменальная логика! – восхищенно оценил ответ полуфранцуз-полуеврей. И слегка понизив тон, добавил: – Скульптор я. Анималист-незаметник, если вам это о чем-то говорит.

– Ни о чем не говорит, – не соврал Макрицын. – Скульптор – понятное дело, а про остальное не слышал.

– Неудивительно – направление исключительно редкое, уникальное по сложности последнего этапа, требующего виртуозного владения техникой прикрепления. Я являюсь единственным его представителем, – гордо объявил Семен Моисеевич. – На вас произвело впечатление одно из моих произведений, которое вы видели совсем недавно?

– Путаете вы меня с кем-то, я по выставкам не хожу, – признался Еврухерий.

– Да как же я вас мог попутать?! – возмутился оппонент. – Разве не вы не далее как одиннадцать минут назад прогуливались под руку с дамой, состоящей на должности главного режиссера театра «Падшая Мельпомена»?

– Ну я, – не стал отрицать ясновидящий.

– Так неужели вы считаете, что хвост у нее сам по себе вырос? Полагаю, теперь вы все понимаете.

– Ничего я не понимаю, – незамысловато возразил Макрицын.

– Мастеру моего уровня хвост вылепить труда большого не составляет, – объяснил Семен Моисеевич, – а вот незаметно прикрепить его барышне к подходящему месту, да на ходу, да средь бела дня, да так, чтобы она ничего не почувствовала… Согласитесь, талант требуется незаурядный! Кстати, вы наблюдали где-нибудь на улицах Москвы, чтобы бесплатно мясо раздавали?

– Нет, – быстро ответил Еврухерий.

Семен Моисеевич сочувственно посмотрел на ясновидящего и изрек сентенцию:

– Никогда не принимайте дары, не ведая, преподносимы кем!

Макрицыну нечего было возразить. Он хотел лишь спросить, как так получилось, что палец черепаха откусила, а крови не было? Но тут взглянул на руку и все пальцы обнаружил на месте. Ясновидящий сильно зажмурился и затем еще раз посмотрел на руки – результат оказался тем же. Еврухерий изумился несказанно, поднял взгляд на «анималиста-незаметника» – а тот как в воду канул. Вместо него Макрицын увидел продолжавших диспут Филопона, Симпликия и Зенона Элейского. Да еще огромная серая, почти полностью покрытая иголками свинья с острым рылом прошмыгнула мимо философов. Она тянула за собой металлическую клетку на колесах, внутри которой находился попугай, выкрикивавший что-то про девок и баню. На земле валялся портрет Ганьского.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации