Текст книги "Звери у двери"

Я погладил её по голове:

– Ты будешь самой красивой бабочкой на свете. Так тебя и вижу: длинные ослепительно белые волосы, гладкая бледная кожа и огромные глаза на прекрасном лице.

Чёрт, да мне и представлять не требовалось, просто смотреть.

– Ну, ты просто Бледную Госпожу из сказки описываешь.

– А, зацепило!

Оля подняла голову, и её глаза вновь наполнились светом:

– Очень жалко бедных детей. Представляешь, как им одиноко и страшно бродить по тёмным холодным улицам. А там – бандиты, убийцы и прочие мерзавцы. Уж лучше…

– Что?

– Уж лучше эта самая Бледная Госпожа. Вечный сон в облике красивой женщины куда лучше грязного насильника, смердящего смертью.

– Какой кошмар, – я легко коснулся её губ. – Достаточно ужасов на сегодня, пора возвращаться к нашим, пока они не начали паниковать.

Но гора не успела добраться до Магомета, тот её обнаружил первым.

– Ага, – Галя просто излучала концентрированный сарказм, – мы, значит, натыкаемся на открытый подвал, из которого смердит мама не горюй; на кухню с протухшим окороком, а эти два везунчика находят кровать. Пока мы волнуемся и переживаем – не случилось ли с ними чего, они валяются на мягкой перине. А ну, подвиньтесь!

И девушка бесцеремонно плюхнулась между нами, после чего, не секунды не колеблясь, положила согнутую в колене ногу на мой живот. Глаза её при этом сияли, словно два прожектора. Галя собиралась что-то сказать, но не успела: в тёмном проёме двери появилась ещё одна фигура со светящимися глазами.

– Ну, в общем, как я и предполагала, – в голосе Наташи звучало лёгкое самодовольство. – Илья, где ты там? Я же тебе говорила, спальня должна быть именно здесь. Вот это кроватка!

– А в шкафу уже посмотрели? – деловито осведомился Илюха, являясь следом за девушкой. – Дом стоял закрытый, может, остались какие-нибудь ценности? Не хотелось бы начинать продавать золото. Людишки тут больно ненадёжные.

– Кстати о птичках, – я приподнялся, осторожно убрав колено ничуть не смутившейся Галины, – замок я сломал, и теперь нужно посмотреть, как можно запереть входную дверь. Дабы не смущать нашего общего знакомого любителя грустной мистики.

– Кто сломал – тот и чинит, – жизнерадостно откликнулась Галя, – а я тут поваляюсь. Устала я, вся полностью.

– Это да, – Илья потёр лоб и опёрся рукой о стену, – вымотался за сегодня, как скотина. Такое ощущение, будто всего набили ледяной крошкой, а внутренности высасывают через трубочку.

– Есть немного, – поддержала его Наташа и присела на край кровати, – но спать неохота.

Я поднялся на ноги – и вдруг мир перед глазами пошёл мелкой рябью. Огромный двустворчатый шкаф, стоящий в углу, медленно пополз в сторону, и только некоторым усилием воли я смог вернуть ему неподвижность.

– Девочки, поройтесь в сундучке, – сказал я и хлопнул товарища по спине. – Пошли, шер ами. Полюбопытствуем, как можно устранить последствия моего хулиганства. И ещё, нужно как-то обеспечить свет. Если товарищи узреют наши прожектора – запросто обосрутся.

– Я там из кухни притащила два канделябра со свечками! – крикнула нам вслед Ната. – Да и камин можно растопить.

К огромному счастью, в Галькиной сумочке нашлось несколько зажигалок, которые девушка по старой привычке отбирала у своих парней. Нет, возле камина висела какая-то хрень с камешками и промасленной верёвочкой, но как этим воспользоваться, не знали ни я, ни Илья.

Чёртовы свечки в массивных подставках упорно не желали загораться, а только распространяли удушливый смрад какого-то протухшего жира. Илья громко чихал и непрерывно ругался, называя дом самым смердящим зданием на своей памяти.

Никто не побеспокоился закрыть люк в подвал, где нашли своё упоение прежние жильцы, и в кладовой воняло, как в заднице скунса. Люк захлопнули, но очень скоро вновь открыли, чтобы швырнуть вниз злосчастный окорок, найденный в кухонном шкафу. Кусок мяса тщательно упаковали в промасленную ткань, но это не помешало ему вонять, словно стадо дохлых свиней.

– Знаешь, – выдохнул товарищ, которому удалось выжать чахлый огонёк из толстого цилиндра свечи, – как подумаю про жратву, так аж комок к горлу подступает! Этот долбаный окорок надолго мне аппетит отбил.

– А он у тебя был, этот аппетит? – задумчиво осведомился я и повторил подвиг товарища. – Ладно, продолжай их насиловать, а я займусь камином.

В общем, не прошло и полгода, а в гостиной появилось какое-никакое освещение. Свечи мы водрузили на стол, где они тускло тлели, распространяя удушливое зловоние, а сами перебазировались ближе к весёлому пламени, пляшущему на толстых сухих деревяшках. Только теперь стало понятно, насколько прохладно внутри, невзирая на время года. От этого присутствие камина казалось приятным бонусом.

– О, гляди, как они нехило устроились! – голос Паши застал меня врасплох и, оборачиваясь, я едва успел выключить ночное зрение. – Камин, все дела. Ну, класс! Смотрите, чем мы разжились!

Витёк, угрюмо зыркнув в нашу сторону, молча протопал к столу и шмякнул на толстую столешницу объёмистый мешок. Второй такой же стоял у ног Шпеньки. Сам паренёк замер около взломанной двери и трогал пальцем замок, задумчиво поглядывая то на сломанный запор, то на меня.

Тем временем светящийся довольством Паша залез в недра мешка и выкладывал на стол содержимое, оживлённо комментируя каждый предмет:

– Хлебушек, ещё один, слегка твердоват, но ничего – погрызём, – две большие буханки, отличающиеся друг от друга размером и формой, – вяленое мяско, ничего себе так, – он понюхал кусок, делая вид, будто собирается укусить, – ладно, ладно, подождём. О, колбаски, обожаю! – два лоснящихся круга в неровной глиняной миске. – Сыр, слегка пованивает, но можно и нос закрыть. И гвоздь программы, да-ба-да! Местное вино, – два неряшливо сделанных кувшина с тщательно закупоренными горлышками, – Шпенька, дружище, иди сюда! Поцелую тебя в дёсны.

«Дружище», видимо, разобрал лишь своё имя, да ещё интонацию, но прекратил заниматься ерундой и поставил второй мешок рядом с первым. Его крысиное личико не покидало странное выражение.

– Мы в расчёте? – негромко поинтересовался Илья.

– В общем, да, – Шпенька часто покивал головой и покосился на дверь, – и если благородные господа больше ни в чём не нуждаются…

– Не нуждаются, – тихо сказал я, – можешь идти.

Его точно ветром сдуло. Ну наконец-то только свои. Вот, правда, один из своих, похоже, крайне зол. Осталось только узнать причину.

– Витя, какого чёрта? – утомлённо поинтересовался я. – У нас вроде бы и так достаточно проблем, без того, чтобы бросаться друг на друга. Или дуться втихомолку. Хочешь высказаться – валяй.

– Да мне просто интересно, – Витя качался с носка на пятку, – этот самый Шпенька как-то странно нас разделяет. Вам чуть обувь не лижет, а к нам с Пашей обращается, словно мы слуги. Или – собаки.

– Да прекрати ты гнать волну, – спина Павла стала напряжённой, – тебе просто показалось. Ты же ни бельмеса не понимаешь в его бульканье.

– Да нет, кое-что уразумел. Всё же их язык похож на немецкий. И он нас, Паша, спокойненько так назвал слугами. У этих, стало быть, хозяев. Да и то, посмотри на них: чистенькие, беленькие, как под копирку сделаны, не то, что мы – быдло быдлом. Да?

– Ну, может и промелькнуло какое-то упоминание, – неохотно признал я, – просто не успел объяснить, что мы – одна компания.

– Угу, – Витёк кивнул, исходя ядовитой яростью, – подумаешь, какое-то чмо в разговоре назвало твоего товарища слугой, ну а ты, вместо того чтобы сунуть ему в рыло, не успел объяснить. Да и то, разговор-то коротюсенький был – минут сорок-пятьдесят! Какой же ты мудак, приятель!

– Витя, – Илья положил парню руку на плечо, но тот нервно отбросил её в сторону, – остынь.

– Пошёл ты! Пошли вы все! Знаешь, все эти изменения в первую очередь происходят у вас в башке. И это всего два дня прошло! А дальше? Прикончите нас с Пашкой, если мы слово поперёк скажем? Чего там церемонится со всякими слугами!

Как же он достал со своими истериками! Появилось непреодолимое желание отвесить наглому засранцу чувствительную оплеуху. Пришлось долго отговаривать самого себя; дескать, в чём-то Витя, может, и прав. А если и не прав, то нужно быть умнее этого тупого вонючего поросшего омерзительной щетиной куска человеческого мяса…

И тут меня словно током ударило: я сообразил, ЧТО именно пришло в мою голову. Как будто я отделил себя от Вити и всех остальных людей. Точно я, Илья и девочки находились по одну сторону невидимой границы, а Паша, Витя и прочие человеки – по другую. Ехидный голосок внутри тоненько пропищал: «Но ведь так оно и есть!» – и пропал. Стало страшно.

– Ладно, ладно, – сказал я, – ты абсолютно прав. Я – мудак и поступил нехорошо. Предлагаешь догнать этого козла и начать убеждать, дескать, вы – не слуги? Скорее всего, он испугается и попишет меня ножичком. А я буду лежать в луже крови и, тяжело дыша, спрашивать: «Витя, ты простил меня?»

Витёк хрюкнул раз, другой. Потом хмыкнул и протянул руку:

– Ладно, мир. Честно говоря, вы со своими закидонами и так пугаете до усрачки. Очень хотелось бы верить, что люди, спящие рядом, не поднимутся ночью попить твоей кровушки.

– Я всегда готова к этому! – с утробным возгласом из-за камина выпорхнула Галя. – Дайте, дайте мне попить кровушки!

– Тебе ещё недостаточно? – невинно осведомился Илья. – Думаю, все твои парни могли бы охотно поспорить на эту тему. И, кстати, что это ещё на твоей голове?

– Это – шляпка, бескультурная бестолочь! – гордо возвестила кровопийца, демонстрируя неведомую фигню, больше всего похожую на голову чупакабры. – В шкафу оказались шляпки, много шляпок.

– И больше ничего, – добавила Оля. – Как я вам?

– Кошмар! – вырвалось у меня. – Нет, ну если тебе нравится…

– Нисколько, – она сдёрнула с макушки замысловатую конструкцию и водрузила её на голову Ильи. – Держи, подарок.

– Ну, мы есть сегодня будем? – жалобно осведомился Паша, чахнущий над своим съедобным златом. – Первый раз за два дня нормально пожрать-то можно?

– Ну, троглодит троглодитом, – Ната вплыла в комнату, бережно удерживая на голове нечто, напоминающее парусный фрегат. – Похоже, пассия прежнего владельца была помешана на головных уборах. И это совсем не лёгкое помешательство.

Илья, сдёрнув с головы Ольгин подарок, некоторое время рассматривал его, а потом с ожесточением запустил в пылающий камин. Оля, увидев столь непочтительное отношение к своему презенту, всплеснула ладонями:

– Мой дар! Как ты мог… Ты, ты разбил моё сердце!

Илья вскинулся было в попытке выдать нечто резкое, но, перехватив мой предостерегающий взгляд, опал, махнул рукой и направился к Паше с Витей, которые сортировали продукты и пытались сервировать стол. Наташа, отправив свою бригантину в дальнее плавание, окончившееся в углу гостиной, как-то неуверенно топталась на дальних подступах к столу. Словно ей что-то мешало.

Сделав пару шагов, я понял и попытался озвучить. Но не успел.

– Э-э, а вы уверены, что оно не пропало? – поинтересовался Илья, морща нос и указывая пальцем на продукты, – несёт от всего этого… Прям как от того окорока на кухне.

Паша поднял лоснящееся кольцо колбасы и деловито обнюхал. Потом откусил кусок, и на его физиономии расплылась широкая ухмылка. Почему-то в этот момент я ощутил сильнейший приступ тошноты. Наташа отступила на шаг назад и помотала головой.

– Я кушать не хочу! – негромко, но твёрдо заявила за моей спиной Галя, и одобрительное мурлыканье Ольги послужило аккомпанементом этой декларации.

– Думаю, вам всё-таки нужно поесть, – заметил Витёк, исподлобья наблюдая за нами, – два дня без еды – это явный перебор. Да вы и воду не пьёте.

– Не очень-то и хотелось! – фыркнула Галя и, легко подвинув тяжёлое кресло, запрыгнула в него. – И вообще – я, как всякая порядочная кошечка, буду дремать у огня. Меня не трогать!

В последней фразе отчётливо прозвучали истерические нотки. Оля присела на подлокотник кресла и склонила голову, позволив волосам закрыть пол-лица. Лишь один глаз вопросительно взирал на меня.

– Кому-то из нас стоит попробовать хотя бы кусочек, – очень тихо сказал попятившийся Илья, – ведь реально – какая-то хрень происходит: все должны жрать. Закон сохранения энергии никто не отменял: мы тратим силы – значит, должны их пополнять.

– И естественно, этим дегустатором должен быть я! – боюсь, раздражение вырвалось наружу. – Огромное спасибо за доверие!

– Когда дегустировал другое, не так возмущался? – ещё тише спросил Илюха. – Назвался груздём – полезай в кузов, даже если назвался не сам.

Нет, эта идея мне совершенно не понравилась!

На деревянных ногах я подошёл к столу и ненавидяще уставился на пищевое изобилие. Всё – воняло! Омерзительно! Хотелось закрыть нос и убежать прочь. Обернувшись, я заметил Галин носик, показавшийся над высокой спинкой кресла. Дремлет, значит. Засранка! Как всем интересно!

– Приятного аппетита, – пожелал Витя, внимательно наблюдающий за мной. Паша, продолжающий кусать колбасу, подмигнул.

Это походило на прыжок с вышки в холодную воду. Я взял в одну руку какой-то овощ, напоминающий огурец, а в другую – тонкий ломоть вяленого мяса, и отправил всю эту дрянь в рот. Пришлось чуть ли не пропихивать пищу внутрь, и Паша подсунул один из кувшинов. Сделав глоток, я понял: больше не могу. Отшвырнув недоеденные куски, я, шатаясь, подошёл к ближайшему креслу и едва не упал на его деревянную поверхность. Внутри начали работу лесопилы-трудоголики, оживлённо перестраивающие моё нутро, а в голове бешено порхали вертолёты-мутанты.

– Ты – весь зелёный, – деловито сообщил Илья, и его голос громом раскатился в моих ушах. – Похоже, обычная пища нам не подходит.

– Какая ценная информация, – квакнул я, – никто и не предполагал…

– Да он весь горит! – в голосе Оли слышалась тревога. – Идиотский был эксперимент. Витя, ты просто говнюк! Что, решил отомстить?

– Откуда я мог знать, как оно получится? – голос Вити не был ни виноватым, ни смущённым. – По виду вы – обычные люди. По крайней мере, были раньше.

Один из вертолётов столкнулся со стенкой моего черепа и в оглушительном грохоте взрыва меня согнуло пополам в пароксизме тошноты. Возникло ощущение, будто стая бешеных дикобразов неудержимо рвётся наружу, разрывая тело на куски. Слишком поздно я обнаружил таящееся за сумасшедшими зверушками. Коварный мрак стремительно вырвался из-за колючих спин и пожрал вселенную.

Но кое-что всё-таки уцелело.

Я осторожно двигался в кромешной тьме, пытаясь понять, где нахожусь и куда нужно идти. Вроде бы, вперёд. Там висела странная штуковина, напоминающая дверь, вырубленную в абсолютной пустоте. Дверь оказалась приоткрыта, и в щель медленно вливался леденящий холод, обжигающий моё невидимое тело. И ещё. За дверью кто-то притаился. Кто-то, смертельно опасный для меня и полностью чужеродный всему моему миру. Внезапно неизвестная тварь начала приближаться.

Нужно было бежать, спасаться от неведомого врага. Однако нечто внутри удерживало от бегства, вынуждая шаг за шагом приближаться к источнику холода и смертельной опасности.

Дрожа то ли от мороза, то ли от ужаса, я приблизился и толкнул дверь.

В тот же миг тот, кто притаился с другой стороны, вырвался наружу и пожрал меня.

И я проснулся.

О-ох, то же кресло, где я отключился. Ну и сон! Ощущение смерти в клыках неведомой твари было таким реальным…

Я осмотрелся: камин полностью выгорел, а свечи погасили, потому как не было видно ни зги. Даже не задумываясь, я переключился на благоприобретённое ночное зрение и оценил плоский серый мир, притаившийся за пеленой мрака.

Рядом с моим креслом дремал ещё один подобный уродливый предмет, где, свернувшись калачиком, тонко посапывала Оля. Её правая рука протянулась ко мне, словно девушка желала знать, здесь ли я ещё. Погладив тонкие пальчики, я бережно убрал ладонь и поднялся.

Около потухшего камина теснились ещё три пыточных приспособления, почему-то названных креслами. Там уже не посапывали – там громко храпели две глотки: Витя и Паша. Илья спал абсолютно беззвучно, и его тело как-то странно рябило, словно телевизионное изображение с помехами. Скорее всего – шалости моего прибора.

Я посмотрел по сторонам: Наты и Гальки нигде не наблюдалось. Стало быть, девчонки решили расположиться на кровати. Молодцы. Но места там хватало и на четверых, значит, Оля добровольно осталась со мной. Моя ты девочка! Я с нежностью посмотрел на её умиротворённое лицо и обнаружил на нём такую же рябь, как и у Ильи. Какого хрена?

И только тут до меня дошло, почему я проснулся. Меня разбудил очень тихий щелчок. Однако он так резко выделялся на фоне сопения и храпа, словно прозвучал мощный взрыв. Щёлкнуло ещё раз. И совсем не от входной двери. Похоже, из кладовой. Там, где нашли упокоение предыдущие владельцы нашего дома. Воображение тотчас нарисовало картинку распухших тел, медленно выползающих наружу.

Ухмыляясь, я двинулся навстречу тихим щелчкам, и лишь сейчас осознал, что мерзопакостные ощущения, появившиеся после злосчастного ужина, полностью исчезли. Осталась лишь неприятная слабость и чувство дикого опустошения, словно я обратился в запаянную колбу с абсолютным вакуумом внутри. Неприятно, конечно, но не смертельно.

Короткий коридорчик вывел меня в помещение с голыми стенами и уродливыми массивными крюками, торчащими из них. Это – всё. Ничего удивительного. Похоже, после смерти хозяев из дома вымели всё мало-мальски ценное, оставив только никому не нужную коллекцию безумных шляпок.

В земляном полу отчётливо выделялась квадратная крышка, грубо сбитая из толстых, почти необработанных досок. Сейчас она мелко подрагивала, и вообще делала попытки приподняться. Гадая, нет ли в этом мире мистических сил, способных оживлять мертвецов, я осторожно отступил к стене, наблюдая за судорогами люка.

Послышался ещё один щелчок, чуть громче предыдущих, потом тихий треск, и вдруг деревянный квадрат почти беззвучно откинулся назад, открывая бездонную черноту отверстия. Мрак шевельнулся и наружу выбрался цепкий паучок тонкой ладони. Потом – ещё один, и наконец показалась взъерошенная голова. Незнакомец тихо фыркнул, и вдруг одним прыжком оказался внутри.

Я узнал пришельца сразу же, как только увидел его лохматую голову, и теперь с интересом наблюдал за дальнейшими действиями Шпеньки. Мелкий жулик беззвучно покачнулся, и в его пальцах показался длинный блестящий стержень. Парень сделал шаг вперёд, и тогда я негромко спросил:

– Может, не станем мешать спокойному сну?

Он подпрыгнул на месте, а после, демонстрируя хорошую реакцию, повернулся в мою сторону, выбросив перед собой тонкий нож. И тут его застопорило. Я слишком поздно сообразил, как может отреагировать человек, увидев два светящихся глаза во тьме. Парень всхлипнул и отпрянул назад, угодив ногой в открытый люк. В самый последний момент я успел поймать пришельца, схватив за обнажённое запястье…

Утро застало меня сидящим на пороге дома и угрюмо наблюдающим за тускло сереющими облаками и звёздами, растворяющимися в светлеющем небе. За последние несколько часов мимо нашего дома прошли всего трое. Все похожие на оборванные привидения, которые давно потеряли надежду попасть в рай или хотя бы ад.

Кстати, по поводу ада. У меня возникло ощущение крайней близости к этому негостеприимному месту. Все мы оказались так близко к преисподней. И я – ближе всех. Но, чёрт побери, кроме дикой депрессии я испытывал диаметрально противоположные ощущения. И это разрывало меня на куски.

Об этом нужно с кем-нибудь поговорить. Срочно.

Однако когда на пороге появилась Оля, я понял: с ней я это обсуждать не стану. По крайней мере – сейчас.

Девушка медленно опустилась рядом и положила голову на моё плечо. Наши волосы перемешались так, словно росли на одной голове. Никакой разницы в цвете. Точно так же и бледная гладкая кожа Ольги ничем не отличалась от моей. Всё это было частью секрета, известного лишь мне. Очень страшного секрета. Я боялся рассказать его, даже думать о нём боялся, и не представлял, как жить дальше.

Мы перестали быть людьми.

Возможно, и существовал какой-то шанс повернуть всё вспять, но для этого требовалось снять медальон с изображением льва. А я так и не смог этого сделать, хоть и пытался. Тут не было никого, перед кем я мог бы кривить душой: всеми остатками своей человеческой сущности я желал вернуть всё обратно.

И проиграл.

Витя вновь оказался прав, но не думаю, что это его обрадует.

– С добрым утром, – негромко сказала Оля и потёрлась щекой о плечо, – сон мне снился, такой странный…

– Расскажи, – попросил я, не решаясь взглянуть в её глаза.

– Мне снилось, будто я иду по яркому лугу и собираю цветы. А навстречу кто-то идёт, но солнце бьёт в глаза, и я никак не могу понять – кто. Я прижимаю букет к груди, а он внезапно становится таким холодным, словно я держу ком снега. И вдруг я вижу саму себя, с букетом цветов в руках. Только это – не настоящая я, а как бы фотография, освещённая ярким светом. И она всё выцветает, выцветает. И больше не остаётся ничего: только я, лёд, и крохотная тёмная комнатушка с маленьким окошком. Из него видно солнце, синее небо и цветочный луг. Я делаю шаг и просыпаюсь. Странно, да?

– Угу, – кивнул я и погладил её по голове. – Вообще столько странного происходит…

– Ты даже не представляешь, – девушка как-то непонятно хихикнула и, взяв мою ладонь, провела ею по ткани своей одежды. – Что чувствуешь?

Я оказался сбит с толку. Она думает, я смогу угадать, какая это материя? Так это – дохлый номер! И своя-то одежда всё утро вызывала ощущение смирительной рубашки, а тут ещё и Оля со своими непонятными загадками.

– Гладкое, – промычал я, – ну, не знаю…

– Похоже на настоящую ткань?

– Э-э? – вероятно у меня было очень глупое выражение лица, потому как девушка расхохоталась и, поднявшись, потянула за руку.

– Пойдём. Покажу тебе одну забавную штуковину.

Я и сопротивляться не стал. Просто закрыл дверь и поставил на место засов, блокирующий замок. Очевидно, кто-то из ребят нашёл эту полезную вещь, пока я валялся без сознания.

Через крохотные окошки вливался микроскопический квант света, но его оказалось вполне достаточно, и я смог различить белое пятно, плывущее впереди. Оля направлялась… У-ух! Нет. У меня камень свалился с души, когда я понял, куда она идёт. На кухню. Там я, кстати, ещё не был.

Храп Вити и Паши стал ещё громче, причём кто-то из двоих начал причмокивать и тихо бормотать. Краем глаза я заметил жёлтую искру, вспыхнувшую и тут же погасшую в кресле Ильи. Подсматривает, засранец?

Кухня оказалась куда больше, чем кладовая или спальня. Тому было логическое объяснение в виде исполинской печи, занимавшей почти половину помещения. Наверное, предыдущий хозяин был совсем не дурак на пожрать. Кроме того, здесь имелся разделочный стол, покрытый бурыми пятнами, и стеллаж с кухонными принадлежностями, больше напоминающими изощрённые орудия пыток.

Чуть дальше, у заложенного камнями дверного проёма, лежала поленница дров для печи, а около стены… Ну, даже не знаю.

– Похоже, здесь ночевала прислуга, – пояснила Оля и протиснулась между двумя кусками плотной ткани. – Заходи.

Внутри оказалось абсолютно темно, и я сразу же включил ночное зрение, обнаружив полностью обнажённую Ольгу, замершую между двух низких топчанов. Чёрт! Когда она успела? Девушка, лукаво ухмыляясь, подошла ближе, и я ощутил свежий аромат душистых яблок. Это возбуждало. Очень. А во мне ещё и продолжало бурлить ночное…

Не в силах сдерживаться, я сделал шаг вперёд и ощутил болезненный укол между ключиц. Выпущенный коготь медленно пополз вниз.

– Какой ты горячий! – ухмыльнулась девушка. – Ну, в этом никто и не сомневался. Но пока я собираюсь показать нечто иное…

Её рука резко опустилась вниз, и моя одежда оказалась рассечена, точно угодила под острую бритву. Прежде чем я успел опомниться, Оля ещё несколько раз провела когтем, оставив меня полностью обнажённым. Таким же, как она. Удивительно, но я ощутил странное облегчение, словно змея, избавившаяся от старой шкуры. Тем не менее…

– А дальше? – поинтересовался я, сдерживая смех. – Разденься – выйди на улицу голым?

– Дурень! Смотри.

По её телу прошла рябь, вроде той, которую я видел ночью – и вдруг во мгновение ока Оля оказалась полностью одета. Правда, теперь на ней было очень короткое облегающее платье, подчёркивающее очертания совершенного тела. Я помотал головой, отгоняя наваждение, а когда снова посмотрел на девушку, платье сменилось мини-юбкой и топиком.

– Но как?!.

Оля громко рассмеялась.

– Представь себя полностью одетым, – сказала она сквозь смех, – во что хочешь. Ну, давай же, пробуй. Или ты хочешь остаться в этом? Боюсь, костюм Адама давным-давно не актуален.

Я решил было закрыть глаза, получше представляя обновление гардероба, но не успел. Ольга вновь расхохоталась, а я почувствовал прикосновение ткани к коже. Ощущение оказалось настолько полным, что я не выдержал и пощупал. Хм, материя, как материя. Во, блин!

– Ты точно уверен, что костюм-тройка и рубашка с галстуком – то самое? – поинтересовалась Оля. – Но мне нравится, как ты выглядишь.

Я немного подумал, и девушка отступила на шаг назад, оценивая. Потом, подняла вверх большой палец. Теперь на мне были чёрные узкие джинсы и приталенная белая рубашка, открывающая грудь. Видел в каком-то журнале. Даже и не думал употребить до сегодняшнего дня.

– Странно, – сказала Оля, внезапно посерьёзнев. – Слишком всё легко и быстро получается. Как по взмаху волшебной палочки: раз – идеальная внешность; раз – ночное зрение; раз – оружие, которое всегда с тобой. А теперь ещё и мобильный гардероб с неограниченными запасами. Спасибо тебе, медальончик!

Она подняла своё украшение к губам и поцеловала его.

А меня словно застопорило. Спасибо тебе, медальончик!

Сегодня ночью я час стоял на коленях посреди безмолвной тьмы и лил слёзы, умоляя кого угодно дать мне силы снять это проклятущее украшение. Никто не откликнулся, никто не помог. Руки не могли сделать простейшую вещь и снять цепочку с шеи. Проще, казалось, отрезать саму голову. Потребовался целый час, прежде чем я понял, что проиграл.

Мы все проиграли.

Материя раздвинулась, и в щель высунулась мордочка Гали. Физиономия у девушки оказалась заспанной и забавной, точно у котёнка. В жёлтых глазах чернел вертикальный зрачок, а белые пряди норовили лечь на бледное лицо. Почти полная копия Оли с некоторыми индивидуальными отличиями, позволяющими опознать прежнюю Галину.

– А я думала, вы тут трахаетесь, – задумчиво пробормотала она и оценила нашу одежду. На гладком лице не мелькнуло и тени удивления. – Неплохо, неплохо, но видели бы вы, какие чудеса творит Натаха. Версаче в гробу ворочается, Дольче с Габаной поминает.

– Видишь, – наставительно заявила Оля, – нам, хрупким и разумным созданиям, дано проникать в тонкую материю вещей. А вам, грубым мужланам, всё нужно разжёвывать и показывать.

– Показывать – это хорошо, – заметил я и, протянув руку, подтянул Галю ближе, – а слабо вам двоим мне показать…

Ну, мне и показали. Где раки зимуют. Девушки дикими кошками набросились на меня и, сорвав занавеску, мы покатились по полу. Сначала я попытался сопротивляться, но очень быстро понял: это бесполезно. Урчало, рычало, шипело, щипало, колотило и покусывало. Казалось, их не двое, а целый десяток.

– Сдаюсь! – крикнул я. – Больше не буду! Только меньше.

– Что это вы тут творите? – осведомился сонный голос Витька. – Ну ни фига себе бардак! Чё это за кокон?

Коконом был я, обёрнутый в остатки исполосованной занавеси. На мне сидели, словно я был бревном, и весело насвистывали бодрый мотивчик.

– Это – я, – смиренно пробубнил я, – а мы тут плюшками балуемся…

Витёк молчал, и его молчание как-то нехорошо затягивалось. Я осторожно проковырял когтем дырочку в ветхой ткани и выглянул наружу: товарищ стоял у входа в кухню и рассматривал девушек, оседлавших меня. В его изумлённой физиономии сна не было ни в едином глазу, только недоумение.

– Вить, ты чего? – осведомилась Оля, и в её голосе прозвучало искреннее участие. – Ты словно привидение увидел.

– Два привидения, – уточнила Галя, и заёрзала, устраиваясь поудобнее. По комнате вовсю плыли цветочно-ягодные ароматы, источником которых служили мои наездницы.

– Привидения? Ну, типа того, – Витя покачал головой. – Вам бы на себя в зеркало посмотреть. И где вы эту одежду нашли? На средневековые прикиды она не слишком похожа, а чемоданов со сменкой я при вас не замечал. Вот, блин! Как ты это сделала? Опять эти ваши фокусы?

– Галя! – укоризненный голос Оли. – Зачем?

– А пусть знает!

Кажется, пора вмешаться: Витька и так на взводе, а эти чертовки ещё выделываются.

– А ну, вставайте, – скомандовал я, – выпускайте меня отсюда.

Они даже не пошевелились. Вот засранки! И это начинало бесить. С трудом удерживая пробуждающуюся ярость, я рявкнул:

– ВСТАЛИ! – голос прозвучал как-то необычно, глухо, точно я изо всех сил кричал в подушку.

Тем не менее груз исчез, и я торопливо срезал с себя осточертевшие лоскуты, после чего поднялся на ноги. Дела обстояли несколько хуже, чем я думал. Глаза у Вити и вовсе залезли на лоб, а девушки, мелко дрожа, прижимались к стене и смотрели на меня с откровенным испугом. Вот хрень. Я что-то пропустил?

– З-зачем? – выдавила Галя, и в уголках её глаз блеснули слёзки.

– Как ты это сделал? – звенящим голосом спросила Оля и провела пальцами по лицу, будто снимала невидимую паутину. – Это было так…

– О чём вы? – похоже, от девчонок мало толку. Я повернулся к Вите и наткнулся на его откровенно враждебный взгляд. – И ты тоже? Какого хрена ты вылупился? Хочешь ещё покормить, вчерашнего мало?

– Да нет, вполне достаточно, – он криво ухмыльнулся. – Цирк был ещё тот. Прям, как сейчас: «Встали!» и их словно молнией шандарахнуло.

– Скорее, как иголками изнутри накололи, – уточнила Галя, – очень больно. Зачем ты так с нами?

– Я не хотел, – мне стало неловко, – даже не знал про такую штуку. Простите, пожалуйста. Больше не буду, чес слово!

– А я в этом очень сомневаюсь, – Витя неприятно хихикнул и, уже повернувшись, добавил: – Интересно, в вас человеческое-то хоть осталось?

Я пожал плечами и вернулся к девочкам. Похоже, обе успели очухаться. Оля укоризненно погрозила мне пальчиком, а Галька, сжав маленький кулачок, энергично взмахивала им и повторяла с разной интонацией:

– Лечь, лечь, лечь. Да лечь же, чёрт побери! Как это у тебя получилось?

– Не знаю, – я развёл руками, – просто очень разозлился, и мне захотелось, чтобы вы обязательно выполнили мой приказ. Вот и всё. А там всё само вышло.

– Думаю, у нас не получится, – задумчиво сказала Оля и погладила свой медальон, – у наших украшений, кажется, имеется неприятный сексистский шовинистический пунктик.