Текст книги "Авианосцы адмирала Колчака"

Самое скверное: никто потом не смог повторить аппарат Иодко. Растение, естественно, можно менять, на то Яков Оттонович дал ясные указания. И в электрической конструкции ничего не было особого – катушка Румкорфа, лейденские банки – сиречь конденсаторы, гальваническая батарея… Но разобранный и собранный снова аппарат не работал, хоть к елке его подключай! А собранные четверть века назад – вполне, только не забывай батарею заряжать да водой листики смачивать.

В радиорубке авианосного крейсера около станции Маркони, весившей добрую тонну, князь прошел к деревянному ящику, отпер его ключом и под недоуменным взглядом радиста плеснул внутрь воды из фляги. Потом взял трубу:

– Адам, слышишь меня?

– Так, ясновельможны пан!

Черт бы побрал их… Не может по-человечески обращаться.

– Пше прашем, Ваше Императорское Высочество, – поправился юродивый радист. – Вже подлетаем до берега. Розглендам позиции.

– Передать адмиралу Колчаку: есть связь с наблюдателем!

– Так точно, ваше высокопревосходительство! – Радист быстро закодировал сообщение и застучал ключом.

Буквально через три-четыре минуты издали донесся приглушенный расстоянием грохот. Орудия линкоров затянули смертельную песню, обрушив тонны взрывчатки из полусотни стволов на кайзеровские позиции. Александр Михайлович с самой важной миной слушал голос Адама из зеленого куста, отдавал команды радисту, иногда снова брызгая водой на листики. В общем – воевал.

А на западном берегу Вислы вскипела земля. Полсотни тяжелых снарядов, падая в квадрат, творили в нем невообразимое.

Здоровенная стальная чушка калибром двенадцать дюймов имеет твердый наконечник, выточенный под броневой пояс линкоров. Она уходит в мерзлый грунт, начиненная десятками фунтов пироксилина, и взрывается. Горе солдатам, сидящим в траншее неподалеку. Целый пласт земли сдвигается тем взрывом. Стенки окопа смыкаются, подобно челюстям живущего в земле хищного чудовища, расплющивая пехоту. Оставшиеся в живых непременно задохнутся – в грохоте канонады их некому спасать.

Осколки фугаса разлетаются на десятки метров, поражая готовые к форсированию Вислы войска. Кого-то бог миловал от осколка, те получают жуткий удар по ушам. В голове звон, все кружится, плывет, кажется нереальным. Потом контузия пройдет, но огромное количество ее подхвативших уже никогда не станут в строй и не будут здоровыми людьми – мозг не любит подобных встрясок.

Оставшиеся целыми переживают моральный удар не меньший, чем сотрясение мозга. Обещанная артиллерийская поддержка с моря молотит по своим! Ошибка? Вряд ли. Зона накрытия уходит на юг, потом вглубь, продолжая мешать тела солдат с ледяной землей.

Волной накатывается паника. Сначала тихо, а потом, перекрывая разрывы, тут и там звучат голоса: нас предали! Флот бьет по своим! Флот перешел на сторону русских! Нарушена связь, не проходят команды, а доставленные не исполняются. Каких-то полчаса назад образцово дисциплинированные «зольдаты» быстро превращаются в перепуганное стадо. Так жутко не было им даже на Марне. Чего дальше ждать? Их начнут давить собственные танки? Или газы пустят… Одно спасение – бежать! Но некуда, из окопа кажется, что воздух буквально унизан свистящими осколками. И всюду смерть.

– Ваше высокопревосходительство, – обратился Врангель к Хану Нахичеванскому, вкладывая в титулование наименее возможное уважение, – мне надлежит убыть к Деникину, вам – наступать на запад. Потрудитесь подготовить для передачи в Ставку рапорт о результатах вылазки.

Выскочив на свежий морозный воздух, барон с удовольствием услышал раскаты грома. Сейчас линкоры закончат на западе и повернут пушки на прусский ландвер. С юго-запада по прусской группировке ударят танки, а «железная дивизия», известная тем, что всегда выполняет успешно даже самый невозможный приказ, ударит в лоб. Окружение и разгром трети войск кенигсбергской группировки означают, что Восточная Пруссия обречена… Даже если Хан в очередной раз выкинет мерзкий фокус.

Кавказский генерал отправился в расположение 312-го Полтавского полка, в первую линию окопов у самого вислинского льда. Если германцы опомнятся, ударят из гаубиц, здесь – самое пекло. Однако не похоже, ныне туго кайзеровским орлам. По чести говоря, Хану Нахичеванскому надоели до чертиков пошлые насмешки Врангеля, отводимые глаза начальников дивизий. Он сейчас им покажет, как воюют настоящие кавказские мужчины. Аллах не оставит своей милостью.

На западном берегу стихли взрывы, однако прямо напротив землянки штаба полка поднялось облако невиданного ранее цвета – зеленоватое, не похожее на привычный дым. Что ж у них такое горит, рассуждали офицеры, когда генерал догадался первым:

– Это газы, господа. Какое у нас направление ветра?

Аллах и правда не оставил в беде. Слабая поземка тянулась с востока, а зеленая смерть поползла по германским позициям.

– Ждем, пока облако рассеется. Форсируем реку и берем врага на штыки. – Хан вдруг окончательно решился, удивив в первую очередь себя самого: – Я поведу вас в атаку.

Через полтора часа пехотный полк в полном составе, обнажив участок обороны, ринулся на лед. Солдаты и офицеры поскальзывались, падали, снова вставали и бежали дальше. С германской стороны не проснулся ни один пулемет, оружие русских тоже молчало. В первых рядах, размахивая шашкой и смешно выбрасывая кривые кавалерийские ноги, бежал генерал Хан Нахичеванский.

Глава седьмая

Неожиданный успех русских в Брусиловском прорыве и Привисленской операции имел внешнеполитическое продолжение. В Мадьярии началось восстание под руководством националиста Михая Каройи, пытавшегося провозгласить независимость страны от Австрии. Редкий случай, когда военное и внешнеполитическое руководство Российской империи отреагировало быстро и согласованно. Николай Второй объявил о признании Правительства Национального Спасения Каройи единственной законной властью в стране. Оборонявшие Будапешт войска пришли в смятение, так как в их рядах числилось множество офицеров австрийского происхождения. Под давлением русских войск, не вступивших, впрочем, в открытые бои, венграм удалось сравнительно бескровно выдворить австрийцев на коронные территории.

Дивизии Юго-Западного фронта вошли в Будапешт на правах союзников, на которых местные смотрели с настороженностью, переходившей в откровенный страх. Однако без русских Каройи обойтись не смог. Только с высочайшего позволения российского Императора он имел шанс восстановить суверенитет над восточными районами или хотя бы частью их, а также получить защиту от румынских территориальных претензий. Таким образом, главный союзник германского кайзера ссохся от великой империи до малого королевства. Кроме собственно Австрии, Габсбурги удержали еще западную часть Чехословакии.

Япония объявила войну Германии и аннексировала китайские колонии. Французы и англичане без церемоний поделили африканские немецкие владения. Таким образом, к февралю 1915 года кайзер обладал мощным флотом и самой сильной в Европе сухопутной армией, зато практически остался один против всего мира. Австрия мало уже чем могла помочь. Она кое-как сдерживала сербов от продолжения наступления да ожидала нападения Греции и Италии, посматривавших – не урвать бы себе кусочек габсбурговой плоти напоследок.

Главной слабостью России стала ее чрезвычайно растянутая линия фронта – от Адриатического моря до Балтики и вокруг Восточной Пруссии. Столь протяженной зоны военных противостояний история не знала. Кайзеровский Генштаб сочинил несколько способов прорыва фронта на весенне-летнюю кампанию 1915 года.

Напрашивалось решение атаковать русские позиции вдоль балтийского побережья и деблокировать Восточную Пруссию, повторив февральскую попытку. Генералы поняли, что главной причиной той неудачи явилась недооценка противника. Совершенной неожиданностью свалилось на головы германских полководцев уничтожение эскадры броненосцев и, как следствие, мощный артобстрел изготовившихся к атаке частей.

Свою роль сыграла переменчивая военная фортуна. Корабельный снаряд по случайности угодил в сложенные к атаке баллоны с отравляющим веществом. Как назло, ветер дул на запад, а у находившихся там частей не было средств защиты: предполагалось употребить хлор как оружие наступательное, вытравливая врага из щелей, что тараканов, в то время как русские химию не пользовали. Далее произошла страшная вещь, объясняемая то ли азиатской дикостью, то ли сумасшествием. Целый русский полк перешел Вислу по льду и начал без разбора колоть штыками германских солдат – мертвых от хлорного удушья, раненых и оглушенных от артобстрела либо просто шокированных «неправильным» началом боя, в первые минуты которого не раздалось ни единого выстрела.

Отступали русские неорганизованно. От пулеметной стрельбы вдогон на висленском льду полегло не менее батальона, столько же осталось в германских окопах – хлебнувших хлора или погибших в рукопашной, да два десятка выживших отравленных попали в плен. Но они перекололи бригаду и около батальона соседей!

Среди жертв хлора похоронная команда нашла тело в форме русского генерала. Если страшная гибель тысяч пехотинцев привнесла смятение в солдатские ряды, то здесь задумались командные чины. В кайзеровской армии на передовой воюют офицеры не выше майора, остальные управляют. Русские нарушили все правила и победили.

После корабельного артобстрела, хлора, атаки безумцев и работы полевых гаубиц собранная под Данцигом армия атаковала вполсилы. Пара захваченных на восточном берегу плацдармов не продержалась долго – туда снова полетели снаряды с линкоров, а затем ударили мобильные резервы русских. Корпус ландвера, назначенный наступать с прусской стороны, сложил оружие, предрешив тем самым судьбу Кенигсберга.

В германском Генштабе отдавали себе отчет, что после весенней распутицы можно прорваться в Восточную Пруссию и вернуть ее, для этого перебросить еще войск с Западного фронта, а к Балтийскому заливу направить гораздо бо́льшие силы флота открытого моря, дабы не допустить повторного поражения. Но к тому времени Кенигсберг неизбежно падет. Стратегическая ценность района после безжалостного хозяйничанья русских станет близкой к нулю: повальная депортация германского населения и заключение его в лагеря в Закарпатье – наглядное тому свидетельство.

Пока германские штабные стратеги двигали линейки по картам, втыкали в них острые циркули, пачкали цветными линиями и всячески издевались над безответными на бумаге русскими дивизиями, в Лондоне произошли незаметные пока события, довольно круто поменявшие ход войны.

Начиная с ноября четырнадцатого года на столичных приемах засверкала новая звезда – русская баронесса Ольга фон Врангель, вздорная и ветреная блондинка лет двадцати пяти. Она не любила о себе распространяться, говорила лишь, что муж много старше ее; они расстались.

Британские кавалеры обозвали русскую an exotic prize (экзотический приз) и открыли сезон охоты. Какие бы ни были у нее отношения с супругом, сам факт наличия такового есть гарантия отсутствия хлопот – никто не обвинит в совращении девственной леди. Да и случись беременность, в первую очередь отвечает законный муж, как бы далеко он ни находился от жениных прелестей во время зачатия.

Ольга флиртовала охотно, но не пускала никого ближе четко установленного рубежа обороны. Увы, чересчур далекого от вожделенной цели. Джентльмены заключали пари, тратили несметные суммы, пытаясь произвести впечатление, – тщетно. Глядя на их усилия, русский посланник в Лондоне посмеивался: направь они толику растраченной амурной энергии на войну, британцы маршировали бы уже у здания Рейхстага.

В январе счастье, кажется, улыбнулось юному сэру Энтони Идену из замечательной графской семьи, члены которой назывались одним из столпов Консервативной партии. Несколько намеков, взмахов ресницами, тайное послание, переданное суровым бородатым мужиком вида KAZAK, и Энтони удостоился свидания… Первого в его жизни настоящего свидания с настоящей взрослой и ослепительно красивой женщиной!

Впрочем, самого главного опыта, о котором втайне вожделел будущий граф, не случилось. Как и не прозвучало, что подобное невозможно в дальнейшем. «Вы же понимаете, сэр, я не такая, как многие предпочитают считать», – заявила баронесса. Замужняя женщина вдалеке от супруга может легко быть скомпрометирована, оттого обязана остерегаться неосторожных поступков. Разве что любовь – страшная вещь, иногда она толкает на самые необдуманные порывы… В общем, за тот вечер юноша услышал несколько «да», означавших твердое «нет», столь же решительное «нет», под которым подразумевалось «возможно да, но не сейчас», и десятки других слов, могущих значить все что угодно – от далеко идущих намеков до цен на мандарины в Шанхае. Вдобавок красотка не слишком хорошо владела английским и, не смущаясь, списывала на это любые свои обмолвки. Даже Yes и No могла перепутать!

Русский акцент, считавшийся многими в лондонском свете неэстетичным, казался сэру Энтони завораживающим. После второй подобной встречи, когда юный джентльмен удостоился чести поцеловать не только перчатку, но и узкую полоску кожи над ней, он пропал с потрохами, готовый продать душу дьяволу, а семью в рабство на плантации ради минуты с обожаемой баронессой!

Опасаясь за репутацию недотроги, Ольга взяла с Энтони честное благородное слово джентльмена никому и ни при каких обстоятельствах не говорить об их встречах. Юный сэр прекрасно это понимал. Отправленный на стажировку из Оксфорда помощником к министру иностранных дел Артуру Бальдурфу, он также не хотел огласки связи с дамой, подданной дружественной, но все-таки иностранной державы. Хотя до дрожи в коленях юноша страдал от невозможности бросить небрежно в клубе: «Вчера, во время нежного рандеву с леди фон Врангель…» Пожалуй, не менее чем от неутоленного желания близости.

Выделяемые Идену средства без остатка ушли на подарки и украшения. Он влез в долги, а вскоре с ужасом узнал о порочной страсти своего предмета обожания. Баронесса страдала неуемным карточным азартом.

Ее партнеры собирались по вечерам в уединенном особняке на окраине Лондона и сидели там до пяти утра. Ольга учила Энтони разным премудростям, коими владела в совершенстве, позволяла следить за игрой, однажды разрешила сыграть с ней в паре. И успех не заставил себя ждать! Первые значительные деньги, легкие да вдобавок полученные от слияния душ и разумов с любимой женщиной, окрылили, просто вознесли к небесам! Нет нужды говорить, что вместо отдачи долгов сэр Иден купил очередное украшение из бриллиантов и гранатов. И был вознагражден – страшно сказать – поцелуем в лоб!!

Трагедия случилась через неделю. Они проигрывали, повышали ставки, делали их уже в долг, ошибались. В шестом часу утра вышли к авто в туманную сырость, особенно противную, когда на улице около нуля. А внутренняя температура молодого Энтони опустилась до антарктической. Он едва разбирал, куда ставить ноги.

– Don’t worry, my honey![6]6
  Не волнуйся, мой сладкий! (англ.)


[Закрыть] – утешила Ольга. – Деньги – тлен, главное – чувства.

Этого «тлена» срочно требовалось двадцать тысяч фунтов стерлингов. Как кавалер и истинный джентльмен, сэр Иден написал расписку от собственного имени, не имея ни малейшего представления, откуда взяться у него подобной сумме.

Заспанный и расстроенный, он отправился в Форин-Офис на Кинг Чарльз-стрит, кое-как отбыл канцелярскую повинность и на пути домой был остановлен ирландцем из числа удачливых ночных партнеров, сопровождаемым двумя уголовными типами.

– Деньги с собой?

– Помилуйте! – испуганно и как-то по-овечьи проблеял юноша. В отличие от распространенного английского животного, с него абсолютно нечего было стричь. Он испуганно огляделся по сторонам. Неподалеку прогуливается бобик. А толку звать констебля? Стоящие перед ним джентльмены в своем праве, в кармане рыжего картежника расписка на двадцать тысяч. Ежели захотят убить или избить, для этого дела есть темные подворотни.

Чувствуя, что мочевой пузырь может предательски отказать, Энтони как милость божию получил вдруг отсрочку на три дня. Что будет, если деньги не сыщутся, он не осмелился спросить. Ясно же – ничего хорошего.

Мрачный, с ввалившимися глазами и бледностью на лице, которая отдавала не интеллигентностью, а мертвечиной, юный сэр встретился с баронессой. Он заявил, что не может покрыть долг, не может навлечь позор на семью. В общем, пришел сказать Ольге последнее good by my love.

– Хорошенькое дело! – воскликнула она. – Те громилы и ко мне приходили. Это страшные люди. Когда с ними по-честному, они порядочные и всегда держат слово. Но обманывать их смерти подобно. Я же верила – ты мужчина! За твоей спиной уютно и надежно. Даже строила планы на длительные отношения… Боже, какая дура!

Энтони что-то пролепетал, но женщина его и слушать не стала.

– Струсил! Пуля в лоб – самый малодушный путь бегства. Ирландцы и от меня не отстанут, и от твоих родных. Подумай о клейме позора на графе Идене, если выяснится, что сын застрелился от отчаяния, что не может сдержать слово джентльмена.

– Придется открыться отцу, – всхлипнул ухажер.

– И он за оставшиеся сутки легко найдет тебе двадцать тысяч?

Юноша окончательно потух.

– Пожалуй, нет. Граф – старой закалки. Скорее всего выгонит меня из дому, лишит наследства и права на титул, передав его младшему брату. Иными словами, отречется.

– Значит, выход нужно найти самим, – холодно и рассудочно обрубила Ольга.

– Но как?!

– Сутки у нас в запасе. На тебя надежды нет, – она глянула на него уничижительным взглядом. – Приходи завтра в это же время через заднюю дверь. Придется мне на время изменить пол. Должен же хоть кто-то из двоих быть мужчиной.

Граф Воронцов из русского дипломатического корпуса, знакомый сэру Энтони по приему на Даунинг-стрит, холодно выслушал призывы Ольги о помощи и сбивчивый лепет джентльмена.

– Ежели б мы воевали, а вы предали свою страну, разглашая ее важные секреты, я мог бы выручить вас изрядной суммой, сэр Иден. Однако Британская империя – дружественная к России страна, а ее интересы мы блюдем как свои. Разве что вы поможете подготовиться нам к следующему раунду переговоров о военных поставках, дабы заключить соглашение к наибольшей обоюдной пользе. Но, при всем уважении, это не стоит подобных денег.

– А ско… сколько?

– Пару тысяч я вам дам. Не более.

Энтони потерянно глянул на Ольгу.

– Принимаем, – решила она за двоих. – Я поговорю с ирландцами.

Воронцов сухо обсудил тонкости, как Энтони скопирует нужный протокол. Впоследствии вышло, что копия не понравилась графу, и он заявил – джентльмен должен выносить документы с Кинг Чарльз-стрит не менее чем на два часа, в фотографическое ателье поблизости. Если, конечно, деньги по-прежнему нужны.

Ольга договорилась с ирландцами. Они не только не тревожили больше Энтони, но и позволили отыграться. Стоит ли говорить, что их долг не сократился, а вырос, благодаря чему у неприметного фотографа прибавилось работы.

Кое-как рассчитавшись с карточными долгами, измученный юный дипломат получил, наконец, намек, что его старания будут вознаграждены высшей наградой. Громом среди ясного неба прозвучало: баронесса устала от Лондона и намеревается переехать в Стокгольм, там начать новую жизнь.

– Но я не могу покинуть Лондон!

– Приезжайте ко мне в Стокгольм. Не навсегда, на пару дней… или ночей! Там и решим, есть ли у нас совместное будущее, дорогой.

Проведя сутки в беспросветной пустоте, изнемогая от одиночества без встреч со смыслом всей его жизни, Энтони наскреб денег на краткий вояж и сел на пароход под шведским флагом. Кайзеровский подводный флот, чье командование провозгласило тотальную войну для блокады Британских островов, не трогал пока нейтралов, даже заходящих в устье Темзы. В холодном Стокгольме сэр Иден получил самый горячий прием и провел упоительную ночь, где осуществились самые смелые мечтания, а также выпало много разных неожиданностей, о которых он и думать не смел. Оказывается, единственный муж баронессы чрезвычайно многому ее научил на ложе любви, чем она охотно поделилась с юным поклонником, несколько утомившим даму полной неосведомленностью в интимных утехах.

На утро Ольга собралась и отправилась на вокзал: не приглянулся ей Стокгольм. Она возвращалась в Россию. Расстроенного Энтони тут же в шведской столице перехватил граф Воронцов и предложил дальнейшую работу с приятной перспективой заработать довольно средств и переехать к баронессе. Или вывезти ее в какую-то приятную часть света, война-то скоро закончится. Бедный сэр Иден согласился. А что ему оставалось делать? Тело хранило еще жар объятий прелестницы, дома ждет промозглый Лондон, блестящая, но тоскливая карьера и одиночество с сознанием того, что ни одна англичанка не сравнится с русской богиней.

В Гельсингфорсе женщину встретил подполковник в партикулярном сюртуке, который завербовал ее в одном из губернских городов. В ту мрачную пору талантливая актриса натурально голодала после распада труппы, время от времени получала средства от небогатых любовников и откровенно подумывала сменить паспорт мещанки на унизительную бумагу бордельной девки. Отдаваясь за пятерку в провинциальной глуши, в Лондоне Глафира Поликарповна несколько месяцев ощущала себя действительной баронессой, сколотив небольшое состояние на подарках Энтони и подношениях других притязателей на ее благосклонность. Увы, никто из других претендентов не имел достаточной вхожести к премьеру или хотя бы к главе Форин-Офис.

– Россия признательна вам, леди, – учтиво и без тени насмешки заявил жандарм.

– Полноте, офицер. Здесь-то чего паясничать? Хм, леди… Вы прекрасно знаете, кто я и что я.

– В трудное время главное другое – какую пользу вы принесли Отечеству. Поверьте, добытые с вашей помощью сведения стоят для победы больше, чем отряд линейных броненосцев.

– Казна выделит мне хотя бы на канонерку? – Бывшая губернская актриса вопросительно подняла бровь.

– Несколько меньше. Вы получите новые документы и новое имя, с ними потрудитесь уехать подальше, лучше во Владивосток или в Мукден. Через какое-то время британцы начнут искать баронессу Ольгу фон Врангель.

– А таковой нет.

– Отчего же? Но внешне она выглядит решительно иначе, детьми обременена и из Петрограда в войну не выезжала ни на день.

«И для подобной жизни настоящей Ольге не пришлось зарабатывать передним местом», – вздохнула про себя Глафира.

Страшное оружие, добытое для России женским коварством, граф Воронцов использовал там же, в Стокгольме, а ему на помощь в качестве тяжелой артиллерии прибыл великий князь Александр Михайлович. Николай Второй сам бы не прочь стяжать очередные посольские лавры, а после подписания мира с Японией он считал себя непревзойденным дипломатом всех времен и народов. Но Император заигрался в солдатиков, не желая назначить ни Брусилова, ни Иванова Главнокомандующим вместо себя. Потому князь оставил на время авиационные заботы и отправился в секретный вояж.

Они встретились с германским военным атташе в неприметном особняке, принадлежащем датскому дипломатическому представительству. Дания, союзная России, формально осталась нейтральной по отношению к кайзеровскому Рейху, посему могла сыграть роль посредника между воюющими сторонами.

– Господин полковник, мы люди военные и не связаны дипломатическим протоколом. Позвольте, я вас без предисловий и обиняков ознакомлю со сведениями, которые добыла наша разведка. Прошу ознакомиться с фотографическими копиями британских подлинников. Оставить их, к моему величайшему сожалению, не могу, – Александр Михайлович протянул визави толстую пачку фотокарточек.

Барон бегло проглядел их, потом начал тщательно просматривать по одной. Несмотря на природную скупость мимики и большую жизненную практику, в полной мере своего гнева он скрыть не смог. Яростью засиял даже его монокль.

– Давайте вместе разбираться, – предложил князь. – Вот неоспоримое свидетельство, что «Черную руку» и убийство эрцгерцога в Сараево устроили англичане. Они обещали сербам, что вовлекут Россию в войну и поддержат, отчего Австро-Венгрия уступит часть территории. Выходит, джентльмены выполнили обязательство.

– Убийство не было главной причиной начала войны, – констатировал германец.

– Горячо согласен, господин барон. Однако наши друзья с Альбиона подстроили так, что она началась в самой удобной для них форме. Итак, они добились вовлечения Австрии и Сербии в бойню. Смотрим дальше. Англичане обещают французам сдержать обязательства по Антанте и послать войска в Европу, одновременно дают вам ручательства невмешательства, если кайзеровская армия ударит на Восток. Не буду показывать документы, но поверьте мне на слово – на Россию также оказывалось давление к объявлению мобилизации. Вы не воспользовались гарантиями и главные силы бросили на Запад. Получается, британцы достигли своих целей и никому не нарушили обещания.

– Справедливо, – кивнул германец, добавив недипломатическое выражение, в коих немецкий язык уступает разве что русскому.

– Вот на Марне возникла угроза катастрофы. Британский кабинет срочно вырабатывает план сепаратного мира с кайзером. Франция отдается вам на растерзание, Германия и Британия честно делят пополам французские колонии, после чего джентльмены обещают помощь против России. Случилось «чудо на Марне», предложения не последовало, хотя предварительные прощупывания могли иметь место. – Великий князь пристально всмотрелся в немца, но не смог ничего уловить, довольствуясь, что тот не стал отрицать подобных попыток.

– А здесь мы видим отчет об использованных средствах на убийство турецких подданных ради возбуждения ненависти к Британии и России. Далее – секретная рекомендация Средиземноморскому флоту не встревать в бой с германо-австрийской эскадрой, следовавшей к русским берегам и рассчитывавшей на заход в турецкий порт ради демонстрации флага и мощи. Цель очевидна: втянуть в войну заведомо слабого соперника и отрезать у него кусок Ближнего Востока.

– А при отступлении австрийских разбитых кораблей к Адриатическому морю они набросились, словно шакалы.

– И потребовали у нас за это половину трофеев как соавторы победы. И не только. – Великий князь указал на копию донесения британской разведки о хорватском восстании. – Как видите, приписали себе успех в расчленении вашего главного союзника, практически не воюя с Австро-Венгрией.

– Здесь документы о подобных дипломатических провокациях в отношении Италии, Греции, Испании, Дании, – добавил Воронцов. – Самая впечатляющая бумага касается США. Форин-Офис рекомендовал Роял Нави в случае очевидного утопления германской субмарины срочно торпедировать большое пассажирское судно под американским флагом и свалить вину на эту безответную немецкую подлодку.

Повисла пауза. Высокие стороны осознали, что, заключая договоры с британской короной, никто не потребовал от островитян гарантии порядочного отношения – незаключения сепаратных сделок с врагом. Англичане постоянно презюмировали собственную благонадежность. С этим покончено. Отныне слова «джентльмен» и «порядочный» не совместимы в одной фразе, разве что как противопоставление.

– Я немедленно доведу эти сведения до кайзера.

– Передайте Его Императорскому Величеству главное послание российского Государя – мы уничтожаем друг друга сотнями тысяч и не подозреваем при этом, что пляшем под британскую дудку. Англичане любят повторять – у них нет постоянных союзников, есть лишь постоянные интересы. Не кажется ли вам, что они заигрались?

– Да, Ваше Императорское Высочество. – Немец вернул фото. – Поразительно. Как вам удалось добыть столь ценные сведения?

Князь предпочел не рассказывать о постельной стороне предприятия.

– Англичане пали жертвой собственных мифов, искренне считая, что они – главная нация на свете, на своем острове они в полной безопасности. Гипертрофированное восприятие максимы «мой дом – моя крепость». Убийственные документы хранились в сейфе Форин-Офис, запираемом на несложный замок. Действительно, кто посмеет залезть в святая святых самой великой империи на Земле?

Барон вежливо улыбнулся одними кончиками губ:

– Мы знали кое-что. Но ваши фотокопии впервые показали нам картину британской подлости всеобъемлюще. Какой бы выход предложили вы?

– Решать будут монархи. Лично мне видятся два пути – обрезать ниточки или устранить кукловода, и второе куда больше по душе. Но для начала нужно срочно прекратить взаимное истребление.