Текст книги "Грани реальности"

Грани реальности
Анатолий Ростиславович Науменко

© Анатолий Ростиславович Науменко, 2018

ISBN 978-5-4493-9925-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посвящается моей матери, неизменно поддерживающей меня во всех начинаниях.

За стеклом

Вот оно – пыльное окно моего большого, но до боли скучного дома. За ним жизнь, за ним свобода. Каждый божий день часами напролет я смотрю сквозь него и понимаю, что все, о чем только можно мечтать, находится там, на улице, нужно лишь выйти и взять это! В отличие от многих других я уразумел это. Понял, как прекрасен лес поутру, осознал, какими сказочными могут быть облака на закате и уяснил для себя, что нет ничего чудеснее дождей и туманов.

Окно – самое прекрасное, что есть в моем доме, потому как виды за ним никогда не повторяются. Многие могут позавидовать мне, но это чувство тут же улетучится, когда я скажу, что ни разу не покидал собственного дома. Никогда не ступал на мягкую почву, никогда не ощущал на себе бодрящую прохладу дождей, жар палящего солнца или же невыносимого холода февральских снегов. Звучит невероятно, знаю, но в то время как мои ровесники носятся по зеленой травке, я лишь с упоением прижимаю щеку к стене рядом с приоткрытой форточкой и, жадно вдыхая изумительный воздух, нежусь в приятных дуновениях осеннего ветерка.

Я не жалуюсь, моя жизнь прекрасна. По непонятным мне причинам все возятся со мной как с тяжело больным, приносят еду, позволяют спать столько, сколько захочу, совершенно ничем меня не обязывая. И это, поверьте мне, очень странно. Почти так же странно, как и то, что все члены моей семьи общаются со мной очень ласково, при этом мило улыбаясь, но когда они уходят, я часто слышу их громкие голоса. В такие моменты, когда из других комнат доносятся приглушенные звуки оживленных ссор, я понимаю, что их отношение ко мне не является нормальным. Эта мысль никак не дает мне покоя.

Только с возрастом я стал понимать всю свою ущербность и неприспособленность к этому миру. Бесцветные пейзажи за окном до сих пор казались мне прекрасными, но лишь спустя время я стал понимать, что и это не является нормой. Было так же довольно странно осознавать, что всем из моей семьи, да и многим другим, дарован великий дар – видеть мир таким, какой он есть, полным красок и безумных цветов! Подумать только, и не смотря на это, они слепы и не видят его таким, каким его вижу я, ведь даже сквозь бесконечную серость мне удалось разглядеть то, о чем остальные и не ведали – все великолепие жизни!

Как, скажите, как можно не наслаждаться всем, что вас окружает?! Ох, если бы я только мог выйти… покинуть эту бетонную конструкцию. Уверяю, ничто не стало бы для меня преградой! Я залез бы на все деревья, какие только смог бы найти, заглянул бы под каждый камень, пробежал и переплыл столько дорог и рек, насколько хватило бы сил!

День ото дня я с трудом открывал книги, стараясь прочесть их, но видел там не более чем иероглифы. А ведь точно, за всю мою жизнь никому так и не пришло в голову научить меня читать и писать. Это странно, ведь я далеко не глупый. Уверен, им стоило только попробовать…. Хотя, это не удивительно, что никто не хочет, чтобы я становился умнее. Это помешало бы им изолировать меня от мира, чем они, признаться честно, весьма успешно и занимаются. Стоит мне приблизиться к открытой двери, ее тут же закрывают, подбежать к окну – и с ним сделают то же самое…

Думаете, уже догадались, что со мной не так?.. Быть может, вы без труда поняли кто я…. Не сомневаюсь, ведь вы куда умнее меня. Однако, несмотря на свой низкий интеллект, я все же нашел то, что для многих навсегда остается непостижимым, – счастье! Еще в детстве я взял в толк, что счастье у каждого под рукой… там… за стеклом! На изумрудных и золотых полях под жарким лучистым солнцем, в густых лесах под тенью вековых деревьев или же даже прямо за дверью… Оно в мелочах и всегда рядом с вами.

К сожалению, осознание этого для меня совершенно бессмысленно. К тому же, уже слишком поздно. Почему, спросите вы. Потому что к тому моменту как вы прочитаете это, я уже буду мертв. Но, не смотря на все ограничения, прожив короткую жизнь – таким как я попросту не дано жить долго – в окружении людей отличающихся от меня всем, чем только можно, я все же был счастлив.

Итак, вы все же хотите знать кто я? Если так – хорошо, ибо я полыхаю желанием открыться. Сложно сказать наверняка, но, кажется, я ярко-рыжего цвета. Однажды вы могли видеть меня за стеклом… Я, наверняка, смотрел на вас долгим, завистливым взглядом, полным великих надеж и мечтаний… Я – пухлый домашний кот по кличке Персик, проживший целых тринадцать лет, и это моя история…

БЕСПОЩАДНОЕ СОВЕРШЕНСТВО

В тесно заставленном кабинете стояла невыносимая тишина, лишь изредка нарушаемая скрипом бегло скользящей ручки. Крупицы пыли витали в удушливом воздухе: незримые и бестелесные, являющие свой лик исключительно в маленьких прямоугольниках света, пробивающегося через изогнутые старые жалюзи.

Мужчина, сидящий параллельно тыльной стороне стола оглядывал интерьер долгим неморгающим взглядом. Внешне он не представлял собой ничего особенного, в отличие от ранее появлявшихся здесь неописуемо красочных типажей. На нем были низкие сапоги, украшенные серыми пятнами засохшей грязи, затертые коричневые брюки, свитер темно-зеленого цвета и дешевый пепельно-серый плащ. Короткие каштановые волосы были всклокочены, а выпученные голубые глаза плавно перекатывались из стороны в сторону – единственное, что добавляло его образу определенной загадочности.

– Прекрасно, не правда ли? – Разрушил он, наконец, тишину со странными отзвуками разочарования в шепчущем голосе.

Полицейский, сидящий за столом слева от мужчины, поднял на него заинтересованный взгляд:

– Вы о чем?

– Об этом, – стиснутыми в наручники кистями мужчина указал прямо перед собой. – О тепле полуденного солнца, ниспадающего идеальными линиями на это бездонное хранилище мгновений и воспоминаний, в котором многие видят лишь мебель…. О пыли – безжизненных крупицах нас самих, оживотворенных фантомным касанием любопытного ветра, и карнавальных плясках, что она устраивает в жарких лучиках света, порхая на своих призрачных крыльях. Об эфемерной гармонии и красоте, вспыхнувшей здесь, точно пламя в безвоздушном пространстве. Вы… вы видите это?

Полицейский окинул комнату изумленным взором, точно в ней на секунду появился и тут же исчез шестиметровый слон, после чего усмехнулся и вновь сконцентрировал свое внимание на бумагах.

– Вы – Питер Хармон, все верно? – спросил он спустя какое-то время.

Мужчина устало кивнул.

– Я лейтенант Барри Уэлч. Прежде чем вас отправят за решетку, мне бы очень хотелось задать вам пару вопросов. Это не обязательная процедура, но я буду очень признателен, если вы согласитесь… Что скажете?

– Спрашивайте на здоровье, – пожал плечами Питер. Теперь отчего-то он настойчиво отводил взгляд от того, чем ранее восхищался.

– Прекрасно! – улыбнулся Уэлч, делая короткие пометки на исчерканном листе бумаги. – Знаете ли вы, почему вас задержали?

Питер кивнул, гипнотизируя неотрывным взглядом лежащий на столе моток канцелярского скотча.

– Хорошо. (Пауза) Согласны ли вы с предъявленными вам обвинениями?

– Разумеется.

– Так. (Снова пауза и раздражающий скрип ручки, вычерчивающей на листе кривые односложные предложения) Люблю протекающие в подобном ключе беседы. Теперь, если не возражаете, я последовательно зачитаю совершенные вами деяния, а вы, ну… поведаете мне о целях, которые вы перед собой ставили… Если таковые конечно были.

– У всего, что я сделал, был лишь один мотив, – со странной ухмылкой сказал Питер, впервые за все время разговора взглянув на своего собеседника.

Уэлч рассмеялся:

– Интересно, какая же, в вашем понимании, связь может объединять разбой, порчу чужого имущества, а также многочисленные акты вандализма и хулиганства?

– Совершенство! Все, на что, в той или иной степени, были направлены мои действия, было совершенно.

– То есть вы похитили и уничтожили картины стоимостью свыше нескольких сотен тысяч долларов, потому что…

– Да!

– … Разбили по пути домой несколько десятков скамеек и фонарей, вручную уничтожили больше пяти частных участков искусственного газона из-за того, что…

– Разумеется!

– … И даже устроили пожар, выбили и заколотили досками окно в арендуемом вами доме, потому что…

– Все это было совершенно! – всплеснул руками Питер. – Именно! Ох, мистер Уэлч, если бы вы только видели пейзажи за тем окном, вы бы поняли, почему я это сделал.

– Сомневаюсь. – Хмыкнул лейтенант. – Что ж, следуя вашей логике, я могу понять порчу картин и даже – бог с ними – уничтожение окна и дома, отделанного в винтажном стиле. Но как, черт возьми, ко всему этому относятся газоны, эти дорогостоящие общественные туалеты для животных, старые, едва горящие фонари и грязные скамейки с облупившейся краской?

– Как же поверхностно вы смотрите на мир, мистер Уэлч, – сочувствующе произнес Питер. – Вы когда-нибудь гуляли по городу ночью? Как можно не наслаждаться этим прекрасным нежно-оранжевым светом?! Боже милостивый, это не просто свет, это концентрированный поток гармонии и умиротворения! Связующая нить между элементами пейзажа, которая и создает атмосферу! Бальзам для глаз… Вишенка на торте, если так будет яснее!

Этот свет одухотворяет все, на что ниспадает: машины и асфальт при нем в ночи уже не грязные и шумные порождения прогрессирующего общества, а замершие в меланхоличных тонах элементы мира, в корне отличающегося от того, что мы видим при дневном свете. Маленькие и тесные ларьки и киоски уже не рудименты вечно растущего города, а таинственные стражи прошлого, хранящие в себе куда больше секретов, чем может себе представить разум заурядного человека. Что же до скамеек и газонов, если не углубляться в поэтическое описание всех сторон, делающих их превосходными, то они прекрасны лишь тогда, когда остаются неприкосновенными.

– Что же, по-вашему, теперь и мусор, лежащий в стороне от людей с их вездесущими прикосновениями, будет чем-то прекрасным?

– Вы утрируете, – добродушно улыбнулся Питер, – но – да. Представьте себе свалку. Это, если вдуматься, бескрайнее кладбище исчерпавших себя человеческих желаний, в виде неношеного брендового тряпья навязанного нам телевидением, пороков – бесчисленных жестянок от газировки и упаковок фаст-фуда, олицетворяющих наше бесконечное обжорство, и мечтаний, похороненных там в форме пробитых баскетбольных мячей, поломанных лыж или набора для фокусов, подаренного нам в детстве… Скажите мне, мистер Уэлч, разве это не прекрасно?

Лейтенант сконфуженным и изумленным взглядом смотрел на Питера, который, в свою очередь, переводил сосредоточенный взор с предмета на предмет, избегая той части комнаты, в которую падал солнечный свет.

– Быть непостижимым – вот основная цель всего прекрасного в этом мире. Если вещь, какой бы низменной или возвышенной она не была, становится доступной, то ее значимость непременно теряется. Позвольте человеку каждое утро касаться холста, и картина померкнет от частиц кожи и грязи, что он на ней оставит, разрешите сорвать цветок, что растет у вас в огороде, и тот неизбежно иссохнет, дайте ему прочесть оригиналы священных рукописей, и те лишаться своей уникальности или, того хуже, истреплются настолько, что превратятся в труху. Что бы вы ни созерцали, каким бы старинным или современным ни было бы творение, насколько бы простым или замысловатым оно ни казалось и к какой из областей культуры и творчества ни относилось, неизменным всегда будет оставаться лишь одно – если материя непостижима, мы начинаем ей восхищаться.

Лейтенант Уэлч поднялся и зашагал по комнате с глупой улыбкой. В какой-то момент он замер, долгое время наблюдая за стоящим в противоположном конце комнаты диваном, после чего подошел к окну, приподнял жалюзи, позволив свету поглотить большую часть мебели, затем отошел в сторону и принялся наблюдать за изменившейся композицией.

– Я одного не пойму,… – сказал Уэлч со звонким смешком. – Если вы такой ярый ценитель прекрасного, различающий совершенство в самых обычных вещах, отчего же вы вдруг решили его уничтожить?

– Я устал, – произнес Питер особенно тихим голосом. – Видеть красоту во всем, что тебя окружает, далеко не дар, как некоторые могут подумать, а сущее проклятье. Совершенство по природе своей поистине беспощадно. Созерцание его сравнимо лишь с безответной любовью к прекраснейшей деве, что живет с тобой по соседству. Только представьте себе, вы можете лицезреть ее ежечасно, наслаждаться ароматом шелковых локонов, изучать каждый контур безупречного тела, все его изгибы, линии и тени, но не можете прикоснуться. Вы видите эту деву повсюду, едва ли не каждое мгновение своей жизни, но, как бы вам не хотелось, она никогда не станет частью вашего мира, а вы – ее.

Улыбка лейтенанта угасла. Теперь он смотрел на Питера все тем же заинтересованным, но куда менее недоумевающим взглядом. Паззл в его голове наконец-то складывался.

– Я устал, – повторил Питер уже с нотками ярости. – Извечно прекрасные виды на парк, нежащийся в холодных, но ласковых объятьях тумана. Это великолепно, но стоит мне отправиться туда на прогулку, случается катастрофический когнитивный диссонанс, и я обнаруживаю там не что иное, как полупрозрачную дымку – жалкая пародия тумана – и неустанный поток галдящих прохожих. И это, поверьте, меньшая из всех бед! После вечерних прогулок я временами и вовсе не возвращаюсь домой до утра, так как не могу оторваться от великолепия ночного города, но и в нем я лишь сторонний наблюдатель! Стоит мне присесть на одну из скамеек, войти в пятно завораживающего света, как все их великолепие меркнет у меня на глазах. Я на мгновение становлюсь частью этой фантастической композиции, но, точно застрявший в чистилище дух, не могу ни почувствовать ее, ни коснуться… Это мой ад… И я устал.

В удушливом воздухе вновь повисло молчание. Питер, опустив голову, разглядывал свои наручники, в то время как лейтенант Уэлч с потерянным и задумчивым видом прохаживался по комнате. Последний думал о том, сколько безумных личностей прошло через его кабинет. Сколько надломленных голосов звенело здесь, отражаясь эхом от тонких стен, излагая свои сокровенные, терзающие душу истории… «Разве это не прекрасно? – Произнес в его голове голос Питера Хармона и Барри Уэлч мысленно ответил: «Да!».

ХРАНИТЕЛИ

– Сегодня-то мы их точно поймаем! – решительно заявила Лори, вываливая содержимое розового рюкзачка на стол.

Ее голубые глаза метнули задумчивый взгляд на свое отражение, застывшее на зеркальной поверхности окна. Для семилетней девчушки у нее был на удивление целеустремленный и суровый взгляд. Даже я, будучи старше нее на целых четыре года, не мог похвастаться чем-то подобным.

– Вижу, времени ты зря не теряла, – подметил я, изучая наше охотничье снаряжение со своего поста на кровати в двух шагах от стола.

– Так точно! – был ее бодрый ответ. – Я обшарила весь чердак, обошла его вдоль и поперек и смогла найти там все необходимое для нашего сегодняшнего похода.

– Решающего похода, – поправил ее я.

– Победоносного похода! – поправила она меня. – Нужно будет найти маркер и отметить в календаре сегодняшний день… Великий день в истории Ордена седьмой звезды!

Мы назвали наш импровизированный немногочисленный отряд охотников за различного рода тайнами этого мира именно так из-за легенды, рассказанной нам с сестрой жарким июньским вечером.

Как сейчас помню, родители уехали в гости, оставив нас с дедушкой, мрачно восседавшем в своем высоком кожаном кресле, по обе стороны от которого, точно для свершения какого-то магического ритуала, были выставлены свечи (электричество в тот вечер нам отключили). Восковые цилиндры были рядками расставлены на нескольких кофейных столиках, напоминающих хрустальные алтари, на стеклянных поверхностях которых в гипнотическом танце плясали янтарные отражения пламени.

Под глухой стук дождя по окну хриплый старческий голос, приглушенный и от того завораживающий, повествовал нам о невиданных землях, бескрайних пустынях с их бесплотными духами, золотых городах, затерянных в изумрудных джунглях, невообразимых чудищах, скрывающихся от нас в океанах, рощах и даже в кустах сирени за домом… и о древнем ордене.

Последнее было детищем астронома, почившего свою жизнь в семнадцатом веке. В одну из бессонных ночей, отведенных для наблюдения за небесной гладью, он открыл новое созвездие. Прекрасное, состоящее из семи теплых мерцающих огоньков, затерянных в бескрайних глубинах космического пространства, оно изображало парусник.

Счастью астронома не было предела. Ночь за ночью он наблюдал за своим открытием, изучал его, делал заметки и уже готовился представить данные научному сообществу. Но вот однажды, в одну из таких обычных, ничего не предвещавших ночей, астроном увидел, как из созвездия с ярчайшим, мраморно-бледным сиянием выпадает одна звезда… Седьмая звезда, обозначавшая мачту, упала прямо на Землю. Следующей ночью исчезло и остальное созвездие. Этим событием астроном предрекал жителям родного города беду, апокалипсис!

– Древнее зло пробудится ото сна и придет за нами, если мы не отыщем звезду! – цитировал дедушка, явно наслаждаясь отражающимся на наших лицах благоговейным страхом.

Но ответом на призывы к действию были лишь косые взгляды и намерения сжечь «смутьяна» на святом огне. Тогда-то астроном и собрал верную себе прислугу, парочку рвущихся в бой добровольцев, и на рассвете следующего дня скрылся со своими единомышленниками в лесу, отправившись на поиски и истребление всего опасного и неизведанного, заявившегося на Землю с падением таинственной звезды.

Мы с сестрой, будучи не в меру впечатлительными, так были поглощены рассказом, что на следующее же утро объявили себя хранителями Ордена седьмой звезды и отправились в лес на поиски всего таинственного и зловещего.

С тех самых пор, вот уже третий год, с осени по весну мы собираем все странного вида камни, что находим в лесу, в безмерно наивной детской надежде найти ту самую упавшую звезду, а так же составляем карту таинственных мест, требующих нашего исследования, и выбираем объект для охоты. Все свободные летние вечера уходят у нас на два последних вышеописанных занятия.

Первое наше лето ушло на исследование близлежащей к поселению части леса. Мы выступили в качестве доблестных последователей древнего ордена. Затем время было посвящено охоте на летучих мышей, которых мы обвиняли в таинственных ранах на телах коров, а также в пропаже моего, отнюдь не горячо любимого, одноклассника, который, как выяснилось позже, попросту переехал в город, не попрощавшись.

Уже к концу августа наша охота, если можно так сказать, увенчалась своего рода успехом. Мы изловили одно ночное создание в криво развешанные между деревьями сети. И нашим печальным заключением был тот факт, что в этой крылатой малютке оказалось не больше ужасающего и загадочного, чем в облюбованном отдыхающими клочке леса, который мы обошли вдоль и поперек, собирая в качестве артефактов лишь цветастые пивные пробки.

На следующий год мы углубились дальше в лес, а именно в часть рощи, доверху усеянной останками каких-то чудаковатых механизмов. Дело ясно как день – целью нашей охоты стали пришельцы. Половину лета мы только и делали, что таскали домой всевозможные детали, изучали их, пытались сплести воедино оборванные провода, прикрепить лампочки, дабы воссоздать искомую модель внеземной техники. Позже мы узнали от матери, что в той части леса, которую мы выделили для своих исследований, когда-то располагалась обыкновенная свалка металлолома.

– Это будет год истинной проверки нашей отваги и верности делу, которое мы избрали! – предрекала с недетской выразительностью речи на третью осень Лори.

И она оказалась права. В этот год не было ничего из того, к чему мы себя готовили. Коллекция бесполезных камней неустанно росла, и я, признаться, уже был готов сдаться, однако Лори решительно настояла на еще одном повторении уже знакомых нам процедур. Я согласился. Так что с началом очередного учебного года мы начали составлять карту, взявшись теперь за громадный вишневый сад, расположенный немногим правее от леса.

Холода прошли, миновала весна, и первым же летним вечером мы отправились в назначенный нами участок и обнаружили там то, что заставило нас воспрянуть духом! Там, средь поздно цветущих вишневых ветвей, порхали, мерцая нежным оранжевым светом, неизвестные существа. Даже при максимально близкой дистанции мы не рассмотрели ничего, кроме танца чарующих крапинок света.

– Сегодня мы их точно поймаем, – Лори задумчиво перебирала подготовленные ею инструменты: сачки, банки с проделанными в крышках дырочками и пару фонарей. – Ты готов?

– Готов, – ответил я без особого энтузиазма.

С закатом мы собрались и отправились на охоту. Шла вторая неделя наших безрезультатных попыток поймать хотя бы один мерцающий огонек: чтобы мы ни делали, как бы ни настраивались на успех, эти существа либо торопливо ускользали при нашем появлении, либо и вовсе не появлялись несколько вечеров кряду.

Прокравшись в сад со стороны особенно уязвимой части забора – доски в этом месте едва держались и их запросто можно было раздвинуть, сделав тем самым отличный проход – мы взялись за дело.

– Они снова не явились, – с ходу заявил я, окинув темное пространство сада беглым взглядом.

– Разделимся, – предложила Лори и, держа сачок наготове, двинулась вдоль деревьев.

Я остался на месте. У меня совсем не было желания в десятый раз обходить пустой сад, так что я решил присесть у ближайшего дерева и подождать, пока упрямство сестры не сменится неотвратимым разочарованием.

Долгое время я бесцельно сидел на мягкой траве, покручивая в пальцах выданные мне сачок и фонарик. Не могу с точностью сказать, когда это случилось. Помню лишь, что я поразился настолько, что потерял дар речи.

Маленький мерцающий шарик оранжевого света спустился, по-видимому, с кроны дерева, у которого я сидел, и приземлился на землю прямо передо мной. Я обомлел. Хотел было окликнуть сестру, но крик так и не нашел выхода из моего горла.

Мне потребовалось около минуты, чтобы осознать реальность происходящего, вспомнить о зажатом в руке сачке и, наконец, пустить его в дело. Сетка накрыла крошечное мерцающее создание, которое, казалось, и не пыталось сопротивляться.

Я пригнулся так низко, что десятки нежных травинок холодными щупальцами коснулись моей щеки, и пригляделся. С подступающим осознанием действительности я чувствовал, как удушливый ком медленно встает у меня поперек горла.

Не оказалось никаких фей, инопланетян или других неизведанных миру существ… В очередной раз не оказалось никакой тайны… Передо мной был самый обыкновенный жучок с едва светящимся тельцем. И только.

Удивительно, но чем дольше и сильнее я пытался заставить себя поверить в необыкновенность окружающего нас мира, тем явственнее и больнее осознавал тот факт, что реальность – безмерно скучное и тоскливое место.

– Лори! – окликнул я сестру, поднимаясь и намереваясь как можно скорее уйти домой.

– Ты их нашел?! – воскликнула сестра, подбежав ко мне спустя некоторое время.

На ее возбужденном лице сияла улыбка. Она буквально закипала от переполнявшей ее энергии. Пусть и эфемерное осознание близости чуда делало ее счастливой, способной тысячу раз оббежать каждое дерево в этом гигантском саду и решиться на множество не свойственных ее возрасту храбрых поступков. Мое же сегодняшнее осознание веяло лишь меланхолией, отягощало каждый мой шаг и совсем не настраивало меня на отважные поступки…

– Чего ты меня звал? – повторила Лори. – Ты их заметил?

– Знаешь…, – начал было я и запнулся. – Да… Я их видел. Заискрились в трех метрах от меня и тут же упорхнули.

– Здорово! – воскликнула Лори, сияя улыбкой. – Пойдем за ними?

– Думаю, мама не обрадуется, если мы опоздаем к ужину. Пусть летят, поймаем их завтра.

– Но… Если они снова ускользнут?

– Попробуем снова! – бодро заявил я, помогая Лори пролезть в проход между досок. – У нас на это целое лето, сестричка.

– И ты не сдашься? – спросила она, подняв брови.

– Разве я могу? Мы ведь хранители!

И я не солгал. Лори по-прежнему оставалась последователем давно забытого ордена… Я же стал хранителем ее дорогостоящей веры в чудо.