Текст книги "Между миром тем и этим. Рассказы белорусского алкоголика"

Я уверен, что если б тогда не вспомнил про адрес, то Гвиад вряд ли бы сказал его сам. Но теперь я понимаю, что Ангелу деньги ни к чему, а та встреча и была встречей с Ним.

В те всего несколько дней грузинского бытия было помещено слишком много необычного – и горького, и утешительного, и безнадежно-отчаянного, и жизнесозидающего.

Это была встреча с Творцом.

В Москву я приехал почти без приключений. Единственно, что всю ночь не давала спать шумная компания кавказских пьянчуг, которые поили весь вагон каким-то вином из огромной бутыли, но я в этом пиршестве участия не принимал, а тихонько цедил свою, заранее взятую у вокзала бутылку «Ахашени» и безуспешно пытался заснуть.

В Москве было нехолодно по российским меркам, но, однако, меня встретила натуральная зима со снегом и колючим ветром. Купив билет, я по межгороду позвонил в Минск. Там, разумеется, был переполох, так как ждали меня двое суток назад. Радость на том конце провода была неимоверная.

Однако мою личную радость испортила новая неприятность. У меня начались боли в самом нежелательном, пикантном, месте и стало очень трудно ходить, да и вообще передвигаться. У одного моего знакомого по всем признакам была похожая беда, и она называлась геморрой. Позже, в Минске, подтвердилось, что это он, геморрой, и был. Боли начались еще в Тбилиси и, очевидно, стали результатом употребления чрезмерно большого количества различных вин, водки и пива. И почему-то у меня особенный зуб на сухое «Эрети», которое пилось литрами. Но, скорее всего, болезнь пришла от всего вместе. А может, просто Господь добавил ее к полному комплекту бед для полноты вразумления. Ведь ни раньше, ни позже – на протяжении всей последующей жизни – геморроя у меня не было.

До отхода минского поезда оставалось немного времени, поэтому я, несмотря на болезнь, вышел из Белорусского вокзала и поехал на метро в центр, к Кузнецкому мосту. Я знал, что там, рядом – на Пушкинской улице – есть прекрасный пивной бар, где продаются вареные креветки и можно выпить отличного «Жигулевского» пива, которое наливают специальные пивные автоматы. Бросаешь монету 20 коп. – и пиво журчит в твой бокал. Да.

Говорят, при моем срамном заболевании пиво пить ни в коем случае нельзя. Я это знал, но диагноз мне тогда никто еще не успел поставить. Поэтому я хорошо попил пива и с чистой совестью поехал в Минск.

Так закончилось одно из самых загадочных приключений в моей жизни. Оно закончилось хорошо. Но как раз оно, это необыкновенное и знаковое событие, и заставило меня по-другому взглянуть на свой путь в этом мире. С изумлением я понял, что, несмотря ни на какие свои недостатки, я нужен Господу и, как человек, его лучшее творение, должен жить иначе…

Но до трезвой жизни нужно было пройти еще долгий путь протяженностью тринадцать лет…

Между Беларусью и Польшей или Долгий путь в Европу

…Еле-еле успел на поезд Минск-Гродно. Да и то после многочисленных попыток оторваться от настойчивых провожатых. Кто же принёс эту «вкусную» самогонку и фактически втолкнул меня в вагон с почти полной бутылкой сивухи?..

Так начиналась моя первая поездка за границу, а точнее в Республику Польша.

Известно: курица не птица, а Польша – не заграница. Но именно в то время – шел 1993 год – только-только приоткрылся железный занавес, а для меня это была первая в жизни поездка хоть и в ближайшую от Беларуси страну, но за границу! Это было не просто зарубежное турне, а реализация мечты каждого советского гражданина – хоть одним глазком взглянуть на таинственную «загранку». Значимость поездки можно было сравнить разве что с падением берлинской стены, которая рухнула незадолго до моего путешествия.

Поездка была далеко не ординарная, торговать на белостокском базаре – что было очень модно в те времена – я не собирался. Но она не была также и туристической. Не была и командировкой. Берите выше – я был в составе приходского хора одного из минских соборов. Регентом хора была Лариса Гуськова, известная сейчас как организатор различных фестивалей православных песнопений. Направлялся наш хор в город Гайновка или на польский манер – Хайнуфка, находящийся в белостокском воеводстве Польши, для участия в ежегодном фестивале этих самых православных песнопений. Мы подготовили сильную и интересную программу, коньком которой были белорусскоязычные православные песнопения, в том числе рождественские и пасхальные канты XVI-го столетия.

В купе я сразу вытащил початую бутылку самогона и принялся угощать православных хористов, которые деликатно отказывались.

«Ну и дураки! – подумал я совсем по-деревенски, – самогон же хлебный!»

Сам факт отказа меня не особенно удручал, ведь можно было выпить и с действительно умным человеком, то есть с самим собой… Однако к такому крайнему варианту прибегнуть не пришлось, так как меня поддержал только что пришедший с перекура баянист Николай – лучший тенор нашего хора. Налили, кажется, два раза по сто, завязалась беседа…

Вдруг в дверь купе постучали – это была сама регент Лариса. Она была вне себя от ярости и поэтому не очень дипломатична в разговоре:

– Если ты будешь пить – по приезде в Гродно можешь сразу покупать билет обратно в Минск!

Однако было уже поздно. Содержимое бутылки пришло к своему неизбежному концу.

Утром мы вышли на вокзале города Гродно.

Наступило знакомое состояние «неопределенности бытия» – то есть полной апатии и нежелания любых активных действий, головной боли и общей «млявости».

Нет, желание все-таки было. И только одно – срочно найти какой-нибудь бар и опохмелиться.

Когда мы выгрузились около гродненского Кафедрального собора и все хористы сплотились вокруг регента и местного церковнослужителя, я, незаметно скрывшись от бдительного ока моей начальницы, выскочил на улицу. Пивной бар, в котором к пиву давали и водку на разлив, нашел мгновенно. Скоро на душе похорошело, голова стала постепенно светлеть и наконец заработала. Вот только тогда и спохватился – где группа? Ведь по сценарию за нами должен был приехать автобус и повезти в Польшу. Когда взглянул на часы и увидел, что уже половина третьего, то впервые испугался: «Не опоздал ли я на автобус?» Выбежав из пивнушки, ринулся к церкви.

Возле собора никого не было. Сторож и еще какой-то человек, видимо, псаломщик, сказали, что группа из Минска уже минут 40 как уехала на красивом польском автобусе.

«Вот тебе и съездил за границу! Вот тебе и фестиваль! – засуетились в голове злые досадные мысли. – Сволочь! Пьяница! Скот!»

Что же делать? Неужели все кончено?

И тут я вспомнил о своих вещах. У меня был вместительный рюкзак, где, помимо необходимого комплекта дорожной одежды, зубной щетки с мылом и электробритвы, была почти целая бутылка первача и две литровые бутылки спирта «Рояль». Спирт я вез в Польшу на продажу, тогда все его везли, так как в Польше, как нам сказали, его охотно берут и платят хорошие деньги. Но это был товар, и поэтому особых эмоций воспоминание о нем не вызывало. А вот когда я вспомнил про хлебный самогон, у меня аж засосало под ложечкой.

Спирт «Рояль»

«Рюкзак – также в автобусе, рюкзак вместо меня поехал в Польшу! Все мои вкусные напитки – уже в Польше! Все мои и все мое – там!» – обгоняя друг друга, неслись мысли и вместе с ними понесся и я: сначала на вокзал, потом в пивную, потом опять на вокзал, где сел на пригородный поезд, который, по моему мнению, должен был отвезти к самой границе.

Дело в том, что польская виза у меня была. Впервые в жизни в паспорте стояла отметка – виза, повествующая о том, что въезд в Польшу с 12 по 19 мая 1993 года мне разрешен. Визу – еще в Минске – сделали на всю неделю фестиваля всем хористам. И я решил догнать хор! Ход мыслей был таким: доезжаю до границы, перебираюсь каким-то образом через границу – виза же есть! – а там, в Польше, еду в Гайновку и присоединяюсь к коллегам. Все просто и нечего паниковать!

С такими замечательными мыслями я приехал на конечную станцию. Вышел. И сразу меня удивило совсем малое количество людей на перроне и на привокзальной площади. Пустая граница? Но скоро все выяснилось – я сел не на тот поезд и оказался в противоположном от границы городе-спутнике Гродно.

Опытный взгляд, брошенный на привокзальную площадь, сразу задал направление, в котором следовало искать кафе, и уже скоро я держал стакан пива, который обязательно следовало выпить в новом городе. Пиво в очередной раз прояснило мозги, хотя другого решения, кроме того, что надо ехать обратно в Гродно, выдать мозги не могли.

Первая попытка пересечения границы провалилась.

Город встретил меня мраком ночи, привокзальной суетой и «собеседованием» с местными забулдыгами о том, как добраться до Польши. Этому важному процессу естественно предшествовал поход в гастроном, где я приобрел бутылку вина, вызвавшую у вокзального народа положительную реакцию и чуткое внимание к моей персоне.

Выяснилось, что ехать надо до последней станции, носящей на белорусской стороне название Брузги. Оттуда начинается граница, а на другой стороне границы – уже польский пограничный пункт Кузница, с него и начинается Польша.

Мужики дали мне в дорогу – кажется, даже бесплатно – ряд различных хозяйственных предметов, вроде какой-то видавшей виды рулетки, складного метра, кусачек и пассатижей. Один из моих новых друзей из достоверных источников знал, что эти вещи в Польше ценятся на вес золота, и гродненцы ездят туда торговать подобным товаром специально. Разумеется, приобретенные дефицитные вещи пришлось подкрепить новой бутылкой «чернила». За ней – еще одной…

Ночевал я на вокзале. Утром сел в электричку, уже точно направлявшуюся в сторону Польши. Брузги оказались провинциальным, ничем не примечательным местом. Но хваленой границы что-то не было видать. Куда же идти? Подошел к группе мужиков, лениво стоящих у какого-то здания, напоминающего сельский магазин.

– Как пройти к польской границе? – обратился к мужикам, стараясь при этом сохранять невозмутимый вид, будто бы ежедневно хожу туда, только с другого места.

Мужики переглянулись, а потом один осторожно бросил:

– А зачем вам польская граница?

Не успел я ответить на этот законный вопрос, как услышал со всех сторон:

– Кто вы такой? Куда едете? Почему один?

– Да я… Отстал от группы, которая едет в Польшу на фестиваль… Хочу их догнать.

– Хоть бы придумал что-то более разумное, – разом заговорили бдительные брузговчане. – Знаешь, сколько мы тут шпиков уже разоблачили? У тебя в карманах, может, и денег наших нет, одни американские доллары! Разве не так? Ну, признавайся, гад! Показывай, что имеешь.

Я почему-то не на шутку испугался и вытащил из правого кармана брюк червонец. Полез было и во второй, где благодаря старой привычке рассовывать деньги по всем карманам тоже что-то имелось. Но больше денег не понадобилось. От группы мужиков выступил вперед самый шустрый рыжий парень – явно лидер, и ловко «снял» десятирублевую купюру с моих пальцев.

– Что набросились на человека, – миролюбиво произнес рыжий, – человек на фестиваль собрался, водкой нас угощает…

Тут он пристально и требовательно посмотрел в мою сторону, очевидно, ожидая подтверждения своим словам. А этого ему долго и не пришлось ждать, нужные слова сами посыпались из моих уст, изъясняя одну главную мысль:

«Хорошо бы, ребята, опохмелиться».

И скоро добрые, как выяснилось, брузговчане горячо прощались со мной, наперебой показывая пальцами в сторону Польши, и долго, по нескольку раз, пожимали мне руку на прощание. Выяснилось, что до границы три километра, но уже через километр, сказали мои новые друзья, начнется очередь из фур и других грузовых машин, ожидающих перехода границы. Это ожидание было в то время довольно длительным – иногда стояли даже по несколько суток. Но для обычных людей, тех, кто едет в Польшу на автобусе либо легковом автомобиле, очередь была намного меньше, поэтому – объясняли брузговчане – надо идти вдоль колонны фур, пока не появится очередь легковых авто.

«А если увидишь какой-нибудь рейсовый автобус, просись в него – такие автобусы пропускают без очереди», – учили аборигены.

Так оно почти и оказалось в итоге. Почти…

Я довольно быстро достиг очереди грузовых машин, которые, будто огромные вороны, выстроились в одном направлении, как я разумно полагал, – в направлении Польши. Водилы лениво прогуливались вдоль давно немытых фур, проклинали пограничников белорусской стороны и беспрерывно курили.

…Из воспоминаний советского пограничника:

«По всей территории находится много закопанных в землю датчиков, через которые оператор на заставе может на расстоянии до нескольких сотен метров от датчика определить, кто прошел, человек или животное, даже назовет какое. В дневное время ведётся наблюдение с вышек при помощи мощных оптических приборов. Сейчас не помню точно их высоту, но не менее метров 15–20. Очень мне нравились замаскированные препятствия. Например, замаскированные ямы с путанкой, такие же заборы метров по 100–200, но больше всего мне нравился «спотыкач». Это когда закапываются в землю небольшие поленца, сантиметров по тридцать, и торчат они из земли сантиметров на пять. От одного к другому натянута колючая проволока. И все. Такое сооружение зарастает травкой и становится совершенно невидимым. Когда человек бежит, он, попадая в такую ловушку, обязательно цепляется носками ботинок за проволоку, и эффект следующий: клиент со всего маху падает плашмя на колючку. Пренеприятно, а какие лица бывают после этого – ни одна косметическая операция не поможет…»

…Было около двенадцати часов. Полдень. Я решительно двинулся вдоль колонны грузовиков, как говорится, по ходу движения. Надо отметить, что оптимизм и вера в правильность выбранного решения у меня пока не уменьшились. Отступать в любом случае было рано. Но постепенно стало беспокоить одно неприятное обстоятельство – погода. Стояла середина мая, и перед моим отъездом из Беларуси установилась теплая весенняя погода. Природа взорвалась бурным цветением вишен, груш, яблонь и других проснувшихся после зимней спячки деревьев.

Сведущие люди знают, что за бурным наступлением летнего тепла следует ожидать временного снижения температуры, а бывает, что и чувствительного майского похолодания.

Именно на этот период пришелся мой достопамятный переход польской границы. Где-то после двенадцати часов стало стремительно холодать, солнце скрылось за густой массой тумана, и вот оно – майское похолодание.

Меня этот естественный природный процесс затронул непосредственно и вплотную. Дело в том, что на мне были только летние брюки да тонкая рубашоночка в клеточку с короткими рукавами. И постепенно обнаженные части рук до локтей стали покрываться пресловутой гусиной кожей. Как я ни ускорял своё движение, теплее не становилось. Нужна была соответствующая одежда, а она, как я тогда ошибочно думал, находилась по ту сторону границы, в моем походном багаже – рюкзаке, оставленном в автобусе. Эта новая мысль о чемодане и свитере заставили меня еще больше ускорить движение вдоль застывших воронов-фур.

Через полчаса ходьбы вдоль трехкилометровой колонны, я наконец увидел первый пограничный пункт – небольшое здание типа конторы, впритык с которым поперек дороги провисал полосатый шлагбаум.

– Куда это вы направляетесь? – спросила сердитая грузная женщина неопределенного возраста в сержантских погонах, внезапно выросшая рядом со шлагбаумом.

– В Польшу мне надо, вот и двигаюсь… – отвечаю чуть слышно.

– Где же ваш самоход? – на польский манер назвав так автомобиль, спросила пограничница.

– У меня нет машины…

– Вы что, автобусом приехали? Экскурсионным? А где же он? – забросала она меня серией вопросов.

– Нет. Я сам пришел…

– Как сам? В каком смысле сам? На границу – пешком? – долго не могла понять пограничница.

Я, как умел, жалобно начал объяснять, что отстал от своего автобуса, в котором ехал… а теперь вот иду… на международный фестиваль в Польше, и послезавтра концерт в Гайновке… Что-то говорил про открытую визу и о регенте Ларисе. Достал паспорт, тыкал в визу и снова что-то объяснял про концертную программу и про партию басов, которая без меня осиротела…

– Да. Все ясно, – наконец важно сказала сержантка, – быстро разворачивай оглобли и шуруй в свой Минск, – она перешла со мной не только на «ты», но и на «народный» язык. – Ты уже на свой фестиваль не попадешь. По одному в Польшу не ходят. А визу свою теперь заткни в ж…

Как я ни молился, ни плакался перед пограничниками, – а к нашему с ней диалогу присоединились еще двое мужчин-пограничников чином постарше, – вышедших из здания со шлагбаумом – ничего не вымолил. Все единогласно показывали мне на дверь, то есть направляли обратно в Минск.

Делать было нечего. Я повернул назад и обвел глазами безрадостный белорусский пейзаж в направлении Минска. Может, он только показался мне безрадостным, потому что таким был мой внутренний настрой, но мне это было уже безразлично. Грустный и подавленный, я немного отошел от проклятой будки и остановился. Первый раунд, а может и всю партию, я проиграл. Границу так просто не перейдёшь.

«Так просто не перейдешь… Так просто не перейдешь…» – вертелось в голове.

Так просто не перейдешь. А как перейдешь?

Я оглянулся в сторону вражеской теперь для меня пограничной будки со шлагбаумом и вознамерился было смачно плюнуть в польскую сторону и будки-конторы с ее неприступным штатом, с ее бабой-сержантом, но вдруг передумал. У меня мелькнула гениальная мысль:

«А что, если перейти границу через лес?»

Было видно, что сразу за будкой, в обе стороны от большой дороги на Польшу, стоит густой непролазный лес. Если немного отойти, чтобы не было видно с дороги, да внедриться в лес… А так как я вырос в василевичских чащобах и плутать по лесу, даже без цели, любил с детства, то целенаправленно пересечь лесной массив для меня было все равно что осушить бокал «жигулевского» после первых ста граммов водки.

«Перейду границу лесом. Времена-то, поди, не советские – датчики в лесу уже ликвидировали», – думал я, далеко не уверенный в том, что так оно и есть.

Неведомые силы подтолкнули меня в спину, и ноги сами по себе понесли вперёд – полностью подчинившись тем крамольным и не очень «разумным» мыслям.

Однако мои, даже как будто фантастические, представления об окружающем мире покоились все же на внутренней основе человека разумного и рационального. Это я точно знал из истории своей прошлой жизни.

Я тихо и незаметно подошел к тыльной стороне будки и, внимательно понаблюдав за действиями сержантского и офицерского состава, охраняющего дорогу со шлагбаумом, так же незаметно нырнул под густую елку, из-за которой меня абсолютно не было видно. Как потомственный партизан – отец у меня партизанил на родном Полесье – стал пробираться сквозь елочную чащу, которая вскоре немного поредела, и я увидел наконец цветущую после зимнего сна россыпь подснежников. По доносившемуся гулу машин можно было заключить: где-то справа проходит трасса на ту самую вожделенную Польшу, с бесконечной чередою автомобилей из Беларуси.

Почти так оно и было.

Я прокрался ближе и увидел дорогу. Она была почти пуста, лишь изредка по ней проезжали фуры и легковушки, которые, в отличие от меня, были пропущены тем, оставшимся на родине, шлагбаумом.

У самого шоссе я осмотрелся. Моему разочарованию не было предела! Впереди, где-то метров через 50–60 была видна еще одна будка, возле которой транспорт снова стопорился, шоферы и пассажиры выходили и что-то показывали уже другим пограничникам. Я незаметно прокрался к месту остановки последней легковой машины, вышел из леса и смешался с группой людей, толпящихся возле этой «неожиданной границы», которая как раз и оказалась границей самой настоящей. Та будка, которую я так лихо обошел по лесу, была лишь предварительным этапом, она как бы «готовила» людей для серьезной проверки паспортов, которая осуществлялась уже здесь.

Упавший духом, по инерции я опять стал показывать паспорт, визу, говорить о фестивале и «во всем виноватой регентше Ларисе»…

И вдруг, совершенно неожиданно, я добился правды! Это всегда так: специалисты или профессионалы гораздо мягче и податливее в делах, чем их необразованные и более наглые младшие коллеги.

Сначала, как и в предыдущем случае, меня направили обратно в Минск. Но вдохновленный своим предыдущим переходом через лес, я стал обдумывать новый прорыв через государственную границу – у меня, должно быть, постепенно накапливался опыт. Опыт нелегального пересечения границы. Сокрушенно покачав головой в знак согласия с тем, что… да, да, пора возвращаться домой, я, по недавно приобретенной привычке, зашел за будку, чтобы опять нырнуть в лесную чащу. Но на этот раз был жестоко разочарован: впритык с будкой отрешенно и торжественно начинала свой многокилометровый путь настоящая двухметровая пограничная сетка со знакомой из шпионской литературы колючей проволокой наверху. «Finita la camedia», – почти равнодушно и механически отметил это обстоятельство я.

Уже без всякой надежды я снова пошел к людям в погонах.

– Ты еще здесь, гуляка? – засмеялся, увидев меня лейтенант, который отшил меня давеча. – Торопись, а то до темноты в Минск не поспеешь.

Я молчал. Тупо рассматривал носок своей грязной, давно не чищенной туфли. Даже не заметил, что к нашей группе подошли еще два молодых офицера.

Один из них, видимо, посочувствовал моему «отходняку» – от холода, вкупе с наступившим похмельем, меня стало довольно ощутимо трясти. Интеллигентного вида офицер-пограничник, кажется, капитан, вдруг сказал:

– У тебя есть только один шанс. Переехать границу на машине.

– Как это?

– Попросись к кому-либо, ну, у кого мало пассажиров, чтобы взяли с собой. Будешь в салоне авто – будешь иметь право на переезд по своей визе. Никто не будет тебя спрашивать, как ты здесь оказался. Да, еще… Спросят «куда едешь?» – не ляпни, что на фестиваль песни петь. Скажи: еду, мол, в Белосток на рынок, торговать хозяйственными товарами.

Четыре первые машины меня не взяли. В пятой, потертом синем «Фольсвагене», ехала молодая пара – муж и жена – торговать в Белосток какими-то красками для парфюмерной промышленности. Они меня и подобрали.

Через полчаса мы въехали в Польшу.

Зоя и Валера – так звали моих избавителей, – довезли меня аж до Белостока. Это «аж» имело лишь 50 километров, но ведь я молился, чтобы переехать хотя бы за пограничный столб! Так что настроение мое пошло в гору. Цель приближалась.

Я предложил своим спасителям материальную компенсацию за беспокойство, а именно что-то из того гродненского набора слесарных изделий, что приобрел ночью на вокзале, но они отказались. И даже сами хотели дать мне несколько долларов на первое время, так как слишком несчастный у меня был вид и слишком печальной была моя история. Я, соревнуясь с ними в благородстве, тоже отказался, и, как скоро выяснилось, зря.

В ближайшем белостокском пункте обмены валюты – по польски «Cantór» – за всю мою валютную наличность – 10 долларов – дали ни много ни мало – 18 000 злотых! Я еще не знал, что на самом деле это была на то время очень малая сумма. Но эти знания очень скоро пришли. На белостокском автовокзале подошел к кассам и попросил билет до Гайновки.

– 28 000 злотых, проше пана, – ответила симпатичная белокурая кассирша.

У меня язык отнялся.

– Как? – мне показалось, я ослышался, – Ile kosztuje bilet do Hajnówki?[8]8
  Ile kosztuje bilet do Hajnówki? (польск.) – сколько стоит билет до Гайновки?


[Закрыть]

– Już Panu mówiłam – dwadzieśc ósem tysąc złotych. Będe Pan kupować?[9]9
  Już Panu mówiłam – dwadzieści ósem tysąc złotych. Będe Pan kupować? (польск.) – я уже вам говорила 28 000 злотых. Покупать будете?


[Закрыть]

– Нет. От вас не надо!.. – огрызнулся я и снова подошел к большой карте Белостокского воеводства, которая занимала почти полстены зала ожидания.

«У меня только 18 000. Не хватает…» – сверлили и так больную голову новые грустные мысли.

Я начал изучать карту, чтобы найти какой-то крупный населенный пункт посредине дороги до Гайновки. «Есть! Вот – Narew, по нашему будет Нарва. То, что надо».

Денег до Нарвы у меня действительно хватило. Я, правда, еще не знал, что буду делать, когда туда приеду.

…Автобус был просторный, светлый. Половина мест пустовала.

«Вот так. Не то, что у нас!» – думал я, вспоминая, как в Столбцах прорывался в забитый людьми автобус, идущий в мою деревню Бережное.

Мелькали польские пейзажи с хвойно-лиственными лесами, чистыми ручейками да ухоженными полями. Неумолимо приближалась «моя» станция.

– Następny przystanek Narew[10]10
  Następny przystanek Narew (польск.) – следующая остановка Нарва.


[Закрыть], – наконец объявил водитель.

Я поднялся и подошел к кабине водителя. На своем деревенском белорусско-польском языке сообщил ему, что у меня хватило денег на билет только до Нарвы, но мне надо в Гайновку. Но, может, пан довезёт…» – и вытащив из кармана складной метр гродненских забулдыг, положил перед приборной панелью водилы.

Так я доехал до цели путешествия – Гайновки.