Текст книги "Ордер на убийство"

Опустив оконное стекло, Колер вгляделся. Слабо освещенный фонарями пустырь был со всех сторон окружен домами. У ближнего дома стояла целая батарея баков для мусора, сразу же за ними среди густого кустарника росло несколько деревьев. За деревьями были видны качели и детская площадка, остальное терялось в темноте.

– Ладно, – сказал Колер. – Звони.

– Звоню. – Достав сотовый телефон, Сардор набрал номер. Он ждал долго, наконец, услышав отзыв, сказал: – Альберт Денисович? Это я. Да, я… Извините… Я все понимаю… Еще раз извините… Да, но у нас не было выхода… Мы его взяли… Да, самого… Нет, не шучу… Он здесь, с нами. С товаром. Нет, не шучу. С товаром и с деньгами. Деньги большие. Мы в Зюзине. Вы знаете это место. На пустыре, у корпуса 16а. Думаю, вам нужно подъехать. И скорее, боюсь, потом будет поздно. Конечно, подъезжайте один. Только один. Да. Хорошо, мы ждем. – Отключив связь, сказал: – Едет.

– Лады, – отозвался Колер с заднего сиденья. – Может, этому… вколоть пару кубиков?

– Зачем?

– Вдруг очнется? Времени сколько прошло…

– Не надо. Говорю, я знаю этот препарат. Еще часа полтора гарантированы.

Минут двадцать они сидели молча. Наконец между корпусами раздался шум машины. Показался свет фар, на пустырь выехала черная «Волга». Как только машина затормозила и свет фар погас, Сардор вышел.

Передняя дверца «Волги» открылась, из нее вышел коренастый человек в сером костюме. У него были стриженные под бобрик темные волосы с проседью, небольшой нос, твердый подбородок. Подойдя к Сардору, человек пожал ему руку:

– Привет. Где он?

– В машине.

Подойдя к «мерседесу», человек пригнулся. Увидев Колера, кивнул:

– Привет.

– Здравствуйте, Альберт Денисович. – Колер подобострастно улыбнулся.

– Это он?

– Да. Достали наконец.

– Ладно. – Выпрямившись, Альберт Денисович посмотрел на стоящего рядом Сардора. – Отгрузите мне деньги. Потом довезете меня с этим трупом до управления. И свободны.

– Понял.

Подняв руку с пистолетом, Сардор выстрелил в упор, в левую сторону груди. Лицо Альберта Денисовича дернулось, он стал оседать. Подхватив тело, Сардор подтащил его к «Волге» и, быстро открыв дверцу, усадил на переднее сиденье. Пока он это делал, Колер подволок к машине с другой стороны бесчувственного Молчанова. Вдвоем они поместили его рядом с убитым.

Достав платок, Сардор стер с вальтера отпечатки своих пальцев и несколько раз приложил рукоятку к пальцам Молчанова. Обернув пистолет платком, сунул его под сиденье. Спрятал платок в карман, посмотрел на Колера. Прошептал:

– Все, валим. Скорее.

Подбежав к «мерседесу», оба сели; и машина, развернувшись, исчезла в темноте. На пустыре осталась стоять только черная «Волга».

Первое, что ощутил Молчанов, была тупая боль в голове. Плавая в каком-то липком, вязком забытьи, он убеждал себя: он вполне может не обращать внимания на эту боль, он хочет только одного: спать. Спать… Спать… Спать… Ничего больше…

Когда открыл глаза, понял: он сидит. В глаза светит фонарь. Все остальное – в тумане.

Несколько секунд сидел, ничего не понимая. Он знал только, что сидит в машине. Машина чужая. Попытался вспомнить, каким образом он оказался в этой машине, – и не смог.

Вскоре он осознал, что рядом с ним, на месте водителя, сидит человек. Голова этого человека лежала у него на плече.

Повернувшись, попытался рассмотреть человека внимательнее. Ничего особенного, обычное лицо. Серый стандартный костюм, белая рубашка, черный галстук.

Осторожно освободил плечо, поддержал тело, чтобы оно не повалилось на него, и в ту же секунду понял: человек мертв.

Липкое, вязкое забытье, из которого он только что вырвался, продолжалось. Посмотрел на собственную ладонь – она была в крови. Чужой крови.

Подумал: надо успокоиться, взять себя в руки.

Потрогал пульс на шее мертвеца. Пульса не было, но шея была еще теплой. Значит, человек умер недавно.

Внимательно осмотрел тело, заметил на левой стороне рубашки красное пятно. Откинув полу пиджака, увидел кобуру на ремне и в ней ПСМ. Осторожно разорвал сначала рубашку, потом майку. Под левым соском темнело пулевое отверстие. Пуля попала точно в сердце. Сиденье под человеком было липким от крови.

Судя по кобуре, человек имел какое-то отношение к спецслужбам. Обыскав карманы, нашел красную книжечку с золотыми буквами «ФСБ России». Открыл, увидел стандартную первую страничку удостоверения Федеральной службы безопасности. Фотография. ФИО – Кудрявцев Альберт Денисович. Воинское звание – майор. Отдел – 7-й. Седьмой отдел, он знал, занимался экономическими преступлениями и наркотиками.

Положив удостоверение на прежнее место, привычно прикоснулся левой рукой к тому месту пиджака, где должен быть его пистолет, – пусто. Сунул руку под пиджак – пистолета нет, кобура пуста. Обыскал карманы пиджака – в них тоже ничего нет. Ни бумажника, ни ключей, ни документов. Вообще ничего.

Сел, тупо уставившись на фонарь, слабо светивший впереди, на пустыре. То, что с ним происходило, а точнее, уже произошло, обозначалось одним коротким словом «подстава». Его подставили. Ему что-то вкололи или чем-то опоили. Потом, убив майора ФСБ Кудрявцева, его, бесчувственного, посадили рядом с телом. Главное, он не знает, кто это сделал и зачем.

Открыл дверцу, вышел из машины. Огляделся. Каким образом он мог оказаться здесь, в чужой машине, рядом с мертвым человеком, он не понимал. Все его попытки вспомнить хоть что-то оканчивались ничем.

Наконец, постояв, вспомнил: днем он был в агентстве. Смутно припомнил, как он о чем-то говорил с Олей и Радичем. И кажется, еще с какой-то женщиной. Но с какой?

Он стоял на пустыре, окруженном спящими домами. Машина, в которой сейчас лежит мертвый майор Кудрявцев, оказалась черной «Волгой». Вгляделся: рядом темнеют баки для мусора, поодаль шумят ветвями деревья. Он не имеет понятия, в каком районе Москвы он сейчас находится. Да и вообще он не знает даже, в Москве ли он.

Постояв, попытался сообразить, что же с ним случилось. Он был в отключке, и кто-то его обобрал. Потом пристроил рядом с убитым майором ФСБ. Подумал: может, часть его вещей просто вывалилась, когда он сидел в машине? А почему нет? Может, даже вальтер вывалился?

Шагнул к «Волге» и тут же услышал где-то за домами шум автомобиля. По звуку машина шла сюда. Повернулся – из-за угла ближнего дома, слепя фарами, вывернула легковушка. Затормозила она почти вплотную к нему, и тут же из кабины с двух сторон выскочили четыре человека. В руках у них были пистолеты, он увидел направленные на него стволы.

– Не двигаться! – услышал он. – Руки за голову!

Классическая подстава, подумал он. Всего людей пятеро, пятый остался за рулем.

Тот же голос сказал с угрозой:

– Руки за голову, кому сказали! Иначе стреляем на поражение!

Положил ладони на затылок.

– Пащенко, проверь его. – Это был все тот же голос, остальные стояли молча.

Вышедший из темноты верзила в свитере и джинсах, сунув за пояс ПСМ, обыскал его. Выпрямившись, сказал:

– Чист.

Теперь Молчанов увидел человека, отдававшего команды. Он был сухощав, с гладким черепом, на котором были видны остатки волос, носом с горбинкой и подбородком с ямочкой. Глаза неопределенного цвета были жестко-внимательными. Человек спросил:

– Кто такой?

– Молчанов Павел. По отчеству – Александрович.

– Чем занимаетесь?

– Я начальник охранно-детективного агентства «Охранник». Простите, а вы чем занимаетесь?

Нижняя челюсть человека сделала несколько движений, напоминающих жевательные.

– С вами говорит полковник ФСБ Свирин. Попрошу показать документы.

– Документов у меня нет.

– Оружие?

– Оружия тоже нет.

– Федор Андреевич, здесь нехорошо, – сказал верзила, осматривающий машину. – Здесь майор Кудрявцев… мертвый.

Свирин резко повернул голову. Бросил:

– Шутишь?

– Федор Андреевич…

Свирин подошел к «Волге». Пащенко, выпрямившись, показал Свирину вальтер, который он держал двумя пальцами за ствол. Взяв у Пащенко пистолет таким же образом, двумя пальцами за ствол, Свирин повернулся к Молчанову:

– Ваш пистолет?

Оружие один к одному напоминало его собственный вальтер. Помедлив, Молчанов сказал:

– Не знаю. У меня тоже вальтер, но нужно проверить номера.

– Юдин, пакет! – Свирин опустил вальтер в услужливо подставленный вторым верзилой целлофановый пакет. Играя желваками, посмотрел на Молчанова: – За что ты его убил?

– Я никого не убивал.

Сказав это, Молчанов вдруг вспомнил: ресторан «Яр». Зеленоглазая красавица Стелла. Неужели во всем этом замешана Стелла?

Свирин некоторое время смотрел в землю. Наконец поднял голову:

– Слушай, ты, ублюдок… Рядом с тобой, здесь, в собственной машине, лежит убитый офицер ФСБ. Прекрасный офицер, один из лучших. Убить его, кроме тебя, никто больше не мог. Понимаешь? Никто! Зачем тебе была нужна его смерть?

Если это подстава, значит, вальтер его, подумал Молчанов. И на вальтере есть следы его пальцев. Его повезут в Лефортово и разбираться долго не будут. Приговор в таких случаях может быть только один: высшая мера. Расстрел.

В следующую секунду он сбил стоящего перед ним верзилу и покатился по земле, к бакам для мусора. Сухо защелкали выстрелы, в голове мелькнуло: если он успеет докатиться до баков и его не убьют, есть шанс уйти. Ударившись головой о бак, скользнул в щель, пополз на четвереньках. Стрельба продолжалась, пули глухо шлепались о баки. Выскочив с другой стороны, бросился в кусты, затем, оказавшись среди деревьев, побежал петляя. За ним бежали, он слышал, как сзади трещат кусты, и прибавил ходу. Он знал, нельзя бежать по прямой, надо как можно чаще менять направление, и, увидев просвет между домами, бросился туда. Кто-то крикнул сзади: «Окружай его!» Выбежав и оказавшись в точно таком же сквере, резко повернул направо. Затем, увидев еще один просвет, – налево.

Он бежал, стараясь экономить дыхание. Судя по тишине, в которой его шаги глухо и упруго били о землю, он оторвался от преследователей. Тем не менее он продолжал бежать, то и дело меняя направление.

В конце концов он выбежал к магистрали. Понял: это Зюзино. Тротуары были пусты, по мостовой лишь изредка проезжали машины. Здесь, на открытом месте, бежать было нельзя, сообщение о нем наверняка уже передано милицейским постам. Если он нарвется на милицию, его тут же задержат. Быстро зашагал вдоль домов.

Минуты через три, услышав звук сирены, мягко лег на тротуар. Проводив взглядом промчавшиеся мимо две патрульные милицейские машины, подумал: вполне возможно, эти машины ищут его.

Снова зашагав вдоль домов, он вышел наконец к перекрестку со светофором. Сейчас он был в опасной зоне, и чем скорее он из нее выберется, тем лучше. Здесь, на этом перекрестке, он может найти спасение, но лишь в одном случае: если у светофора затормозит на красный свет грузовая машина с открытым кузовом. Если ему удастся забраться в кузов, машина вывезет его из опасной зоны. Конечно, такую машину могут остановить в пути. Сделать это может патруль, высланный по сигналу ФСБ, или просто пост ГИБДД. Но у него по крайней мере будет шанс. Да и во время осмотра можно будет попробовать убежать снова.

Встав в углубление между домами, он стал наблюдать за светофором. Редкие машины, большую часть которых составляли грузовики, двигались здесь, пересекаясь, в четырех направлениях. Он стоял, с затаенной надеждой наблюдая за каждой проезжавшей мимо машиной с открытым кузовом. Ведь ему вполне могло повезти. Тяжелые машины с грузом передвигаются по Москве в основном ночью. Но, как назло, когда мимо шли грузовики, горел зеленый свет, когда же машины останавливались на красный – это были или легковушки, или закрытые фургоны.

Был момент, когда огромный трейлер, перевозивший легковые автомобили, подошел к перекрестку, когда горел красный свет. Но, к его отчаянию, тормозить трейлер не стал, а пронесся мимо не задерживаясь.

Наконец он увидел, как к перекрестку подходит многотонный грузовик. Кузов был накрыт брезентом. Светофор показывал желтый сигнал, загоревшийся после красного, и грузовик чуть притормозил. Уловив это, он сделал отчаянный рывок и выбежал на мостовую. На светофоре зажегся зеленый свет, грузовик снова начал набирать скорость, но он успел все-таки догнать его. Ухватившись сзади за борт, подтянулся на ходу и, отогнув брезент, перевалился в кузов. К счастью, здесь была узкая щель между задним бортом и грузом.

Грузовик теперь шел на полном ходу. Отдышавшись, он протянул руку, пытаясь понять, что находится в кузове. Он долго ощупывал шершавую твердую поверхность предметов, скрепленных металлическими, острыми по краям полосками. В конце концов понял: это аккуратно сложенные в сравнительно небольшие штабели кирпичи. Для того чтобы штабели не рассыпались, их скрепили жестяными лентами.

Временами кузов сильно встряхивало, и просто сидеть на днище было нельзя. Чтобы избежать ударов, ему пришлось сесть на корточки, придерживаясь одной рукой за борт.

Сидеть в такой позе было неудобно, но сейчас его никто не преследовал, и он мог спокойно обдумать, как действовать.

Препарат, которым его оглушили, наверняка действовал на память. Но память все же к нему возвращалась.

Лишь сейчас, в машине, он вспомнил, с какой женщиной разговаривал днем в агентстве, – с матерью Юлии Шершневой. Зовут женщину Нина Николаевна Боровицкая. Она просила его взяться за расследование смерти дочери и внука, и он согласился. Потом позвонил по телефону, записанному Юлией на коробке от сигарет. Оказалось, это телефон Стеллы, певицы из ресторана «Яр», они договорились, что вечером встретятся в ресторане, он пришел туда и встретился со Стеллой. Они разговаривали, танцевали, пили шампанское. Подмешать в это шампанское любой препарат для сообщников Стеллы, а они наверняка там были, не составляло никакого труда.

Дойдя до этого места, подумал: все же он многого не понимает. «Яр» контролирует солнцевская преступная группировка, он это знает. Конечно, он допускал, что Стелла может быть как-то связана с братвой – но не больше, чем обычными деловыми отношениями. Они могли давать ей «крышу», она им – деньги. И все. И разговор со Стеллой по телефону, и дальнейшее ее поведение не показывали, что она является активным участником группировки. Женщины-уголовницы так себя не ведут.

Подумал: хорошо, пусть Стелла – исключение. Но на то, что в этом деле замешана братва, не указывают и обстоятельства двух смертей на даче Шершневых. Если бы солнцевские хотели разобраться с семьей Шершневых, они, как и любая другая преступная группировка, действовали бы гораздо грубее. Олега Шершнева, Юлию и ее сына они бы просто расстреляли из автоматов – так, как уже много раз делали это с другими. Когда дело касается разборок, братва не щадит никого: ни женщин, ни стариков, ни детей.

Было еще одно, чего он не понимал. Если допустить, что события этой ночи как-то связаны с тем, что он решил заняться расследованием смерти Юлии Шершневой, – зачем тем, кому это расследование мешало, нужно было прибегать к подставе? Почему они просто не убили его? Ведь после того, как его опоили в ресторане «Яр», он был полностью в распоряжении братвы. В таком состоянии его могли просто посадить в машину, вывезти подальше, пустить пулю в голову и выбросить на ходу. И все.

Хорошо, к этому он еще успеет вернуться. Сейчас же он должен решить, что будет делать, когда грузовик с кирпичами прибудет на конечный пункт. У него с собой нет ни денег, ни документов, ни оружия. Все пути домой или в агентство отрезаны, появиться там он не может, его наверняка ждут засады. Не может он также никому позвонить. Без сомнения, ФСБ, получив сигнал Свирина, взяла на прослушивание телефоны людей, так или иначе с ним связанных.

Конечно, если бы он позвонил Оле, Радичу или Костомарову, они бы тут же пришли ему на помощь. Но лучше не рисковать.

Сидя в щели между задним бортом и кирпичами, он повторял: он должен что-то придумать. Должен. Безвыходных положений не бывает.

В конце концов подумал: что, если вспомнить о давних временах? О поре, когда он нес службу в составе миротворческих сил России на Балканах.

Глава 6

Радича мучила бессонница. Лежа в кровати, он решал проблему, которая возникала практически каждую ночь, – то ли попытаться заснуть, то ли пойти на кухню и выпить кофе.

Выбрав наконец второй вариант, встал и прошел на кухню. Кухня была типично холостяцкой, без особых украшений, – впрочем, как и вся квартира. Сейчас ему было пятьдесят шесть, с женой они окончательно разошлись после того, как он раньше времени ушел в отставку, потеряв значительную часть пенсии. То, что две его дочери, которых он обожал, к этому времени уже стали взрослыми и вышли замуж, несколько облегчило развод – для него. Сейчас он виделся с ними не реже раза в месяц. И все же от одиночества это его не спасало.

Сюда, в небольшую квартиру в районе Сокольников, он вселился семь лет назад, после развода с женой. Развода этого следовало ожидать, работа, а он всю жизнь был штабным специалистом ВДВ, знающим три иностранных языка, бросала его из одной точки планеты в другую. У него был непростой характер, он не умел врать и, главное, не был карьеристом, чего жена так и не смогла ему простить…

Некоторое время он колебался, стоит ли заваривать кофе. Сна нет, но есть надежда, что до утра он еще сможет заснуть. Если же он сейчас выпьет кофе, то не заснет уж точно.

Его раздумья прервал телефонный звонок. Посмотрел на часы – два пятнадцать. Сняв трубку, сказал:

– Да?

– Сергей Петрович, это Оля. Простите, что разбудила. Я вас разбудила?

– Ничего, Олечка. Что-то случилось?

– Не знаю даже… – Он слышал, как она пытается сдержать слезы. – Паши нет.

– Олечка, успокойся. Пока нет причин волноваться.

– Как же нет, когда он до сих пор не пришел…

– Он ведь пошел в ресторан «Яр»?

– Да, в ресторан «Яр». Он обещал не задерживаться. Но смотрите, уже полтретьего ночи, а его нет. Может, позвонить туда, в этот ресторан? И спросить, был ли он там?

– Подожди, дай подумать. Нет, в ресторан лучше не звонить. Во-первых, сегодня понедельник, точнее, уже вторник. Там сейчас никого нет, в ресторане. Потом – это все равно ничего не даст.

– А что даст?

– Сейчас… – Помолчал. – Вот что… Самое лучшее будет, если ты сейчас постараешься успокоиться. И заснуть.

– Как я могу заснуть? Сергей Петрович, неужели вы не понимаете, что я места себе не могу найти?

– Понимаю. И все же, Олечка, самым лучшим будет, если ты постараешься заснуть.

– Я не смогу.

– Постарайся. Я думаю, Павел рано или поздно объявится.

– А если не объявится?

– Объявится. А не объявится, утром я начну искать его сам. По своим каналам.

– Сергей Петрович, а вы не думаете… – Замолчала.

– Что – я не думаю?

– Вы не думаете, что после ресторана он поехал к этой девке? К этой певице? А?

– Олечка… Ну что ты… – Радич прокашлялся. – Я знаю Пашу. Во-первых, он ведь тебя любит, я это вижу.

– Ну и что? Он может любить, но поехать к другой.

– Думаю, это исключено. Он просто не тот человек, который может пускаться в сомнительные авантюры. Нет, исключено. Он ни к кому не мог поехать.

– Думаете?

– Думаю. Больше того, уверен в этом. Ложись спать.

– Ну а… – Снова замолчала. – Ну а вдруг… – Не выдержав, заплакала, а точнее – заскулила: – Вдруг его… уже нет… С-с-сергей П-п-петрович? А? Вдруг его убили?

– Олечка, перестань… Паша не тот человек, он не позволит что-то с собой сделать. Ложись спать. У тебя есть снотворное?

– Есть что-то. В аптечке.

– Прими. И тут же ложись спать. Утром я тебе позвоню. Хорошо?

– Хорошо.

Положив трубку, он взял кофеварку. Подумал: с Павлом что-то не так и его в самом деле надо искать. Но где и как?

Может быть, ощущение одиночества и сблизило его с Молчановым, к которому он испытывал отцовские чувства. Радич знал всю историю Павла, знал, что его отец умер, когда тому было шестнадцать лет, и часто замечал, что относится к Павлу как к сыну.

Грузовик, долго мчавшийся по прямой, начал делать поворот за поворотом. При этом он изредка уходил под уклон или поднимался по склону – было похоже, машина заезжает и выезжает из подземных тоннелей. В конце концов, после долгого подъема на каком-то склоне и разворота на сто восемьдесят градусов, Молчанов решил приподнять брезент и выглянуть.

Место было ему знакомо, грузовик шел по путепроводу возле Савеловского вокзала. На фронтоне вокзала светились неоновые буквы, у пустой сейчас стоянки такси ожидали пассажиров.

Спустившись с верхнего моста, грузовик замедлил ход, стал поворачивать направо. Свернул в привокзальную улочку.

Вглядываясь в спящие дома, Молчанов подумал: «Похоже, конечным пунктом грузовика будет вокзал, а именно погрузо-разгрузочные пакгаузы».

Наконец грузовик остановился. Молчанов услышал, как открылась дверца кабины, как водитель спрыгнул на землю и, хлопнув дверцей, ушел.

Посидев немного, решил: все, можно вылезать. Вряд ли патрули будут искать его здесь – место, где он сейчас находится, расположено в противоположном от Зюзина конце Москвы.

Отогнул брезент, мягко спрыгнул на землю. Прислушался – тихо. Чуть отойдя, осмотрелся. Точно, машина стоит у пакгаузов Савеловского вокзала. Конечной его целью должен стать ближайший к вокзалу дом на Сущевской улице, возле которого, он знал, расположены несколько будок с телефонами-автоматами. Но сначала ему нужно найти кое-что здесь.

Проскользнув незаметной тенью вдоль забора, он вышел к дальнему пакгаузу. У ближней к вокзалу погрузо-разгрузочной платформы, возле перронов, горел свет, там стояли люди, но здесь, у границы грузовой территории, никого не было.

Забравшись на дек, начал поиски. В конце концов в самом дальнем углу дека нашел то, что искал, – небольшой ломик для скалывания льда. Взяв его, спрыгнул на землю и не спеша зашагал к Сущевской.

Его часов, «капитанских», на руке сейчас не было, их сняли тоже, и ему пришлось сделать небольшой крюк, чтобы увидеть вокзальные часы, они показывали половину четвертого. Подойдя к телефонным будкам, осмотрелся. Тихо, ни одного человека. Что ж, он попробует сначала осмотреть все телефоны-автоматы, – может, кто-то случайно забыл взять вывалившийся жетон. Но если он не найдет жетона, придется попортить имущество.

Осмотрел все телефоны-автоматы. Как он и ожидал, жетона ни в одной ячейке возврата не оказалось. Убедившись в этом, взял ломик и осторожно подсунул острие под один из телефонных аппаратов. После нескольких медленных точных движений отсоединил аппарат от стенки будки. Потянув его за собой, оторвал провод и, не забыв прихватить ломик, вернулся с аппаратом к дальнему пакгаузу.

Положил коробку на асфальт у пакгауза, поднял ломик и несколькими ударами просто развалил аппарат. Присел, взял рассыпавшиеся по асфальту жетоны. Оглядевшись и убедившись, что вокруг по-прежнему никого нет, вернулся к телефонным будкам.

Вошел в одну из будок, снял трубку, опустил жетон в щель.

Его план основывался на том, что в части, где они служили с Радичем, все они, чтобы не быть расшифрованными, переговаривались по телефону не с помощью слов, а перестукиваясь по особой, ими самими разработанной системе. Всю систему он сейчас не помнил, но некоторые комбинации остались в памяти навсегда. Одна из этих комбинаций была следующей: «Нахожусь в опасности, встречаемся на том же месте во столько-то часов».

Правда, его смущало понятие «на том же месте». Здесь, в Москве, они с Радичем в условном месте, у парка «Сокольники», где тот жил, встречались всего один раз, два года назад – после того, как Радич неожиданно ему позвонил. Сейчас «то же место» должно было обозначать площадку у входа в парк «Сокольники». Если он передаст Радичу эту шифрограмму, сообразит ли тот, какое место он имеет в виду? А вдруг нет?

Впрочем, иного выхода у него сейчас не было. Единственное, что он должен решить, прежде чем набрать номер, – какой час назначить. Конечно, не сейчас, ночью, когда и на улице, и в парке можно нарваться на патруль. И не ранним утром, потому что ранним утром Радичу, скорее всего, позвонят из ФСБ. Или просто придут, чтобы выяснить, не имел ли он какой-то связи с ним, Молчановым. Пожалуй, лучше всего будет договориться встретиться с Радичем в двенадцать дня. Да, точно. Это будет самым лучшим.

Набрал номер. Взял второй жетон, приготовился.

Радич поднял трубку почти сразу же.

…В конце концов желание выпить кофе пересилило. Засыпав смолотый с вечера порошок в кофеварку, Радич подождал, пока кофе будет готов, и налил полную чашку. Сделал два глотка – и в это время тихо зажужжал телефон.

Взяв трубку, сказал:

– Алло?

Трубка молчала. Точнее, не молчала, из нее доносились какие-то звуки.

– Алло, кто это? – повторил он. Не дождавшись ответа, хотел было положить трубку и вдруг понял, что это за звуки.

Услышав «Алло?», Молчанов начал с помощью жетона отстукивать шифрограмму. Отстучав, прислушался. Поймет ли его Радич?

Нет, Радич его не понял. После некоторой паузы его бывший начальник штаба снова сказал: «Алло, кто это?»

Молчанов подумал: если Радич сейчас положит трубку, он опять наберет его номер. И отстучит шифрограмму снова. И будет делать так, пока не кончатся жетоны. Или пока Радич не поймет, в чем дело.

Но нет, Радич его понял. Отстучав шифр второй раз, Молчанов облегченно вздохнул, – после короткой паузы он услышал в мембране стук, который означал: «Сообщение принято. Буду на месте».

Повесил трубку. Задача его теперь была простой: дойти до Сокольников.

Сущевку, Марьину Рощу и Рижский вокзал он преодолел, не встретив ни одного человека. Затем, от Рижского вокзала, двинулся по ведущей отсюда к Сокольникам транспортной эстакаде. Эстакада была длинной, не меньше трех километров, и в пути он был готов в любой момент метнуться к боковому ограждению и спрыгнуть вниз. Но обошлось, он так и не увидел ни одной патрульной машины.

В конце пути, выждав интервал в движении, спустился с эстакады налево и через несколько шагов оказался у ограды из металлических прутьев, за которой начинался парк.

Здесь он мог чувствовать себя в относительной безопасности. Пройдя немного, увидел чуть-чуть разогнутые прутья. Проскользнув между ними, оказался в парке.

У фонаря осмотрел одежду. Брюки и пиджак были сильно выпачканы в кирпичной пыли, кроме того, когда он снял пиджак, увидел свисающий с правой полы лоскут. Пола была разорвана.

Подумав, отстегнул портупею с пустой кобурой. Посмотрел на них с сожалением. Портупея и кобура были отличными, но сейчас они могли его выдать. Положив их в кусты, надел пиджак.

В густых зарослях на окраине парка выбрал подходящий кустарник. Набрав валежник и сухие ветки, утоптал кучу хвороста, лег на нее. Потянув пиджак наверх, укрыл голову.

Ему было холодно, но он терпел. В более юные годы ему приходилось спать и при минусовой температуре.

Заснул он, сам этого не заметив.