Текст книги "Рубеж"

Анатолий Рыбин
Рубеж

© Рыбин А.Г., наследники, 2017

© ООО «Издательство «Вече», 2017

* * *

Глава первая

1

После недельных учебных сборов, закончившихся на полигоне, генерал-майор Мельников возвращался в свою дивизию. Степь размашисто качалась в ветровом стекле газика. Плохо накатанную дорогу с обеих сторон сжимали плотные гривастые ковыли. На рыжих, выгоревших холмах миниатюрными парашютиками круглились кусты сизой верблюжьей колючки. Был на исходе август, но солнце пекло, как в разгар лета.

Мельников мог бы поехать другой дорогой, которая была гораздо короче, но ему хотелось непременно завернуть в Степной гарнизон и познакомиться с новым командиром, прибывшим три дня назад в мотострелковый полк.

В глубине кузова, полузакрыв глаза, дремотно покачивались полковник Жигарев – начальник штаба дивизии – и подполковник Нечаев – начальник политотдела. Утомленные жарой и однообразием степного пейзажа, они молчали. Но Мельников знал, что мысли спутников так же неспокойны, как и его, – им всем предстояла большая и сложная работа. О ней командующий войсками округа сказал: «Считайте, товарищи, что мы выходим на новые позиции. И хотя разведка проведена, обстановка выяснена, неожиданности могут быть всякие».

Мельников думал о большой ответственности, которая ложилась на него самого и на весь офицерский состав дивизии.

Конечно, готовя ракетчиков в предельно короткий срок к серьезному экзамену, Мельников понимал: гладко все не пройдет, какие-то изъяны будут. Однако того, что произошло на полигоне, комдив не ожидал.

Все действия операторов при подготовке расчетных данных для пуска были точными, наведение ракеты в цель и пуск прошли успешно, а выбор и оборудование стартовой и запасной позиций затянулись. Излишне суетливо действовали расчеты при объявлении воздушной тревоги, когда над позициями нависла угроза появления неприятельского десанта, иногда терялись даже. По этому поводу командующий сердито заметил:

– Странно, странно, товарищи ракетчики. В одном вы молодцы, преуспели. Спасибо за труды. В другом же явно сели на тормоза. Самооборону, похоже, вы недооцениваете. Никак не ожидал. Разберитесь немедленно.

Перед отъездом с полигона, когда пусковые установки были уже в походной колонне, Мельников спросил майора Жогина, ракетное подразделение которого участвовало в показных пусках, как он сам расценивает замечания командующего.

– Но мы же в главном успеха добились, товарищ генерал, – с беспечной невозмутимостью ответил Жогин. – У ракетчиков своя специфика. Им трудно быть одинаково сильными во всем.

– Трудно – не значит невозможно, – строго заметил Мельников и, направившись к своей машине, сказал водителю: – Поехали, Никола!

Шофер был из молодых солдат, недавно призванный в армию. Поначалу Мельников называл его по фамилии – Ерош. Потом, даже не заметив, как это произошло, стал называть по имени. Уж очень этот юный симпатичный украинец походил на сына Мельникова Володю, который после окончания Московского медицинского института все реже появлялся в родительском доме.

Сейчас, глядя на Ероша, Мельников невольно подумал, как все-таки быстро летит время. Кажется, совсем недавно спешил он отправить семью с Дальнего Востока в центр России, чтобы избавить сына от вызванной резким морским климатом туберкулезной интоксикации и успеть устроить в первый класс на новом месте. И вот Володя уже хирург, работает где-то под Воркутой. Когда он сообщил родителям, что собирается поехать в этот далекий край, мать замахала руками: «Что за глупая выдумка! У тебя же может обостриться старая болезнь. Нельзя тебе жить у моря ни в коем случае». А сам Мельников решением сына остался доволен. Конечно, о старой сыновней болезни и он втайне подумывал, перелистал тогда не одну медицинскую книжку, но ему нравилась настойчивость Володи: решил стать хирургом – стал, задумал уехать на Север – уехал без всяких колебаний.

Что-то похожее было и в характере Николы Ероша. Другой бы на его месте, наверное, радовался, что возит командира дивизии. А этот считает себя чуть ли не самым обиженным. Правда, напрямую Никола ни разу об этом не говорил, но Мельников видел, как завидует Никола ребятам, которые вместе с ним пришли в дивизию и уже стали пулеметчиками, артиллеристами, заряжающими на танках, ракетчиками. Вот и сегодня на полигоне он заметил, как вспыхнули и заискрились глаза Ероша в момент выхода пусковых установок на рубеж пуска.

«Мальчишка ты, мальчишка, – улыбнулся Мельников, следя за каждым движением Ероша. – Да знал бы ты, какая нелегкая работа у водителя комдивской машины в боевой обстановке». Но тут же, согнав улыбку, спросил:

– А что, Никола, степь наша, пожалуй, родня Украине?

– Хиба ж можно равнять, товарищ генерал! – воскликнул Ерош. – У нас на Полтавщине трохи проедешь – хутор, еще трохи – снова хутор. А тут, як в космосе, ни конца ни краю.

Полковник Жигарев из глубины кузова шутливо заметил:

– Это ж вашему брату шоферам на руку. Зажмурился и жми без боязни. Никаких тебе дорожных знаков.

– Кому, может, и на руку, не знаю. – Водитель грустно вздохнул, неторопливо смахнул ладонью капельки пота с лица.

– А вам, значит, степь не по душе? – добродушно спросил Мельников.

– Не в том, товарищ генерал, дело. Просто обидно: до армии шоферил, в армии тоже. Хиба ж я неспособный?

Жигарев толкнул Нечаева в бок:

– Вы слышите, Геннадий Максимович, о шоферах-то как? Выходит…

Но договорить не успел, потому что с ближнего кургана взмыл навстречу машине огромный темно-бурый беркут, и Жигарев восхищенно вытянул руку:

– Глядите, глядите! И не боится.

Шофер перевел машину на малую скорость.

Беркут степенно выровнял свои огромные крылья и несколько секунд парил в синеве, не отклоняясь от дороги. Пернатые доспехи его переливались под косыми лучами солнца.

Когда птица нехотя отвалила в сторону, из ковыля выскочил сурок. Он косолапо перебежал через дорогу и, встав на задние лапы, со смешным любопытством уставился на машину.

– Так вот за кем охотился беркут! – воскликнул Жигарев. – А мы помешали.

– Выходит, спасителями для сурка оказались, – сказал Мельников и, возвращаясь к прерванному разговору, спросил водителя: – А вам, Никола, в ракетчики хочется?

Ерош улыбнулся.

– Ну-ну, признавайтесь, Никола!

– Хиба ж кому не охота, товарищ генерал, – со смущением ответил Ерош.

– Смотрите-ка, значит, прикипели вы к ним основательно!

Вид на Степной гарнизон открылся сразу, как только газик вымахнул на каменистую, похожую на спящего верблюда высоту и словно повис над окружающей местностью. Заблестели под солнцем крыши строений. Вышка стрельбища вытянула к небу свою петушиную шею. Будто из земли выросли проволочные ежи, надолбы, железобетонные конусы изрезанного тяжелыми гусеницами танкодрома.

Потом машина почти бесшумно скатилась в речной распадок и, пробежав несколько километров узкой низиной, стиснутой обрывистыми берегами, свернула на короткий железный мост через речку. За мостом дорогу ей перегородила высокая арка с опущенным шлагбаумом. Стоявший у придорожной будки солдат неспешно, с важным видом подошел к газику, но тут же, словно подмененный, метнулся назад, проворно открыл шлагбаум и, прижав к груди автомат, будто прирос к дороге.

– Не растерялся, – заметил, улыбнувшись, Нечаев. – А сперва не узнал.

– Из новичков, наверное, – предположил Жигарев и посмотрел в заднее окошко. – Сейчас доложит по телефону: внимание, надвигается начальство.

Мельников рассмеялся:

– Чего-чего, а это по вашей линии отработано, Илья Михайлович.

И в самом деле, едва въехали в городок, у крыльца штабного домика уже стоял дежурный офицер, в начищенных сапогах, подтянутый, вполне готовый к встрече неожиданно появившихся гостей. С подчеркнутой уставной четкостью доложил, что в полку идут плановые занятия, что новый командир полка осматривает боевую технику в парках, но за ним уже отправлен посыльный.

– А где заместитель командира майор Крайнов? – спросил Мельников.

– Майор на стрельбище. За ним тоже ушел посыльный.

– Ладно, подождем, – сказал Мельников.

Офицер сделал шаг в сторону от дорожки, приглашая комдива и его спутников в помещение. Но Мельников задержался у крыльца, чтобы подразмяться после долгого сидения в машине и лишний разок взглянуть на близкие сердцу приметы. Их было тут много, и они волновали его всякий раз, когда он приезжал в полк. Невдалеке, на взгорье, между двумя кленами, стоял одноэтажный зеленый дом с простенькой застекленной верандой – первое жилище Мельникова в этом степном краю. А чуть правее, в конце городка, выглядывало из поблекших от жары карагачей и вязов бурое здание бывшего полкового клуба, где он играл когда-то в бильярд, брал в библиотеке книги и даже встречал Новый год – самый первый после Дальнего Востока. Теперь здание приспособили под склад вещевого имущества, а взамен клуба выстроили Дом офицеров, в самом центре городка. И хотя старые постройки на фоне новых, каменных выглядели жалкими, потускневшими, они были дороги, с ними память связывала прочными нитями. Глядя на них, Мельников подумал о прибывшем в полк новичке, судьба которого, быть может, в чем-то повторит его собственную. Ведь именно здесь, в этом городке, принял он когда-то батальон, который был лучшим в полку. А потом, на первых же стрельбах, вдруг оказалось, что батальон совсем не такой образцовый, каким считал его тогдашний командир полка.

«А впрочем, зачем все это лезет мне в голову?» – подумал Мельников и предложил своим спутникам:

– Пойдемте, пожалуй, в помещение.

Дежурный открыл кабинет командира, сменил застоявшуюся в графине воду, приспустил шторы, чтобы не било в глаза клонившееся к горизонту солнце. Штабной дом не походил на прежний: тот был тесный, деревянный, а этот из железобетонных блоков, с широченными окнами, высокими потолками. В кабинете командира кроме стола и стульев стояли два шкафа с военной литературой.

Мельников рассматривал уже знакомые книги о Великой Отечественной войне, мемуары известных военачальников, военные журналы. Взгляд его задержался на изрядно потертой книжке «Действия мелких подразделений в современном бою». Это был его труд, впервые изданный, когда он еще командовал батальоном, затем дважды переиздававшийся в разное время с поправками и дополнениями.

Пальцы невольно начали перелистывать страницы, на которых остались чьи-то карандашные пометки: кружки, стрелы, восклицательные и вопросительные знаки. Местами попадались короткие надписи: «Это важно», «Следует подумать», «А что дальше?»

Пришел новый командир полка. Невысокий, щуплый, с буйной черной шевелюрой, торчавшей из-под фуражки, он скорее походил на молодого выпускника военного училища, нежели на подполковника. Не придавало ему должной солидности и лицо со слегка раскосыми глазами и чуть приплюснутым носом. Лишь манера говорить – неторопливая и уверенная – выдавала в подполковнике человека неробкого, умеющего хорошо ориентироваться в новой обстановке и, как показалось комдиву, совсем не склонного пускать пыль в глаза начальству, что случается зачастую с офицерами-новичками.

В коротком и очень сдержанном докладе подполковник, назвавшийся Авдеевым Иваном Егоровичем, сообщил, что от роду ему тридцать два года, что служил он в Белоруссии, где был начальником штаба мотострелкового полка, а до этого командовал мотострелковым батальоном в Забайкалье.

Мельников поглядел на Жигарева, потом на Нечаева, сказал задумчиво:

– А подпирает молодежь нашего брата-фронтовика. Пройдет еще немного времени, и весь командный состав будет послевоенным. Каково, а?

– Все движется, все изменяется, – в тон ему произнес Жигарев. Люди с военным опытом уйдут, останутся мемуары в золотых обложках.

– Мемуары – не все, – возразил Мельников. – Живой опыт должен остаться в войсках, Илья Михайлович. Слишком дорогой он у нас.

– По-моему, важно отношение к военному опыту, – заметил Нечаев. – Для одного – это лишь воспоминания, а для другого – суть, диалектика.

– А как, товарищ подполковник, появилось у вас желание принять Степной гарнизон, если не секрет? Случается ведь по-разному? – спросил Мельников у Авдеева.

– Конечно, – согласился Авдеев. – Тем более был у меня выбор, не скрою.

– А Степной перетянул, значит?

– Перетянул, товарищ генерал. Места для тактических учений здесь завидные. Есть где развернуться.

– Вот и меня просторы здешние привлекли когда-то. – Мельников кивнул в сторону окна, за которым на фоне белесых облаков широкими кругами ходили два беркута. Они то устремлялись друг к другу, то отдалялись и задумчиво застывали в необъятном поднебесье. – И, представьте, о выборе своем не жалею.

– У вас, Иван Егорович, как вы сказали, есть семья. Где она сейчас? – поинтересовался Нечаев.

– У меня маленький сын. Сейчас жена с ним у тещи в Новосибирске. Там тайга, хвойный воздух. Пусть подышат.

– У нас воздух тоже вольготный и солнце щедрое, – заметил Мельников.

– У нас и охота хорошая, – улыбнулся Нечаев. – Вы как… любитель?

– Иногда побродить с ружьем не против, особенно по свежему снегу, но к специалистам этого дела себя не причисляю, – признался Авдеев.

– А жену привозите быстрей, – посоветовал Нечаев, – этак, знаете, спокойнее будете. Право!

Авдеев как-то сразу стушевался и погрустнел.

Уловив это, комдив быстро перевел разговор на дела.

– Так вы, товарищ подполковник, надо полагать, с полком уже познакомились. Каково впечатление?

– Впечатлений много, товарищ генерал, а от оценки пока воздержусь. Не вполне еще разобрался.

– Что ж, тогда присматривайтесь. – Мельников произнес это с обычной своей сдержанностью, хотя осторожность нового командира полка не понравилась ему. Ведь что бы там ни было, а первое мнение о личном составе, о содержании техники, о ходе боевой подготовки свежий человек уже должен бы составить. – А мы… – комдив посмотрел на своих спутников, – мы вот с учебных сборов едем. Поучились, опыта поднабрались, теперь снова за дела. Кстати, чтобы вам было известно… Этот товарищ – бывший командир полка, – генерал вытянул руку и показал на Жигарева, – того самого, который вы принимаете. Правда, с тех пор как он сдал его, прошло уже больше года, однако полк он считает все же своим, так что вниманием обойдены не будете, могу заверить.

В дверях появился майор Крайнов, загорелый, молодцевато подтянутый.

– А вот еще один ветеран, – приветливо улыбнулся ему Мельников. – Заходите, заходите. Ждем.

Майор проворно вскинул руку под козырек, негромко, но очень четко доложил, что был на стрельбище, смотрел огневые позиции, где завтра должен представлять новому командиру мотострелковые батальоны, по взводу от каждого.

– По взводу, говорите? – Мельников задумался. – Так это вы, дорогие товарищи, затянете передачу полка надолго.

– Конечно, затянут, – подхватил Жигарев. – А смысла нет, товарищ генерал, только что инспекторская проверка была. Свежие акты имеются. Что же мы, вторую инспекторскую в полку развернем?

Комдив перевел вопросительный взгляд на Авдеева.

– Есть же устав, товарищ генерал. В нем определен срок сдачи и приема, – сказал Авдеев.

– Устав-то есть, но есть и план боевой подготовки, – озабоченно сказал Мельников. – И мы должны готовиться к учениям. Так что времени на разминку у нас почти нет.

– Но я же для пользы дела стараюсь, товарищ генерал.

– А вы думаете, если мы сократим срок приема, то это не для пользы дела?

– Нет, я так не думаю, товарищ генерал, но я должен детально с полком ознакомиться.

– Что ж, тогда желаю успеха, товарищ подполковник. Только с приемом все же поторапливайтесь.

Мельников, Жигарев и Нечаев вышли из штаба и сели в машину.

За городком газик выскочил на главную дорогу. В ветровом стекле снова размашисто закачалась ковыльная степь с холмами, балками и редкими, тощими кустами сухой рогатой колючки. Но теперь уже солнце ушло к горизонту, и под его косыми лучами ковыль на взгорьях дремал и слюдянисто поблескивал, точно обтянутый клейкой паутиной. В машине было тихо. Лишь изредка по тугому кузову цокали вылетавшие из-под колес камешки, да тонко, с присвистом, будто спрессованный, струился в щели горячий степной воздух.

Первым молчание нарушил Жигарев.

– Ну что это, в самом деле, – сказал он, возмущенно ударив ладонями по коленкам, – три дня уже сидит человек в полку и, видите ли, не вполне разобрался в обстановке. А если завтра в бой, он тоже скажет – не готов?

– Это крайности, – возразил Нечаев.

– Позвольте, значит, подготовка к учениям, по-вашему, – так, шуточки? Может, вы посоветуете обратиться к командующему с просьбой отложить учения в связи с прибытием нового командира полка?

– Опять крайности.

– Тогда не знаю, чего вы хотите, Геннадий Максимович?

– Внимания к новому человеку.

– Значит, все-таки ждать предлагаете наперекор мудрой поговорке: семеро одного не ждут.

– Да нет, зачем же. Просто нужно проявить к человеку побольше душевности и, конечно, терпения. На первых порах это очень важно.

Жигарев возмущенно вздохнул:

– Вот уж воистину ребус: ждать, не ждать, проявить внимание. Вечно вы, Геннадий Максимович… – и Жигарев, насупившись, умолк.

– А вы зря, товарищи, нервничаете, – заметил Мельников. – Нет пока оснований. – И про себя подумал: «А это, наверно, хорошо, что не успокоили Авдеева акты недавней инспекторской проверки. Командир таким и должен быть, если он хочет основательно вникнуть в учебу и жизнь своего полка и понять его возможности. Именно этой въедливости в дело, очевидно, не хватило Жогину во время подготовки к пускам». И тут Мельников вспомнил о своей статье для военного журнала, который два месяца назад объявил дискуссию «Командир и современный бой». Статья, а точнее, глава из большой рукописи, с некоторыми изменениями и дополнениями, была перед учебными сборами уже перепечатана на машинке, вложена в конверт, но не отправлена. Мельников сожалел об этом, ругал себя за неоправданную медлительность. Теперь же, после серьезных замечаний командующего, сделанных ракетчикам на испытательном полигоне, он был рад, что с отправкой статьи задержался. Он понимал теперь, что узковато все же представил в статье командирские возможности в условиях современной насыщенности войск боевыми средствами. Надо было бы детальнее остановиться в ней и на борьбе за достижение четкого взаимодействия войск, от чего главным образом зависит исход современного боя. Явные недоработки в статье были для него теперь очевидны.

А степные дали за окном газика все набегали и набегали, и казалось, что не будет им конца-краю.

2

В районный центр приехали в сумерках. Мельников, зная, что жена еще в Москве, на конференции врачей-терапевтов, домой не торопился. Он велел шоферу завернуть сперва к новому четырехэтажному ДОСу, где жили Жигарев и Нечаев, а оттуда налегке поехал к штабу дивизии, намереваясь узнать, благополучно ли вернулись с полигона ракетчики и каково настроение майора Жогина.

«Человек он, конечно, умный, – мысленно рассуждал Мельников, – и трудолюбия ему у других не занимать. Но есть у него этакая беспокойная жилка – нет-нет да и занесет в сторону. Вот и сегодня, похоже, занесло. Надо же так заявить: он в главном добился успеха. Как будто есть что-то в действиях ракетчиков второстепенное».

Проезжая мимо своего дома, отгороженного от улицы густыми сплетениями акации, Мельников тронул шофера за плечо:

– Остановитесь, Никола. – Не выходя из машины, спросил озадаченно: – Посмотрите-ка, правда горит свет в окнах или мне почудилось?

– Горит, товарищ генерал, – подтвердил водитель.

– Странно.

Мельников, не отпуская машины, почти взбежал на крыльцо, открыл ключом дверь и при слабом свете настольной лампы увидел жену, лежавшую на тахте в широком зеленом халате.

В доме было душно, пахло валерьянкой и еще какими-то лекарствами. Рядом с тахтой на стуле стоял крошечный пузырек с белыми таблетками.

– Что случилось? Почему ты не в Москве? – ничего не понимая, спросил Мельников.

Наталья Мироновна попыталась подняться, но только болезненно поморщилась и опустила голову на подушку. Он сел рядом с ней на краю тахты, взял ее руку в свои ладони.

– Я вызову «скорую помощь», – предложил он, не выпуская руки.

– Не надо, мне уже легче, – прошептала она. – Как ты неслышно вошел. Я даже испугалась.

– Ты спала, наверно?

– Какой уж тут сон!

– Но что же все-таки произошло? – снова спросил Мельников. – Не решилась выступить, что ли?

– Как не решилась? Выступила.

– Ну-ну?

– Разбили меня, Сережа.

– Что значит «разбили»? Может, покритиковали просто, поправили, с чем-то не согласились?

– Если бы так… – Губы ее гневно вздрагивали, как при ознобе. И Мельников пожалел, что поторопился с расспросами. Теперь нужно было как-то отвлечь жену.

– Ты обожди, я Николу отпущу. А то он весь день за рулем. И не ужинал еще.

– Отпусти, конечно, – сказала Наталья Мироновна таким тоном, словно это она была виновата в том, что шофер с машиной все еще стоял у дома.

Мельников вышел на улицу. В тот же миг заурчал мотор, и газик, удаляясь, постепенно затих в пыльной глубине поселка. Мельникову было жаль свою Наташу. В последнее время она очень много работала, изыскивая и проверяя новые методы лечения больных геморрагической лихорадкой. Ей приходилось сидеть по ночам, обобщая свой опыт, систематизируя материалы для доклада на большом симпозиуме. Она была уверена в результатах своих исследований. Да и он, человек, далекий от медицины, почему-то очень верил в ее успех. И вдруг такой странный оборот: «Меня разбили». Мельников все еще не мог поверить этому.

Когда он вернулся в дом, жена сидела на тахте, прижав руки к груди. Лицо ее было бледным, осунувшимся.

– Зачем ты поднялась, Наташа? – спросил Мельников. – Тебе нужно хорошо отдохнуть.

– Что ты говоришь? Какой может быть отдых? Я теперь даже думать об отдыхе не имею права.

– Но ты же больная. – Он скинул с себя китель, опять сел рядом с ней, обнял за плечи, как делал всякий раз, когда ей бывало трудно. – Ну рассуди сама, что из того, если ты будешь истязать себя? Изменишь разве положение? А сердце доконаешь. И скажи мне наконец, что же все-таки получилось с твоим докладом?

– Что получилось… – Она усмехнулась и печально вздохнула. – Понимаешь, Сережа, едва я закончила доклад, академик Мишутин спросил, какое количество больных мною исследовано. Я ответила: двадцать два. Он поинтересовался, за какое время. Я не знаю почему, но сразу почувствовала в этом вопросе какой-то подвох. И не ошиблась. Мишутин поставил мое исследование под сомнение ввиду недостаточности исследовательского материала. Каково?! – Бледное лицо Натальи Мироновны вспыхнуло, губы задрожали, в голосе появилась непривычная хрипотца. – Я стала, конечно, возражать, назвала еще несколько человек, которых мой метод лечения поставил на ноги. Но Мишутин есть Мишутин. Разве после него кто-нибудь вступится за какую-то неизвестную провинциалку? Ах, если бы был жив профессор Федотов! Он был для меня как родной отец… – Она опустила голову, но тут же оживилась, заговорила с прежним возмущением: – Кстати, ты знаешь, что сказали мне потом в кулуарах? Мишутин был ярым противником профессора Федотова… А я в докладе дважды вспомнила Юрия Максимовича добрым словом, назвала его своим учителем. Неужели Мишутин такой злой человек?

– Не знаю, какой там Мишутин, – сказал Мельников, – но тебе не следует так сильно расстраиваться и горячиться. Все еще обойдется. Тебе нужно хорошо подумать…

Наталья Мироновна настороженно спросила:

– О чем подумать, Сережа?

– Прежде всего о своем здоровье. Я не хочу, чтобы ты мучила себя. И дьявол с ним, с этим Мишутиным. Расскажи лучше, как там Людмила живет? Как ее успехи в консерватории? Сыграла тебе что-нибудь новенькое?

– Сыграла… – нехотя ответила Наталья Мироновна и, вынув из-под подушки свернутое письмо, с горькой иронией протянула его мужу: – Вот, полюбуйся.

Мельников сразу узнал почерк сына – размашистый, с острыми прыгающими буквами. Володя писал сестре по секрету, полагая, что только Людмиле может сообщить о своем согласии на участие в какой-то длительной медицинской экспедиции.

«…А родителям я сообщу, когда буду на месте. Так, наверно, лучше, потому что намерение мое станет уже свершившимся фактом и разговор о нем отпадет сам собой. А главное, у нашей милой беспокойной мамочки тогда не будет никаких сомнений, что чувствую я себя в новых условиях отлично, увлечен работой и волноваться о своем бродяге-эскулапе ей не стоит. Ты, конечно, Людок, будешь со мной до поры в тайном сговоре. Обнимаю тебя, сестренка. До нескорой встречи. Твой Вовка-Айболит, как ты называла меня когда-то. Помнишь?»

– Вот сколько бед навалилось на меня за эти дни, – покачала головой Наталья Мироновна. – Ты должен что-то предпринять, Сережа, – сказала она настойчиво. – Мы же специально увезли Володю с Дальнего Востока из-за угрозы туберкулезной интоксикации. Забыл он, что ли?

– Так то когда было? В детстве!

– Это ничего не значит. Есть болезни, которые могут повторяться и приобретают при резкой перемене климата тяжелейшую, осложненную форму. Что это за экспедиция? Куда она направляется?

– Послушай, Наташа, – сказал Мельников, – тебе надо сейчас отвлечься. Давай лучше пригласим к нам Нечаевых и вместе посоветуемся.

Мельников подошел к телефону. В прижатой к уху трубке вскоре послышался приятно журчащий голос Ольги Борисовны, жены Нечаева. Удивившись, что Наталья Мироновна уже дома, Ольга Борисовна без колебаний пообещала:

– Приду, конечно, а как же!

– И непременно с Геннадием Максимовичем, – сказал Мельников.

– А вот это не обещаю. Его нет.

– Как нет? Мы же вместе приехали.

– Ушел в часть. Соскучился, говорит, за неделю.

«Значит, он к ракетчикам направился, – подумал Мельников. – Правильно, пусть посмотрит, как они настроены. Политотдел все должен знать».

– Ну мы ждем вас, – Мельников повернулся к жене: – А ты полежи еще, не вставай.

– Потом, Сережа, потом.

Преодолевая слабость, Наталья Мироновна встала с тахты, но, не сделав и шага, села снова, положила на язык таблетку резерпина. Мельников испуганно посмотрел на жену.

– Ничего, мне уже лучше, – Наталья Мироновна явно храбрилась. – А ты, Сережа, принеси мое салатовое платье с белым воротником. Оно в шифоньере, в левой стороне. Ну чего же ты медлишь, Сережа?

Мельников хотя и без энтузиазма, но просьбу выполнил.

Пришла Ольга Борисовна, слегка располневшая, но все еще не утратившая стройности, с высоким узлом волос, сколотых на затылке широким гребнем.

Узнав о том, что произошло с ее подругой в Москве, Ольга Борисовна возмущенно сказала:

– Подумаешь, Мишутин! А ты видела, что о тебе в местной прессе написали?

– В прессе, обо мне? – Наталья Мироновна ничего не понимала. – Когда? Кто написал?

Мельников тоже недоуменно пожал плечами.

– А я как знала, что удивлю обоих. Припасла. – Гостья вынула из сумочки областную газету, проворно развернула, показала на фотоснимок, помещенный на второй полосе сверху. – Узнаете?

– Ух ты! – смешавшись, воскликнула Наталья Мироновна. – Это корреспондент подловил меня у чабанов.

В газете под снимком было напечатано: «Врач-терапевт Наталья Мироновна Мельникова в дальнем казахском селении оказывает срочную помощь больному чабану. После трудной песчаной дороги, изнуряющей жары она отказалась от отдыха, потому что другой тяжелобольной ожидал ее в это время в соседнем селении. Сейчас Наталья Мироновна – одна из достойных представительниц нашей области на медицинской конференции в Москве».

– Ничего себе «достойная», – грустно вздохнула Наталья Мироновна.

Гостья возразила:

– А что, разве Мишутин все знает о тебе? Чепуха! Я уверена, что он через год сам поздравит тебя с успешным завершением исследования. Да еще извинится за свою опрометчивость.

– Точно, – сказал Мельников и подумал, как все же хорошо, что пришло ему в голову пригласить Ольгу Борисовну. Тут же он шутливо пообещал ей: – А мужу вашему объявим выговор. Как это он мог убежать от вас? Прямо из рук, можно сказать, выпустили.

– А меня, знаете, соседка отвлекла, – пожаловалась Ольга Борисовна. – У нее сын – фельдшер. Где-то в сельской больнице работает. А ей перевести его поближе хочется. Уж какой день толкует об этом.

– Но чем ты поможешь ей? – спросила Наталья Мироновна.

– С тобой просит поговорить. На твои связи надеется.

– Ох уж эти связи! Ты скажи ей, Оленька, что у Мельниковых у самих сын в дальнюю экспедицию зачислен.

– Володя? В экспедицию? – Ольга Борисовна всплеснула руками. – Он же и так на Севере. А теперь куда? Ну, Володя! Ну, отчаянный! Это что ж, окончательно решено?

– А вот почитай. – Наталья Мироновна развернула письмо и положила на стол, пригладив ладонью.

– Смотрите-ка! – удивилась Ольга Борисовна, читая. – А ведь, кажется, совсем недавно был такой застенчивый мальчик. Не мог даже осмелиться пригласить на танцы мою Танечку. Ты помнишь?

– Помню, как же. Но я не думала никогда, что он такой скрытный будет.

– Мужчина, – сказал Мельников одобряюще, хотя ему тоже не нравилось, что сын сделал из своей поездки какую-то тайну. Уж с ним-то, отцом, мог посоветоваться. И Мельников придумал утешающее объяснение: «Не хотел, видно, чтобы мать перед поездкой в Москву нервничала и от работы своей отвлекалась».

Наталья Мироновна, собравшись с силами, принялась выставлять на стол все, что положила ей в чемодан дочь.

За чаем опять разговор зашел о Володе. Ольга Борисовна посоветовала:

– Может, следует обратиться в Министерство здравоохранения, уж там-то наверняка должны знать и о цели экспедиции, и о том, где она сейчас находится.

Мельников подошел к стоящему на тумбочке телефону и позвонил на квартиру заместителю командующего Павлову.

Наталья Мироновна обрадованно прижала руки к груди, воскликнула:

– Сережа! Как хорошо ты придумал! А мне и на ум не пришло обратиться к Кириллу Макаровичу.

Генерал-полковник Павлов, давно знавший Володю, отнесся к просьбе участливо. Спросил Мельникова:

– А вы помните, как ваш Володя ответил нам когда-то на вопрос, кем хочет быть после учебы?

– Врачом-десантником.

– Вот он и начинает десантировать. Идет, как говорят авиаторы, к намеченной цели. Ну что ж, радиолокационные точки у нас надежные. Пусть Наталья Мироновна не сомневается, обнаружим быстро. – Павлов секунду-другую помолчал, спросил: – А что у вас лично, Сергей Иванович? Претензий по службе нет? Тут, понимаете ли, из Министерства обороны уже дважды интересовались, не заскучал ли генерал-майор Мельников на своей дивизии.

– Но я же сам просил их дать мне возможность именно здесь, в дивизии, завершить свою новую работу о взаимодействии войск и рапорт на имя министра писал. Вы-то, Кирилл Макарович, знаете.

– Знаю, конечно, – охотно подтвердил Павлов. – А товарищи из министерства почему-то уверены, что работа ваша уже близка к завершению.