Текст книги "Право и монополии в современной России"

2.3. Метод правового регулирования антимонопольных отношений

Метод правового регулирования традиционно считается одним из основных критериев, в соответствии с которым происходит деление системы права на отрасли, а также на подотрасли и иные, более частные подразделения[55]55
  См. подробнее: Анисимов А.П., Ветютнев Ю.Ю., Мохов А.А., Рыженков А.Я., Черноморец А.Е. Обновление отраслевой структуры российского права// Новая правовая мысль. 2005. № 2. – С. 2–5.


[Закрыть]. Однако к этому его значение далеко не сводится. Помимо того, что метод правового регулирования служит основанием внутренней дифференциации правовой системы, он выполняет не менее, а даже более значимую функцию, определяя качество и действенность (эффективность) воздействия права на общественные отношения в целом и на их отдельные группы, в частности.

В отечественной юридической литературе существует несколько вариантов понимания метода правового регулирования.

При первом варианте, представленном, в частности, в работах В.Ф. Яковлева, метод (в его отраслевом значении) определяется как «способ воздействия отрасли на поведение людей, способ организации правовой связи участников регулируемых отношений»[56]56
  Яковлев В.Ф. Гражданско-правовой метод регулирования общественных отношений. Свердловск, 1972. – С. 65.


[Закрыть]. При таком подходе акцент делается на целостности метода как специфического единого для всей отрасли правового механизма.

Второй вариант, развиваемый, в частности, В.Д. Сорокиным, связан с тем, что метод правового регулирования есть «совокупность юридических приемов, средств, способов воздействия социальных управляющих систем, входящих в государственный аппарат, на социально-правовую среду в целом и на составляющие ее элементы»[57]57
  Сорокин В.Д. Метод правового регулирования//Избранныетруды. СПб., 2005. —С. 380.


[Закрыть]. Здесь, напротив, подчеркивается момент множественности элементов, внутренней неоднородности метода.

Это различие продуктивно с познавательной точки зрения, поскольку, с одной стороны, метод правового регулирования действительно сложен и всегда включает в себя известное разнообразие конкретных правовых средств; с другой стороны, если они не образуют относительного единства, то нет оснований обобщать их термином «метод».

В отношении российского антимонопольного законодательства тематика метода правового регулирования пока не становилась предметом всестороннего изучения. Она затрагивалась пока лишь в некоторых контекстах, например, в связи с соотношением антимонопольного и конкурентного права[58]58
  См, например: Козлова М.Ю. О содержании понятия «конкурентное право»// Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 5: Юриспруденция. 2012. № 2. – С. 127–131.


[Закрыть], а также в аспекте «методов антимонопольного регулирования», которые могут рассматриваться как в отраслевой плоскости[59]59
  См, например: Карлов С.А. Административно-правовые методы антимонопольного регулирования в России: Автореф. дисс…. канд. юрид. наук. М., 2012.


[Закрыть], так и в иных координатах.

Исходя из вторичной значимости вопроса об отраслевой самостоятельности антимонопольного законодательства (по крайней мере, с чисто практической точки зрения), нельзя отрицать того, что метод правового регулирования является самостоятельной качественной характеристикой этого нормативного массива, не сводимой ни к предмету регулирования, ни к его целям, ни к принципам, хотя и теснейшим образом с ними связанной.

Исходя из ранее приведенных определений метода правового регулирования, можно взять за основу следующее представление: метод правового регулирования в антимонопольном законодательстве – это система правовых средств, применяемых при построении нормативной модели общественных отношений в сфере защиты конкуренции.

Таким образом, выявить метод правового регулирования возможно путем изучения норм антимонопольного законодательства и обнаружения типичных черт и особенностей механизма их воздействия на соответствующие общественные отношения, но не в качестве разрозненных требований, а в качестве хотя бы относительной целостности.

Для этого, в свою очередь, целесообразно обратиться к анализу положений ведущего законодательного акта в данной области, с тем чтобы в последующем при необходимости сопоставить его специфику с иными источниками права для выявления общих для антимонопольного законодательства тенденций.

При исследовании норм Федерального закона «О защите конкуренции» прежде всего обращает на себя внимание их ярко выраженная запретительная направленность. Достаточно отметить, что одна из глав данного закона содержит само понятие запрета в своем наименовании: «Запрет на ограничивающие конкуренцию акты, действия (бездействие), соглашения, согласованные действия федеральных органов исполнительной власти, органов государственной власти субъектов Российской Федерации, органов местного самоуправления, иных осуществляющих функции указанных органов органов или организаций, организаций, участвующих в предоставлении государственных или муниципальных услуг, а также государственных внебюджетных фондов, Центрального банка Российской Федерации» (глава 3)[60]60
  Федеральный закон от 26 июля 2006 г. № 135-ФЗ «О защите конкуренции «//Собрание законодательства Российской Федерации. 2006. № 31. Ч. I. Ст. 3434.


[Закрыть]. Кроме того, главы 2 и 2.1 рассматриваемого закона именуются соответственно «Монополистическая деятельность» и «Недобросовестная конкуренция», т. е. посвящены явлениям, которые, как ясно из содержания данных глав, также носят юридически запрещенный характер.

Нормативная направленность указанных глав Федерального закона «О защите конкуренции» вполне соответствует их наименованиям. По существу, весь смысл их сводится к тому, что в них детально раскрываются понятия, сформулированные уже в ст.4 того же закона.

Например, в и. 10 ст.4 указывается, что монополистическая деятельность – это злоупотребление хозяйствующим субъектом, группой лиц своим доминирующим положением, соглашения или согласованные действия, запрещенные антимонопольным законодательством, а также иные действия (бездействие), признанные в соответствии с федеральными законами монополистической деятельностью. Вся глава 2 Закона «О защите конкуренции» дублирует эту общую дефиницию, повторяя тот же запрет на монополистическую деятельность и лишь перечисляя ее формы и виды – 11 вариантов злоупотребления доминирующим положением (п.1 ст.10), 5 видов ограничивающих конкуренцию соглашений хозяйствующих субъектов (п.1 ст.11) и т. п. По той же модели построена глава 2.1 «Недобросовестная конкуренция».

Помимо разнообразных общих и специальных запретов, нормативный контент рассматриваемой части закона «О защите конкуренции» также включает в себя следующее:

– диспозитивные гарантии против монополистической деятельности, например, положения о возможности введения правил недискриминационного доступа на товарные рынки (п.3 ст.10), включая требования к содержанию данных правил (пп.5–6 ст.10);

– прямые или косвенные дозволения как исключения из общего запретительного режима; к прямым дозволениям относятся положения с формулировкой «допустимость», например, ст.12 «Допустимость «вертикальных» соглашений», ст.13 «Допустимость действий (бездействия), соглашений, согласованных действий, сделок, иных действий»; к косвенным дозволениям – нормативные изъятия, например: «Указанные в настоящей статье запреты не распространяются на согласованные действия хозяйствующих субъектов, совокупная доля которых на товарном рынке не превышает двадцать процентов и при этом доля каждого из которых на товарном рынке не превышает восемь процентов» (п.5 ст.11);

– элементы процессуального регулирования, касающиеся порядка применения данных запретов и дозволений, например: «Хозяйствующий субъект вправе представить доказательства того, что его действия (бездействие), указанные в части 1 настоящей статьи (за исключением действий, указанных в пунктах 1, 2, 3, 5, 6, 7 и 10 части 1 настоящей статьи), могут быть признаны допустимыми в соответствии с требованиями части 1 статьи 13 настоящего Федерального закона» (п.2 ст.10).

В отношении управомочивающих норм стоит еще раз заметить, что в данной части Закона «О защите конкуренции» (центральной по своему регулятивному значению) они занимают сугубо подчиненной положение. Разрешающие нормы здесь появляются лишь в качестве особых случаев, которые лишь подчеркивают общий правовой режим, который можно охарактеризовать как радикально-запрещающий.

Поскольку запрет относится к такому типу правовых средств, как ограничения[61]61
  См., например: Малько А.В., Шундиков К.В. Цели и средства в праве и правовой политике. Саратов, 2003. – С. 93.


[Закрыть], то, следовательно, общим ориентиром первых глав Закона «О защите конкуренции» является противодействие определенному кругу фактически существующих проявлений хозяйственной деятельности путем придания им противоправного характера.

Совершенно иной характер носит оставшаяся часть Закона «О защите конкуренции», включающая главы 4-10. В их составе запрещающую направленность имеет лишь ст.17 «Антимонопольные требования к торгам, запросу котировок цен на товары, запросу предложений». В остальном доминируют следующие модели правового регулирования:

1. Обязывающие нормы, формулируемые с использованием оборотов «должны», «обязаны», «подлежат», например: «запрашиваемые сведения и документы должны быть представлены в антимонопольный орган до рассмотрения жалобы по существу» (п.15.2 ст. 18.1), «подлежат государственному контролю сделки…» (п.1 ст.26.1), бязаны исполнять решения и предписания антимонопольного органа в установленный такими решениями и предписаниями срок» (ст.36);

2. Управомочивающие нормы, которые, в свою очередь, выступают в двух разновидностях:

а) Положения, внешне сформулированные как дозволения, но по своей нормативной природе тяготеющие к долженствованию. Примером может служить п.1 ст.17.1: «Заключение договоров аренды, договоров безвозмездного пользования, договоров доверительного управления имуществом, иных договоров, предусматривающих переход прав владения и (или) пользования в отношении государственного или муниципального имущества, не закрепленного на праве хозяйственного ведения или оперативного управления, может быть осуществлено только по результатам проведения конкурсов или аукционов на право заключения этих договоров…».

Хотя в тексте данного пункта вроде бы использовано слово «может», он, во-первых, находится в составе главы, именуемой «Антимонопольные требования…»; во-вторых, его нормативный смысл состоит не столько в разрешении заключать те или иные договоры, – что вытекало бы, в общем-то, из общего гражданско-правового принципа свободы договора, – сколько, наоборот, именно в ограничении данной свободы, которое выражается в обязанности предварительно провести конкурс или аукцион;

б) Положения с собственно управомочивающим содержанием, например: «Действия (бездействие) организатора торгов, оператора электронной площадки, конкурсной или аукционной комиссии могут быть обжалованы в антимонопольный орган лицами, подавшими заявки на участие в торгах…» (п. 2 ст.18.1);

3. Особый вариант построения правовой нормы, при котором она не имеет внешних признаков ни запрета, ни дозволения, ни обязывания, а носит характер простого описания действия. Такой способ формулирования нормы в российском законодательстве традиционно используется, в частности, при закреплении полномочий органов власти и должностных лиц.

Соответственно, именно таким образом построена основная часть положений главы 6 «Функции и полномочия антимонопольного органа», где доминируют такие формулировки, как «обеспечивает», «выявляет», «предупреждает», «осуществляет» (ст.22), «возбуждает», «рассматривает», «выдает», «направляет», «обращается», «участвует», «ведет», «размещает», «устанавливает», «проводит», «утверждает», «издает» (ст.23) и т. п.

Та же специфика характерна для норм главы 9 «Рассмотрение дел о нарушении антимонопольного законодательства», например: «Для рассмотрения каждого дела о нарушении антимонопольного законодательства антимонопольный орган создает в порядке, предусмотренном настоящим Федеральным законом, комиссию по рассмотрению дела о нарушении антимонопольного законодательства…» (п.1 ст.40).

Несмотря на описательный характер этих формулировок, контекстуально они чаще всего интерпретируются в качестве обязывающих норм. Вместе с тем следует признать, что по своим юридико-техническим свойствам они если и могут быть отнесены к обязывающим нормам, то с пониженной правовой определенностью.

На нетождественность таких «описательных» положений, с одной стороны, и обязывающих норм права, с другой, указывает и тот факт, что в отношении носителей властных полномочий в ряде случаев применяется и традиционный способ возложения обязанностей, например: «В случае невыполнения предупреждения в установленный срок при наличии признаков нарушения антимонопольного законодательства антимонопольный орган обязан принять решение о возбуждении дела о нарушении антимонопольного законодательства в срок, не превышающий десяти рабочих дней со дня истечения срока, установленного для выполнения предупреждения (п. 8 ст.39).

С.А. Пузыревский в качестве особенности метода правового регулирования антимонопольных отношений указывает также на то, что данное регулирование не осуществляется на уровне субъектов Российской Федерации и муниципальном уровне (уровне местного самоуправления), что вытекает, в частности, из ст. 2 Закона «О защите конкуренции», согласно которому антимонопольное законодательство основывается на Конституции РФ, Гражданском кодексе РФ и состоит из Закона о защите конкуренции и иных федеральных законов, регулирующих отношения, связанные с защитой конкуренции[62]62
  См.: Пузыревский С.А. Некоторые аспекты определения отраслевой самостоятельности конкурентного права// Юрист. 2016. № 1. – С. 24–25.


[Закрыть].

Однако, с нашей точки зрения, подобный вывод является несколько парадоксальным, если исходить из трактовки метода правового регулирования как «способа воздействия» или «совокупности правовых средств», поскольку в данном случае речь идет именно о том, каким образом регулирование осуществляться не может, а при отсутствии правового регулирования вопрос о его методе не вполне уместен.

Кроме того, С.А. Пузыревский относит к специфике метода конкурентного (антимонопольного) права предоставление свободы действий хозяйствующим субъектам на товарных рынках[63]63
  См.: Там же. – С. 25.


[Закрыть]. Однако, во всяком случае, в содержании Закона «О защите конкуренции» как основного источника антимонопольного права эта идея никоим образом не прослеживается, в отличие, например, от Конституции Российской Федерации; свобода действия на товарном рынке никаких реальных антимонопольно-правовых гарантий не получает.

Диспозитивные начала в правовом регулировании антимонопольных отношений, если и существуют, то, как ни странно, не столько на законодательном, сколько на подзаконном уровне, и обращены скорее не к хозяйствующим субъектам, а к органам власти; примером может служить, в частности, Распоряжение Правительства Российской Федерации от 5 сентября 2015 г. № 1738-р «О стандарте развития конкуренции в субъектах РФ», которое предполагает, что данный стандарт носит рекомендательный характер и внедряется по решению высшего должностного лица субъекта РФ[64]64
  Распоряжение Правительства РФ от 5 сентября 2015 г. № 1738-р «О стандарте развития конкуренции в субъектах РФ»//Собрание законодательства Российской Федерации. 2015. № 37. Ст. 5176.


[Закрыть].

Таким образом, в целом действующее в Российской Федерации антимонопольное законодательство по своему методу регулирования носит сугубо императивный (запретительно-обязывающий) характер; элементы диспозитивности в нем крайне незначительны (их можно обнаружить, например, в нормах об обжаловании действий антимонопольных органов).

Именно в этом, как представляется, и состоит одна из основных слабостей существующей в России модели правового регулирования антимонопольных отношений.

Если исходить из общего теоретического представления о правовом регулировании как балансе стимулов и ограничений[65]65
  См.: Малько А.В., Шундиков К.В. Указ. соч. – С. 183–184.


[Закрыть], то в антимонопольной сфере оно имеет явный перевес в ограничительную сторону. Однако дело в том, что к официально закрепленным целям антимонопольного законодательства относятся, в частности, обеспечение единства экономического пространства, свободного перемещения товаров, свободы экономической деятельности в Российской Федерации, создание условий для эффективного функционирования товарных рынков (п.2 ст.1 Федерального закона «О защите конкуренции»). Цели эти по природе своей таковы, что достичь их исключительно ограничительными средствами, без стимулирования, практически невозможно. В этом, как представляется, состоит одна из причин сравнительно невысокой эффективности имеющегося в России антимонопольного законодательства.

2.4. Соотношение гражданского и антимонопольного законодательства

Современное состояние системы российского законодательства характеризуется серьезными трансформациями его отраслевой структуры. Точнее, говорить об отраслевом делении права в его традиционном понимании, по существу, уже не представляется возможным. На смену относительно компактному, немногочисленному набору отраслей права приходит разнообразие нормативных комплексов, функционирующих по принципу взаимоналожения («олимпийских колец»)[66]66
  См. подробнее: Анисимов А.П., Ветютнев Ю.Ю., Мохов А.А., Рыженков А.Я., Черноморец А.Е. Обновление отраслевой структуры российского права// Новая правовая мысль. 2005. № 2. – С. 2–5.


[Закрыть], вследствие чего одни и те же общественные отношения могут становиться предметом двойного, тройного и т. п. множественного регулирования.

Ярким примером такого сравнительно нового для России нормативного комплекса является антимонопольное законодательство. Характерно, что статус этого обширного нормативного массива до сих пор однозначно не определен. Вполне возможно рассматривать антимонопольное право и в качестве самостоятельной отрасли права, и в качестве межотраслевого правового института, и в качестве отрасли законодательства, не достигшей уровня отрасли права, и, наконец, в качестве так называемой «комплексной отрасли». Плюралистичность этих понятий, исчезновение строгих критериев их разграничения ведет к тому, что ни один из перечисленных вариантов не может быть с уверенностью ни принят, ни отвергнут.

Отсюда возникает новая проблема – соотнесение антимонопольного законодательства с «классическими» отраслями права, прежде всего с гражданском правом. Эта проблема совершенно неизбежна хотя бы потому, что действующее российское гражданское законодательство определяет свой предмет исключительно широко, как «имущественные и личные неимущественные отношения, основанные на равенстве, автономии воли и имущественной самостоятельности участников» (п.1 ст.2 ГК РФ)[67]67
  Часть первая Гражданского кодекса Российской Федерации от 30 ноября 1994 г. № 51-ФЗ//Собрание законодательства Российской Федерации. 1994. № 32. Ст. 3301.


[Закрыть]. Достоинство данного определения предмета гражданского законодательства состоит в том, что дополняет его элементами метода и принципов правового регулирования. Это позволяет, в частности, прийти к предварительному выводу о том, что общность предмета регулирования еще не означает общности самого регулирования, т. е. что предмет уже не является достаточным критерием для определения отраслевой принадлежности тех или иных норм.

Нельзя упрекнуть антимонопольное законодательство в том, что вопрос о своем соотношении с гражданско-правовым регулированием оно оставляет без внимания. Напротив, п.1 ст.2 Федерального закона «О защите конкуренции» явно содержит попытку решения этой проблемы: «Антимонопольное законодательство Российской Федерации (далее – антимонопольное законодательство) основывается на Конституции Российской Федерации, Гражданском кодексе Российской Федерации…»[68]68
  Федеральный закон от 26 июля 2006 г. № 135-ФЗ «О защите конкуренции»//Собрание законодательства Российской Федерации. 2006. № 31. Ч. I. Ст. 3434.


[Закрыть]. Впрочем, эта попытка едва ли может считаться успешной. Сама конструкция «законодательство основывается на… Гражданском кодексе» отличается крайней неопределенностью. Слово «основываться» может пониматься по-разному – как отношение части и целого, как отношение общего и специального законов, как иерархическое соотношение по юридической силе или какой-либо иной вариант взаимодействия.

При этом применительно к Конституции Российской Федерации глагол «основываться» не может вызвать больших разночтений: речь идет о том, что антимонопольный закон безоговорочно признает высшую юридическую силу Конституции и развивает ее положения. Как мы попытаемся показать далее, о соотношении антимонопольного законодательства и ГК РФ этого сказать нельзя. Поэтому соседство Конституции РФ и ГК РФ в п.1 ст.2 Федерального закона «О защите конкуренции» скорее сбивает с толку: если этот закон и основывается на ГК РФ, то вовсе не в том же самом смысле, что он основан на Конституции.

Рассматриваемый вопрос затрагивается в Постановлении Пленума Высшего Арбитражного суда Российской Федерации от 30.06.2008 № 30 «О некоторых вопросах, возникающих в связи с применением арбитражными судами антимонопольного законодательства». Однако вывод Пленума ВАС РФ, по существу, сводится к следующему: «требования антимонопольного законодательства применяются к гражданско-правовым отношениям. Это означает, в частности, что не подлежит признанию недействительным решение или предписание антимонопольного органа (а равно не может быть отказано антимонопольному органу в удовлетворении его исковых требований) только на основании квалификации соответствующих правоотношений с участием хозяйствующего субъекта, которому выдано предписание антимонопольного органа или к которому данным органом подан иск, как гражданско-правовых»[69]69
  Постановление Пленума ВАС РФ от 30.06.2008 № 30 «О некоторых вопросах, возникающих в связи с применением арбитражными судами антимонопольного законодательств»//Вестник ВАС РФ. 2008. № 8.


[Закрыть]. Однако тем самым лишь констатируется, что гражданское и антимонопольное законодательство имеют общую сферу применения, но не разъясняется способ их взаимодействия.

Заметим, что в российской юридической литературе проблема соотношения гражданского и антимонопольного законодательства не только не получила своего решения, но фактически до сих пор даже не была поставлена должным образом.

Неудачны, в частности, все попытки обосновать «диффузию» гражданского и антимонопольного регулирования, проявляющиеся в признании ГК РФ одним из источников антимонопольного законодательства: «источниками антимонопольного законодательства являются Конституция Российской Федерации, Гражданский кодекс Российской Федерации…»[70]70
  Шальман О.В. Роль антимонопольного законодательства в становлении и развитии рынка. Автореф. дисс… канд. юрид. наук. СПб.,2002. – С. 7.


[Закрыть]; «ГК РФ признается одним из двух основных источников антимонопольного законодательства…»[71]71
  Калятин В.О., Павлова Е. А., Суспицына М. Гражданско-правовое и антимонопольное регулирование исключительных прав: инструмент на выбор// Конкуренция и право. 2013. № 4. – С. 52.


[Закрыть].

Этот вывод не только не находит себе никаких прямых подтверждений, но и косвенным образом опровергается положениями того же п.1 ст.2 Федерального закона «О защите конкуренции», где говорится, что антимонопольное законодательство «основывается на Конституции Российской Федерации, Гражданском кодексе Российской Федерации и состоит из настоящего Федерального закона, иных федеральных законов, регулирующих отношения, указанные в статье 3 настоящего Федерального закона». Таким образом, явно различаются источники права, на которых антимонопольное законодательство основывается, и те, из которых оно состоит. Бессмысленно было бы предполагать, что Гражданский кодекс относится и к первой, и ко второй группе.

Для уточнения того, что стоит за анализируемой формулировкой п.1 ст.2 Федерального закона «О защите конкуренции», необходимо обратиться к содержанию базового источника антимонопольного законодательства и выяснить, в каком смысловом отношении оно находится к нормам и принципам гражданского права.

Так, если говорить о понятийном аппарате антимонопольного закона, то он в основном носит автономный от гражданско-правовой терминологии характер. Значительная часть основных понятий, закрепленных в ст.4 Федерального закона «О защите конкуренции» («взаимозаменяемые товары», «товарный рынок», «дискриминационные условия», «монополистическая деятельность», «государственные или муниципальные преференции», «экономическая концентрация» и др.), вообще не имеют аналогов в гражданском законодательстве. Другие понятия определяются с отсылками к гражданско-правовым терминам. Например, в и.5 ст.4 вводится понятие «хозяйствующий субъект», – «коммерческая организация, некоммерческая организация, осуществляющая деятельность, приносящую ей доход, индивидуальный предприниматель, иное физическое лицо, не зарегистрированное в качестве индивидуального предпринимателя, но осуществляющее профессиональную деятельность, приносящую доход, в соответствии с федеральными законами на основании государственной регистрации и (или) лицензии, а также в силу членства в саморегулируемой организации». В данном случае для целей антимонопольного регулирования выделена та группа субъектов гражданского права, которая самим гражданским законодательством в таком составе не предусматривается.

Вместо цивилистического понятия «объект гражданских прав» антимонопольный закон оперирует термином «товар», понимая его как «объект гражданских прав (в том числе работа, услуга, включая финансовую услугу), предназначенный для продажи, обмена или иного введения в оборот» (п.1 ст.4 Федерального закона «О защите конкуренции»). В данном случае использование иного термина может быть оправдано тем, что речь идет об объектах гражданских прав, не изъятых из оборота.

В этих случаях несовпадение терминов гражданского и антимонопольного законодательства можно объяснить их смысловыми различиями. Однако понятие «соглашение» (п. 18 ст.4) является полной калькой гражданско-правового понятия «договор»: «договоренность в письменной форме, содержащаяся в документе или нескольких документах, а также договоренность в устной форме» (ср.: «Договором признается соглашение двух или нескольких лиц об установлении, изменении или прекращении гражданских прав и обязанностей» (иЛ ст.420 ГК РФ)). Таким образом, использование в антимонопольном законодательстве понятия «соглашения» вместо «договор» не имеет прагматического смысла.

В Федеральном законе «О защите конкуренции» активно используется также понятие добросовестности (чаще всего в словосочетании «недобросовестная конкуренция»). Однако этот термин, судя по всему, понимается не в гражданско-правовом значении. Во-первых, его содержание раскрывается через неизвестное гражданскому законодательству понятие «добропорядочность» (п.9 ст.4). Во-вторых, добавляется отсутствующий в гражданском законодательстве обязательный признак недобросовестного поведения – причинение или возможность причинения убытков другим хозяйствующим субъектам – конкурентам либо нанесение или возможность нанесения вреда их деловой репутации (в гражданском праве, согласно п.1 ст.10 ГК РФ, недобросовестным считается осуществление гражданских прав исключительно с намерением причинить вред другому лицу или действия в обход закона с противоправной целью, независимо от наличия или отсутствия убытков).

Таким образом, в антимонопольном законе практически нет следов того, что его понятийный аппарат «основан» на гражданско-правовой терминологии, а не просто заимствует ее отдельные элементы: в тех случаях, когда он включает в себя понятия, идентичные или близкие по смыслу к гражданско-правовым, они почти всегда переименованы, а при использовании гражданско-правовых терминов им придаются иные значения.

У гражданского и антимонопольного законодательства отсутствует единая основа и на уровне метода правового регулирования. Гражданско-правовой метод принято связывать с правонаделением, общедозволительной направленностью и диспозитивностью[72]72
  См.: Яковлев В.Ф. Гражданскоправовой метод регулирования общественных отношений. Свердловск, 1972. – С. 70–85.


[Закрыть]. В действующем гражданском законодательстве это подтверждается положениями о «равенстве, автономии воли и имущественной самостоятельности» в ст.2 ГК РФ.

Напротив, антимонопольное законодательство по своему содержанию носит преимущественно императивный, запретительный и ограничительный характер (запрет на злоупотребление хозяйствующим субъектом доминирующим положением, на ограничивающие конкуренцию соглашения хозяйствующих субъектов, на согласованные действия хозяйствующих субъектов, ограничивающие конкуренцию, на недобросовестную конкуренцию и т. п.). Соответственно, не идет речи об автономии воли участников правоотношений, которые действуют в условиях антимонопольных требований, обязательных решений и предписаний антимонопольных органов, а равно о равенстве сторон, поскольку значительную часть предмета антимонопольного регулирования составляют отношения с участием государственных органов, действующих на основе своих властных полномочий (так, глава 3 Федерального закона «О защите конкуренции» полностью посвящена запретам на ограничивающие конкуренцию действия государственных и муниципальных органов, глава 5 – предоставлению государственных или муниципальных преференций и т. п.).

Несостоятельны также суждения, в соответствии с которыми меры антимонопольного регулирования будто бы представляют собой развитие отдельных положений и принципов гражданского права: «Эти меры направлены на соблюдение основополагающих принципов гражданского права: равенства участников гражданско-правовых отношений и свободы договора»[73]73
  Калятин В. О., Павлова Е. А., Суспицына М. Указ. соч. – С. 52.


[Закрыть]. В действительности все обстоит прямо противоположным образом.

Так, «равенство участников отношений» в гражданском законодательстве не может пониматься иначе как их формально-юридическое равноправие, но вовсе не как стремление к фактическому уравниванию субъектов гражданского права (если пользоваться терминологией Б.Н. Чичерина «равенство прав», а не «равенство состояний»[74]74
  См.: Чичерин Б.Н. Собственность и государство. СПб., 2005. – С. 242–249.


[Закрыть]); иное противоречило бы, помимо прочего, другим основным началам гражданского законодательства, а именно свободе договора и недопустимости произвольного вмешательства в частные дела[75]75
  См. подробнее: Рыженков А.Я. Основные начала (принципы) российского гражданского законодательства и смежных отраслей права. М., 2015. – С. 46.


[Закрыть].

Антимонопольное законодательство, напротив, стремится именно к фактическому выравниванию участников регулируемых им отношений, чтобы исключить возможность экономически сильного, доминирующего на рынке субъекта влиять на конкуренцию, и с этой целью формально-юридическое равенство подвергается ограничению.

Что касается свободы договора, то она предполагает возможность участников гражданских правоотношений самостоятельно принимать решение о заключении или незаключении договора, определять его вид, в т. ч. прямо не предусмотренный законом, а также устанавливать конкретные условия. Все эти возможности исключаются в силу антимонопольного запрета на ограничивающие конкуренцию соглашения хозяйствующих субъектов (ст.11 Федерального закона «О защите конкуренции»), в частности, об установлении или поддержанию цен (тарифов), скидок, надбавок (доплат) и (или) наценок, о сокращении или прекращении производства товаров и другие соглашения, вполне корректные с гражданско-правовой точки зрения, в соответствии с принципом свободы договора, в т. ч. в рамках права на заключение «непоименованных договоров» (п.2 ст.421 ГК РФ).

Таким образом, многие из основных начал гражданского законодательства не получают никакого воплощения в сфере антимонопольного регулирования. Те принципы гражданского права, которые действительно находят свое отражение в антимонопольном законодательстве, довольно немногочисленны. К ним относятся, например, положения об ограничениях гражданских прав, закрепленные в ч.3 и ч.5 ст.1 ГК РФ.

Так, в Постановлении Пленума Высшего Арбитражного суда Российской Федерации от 30.06.2008 № 30 «О некоторых вопросах, возникающих в связи с применением арбитражными судами антимонопольного законодательства» подчеркивается: «К нормам ГК РФ, на которых основано антимонопольное законодательство, относятся, в частности, статья 1 ГК РФ, которой установлен запрет на ограничение гражданских прав и свободы перемещения товаров, кроме случаев, когда такое ограничение вводится федеральным законом (при этом к числу законов, вводящих соответствующие ограничения, относится и Закон о защите конкуренции)…» (п.1). С этим можно согласиться, но следует добавить: в данном случае получает свое развитие не столько норма или принцип гражданского права, сколько именно нормативное изъятие (исключение), допускающее отступление от общих начал гражданско-правового регулирования.