Текст книги "Азовская альтернатива : Черный археолог из будущего. Флибустьеры Черного моря. Казак из будущего"

Крестьянский вопрос заинтересовал собравшихся куда меньше предыдущих. Аркадий понимал, что он несколько преждевременен, но посчитал необходимым поднять его. Пусть отложится в головах понимание, что права нужны не только казакам. Впрочем, решение по всем этим вопросам отложили. Запорожцы жаловались на неполность своих рядов, среди них не было имевшего огромную власть кошевого гетмана, многих куренных.

Снова возникла проблема новых переселенцев. Решено было не только способствовать переселению молдаван, валахов, греков, благодаря морским занятиям особенно ценных для пиратской республики, болгар, грузин и армян. Правда, затевать это стоило только после громких побед. Иначе в земли, подвергающиеся татарским набегам, никто добровольно не поедет. Пока здесь было слишком опасно, но подумать на будущее об увеличении не казацкого, а работного люда атаманы обещали.

Отдохнувший Аркадий вспомнил, что не успел предложить немедленно после взятия Азова идти на Темрюк и другие подчинённые туркам города Северо-Восточного Причерноморья, и сделал это. Что тут началось… Нет, против захвата ещё нескольких городков никто не возражал. Ведь они обещали дополнительную, причём богатую, добычу. Но Темрюк был черкесским городом, черкесские сторонники предлагали после Азова идти на Кафу, где и пленников русских много, а освобождение их – богоугодное дело, и добычи больше можно взять. Сечевики указывали, что у них с крымским ханом сейчас союз, глупо рушить его из-за какой-то Кафы, тем более пленников оттуда давно в Стамбул вывезли. Спор постепенно стал выходить из-под контроля. Ответы на выпады противника всё чаще становились оскорбительными, а руки казаков начали тянуться к оружию.

Аркадию эти дебаты живо напомнили некоторые прения в Верховной Раде. Но там-то спорили, порой начиная друг друга пихать, разжиревшие чиновники и мошенники. Здесь же собрались матёрые убийцы, с персональным кладбищем упокоенных им лично каждый. К тому же у этих сплошь амбициозных людей (лишённые амбиций оставались простыми казаками, в начальство не лезли) были, без исключений, сложные характеры и, нередко, плохие отношения с другими полковниками и атаманами. Кто-то кому-то чего-то обидное сказал или на ногу наступил… Душа разбойника нежна и ранима.

Атмосфера совещания стремительно стала накаляться. Аркадию стало страшно. Не за себя, ему никто худого слова не сказал, косого взгляда не кинул. За дело. Если в самом начале прольётся кровь, толку от его затеи точно не будет. Посомневавшись, он положил руку сначала на рукоять ТТ. Вспомнив, что пополнения патронов в ближайшее время не предвидится, вытащил из-за пояса подаренный Иваном пистоль, взвёл курок, проверил наличие пороха на полке и бабахнул в сторону.

– Му… Панове! Вы что, с ума посходили? На радость нашим врагам хотите друг другу глотки рвать? Предлагаю на сегодня разговоры окончить, а продолжить их завтра. О многих важных вещах мы и не начинали говорить. Например, о новых видах оружия, новых кораблях, да чёрт знает о скольких значительных делах. Было бы неплохо, если бы вы обдумали то, что я вам успел нарассказывать, и предложили свои решения. В общем, до завтра.

Аркадий встал и потихонечку направился к берегу.

«Чёртово «Любэ»! Так лезет это слово из их песни на язык. А для этих глоткогрызов такое обращение – жуткое оскорбление. Убить, положим, меня за него не убили бы, но многие обиделись бы смертельно. А иметь кучу таких отморозков обиженными на себя, любимого… ну очень неразумно».

Догнавший его Васюринский молча пошёл рядом. Аркадий поделился с ним опасением, возникшим от нараставших среди старшины споров.

– Напрасно опасался. Я не помню, чтоб на собрании старшин кто саблю или пистоль против другого казака использовал. Запрет есть на это. Все его помнят. Правда… редко, но кистеньки, или там, лавки, в ход шли. Вот на общих сборах, там до крови чаще доходит. Но и то без стрельбы. Обычно.

– Ну, в таком деле лучше перебдеть, чем недобдеть. Устал я что-то сильно, хотя сегодня сидели не допоздна. Вроде бы только и болтал языком, а вымотался, будто тяжеленные мешки таскал.

– Если пытаешься повернуть целую страну, не удивительно, что устаёшь. Да и со здоровьем у тебя не всё хорошо. Слава богу, удалось заражения не допустить, а то б тебе скорый конец. Стоило бы тебе в церковь сходить, свечку за чудесное исцеление поставить. Плохие раны были, особенно на правой ноге.

Для Аркадия, крещенного бабушкой, но выросшего в атеистической семье, предложение было неожиданным. В своей прежней жизни в церковь он заходил за компанию с кем-то, хотя существования Бога не отрицал. Подумав, решил, что стоит последовать этому совету. Лучше не выделяться, при кликухе Москаль-чародей, ещё и пренебрежением к церкви. Аукнуться нехорошо может.

«Да надо бы поблагодарить Бога за все те случаи, когда смерть меня должна была найти, но промахнулась».

Труба зовёт в поход (хоть трубами казаки не пользовались)

28 березоля 7146 года от с. м. (7 апреля 1637 года от Р. Х.) Монастырский городок

Третий день получился куда более похожим на совещание. Аркадию пришлось говорить куда меньше. При планировании военных операций такое количество блестящих военачальников в советах попаданца не очень-то нуждалось. Однако с большим интересом они выслушали всё, что он вспомнил с помощью Васюринского, и его предложения о применении технических новинок. Об изделиях Срачкороба наслышаны были все, даже не имевшие сомнительного удовольствия испытать на себе их действие. Поэтому и совет использовать их при штурме не вызвал возражений.

Дробовики распространялись среди казаков уже без участия попаданца, пошла мода использовать их вместо одного из пистолей. При сходном с пистолями весе эффект поражения противника у них был большим.

Со штыками вышел обидный облом. Гладко было в задумках, но не учёл попаданец веса тогдашних карамультуков. Большая часть находившихся у казаков ружей весила от восьми до десяти килограммов. Здоровяки-кузнецы могли пренебречь таким обстоятельством, но для людей с нормальной мускулатурой орудовать ломом с ножом на конце было очень неудобно. А следовательно, эту идею пришлось отложить на потом, на время, когда появится более лёгкое оружие.

Дали добро атаманы и на опыты с производством гранат. Хотя нетрудно было заметить, что в высокие убойные свойства кувшинов с порохом они не верят.

Порадовало Аркадия, что, как само собой разумеющееся, сразу после взятия Азова решено было идти на Темрюк, Тамань, а если хватит запала и пороху (последнего в прямом смысле), то и на Анапу и Суджук-Кале. Важность прямого выхода к морю казакам объяснять нужды не было. Сторонники черкесов на сей раз промолчали.

Сечевая старшина клятвенно заверила, что через недели две-три в Черкесск начнут прибывать дополнительные силы из Запорожья. За месяц их должно было подойти тысячи две-три. В связи с уменьшившейся татарской угрозой можно было бы заметно увеличить их число, но упёрся кошевой Павлюк. Он давно собирал силы для восстания против поляков и не собирался отказываться от своих задумок из-за странных новостей с Дона. Для решения этой проблемы уже собирались ехать к нему Томашевич (Гуня) и имевший в Польше смертный приговор Федорович (Трясило).

Они надеялись уговорить кошевого, прежде чем поднимать восстание, съездить на Дон и послушать удивительные новости. Восстание было обречено на поражение, обидно было терять много людей зря. На письменные призывы Павлюк отвечал отказом, требуя рассказчика чего-там к себе. Мол, негоже кошевому гетману бегать на свист от кого-то неизвестного. Ему надо, пускай к гетману и едет.

Донские атаманы договорились на следующий день собрать ещё один общевойсковой круг и пригласить в Прикубанские степи калмыков. Они не сомневались, что смогут провести на кругу это решение как общедонское.

– А что если пришедших запорожцев поселить на Кубани, для присмотра за этой рекой и помощи гарнизонам захваченных городов? – предложил Аркадий.

Это предложение не вызвало резкого отторжения, но и согласия на него донские атаманы не дали. Сказали, что им надо подумать.

Далее на совете Аркадий участвовал урывками. Как устраивать отсечные линии, сколько нужно для табора, идущего на Азов, телег, где взять дополнительно волов… В таких вопросах он не разбирался и ничего посоветовать не мог, даже если бы очень захотел. Поэтому спокойно продремал все эти вопросы, сидя на лавке. Казаки знали, что он нездоров, и никаких претензий к нему не имели.

Пока старшина обговаривала организацию похода на Азов в конкретике цифр, Аркадий слетел с приподнятого настроения, в другом выступать не имело смысла, на привычный ему в новом мире минор.

«Ну, некоторую оторванность от возможной действительности в попаданских вещах я и раньше подозревал. В послушное внимание Сталина или Берии какому-то подозрительному молокососу и при чтении с экрана верилось с трудом. Хотя очень обидно, что не узнаю, чем там кончилось всё у Конюшевского, чего намутил Коваленко, как встроился Харьков в СССР сорокового года у Минакова… И жаль, что я не перенёсся сознанием в голову царевича Алексея. Скольких ошибок я бы смог избежать, от скольких бед Россию предохранил бы… царю великие реформы делать несравненно сподручнее, чем никому не ведомому попаданцу. Да ещё среди бандформирования».

Аркадий посмотрел на увлечённо обговаривавших тележный вопрос атаманов. На слух это звучало в стиле производственного совещания. Казалось, ещё чуть-чуть, и раздастся сакраментальное: «А где наш начальник транспортного цеха?» Однако при совмещении звукового ряда с видеокартинкой иллюзия рассыпалась. Аркадий вспомнил, как вчера перепугался, когда выяснение отношений между этими «командирами производства» пошло на повышенных тонах.

«Да, совсем другое впечатление, чем телекартинка с заседания Верховной Рады. Почему-то поверилось, сразу и полностью, что для доказательства своей правоты эти товарищи способны применить любые аргументы. А вот их элегантный уход от решения главных вопросов строительства государства настораживает. Одними оружейными нововведениями ничего не решишь. Нужны реформы, причём во всём и сразу. Придётся вести агитацию среди руководящего состава разбойных масс. И Васюринский сулился, что характерники развернут соответствующую кампанию. Татаринов, кстати, обещал поговорить с сомневающимися. Н-да, царём всё-таки быть куда комфортнее».

Аркадий уже несколько раз обдумывал вариант ухода на север. Царевич Алексей совсем не глуп, перспективы у России в семнадцатом веке были самые радужные. Но каждый раз приходил к выводу, что от добра добро не ищут. Очень сомнительно было, что его допустят до уха царевича. И совсем уж невероятно, что ему там удастся задержаться надолго. По умению интриговать и строить козни он, по сравнению с придворными, был дитятей неразумным.

«Съедят. Проглотят и не поперхнутся. Причём, скорее всего, не в ссылку отправят, а в какую-нибудь темницу зафутболят. В лучшем случае. Колдунов-то на Руси в эти времена и жгли порой. На хрен, на хрен! Что в двадцать первом веке, что в семнадцатом, с бандитами на Руси как-то спокойней, чем с властями. Главное, самому слабаком не быть и понятия соблюдать».

Романсы ещё не пишут, но…

3 цветня 7146 года от с. м. (13 апреля 1637 года от Р. Х.) Монастырский городок

«…финансы поют их уже в полный голос. С руладами и переливам, чтоб им… Временной парадокс получается, однако. Или, может быть, хреновы финансы поют здесь что-нибудь другое?» – вяло размышлял Аркадий, начав подсчитывать свои денежные ресурсы. Считать оказалось нечего. Совсем. А кушать хотелось каждый день.

Между тем, жили, вооружались, развлекались, одевались запорожцы за свой счёт. Что заработаешь (в смысле, награбишь), то и полопаешь. Несколько дней он жил за счёт Ивана Васюринского, но из-за опытов Срачкороба даже финансовое положение самого наказного куренного стало катастрофическим. Только благодаря арабскому жеребцу и сабле в драгоценных ножнах (из добычи от турецкого посольства), проданных по плану Аркадия татарам, Иван смог расплатиться с казаками, потерявшими лошадей при первом испытании ракеты. После чего денег у него не осталось совсем. Хоть иди с протянутой рукой, проси подаяния. Или помощи у какого-нибудь атамана. Но жить за чей-то конкретно счёт Аркадий не хотел категорически. Ну, не совмещалось это в его голове с понятием «мужчина». Он с удовольствием бы согласился жить за счёт войска, запорожского или донского. Вероятно, это вполне можно было устроить, при знакомствах с таким количеством старшин. Однако даже от мысли попросить принять его на содержание Аркадию становилось плохо. Если стесняешься просить, не ленись заработать или награбить, что, учитывая среду обитания, означало одно и то же.

Аркадий ещё раз пересчитал своё достояние. Четыре лошади, три с сёдлами, одна с вьюками. Добыча от первых встреч с татарами. Лошади неплохие, но всё же желательно было бы приобрести и коня помощнее. Выносливость выносливостью, но таскать оболтуса под сто кэгэ, да ещё с оружием, им было тяжеловато.

«Эх, достать бы жеребца наподобие Иванова Чёрта… тоже вороного, умного. Н-да… мечтать, конечно, не запретишь, но толку от этого… мало. Разве что перед обедом, для усиления слюновыделения».

Тюк с вещами убитых татар.

«Спасибо Ивану, не побрезговал снять. Только, к сожалению, никто из них и до метра восьмидесяти не дорос, я в них как клоун смотреться буду. Не по чину чародею в таком ходить. А запасные шаровары нужны в край. Усрёшься от новой выходки Срачкороба, сменить ведь не на что. Удивительно, как его не повесили при таком характере? Впрочем, его характер – его проблемы. У меня своих хватает. И жупан приличный нужен, в рубахе, без верхней одежды, здесь ходить не принято. Причём хочешь, не хочешь, а шить надо на заказ, из дорого сукна. Встречают-то по одёжке. А ещё и кафтан позарез нужен. Полушубок уже явно одёжка не по сезону. Так что к татарскому тряпью, хотя там тряпок, собственно, не так уж много, придётся добавлять ещё что-то».

Аркадий полез чесать затылок. Добавлять было нечего. Пришедшую в голову мысль покопаться в курганах, отмёл как вражескую диверсию. Докопался уже.

«Да уж, дальнейшие эксперименты в этом направлении были бы признаком полного улёта крыши. Типа: ураганом снесло».

Так и не придумав ничего содержательного, пошёл к Ивану, посоветоваться. У того, когда он услышал, о чём заговорил Аркадий, мужественное лицо, как написали бы писатели-романтики (читай: зверская, откровенно бандитская рожа), скривилось, будто он нечаянно раскусил лимон.

– Не бери меня за здесь – (с кем поведёшься, от того наберёшься). – Ума не приложу, где бы денег взять. Из-за тебя же походы за зипунами откладываются. А когда ещё мы Азов возьмём? Хоть иди по миру, подаяние просить.

– Плохо будут подавать. Разве что, будешь просить по ночам, в безлюдном месте, тогда да, успех гарантирован.

– Говоришь, по ночам в безлюдном месте… – Иван подчёркнуто задумался, будто всерьёз собирался это делать. – Так если ж в безлюдном месте, тогда у кого ж просить?

– У того, кто туда сдуру ночью сунется. Если же серьёзно, то почему походы за зипунами отменяются? Думается, не у одних нас с тобой в кошельках вместо денег воздух.

– Ох, не только у нас с тобой. Плохая для казаков зима была. Да всё Войско Донское к осаде Азова готовится. Какие уж тут походы за зипунами?

– Иван, на галерах, которые в Азов идут, добычу взять можно?

– Конечно. Они же в Азов воинские припасы везут, деньги на выплату жалованья, товары разные для торговли.

– Так о какой же отмене морских походов можно говорить?! Пошли к Татарину, будем объяснять ему необходимость полной блокады объекта осады с моря. Хотя он и сам это знает не хуже нас.

Грозный атаман был дома и приходу гостей откровенно обрадовался. Судя по всему, его супруга, уподобившись папе Карло, снимала с мужа стружку, желая сделать из него человека. Он этому, как мог, сопротивлялся, даже вспотел немного и покраснел, будто тягал тяжести. Процесс превращения в настоящего человека обычно бывает весьма неприятным для объекта обработки. Но, видимо, чувствуя себя в чём-то виноватым, славный воин потерпел в словесной схватке с женой сокрушительное поражение. Ну а сделать милого виноватым в собственных глазах умеет любая женщина.

Появление гостей вынудило Анну Тимофеевну Татаринову отложить завершение «столярных работ», занявшись их приёмом. Взгляд, брошенный при этом на знаменитого атамана, обещал ему продолжение воспитательного процесса. Его будущий покоритель Азова встретил своим, невинным, как у младенца. Болезненная обработка закончилась, вот и слава богу. Избежать же её возобновления можно. Например, сбежав на войну. Уж на пули янычар и стрелы татар у казака всегда аргументы найдутся.

После приветствий и ознакомления о здоровье заговорили, пока Анна Тимофеевна собирала с помощницами на стол, о необходимости морской блокады Азова.

Действительно, Татаринов и сам, без напоминаний осознавал необходимость подобного хода. Собирался отправить в море стругов тридцать непосредственно перед осадой вражеской крепости. Во время осады, учитывая величину гарнизона Азова, отправлять в море много казаков было рискованно. И так казачье войско не имело существенного численного преимущества над противником. Впрочем, положение, по сравнению с реалом, должно было скоро измениться. Присутствовавшие на историческом заседании старшины клятвенно заверили, что в течение месяца на помощь донцам подтянутся несколько сот терцев и несколько тысяч запорожцев. Расширившиеся планы требовали увеличения войска.

– Так, может, сразу и пойдем, посмотрим, сколько стругов готово к походу? – вскочил атаман с лавки.

– Михаил Иванович, негоже гостей из дому выпроваживать, не покормив их. Чай мы русские люди, не бусурмане[32]32
   Здесь надо отметить, что гостей мусульмане встречали с неменьшим гостеприимством, чем казаки. Просто для казачки они были врагами, а значит, носителями всех и всяческих пороков.


[Закрыть].

Сделанное тихим голосом, вежливое по форме замечание супруги атамана, было вскочившего на ноги, сшибло обратно на лавку понадёжнее вражеской пули.

Напряжённость, возникшая между супругами, на общении во время обеда сказалась мало. Вполне можно сказать, что обед прошёл в тёплой, дружественной обстановке. Выставленная хозяйкой бутыль очень хорошего красного вина несколько смягчила атмосферу беседы. Уходить, пока мужчины обговаривают свои, мужские дела, жена Татаринова не стала. Наоборот, приняла в обсуждении живейшее участие, выявив недюжинный ум и знание хозяйственных, но влияющих на организацию походов, дел.

Иван и Аркадий с воодушевлением и заслуженными похвалами хозяйке (забыв на короткое время о проблемах донцов этой весной) слопали всё, что им предложили. От еды, приготовленной куренными кашеварами, её стряпня отличалась самым приятным образом. В свою очередь, их предложение об ускорении начала морской блокады Азова вызвало радостный энтузиазм хозяина. Он вызвался немедленно, то есть после обеда, проводить гостей к стругам. Узнать на месте, когда они будут готовы к походам. Потом, выйдя со двора, Татаринов уточнил, что сам готов ускорить подготовку стругов к походу.

Не боги горшки обжигают

4 цветня 7146 года от с. м. (14 апреля 1637 года от Р. Х.) Монастырский городок

«И хорошо, что не боги. А то накрылись бы мои планы по производству гранат медным тазом. Ёпрст!!! Вот и верь любимым романам, если даже с «производством» горшков – проблемы. И с деревянной полукирасой не меньшие. А уж о дискуссии с корабелами и вспоминать не хочется. Историкам, которые утверждали, что к этому времени тёмное средневековье кончилось, как выяснилось, доверять тоже нельзя было. Куда ни плюнь, везде проблемы, чтоб их…»

Проблем действительно хватало. Более чем. Когда вчера явились, вместе со сбежавшим от супруги наказным атаманом, к стоянке стругов, то выяснилось, что ранее чем через неделю в поход не выйти. Корабельщики только вчера занялись просмолением бортов. Значит, эту неделю предстояло сидеть на самом дешёвом варианте запорожской пищи – варёной ржаной муке с минимумом добавок. Эта проклятая соломаха, возможно, и давала достаточное количество калорий, но организмом Аркадия принималась плохо. Приходилось запихивать в себя эту гадость, огромным волевым усилием не допуская немедленного её возврата обратно. Представьте клейстер. Представили? Так вот, соломаха – его ухудшенный вариант, как по виду, так и по содержанию. Клейстер, который доводилось ему ранее видеть (но не есть), хоть делался из пшеничной муки, а не из кислой ржаной.

Ещё была щерба, такая же гадость, но менее густая. Для питательности и вкуса в эту массу добавляли рыбу, что у попаданца вызывало сильнейшие рвотные позывы. Продукты от рыбаков были сейчас на Дону основными. Но уху Аркадий на дух не переносил, как и варёную и маринованную рыбу. Жареную раньше даже любил, но здесь на сковородах доминировал нелюбимый им жир… Иван, более привычный к такой пище, тоже явно ел её через силу. Аркадий иногда был вынужден отказываться от завтрака или обеда.

Можно было, конечно, попросить у кого-нибудь взаймы. Куренные повара наготовили бы и вареников, и борща. Но, во-первых, занимать Аркадий не любил чрезвычайно, мама таким воспитала, во-вторых, очень хотелось выглядеть гордым и независимым. Пусть в единственных, много раз штопанных шароварах. Впрочем, пару шаровар и две рубахи ему обещал пошить местный портной за трофейные татарские вещи. Посему молча страдал за понты. Гордый и независимый.

«А ведь атаман Петров-старший предлагал жить до похода на Азов в его доме. Спрашивается, какой чёрт тянул за язык отказываться? И хорошего человека отказом обидел. Придётся страдать из-за собственной глупости».

Пиром не только желудка, но и души были приглашения в гости. Кормить гостей донцы старались пусть не роскошно – год для них выдался очень тяжёлый, но обильно и вкусно. Можно было бы напрашиваться в гости каждый день, благо слухи о колдовской парочке по Монастырскому городку уже широко разошлись. Но не позволял всё тот же дурной гонор. Наверное, своему незадачливому потомку вроде бы имевшиеся далёкие польские предки такую свинью в характер встроили. Вопреки всем трудностям гостеприимные хозяева норовили выставить на стол для дорогих гостей самое вкусное. Разнообразия пищи не наблюдалось и в атаманских семьях.

Однако если бы проблемы ограничивались невкусной едой, Аркадий был бы счастлив. Ну, или, по крайней мере, удовлетворён. Чёрт с ними, потерянными килограммами живого веса (эх, милые дамы, так мечтавшие сбросить несколько кило… голод, действительно, не тётка). Но и многие его замыслы встречали у большинства непонимание.

Когда он начал выискивать плотника (или столяра?), который смастерит первую полукирасу из дерева, его подняли на смех. Выяснилось, что запланированный им дуб слишком тяжёл: в случае падения в воду такая полукираса потянет надевшего её на дно. Не обращая внимания на издёвки (вот вам и страх перед колдунами), Аркадий начал искать мастера, способного сделать её, по совету знающего человека, из липы. Уж очень ему хотелось воплотить эту бредовую, по общему мнению, мысль – деревянные доспехи. По его прикидкам, в абордажных боях и такой примитивный доспех мог дать в поединке с бездоспешными янычарами и дениз азапами (наёмная морская пехота) большое преимущество. При этом он не тянул бы упавших в воду казаков на дно, а помогал бы им, даже при ранении, дождаться помощи от товарищей. Так сказать, сочетание броне– и спасжилетов.

Мастера ему для такого дела найти так и не удалось. Согласился поработать над деревянным доспехом, за свой, кстати, кошт, подмастерье. Посоветовавшись, они решили основную часть доспеха, полукирасу, делать из липы, а наплечники из высоких дубовых плашек, подпружиненных валиками из толстой кожи.

Вдохновлённый такой удачей, уговорил Ивана идти к гончарам. Хотелось завертеть ещё одно полезное дело. Он знал, что кувшины с порохом метали на головы неприятелям давно. Но эффективность у таких «гранат» была невысока. Удачно бросить кувшин можно разве что сверху на голову лезущих врагов. Аркадию пришло в голову изготовить специальные кувшинчики, заранее предназначенные для использования в виде гранат. Их, по его прикидкам, можно было вылепить в виде увеличенной (чёрный порох много слабее тола) лимонки. Но с высоким узким горлышком, за которое гранату будет легко бросать.

В столице Донского войска оказалось аж два гончара. Первый, «весёлый», судя по всему, с утра, выслушал попаданца, но делать горшки необычной формы отказался.

– Чего я себе голову буду ломать, мучиться, если мне на еду и выпивку и так хватает? Хороших людей и угостить могу. Выпьете со мной?

Наверное, Аркадию и Ивану стоило бы принять приглашение гончара и попытаться уговорить его в «процессе принятия». Да после мучений с поиском столяра-плотника затевать новый «уговорный процесс» у попаданца не было сил. Вежливо отказавшись – Иван его в этом поддержал, они пошли к другому гончару.

Лучше бы не ходили. Второй оказался моложе и здоровее своего коллеги, совершенно трезвым. И при этом тупым настолько, что сравнивать его интеллект со знаменитой сибирской обувкой было вопиющей несправедливостью. Валенки были заведомо острее.

Казалось бы, конец мечтам о пусть не карманной, но хотя бы котомочной артиллерии. Искать гончаров в других казачьих селеньях было некогда. Но выручил, в который раз, Срачкороб. Он пришёл вечером с бутылью самогона и приличным куском бараньего окорока в гости. Золотой человек, если на рожу не смотреть. Естественно, был встречен с радостью. После третьей или четвёртой чарки Аркадий пожаловался товарищу на досадную неурядицу.

– Понимаешь, Юхим, нет в этом городишке ни одного приличного гончара. А идейка-то перспективная. Представляешь, забросать врагов осколочными гранатами, когда они по тебе и стрелять-то не могут. Резервы-то, ик, при защите крепостей невдалеке от стен ставят. Правильно?

– А что такое – осколочные гранаты?

Пришлось Аркадию объяснять ему, чем осколочная граната отличается от простого кувшина с порохом. Рисуя мокрым пальцем по столу. Добившегося больших успехов в ракетостроении Срачкороба гранаты заинтересовали.

Через пару чарок (бутыль была большой, а чарки маленькими) Срачкороб вспомнил, что есть в таборе бывший гончар. Да не из худших.

– Яцько Дзыга[33]33
   Дзыга – юла.


[Закрыть] его зовут. Только, извиняюсь, сомневаюсь, что он согласится руки опять глиной пачкать. Негоже лыцарю ничем, кроме войны или охоты, заниматься.

Ивана такое заявление не удивило, а Аркадий поразился.

– А как же кузнецы? Уж они-то свои руки замарать не боятся, пусть и не глиной. Да что там руки, у них и лица-то, хи-хи, порой как у чертей.

– Точно, как черти из кузни вылазят, – вступил в разговор Иван. – Помню, иду мимо кузни, а из неё Юхим-недоросток вылезает. Сам весь чёрный, только глаза блестят, а по бокам головы невыбритые волосы торчат. Ну, вылитые рожки. Да. Однако, Аркадий, кузнец тебе – это не горшечник. Наши кузнецы не серпы-косы мастерят. Оружие. И сами им хорошо владеют. Да чего я тебе рассказывать буду, сам видел. Они хоть и ремесленники, но и лыцари. Нам без них и в походе никак нельзя.

– Без кузнецов нельзя! – Кивнул Срачкороб. – И они, ясное дело, лыцари. Оружие рук не пачкает, работа над ним лыцаря не позорит.

– Так, хлопцы, мне ж не ночной горшок нужен! Мне специальные гончарные изделия для грозного оружия нужны. Вы слышали: для оружия!

Иван и Срачкороб переглянулись.

– Ну, сучий сын, уговорим Яцька доброму делу послужить?

– А почему бы не уговорить? Если ты, батьку, за дело возьмёшься, куда он денется?

– Никуда не денется!

– Так выпьем за то, чтоб все хорошие люди работали на нашу победу, как на самих себя!

В дальнейшем вечеринка потеряла историческое значение, посему её описание прекращаю. Но посидели хорошо. За добавкой ещё два раза соседского хлопца посылали.

На следующее утро все втроём отправились к Яцьку уговаривать. Если кто думает, что это было легко, то ошибается. Отрёкшийся от гончарного круга ради сабли и пистоля, Яцько категорически не желал опять пачкать руки. Уговаривать его пришлось больше часа. И никаких характерницких приёмчиков Васюринский себе не позволил. Характерники с подавлением воли у казаков экспериментировали очень осторожно. Уж очень взрывным материалом для таких опытов были запорожцы. Разозлись они на характерников, никакие колдовские фокусы им бы не помогли. Разорвали бы на кусочки, втоптали бы в пыль их сечевики. Свою волю они ценили очень высоко.

В конце концов, никуда Яцько не делся. Уговорили. Сугубо за счёт логики и настойчивости. И обещания щедрой оплаты. На гранаты Иван дал часть общака из добычи от турецкого посольства. Потратить на опыты, прежде всего на порох, пришлось немало.

После начала работы начали вылезать дополнительные трудности. Нелегко оказалось определить объём будущего метательного взрывного устройства. Полфунта чёрного пороха взрывалось слишком слабо. Пришлось увеличивать величину гранаты до фунта (около полукилограмма). Сам кувшин, естественно, весил при этом втрое больше. О лимонке или немецкой колотушке оставалось только мечтать. В связи с хрупкостью керамики изделия пришлось оплетать лозой.

Второй проблемой стала глубина прорезей на кувшине. Слишком глубокие разрушали кувшин при обжиге, мелкие не разрушались при взрыве. Терпение и труд всё перетрут. На пятый день экспериментов удалось добиться нужного эффекта. Граната взрывалась и осыпала ближайшие окрестности множеством осколков. Однако даже оплётка не гарантировала сохранения целостности горшка при падении, появление же щелей в нём превращало грозную гранату в фыкалку. Порох сгорал, а не взрывался, разбрасывая осколки. Пришлось делать запальные шнуры очень короткими, чтобы взрыв происходил в воздухе. Это автоматически превращало профессию гранатомётчика в крайне рискованную.

Дополнительная проблема возникла c их массовым производством. Возня с нанесением продольных и поперечных полос отнимала слишком много времени. Яцько не успел бы наготовить к штурму Азова нужного количества гранат. К счастью, выход нашли быстро. В городке была пацанва. Несколько мальчишек за символическую плату согласились помочь в производстве оружия для своих отцов. Сознавая важность дела, ребята отработали очень ответственно. И потом очень гордились своим вкладом во взятие Азова.

Увидев готовую кирасу, окрашенную в ярко-красный цвет, будто снятую с гигантского вареного рака, Аркадий задумался. На что-то этот сюрреалистический вид его наталкивал. К вечеру он сообразил.

«Это ведь ещё дикое время, полное веры в сверхъестественное. Правильно Коваленко писал, что и инопланетянина могут посчитать нормальным иноземцем. С другой стороны, верят в оборотней и чертей. Если придать атакующим вид чертей, то именно чертями янычары на галерах их и посчитают. Ну а рассмотреть шайтанов подробнее никто им не даст».