Электронная библиотека » Анатолий Сударев » » онлайн чтение - страница 4

Текст книги "Без дна. Том 2"


  • Текст добавлен: 11 марта 2021, 16:43


Автор книги: Анатолий Сударев


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Только сейчас Екатерина Юрьевна позволила себе не на шутку разозлиться. «Ну и… чёрт с тобой!..» Нет, слава богу, не сказала, только подумала, а вслух: «Ты, кажется, ничего из того, что я тут тебе… так и не поняла. Жаль, но это уже, скорее, твои проблемы. Я же хотела тебе только помочь. Но если ты и дальше в том же духе собираешься, не лучше бы тебе сразу… допустим, пойти в монастырь?.. Скажи мне. Я тебя по знакомству устрою!» Словом, совсем уж неотмщённой строптивицу не оставила, хоть как-то постаралась сохранить лицо, но, надо отдать ей должное, нашла в себе и силы, и решимость тут же поправиться: «Извини. Не хотела тебя обидеть, так получилось. Но если тебе по-прежнему так необходимо побывать в церкви… особенно, как я понимаю, после разговора со мной…» – «Нет, спасибо. Я передумала. Я и так справлюсь… И пожалуйста… если сможете… не сердитесь на меня».

Повернулась к Екатерине Юрьевне спиной и быстрым шагом направилась вон из Монплезира в сторону маячащего неподалёку дома, а обе вороны мгновенно дружно взлетели и, как почётный эскорт, симметрично помахивая крыльями, устремились вслед за ней.

3

Раздосадованная, смущённая, разозлённая, проклинающая себя за то, что вообще затеяла этот сиюминутно спровоцированный общей обстановкой и тем, что ему только что предшествовало, «базар», Екатерина Юрьевна прошла к себе. Небольшая, почти как все на этой даче, угловая комнатка, в которой она обычно селилась, когда бывала здесь, соседствующая со столовой, с одной стороны, и намного большей по габаритам комнатой матери, с другой. Да, омерзительное ощущение… Как будто ей в лицо прилюдно плюнули. Или (ещё более унизительная аналогия): она вдруг собралась спеть, скажем, серенаду под окнами небезразличного ей человека, а её сверху облили безжалостно помоями. «Что, в самом деле, со мной происходит?! Что заставило меня напрашиваться в какие-то, смешно подумать, подружки к этой, прямо скажем, ещё почти сопливой, годящейся мне в дочери девчонке?! Со мной даже в детстве такого, чтобы я выпрашивала чего-то у кого-то, ни разу не происходило! Хотя ощущения тоски, скуки и одиночества всегда было хоть отбавляй. Но я же терпела! Я была гордая! А что сейчас… со мной?..»

От этих мыслей, переживаний, мысленных проклятий Екатерину Юрьевну спасло только появление брата. Он, как и подобает губернатору, приехал в Привольное целым кортежем, а иначе теперь он не мог. Впереди кортежа гаишная «Волга» с сигналом и мигалками. На подъезде к даче их встречала сбежавшаяся толпа из местных. Их, правда, в Привольном в зимнее время раз-два и обчёлся, но вот эти– то «раз-два и обчёлся», за минусом, разумеется, детей дошкольного возраста, по-видимому, все на встречу со своим губернатором и слетелись. Как мухи на мёд. Кто-то им об этом заранее… Мать, конечно же. Своим подружкам. А те уже разнесли эту благую весть по всему посёлку. Первыми, едва машины притормозили, выскочили из вездехода охранники, стали стеной между губернатором и толпой. Окна комнатки Екатерины Юрьевны выходят на проезжую часть, заборчик невысокий, дом на солидном фундаменте – словом, наблюдательный пункт у неё неплохой. «Сейчас наверняка будет небольшое шоу».

Уже не первый раз Екатерина Юрьевна бывала свидетелем общения брата с «простыми избирателями». Всякий раз искренне восхищалась тем, как он умеет обуздывать, усмирять, пресекать любого типа недовольство, претензии и даже посягательства вроде «Мы тебя избирали, мы тебя и…» Николай Юрьевич великолепно владел искусством вразумлять вроде как не подлежащее вразумлению, внушать этим людям кажущееся невнушаемым. Екатерина Юрьевна как-то спросила, каким образом это у него получается, и услышала в ответ: «Элементарно, Ватсон. Я свожу всё сложное к простому. Людя́м это импонирует: не надо заморачиваться. Вот и весь секрет Полишинеля». Видимо, тот же трюк сработал и сейчас. Изначально кипящий негодованием столпившийся у машины электорат через какое-то время разразился аплодисментами. Далее уже привычно подсуетилась охрана: организовала проход, которым и воспользовался Николай Юрьевич, чтобы благополучно выбраться из окружения и проникнуть на территорию поваровской дачи. Далее та же охрана захлопнула ворота. Довольная и, видимо, получившая очередную порцию не поддающихся исполнению обещаний толпа стала расходиться по своим жилищам. Концерт был окончен.

В свите брата Екатерина Юрьевна замечает господина с невольно вызывающим недоверие именем-отчеством Бенедикт Бенедиктович и совсем уж пугающей фамилией Вельзевулский. Он представляет интересы какой-то организации, замыслившей взять в субаренду Танееву дачу. Всего лишь пару дней назад они втроём, Екатерина Юрьевна, Николай Юрьевич и этот господин, совершили совместную поездку к сдаваемому объекту. Осмотрелись. Потенциальный субарендатор остался очень доволен. Вернувшись в город, посидели в ресторане. Кажется, всё обсудили, пришли к общему, всех устраивающему решению. Зачем ему ещё появляться здесь, тащиться в такую даль? Чтобы поприсутствовать на их, Поваровых, чисто семейном мероприятии? Вроде во всех отношениях благополучный, формально не вызывающий никаких подозрений, рассуждающий очень трезво, здраво, этот человек всё же чем-то по меньшей мере настораживает, а по большей – отпугивает Екатерину Юрьевну. Может, какой-то своей неопределённостью. Это как если бы Екатерина Юрьевна где-то прогуливалась и наткнулась на валяющийся на дороге безо всякого присмотра пакет. Что в нём? Пачка денег или куча дерьма? Поневоле задумаешься, стоит ли его брать в руки, разворачивать. Примерно та же ситуация и с этим господином: лучше не брать и не разворачивать.

Екатерина Юрьевна по-прежнему не спешит встречать гостей, чего-то как будто ждёт. Может, специального приглашения. Дождалась, что первым к ней заглянул Николай Юрьевич. «Ну и? – входя. – Нездоровится, что ли?» Екатерина же Юрьевна, пропустив мимо ушей тему нездоровья: «Ты зачем этого… с собой?» – «Как подушку безопасности. Как гарантия, что с матушкой при чужом друг другу лишнего не наговорим. С неё станет. Кроме того, у него к тебе какой-то малюсенький специальный разговорчик». «Упаси бог! – в голове Екатерины Юрьевны мгновенная отражательная реакция. – Этого скользкого типа мне ещё не хватало», а вслух: «Я не буду». – «Сделай милость…» – «Да пошёл он. Мы с ним вроде бы уже всё перемололи». – «Значит, не всё. Удели, удели, сестрёнка. С тебя не убудет, а человеку приятно». Брат иногда – даже с ней в разговорах – бывает требовательным. Сейчас именно такой случай. «Пока вы тут, мы с Марусей столом займёмся. Я бутылочку мальвазии специально для тебя привёз. Из первопрестольной. Перемолвитесь, потом мне всё по секрету расскажешь».

Брат ушёл, а через несколько минут в комнату Екатерины Юрьевны прошёл «скользкий тип». Как всегда очень элегантный, отлично сидящие на нём джинсы, джемпер. Приятно улыбается. «Знаю, знаю, Екатерина Юрьевна! Николай Юрьевич меня предупредил, что вы не горите желанием, но я постараюсь не отнять у вас много времени. Сюда можно?» Уселся было в кресло-качалку и тут же: «Ой!» – сделал вид, что испугался, когда кресло вместе с ним подалось назад. Предпочёл пересесть из ненадёжного приспособления на устойчивый стул. Екатерина Юрьевна ждёт, что будет дальше. Пока из неё ни слова. «В общем-то, прелюбезнейшая Екатерина Юрьевна, меня побудило встретиться с вами тет-а-тет единственное желание. Единственное, но крайне весомое. Предвижу, оно прозвучит для вас большим сюрпризом. А может, и нет. Может, вы уже и сами догадываетесь, хотя пока не решаетесь в этом себе признаться». – «О чём вы?» – «О том, что вам, Екатерина свет Юрьевна, при всём том, что вы уже далеко, простите, не девочка, выпала участь крайне серьёзно… ещё раз прошу меня извинить… влюбиться».

Екатерину Юрьевну как будто током ударило. Несколько мгновений приходила в себя. Наконец: «Вы с ума сошли?!» – «Я – нет. Потому что я живу только… – Он потыкал указательным пальцем себе в лоб. – Вы же ещё наделены и чувством. Оно диктует вам». Теперь Екатерине Юрьевне стало даже немного смешно. «Может, ещё скажете в кого?» – «Обязательно скажу. Мне это не составит никакого труда. В весьма молодую, но с довольно своеобразным характером особу, с которой вы буквально четверть часа тому назад попытались объясниться. Без особого на то успеха, однако».

Теперь Екатерине Юрьевне стало уже не до смеха. Её взяла оторопь. «Вы, собственно говоря… кто?» – «Ваш, осмелюсь в этом признаться, единомышленник». Екатерина Юрьевна обдумывает: «А не послать ли мне прямо сейчас этого “единомышленника” куда подальше? И больше с ним ни во что не ввязываться. Расстроится сделка по аренде дачи? Да чёрт с ней. Не велика беда. Останется недовольным Николай? Да и пусть. В конце концов, я давным-давно не ребёнок. Вольна поступать как сама считаю нужным. А этот господин пускай идёт своей дорогой».

В это же время тот, кого она намеревалась куда-то послать, заметил ей снисходительно, как взрослый ребёнку: «Разумеется, Екатерина Юрьевна, вы вольны поступать, как вам самой представляется наиболее целесообразным. Можете выставить меня за дверь. И я уйду. Однако предупреждаю вас, вы попали в очень серьёзный переплёт. Любая влюблённость, вы это знаете на собственном опыте, орудие истощения вашего иммунитета. Вы становитесь беззащитнее, беспомощнее. Но влюблённость уже в таком возрасте, как у вас… Вы, даже не замечая сейчас этого, ходите по краю бездны. Хотя мы готовы вам помочь».

«Послушайте! – тут уж не выдержала Екатерина Юрьевна. – Мы с вами всего-то… буквально несколько минут, как вошли… но вы уже наговорили столько всего!» – «Я чуточку приоткрою. Можно?» – «Что?» – не поняла Екатерина Юрьевна. «Окно, окно! Всего лишь». Прошёл к окну, потянул за шнурок, опустил фрамугу. В комнату потянуло прохладой, а в дверь постучали, потом голосом Николая: «Эй! Как там у вас? У нас уже всё готово!» На что «скользкий господин», пока Екатерина Юрьевна ещё только соображала, что ответить: «Мы тоже готовы! Почти. Ещё минуток пять – десять, если вы позволите. – И выждав, когда Николай отойдёт от двери: – Эта молодая особа… которую вы взяли к себе…» Тут Екатерина Юрьевна почувствовала, что её начинает бить мелкой дрожью – и в панике: «Послушайте! Ну что вы такое, в самом деле, говорите? Это бред! Я в неё не влюблена! С чего вы это взяли? Я, если вы этого ещё не знаете… я нормальная». – «Эта же молодая особа… – продолжал господин, как будто не слыша её, – несмотря на все ваши потуги – и явные и скрытые – пока не отвечает вам взаимностью…» – «Повторяю…» – «Но мы, со своей стороны, готовы вам помочь».

Господин вернулся к стулу и уселся на нём с максимальной для этой ситуации комфортностью. «А теперь, после того как я поставил вам диагноз, поговорим о лекарстве… Да, о лекарстве, потому что ведь вы хотите вылечиться, не так ли?.. Так вот. У вас есть дом… имею в виду то, что вы называете дачей. Который, согласно принятому нами накануне решению, переходит к нам в долговременную аренду. Мы намерены организовать там мероприятие, посвящённое тому, кого мы считаем духовным покровителем нашей организации. Чуточку отвлекусь, чтобы вы получили хотя бы приблизительное представление. Мы присвоили этому покровителю – весьма, разумеется, условно – имя довольно известного – в узких, разумеется, кругах – языческого бога Вали… Повторяю, всё это очень-очень условно, потому что кому сейчас из разумных людей дело до какого-то обросшего мхом, почти начисто забытого мелкотравчатого божка? Тем более что их там, в этом их божественном сонме, что собак нерезаных…» – «Зачем мне это? Какое мне вообще дело до ваших собак?..» Екатерина Юрьевна ещё как-то пытается отбиться, но её собеседник совершенно невозмутим. «Пусть ваша девушка также удостоит своим посещеньем это мероприятие. В качестве… ну хотя бы нашего дорогого и почётного гостя». – «Зачем?» – «Это поможет нам добиться нашей общей цели». «Кошмар какой-то! Зачем я вообще слушаю его?.. – проносится в голове Екатерины Юрьевны. – Вместо того чтобы… взять и дать пинка под зад. Ну… если и не буквально пинка, так что-то вроде этого. Какая сила удерживает меня? А ведь меня действительно что-то держит…» А господин между тем, оставаясь очень спокойным, уверенным в себе, продолжает: «А теперь пару слов о цели. Видите ли, достоуважаемая Екатерина Юрьевна, нам одинаково важно приблизить к себе этого человека. Сближение – вот оно, это ключевое в данном случае слово! Ведь вы же не будете отрицать – вы именно этого как раз и добиваетесь. Достигается же оно только двумя путями. Один: это возвыситься к нему. Только представьте себе: воз-вы-сить-ся! Колоссальная задача, решение которой, согласитесь, для рядового, не наделённого каким-то особым даром человека едва ли доступно. Другой: опустить вожделенный нами объект до нас. Да, тоже отнюдь не так-то просто. С кондачка едва ли получится. Придётся определённо потрудиться, и всё равно это куда как проще…» – «Я то и дело слышу от вас “мы”, “нам”. Я хочу узнать, кто вы такие?» – «Хороший вопрос. Я мог бы ответить вам чисто формально, не погрешив при этом против истины: мы это некоммерческая, то есть не преследующая никаких материальных дивидендов, транснациональная корпорация “Conversion”, чьи подробные реквизиты вы найдёте на официальном бланке, когда настанет момент формального подписания заключаемого между нами договора на арендуемое нами имущество. Да, я мог бы так ответить, и я был бы честен перед вами. Но вам, как человеку уже почти посвящённому… знающему уже так много… следовательно, уже доказавшему свою готовность… свою потенциальную причастность… Приоткрою вам одну из потайных дверец в наше святая святых. Мы те, кто… фигурально, разумеется, выражаясь… арендует этот мир. Подобно тому, как я арендую у вас вашу дачу… Я согласен, сейчас вам это сложно понять, почти невозможно, но это факт. Очевиднее я вам объяснить пока не могу». – «А она?» – «Вы имеете в виду вашу девушку? О! На неё возложена очень сложная, многозначная функция. Хотя, скорее всего, она и сама этого ещё не знает. Всего лишь смутно догадывается. Она связна́я. Между тем, что “над”, и тем, что “под”».

«С ума сойти! Кого я слушаю?.. Этот человек… или чрезвычайно крупный аферист, или очень умный сумасшедший…» Екатерина Юрьевна ещё только об этом подумала, а то ли аферист, то ли сумасшедший сразу же возразил ей: «Уверяю вас, любезнейшая Екатерина Юрьевна, я ни то и ни другое, а у вас есть полный резон откликнуться на моё ничем не грозящее вам предложение. В чём резон? Извольте – объясню. Причём постараюсь быть очень пунктуальным. Вы не удовлетворены собой, у вас масса претензий к тому, как вы живёте, вас предательски покидает облагодетельствованный когда-то вами и до потери сознания некогда обожаемый супруг. Вы только кажетесь сильной и благополучной, той самой Екатериной Великой, которой вы хотели когда-то казаться. По сути – вы нищи, вы голы, вас раздели до нитки. И вот вы на холодном ветру. Вы дрожите, и вы в смятении. Вы в разладе и с миром, и с самой собой. Вы жаждете какой-то замены, компенсации, чего-то другого. Вы страстно хотите, чтобы кто-то вас одел! Вот отчего вас так мощно потянуло к этой девушке. Потому что это ваша единственная надежда. При этом не переживайте, не волнуйтесь. Вы действительно нормальная. Вас привлекает в ней не… ну, вы понимаете, что я имею в виду. Вас манит не это грубое, примитивное, вульгарное. Просто это ваша единственная альтернатива. Без которой вы окончательно окоченеете. Вам кружит голову возможность преображения. И вы всё это обретёте. При одном, правда, условии. Если благосклонно отнесётесь к нашему скромному, не сопряжённому лично для вас ни с какими осложнениями предложению».

4

Давно уже Пётр Алексеевич не попадал в такой цейтнот. Даже пожалел, что у него нет двойника, которому бы он смог перепоручить часть своих забот. Его записная книжка была испещрена: «Встретиться с таким-то. Важно!», «Побывать там-то. Крайне важно!!», «Договориться о том-то и том-то. Архиважно!!!» Дел невпроворот, спать приходилось не более шести часов в сутки. Но это не стало для него сюрпризом. Он ехал в Краснохолмск не ради того, чтобы поволынить. Порезвиться. Или предаться воспоминаниям: «Как хороши, как свежи были розы…» Тем более что и не было в его оставленном в Краснохолмске прошлом никаких таких «роз». Терний – да. Сколько угодно. Его базовой целью было воспользоваться любезно предоставленным ему то ли госпожой Удачей, то ли Его Величеством Случаем шансом найти наконец достойное его богоданным талантам земное применение.

Да. Его экстравагантная, сумасбродная тётушка имела основания пожалеть «родного человечка». Как и что её на это сподобило – одному богу известно. Если в покинутой им стране СССР его как упрямого, несговорчивого творца, художника методично преследовали… во всяком случае, ему так казалось… не позволяли показать себя во всей красе, то в другой стране, что было ему ещё неприятнее, его просто не замечали. В упор. Исходящее от какой-то загадочной корпорации «Conversion» предложение организовать в окрестностях его когда-то родного города сценическое оформление какого-то не менее загадочного мероприятия во славу совсем уж из ряда вон выходящего, на грани сумасшествия, «языческого божества Вали» ни капельки не вдохновляло его. Но за этим странным предложением брезжило нечто куда более заманчивое. То, во что он, человек осторожный и относительно суеверный, пока не только не верил, а даже воздерживался обсуждать с самим собой.

Не выходила из головы Петра Алексеевича и рекомендация главного, судя по всему, заводилы всего этого мероприятия, господина Вельзевулского: удивить Краснохолмск не ремейком когда-то его наиболее успешного краснохолмского спектакля «Аргонавты», а последней, бостонской постановкой чеховских «Трёх сестёр». Она, эта постановка, заслужила одобрение этого господина, как он сам лаконично выразился, благодаря своей «обнажённости» (Нет, он выразился иначе – «нагости».) Что же он имел в виду? Едва ли этот термин применялся им в буквальном смысле. Неком иносказательном – да. Скорее всего. Но не был буквалистом и Пётр Алексеевич, когда приступал к работе над знаменитой пьесой Чехова. Его несколько лет точило желание представить «Трёх сестёр» в непривычном ракурсе. Если «точило», да ещё и «несколько лет», значит, в нём самом, Петре Алексеевиче, что-то вызрело. И этого «вызревшего», заматеревшего джинна, рвавшегося всё требовательнее наружу, пока самого Петра Алексеевича изнутри не разорвало, надо было как-то выпускать. На волю. И он его выпустил. Вначале на пляж.

Представим себе. Разгар лета. Берег какого-то водоёма. Театральная труппа на каких-то гастролях. Выходной день, все на пляже. Наряд на всех соответственный. Прибегает какое-то театральное начальство и просит срочно, в силу каких-то обстоятельств, не покидая пляжа и оставаясь в том же наряде, то есть без грима, без костюмов, без бутафории, прогнать весь спектакль. Актёры, естественно, вначале ропщут, хотя в конце концов соглашаются. Будучи при этом во всём пляжном – в бикини, плавках – с этим «уродством» быстро осваиваются. А дальше… всё идёт как по маслу. Оказывается, то, что было напялено на их тела, то, что пришло с постепенным переходом из состояния животного в человеческое, им как чисто актёрам, профессионалам своего дела мешало. Вдруг оказалось: с исчезновением внешних покровов открываются новые возможности, новое дыхание, и им самим становится необыкновенно проще, легче играть. Иначе говоря – «жить на сцене».

Но это не единственное, чего хотел добиться Пётр Алексеевич. Вместе с отринутыми панталонами, корсетами, турнюрами, салопами и прочее и прочее, что напяливает на себя человек, что навязано ему всеми идущими на смену друг другу цивилизациями, обнажается и внутренний нерв истинного, потаённого «я» любого из персонажей пьесы. Вот вам и подмеченная и получившая столь высокую оценку господина Вельзевулского «обнажёнка». Надо отдать ему должное. Он сумел уловить самый главный лейтмотив, самое ценное зерно в этой постановке: натуральность. Не «так принято», а «так есть». Но как же сам Пётр Алексеевич объяснял всё эти премудрости своим ученикам? С какой же речью он к ним обратился? Приблизительно такой.

«Всё живое, что населяет этот мир, рождено для радости, и всё живое действительно радуется, и только человек глубоко несчастен. Это, увы, пожалуй, аксиома. Глубоко несчастен был когда-то и Чехов, как глубоко несчастны и все персонажи его пьес. Отчего это? Не только с Чеховым и его персонажами. Со многими. Не персонажами, а реальными людьми. По той одной причине, что этот несчастный является рабом условностей, бесконечных запретов. Потому что он делает не то, о чём думает. Думает не о том, что чувствует. Чувствует не то, чего он по-настоящему хочет. “Передайте мне соус… пожалуйста”, – говорит девушка сидящему рядом с ней за столом молодому человеку, а на самом деле ей хочется сказать: “Я тебя хочу”. “Дорогая, смотри, у тебя на лбу прыщичек выскочил”, – произносит, готовясь ко сну, муж своей перезрелой жене, а в действительности из него рвётся: “Ты для меня уже давно противная жаба”. Да, это мир уже позапрошлого, девятнадцатого века. Мир потаённых мыслей, страстей. Перевёртышей. Двусмысленностей. Недомолвок. Мы, люди, стоящие на пороге уже века двадцать первого, сбросили с себя все эти путы. Мы освободились! И телом и душою. Мы рождены не затем, чтобы постоянно, на каждом шагу, сдерживать и сдерживать себя, а в полной мере, ничем не ограничиваясь, срывать, и срывать, и срывать из-под наших ног пышно разросшиеся, пряно пахнущие, дурманящие нас запахом всех былых запретов на свете цветы подаренного нам самим фактом нашего рожденья удовольствия…» Ну и так далее. В таком приблизительно ключе.

Премьера «Спектакля-импровизации на тему “Трёх сестёр”» (примерно так значилось на афише) состоялась около года назад. Никаких лавров создателям и исполнителям она не принесла. Наверное, ничего в этом удивительного: Бостон – средоточие потомков самых упёртых пуритан. Не получил спектакль и какой-то серьёзной прессы. Единственным изданием, поместившим коротенький отзыв, оказалась «Amateur's art sheet», скромная, нерегулярно выходящая малым тиражом газетёнка. В этой гаденькой статейке от «Трёх сестёр», «творения из кожи вон лезущего (“leaning over backwards” – да, именно таким нелицеприятным эпитетом наградили Долгорукова), чтобы обратить на себя внимание, господина, называющего себя режиссёром», камушка на камушке не осталось. Сочинителем этой гнусности был пользующийся кое-каким авторитетом у местных театралов пожилой безобразный карлик, к тому же ещё и «голубой». Лет десять назад, когда Долгоруков с великим трудом выхлопотал какое-то скудное финансирование и только-только приступил к сколачиванию своей «amateur's company», он какое-то время «окучивал» Долгорукова. Не добившись взаимности, теперь мстил как умел. Словом, «а ларчик просто открывался».

И вдруг… такое! «Первая десятка самых выдающихся театральных режиссёров современности». Ничего себе! Мама не горюй. Конечно, то был тоже своего рода перебор. Пётр Алексеевич в этой части ни капельки не обольщается. И всё равно ему – что уж скрывать? – услышать подобное о себе было не просто приятно: воодушевляло. Как знать? Может, не всё в его никудышно сложившейся карьере так уж безнадёжно. Сейчас же перед ним – сугубо прагматическая задача. Он едет, чтобы взглянуть на то место, то сценическое пространство, в пределах которого ему предстоит работать. Его цель – Танеева дача. Также он собирается повидаться там с ещё одним его, Петра Алексеевича, творением – его сыном. За все те дни, что прошли с момента его приезда в Краснохолмск, ему не удавалось выкроить время для их новой встречи. То есть он чувствовал себя перед ним в долгу.

Где-то на полпути между городом и дачей раздались позывные селфона. Пётр Алексеевич как-то сразу догадался, что звонит его падчерица Марион. Так оно и оказалось на самом деле. Догадался же во многом из-за того, что падчерица звонила ему очень часто. Ни один день не обходился без того, чтобы у неё не возникало желания поделиться с отчимом какой-то проблемой. От крупной (очередная размолвка с её молодым человеком) до мелкой, бытовой. Вот и на этот раз пожаловалась, что во время проветривания в открытое окно вылетела их ручная ворона.

Марион идёт двадцать второй, она, как все нормальные девушки, мечтает о замужестве, о своей семье, но пока остаётся одна, потому что не может по-настоящему увлечься ни одним из молодых людей из её окружения. Разговор, как обычно, очень длинный, девочка ещё не научилась излагать свои мысли коротко. Ещё хорошо то, что, коль скоро звонки исходят от неё, оплачивать пользование телефонной связью придётся ей. Благо у неё есть собственный банковский счёт, который аккуратно, своевременно и в полном объёме пополняется её родным ушедшим из семьи отцом. Об этом, то есть о банковском счёте, гласил один из многочисленных пунктов бракоразводного соглашения.

Родной же отец Марион – американец с баварскими корнями. Благочестивый, подчёркнуто богопослушный адепт пресвитерианской церкви. Процветающий адвокат. Хозяин одной из бесчисленных консалтинговых компаний в Бостоне. Собственное наблюдение Петра Алексеевича, может быть ошибочное: наиболее успешные бизнесы в США это а) зубоврачебная практика, b) сексологи и c) оказание консалтинговых услуг. Такое ощущение, что в Америке разучились самостоятельно мыслить и обращаются за советом по любому пустяку. Истинная, а не на словах, как когда-то в СССР, страна Советов. У Марион есть старший брат, старше её на четыре года, почти ровесник сыну Петра Алексеевича. Но, в отличие от пока ещё чего-то ищущего Аркадия, его пасынок уже в самостоятельном плавании. Очень перспективный молодой человек, технарь, сфера приложения его знаний и рук – ЭВМ. Живёт и здравствует в штате Калифорния, Silicon Valley, рассчитывает на то, что заработает свой первый миллион уже в ближайшую пару лет. Мальчик не бросает слов на ветер. Если так говорит, значит, тому есть какие-то основания. То есть вполне возможно миллионер из него и получится. Хотя и не через два года.

Мать Марион, иначе жена Петра Алексеевича, также когда-то эмигрировала из СССР, лет на пять раньше Петра Алексеевича. В советском прошлом – завлит театра «Ромэн», а ныне преподавательница русского языка в Гарвардском университете в Бостоне. Недавно взвалила на себя ещё и курс «Основы сценического искусства». На это место вначале претендовал Пётр Алексеевич, но, увы, не получилось. Злую шутку сыграл его диплом, выданный когда-то Ленинградским институтом культуры имени Н. К. Крупской. О таком институте в анналах Гарвардского университета не было ни строчки. Слыхом не слыхивали и о когда-то верной подруге некогда вождя мирового пролетариата. Зато у жены Петра Алексеевича был более благозвучный, внушающий к себе больше доверия диплом ВГИК. Это и решило исход дела в её пользу. Когда же, какое-то время спустя, она попыталась пригласить мужа хотя бы на должность помощника-консультанта, получила за этот родственный протекционизм жёсткий выговор. Кстати говоря, система наушничества и доносительства, как в этом убедился хотя бы на собственном примере Пётр Алексеевич, работает в Америке безукоризненно и, судя по всему, приносит свои плоды. Благотворные или не очень – это уже другой вопрос.

Если же вернуться к только что позвонившей… Да, ей идёт двадцать второй год, она студентка Гарварда, стучится в двери магистратуры. Её специализация: египтология, что не сулит ей в будущем никаких серьёзных дивидендов. Это, скорее, то, что называется «хобби», чем источник существования. Это во многом роднит, сближает её с отчимом: ведь примерно таким же «хобби» за время его пребывания в Америке стал для Петра Алексеевича театр. Он не приносит лично ему никакого дохода. Это некоммерческая организация (non-profit). Пётр Алексеевич, в общем и целом, живёт на жалование жены. Именно этим – своей неспособностью «делать деньги» – он долгое время и объяснял, что между ним и падчерицей возник какой-то особый, «сокровенный» формат отношений. Но около полугода назад обнаружилось, что это не совсем, а может, и совсем не так.

Марион совершила попытку суицида: вздумала повеситься с помощью кожаного собачьего поводка. К счастью, попытка закончилась неудачей. Однако её поступок получил огласку – видели посторонние, началось следствие. Оказалось (во всяком случае, к такому выводу пришло следствие), что регулярно заканчивающиеся неудачей романы Марион это прямой результат психологического стресса, а причиной тому является странная болезнь, поразившая Марион. При достаточно сильном эротическом возбуждении её тело покрывается безобразными красными пятнами. Словом, какая-то аллергия на секс. Она, конечно, эти пятна на себе замечала, и это мешало нормальному поступательному ходу её отношений с желающими сблизиться с ней молодыми людьми. Но это было ещё не всё Пётр Алексеевич, пока шло следствие, также не избежал допроса. Впрочем, как ему показалось, достаточно формального: его как будто ни в чём и не подозревали. Но его жена после такого же допроса выглядела очень подавленной, и Пётр Алексеевич эту её подавленность не мог не заметить. Начал приставать к жене с вопросами. Она долго ему не открывалась. Наконец, когда Пётр Алексеевич уже начал выходить из себя, коротко, одним предложением призналась: «Она реагирует на тебя». Это прозвучало для Долгорукова почти как выстрел дуэльного пистолета, почти как приговор, и только после этого – видимо, рикошетом от этого приговора – он стал задумываться, а потом и флиртовать с желанием хоть каким-то боком вернуться к тому, от чего когда-то сбежал, на прежнюю родину, а эта таинственная, вынырнувшая из небытия корпорация «Conversion» как будто каким-то таинственным образом подслушала его и решила оказать ему услугу.

5

Сегодня на дачу должен приехать отец. Он сам позвонил. Было около десяти утра. «Послушай, похоже, наш первый блин вышел комом, ты понимаешь, о чём я. Это полностью моя вина. Я был не в форме и всё смазал. Давай сварганим ещё один блин. Я сегодня буду на твоей даче. Ближе к середине дня. Ты помнишь, я говорил тебе, у меня там свои дела. Предлагаю где-нибудь ещё уединиться, чтоб больше нам никто не мешал… Я знаю, мне уже доложили, ты трудишься там как раб на галерах, но, надеюсь, найдёшь на меня какое-то время».


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации