Текст книги "Шпионские истории"

– В лагере я инициативно обратился к одному из охранников с вопросом, не смог бы он меня свести с сотрудником спецслужбы. Он кивнул в знак согласия, и скоро я беседовал с офицером разведки.

– Как его фамилия?

– Лейтенант Бауермейстер. Он и «завербовал» меня. После непродолжительных курсов я был переправлен через границу все тем же офицером, а скорее бежал из плена через Стокгольм. Там я вышел на военного агента (атташе. – Авт.) полковника Кандаурова и рассказал о своей одиссее.

– Какое задание вы получили от Бауермейстера? Назовите явки, пароли, способы связи с разведцентром, – строго спросил Батюшин.

– Изучать обстановку…а еще советовал по приезду в Петроград обратиться к отставному жандармскому подполковнику по фамилии Мясоедов, через которого я бы мог получать ценную развединформацию по военному ведомству и обстановке в городе и некоторых гарнизонах…

Но, следует заметить, что о Мясоедове он «вспомнил» почему-то только во время третьего допроса. Это насторожило Батюшина.

По воспоминаниям начальника Петроградского охранного отделения К.И. Глебачева в поведении Колаковского стали происходить странности:

«Колаковский стал трубить по всему Петрограду о важности своих разоблачений и что со стороны военных властей никаких мер не принимается. Слухи об этом деле дошли до бывшего в то время товарища министра внутренних дел В.Ф. Джунковского, который приказал мне разыскать Колаковского и подробно его допросить. На допросе Колаковский ничего нового не показал, и сущность его рассказа была повторением того, о чем он заявлял первый раз в Главном штабе.

Протокол допроса Колаковского был отправлен Охранным отделением в контрразведывательное отделение Главного штаба по принадлежности, и с этого, собственно говоря, момента и началось дело Мясоедова, о котором уже знал чуть ли ни весь Петроград, комментируя его на все лады».

Чувствуется, что показания «беглеца и немецкого агента» были притянуты к делу Мясоедова за уши. Однако, несмотря на слабую доказательную базу, 18 марта 1915 года военный суд приговорил Мясоедова к смертной казни через повешение. Мясоедов опешил от такого сурового и постыдного для офицера вердикта. Почему-то военные власти спешили как можно скорее исполнить приговор. Это почувствовал осужденный, когда к нему в камеру зашел священник для исповеди. После ухода священнослужителя Мясоедов впал в транс. Он понимал, что вот-вот наступит развязка. Он разбил пенсне и осколком стекла порезал вены на ногах. Медсестра на скорую руку перевязала порезы, но кровь продолжала сочиться. Сразу после этой процедуры его повели на казнь. Палач набросил петлю на шею жертве, после чего выбил окровавленную табуретку из-под ног. Кровь продолжала капать с босых ступней…

К суду по обвинению в шпионаже были привлечены друзья и знакомые Мясоедова: Оттон Генрихович Фрейнат, барон Оттон Оттонович Гротгус, братья Самуил, Борис и Давид Фрейдберги, Отто Ригерт, Израиль Залманович Фриде, Роберт Исаакович Фальк, Густав Германович Урбан, Альберт Самуилович Гольдштейн, Николай Михайлович Гошкевич, Валентин Григорьевич Иванов, Максим Ильич Веллер, Василий Давидович Думбадзе и германские подданные: Георг Юлиус Беренд, Ричард Спойник, Ада, Густав и Александр Браудэрмейстеры. Разоблаченный как шпион австрийский подданный Александр Оскарович Альтшиллер к этому времени успел скрыться за границу.

Итак, Мясоедова повесили до получения кассационной жалобы командующим фронтом, который не утвердил приговор «ввиду разногласий судей». Но дело решила резолюция верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича Романова такого содержания: «Все равно повесить!»

Надо отметить, что роковым образом совпало так, что правительственные круги надеялись свалить на него вину в военных неудачах, а оппозиция, наоборот, увидела в нем символ разложившегося политического строя.

Как уже упоминалось выше, глава военной разведки Германии Вальтер Николаи через тридцать лет после тех событий на допросе в НКВД в 1945 году показал:

«Приговор…явился судебной ошибкой. Мясоедов никогда не оказывал услуг Германии».

А лейтенант Баурмейстер заявил:

«Я никогда в жизни не обменялся единым словом с полковником Мясоедовым и никогда не сносился с ним через третьих лиц».

Сухомлинов, узнав, что Мясоедов повешен, в дневнике записал:

«Мясоедов повешен. Прости ему, Господи, его тяжкие грехи!»

Видно и военный министр понимал и знал о его ошибках, просчетах, а может и о конкретных преступлениях. Иначе, он таких откровений в дневник бы не занес.

Шпион или покровитель шпионов?

В истории России это был первый случай, когда военного министра подозревали в принадлежности к агентуре противника. Речь пойдет о генерале от кавалерии А.В. Сухомлинове. Как писал знаток «шпионства» в период Первой мировой войны, английский писатель Эдвин Вудхолл:

«Огромная ценность Сухомлинова для германской и австрийской разведок заключалась, главным образом, в том, что он своим «авторитетом» и положением помогал спасению разоблаченных помимо его воли шпионов».

Интересное, не правда ли, определение человека, стоящего перед войной и в начальный ее период во главе военного ведомства России. Его тенью длительное время являлся австриец, которого открыто называли главным шпионом России.

Александр Оскарович Альтшиллер, а по другим данным – Альтшуллер (по духу это имя к нему больше подходило. – Авт.), который еще в 1872 году по заданию австрийской разведки переехал из Вены в Киев. Этот предприимчивый молодой человек, не без помощи широко разветвленной австрийской резидентуры, представленной консульством в Киеве, быстро вписался в жизнь третьего по величине города Российской империи.

За свою долгую историю Киев был столицей: полян и Древнерусского государства, Киевского княжества и Украинской Народной Республики, Украинской державы и Украинской Советской Социалистической Республики, а с 1991 года – независимой Украины. В силу своего исторического веса как центра Древнерусского государства – «Киевской Руси» – город и поныне называют «Мать городов русских».

Киев к началу ХХ столетия заявил о себе как один из культурных, религиозных и промышленных центров государства. Достаточно напомнить, что некоторые новые технологии были впервые внедрены на территории этого большого города на Днепре. Именно в Киеве появились впервые: трамвай, фуникулер, стационарное футбольное поле – стадион, небоскреб, и была проведена первая Всероссийская спортивная олимпиада.

В Киеве и его окрестностях располагались крупные промышленные предприятия и штаб Киевского военного округа.

Поэтому разведывательные устремления австрийской разведки к городу Киеву были вполне объяснимы, а с учетом того, что часть малороссийских (украинских) земель находилась под властью Австро-Венгерской империи, можно было легче проводить противоправную деятельность против России.

Колоритная фигура австрийского шпиона Альтшиллера всю эту оперативную мозаику максимально использовала. Не без помощи местных «друзей» он быстро открыл комиссионную и транспортную контору, а также склад инвентаря по обработке земли. Со стороны казалось, что судьба его вела под ручку; вскоре он становится директором-распорядителем машиностроительного завода и владельцем нескольких великолепных домов.

Однако основным занятием австрийца были не торговля и коммерция. Вся предпринимательская деятельность являлась лишь «крышей» – прикрытием его шпионской работы на пользу своей родины – Австрии.

Военные агенты Генерального штаба Российской армии и штаба Киевского военного округа фиксировали его частые поездки в Вену. Цель поездок, по его объяснению, была одна – коммерция, что было правдой, но не всей.

В ходе дальнейшего изучения деятельности предпринимателя было установлено, что он тесно общается с австрийскими дипломатами, работающими в Киевском консульстве. Оперативники обратили внимание, что среди австрийцев, с которыми общался Александр, были установленные разведчики, действующие легально. Несмотря на эти подозрительные моменты, прямых улик, которые можно было представить в суд, контрразведчики не получили, а Александр Альтшиллер продолжал нагло действовать. По существу он являлся резидентом австрийской разведки с широко разветвленной агентурой. Способный разговорить любого, он, в престижном доме-гостинице небоскреба Гинзбурга, снимал номера и встречался с киевлянами, которые вскоре стали с ним сотрудничать.

В одну из поездок за границу, в частности, в Вену, ему была поставлена задача: познакомиться с начальником штаба и его окружением, а также установить контакт с помощником командующего Киевским военным округом – генералом Владимиром Александровичем Сухомлиновым.

* * *

В 1904 году пятидесятишестилетний генерал от кавалерии В.А. Сухомлинов становится командующим Киевским военным округом, а в дальнейшем, после революционных событий 1905 года, генерал-губернатором Киевской, Подольской и Волынской губерний. Изучение его и возможность использования такого должностного лица, даже втемную, открывало бы блестящие перспективы для австрийской разведки. Главное теперь для Альтшиллера – выявить слабое место в личности генерала. И оно вскоре нашлось.

Дело в том, что шестидесятилетний генерал завел любовницу. Ею стала молодая жена богатого полтавского помещика Владимира Бутовича – Екатерина Бутович (до замужества Гошкевич. – Авт.), в которую он был влюблен без ума и находился с молодкой в интимных отношениях.

Знакомство их произошло в городе Биарриц на юго-западе Франции, где, после рождения сына Юрия и возникшим заболеванием почек, лечилась Екатерина. Биарриц был и остается роскошным приморским и бальнеологическим курортом «серебряного берега» Франции.

Однажды, когда Сухомлинов вышел посмотреть на гудящие валы разбушевавшейся Атлантики, он приметил нежное создание, наблюдавшее за бушующей волной. Одна волна накатывалась на другую, охая и вздыхая, а потом длинными белыми от пены языками они лизали песчаную косу курортного пляжа. Генерал подошел ближе к симпатичной даме, державшей за руку черноволосого мальчика, который жался к ногам матери.

– Какая красота! – промолвил Сухомлинов, желая вовлечь в разговор незнакомку.

– Да, да, неземная картинка, – согласилась женщина.

А потом разговор углубился и уже через несколько минут стояния у кромки стонущего от океанской волны моря, они узнали кое-что друг о друге. Она, почему-то, сразу же почувствовала влечение к себе со стороны мужчины, такое трудно скрыть. Она призналась генералу, что муж ее, домосед и бирюк, сторонится светской жизни.

Эта, маленького роста, хорошо сложенная природой, женщина с васильковыми глазами буквально ворвалась в сердце отдыхающего генерала.

Интересная деталь, когда Катенька Гошкевич была еще маленькой девочкой, художник Виктор Васнецов даже рисовал с нее Младенца Христа для киевского Владимирского собора.

Вскоре об этом увлечении генерала узнал австриец. Альтшиллер доложил подробности в Вену. Оттуда в консульство пришла секретная депеша, в которой говорилось, что есть смысл «познакомиться» с семейством Бутович и положительно повлиять в интересах разведки на семейную пару, чтобы расколоть ее. Австриец быстро нашел ключи к даме, буквально втерся в доверие к Екатерине, которая посвятила его в свои тайны. Через нее он вышел на «страдальца» Сухомлинова. Генерал действительно был обеспокоен тем, что муж Екатерины не давал развода своей «благоверной».

Александр в разговоре с командующим понял одно: он просит, притом срочно, посодействовать в бракоразводном процессе.

«Значит, мне надо влиять на две стороны – Владимира и Екатерину, – рассуждал Александр. – Главное поссорить их так, чтобы они были заинтересованы в бракоразводном процессе. Компромат должен быть и на нее и на него».

И австрияк вскоре нашел ведро сплетен на ту и другую сторону, но, несмотря на деньги и влияние на судей, ложные показания и взятки, процесс с разводом супругов затянулся более чем на пять лет. И вот уже Катя Бутович становится Екатериной Сухомлиновой. После этого события австрийский шпион становится своим человеком в семье видного царского сатрапа.

Молодой жене генерал дарит коллекцию мехов стоимостью в несколько десятков тысяч рублей. Оказавшись в квартире генерала, которого в душе величала обычным словцом – «старикашка», она по существу стала наложницей.

Успех Альтшиллера в разрушении семьи Бутович поставил австрийца в ряды близких знакомых Сухомлинова, среди которых были агент австрийской разведки, богатый киевский колбасник и хозяин «Троицких бань» Поляков, начальник Киевского охранного отделения Кулябко и сексот охранки и будущий убийца Столыпина небезызвестный Богров. Именно в отчем доме Богрова на Бибиковском бульваре эта теплая компания проводила время в кутежах и политических дискуссиях. Сюда же инкогнито приезжали на авто великая княгиня Мария Павловна и великий князь Борис Романов. Для того, чтобы избежать различных провокаций и разоблачений при посещении этого притона, Сухомлинов гримировался и переодевался в черный салонный костюм или в одежду извозчика. Именно здесь шла подготовка убийства Столыпина, вместо которого сватали Сухомлинова. Австро-германская разведка была крайне заинтересована в назначении его на этот пост.

Живя с Сухомлиновым, Екатерина продолжает разъезжать по курортам и домам отдыха, знакомится с другими мужчинами, беззаботно проводя время, благо, что деньги имеются в достатке. Среди новых ее увлечений появляется нефтяной король из Баку Леон Манташев, осыпавший ее деньгами и бриллиантами. Хотя денег от «старикашки» тоже хватало, банковский счет ее мужа разбух от денег подрядчиков.

Он в фаворе у царя, который считает его настоящим боевым офицером, георгиевским кавалером, непревзойденным рассказчиком. Это видно, как стремительно рос будущий военный министр. В 1909 году он получает высокое звание генерала от кавалерии. В 1908 году генерала назначают начальником Генштаба, потом Военным министром, а в 1911 году он вводится в Госсовет. В 1912 году – генераладъютант. Сухомлинов был весьма уступчив, шел охотно на компромиссы. Доклады его царю были легкими и оптимистичными.

А тем временем Екатерину часто видят в ресторане модного отеля «Астория» вместе с другом семьи Альтшиллером, которого подозревают, а иногда открыто называют австрийским шпионом: морской министр И.К. Григорович, председатель Совета Министров В.Н. Коковцев, Великий князь Николай Николаевич Романов, депутаты Госдумы М.В. Родзянко и А.И. Гучков.

Во время болезни Екатерины Сухомлиновой в ее комнате-спальне, расположенной рядом с кабинетом военного министра, работавшего нередко с секретными документами, часто бывали гости, среди них завсегдатай – Альтшиллер. Отмечался случай, когда Сухомлинов вышел из кабинета Альтшиллер в наглую подошел к столу и стал просматривать документы. Только благодаря адъютанту, он был выпровожен из служебного помещения. Вот до каких нонсенсов в доверительности доходили отношения военного министра с «бизнесменом» из Вены.

* * *

Перед началом войны военный министр успокаивал царя и общественность, что Русская армия стопроцентно готова для войны с любым противником. Так в «Биржевых ведомостях» № 14027 от 27 февраля 1914 года В.А. Сухомлинов дал интервью собственному корреспонденту этой газеты, в котором в розовых красках представил состояние своего ведомства. В частности он заявил (привожу с сокращениями его репортаж. – Авт.):

«…С гордостью мы можем сказать, что для России прошли времена угроз извне. России не страшны никакие окрики. Русское общественное мнение, с благоразумным спокойствием отнесшееся к поднятому за последние дни за границей воинственному шуму, было право: у нас нет причин волноваться.

Россия готова!

Всем известно, что на случай войны наш план обыкновенно носил оборонительный характер. За границей, однако, теперь, знают, что идея обороны отложена, и русская армия будет активной…

Русская полевая артиллерия снабжена прекрасными орудиями, не только не уступающими образцовым французским и немецким орудиям, но во многих отношениях их превосходящими…

Уроки прошлого не прошли даром. В будущих боях русской артиллерии никогда не придется жаловаться на недостаток снарядов. Артиллерия снабжена и большим комплектом, и обеспечена правильно организованным подвозом снарядов…

Русская армия – мы имеем право на это надеяться – явится, если бы обстоятельства к этому привели, не только громадной, но и хорошо обученной, хорошо вооруженной, снабженной всем, что дала новая техника военного дела.

Русская армия, бывшая всегда победоносной, воевавшая обыкновенно на неприятельской территории, совершенно забудет понятие «оборона», которое так упорно прививали ей в течение предпоследнего периода нашей государственной жизни. Русская армия, уже в мирное время выросшая в одну треть, состоящая из полков однородного состава, с улучшенным корпусом офицеров и нижних чинов, является первой в мире и по количественному отношению состава кавалерии, и с пополненной материальной частью…

Конечно, если какая-нибудь держава питает агрессивные замыслы против России, то наша новая боевая мощь ей неприятна, ибо никто уже не может теперь питать вожделений о какой бы то ни было части русской земли.

«Si vis pacem – para bellum». «Если хочешь мира, – готовься к войне».

Россия, в полном единении со своим верховным вождем, хочет мира, но она готова!»

Готова к чему? Конечно, исходя из такого панегирика своему ведомству – к войне!

На эту статью резче других отреагировал министр иностранных дел С.Д. Сазонов, который как раз в это время пытался замириться с Германией. Сазонову пришлось дезавуировать хвастливое и явно не ко времени выступление Сухомлинова.

Однако начавшаяся война скоро показала, что так радужно было только на бумаге. Война стала могучим и объективным арбитром, разложив на составляющие и рассудив многие проблематичные, спорные и непонятные обществу вопросы и проблемы, возникшие в действующей Русской армии.

А сбои начались сразу же с началом боевых действий. Из-за просчетов в оценке размаха будущей войны по вине как руководства военного ведомства, так и по причине предпринимательского лобби резко сократилось производство винтовок на Тульском, Ижевском и Сестрорецком оружейных заводах. Почему? А ларчик просто открывался: в армейский строй направили много «нужных специалистов».

Военно-экономическая подготовка к войне оказалась в тисках царской бюрократии и крупного капитала. Именно поэтому существенно уменьшилось производство латуни и мельхиора, необходимых для производства оружейных патронов и артиллерийских снарядов.

По вине хищников капитала и соглашательской политики руководства Главного Артиллерийского Управления (ГАУ) был сорван процесс мобилизации как действительно существовавших, так и потенциальных, неисчерпаемых ресурсов страны по производству орудийных снарядов, ружей и пулеметов, пороха и взрывчатых веществ.

Уже в начале войны недоставало патронов и винтовок, что широко освещено в исторической литературе.

1 сентября 1914 года ГАУ сообщало начальнику российского Генерального штаба генералу от инфантерии Н.Н. Янушкевичу, что «никакого запаса огнестрельных припасов не существует». А через несколько месяцев, 22 ноября, он уже из Ставки сообщал в столицу, что «главный гигантский кошмар – это пушечные патроны…» А чуть позже:

«…с уменьшением числа орудий и числа патронов стало выбывать из строя на 50–60 % больше людей… Волосы дыбом становятся при мысли, что по недостатку патронов и винтовок придется покориться Вильгельму. Чем меньше патронов, тем больше потери…Вопрос патронов и ружей, скажу, кровавый…Все наши военные неудачи, начиная с Лодзи и кончая августом 1915 года на 100 % обусловлены и вызваны недостатком боевых припасов».

С Кавказа генерал от инфантерии Н.Н. Юденич бьет тревогу: «…недостаток патронов ставит армию в безвыходное положение».

А ведь еще в октябре 1914 года Сухомлинову было доложено о нехватке почти миллиона винтовок и патронов, если точнее 870 000, к имеющимся на позициях.

Командующий 8-й армией генерал от кавалерии А.А. Брусилов констатировал:

«Дело доходило до того, что в армии оставалось всего по 175 патронов на винтовку».

Армия не имела также полного комплекта пулеметов.

В каждом полку росли команды безоружных солдат. В стране нарастала анархия. Из-за реквизиции гужевого транспорта и продовольствия у населения росло недовольство политикой властей. Накалялась антигерманская пропаганда. В каждом немце видели шпиона. Именно в это время Санкт-Петербург срочно переименовали в Петроград.

Преступная деятельность военного министра Сухомлинова привела к тому, что в летней кампании 1915 года русская армия вынуждена была очистить Галицию, а затем и Польшу. Части таяли, а в тылу большое количество безоружных солдат ожидало винтовок от убитых и раненых. Фронт для русского солдата стал просто мясорубкой. Когда немцы на определенном участке фронта выпускали по 3000 снарядов, русские могли послать в ответ только 100 своих «гостинцев» для неприятеля.

Русские потери в весенне-летних операциях 1915 года составили 1,4 млн. убитыми и ранеными и около 1 млн. плененными. При этом, среди офицеров процент погибших был крайне высок.

«За годы войны, – отмечал генерал Брусилов, – обученная регулярная армия исчезла. Ее заменила армия, состоящая из неучей».

Это был первый горячий фронт. Но в России к этому времени появился и второй – внутренний фронт, где в «окопах» друг против друга засела власть и общественность.

* * *

Союзники, особенно французы, не давали покоя русскому воинству. Так посол Франции в России Палеолог в сентябре 1914 года писал русскому военному министру:

«Вследствие требования генерала Жоффра (в 19141916 гг. – главком французскими войсками. – Авт.) военный министр желал бы знать, достаточно ли снабжена Имперская российская армия артиллерийским снаряжением для непрерывного продолжения враждебных действий. Полагает ли его высокопревосходительство императорский военный министр возможным продолжать операции без остановки, допуская, что расход снарядов будет продолжаться в условиях настоящего времени. В противном случае до какого предела его высокопревосходительство полагал бы нужным вести непрерывные операции…»

И что мы видим в ответе Сухомлинова французскому чиновнику. Он бойко отвечает:

«В ответ на ноту французского посла…военный министр имеет честь сообщить, что настоящее положение вещей относительно снаряжения российской армии не внушает никакого серьезного опасения. В то же время военное министерство принимает все необходимые меры для обеспечения армии всем количеством снарядов, которые ей необходимо, имея в виду возможность длительной войны и такой расход снарядов, какой обозначился в недавних боях».

Что это – глупость из-за некомпетентности или умышленное действие, а скорее бездействие?

А что было в стране?

Рабочий класс сохранял в какой-то степени нейтралитет – он ведь трудился у станков для фронта. Крестьянская масса кряхтела, но послушно облачалась в шинели и шла воевать с «немчурой и австрияками». Убитых на втором – внутреннем фронте не было, а на первом гибли тысячами за день.

Что касается Александра Альтшиллера, то он, почувствовав за собою слежку, сбежал в Австрию. Вскоре наша контрразведка вышла на его сына Оскара Альтшиллера и его родственника Фридриха Коннера, которые были арестованы по подозрению в проведении шпионажа. Зять Коннера Мозерт тут же обратился за помощью к Сухомлинову, который в свою очередь попытался положительно повлиять в плане защиты задержанных через губернатора Трепова. А товарищу министра внутренних дел Джунковскому написал:

«Семью я эту отлично знаю и могу за них поручиться. Не могу допустить, чтобы за шесть лет они могли измениться».

Почему военный министр повел себя как добрый покровитель? Доброта ли душевная взыграла, жена ли Екатерина попросила походатайствовать или министр действительно сотрудничал с австрийцами или германцами? Все это неясно до сих пор.

В войсках негодовали из-за глупостей, которые наделал военный министр. Скоро и сам царь пришел к выводу, особенно после гибели 2-ой Русской армии генерала Самсонова в Восточной Пруссии, что Сухомлинова опасно держать дальше на этой должности…

И все же он не преминул послать в теплом письме от 11 июня 1915 года своему любимцу мысль о том, что его принесли в жертву общественному мнению:

«Владимир Александрович, после долгого раздумывания пришел к заключению, что интересы России и армии требуют вашего ухода в настоящую минуту. Имев сейчас разговор с вел. кн. Николай Николаевичем, я окончательно убедился в этом. Пишу сам, чтобы вы от меня первого узнали. Тяжело мне высказывать это решение, когда еще вчера видел вас. Сколько лет проработали мы вместе, и никогда недоразумений у нас не было. Благодарю вас сердечно за всю вашу работу и за те силы, которые вы положили на пользу и устройство родной армии. Беспристрастная история вынесет свой приговор, более снисходительный, нежели осуждение современников. Сдайте пока вашу должность Вернандеру. Господь с вами. Уважаемый вас Николай».

Но «беспристрастна история», до сих пор не вынесла ему снисходительного приговора! Хотя шпионом его не считают, но верхоглядом и мздоимцем – да!

* * *

В апреле 1915 года Сухомлинова отправили в отставку. После снятия с должности почти десять месяцев он находился на свободе. Российское общество считало увольнение военного министра полумерами и требовало его ареста. После долгих колебаний царское правительство решило арестовать его. 21 апреля 1916 года он оказался в одиночной камере Алексеевского равелина Петропавловской крепости по обвинению в измене государю и Отечеству путем шпионажа в пользу Германии, а также в растратах и мздоимстве.

Правда, британский министр иностранных дел Э. Грей в беседе с председателем российской парламентской делегации А.Д. Протопоповым иронично заметил:

«Ну и храброе же у вас правительство, раз оно решается во время войны судить за измену военного министра!»

К следствию были подключены обер-прокурор В.П. Носович и руководитель военной контрразведки генерал Н.С. Батюшин, а также была создана верховная следственная комиссия. При обыске на квартире Сухомлинова были найдены коды, шифры, костюмы извозчика и крестьянина – лапти, армяки, свитки – все то, во что наряжался Сухомлинов во время посещения конспиративных квартир. Среди прочих улик была обнаружена телеграмма, доказывающая причастность его к убийству Столыпина.

Было практически доказано, что к немцам попал один важный мобилизационный документ, составленный военным министром. Дело в том, что перед Первой мировой войной Сухомлинов в феврале 1914 года для доклада царю составил совершенно секретный Перечень мероприятий военного ведомства. О содержании этого документа могли знать только четыре человека в Российской империи – царь, военный министр, начальник Главного управления генерального штаба и председатель совета министров.

Но он оказался достоянием противника…

Поначалу Распутин и царица делали все возможное, чтобы дело замять. Сухомлинов отказывался от выдвинутых против него обвинений, а в равелине для Сухомлинова были созданы тепличные условия. Ему даже разрешили ежедневно встречаться с женой. А дальше придворная камарилья сделала все, чтобы его освободить. Царь в письме к министру юстиции начертал:

«Ознакомившись с данными предварительного следствия верховной комиссии, нахожу, что не имеется оснований для обвинения, а посему дело прекратить.

Николай».

Несколько слов о поведении супруги Сухомлинова в период его нахождения под арестом. Екатерине в это время было всего тридцать три года – дама «кровь с молоком». Она понимает, что надо заручиться протекцией друга семьи царя – Распутина. Сыскари следили за ней и зафиксировали более тридцати визитов к старцу на Гороховскую улицу. «Дворовый лекарь» цесаревича Алексея заявлял, что он, кроме «мамы» (царевны Александры Федоровны. – Авт.) любит еще двух женщин в Питере: Анну Вырубову и Екатерину Сухомлинову.

В период Февральской революции 1917 года семидесятилетнего Сухомлинова вместе с молодой женой Екатериной судил Суд Временного правительства. Государственной измены в действиях экс-министра слуги Фемиды не нашли, зато факты коррупции подтвердились. Его осудили к бессрочной каторге и лишению всех прав состояния. Правда, каторгу заменили тюремным заключением в камере Трубецкого бастиона Петропавловской крепости. Итак, осужден был только супруг, жену освободили.

Судебный процесс над Сухомлиновыми проходил с 10 августа по 12 сентября 1917 года. После Октябрьской революции большевики перевели узника в тюрьму «Кресты». По амнистии, как достигший 70-летнего возраста 1 мая 1918 года он был освобожден.

Екатерина Викторовна привыкла жить в достатке. Она вскоре нашла нового супруга в лице крепыша-офицера некого Габаева. В условиях военного коммунизма муж решил заниматься спекуляций крупными партиями сахара. Эти деяния в эпоху гражданской войны квалифицировались крайне жестко и рассматривались как особо опасные экономические преступления. По решению революционного трибунала весной 1921 года Сухомлинова и Габаев были расстреляны за злостную спекуляцию.

А какова же судьба самого Сухомлинова? Выйдя из тюрьмы, он выехал сначала в Финляндию, а затем оказался в Германии, униженной своим поражением в войне. Нищенствовал, живя на крохотном пособии, и зимой 1926 года скончался: замерзшего старика нашли на скамейке берлинского парка Тиргартен.