Текст книги "Воин эпохи Смерша"

Именно поэтому нередко полотно семейного счастья разрывалось тревожными, срочными и порой длительными командировками. Семью приходилось видеть накоротке. Ритм службы был таков, что, уходя на работу, он видел детей (в сороковом году родилась дочь Наташа) еще спящими, а приходя со службы – уже в объятиях бога сна Гипноса. Он вспоминал не раз слова, сказанные супругой Сашенькой после ее беседы с женой оперативника накануне его сватанья в органы.

Гарнизон жил тревожным ожиданием войны, которая готовилась тайно на генштабовской кухне вермахта под руководством Гитлера и его строптивых поначалу генералов при составлении плана агрессии против Советского Союза – «Барбаросса».

Уже вовсю шастали в приграничных полосах советской территории под видом рыбаков, грибников и собирателей ягод лазутчики, агенты, разведчики по заданию абвера и других спецслужб гитлеровской Германии, прощупывая редуты РККА.

В газетах и журналах, получаемых личным составом и семьями гарнизонников, привлекали карикатуры художников Кукрыниксов на боссов Третьего рейха и действия гитлеровцев на территории Европы. Центральные газеты «Правда» и «Известия» публиковали серьезные материалы о нацистских поползновениях.

Печатались и материалы из оккупированной гитлеровской Германией «гоноровой» Польши, которая готовилась чуть ли не вместе с немцами принимать парад победоносных германо-польских войск на Красной площади. Главнокомандующий польскими вооруженными силами – маршал Эдвард Рыдз-Смиглы перед войной рассыпался подобными благоглупостями, в частности, перед немецким военным атташе полковником Богиславом фон Штудницем на параде «Дня независимости» в Варшаве 11 ноября 1938 года…

* * *

Многие командиры и комиссары-политработники разделяли мнение ветеранов: Германия после Польши готовится воевать дальше на Востоке, а это значит – против своего главного противника в лице СССР. Но для Александра тупое ожидание войны было неприемлемо. Он активничал на службе, не забывая физически готовить себя к предстоящим битвам на зримых и незримых фронтах будущих баталий.

Как уже говорилось выше, сразу же по приезде на новую работу, а вернее – службу, сначала в качестве следователя, а потом оперативного уполномоченного Особого отдела НКВД, он активно поддерживал себя физическими упражнениями.

Утреннюю зарядку начинал с пробежек, а заканчивал гимнастическими снарядами. Не забывал он гантели, гири и мячи.

Однажды Шуреповы с дочерьми собрались отдохнуть на поляне рядом с сосновым лесом. Был теплый весенний день, через открытую форточку врывалось соловьиное сумасшествие. Казалось, все трели этих серых звонкоголосых пичужек слились в одну сплошную – серебряную.

– А вот и наш труженик, – усмехнулся Александр, когда все четко услышали вблизи серенького певца. Этот безумный соловей раскатисто и гулко, с дерева, стоящего у окна, дарил свою мелодию Шуреповым.

Жена Александра увидела, как в вещмешок супруг аккуратно укладывал детские игрушки, мяч, бутылки с водой и… пистолет.

– Зачем? – осторожно спросила она.

– На всякий случай – я вас должен защитить как мужчина: как муж и отец. Ты же мне об этом писала в первом письме. Я же АЛЕКСАНДР! – улыбнулся глава семейства.

– Неужели все так серьезно?

– Да, Саша, неожиданности могут быть в любое время и в любом месте. Мы живем в предгрозовое время и в окружении населения, которое ненавидит все советское, все русское, все православное. Как это ни прискорбно сознавать, но такова реальность бытия.

– Нас учили, что все люди – братья, что даже там, где нет людей, нужно оставаться человеком, – вздохнула Александра.

– Не пойму, о чем ты, Саша?

– Это я так.

– И я – так. Дело в том, что стволу я разрешу разговаривать только с врагами, которые попытаются посягнуть на наши жизни. Тех, кто отнимает жизнь у невинных людей, я называю нелюдями. С ними можно разговаривать только языком огня в непредвиденной обстановке. Для таких типов жизнь – мимолетный след горячего дыхания на холодном стекле.

– Неужели они перейдут эту меру? – с удивлением спросила супруга.

– Помнишь, у поэта – тот будет вечно посрамлен, кто перешел однажды меру… Осторожность никогда не бывает излишней, а вот излишество всегда вредит. Поэтому коварство надо предвидеть – и посрамить этих мерзавцев. Понятно?

– Втолковал, втолковал, – закивала супруга, нисколько не обижаясь на мужа…

Потом он искренне ей улыбнулся, и она эту улыбку, словно брошку, приколола на кофточку возле сердца перед выходом на природу…

Глава третья
Вставай, страна огромная!.

С началом Второй мировой войны, развязанной фашистской Германией 1 сентября 1939 года, советские люди жили ожиданием войны Отечественной. А в советской Литве осмелели местные коллаборационисты. Почти все население этой Прибалтийской республики понимало, что после Польши черед СССР.

Страшное слово «война» прилипало своей ежедневностью к устам обывателей. О ней говорили часто и многие. Этот страх был у большинства простых граждан. Меньшинство – националистическая часть литовцев, – надо справедливо заметить, ждало прихода немцев. Не оккупантов, а освободителей от большевиков. Хотя сегодня говорят о большинстве. Интеллигенция из числа местных жителей смело заявляла любому собеседнику, что они ждут немецких друзей. Агентурные сообщения пестрели подобной информацией.

Собранный тревожный чемодан Александр еще в мае сорок первого перенес из квартиры в свой рабочий кабинет.

– Саша, вы готовитесь воевать – это понятно, а что делать будут наши бабы с детьми и внуками, когда посыплются бомбы? – спросила жена как-то вечером в середине июня.

– Шура, все семьи будут заранее эвакуированы командованием в Вильнюс. Штаб предусмотрел для этих целей выделение автотранспорта и подразделений охраны, – кратко ответил Александр.

– А дальше?

– А дальше – покажут события. Нельзя заранее ничего предугадать, тем более в это лихо закрученное время. Думаю, Родина заранее позаботится о семьях ее защитников, которые будут сдерживать новые оборонительные рубежи, если начнется рубка.

– А вот Соня, наша соседка, говорит, что Сталин на нашей территории войны не допустит. Обещает бить врага на его территории.

– По всей видимости, у Сони есть ухо в Кремле, – сначала улыбнулся, а потом нахмурился Александр. – А в него, в это ее огромное ухо, по каким-то тайным оперативным каналам влетела эта победоносная информация. Значит ли это, что надо верить всему тому, что рассказывает Сонечка? Наверное, нет. Это все из серии костров, в которых жалко тлеет сор мелких повседневных дел. Страшен вселенский пожар…

– Солидарна с тобой, – спокойно заметила супруга, понимая, что всей правды по данному щепетильному вопросу у мужа она не выудит…

– Ладно, Саша, гаси свет, темнота дешевле света, и приятней, и милей, – попросил уставший за день Александр.

– Домою посуду и погашу…

* * *

Разведка противника стала активнее работать среди лиц, ослепленных националистической злобой и опьяненных антисоветским угаром. То и дело появлялись в ближнем и дальнем окружении гарнизона эмиссары из-за границы, инструктирующие свою агентуру.

Из некоторых отрывочных данных нашей внешней и армейской разведки Александр Шурепов был осведомлен: Гитлер подтягивает к границам Советского Союза войска – танки, артиллерию, строит рокады и полевые аэродромы.

Однако Александра Федоровна, словно, упрекая власть, со всей своей женской пылкостью все чаще и чаще задавала мужу нелепо-прицельные для возможного точного ответа вопросы, хотя в них сосредоточивалась глубокая логика и знание всего-навсего газетного материала.

– Сашок, почему в нарушение обоюдной договоренности немцы практически идут на провокации, а мы тупо молчим. Гарнизон не укрепляем, запрещаем говорить о том, что может обернуться трагедией?

Суть ее мыслей он понимал – разве это не то, чего мы все втайне хотим, но сказать боимся. А она не боялась спросить, считая мужа вполне подготовленным человеком для ответа на ее острый вопрос. И он, и она чувствовали – страшное новое стремительно приближается, буквально прет на всех парах.

Александр на такие острые вопросы отвечал односложно:

– Нужно проявлять выдержку для того, чтобы успеть перевооружить армию. Вот что для нас сегодня главное.

– Но ведь, милый, в событиях много очевидного. Да, глупость – дар божий, но злоупотреблять им не следует, – стала заводиться супруга. – Как бы все эти забавы не закончились большой кровью.

– Подожди, не горячись. Ты ведь знаешь, что два года назад мы предложили Франции и Англии тройственный союз. Ну и что? Они не пошли на его заключение, теперь на своих шкурах узнают, что такое современная война. Предлагали помощь Польше – получили отказ. Хотели пройти через панскую территорию, для того чтобы помочь чехам, – ляхи снова отказались пропустить наше воинство. Англичане спят и видят, как бы нас быстрее столкнуть с Гитлером, а потом, у обескровленных, получить дивиденды. Поэтому, как говорил великий патриот России поэт Некрасов, при бедах Родины наступает время пробуждения. Оно сегодня настало:

 
Пора вставать! Ты знаешь сам,
Какое время наступило;
В ком чувство долга не остыло,
Кто сердцем неподкупно прям,
В ком дарованье, сило, меткость,
Тому теперь не должно спать…
 

– Да, сейчас это время наступило. Согласна, эти англосаксы исторически нас ненавидят, а потому пытаются заставить

Советский Союз воевать с Германией, – философски заметила Александра.

– Все правильно выстраиваешь, мой ты домашний философ, – улыбнулся супруг и прижался головой к ее горячей щеке.

Однажды Александра, хорошо знавшая историю взаимоотношений Германии и России, спросила мужа:

– Дорогой, почему Гитлер, которому немецкая пропаганда приписывает чуть ли не божественные способности, может по-крупному ошибиться с нападением на нас? Неужели он не понимает, во что ввязывается? Неужто он не читал напутствий Бисмарка об опасности воевать с Россией, у которой есть самое страшное оружие, какого нет ни в одной из других стран, – территория?!

– Такие люди убеждены, что они во всем правы. Потребность в самовозвеличивании, вообще в самоумилении, присуща всем недалеким, амбициозным и непризнанным людишкам, пробравшимся случайно к государственным тронам, – ответил умно, как ему показалось, Александр.

Супруга закивала в знак согласия.

Пройдет время, и немецкий историк, журналист и писатель Иоахим Фест (1926 – 2006) в своей книге «Гитлер» напишет:

«Маскировать свою личность, равно как и прославлять ее, было одним из главных стараний его жизни. Едва ли есть в истории другое явление, которое бы столь же насильственно и столь же последовательно, прямо-таки педантично, подвергалось стилизации и скрывало свою личную суть.

То же, что отвечало его собственному представлению о себе, походило скорее на монумент, нежели но человеческий портрет. На протяжении всей своей жизни он старался прятаться за этим монументом. Позу он обрел, когда уверовал в свое призвание, и уже в тридцать пять лет создал вокруг себя концентрированный, застывший вакуум одиночество великого вождя.

А полутьма, в которой возникают легенды, и аура особой избранности лежат в предыстории его жизни.

Но тут же – и источники всех страхов, загадок и удивительной характеристики этой жизни.

Будучи фюрером рвущейся к власти НСДАП, он считал оскорбительным интерес к обстоятельствам его личной жизни и, став рейхсканцлером, запретил любые публикации на эту тему…

Своим фантазиям он предается с чуть ли не маниакальным интересом. До поздней ночи сидит он над прожектами, в которых его деловая некомпетентность соперничает с не терпящим возражений самомнением и нетерпимостью…»

Потом И. Фест добавил слова самого Гитлера:

«Я стремился туда, в великий рейх, страну моих снов и моей страстной мечты!»

Как все похоже на современность и на советском, и на постсоветском пространстве!!! Мечтать не вредно, вредно поступать некомпетентно, не выверенно, опасно для мечтающего лидера нации и самого государства с ожидавшим добрых перемен народом.

* * *

Мысли о войне, забота о детях, стремительно развивающиеся реальные события в Европе и у советских границ способствовали появлению синдрома тревожного ожидания у многих женщин гарнизона. Военные знали, что будут делать, когда агрессор вступит на нашу землю, а вот у их жен, особенно с малолетними детьми, возникали сомнения – удастся ли вовремя эвакуироваться. Они ведь тоже знакомились с газетами, где кроме вполне понятного фанфаронства, бахвальства, хвастовства властей улавливали между строк мысли, дышащие тревогой и опасением за страну перед неминуемым сильным и умным врагом, по-звериному приготовившимся к прыжку.

Нет, они не считали, что время – это выдумка смертных, они видели в спрессованных скорее не неделях, а сутках и часах свою надежду заблаговременно выбраться, выскочить из вероятного огненного мешка.

Весна сорок первого года наступала яростно и бурно. Каждый день распускались какие-то полевые цветы, не говоря уже о стремительно позеленевшей и быстро растущей мураве. Солнце все чаще не столько светило, сколько согревало и землю, и остывшие души людей, ожидавших неминуемого холода горячей войны.

В начале мая Александра Федоровна откровенно и конкретно спросила мужа:

– Саша, а может, мне на днях с детьми уехать в Вильнюс? Немцы совсем близко, а то, что они нападут, нет никаких сомнений. Мне за девочек – наших крохотулек страшно.

– Милая моя, ты говоришь о самостоятельном и срочном отъезде, но ведь никто пока из гарнизона не уезжает. Как после этого я буду смотреть товарищам в глаза? Чекист отправил семью, а члены семей командиров и других военных остаются на месте. Думается, отправить все семьи из гарнизона командование успеет!

– Все, я поняла! – понимающе закивала жена военного контрразведчика.

Больше она никогда не задавала подобного вопроса…

Александр получил приказание начальника Особого отдела соединения 20 июня с группой сотрудников территориальных органов НКВД убыть в район северо-западной окраины города Мариямполе. От агентуры прошла информация, что пастухи заметили возле коровника группу людей численностью шесть человек в форме советских военнослужащих, расспрашивающих дорогу на Каунас.

Подозрение вызвало то, что они словно прятались. Кроме того, военные расспрашивали, где стоят русские солдаты и сколько их. Оружие было прикрыто лоскутами плотной зеленоватой плащовки.

Когда чекистская опергруппа на двух автомашинах выехала на место и встретилась с бдительными стражами коровьего стада, незнакомцев и след простыл. С учетом проявленного ими интереса к Каунасу решили догонять неизвестных воинов, вышедших из леса, прорабатывая места, где они могли останавливаться для привалов.

В одной из больших деревень, а скорее поселке городского типа, пришлось «ударить по тормозам». На небольшом местном рынке чекисты заметили группу солдат. Высланный разведчик доложил, что красноармейцы покупают продукты и уговаривают возницу на телеге подвезти их до соседней деревни.

Стало ясно – это могли быть абверовцы, гитлеровские лазутчики. На месте было принято решение провести их задержание не на рынке, а при движении на повозке. В массовом скоплении людей во время вероятной стрельбы могли погибнуть мирные граждане.

Выставили за ними плотное наружное наблюдение. Когда стало ясно, что они договорились с одним из извозчиков, решили обезоружить их в дороге. И вот длинная четырехколесная повозка типа арбы, притрушенная сеном, с шестью молодцами свернула с центральной улицы на грунтовый большак. Прошло минут двадцать – и за ней устремились две автомашины с оперативниками.

Догнали быстро. Один грузовик, обогнав арбу, остановился примерно в ста – ста пятидесяти метрах от ковылявших двух лошаденок. Водитель вышел из кабины и стал подкачивать «спущенную» шину. Когда телега максимально приблизилась к автомашине, второй автомобиль с контрразведчиками остановился сзади повозки.

И вот тут пассажиры повозки поняли – попались. Они стали крутить головами и нашаривать руками, вороша сено. Ясно – диверсанты потянулись к оружию. Но когда полуденную тишину разорвали предупредительные выстрелы контрразведчиков, непрошеные гости подняли руки.

Один, правда, успел выстрелить себе в рот. Остальных разоружили и повязали. Их доставили в райотдел УНКВД, где с ними стали работать оперативники и следователи.

Шурепову достался для допроса длинноногий мужик, тонкий, как жердина, с лошадиной головой. Как выяснилось, родом он был из города Яворова, что в Галиции – на Львовщине. Бандит признался – все они из полка спецназа «Бранденбург-800». Он – член ОУН, сторонник Степана Бандеры. Вел себя нагло.

– Когда и с какой целью вас забросили на советскую территорию? – спросил чекист.

– Вчера переброшены через Пруссию для оказания помощи вермахту в покорении большевиков, – общо ответил задержанный галициец.

– Немецкая армия собирается напасть на СССР?

– Да, и это случится скоро…

– Когда?

– Это военная тайна! – гордо заметил «брандербуржец», конечно же, ничего не зная конкретного о замыслах и планах вермахта.

В ходе дальнейшего допроса он признался, что его группа заброшена для ведения разведки и совершения диверсионно-террористических актов в тылу Красной армии и оказания оперативной помощи местным повстанцам…

Потом с группой диверсантов работали наши военные разведчики, после чего их переправили в управление НКВД.

Это было время, когда события слились в один туго замешенный ком, который втянул в себя молодого оперативника Александра Алексеевича Шурепова и покатился в сторону военных баталий. Особисту больше не удалось навестить родной гарнизон и дом с оставленной семьей в Вилкавишкисе.

* * *

Накануне отъезда он, словно почувствовав, что-то тревожное, расцеловал девочек, прижался к жене и страстно коснулся губами ее губ. Потом Александра вспоминала, что именно в огне того многозначного поцелуя ей показалось, что мир куда-то стал уплывать, а потом и вовсе исчез.

Итак, в ночь на 22 июня 1941 года Александр Шурепов из-за сложившихся непредвиденных обстоятельств не смог попасть домой, а Александра в ожидании мужа, не раздеваясь, прилегла на диван и, уставшая от треволнений, тут же уснула. В кроватках мирно посапывали дочери – двухлетняя Галя и Наташа, которой было всего восемь месяцев.

Потом она часто в ожидании супруга плавила лбом стекло окошка – вглядывалась в окно и ночью, и днем.

Хрупкую предрассветную тишину разбил, разбудив ее и детей, внезапный разрыв снаряда, упавшего рядом с домом, почти у самого крыльца. Стены кирпичного дома зашатались, но устояли. Второй угодил в кучу песка, разметав игрушки, оставленные накануне детьми.

«Война… вот оно – ее лицо. Значит, фашисты обманули, обвели вокруг пальца наше руководство? – пробежала, как показалось ей вначале, крамольная мысль. – Неужели Саша попал в окружение? Где он? Он же гарантировал наш отъезд. Что сейчас с ним?»

Полностью мобилизованная и вооруженная до зубов гитлеровская армада в считаные часы смела оборонительные позиции дезорганизованных полков. Что там полков – целых бригад, дивизий и корпусов РККА. Даже фронты не выдерживали натиска агрессора. Западный фронт под командованием Героя Советского Союза генерала армии Д.Г. Павлова рассыпался как карточный домик. Хотя отдельные части и подразделения, особенно пограничники, демонстрировали русский дух мужественного сопротивления.

На шестые сутки после начала войны танки генерала Гейнца Гудериана грохотали гусеницами по улицам и центральной площади столицы Белоруссии – Минска.

Как уже говорилось выше, Александр еще накануне войны был послан с оперативной группой в приграничный район для борьбы с разведывательно-диверсионными абверовскими подразделениями головорезов полка специального назначения «Бранденбург-800».

Частично батальоны германского полка формировались из числа украинских, белорусских, прибалтийских националистов и белоэмигрантов, поэтому хорошо знали местность и владели русским и местным языками. Их использовали в первую очередь.

Немного истории.

В начале Второй мировой войны, а конкретно – 15 октября 1939 года, по указанию адмирала Канариса его подчиненными была разработана концепция и структура разведывательно-диверсионных подразделений. При «А6вер-2» создается рота специального назначения с местом дислокации в городе Бранденбурге. Зашифрована она была под безобидное название: «Строительная учебная рота для специальных применений – 800» (СУРСП-800). Вскоре рота была преобразована в батальон, который 12 октября 1940 года стал основой для формирования полка «Бранденбург-800».

Через год абверовцы создают еще одно спецподразделе-ние по национальному принципу – батальон «Бергман» («Горец» – в переводе на русский. -Авт.). Он был укомплектован в основном выходцами с Северного Кавказа. Цели и задачи его – организация повстанческого движения в этом регионе и проведение разведки, диверсий и терактов.

Вот как описывал направленность подразделения первый командир СУРСП-800 оберлейтенантТ. фон Хиппель:

«…Вы не будете регулярными солдатами. Мне солдаты не нужны. Солдат у фюрера хватает. Вы станете особой частью абвера, его руками, его пальцами. Мне наплевать, если ваш внешний вид будет не безупречным, но горе тому, кто не сумеет, как положено, носить чужую форму, какую угодно».

Они были переодеты в подогнанную красноармейскую форму, ничем не отличающуюся от обмундирования советских воинов, и действовали с уже имеющимся опытом, пройдя «обкатку» в составе «боевок» в предвоенное время на территориях западных областей Украины, Белоруссии и республик Прибалтики, а также во время оккупации европейских стран.

Пользуясь неразберихой и растерянностью первых дней войны, мобильные отряды диверсантов действовали дерзко и решительно, часто впереди наступающих частей вермахта: взрывали и разрушали транспортные коммуникации, безжалостно уничтожали советско-партийный актив и командный состав Красной армии, сеяли панику в армейских рядах, выводили из строя основные каналы и узлы связи советских войск.

Объективности ради сегодня нам надо прямо признать, что «шапкозакидательство» сыграло коварную роль для наших воинов, находящихся на передовой. На тот период вермахт и его офицеры в организационном и профессиональном плане оказались на голову выше Красной армии.

Исходя из главного замысла Гитлера на быстрое наступление – блицкриг – для разгрома и покорения СССР, руководители центрального аппарата абвера поставили подчиненным три стержневые задачи:

1. По ведению оперативно-технической разведки.

2. По проведению диверсионно-террористических актов.

3. По подготовке и активизации повстанческого движения.

Александр Шурепов, не заканчивая никаких вузов госбезопасности, понимал подвижным аналитическим умом и добрым здравым смыслом, что «бранденбургские» бандиты ставят своей целью парализовать главный нерв любой армии – систему связи и боевого управления войсками, посеять панику среди массово отступающих частей и выявить систему оборонительных позиций РККА.

Военный контрразведчик видел это на конкретных примерах: убитые связисты, километры вырезанного телефонного кабеля, подрывы складских помещений и арсеналов, снятие часовых и прочее…

Именно в первые дни войны в ходе боестолкновений с наседавшим противником при отступлении военный контрразведчик Шурепов получил ранение и был отправлен в лазарет. Подлечив раны, через несколько дней он снова оказался на боевом посту в полку…

* * *

Катастрофа на Западном фронте, созданном на базе Западного особого военного округа, стала одной из самых трагических страниц в первые дни войны. Уже 28 июня были захвачены Минск и Бобруйск, западнее белорусской столицы попали в окружение 3-я и 10-я армии, а остатки 4-й армии отошли за Березину.

Создалась угроза быстрого выхода подвижных соединений врага к Днепру и прорыва к Смоленску, а дальше страшнее страшного для Кремля – Москва!

Руководители Западного фронта – командующий генерал армии Д.Г. Павлов, начальник штаба генерал-майор В.Е. Климовских, начальник связи генерал-майор А.Т. Григорьев, командующий 4-й армией генерал-майор А.А. Коробков и ряд других военачальников – в первые же дни июля рокового сорок первого были отстранены от своих должностей.

По приказанию Сталина для «разбора полетов» на Западный фронт срочно был отправлен начальник Главного политического управления в ранге заместителя наркома обороны генерал-полковник Л.З. Мехлис. Это о нем Сталин в 1949 году на предложение министра здравоохранения СССР Е.И. Смирнова поставить Мехлиса во главе одной из правительственных комиссий в системе Министерства госконтроля расхохотался до слез и, схватившись за живот, вымолвит:

«Да разве Мехлиса можно назначать на созидательные дела? Вот что-нибудь разрушить, разгромить, уничтожить – для этого он подходит».

Так вот такого разрушителя Сталин и послал в Белоруссию в штаб Западного фронта, руководство которого он разрушил. Накопал и накапал на военачальников то, что хотел сам Хозяин Кремля.

Всех их быстро предадут суду военной коллегии Верховного суда СССР и расстреляют. Чуть позднее – в сентябре 1941 года та же участь постигнет и командующего артиллерией фронта генерал-лейтенанта Н.А. Клыча.

Это была попытка Сталина переложить на военачальников всю вину за поражения в начале войны и тем самым сохранить в неприкосновенности собственную репутацию.

С другой стороны, как писал в своей книге «Семь вождей» бывший советский политработник, генерал-полковник в отставке Д.А. Волкогонов, оказавшийся на поверку в начале 1990-х явным и первым антисоветчиком, «хотим ли мы этого или не хотим, но в трагические месяцы начала войны беспощадная страшная воля Сталина смогла заставить многих людей «упереться», призвать все свое личное мужество на помощь, одолеть свое малодушие под страхом смертной кары».

Аналогичные жестокие сталинско-мехлисовские чистки были и на других фронтах. Видя такие действия властей, начальник военной контрразведки комиссар госбезопасности 3-го ранга Анатолий Николаевич Михеев попросился на фронт. Он не захотел участвовать по существу в новой форме репрессий и написал рапорт с желанием отправиться на передовую и лично пребывать в одном боевом строю с воинами знакомого ему Юго-Западного фронта.

19 июля 1941 года его просьба была удовлетворена с назначением начальником Особого отдела НКВД Юго-Западного фронта. 23 сентября он погибнет при отступлении штаба фронта в районе населенного пункта Сенчи, а конкретнее – в роще Шумейково неподалеку от хутора Дрюковщина Лохвицкого района Полтавской области на Украине. Он отстреливался до последнего патрона, пока фашистское броневое чудовище из состава 2-й танковой группы Гейнца Гудериана не подмяло его под себя тяжелыми траками гусениц.

Автор несколько раз бывал на этом месте и по свидетельствам местных жителей, принимавших участие в захоронении останков героя и семерых его сослуживцев, дравшихся врукопашную с наседавшей гитлеровской пехотой, знал, что у командира в пистолете не было даже патрона для себя. Этим командиром был Анатолий Николаевич Михеев.

С приходом к власти в 1953 году Н.С. Хрущева после уничтожения «банды Берии» А.Н. Михеев был посмертно лишен воинского звания комиссара госбезопасности 3-го ранга и всех правительственных наград. И это было сделано без суда, по прихоти нового хозяина Кремля, с которого началось разрушение великой державы.

Но память о светлой личности Анатолия Николаевича Михеева жива. Законодатель РФ отменил позорное решение волюнтариста Хрущева.

Земляки-поморы не забыли о нем. На здании УФСБ Архангельской области установлена мемориальная доска в честь А.Н. Михеева, а в урочище Шумейково воздвигнут мемориальный комплекс в память о гибели командования штаба Юго-Западного фронта…

Но памятной доски с фамилией Михеева там автор не увидел. Ее нет, потому что с убитого комиссара были сняты коллегами и местными гражданами все знаки различия и боевые награды для передачи их в органы власти. Это было сделано для того, чтобы фашисты не смогли распознать настоящей личности погибшего командира.

После кровавого боя местные жители погибших советских воинов захоронили в общей могиле.

А еще нет эпитафии Михееву по политическим мотивам. В период правления на Украине махрового русофоба, третьего президента Незалежной пана Ющенко, сделавшего героями оуновцев Бандеру и Шухевича, Михееву не простили его борьбы с бандеровщиной.

Совет ветеранов Департамента военной контрразведки ФСБ РФ и ряд других общественных организаций подняли вопрос о присвоении комиссару 3-го ранга А.Н. Михееву посмертно звания Героя Российской Федерации, как правопреемницы Советского Союза.

* * *

Боясь опоздать вовремя эвакуироваться, Александра побежала к штабу, но там никого из командиров не было, лишь несколько женщин с детьми, испуганно озиравшихся по сторонам в ожидании чего-то и кого-то невиданного и страшного.

Некоторые из них плакали и прижимали к себе грудных детей, словно огораживая их от пришедшего беспокойства и надвигающейся беды. Они еще не знали, какой будет эта самая беда. Не получив никакого вразумительного ответа в пустом, покинутом военными штабе, Шурепова предложила женщинам возвращаться по домам, ждать мужей и эвакуации.

«Не могли же отцы-командиры нас бросить, – рассуждала Александра Федоровна. – Они остановят армаду гитлеровцев и обязательно всех вывезут в Вильнюс, а там видно будет, как говорил мой Саша».

Грохот разрывающихся снарядов стих. Наступила звенящая, как оказалось – предательская тишина. Вскоре из-за лесистого пригорка к той поляне, где любили отдыхать Шуреповы и другие семьи военнослужащих, стали приближаться гитлеровцы.

Медленно, покачиваясь на свежих, еще не утрамбованных ухабах и рытвинах, появившихся после обстрелов гарнизона, ползли танки с черно-белыми крестами на башнях. За бронированными чудовищами катились бронетранспортеры, самоходные артиллерийские установки, а колесные тягачи и лошади тащили за собой орудия разных калибров с зарядными ящиками серо-зеленого цвета.

Потом неожиданно послышалась автоматная стрельба и стрекот мотоциклов с колясками, на которых стояли закрепленные на турелях с длинными стволами пулеметы.

Нескончаемым потоком немецкое воинство катилось мимо дома Александры. От выстрелов, грохота и лязга гусеничной техники плакали Галя и Наташа. В выбитое осколком снаряда окно она впервые увидела так близко гитлеровских вояк.

«Нет, не люди, а звери идут по нашей земле, – рассуждала Александра, задавая себе вопросы. – Эти тевтонцы не пощадят славян. Что делать? Как быть с детьми? Где Саша? Что с ним?»

На третий день вечером к дому Шуреповых подъехал грузовик. Выскочившие из него немцы и двое полицейских ворвались в квартиру. Один из местных стражей «нового порядка», жирный и краснолицый, не то от болезненного давления, не то с хорошего перепоя, немужским, с высоким дискантом голосом, заверещал: