Текст книги "С Лубянки на фронт"

Разбирая реализованное дело «Выдвиженцы», Якунчиков на служебном совещании с улыбкой заметил:

– Ни один солидный шпионский спектакль не обходится без слабого пола. Женщины, говорят, так же упорны, как и податливы, они не следуют дурным советам – они их опережают, а поэтому только женщина может временно остановить время…

* * *

В предвоенные месяцы ожидавшие прихода на Украину немцев осмелели оуновцы. Не проходило и дня, чтобы где-то не фиксировались их проявления в виде обстрелов административных зданий – сельсоветов и правлений колхозов. Гибли под градом пуль и ударов топоров сотрудники милиции и активисты советской власти – хозяйственные, партийные и советские деятели. Расправлялись они и с простыми гражданами, устроившимися на работу при новой власти – советской. Дело дошло до того, что в начале июня сорок первого года они даже обстреляли само здание Управления НКВД по Черновицкой области…

Но военные контрразведчики не покорялись сложившейся обстановке, а продолжали напористо действовать в поисках тех, кто создавал угрозу безопасности Красной армии и государственному строю.

В ходе изучения одного из каналов утечки режимной информации в поле зрения военных контрразведчиков шестой армии попала официантка столовой штаба этого объединения Гелена Ягодзинская. Сначала «гарна дивчина» («красивая девушка». – Авт.) была женой польского жовнера (военнослужащего рядового состава. – Авт.), погибшего в 1939 году на польско-германском фронте, потом советского офицера-летчика, разбившегося в авиационной катастрофе во время учений в конце 1940 года.

Молодая, статная, не лишенная природной красоты женщина сводила с ума и молодых самцов, и убеленных сединами пожилых, у которых появлялась эта сама «седина в бороду, бес в ребро», когда под старость лет крыша едет. У мужчин так же наступает климакс, как и у женщин, где-то около пятидесяти лет. И они начинают бегать по молоденьким девочкам, пытаясь доказать свою состоятельность. При этом зарабатывают инфаркты и инсульты. Так было во все времена и у каждого народа. Закон физиологической жизни един для всех, его трудно обмануть.

Пригода обратил внимание на материалы агентурных сообщений. В них она фигурировала как дама, которая часто крутится вокруг сорокалетних с небольшим хвостиком «стариков», как правило, имеющих доступ к обобщенным секретам.

Первичный материал на Гелену дала ее коллега по столовому цеху официантка Марина, которая потом помогала органам военной контрразведки в качестве негласной помощницы под псевдонимом Яркая.

Материалы собирались в сигнал оперуполномоченным старшим лейтенантом Алексеем Лойко. Ягодзинская подозревалась в связях со вторым отделом Главного штаба польской армии – военной разведкой.

«Если ее зацепила до тридцать девятого года польская дефензива, – размышлял Алексей Кузьмич, – то она должна иметь возможность передавать собранную режимную информацию в центр через связника радисту. А вот какой центр – надо выяснить. Польского уже нет, а немецкий – он существует. Надо в этом ключе и работать. Выяснить ее связи, их характер, нет ли подозрительных среди ее воздыхателей из среды комсостава штаба армии».

В этом направлении и работал старший оперуполномоченный военной контрразведки шестой армии лейтенант ГБ А.К. Лойко, но начавшаяся внезапно война порушила планы чекиста. А потом обнаружилось и исчезновение самой Гелены Ягодзинской, которая появится несколько позже в поле зрения особистов Юго-Западного фронта.

* * *

Как уже отмечалось, летом и осенью 1941 года войска Юго-Западного фронта понесли большие, а на отдельных участках невосполнимые потери. Многие части побывали в окружении. И поскольку нужда в людях была огромной, в расположении войск фронта действовало несколько сборных пунктов для вышедших из окружения военнослужащих РККА. Здесь они проходили санобработку, получали обмундирование, оружие, распределялись по частям и отправлялись снова на передовую. На сборных пунктах работали сотрудники органов тыла, кадров, политуправления и Особого отдела…

Это было в первой половине декабря 1941 года.

На фронтовом сборном пункте в селе Пески Воронежской области к младшему лейтенанту госбезопасности Пивоварову обратился сержант Воропаев, вышедший из окружения из-под Харькова. Как выяснилось, он добровольно ушел на фронт, отслужив в начале тридцатых годов срочную службу. Храбро воевал, отличился в боях под Харьковом. Двое сослуживцев Воропаева подтвердили факт его геройского поступка – когда кончились горючее и боеприпасы, сержант подорвал свой танк и вместе с ними выходил из окружения. По дороге простудился и заболел воспалением легких. Дошло до того, что он, обессиленный недоеданием, большими психологической и физической нагрузками, стал терять сознание. Пришлось его оставить в небольшом селе Шаповаловка у колхозницы Анны Карловны Франько.

Но однажды ночью, с его слов, они с сожительницей услышали отчаянный лай собак, шум автомобильного мотора и немецкую речь. Потом последовал оглушенный стук в дверь. Анна вскочила с кровати и направилась в сени.

– Кто вы, что вам надо? – испуганно спросила хозяйка.

– Откройте, немецкая комендатура, – ответил женский голос.

Услышав эти слова, временный жилец ужом скользнул в погреб и затаился…

В комнату вошли несколько человек. Из разговора Воропаев понял, что среди немцев были одна женщина и один русский. Анне приказали накрыть стол и покинуть хату на ночь – «вежливо» предложили убираться спать в сарай. Распоряжалась в компании женщина по имени Гелена, тоже разговаривающая на русском языке.

Судя по обращению, среди них были немецкий генерал и русский полковник. Функции переводчицы исполняла фрау Гелена. Фашист предложил русскому полковнику, чтобы он перешел линию фронта и вышел на встречу с крупным советским военачальником. Со слов Воропаева, когда он услышал фамилию советского генерала, у него «волосы встали дыбом, мороз по коже пошел».

Полковник сначала отказывался от выполнения просьбы, якобы боялся, что его расстреляют на советской стороне. Тогда «герр генерал» его успокоил: русский его не выдаст, так как он бывший любовник Гелены и близкий друг многих германских генералов, в том числе и Гейнца Гудериана. Во время совместных маневров с немцами, имея в виду подготовку и проведение парада в 1939 году в Бресте, он проявил себя «галантным кавалером». В неотразимости чар фрейлейн господин полковник может убедиться лично – до утра еще времени вполне достаточно, чтобы вдоволь испить удовольствие.

Утром фашисты с советским полковником уехали в сторону фронта, а он, Воропаев, понял, что не может держать при себе такую страшную тайну, и решил пробираться к своим…

* * *

Что же случилось и где могли произойти контакты представителей вермахта и РККА? На этот вопрос есть ответ – был совместный парад частей и подразделений вермахта и советских Вооруженных сил в Бресте. Торжественным маршем по центральной улице города 22 сентября 1939 года прошли подразделения XIX моторизованного корпуса вермахта (командир корпуса – генерал танковых войск Гейнц Гудериан) и 29-й отдельной бригады РККА (командир – комбриг Семен Кривошеин).

Поводом для парада послужила официальная процедура передачи города Бреста и Брестской крепости советской стороне во время вторжения в Польшу войск Германии и ввода частей Красной армии СССР. Процедура завершилась торжественным спуском германского и поднятием советского флагов.

Брест и Брестская крепость были взяты соответственно 14 и 17 сентября 1939 года XIX моторизованным корпусом под командованием генерала Гейнца Гудериана.

Кривошеин так описал прохождение войск обеих армий:

«В 16.00 я и генерал Гудериан поднялись на невысокую трибуну. За пехотой пошла моторизованная артиллерия, потом танки. На бреющем полете пронеслось над трибуной десятка два самолетов. Гудериан, показывая на них, пытался перекричать шум моторов:

– Немецкие асы! Колосаль! – кричал он. Я не удержался и тоже крикнул в ответ:

– У нас есть лучше!

– О, да! – ответил Гудериан без особой радости.

Потом опять пошла пехота на машинах. Некоторые из них, как мне показалось, я уже видел. Очевидно, Гудериан, используя замкнутый круг близлежащих кварталов, приказал мотополкам демонстрировать свою мощь несколько раз…

Наконец, парад закончился».

А вот как это мероприятие описал Гудериан:

«В качестве вестника приближения русских прибыл молодой русский офицер на бронеавтомобиле, сообщивший нам о подходе их танковой бригады. Затем мы получили известие о демаркационной линии, установленной министерством иностранных дел, которая, проходя по Бугу, оставляла за русскими крепость Брест; такое решение министерства мы считали невыгодным. Затем было установлено, что район восточнее демаркационной линии должен быть оставлен нами к 22 сентября. Этот срок был настолько коротким, что мы даже не могли эвакуировать наших раненых и подобрать поврежденные танки. По-видимому, к переговорам об установлении демаркационной линии и прекращении военных действий вообще не был привлечен ни один военный.

В день передачи Бреста русским в город прибыл комбриг Кривошеин, танкист, владеющий французским языком; поэтому я смог легко с ним объясниться. Все вопросы, оставшиеся неразрешенными в положениях министерства иностранных дел, были удовлетворительно для обеих сторон разрешены непосредственно с русскими.

Мы смогли забрать все, кроме захваченных у поляков запасов, которые остались русским, поскольку их невозможно было эвакуировать за столь короткое время. Наше пребывание в Бресте закончилось прощальным парадом и церемонией смены флагов в присутствии комбрига Кривошеина».

А какова же судьба комбрига?

Генерал-лейтенант танковых войск Семен Моисеевич Кривошеин командовал бригадами, дивизиями и корпусами. 29 мая 1945 года ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

А.Н. Михеев во время событий в Бресте 22 сентября 1939 года уже являлся начальником Особого отдела НКВД Киевского военного округа с 7 сентября 1939 года, а руководителем военной контрразведки СССР – с 23 августа 1940 года по 19 июня 1941 года, поэтому мог знать Кривошеина по его службе командиром 25-го механизированного корпуса.

Но это не повод в чем-то подозревать боевого генерала. Наверное, были и другие кандидаты, фамилии которых достойно умалчивали архивы НКВД СССР и Генерального штаба Вооруженных сил Советского Союза. И сейчас они тоже остаются в этом статусе в новой России.

* * *

Задержанного Воропаева доставили в Особый отдел Юго-Западного фронта. Со слов бывшего старшего уполномоченного, работавшего вместе с Михеевым в начале войны, Белоусова Михаила Артемьевича:

– Мы стали внимательно анализировать показания сержанта. Ведь речь шла не просто о добром имени и чести видного военачальника, которому в минуты смертельной опасности советский народ в самом полном значении этого слова вручил ключи от своей столицы.

Однако в показаниях Воропаева существовала одна натяжка – не зная немецкого языка, он довольно-таки подробно воспринял и передал суть разговоров. Для перепроверки показаний «окруженца» нужна была дополнительная проверка…

Дело в том, что за несколько дней до этого сообщения Особому отделу Юго-Западного фронта пришлось заниматься аналогичным делом. Неизвестный человек в форме капитана ВВС передал командиру части письмо от генерал-полковника Гудериана. Немецкий генерал напомнил ему об их знакомстве в недалеком прошлом и давал «добрый» совет – сделать правильный выбор в сложившейся ситуации. Командир части сделал разумную выдержку, обещая подумать. Во время второй встречи с гитлеровским агентом он по совету военных контрразведчиков заявил, что «еще не пришел к определенному выводу», но поинтересовался, чем может быть полезен генералу Гудериану. Агент пытался растолковать, что хочет немец.

Агента-связника пришлось отпустить, но зато командование фронтом узнало, какие вопросы в первую очередь интересуют гитлеровского генерала и куда собирается вермахт направить свой главный удар…

Дело сержанта Воропаева было поручено военному чекисту лейтенанту госбезопасности Любченко и разведчику Чайке, которых решили забросить с проверочной миссией за линию фронта. Руководство Особого отдела фронта поставило срок выполнения задания в десять суток.

Участники операции до села Шаповаловка добрались на четвертый день. Оно располагалось на безлесном нагорье, обозначенное жидкими лесополосами для снегозадержания. Подходы к нему просматривались со всех сторон. Все это были мелочи для оперативников, так как была одна боле важная проблема – неизвестно, как встретит их Анна Франько?

Если Воропаев – немецкий шпион, то его зазноба в курсе всех событий. В таком случае не миновать беды – в селе стоял довольно-таки приличный немецкий гарнизон. Пришлось подключать к выходу на Франько местных подпольщиков и партизан. Эту задачу удалось решить через подругу Анны, пригласившую ее сходить за клюквой, урожай которой в этих местах был в тот сезон обилен. Именно там и встретили «случайно» женщин разведчики. Чайка взял на себя миссию допросить спутницу Анны, а Любченко – Франько.

На вопросы офицера Анна отвечала многословно, но истину в ответах трудно было уловить, выясняя, где правда, а где ложь. Тогда Любченко прямо спросил ее, что она знает о судьбе Петра Ивановича Воропаева. Этот вопрос попал «в десятку» – точно в цель. Она покраснела, заволновалась и поведала, что Петра выдал фашистам родной брат ее бывшего мужа. Он привел в хату полицаев, и таким образом Воропаев попал в лапы гестапо. Там ему пригрозили, что он будет расстрелян за нарушение приказа немецкого командования об обязательной регистрации в комендатурах или у старост всех бывших военнослужащих Красной армии, оставшихся на занятых немцами территориях.

Анна упала в ноги свояку-полицаю. Задобрила его чем могла – от денег до разных вещей. Тот согласился обратиться к коменданту, который за тысячу рублей пообещал Петра не расстреливать, а перевести в концлагерь.

Как видит читатель, и у гансов процветала ярким цветом болезнь под названием коррупция.

Когда же Анна пошла лично на прием к коменданту, ее встретила молодая особа в гестаповской форме и безапелляционно заявила, что ходить сюда нечего, нужно подождать, пока ее любовник делом искупит свою вину перед Германией.

Любченко подробно записал разговор и заставил ее подписаться, строго предупредив о сохранении в тайне содержание их разговора. Если поинтересуется соседка, должна сказать – расспрашивали о родственнике-полицае…

Вскоре оперативники уже обедали на базе в партизанском отряде. А вечером в блиндаже при удивительно яркой сделанной из гильзы коптилке они обсудили план дальнейших действий. Глядя на колеблющееся живое пламя, как пояснил Любченко, именно огонь вытягивает из созерцающих его людей всякие недомогания и дает возможность сосредоточиться при принятии правильного решения.

Любченко решился пробираться к линии фронта в одиночку, а Чайка остался в отряде для выяснения личности белокурой переводчицы Гелены, работавшей от гестапо в одном из подразделений абвера.

В Особом отделе Юго-Западного фронта, как уже говорилось выше, имелись некоторые данные на официантку столовой штаба приграничной армии Гелену Ягодзинскую. Обладая большой осведомленностью о личном составе армии, она в первые же месяцы войны стала разъезжать по лагерям для советских военнопленных, выявляла среди них офицеров, политработников, евреев и выдавала их гестаповцам. Кроме того, она лично принимала участие в допросах и даже персональных казнях советских граждан – расстреливала несговорчивых, считая, что нечего долго терпеть «брак», потому что он опасен.

Дополнительно характеризующие Гелену данные были получены и от захваченного в плен украинского националиста Никиты Бурого, действовавшего под личиной «партизана». Он с ней встречался и сотрудничал при формировании ложного партизанского отряда. У немцев она пользовалась репутацией женщины легкого поведения, понимающая, что «каждый защитник рейха вправе получить свою долю женской ласки и плотского удовлетворения».

Однако в последнее время у нее появилась устойчивая связь с очередным своим горячим поклонником – обер-лейтенантом абвера, правда, это ей не мешало время от времени «вспоминать бурное прошлое».

На прощание Гелена сообщила Никите, что скоро переезжает к новому месту службы мужа. Они будут обретаться в населенном пункте Волноваха, где супруг станет старшим преподавателем на курсах по подготовке разведчиков и диверсантов, и она будет рада встретиться с ним там…

* * *

Итак, Иван Чайка остался на некоторое время в партизанском отряде, а Любченко благополучно перешел линию фронта и доложил руководству Особого отдела фронта результаты проверки. Когда Воропаев ознакомился с показаниями Анны Франько, сразу же сознался, что был завербован немецкой разведкой.

Вот как описывал это событие в своей книге «Об этом не сообщалось…» коллега А.Н. Михеева по Юго-Западному фронту М.А. Белоусов, которого Анатолий Николаевич уважал за аналитический склад ума и высокую работоспособность. Именно его он взял с собой из Москвы на передовую:

«После ареста Воропаева и получения взятки, переданной комендантом от Анны, он не отправил танкиста в концлагерь, а передал его в распоряжение зондеркоманды абвера. Там его допрашивали обер-лейтенант и женщина в гестаповской форме, хорошо знающая русский язык. Они доказали Воропаеву, что у него практически выбора нет: или на тот свет, или за линию фронта с заданием абвера. Легенду о разоблачении советского генерала он зубрил до умопомрачения целых два дня. Затем его строго проэкзаменовали и отвезли на машине к линии фронта…

Других поручений Воропаев не получил. Ему заявили, что, после того как он выполнит их задание и его направят снова в советскую воинскую часть, гитлеровцы советовали ему в первом же бою сдаться в плен и заявить первому задержавшему его немцу, что он есть «дойчагент».

За выполнение этого поручения его щедро вознаградят: он будет назначен старостой села Шаповаловка, получит землю и сможет обвенчаться с фрау Анной, которая его очень любит и ждет…

Так был раскрыт очередной подлый замысел гитлеровской спецслужбы. Рискуя жизнью, армейские контрразведчики Юго-Западного фронта сумели перепроверить показания Воропаева, установить истину по делу и разоблачить вражеского агента. Кроме всего прочего в ходе этой операции рухнули планы абвера очернить в глазах Верховного Главного Командования (ВГК) одного из видных советских военачальников…»

Иван Чайка возвратился из рейда в Шаповаловку с богатым оперативным уловом. В достижении этих результатов ему оказали существенную помощь местные подпольщики и партизаны. Чекисту удалось выяснить, что Гелена выехала со своим мужем – зондерфюрером Вальтером Вольфом в Волноваху еще 15 декабря. Чекист установил точное место дислокации курсов и самое удивительное – поймал одного абверовского офицера. Он подстерег этого обер-лейтенанта, мчавшегося на мотоцикле, на лесной дороге. Плененный фашист признался, что является кадровым военным разведчиком и раскрыл подноготную Гелены Ягодзинской, завербованной немецкой разведкой еще в 1939 году, когда западные области воссоединились с Советской Украиной. Фашист дал конкретные показания и на ее любовника – «мужа» Вальтера Вольфа.

Гелена получила приказ от немецких спецслужб остаться в Советском Союзе, переехать в другой город, найти «интересную» работу и войти в доверие к властям. Она устроилась официанткой в столовой для начсостава штаба армии.

Когда началась война, Ягодзинская на несколько дней исчезла, а с приходом гитлеровцев снова стала появляться на улицах Львова и Станислава, но уже в форме сотрудницы гестапо. Особенно подло вела себя Ягодзинская во второй половине июля и середине августа 1941 года, когда часть войск нашей 6-й армии были окружены в районе Умани и многие военнослужащие попали в плен к фашистам.

Здесь же в ходе битвы за город был тяжело ранен в левую ногу командующий шестой армией генерал-лейтенант Иван Николаевич Музыченко. В состоянии глубокой контузии в бессознательном состоянии он попал в плен к немцам.

В те дни Гелена разъезжала с гестаповцами по местам сбора советских военнопленных и выискивала объекты для расстрела. Ее интересовал несговорчивый командный и политический состав. Дело в том, что многих она знала в лицо, как и знала командующего армией. И по ее указке гестапо арестовывало, пытало и расстреливало этих людей. Самым подлым в ее действиях было то, что с садистской изощренностью Ягодзинская лично участвовала в пытках и казнях.

Военные контрразведчики теперь точно знали место, где обретает предательница. Руководство Особого отдела Юго-Западного фронта поручило двум армейским чекистам Загоруйко и Юдину выкрасть предательницу и доставить ее на нашу территорию.

В конце декабря 1941 года им удалось узнать, что Гелена и Вальтер собираются ехать в Мариуполь к друзьям Вольфа для встречи Нового 1942 года. В группу захвата, работавшую слаженно, кроме двух офицеров военной контрразведки входили еще трое местных партизан – Петр, Сергей и Прохор. Убедившись, что машина с объектами оперативного интереса выехала из здания зондеркоманды, Загоруйко, как руководитель группы, приступил к осуществлению операции.

От Волновахи до Мариуполя – около 80 километров степной открытой дороги – другого пути не было. Решили предательницу и немца захватить на одном из переездов со шлагбаумом, контролируемым путевым обходчиком Николаем Крищенко, после их возвращения с гулянки. Но возникла проблема – в будке обходчика находился еще немецкий часовой. Его нужно было убрать сразу же после смены. Так и поступили…

Фашист, оглушенный увесистым прикладом ППШ Загоруйко, даже не ойкнул, – кулем завалился на бок. Его волоком оттащили в расположенную рядом посадку…

* * *

Есть такая пословица: «Ждать да догонять – нет хуже».

Одним словом, этот процесс всегда неприятен. Томительно тянулось время, минуты казались часами. И вот мечущийся свет фар заплясал по зимней дороге. Вскоре легковая машина остановилась у закрытого шлагбаума. Из автомобиля вышел водитель и направился к будке выяснять отношения к будке. Там его быстро «успокоили» тем же способом, что недавно и часового. Вслед за шофером из машины выбрался немецкий офицер, заподозрив что-то неладное, и не совсем твердой походкой потопал к сторожке, вынимая на ходу из расстегнутой кобуры парабеллум.

Увидев приближающегося к будке немца, Загоруйко вскинул автомат и полосонул очередью по офицеру. Фриц, чуть подпрыгнув, тут же снопом завалился на спину в снежную заметь у обочины дороги. И тут вдруг распахнулась вторая дверца, и на заснеженное шоссе выскочила женщина в военной форме. Отстреливаясь короткими очередями из автомата, она побежала в сторону Волновахи. Ни секунды не раздумывая, Загоруйко бросился по глубокому заснеженному полю следом за беглянкой.

– Требую остановиться, буду стрелять, – вскричал он.

Контрразведчик стал уже ее настигать, как она неожиданно резко остановилась, повернулась в полоборота и ударила по преследователю длинной автоматной очередью. Уже падая, наш офицер нажал на спусковой крючок ППШ. Ягодзинская, взмахнув руками и выпустив «Шмайсер», упала навзничь и замерла.

Загоруйко получил тяжелое ранение – шесть пуль попали в живот. Понимая, что его состояние безнадежно, не захотел быть обузой для боевых товарищей. Он вытащил пистолет ТТ – последовал одиночный выстрел. Партизаны подбежали к нему, но помощь чекисту уже не требовалась.

От оглушенного шофера-гестаповца удалось узнать, что убитые – офицер военной разведки Вальтер Вольф, а женщина – его любовница, то ли украинка, то ли полячка, – сотрудница гестапо Гелена Ягодзинская.

Так закончилось дело Гелены Ягодзинской, начатое еще Алексеем Кузьмичем Лойко в бытность его начальником А.Н. Михеева.

Задание Особого отдела Юго-Западного фронта было выполнено, о чем, к великому сожалению, уже не мог знать Анатолий Николаевич…