Текст книги "«Сатурн» под прицелом Смерша"

Комбат Козлов в 7-й МСДНО

Мужество делает ничтожным удары судьбы…

Демокрит

После окончания Калинковичского военного пехотного училища в 1941 году с началом войны старший лейтенант А. И. Козлов, не командуя взводом, был сразу назначен командиром стрелкового батальона 21-го полка 7-й Московской стрелковой дивизии народного ополчения Бауманского района. Она была сформирована в школе № 353 по адресу Бауманская улица, дом 40. Командиром соединения, состоящего из трех стрелковых полков (19, 20 и 21-го) военное руководство назначило комбрига Заикина Ивана Васильевича.

Александр обратил внимание, что бывшие взводные в РККА стали командовать батальонами, а ротные полками и даже дивизиями. Быстрое выдвижение новых кадров происходило зачастую просто по анкетным данным. Он догадывался, что это результат великой армейской чистки в период репрессий 1937–1939 годов. Но только после войны, в конце 1950-х он узнал, что из комсостава 1935 года в безумной чистке погибли: 15 из 16 командармов 1-го и 2-го ранга; 60 из 67 комкоров; репрессировано 136 из 199 комдивов, 221 из 397 комбригов.

Из 4-х флагманов флота погибло 4, из 6-и флагманов 1-го ранга – 6, из 15-ти флагманов 2-го ранга – 9. Погибли все 17 армейских комиссаров 1-го и 2-го ранга, а также 25 из 29 корпусных комиссаров. Из 97 дивизионных комиссаров было арестовано 79, из 36 бригадных комиссаров – 34. Была арестована третья часть военкомов полков.

Широкомасштабная прополка армейских кадров коснулась от представителей органов центрального управления РККА и до глухих гарнизонов.

Выступая 23 марта 1939 года перед военными – делегатами XVIII съезда ВКП(б), нарком обороны («луганский слесарь», «отчаянный рубака периода Гражданской войны») К. Е. Ворошилов заявил:

«Мы, в основном, уже очистились от шпионской мрази, но у нас агенты гестапо еще имеются».

Кого он имел ввиду и кого он записал в число «шпионской мрази»? Может генералов К. К. Рокоссовского, К. А. Мерецкова, А. В. Горбатова, И. И. Проскурова, П. В. Рычагова, А. Д. Локтионова, П. С. Володина и десятки и сотни других? Одни сидели, а потом их выпустили из клетки – и сразу же бросили на передовую – защищать Родину. Другие продолжали сидеть в застенках по болезням, инвалидности или повышенной строгости к ним лагерного начальства по указанию сверху. Третьи не могли постоять за Отчизну – их скоротечно расстреляли.

Неудачи в советско-финской войне, о результатах которой уже упоминалось выше, позволили Гитлеру действовать смелее. Фюрер, ссылаясь на уничтожение советских военных кадров и слабость РККА в войне с финнами как на благоприятный для Германии фактор, убедил своих генералов, что «момент истины» начать войну с Россией настал именно сейчас. Фельдмаршал Федор фон Бок поэтому поводу писал:

«С русской армией можно не считаться как с военной силой, ибо кровавые репрессии подорвали ее дух, превратили в инертную машину».

Можно оспорить такие суждения из-за их опрометчивости, но эти и другие обстоятельства позволили немецким бонзам смелее действовать при подготовке плана «Барбаросса».

В первые недели и месяцы войны командованию и рядовому составу РККА было неимоверно тяжело, но, даже отступая, молодые кадры выстояли, быстро набираясь опыта. Получилось так, что немец в очередной раз разбудил русского медведя. Некоторые генералы Третьего рейха неохотно соглашались с идеей Гитлера напасть на СССР из-за того, что, наверное, знали слова, сказанные канцлером Второго рейха Отто фон Бисмарком:

«Я знаю сотни способов вытащить русского медведя из берлоги, но ни одного, чтобы загнать его туда обратно. Не дразните русского медведя!»

Его разбудили фашисты, и со временем он цапнул всей мощью своей короткой и сильной когтистой лапы! Задранным оказался Третий рейх. Они даже не знали, что это за зверь. Надо было изучать историю своих предков, что получалось, когда они пытались покорить «российские прерия». А он, этот зверь, таков, что в поединке даже с тигром отбирает у последнего добычу на меченой своей территории. Тигр для него являлся оккупантом.

* * *

На восточный берег Днепра дивизия, вошедшая в 32-ю армию Резервного фронта, прибыла в конце июля 1941 года, предварительно отработав на строительстве огневых позиций и противотанковых рвов в Подмосковье и на участках ржевско-вяземского оборонительного рубежа.

21-й полк формировался в средней школе № 342.

Командир 21-го полка Александр Прокофьевич Михеев, опытный военный, командовал стрелковым полком при освобождении Западной Украины в 1939 году. Он в одном из классов школы собрал командиров батальонов и поставил конкретные задачи каждому батальонному начальнику. На этом совещании присутствовал и старший лейтенант Александр Иванович Козлов. Он понял одно: его подразделение готовится к защите Москвы от гитлеровских захватчиков на недалеких уже подступах к ней.

– Нам нужно максимум усилий, чтобы сдержать на своем рубеже наступление в сторону столицы зарвавшегося врага. Стойкость и мужество вместе с благородной яростью у нас должно быть на кончиках штыков. У немцев железа много. Их броневые черепахи не тихоходные, они стремительно несутся к столице, клиньями врезаясь в наши позиции. Москвичи такую судьбу не приемлют. Только стойкость и мужество делают ничтожным удары той самой судьбы. Мы должны выстоять и победить. Преждевременно ликует противник, – быстро, словно экономя драгоценное время, чеканил образные слова комполка Александр Михеев.

Комбаты грустно молчали, и только старший лейтенант Козлов без энтузиазма отозвался, а скорее посетовал:

– Всем сейчас тяжело. Но главная беда у меня – оружия маловато, товарищ командир, как против железа воевать – винтовкой одной на двоих? Многие с оружием-то не обнюхались.

– Одной на пятерых, – раздались возмущенные возгласы сразу нескольких бойцов.

– Это действительно проблема. Недостающую часть оружия добудем в бою. Немцы его тоже бросают немало, отступая в боестолкновениях с нашими воинами. Другое дело танки. Одна надежда на карманную артиллерию – гранаты и бутылки. ПТР, к великому сожалению, наши конструкторы еще не сварганили. Сделают, обязательно. Слепят, когда припечет. Сталин их заставит шевелиться. У немцев они есть – будем пока заимствовать у них. Слышал краем уха, что скоро и в нашей армии они появятся – ускоренными темпами идут разработки…

А еще запомнил комбат Козлов теплые отцовские слова комполка Михеева, обращенные лично к нему:

– Держись, старший лейтенант! Ты ведь комбат – это высокая должность в армии. Твердо стой на земле по жизни, иначе сшибут и не встанешь. А сейчас война – стойкость вдвойне нужна!

Так Козлов и пронес через всю жизнь эту, если можно так сказать, заповедь, потому что она душу его раскачала основательно…

* * *

После небольшой подготовки дивизию перебросили в район сначала Волоколамска, а потом в район Ржево-Вяземского рубежа, где она опять занималась строительством линии обороны. Строились полнопрофильные окопы, блиндажи, ДОТы, ДЗОТы и другие инженерные сооружения.

26 сентября на основании директивы НКО СССР ополченские дивизии были преобразованы в регулярные соединения Красной армии. 7-я МСДНО получила общевойсковой номер и стала именоваться 29-й стрелковой дивизией, а 21-й стрелковый полк, в котором служил А. И. Козлов, был переименован в 1298-й стрелковый полк.

В конце сентября в дивизии насчитывалось 15 тысяч человек личного состава. Имелось в ней 33 танка. Было несколько и танкеток. Соединение занимало оборону на левом берегу Днепра в районе Дорогобужа. Штаб 29-й стрелковой дивизии был расположен в одном из домов деревни Ямщина на окраине города Дорогобужа.

Козлов нашел, как говорится, общий язык с подчиненными, которые делали вместе с ним общее дело – защищали, как могли, Родину. Он уходил с головой в работу, которая называлась службой. Поэтому Александр уважал себя за то, что сумел найти честный контакт – без унижений, без пошлых изгибов – между своей совестью и совестью окружающих.

Комбат сидел на корточках с картой. Столом являлся пенек огромной сосны, срезанной недавно неизвестным лесокрадом. Над ним висел в качестве крыши кусок плащ-палатки. Вечерело. Прохладный воздух вошел в ноздри, освежил гортань и заполнил легкие. Минут через 10 заморосил мелкий дождец. В голове от этого прояснилось. Он прикидывал по карте, как лучше организовать оборону подразделения.

С огромной сосны, стоящей рядом, свалилась за шиворот холодная водяная не капля, а каплища. Он вздрогнул от неожиданности и подумал: «Надо же… словно прицеливалась и попала в цель – за шею». В миг от неожиданности он быстро нагнулся, уперся ладонями в колени, вскочил и зафыркал.

И тут, словно снег на голову, прервала ход оборонных мыслей возвратившаяся с задания группа разведчиков.

Один из них, самый говорливый, красиво рассказал удивительную историю. Вражеский эшелон с боевой техникой на подъеме забуксовал и покатился вниз. Оказалось, два подростка, движимые своими маленькими чудачествами, смазали рельсы густым слоем то ли солидола, то ли свиного жира – смальца на протяжении несколько сот метров крутого подъема железки.

Козлов по этому поводу, распираемый восторгом изнутри, пошутил:

– Сильное оружие, после которого немецкие составы могут остановиться только во Владивостоке – не помогут им паровозные «песочницы».

Бойцы захохотали…

Оружия ополченцам не хватало. Однажды после очередного артиллерийско-минометного налета противника погибло много наших красноармейцев и командиров, в том числе и вооруженных. Когда Козлов с группой воинов своего потрепанного в боях батальона направились в сторону леса, он услышал недалеко стрекочущий звук неприятельского пулемета. Рукой он подал команду – приказал всем залечь.

«По ком же немец так яростно стреляет в сторону воронки?» – задал себе вопрос комбат.

В бинокль он увидел жуткую картину. Когда стрельба внезапно прекратилась и воронку стали окружать фашисты, забрасывая ее гранатами, из нее вдруг выполз испачканный гарью и глиной наш солдат. Потом он приподнялся и встал в рост. Он был весь посеченный осколками. Все его обмундирование было красного цвета. На щеке висело на сосудах белое глазное яблоко. Немцы прекратили стрелять и бросать гранаты. Они застыли, словно под действием гипноза – оцепенели от ужаса. По всей вероятности, один гитлеровец не выдержал и решил из «гуманных» соображений закончить мучения советского воина броском гранаты. И тут произошло чудо – солдат быстро наклонился к упавшей под ноги долговязой с деревянной ручкой гранате и «возвратил» ее окружавшим немцам. Тут же раздался оглушительный взрыв. Снопами попадали фашисты и наш герой…

«Умирает тот, кому суждено умереть, – рассуждал про себя комбат. – И не нам судить природу или судьбу. Здесь нам очевиден принцип: жизнь – Родине! Честь – никому! Видать опытный воин. Знал, что немецкие гранаты взрываются на несколько секунд дольше, чем наши. Поэтому и среагировал правильно».

Эту историю он довел солдатам.

После того, как группа Козлова двинулась дальше, надеясь пробиться из окружения, один безоружный ополченец, увидев в кустах нашего убитого воина, побежал добыть таким образом винтовку. Она лежала под телом красноармейца, покоившего на животе в луже мочи и крови. Он перевернул погибшего и вытащил оружие из-под несчастного, а затем побежал догонять своих побратимов по отступлению…

Бежал и про себя подумал: «Все получилось быстро в добыче оружия!» Винтовка была тяжела для студента, почти подростка фигурой, но им завладело чувство удивительной легкости – теперь он с оружием в руках! И может защититься…

Группа Козлова шла без тылового обеспечения, но есть всем хотелось. Спасали крестьяне, но не везде. Однажды под вечер Козлов послал нескольких ополченцев в деревню с просьбой помочь провизией. Во дворе одной из изб они увидели анемичного старика, успокаивающего такого злого пса на привязи, что шерсть на загривке у четвероногого сторожа не опускалась. Селянин назвал себя Тихоном. Потом он, оглядываясь по сторонам, высказался так:

– Чужих, ворожих глаз немало в округе хаты… Я вам вынесу сам кусочек сала и хлебыну, а вы посядьте он там, в кущах, – тихо проговорил хозяин и пошел в избу. Перед дверью он щелчком отправил окурок на землю, проследив, куда он упадет. Огненная точка описала плавную дугу и пропала в густой влажной траве. После этого он успокоился – везде было много сухой соломы и подсохшего сена. Куряка, очевидно, боялся пожара из-за неосторожности.

– Надо рассредоточиться, – скомандовал Козлов, поймав себя на мысли, где он находится. Он понимал необходимость осторожности и бдительности – каждого в бинокль не разглядишь. Это он подумал на тот случай, если крестьянин приведет с собой полицаев. Голодным и измученным мужикам не надо было приказывать – все укрылись в густых зарослях лещины.

Минут через 20 дед принес брусок желтого сала и теплую ржаную булку хлеба.

– Уходьтэ хлопци, с ентого мяста… каратели на хутори, идут швыдко сюды, – предупредил партизан Тихон на белорусско-польском суржике.

Скоро густой лесной массив проглотил горстку наполовину невооруженных патриотов. Даже с этим усеченным отрядом народных мстителей Козлову удавалось не только отбиваться от полицаев и карателей, но и громить мелкие подразделения и части немцев из засад.

В октябре погода стала сумбурной. С утра небо было окрашено в лазоревый цвет. Солнце поднялось быстро. Но к полудню внезапно набежавшие с запада лохматые, похожие на растянутую вату, тучи отправили на землю крупные сырые хлопья раннего октябрьского снега.

* * *

Уже через месяц после начала Великой отечественной войны стало ясно, что военная доктрина Советского Союза, изложенная в «Боевом уставе» РККА (бить врага на его территории), оказалась мифом. Войска вермахта стремительно наступали и уже к началу осени приблизились на опасное расстояние к Москве. К началу октября обстановка стала близкой к критической – в окружение под Вязьмой и Брянском попали 60 советских дивизий.

В середине октября в Москве началась паника, о которой уже много чего написано очевидцами тех тяжелейших для страны дней, и стала очевидной некоторая растерянность советского руководства во главе со Сталиным. Скоро стало известно от местного жителя, якобы слушавшего радио, что советское правительство подалось всем составом в Куйбышев.

– Какое ты слушал радио? – спросил Козлов.

– Праведное, правдивое, советское, – последовал ответ мужика.

Красноармейцам от этого ответа еще больше стало тревожно и грустно.

Козлов, тут же спохватившись, успокоил солдат:

– Да бросьте вы верить в эту чепуху. Не может быть, чтоб Сталин покинул Москву.

– Но чертовски становится стыдно за такой поворот дела, даже если это ложь. Но нет дыма без огня, – заметил другой пожилой красноармеец.

Отступая с боями к Дорогобужу, группа воинов с комбатом старшим лейтенантом Козловым заметила неприятельский самолет, который раскидывал листовки. Их было много. Они, колеблясь из стороны в сторону, медленно планировали к земле.

Одну из них Козлов поднял. В ней говорилось:

«Русские люди!

Вместе с дружественным народом Германии напряжем все силы, чтобы неустанным трудом в тылу содействовать окончательной победе над иудобольшевизмом в России!.. Что отнял у русского крестьянина Сталин – возвратит Гитлер!»

Земля была главным козырем немецкой пропаганды.

– Хрен тебе, а не наш труд, – выкрикнул в горячке негодования Козлов и предложил собрать нацистскую макулатуру и сжечь. Собрали целую плащ-накидку этих небесных посланий от Гитлера. Скоро заполыхал огромный кострище. Огонь мгновенно проглотил бумагу…

Через несколько дней группа наших отступающих воинов оказалась на небольшом хуторе возле избы, отороченной деревянной городьбой. Моросил мелкий дождь. Во дворе лаяла большая собака. На непрерывный лай пса вышел хозяин в брезентовом плаще, надетом поверх поношенной телогрейки.

– Хозяин, не пособишь чем-нибудь съестным? – обратился пожилой старшина роты.

– Кроме картошки – ничем!

– И за это спасибо…

Местный житель как-то неестественно повернулся и нырнул в сени. Через несколько минут он вынес торбу из старой наволочки со вторым хлебом. По деревням этот корнеплод действительно заменял хлеб.

И тут Козлова словно ужалило, словно ножом полосонуло по душе и причинило ей нестерпимую боль. Перед ним стоял инвалид без одной ноги. Деревянный самодельный протез напоминал бутылку, поставленную на горлышко. Протез был выкрашен краской темно-зеленого цвета, какой красили пушки и танки.

– Как вас зовут? – спросил Козлов.

– Федор, – тихо промолвил крестьянин.

– Благодарю вас, – кратко промолвил Козлов.

– Все мы вас благодарим, дорогой нам человек, – хором загалдели воины.

– Кто вам поможет, кроме нас. Москва далеко, хотя и близко. Видать, слаба она сегодня. Даст бог, соберется с силами, – хитро улыбнулся Федор.

В этом ответе Козлов уловил укоризну не столько в сторону военных, сколько в адрес партийного чиновничества, практически не организовавшего по-настоящему достойного отпора зарвавшемуся и наглому врагу силами Красной армии.

* * *

На рассвете 30 сентября 1941 года немецкие танковые дивизии группы армий «Центр» под командованием фельдмаршала Федора фон Бока начали наступательную операцию «Тайфун» по двум направлениям – на Вязьму и Брянск, конечной целью которой был захват Москвы. 2 октября основные силы немцев перешли в наступление.

Чешский историк и публицист Бартошек Карел назвал эту операцию «самым хорошо продуманным окружением за всю военную историю». С севера и с юга вверенные фельдмаршалу Боку силы включали 3-ю танковую армию (командующий Гот), 9-ю армию (командующий Штраус), 4-ю армию (командующий Клюге), 4-ю танковую армию (командующий Хепнер), 2-ю армию (командующий Вейхс) и 2-ю танковую армию (командующий Гудериан).

6 октября генерал-лейтенант Ганс-Юрген фон Арним со своей 17-й танковой дивизией 2-й танковой армии Гудериана стремительным ударом овладел Брянском. На следующий день 10-я танковая дивизия генерал-майора Вольфганга Фишера 4-й танковой армии взяла Вязьму. Таким образом были заперты в котле 6 советских армий. 7 октября выпал первый снег.

Когда 29-я СД вместе с другими соединениями попала во вражеский котел, комбат Козлов с группой бойцов и командиров не раз предпринимал попытки вырваться из окружения. Однако кольцо немецких оккупантов было настолько монолитно, что, казалось, броневой обруч туго стянул наши войска и они обречены или на сдачу в плен, или на уничтожение.

И все же заметно было, что немцы нервничают. Об этом говорили пленные. Они подтверждали, что раньше за сутки их части проходили по 20–25 километров, а сейчас по 3–5 верст.

Но возвратимся к нашему герою.

«Выбираться полем – это авантюра. Пространство пристреляно, – рассуждал про себя комбат Козлов, – постреляют как куропаток. Надо искать лесную прогалину – брешь в густолесье. А лучше пробираться по заболоченной местности – там танков немцам не поставить. А еще ночь наша спасительница!»

Бойцы проходили мимо тяжелых серых приземистых крестьянских изб и хат, крыши которых покрывала серая дранка или соломенный настил с ровно подрезанными косой стрехами. Одни были пустыми, в других теплилась жизнь за счет оставшихся женщин-матерей, детей да стариков. Большинство молодежи было мобилизовано и сражалось на фронте. Но некоторые дезертировали от призыва в РККА и прятались по лесам, а дождавшись прихода немцев, прижились, предоставив свои услуги оккупантам. Такие типы постепенно становились лютыми карателями. Подобная житуха предателей удовлетворяла всего несколько лет. Потом их ждала кара за свои прегрешения.

– Будем двигаться в сторону оккупированного города Дорогобужа, что на Смоленщине, – высказался Александр Иванович. – И там, во вражеском тылу, начнем партизанскую борьбу.

Бойцы и командиры уровнем пониже согласились с комбатом.

Обосновавшись на окраине деревни Селянка, расположенной в 18 километрах от райцентра – Дорогобужа, Александр Козлов своим вниманием и общительностью привлек к сопротивлению немецким оккупантам два десятка местных жителей. В основном это были сельские комсомольцы и вышедшие из окружения красноармейцы.

Видя зверства нацистов, быстро разрастались корни могучего дерева сопротивления – партизанки.

Партизан – слово, пришедшее в русский из итальянского языка, в котором слово partigiano обозначает участника нерегулярного военного отряда, пользующегося поддержкой населения и политиков. Партизаны всегда боролись с помощью специфических средств: войны в тылу противника, саботажа или диверсий, организации засад. Отличительной чертой партизанской тактики является скрытное передвижение по территории, занятой противником и хорошее знание особенностей местности. В России и Советском Союзе такая тактика практиковалась испокон веков. Достаточно вспомнить войну 1812 года.

Скоро в отряде уже насчитывалось более полутора сотен народных мстителей. Как говаривал местный пожилой партизан, обращаясь к командиру, «чужим умом не скопить дом, а ты, Саша, своим умом его строишь». Скоро на вооружении оказалась 45-миллиметровая пушка, 5 станковых и 10 ручных пулеметов.

Однажды связной соседней деревни сообщил, что в местном клубе готовится какое-то совещание скороспелых полицаев. Партизаны решили «пощипать» предателей. К месту проведения операции наши воины выехали на двух конных повозках. Незаметно окружили клуб, в котором каратели отмечали самогоном завершение своего предательского сборища. Забросав гранатами полицаев, партизаны удалились. Вообще отряд вел борьбу с изменниками Родине, карателями и немецкой оккупационной администрацией. На проведение достойных внимания операций не хватало силенок, да и опыта ведения партизанской войны…

Козловцы воевали как могли и умели с полицаями, карателями и небольшими группами немцев, перемещающимися на грузовиках. К ноябрю 1941 года уже было видно, что немец не тот, что был летом. Он скис, как говорил Козлов. Это было видно по ответам плененных фрицев. Один прямо заявил, что на подкрепление группы армий «Центр» вермахт перебрасывает «нарванных» из других направлений Восточного фронта солдат.

Для изучения обстановки и совершения диверсионных действий военная контрразведка стала массово забрасывать в тыл противника разведывательно-диверсионные группы. Они действовали дерзко и прицельно. Одна из групп, скоро превратившаяся в отряд под командованием старшего лейтенанта Худякова, 12 ноября 1941 года докладывала в Центр о своих успехах.

Заместителю наркома внутренних дел Союза ССР

комиссару государственной безопасности 3 ранга товарищу Абакумову

…За время нахождения отряда в тылу врага, с 9 сентября по 2 ноября отрядом уничтожено: живой силы 167 человек, которых смогли учесть. Часть живой силы не учтена, которая уничтожена при подрыве машин и поджоге жилых зданий.

Уничтожено грузовых машин с людьми и боеприпасами – 37… транспортных автобусов – 6… легковых машин – 10. Взорвано крупных мостов – 3. Уничтожено мотоциклов с мотоциклистами – 2… спецсобак – 2. Заминирована местность в 17 местах. Уничтожена связь в 21 месте протяженностью 15 километров.

Во время нахождения в тылу противника через свое непосредственное наблюдение и через местное население установил: германская армия истощена. Имеются случаи, когда германские части со слезами прощались с населением.

Немецкие солдаты говорили: «До свидания, нам не быть живыми, мы навоевались». В германской армии исключительно палочная дисциплина, особенно среди последнего пополнения – резервов, в которых можно встретить 16-летнего и 55-летнего солдата. Был случай: за то, что солдат плохо нес службу на посту, он был избит офицером шомполом по спине.

Немецкая армия не уверена в своей победе. В одной из деревень Заборовье немецкий офицер населению заявил:

«Наша армия не способна воевать в России, здесь большие снега и холода, как только возьмем Москву, так кончаем войну, а если не возьмем, то окопаемся и будем ждать весны».

Но к зиме готовятся: в ряде деревень забрали теплую одежду – шубы, валенки и др. теплые вещи… Немецкие разбойники за последнее время исключительно занимаются издевательством над населением…

Командир отряда

старший лейтенант Худяков

комиссар отряда политрук Осташев

В то же время в декабре 1941 года продолжалась мобилизация населения для пополнения огромных потерь РККА в летне-осенние месяцы. В обработанной военной цензурой корреспонденции призывников, направляющихся для формирования частей Красной армии, отмечались факты отрицательных настроений. О них докладывал 2 декабря 1941 года в «Спецсообщении о настроении призывников» заместитель начальника Управления НКВД Московской области майор ГБ Лынько комиссару ГБ 3-го ранга Абакумову. В них были панические настроения:

– Насчет харчей очень плохо… нам дают только по четыре сухаря в день. Гонят народу очень много и пошла болезнь тиф…

– Идем селами и лесом. Гонят нас как скотину… Застала нас зима, холод и болезнь тиф брюшной и сыпной…

– В деревнях, через которые идем, хлеба тоже нет. Нас встречают очень плохо. Случалось, что даже милиционера приводили для того, чтобы пустили нас переночевать.

– Идти дорогой очень плохо, кормить не кормят… Но мы не знаем, как мы перенесем, без фронта умрешь, не только на фронте…

– Мне очень трудно, идем пешком, продуктов у меня ничего не осталось, совсем голодный… В Москве говорил начальник, что «продуктов не нужно, будете обеспечены, все будет». Вот и идем уже 8 дней, ничего нет… Ночуем в деревнях, если дадут что-нибудь (картошки) – и то спасибо, не дадут – идем дальше голодные. Хлеба дают одну буханку на 5 человек, что это за хлеб?.. В городе Е. мы пообедали хорошо за свои деньги…

Правда, было много писем и другого содержания:

– Здравствуйте, дорогие сроднички!.. Я в настоящее время жив и здоров, чего и вам желаю. Где мы находимся – сейчас морозы, зима. Одели и обули нас очень хорошо, дали все теплое, так что зима нам будет нипочем. Пусть враги мерзнут и померзнет их немало… Только вы там в тылу работайте так, как положено… Мы скоро разобьем… немецких бандитов, ну вот пока и все…

(Подробности в книге «Лубянка в дни битвы за Москву» стр. 279–281 и 293. – Прим. авт.).

Не из этой ли категории новобранцев, разуверившихся в способности властей разобраться в мобилизационной неразберихе и наладить быт молодого пополнения РККА, появлялись на фронте дезертиры?!

Это была одна из многочисленных изнанок Великой Отечественной войны, в чем историография обвиняет не народ, а власть держащих.

А большинство воинов становились молчаливыми патриотами Советской России и отчаянно сражались за ее свободу и независимость. Некоторые становились героями по награждению, но большинство были героями своего тревожного времени – тяжелейшей войны в рядах Красной армии, партизанов и в тылу.

* * *

В январе 1942 года отряд Александра Козлова влился в крупное партизанское формирование московского инженера Василия Исаевича Воронченко (1888–1986 гг.) под кодовым названием «Дедушка». Зима стояла суровая. От морозов трещали стволы деревьев. Запомнил Козлов этот тяжелый период по одному, казалось бы, незначительному событию: ему местный житель подарил валенки с черными, нашитыми из хрома задниками, явно долго бывшие в употреблении.

«Ноги в тепле и душе легче, – размышлял Александр. – Теперь каждый благополучно прожитый день обязан будет этой обувке».

«Дедушка», прихрамывающий от ранения и удерживающий равновесие на палку, шышаки на которой были отполированы до зеркального блеска, пригласил старшего лейтенанта Козлова в штабную палатку.

Командир показался ему внушительным: высокий, кряжистый, с крупной лепкой южнославянского лица, густыми черными, без единой сединки волосами. Смоль воронья – и только. На гражданке довоенной можно было даже предположить, что он красится басмой. Кстати, она являлась природным средством для окрашивания волос в темные тона – от светло-каштанового до черного.

Несколько слов о Воронченко.

Когда началась война, 53-летний Василий не мог оставаться в стороне от бед, привнесенных в Россию немецко-фашистскими захватчиками. Василий Исаевич записался добровольцем в народное ополчение, а потом отправился на фронт. Вскоре часть, в которой он служил, попала в окружение, потом – в плен. В плену ополченец Воронченко находился недолго – всего пять суток, затем ему удалось бежать, когда масса советских военнопленных была загнана в глубокий и длинный овраг. Изучив систему охраны и найдя в ней прорехи, Воронченко с группой красноармейцев, воспользовавшись покровом дождливой ночи, просочились по балке в лесной массив. Природа спасла воинов от преследования – грохотала гроза с ливневым дождем…

Он оказался в таком состоянии, как будут петь уже после войны популярную песню на слова его земляка Михаила Исаковского с главным вопросом:

 
Враги сожгли родную хату,
Срубили всю его семью.
Куда идти теперь солдату,
Кому нести печаль свою?
 

Он быстро нашел точный ответ на этот вопрос.

Так он оказался в родных местах Дорогобужского района на Смоленщине в селе, где жила его сестра Устинья Новицкая. Вместе с Воронченко в доме сестры под видом бондаря поселился и ополченец Бауманской дивизии Петр Силантьев, которого, очевидно, мог знать герой нашего повествования. Именно они решили начать работу по созданию партизанского отряда «Дедушка», который вскоре превратился в партизанское соединение. Немцы забеспокоились не случайно – под носом целая дивизия народных мстителей плюс сочувствующие!

В один из дней к партизанам прибилась и группа красноармейцев из столичной дивизии народного ополчения.

А. И. Козлова назначили начальником штаба партизанского полка, кроме того занимающегося вопросами разведывательной работы. Здесь он совершенно случайно познакомился со своей будущей женой Галиной Тимофеевной Вилковой – разведчицей соседнего партизанского отряда, а до этого военфельдшером разбомбленного немцами воинского эшелона с раненными красноармейцами.

До войны она окончила медицинское училище, а потом – окружение, плен, побег и тоже партизанский отряд. Молодые, красивые, яркие – они полюбили друг друга. На двоих им было-то 42 года – ей 20, ему 22. Свадьбу партизанскую сыграли скромно, но весело. Лес и поляны не скупились на цветы, а партизанские побратимы – на счастливые пожелания в тостах.

К большой радости, к святому изумлению было то, что в многотысячной толпе партизан им выпало повстречать друг друга и пойти по жизни военной семейной парой. Те недели и первое время после свадьбы они словно пребывали во хмелю от сознания сохранившейся свободы другого качества – свободы на двоих, до полного душевного раскрепощения. Но постепенно свобода превращалась в заботу друг о друге – накладывала обязанности. Тогда Александр даже не смел и не мог предположить, что это чувство не на всю жизнь, что через несколько лет многое пройдет, постепенно растворится в монотонной житейской кутерьме с ее заботами, неожиданностями, подножками и непониманием простых вещей. А они порой становились сложными и трудно разрешимыми. Некоторые житейские узлы пришлось не развязывать спокойно, а рвать зубами торопливо и неразумно.