Текст книги "Страна премудрых пескарей. Очерки истории эпохи"

– Почему потребовалось расследование?

– Потому что уже с 1942 года среди живых стали появляться бойцы из тех самых 28 панфиловцев, которые значились в списке похороненных. И когда появился седьмой «воскресший», то началась проверка. Материалы расследования были переданы Андрею Жданову, секретарю ЦК ВКП(б) по идеологии, и несколько десятилетий никто не знал об их существовании.

– Наверное, ничего страшного, если этого «никто не знал». Я с детства считал их героями, и мне не хочется думать по-другому.

– Мне неважно, как и чего вам хочется. Есть исторические факты, есть документы, которые их подтверждают. А всем остальным пусть занимаются психологи.

– Подвиг воинов остаётся подвигом, даже если журналисты приукрасили его или что-то додумали за героев.

– Не «додумали», а выдумали. И если в этом нет «ничего страшного», кого тогда считать «фальсификаторами истории»: военных журналистов или военных прокуроров? Бой с немецкими танками в том районе был, как это следует из материалов расследования. Только дрался с танками весь полк [весь полк при всём желании не мог драться с танками в одном месте: слишком широка была тогда полоса его обороны. – Авт.), погибло более 100 человек. Но героями стали «28 панфиловцев», о героизме которых полковые командиры узнали из газетного очерка. Беда советского строя в том и заключалась, что придуманные герои были намного важнее реальных. Напомню, что именно Сталин в 1947 году отменил празднование Дня Победы 9 мая [день остался в праздничном календаре, но перестал быть выходным: в годы послевоенного восстановления разрушенного войной хозяйства лишний рабочий день был важнее торжественных парадов. – Авт.). Фальсификация, как и любая ложь, вредна как для власти, так и для общества. Рано или поздно, но правда всегда выходит наружу. Фальсификация, а лучше сказать по-русски – ложь, выдумка, это подделка под видом правды, способна зародить сомнение относительно правдивых фактов массового героизма времен Великой Отечественной войны. Это как в суде. Если среди множества подлинных доказательств попадается откровенная фальшивка – всем недоверие.

– Несколько лет назад в Европе ставился вопрос о том, чтобы приравнять коммунистическую идеологию к нацистской. Сейчас это сделано на Украине. Российские коммунисты и патриоты видят в этом попытку пересмотреть итоги Второй Мировой, фальсифицировать нюрнбергский приговор.

– Ну зачем нам с вами вторгаться в игры политиков?

– Вопрос, вообще-то, стоял остро. Президенту пришлось даже создать специальную комиссию в 2009 году.

– И где теперь та комиссия, чем занята? Если кто и помнит о ней, то исключительно благодаря названию – «по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам РФ». Видимо, допускалось, что бывают фальсификации в пользу России [таких доселе не наблюдалось ни у серьёзных историков, ни у профессиональных публицистов: наша подлинная история, видная из новейших исследований, столь величественна, что никакие фантазии не могут её превзойти. – Авт.). Так что давайте вернёмся к профессиональному разговору.

– Вернёмся к советскому строю. Гитлеровцы захватывали территорию СССР, обещая советским людям освободить их от большевистского ига. Но народ сплотился вокруг большевиков.

– Антисоветские настроения были сильны: коллективизацию и 1937 год ещё никто не забыл [и впрямь не забыли: большинство крестьян только после коллективизации обрели техническую возможность хозяйствовать эффективно и есть сытно, а 1937-й рядовые граждане восприняли как доказательство отсутствия в стране людей, не отвечающих за последствия своих действий. – Авт.). Потому Гитлер был уверен, что СССР не устоит. Но тот, кто приходит с миссией освободителя, ведёт себя совершенно иначе с людьми на оккупированных территориях. Немцы славян не считали за людей. И потому, обнаружив колхозный строй, не стали его отменять. Система оказалась удобной: позволяла отнимать у селян всё, что они вырастили, и отправлять в Германию [в советское время колхозы имели твёрдые плановые задания и полностью распоряжались всем произведенным сверх плана. – Авт.). А потом начали людей вывозить для принудительного труда. И получили немцы антифашистское подполье, как «Молодая гвардия» в Краснодоне, и партизанскую войну.

– Но возникла и Русская освободительная армия – две дивизии под командованием генерала Красной Армии Андрея Власова.

– РОА толком не повоевала по той же причине: славян, русских не считали за людей. Война уже шла к концу, когда Гиммлер предлагал Гитлеру бросить на Восточный фронт эти две дивизии. Гитлер отказался, потому что был уверен, что им доверять нельзя. Стенограмма той беседы сохранилась и скоро будет опубликована.

– Может, это естественное недоверие к предателю?

– С предательством не всё так просто, как вам кажется. К тому моменту, когда его 2-я ударная армия в апреле 1942 оказалась загнанной на болота у Лисьего Носа, Андрей Власов был лучшим комдивом Красной армии. Он был награждён орденом Ленина за оборону Москвы. Это факт [по сей день спорят, какая часть действий войск, вверенных Власову, планировалась им самим, а какими действиями руководил его начальник штаба в ходе достаточно серьёзной болезни самого командира. – Авт.).

– Он не выполнил своевременно приказ об отводе войск, и его армия оказалась в окружении.

– Войска с болот можно было вывести через небольшой перешеек. А от Власова требовали выводить в первую очередь технику. Требовал Клим Ворошилов, тогда и были им сказаны эти слова – «солдат бабы нарожают» [с учётом изобилия тех, кому эти слова в разное время приписывали, трудно безоговорочно считать данный эпизод достоверным. – Авт.). Генерал остался с солдатами в окружении, вскоре сдался в плен. А дальше произошло то, что произошло. И это тоже факт. История – безжалостная наука. Через несколько месяцев появится подготовленное по инициативе архивной службы трёхтомное издание «власовского процесса», где впервые будут опубликованы подлинные протоколы допросов самого Власова, других генералов РОА, которые оставались засекреченными много лет. Почитайте, если хотите понять, чем же был русский коллаборационизм в Великую Отечественную.

– Возможно, поэтому каждого пленного тогда считали предателем?

– Не каждого. Из тех военных, кого освободили из немецких лагерей, в ГУЛАГ отправили меньше 10 % [за различные формы сотрудничества с немцами, включая издевательства над другими пленными или выдачу немцам планов побега и/или восстания. – Авт.). Остальных проверили, вручили оружие и отправили на фронт. Отношение к плену как предательству закладывалось с первых дней войны под общую установку – «победа или смерть» [оно закреплено в советском Воинском уставе, предписывающем сражаться до последней возможности, предпочитая смерть в бою позорному плену. – Авт.). Окончательно укрепилось это отношение после того, как Сталин отказался поменять своего сына Якова, оказавшегося в немецком плену, на фельдмаршала Паулюса, взятого в плен в Сталинграде [этот эпизод многих сомневает: есть основания полагать, что Яков Иосифович Джугашвили погиб в бою, а немцы имитировали его плен, используя снятые с трупа документы и семейные фотографии – такая подделка могла обмануть посторонних, но не отца. – Авт.).

– Как понять, что весь тот период, который мы называем Великой Отечественной, остаётся для Запада неизвестной войной. В некоторых странах – к примеру, в США – считают победителями американцев.

– У историков вопроса о победителях не возникает. Для жителей США в истории Второй мировой важнее Пёрл-Харбор, война с Японией. А Вена сейчас готовится праздновать юбилей своего освобождения, и жители её будут чествовать нашего маршала Фёдора Толбухина. «Солдатское радио» во время Великой Отечественной сообщало, что лучше всего воевать под командованием маршала Толбухина – он солдат жалел [из всех советских маршалов наименьшие потери личного состава при прочих равных условиях – у Жукова; например, в двух совместных с Коневым операциях – Московской и Берлинской – потери у Конева были в расчёте на одного военнослужащего больше примерно на 1/10–1/8; другое дело, что именно по этой причине Жукову поручали сложнейшие задачи, так что действовать в равных с другими маршалами условиях ему доводилось очень редко. – Авт.). Маршал и Вену пожалел: взял город, не разрушая, за что ему австрийцы по сей день благодарны. Правда, о военных действиях на Восточном фронте мало что известно на Западе.

– Так возможна ли фальсификация истории?

– Настоящий историк всегда докопается до истины. Тем более в нашей бюрократической стране, где один документ зарегистрирован во множестве мест. К примеру, принято какое-либо решение неким органом власти, в связи с чем оформляется документ. Он обязательно подписывается конкретным должностным лицом, документу присваивается делопроизводственный номер, его заносят в реестр, где указаны его реквизиты.

– Разве нельзя сохранить реальный номер и подпись реального начальника, но заменить содержание документа [так поступили, например, с письмом Берия, входящим в состав знаменитой Особой папки по Катыни: три листа письма исполнены на одной пишущей машинке, четвёртый – не содержащий слов о казни пленных польских офицеров, зато с подписью народного комиссара внутренних дел – на другой – авт.]?

– Так ведь копии настоящего документа рассылаются в другие инстанции – органы власти (вышестоящие и нижестоящие), в смежные организации [копии вышеупомянутого письма Берия не найдены или по меньшей мере не опубликованы. – Авт.). Им перед отправкой присваивают исходящий номер в качестве корреспонденции [в письме Берия исходящий номер не соответствует указанной дате. – Авт.). А потом тот орган власти, который получит эту корреспонденцию, присвоит документу свой входящий номер, занесёт в свой реестр и т. д. Архивы и хранящиеся в них документы разоблачат любую фальшивку. В своё время сотрудники нашего архива легко разоблачили «документ» о том, что Сталин был агентом охранки. Мне самому как-то один пытливый деятель показывал копию (у фальсификаторов обычно только копии) протокола о сотрудничестве между НКВД и гестапо, который подписали Лаврентий Берия и Генрих Мюллер. И без архивов было ясно, что фальшивка. Фальсифицировать документ можно, но разоблачение фальсификатора и изготовленной им фальшивки неизбежно.

Заведомо ложные альтернативы

Кроме рассмотренных выше примеров сознательной или подсознательной мифологизации, альтернативная история существует также и в ранге узаконенного литературно-художественного метода – фантастики. Казалось бы, какой вред может принести отклонение от известного нам хода событий, происходящее в пространстве чисто литературных персонажей? Но и здесь, оказывается, далеко не все безобидно – фантазии тесно в рамках жанра, и она «просится» в научную методологию. И, естественно, находятся исследователи, готовые выписать ей пропуск.

Главная сложность альтернативистики – выбор события, действительно способного существенно повлиять на дальнейшее развитие истории.

Историк и философ истории Тойнби – фактически зачинатель преобразования альтернативистики из литературного развлечения в направление исторических исследований – начал с вопроса: что если бы Александр Македонский не умер в Вавилоне от лихорадки? Организм великого завоевателя был изрядно изношен пьянством и боевыми походами, но всё же ещё достаточно молод даже по тем временам, так что шансы выжить у него были. А уж после выздоровления он, скорее всего, продолжил бы поход на восток, прерванный на берегу Инда ропотом его воинов: опираясь на ресурсы уже покорённой части Азии, он мог сформировать армию покрепче и побольше той, что уже сокрушила великие по тому времени державы от Нила до Памира. По расчётам Тойнби, если бы Александр Великий прожил ещё пару десятилетий, ныне весь мир был бы одним государством.

В современной отечественной альтернативистике главное направление, понятно, предвоенное. Не только бесчисленные попаданцы в другую историческую эпоху, ведомые десятками авторов, с энтузиазмом объясняют Иосифу Виссарионовичу Джугашвили, как получше распорядиться накопленным за первые пятилетки военным и промышленным потенциалом (в 1920-е годы авторы почти не заглядывают: с задачей создания приемлемо мощного хозяйства с литераторского наскока не справиться). Серьёзные исследователи вроде Алексея Валерьевича Исаева тоже старательно рассматривают возможные альтернативы. Исаев, кстати, пришёл к выводу: заметно изменить ход Приграничного сражения удалось бы разве что в идеальных условиях, четверть века назад описанных Василием Дмитриевичем Звягинцевым в книге «Одиссей покидает Итаку» (первой из цикла, выходящего по сей день) – профессиональный военный, хорошо знакомый с историей вооружения и помнящий в мельчайших подробностях дислокацию и сроки манёвров немецких войск, получает высшую власть в СССР и может распоряжаться по собственному усмотрению, без оглядки на кого бы то ни было.

Жёсткость хода истории вообще поразительна. Скажем, энтузиасты, много лет увлечённо исследующие «мир царя Михаила» (это, пожалуй, второе по популярности направление российской альтернативистики), в большинстве своём пришли к выводу: ход истории мог бы измениться к лучшему (для нашей страны и всего мира – последнее включает невозможность формирования в какой бы то ни было стране власти, сопоставимой по фанатизму и жестокости с немецким национальным социализмом или камбоджийскими красными кхмерами), если бы Николай Александрович Романов отрёкся от престола в пользу младшего брата Михаила не позже середины 1904-го года – позднее даже столь самоотверженный поступок вряд ли мог бы заметно повлиять на закономерности развития событий. Поэтому поиск точек бифуркации – разветвления – одна из сложнейших задач альтернативистики.

Направление исследования, открытое Тойнби, стало популярным нынче не только у литераторов, но и у профессиональных историков, не желающих ограничиваться архивными раскопками и составлением сводных таблиц. Ведь если не думать о возможных вариантах событий, невозможно вникнуть в движущие силы того, что альтернативисты обычно называют реальной историей (РИ) или главной исторической последовательностью (ГИП). А, не понимая эти силы, нельзя ни дать былым деяниям и деятелям адекватную оценку, ни тем более предвидеть будущее развитие ГИП. История же нужна нам прежде всего как сборник уже готовых решений с их последствиями: глядя на них, куда проще искать наилучший путь в нынешних обстоятельствах. Да и опыт поиска бифуркаций даёт немалое представление о том, на чём лучше сосредоточить силы сейчас.

Например, от книги «А что, если бы?..» (М., СПб., АСТ, «Терра фантастика», 2002) ожидалось очень много. Авторы статей, опубликованных в 1999-м (в юбилейном – к 10-летию – выпуске американского «Ежеквартальника военной истории»), блистают бесчисленными уважаемыми титулами. Тут и профессоры нескольких престижнейших университетов, и издатели этого ежеквартальника, и авторы бессчётных трудов по местной и всемирной истории… Насколько можно судить, к консультациям некоторых авторов прибегают не только американские СМИ, но и тамошние политики.

Увы, самым сильным впечатлением от книги оказалось удивление: до какой степени возможно не знать историю, при этом вроде бы занимаясь ею десятилетиями подряд.

Комментаторы русского издания с ехидцей отметили только самые вопиющие случаи авторской безграмотности (так, исследователь возможности англоамериканского броска к Берлину в апреле 1945-го – дабы взять его самим и не пустить туда советские войска – занижает наряд советских сил, выделенный для берлинской операции, в полтора раза, а наряд артиллерии даже вдвое, чем снижает потребный объём своей мобильной группы), ибо полный перечень ошибок был бы сопоставим с объёмом самих статей. Многие ошибки очевидны даже нам, знакомым с историей, увы, не по собственным трудам и в основном даже не по фундаментальным монографиям, а по учебникам да популярным книгам.

Путаются авторы не только в числовых данных, но и в общем рисунке исторических событий. Так, в том же исследовании возможности англоамериканского взятия Берлина сказано, что советская армия (при поддержке Войска Польского: в операции было задействовано 1900 тысяч советских военнослужащих и 156 тысяч польских) потратила две недели (то есть по мысли автора можно было успеть отрядить мобильный отряд их поспеть к Берлину). Но уже через три дня после начала операции вокруг Берлина сомкнулось кольцо окружения. Понятно, никто не пропустил бы через него даже союзников. Не говоря уж о том, что после перехода через Рейн наши тогдашние союзники двигались почти беспрепятственно, ибо немцы считали за благо сдаваться им, дабы не попасть в советский плен и не отвечать за все зверства, содеянные на нашей земле. При всём желании англоамериканцы вряд ли могли ускорить своё перемещение настолько, чтобы поспеть к Берлину раньше нас.

Вообще статьи по истории Второй и Третьей – холодной – мировых войн являют яркие примеры того, что сами американцы осудительно именуют wishful thinking – мышление от желаемого. Конечно, и другие разделы сборника далеко не свободны от этого же стиля – просто в хорошо знакомой нам тематике легче его разглядеть. Даже в статьях по Войне за независимость США и их Гражданской войне достаточно точный фактаж (свою историю американцы всё же знают неплохо) сочетается с разительным неумением серьёзно анализировать следствия из предполагаемых перемен. Авторы то и дело рассуждают так, как если бы ключевые действующие лица вовсе не заметили изменения обстоятельств и сохранили прежний рисунок действий. Такая игра в исторические поддавки может быть увлекательна и лестна, но не имеет ничего общего с полноценным исследованием подлинно возможных альтернатив. Она не тянет даже на художественность, ибо с незапамятных времён в числе главных достоинств сюжета – наименьшее возможное число произвольных предположений (даже в античной драматургии «бог из машины» мог появиться в пьесе не более одного раза) и наибольшая точность выведения следствий из них.

Если американцев учат истории такие преподаватели, если американских политиков консультируют такие аналитики – не удивительно, что представления Соединённых Штатов Америки обо всём окружающем мире и о способах взаимодействия с ним (о невежестве американцев, извращённости и скудности их знаний пишет – то ли с горечью, то ли с возмущением – даже рьяный американский патриот, герой множества наших заметок Бжезинский) сводятся к старому анекдоту: у носорога очень плохое зрение – но при его массе это уже не его проблема. Более того, не будучи знакомы с уроками истории, они даже не представляют себе, как люди поступают со взбесившимися носорогами. И если положение дел в американской историографии не изменится – рано или поздно США придётся постигать правила обращения с опасными животными на собственной шкуре.

Как взорвали Чернобыль

Мировой опыт доказывает: любая авария так или иначе связана с нарушением установленного регламента работы. Приведём пример: откуда берутся регламенты и как нарушаются.

В апреле 1986-го на Чернобыльской атомной электростанции проводился заранее запланированный эксперимент. При отключении ядерного реактора накопившиеся в нём радиоактивные осколки ещё довольно долго продолжают распадаться, выделяя немалую энергию. Её хватает, чтобы реактор изрядное время оставался горячим и продолжал производить пар. Пар, как правило, просто стравливают через вспомогательные холодильники мимо турбины. Но можно направлять его на турбину, и он продолжит её вращать. Решили проверить, сколько времени это вращение может давать дополнительную энергию, достаточную, чтобы все механизмы станции работали без подключения штатных вспомогательных генераторов – дизельных.

Понятно, по ходу эксперимента вспомогательные генераторы не должны включаться. Персонал станции решил этого добиться простейшим способом: заблокировать все системы, обеспечивающие гарантированное включение генераторов, то есть системы аварийной реакции на поведение реактора.

Приостановка реактора – дело неторопливое. Тепловые энергетические установки так велики, что при быстром запуске или остановке нагрев и охлаждение неравномерны. Тепловые деформации могут что-то в конструкции поломать. Газовые турбины и дизели хороши в качестве вспомогательных и аварийных силовых установок потому, что сравнительно малы: при их быстром включении и выключении не возникает опасных термических напряжений.

Чернобыльский реактор останавливается в общей сложности около суток. И когда мощность реактора уже изрядно снизилась, последовал звонок из «Киевэнерго» с просьбой помочь. Дату плановой остановки реактора определили исходя из того, что к моменту его остановки на другой станции запустят агрегат, ранее остановленный на ремонт. Но ремонтники немного задержались, и из «Киевэнерго» попросили на несколько часов поддержать энергосистему.

Если бы среди сотрудников Чернобыльской АЭС были люди со специальным образованием реакторщиков, они бы, естественно, отказались. Но там были только обычные энергетики, не имеющие знаний, специфических именно для ядерной энергоустановки. В данном случае важно, что значительная часть осколков деления, помянутых ранее, активно поглощает нейтроны. Пока реактор работает на полную мощность, это не страшно: в нём всегда есть избыток свободных нейтронов, и их хватает на это поглощение. Но при снижении мощности остаётся концентрация осколков, соответствующая первоначальному режиму работы: осколки-то распадаются сравнительно медленно. Активность поглощения сохраняется на прежнем уровне, а активность выделения снижается. Поэтому разогнать реактор нельзя, пока он не постоит несколько дней, пока не распадутся поглощающие осколки.

Но, к сожалению, реакторщики в Чернобыле об этом просто не знали. Они начали снова разгонять реактор. Для этого им пришлось вывести штатные поглотители нейтронов (так называемые «управляющие стержни») практически полностью. Только тогда общий уровень поглощения снизился настолько, что активность реакции начала возрастать.

Но когда она выросла, поток нейтронов тоже вырос и буквально вымел поглощающие осколки. Ведь нейтроны превращают их в другие вещества, уже не столь активные в качестве поглотителей. Буквально за несколько секунд общее поглощение нейтронов в реакторе упало настолько, что реакция начала разгоняться сама собою. Образовался колоссальный избыток нейтронов.

Если бы разгона ждали заранее, то по крайней мере начали бы заранее же возвращать на место управляющие стержни. Но персонал Чернобыльской станции был к этому не готов. Стержни не успели опустить до того, как реакция достигла опасного уровня. Тепловой поток в считанные секунды вскипятил воду в реакторе и поднял давление пара настолько, что с реактора попросту сорвало крышку. Мощным потоком пара из реактора выбросило изрядную часть всей его начинки, включая и часть стержней с ураном. После этого реакция, естественно, заглохла, но четвёртый блок станции разнесло в клочья.

После того, как в причине аварии разобрались, в конструкции этих реакторов кое-что поменяли. Сейчас просто физически невозможно вытащить оттуда столько стержней, чтобы реактор начал запускаться из полуостановленного состояния. Поэтому аварий вроде Чернобыльской больше не будет. Правда, остаются ещё возможности вроде Фукусимы: там эксплуатационную защиту от дурака сделали грамотно, но разместить систему аварийного электрорезервирования на площадке, подверженной заливанию цунами, могли только дураки.

Скорее всего, после подробного расследования причин катастрофы на Саяно-Шушенской ГЭС тоже не только уточнят инструкции, но и доработают само оборудование – так, чтобы нарушения, вызвавшие разрушение станции, стали физически невозможны. Но куда безопаснее работать вовсе без нарушений.