Текст книги "4.51 стратагемы для Путина"

Россия и НАТО: вопросы и ответы[57]57
  2014. Справка для возможных в тот момент участников публичных споров по вопросу расширения НАТО. Увы, среди тогдашних российских политиков не оказалось желающих всерьёз спорить: возможно, боялись, что не сумеют связно объяснить позицию РФ даже с такой подсказкой.


[Закрыть]

В. Как может сказаться приём стран Варшавского договора в НАТО на их взаимоотношениях с Россией?

О. Отрицательно. Конечно, не по вине России. Просто сами эти страны пока считают, что от дружбы с нами им ждать нечего. Что их заработки – не в восточной Европе, а в западной. А НАТО для них – чёрный ход в Европейский Союз. Насколько широко распростёрты объятия, с которыми их там ждут? Не нам гадать. Но дружба против – кого бы то ни было – недолговечна.

В. Что может дать НАТО новым своим членам?

О. Гораздо меньше, чем они ожидают. Сейчас в НАТО каждое государство имеет право вето по множеству ключевых вопросов. Ясно, что при увеличении числа членов такая система постепенно становится неуправляемой. Вспомните, чем кончилось неограниченное вето в польском сейме. Поэтому и придуманы формы частичного членства в НАТО – вроде «Партнёрства ради мира». И новые сочлены даже в будущем не смогут рассчитывать на все права старых. Значит, они рискуют оказаться заложниками тех решений, на которые не смогут повлиять. Кстати, нам тоже следует осторожно относиться к «Партнёрству ради мира», не полагаясь на него сверх меры.

В. Почему вообще нас беспокоит вступление стран Восточной Европы в НАТО? Ведь это их внутреннее дело.

О. Единственный аргумент в пользу расширения НАТО на восток – «русская угроза». Реально её не существует. Но любой запугивающий окружающих привидениями должен прежде всего сам вести себя так, будто их видит. И восточноевропейские правительства будут требовать сосредоточения сил НАТО на своей территории или хотя бы поблизости от неё. А раз в год стреляет и незаряженное ружьё. Варшавский договор и НАТО всю вторую половину 80-х потратили на расчистку центра Европы от противостоящих гор оружия. Неужели только для того, чтобы нагромоздить новые?

В. Генеральный секретарь НАТО Вилли Клаас назвал страх наших политиков перед расширением НАТО иррациональным. Насколько серьёзно отразится на безопасности России расширение НАТО?

О. Договор об ограничении обычных вооружений в Европе обеспечивал равную безопасность НАТО и Варшавского договора в целом. Распад организации Варшавского договора снял немало гирь с одной чаши европейских весов. Теперь их пытаются уложить на другую чашу. Удержится ли баланс? А рациональность самого заявления Клааса, так же как и его вежливость, следовало бы оставить на его совести. Конечно, для генсека НАТО рационально, если Россия откажется от любых попыток обеспечить свою безопасность самостоятельно – ведь НАТО обещает коллективную самозащиту. Но мы-то помним: имеется в виду самозащита именно от России!

В. Как изменились отношения России и НАТО после бомбёжек сербских позиций в Боснии?

О. Мягко говоря, не улучшились. Боснийские сербы – только одна из трёх сторон конфликта. Лишь средства массовой информации изобразили их главными виновниками. Сербы меньше прочих воюющих в Боснии соответствуют нынешним представлениям стран НАТО о том, каков должен быть порядок на континенте. Поэтому даже в ответ на совершенно явные провокации мусульман бомбят почему-то сербов. Столь явная предвзятость Запада вызывает самые серьёзные сомнения относительно перспектив нашего сотрудничества. Кто знает, какие наши шаги в будущем покажутся НАТО не соответствующими их традициям? Кстати, я бы не хотел говорить «сербские позиции». По языку, обычаям, культуре все три враждующие стороны – сербы. Отличает их только религия. Сербами мы привыкли называть православных, хорватами – католиков, бошняками – мусульман. В конце XX века в центре Европы творится совершенно средневековая религиозная война. И страны, именующие себя цивилизованными, пытаются всерьёз определить, какая сторона – то есть какая церковь! – достойнее поддержки светских властей.

В. Не лучше ли России самой вступить в НАТО?

О. Не лучше ли нам с Вами перемещаться не на ногах, а на крыльях? Или хотя бы помолодеть лет на тридцать… НАТО – изначально система, противопоставленная СССР – ныне противостоит России, считая её наследницей только худшего, что было в СССР, но ни в коем случае не лучшего. Конечно, при таком взгляде принимать нас НАТО не хочет. На недавнем заседании Североатлантической ассамблеи это выражалось вполне откровенно. Нас вообще называли азиатской страной – мол, таким не место в цивилизованной Европе. Ну, если мы и азиаты, то уж не больше, чем Тайвань и Корея, с которыми эта Европа так охотно взаимодействует. Знаний у нас больше, квалификация выше – вот только зарплата пока ниже… Но даже при такой низкой зарплате вряд ли стоит тратить силы наших замечательных умельцев на подгонку техники и вооружения под стандарты НАТО. Тем более что и стандарты эти далеки от идеала. Например, наш патрон 5.45 эффективнее НАТОвского 5.56, хотя и меньше по энергии. На экспорт мы можем делать автоматы Калашникова под западный патрон, но своих-то солдат зачем вооружать худшим?

В. Может ли Россия, оставаясь вне НАТО, участвовать в обеспечении европейской безопасности?

О. Не только может, но и должна. Хотя бы потому, что наша собственная безопасность неотделима от европейской. Так же как от азиатской, африканской или американской. Находясь на перекрёстках основных торговых путей, вбирая в себя элементы множества культур (увы, не всегда лучшие), Россия всегда могла чувствовать себя спокойно, лишь когда спокойны те, с кем она взаимодействует – то есть весь мир.

Конечно, степень взаимодействия бывает разная. Первоочередные наши интересы лежат в СНГ. Все страны нашего Содружества Независимых Государств были когда-то Россией. А некоторые, похоже, не прочь в неё вернуться – возьмите хотя бы Белоруссию. Наши экономики взаимосвязаны, наши культуры едины. Поэтому их боль – это наша боль. Но близки мы и всей Европе – колыбели самой быстроразвивающейся цивилизации, центру мировой культуры, гармоничному сочетанию традиций и прогресса. Цели Организации по Безопасности и Сотрудничеству в Европе – это и наши цели. Мы заинтересованы во взаимодействии с экономическими структурами, опередившими нас. Мы хотим овладеть искусством согласования интересов стран, ещё недавно ожесточённо сражавшихся. Надеемся увлечь своих соседей примером успешной интеграции как неотъемлемой черты прогресса. Европейский Союз – наш нынешний и будущий партнёр. И даже НАТО, несмотря на текущие разногласия, может вполне эффективно с нами сотрудничать – конечно, если откажется от нынешней предвзятости.

В. Какие конкретные меры для обеспечения безопасности мы можем принимать? Хотя бы в таком неспокойном районе, как средиземноморский.

О. Действительно, на первый взгляд у нас там нет ни сил, ни средств. Почти уничтожен внутренними распрями Черноморский флот[58]58
  2014. В те годы ЧФ финансировался в основном из бюджета Москвы по инициативе Юрия Михайловича Лужкова. Украина же и тогда всячески ограничивала его.


[Закрыть]. Обнищали мы за последние годы настолько, что заплатить за согласие с нами не в состоянии. Согласившись с санкциями против не участвующей ни в каких конфликтах Югославии, мы лишились последней возможности влиять на воюющих хотя бы косвенно, через их родных и близких. Не зря министр обороны США уже объявил наше участие в мирном урегулировании необязательным. Но тем не менее способы влияния у нас есть. Потому что даже среди политиков есть способные задуматься не только о сиюсекундных интересах. Известно: Россия не впервые в кризисе. И до сих пор из каждой беды не просто выходила обновлённой, но становилась куда богаче и могущественнее прежнего. Даже если сегодня мы ничего не можем дать – завтра согласие с нами само по себе обеспечит богатство. Кроме того, российская цивилизация синтетическая. Мы вбирали в себя лучшее отовсюду. Поэтому способны всех понять – значит, со всеми договориться. То есть согласовывать интересы, искать компромиссы, на худой конец – чётко объяснять, почему чьё-нибудь желание неприемлемо и невыполнимо. А не просто заигрывать с оголтелыми фундаменталистами, как пытаются сейчас США, или вытаскивать из исторического небытия потомков былых союзников Гитлера, как ФРГ.

В. Каковы взаимоотношения НАТО с другими европейскими структурами?

О. Создаётся впечатление, что НАТО стремится их себе подчинить. Я не говорю о Совете Европы – на фоне взглядов этой организации НАТО выглядит на редкость либерально. Но Европейский Союз, например, отнюдь не считает угрозы, исходящие с востока, столь неизбежными. Его координаторы сомневаются в необходимости тратить на вооружение средства, которые можно через каналы ЕС использовать для экономического благоденствия. А ОБСЕ вообще оказывается в положении бедного родственника. Открытых чисто политических разногласий, которые можно решать переговорами в этой организации, осталось в Европе немного. Все межгосударственные силовые структуры находятся под контролем НАТО, так что пресекать вооружённое противостояние ОБСЕ не может. И понемногу отходит в тень.

В. Может ли НАТО оказаться основной межгосударственной структурой Европы?

О. По крайней мере, стремится к этому. Не только потому, что любая бюрократическая структура стремится расширить сферу своего влияния. Но и потому, что США через НАТО в какой-то мере контролируют своих главных экономических конкурентов – Европейский Союз. Страны этого союза в своей обороне долгое время рассчитывали не на себя, а только на США. Поэтому структура их экономики уже почти изолирована от оборонной промышленности. И любые дополнительные расходы на оборону в таких условиях приносят заметный ущерб. Расширение НАТО неизбежно вызовет заметные расходы. И США выиграют очередной раунд экономического наступления на Европу. Сохранив при этом вид защитника Европы.

В. Среди наших соседей не только бывшие союзники и будущие члены НАТО.

О. Действительно, ближайшие соседи на севере – страны традиционно нейтральные – Финляндия и Швеция. Кстати, их пример – лучшее доказательство, что НАТО – не единственный способ обеспечить безопасность от России. И даже не лучший. Экономика той же Финляндии развивалась прежде всего на торговле с СССР. И безопасность обеспечивалась этой же торговлей. На торговых партнёров не нападают – кто режет курицу, несущую золотые яйца? Боюсь только, что с расширением НАТО начнёт давить и на этих нейтралов. Тоталитарное мышление генералов, добивающихся этого расширения, не допускает нейтралитета в полосе между собою и потенциальным противником. Тем более что страны эти ныне вошли в ЕС. Значит, стали потенциальной угрозой для экономики США. То есть объектом давления с целью переключения их возможностей в силовое русло. Ведь с военной промышленностью США – так же, как и с нашей – они конкурировать не смогут. А с гражданской и сейчас конкурируют успешно. Так что будем готовиться к новой волне слухов – об угрозе России скандинавским странам. Обождём ещё немного: кто-нибудь решит, что швейцарские банки слишком конкурентоспособны по сравнению с американскими[59]59
  2014. Это уже случилось. Чтобы улучшить соотношение, США добились отмены швейцарской банковской тайны.


[Закрыть]. И сочинит российскую угрозу Швейцарии, от которой единственное спасение – в жарких объятиях НАТО.

1997.01.21

Пояс политического целомудрия[60]60
  2014. Именно это решение мы в дальнейшем пытались предложить – с надлежащими поправками на новые географические и политические обстоятельства – при каждой новой волне расширения НАТО. Увы, пока ни один из российских политиков, ознакомленных с ним, не рискнул его огласить от своего имени.


[Закрыть]

Противостояние по поводу расширения НАТО в сторону России длится уже несколько лет. За эти годы аргументы обеих сторон многократно повторены и отточены. Так что основное уже общепризнано: Россия не может согласиться с приближением былых врагов к её рубежам, а Европа не может оставить кого бы то ни было наедине даже с призраком былой угрозы.

Противоречие интересов выглядит вполне антагонистическим. Единственный способ предотвратить неизбежное при антагонизме уничтожение одной из сторон противоречия – это превратить его в диалектическое и затем найти синтез противоречивых требований.

В данном случае очевидный синтез – нейтральный статус спорных территорий. Страны Центральной Европы должны быть признаны нейтральными, не входящими ни в какую военизированную организацию и не подлежащими силовым воздействиям извне.

В какой-то мере российская политика уже пыталась эволюционировать в этом направлении. В ходе консультаций с НАТО Россия предлагала обеспечить безопасность Центральной Европы предоставлением взаимных российско-натовских гарантий.

Однако переговоры о гарантиях с самими центрально-европейскими странами не велись. Это вызвало у них не только обиду на имперское высокомерие бывшего Большого Брата. Куда существеннее данный таким образом сигнал, что эти страны рассматриваются не как равноправные партнёры, а только как объекты политики великих держав. Тем самым российская дипломатия независимо от своего желания убедила бывших союзников: при любом изменении ситуации гарантии могут быть поставлены под сомнение.

Нейтральный же статус психологически гораздо весомее. Он подразумевает прежде всего свободный выбор самого нейтрального государства. Статус этот также гарантируется извне. Но гарантии даются потенциально противоборствующими сторонами не друг другу, а нейтральному государству в ответ на его просьбу.

Более того, нейтралитет могут гарантировать не две стороны, а неограниченное число держав и блоков. Таким образом существенно повышается надёжность гарантий: любой нарушитель нейтралитета оказывается перед заведомо превосходящими силами остальных гарантов.

История Европы знает и двусторонние гарантии. Например, нейтральный статус Австрии, установленный Государственным договором 1955-го года, поддерживали два противостоящих блока – Northern Atlantic Treatment Organization и Организация Варшавского Договора. Но это – неизбежное следствие существовавшей в тот период поляризации, фактически не оставлявшей места самостоятельным третьим силам. В XIX веке нейтралитет признавался и гарантировался совместными соглашениями всех существовавших в тот период великих держав, а также, как правило, соседей нейтрального государства независимо от их весовой категории.

И в данном случае нейтралитету Центральной Европы было бы целесообразно предоставить гарантии не только НАТО и России (или даже СНГ), но и иных государств и/или межгосударственных образований. Гарантия даже со стороны территориально удалённых стран может оказаться вполне эффективной. Вспомните хотя бы войну Судного дня (октябрь 1973-го года), прекращённую фактически не прямым силовым вмешательством. Угроза такого вмешательства (причём – небывалый случай – со стороны СССР и США совместно) была следствием давления арабских стран, установивших эмбарго на поставки нефти западному миру.

Конечно, истории известны и разнообразные нарушения нейтралитета. Например, в первой мировой войне Германия прошла через нейтральную Бельгию, попутно разгромив её войска и крепости. Во второй мировой та же Германия захватила почти все нейтральные страны Европы. А отказ от захвата Швейцарии и Швеции объяснялся отнюдь не уважением к их статусу, а сугубо военно-стратегическими соображениями.

Однако такие нарушения всегда очень строго наказывались. В первой мировой нападение Германии на Бельгию послужило поводом для вступления в войну Великобритании со всеми её промышленными и колониальными ресурсами, что в значительной степени предопределило поражение Германии. А судьба Третьего рейха надолго останется предупреждением любому желающему поиграть судьбами народов.

Во всяком случае многосторонние гарантии нейтралитета – ничуть не менее надёжная защита, чем договора о взаимной обороне. А ощущение опасности для стран, гарантиями не охваченных, неизмеримо меньше. В данном случае такое ощущение необходимо принимать в расчёт хотя бы потому, что неприятие российским обществом расширения НАТО основано не столько на конкретных стратегических расчётах, сколько именно на общем ощущении угрозы. Вопросам надёжности гарантий нейтралитета Центральной Европы предполагается посвятить специальное исследование.

Впрочем, тяга недавних «варшавцев» в НАТО вызвана не только желанием безопасности. В большей, пожалуй, степени это – проявление стремления интегрироваться во все структуры западного мира. Здесь нейтралитет также может оказаться для них полезен.

С одной стороны, этот статус сам по себе свидетельствует об интеграции в систему европейской безопасности и стабилизации. Нейтральные Австрия, Финляндия, Швейцария, Швеция – ничуть не менее важные звенья этой системы, нежели включённые в НАТО Греция, Дания, Норвегия, Турция.

С другой стороны, интеграция в НАТО требует серьёзного перевооружения армий, строившихся по стандартам Варшавского Договора (т. е. советским) и полной замены армейских систем связи и управления. Затраты на такую реорганизацию столь велики, что экономика включающихся в НАТО стран ещё многие десятилетия не достигнет параметров, необходимых для вхождения в Европейский Союз. А ведь с точки зрения интересов любого народа экономическая интеграция куда полезнее военной!

Конечно, замена уже запланированного вхождения в НАТО нейтралитетом достаточно тяжела психологически. Здесь и понадобятся полномасштабные усилия всей российской дипломатии, а также пропагандистских структур. Взращённые в советские времена, пропагандисты смогут отработать всё затраченное на них обществом, если хоть раз помогут предотвратить реальную угрозу России.

Всё предложенное потребует непривычной для России – длительной, серьёзной, упорной и хорошо скоординированной – работы. Но самая тяжёлая работа лучше вооружённого соседа.

1997.02.26

Потсдамская Россия

История учит лишь тому, что история ничему не учит. Поскольку любую историческую аналогию можно оспорить. Но с другой стороны из любой исторической ситуации можно извлечь актуальные советы.

Политолог Александр Янов сравнивает нынешнюю Россию с Германией 20-х годов. Выводы из аналогии «Веймарская Россия» печальные. Если западные страны не изменят отношения к России, не перейдут от брезгливой отстранённости к активной массированной демонстративной экономической и политической поддержке – неизбежно, с точки зрения Янова, развитие России по германскому пути. То есть переход власти к объединяющимся ныне в национал-коммунизм разнообразным течениям фашистского толка.

Впрочем, даже если предсказываемая Яновым опасность реальна, ожидать резкого изменения позиции Запада не приходится. Эйфория победы в войне – пусть даже холодной – не позволяет адекватно оценивать ситуацию. Поэтому полезно изучить опыт победы куда более внушительной.

Германия в XX веке терпела поражения дважды. В первый раз, в Версальском мирном договоре, победители отнеслись к ней сравнительно гуманно. Второе поражение было всеобъемлющим, капитуляция безоговорочной. Потсдамский мир писался вообще без участия Германии. Судьба её по этому миру была такова, что мир Версальский казался несбыточным раем.

Версальский мир породил жажду мести, привёл в конечном счёте к власти откровенных убийц. Казалось бы, Потсдам должен был бы создать в центре Европы государство, считающее единственной своей целью истребление всех причастных к столь злой судьбе. На деле результат оказался прямо противоположным. Нынешняя Германия – одно из самых демократичных, миролюбивых и союзоспособных государств не только Европы, но и всего мира.

Причина ясна. Как отмечает, в частности, тот же Янов, взаимоотношения с Германией после второй мировой войны, в отличие от первой, далеко не исчерпывались заключением мира.

Дело не в военной оккупации. И после Версаля была оккупирована значительная (и важнейшая в экономическом отношении) часть Германии – Рурская область. Это породило лишь гиперинфляцию и (неизбежное её следствие) всеобщее озлобление.

Дело не в расчленении страны. Версальское отторжение Саарской области всего лишь дало лишний лозунг реваншистам. А возвращение в Польшу земель, добытых при её разделе в XVIII веке, стимулировало вражду и стало поводом для начала второй мировой.

Важны были действия куда менее конфронтационные. Настолько, что их аналоги ныне наблюдаются во взаимоотношениях развитого мира с Россией.

Массированная экономическая помощь. Тогда – напрямую из США по плану генерала Маршалла. Сейчас – в основном от международных финансовых организаций, где основную роль играют те же США.

Ликвидация опасной вооружённой мощи. Тогда – прямой военной силой, сейчас – экономическим удушением. Впрочем, этот ход как раз опасен. Плавное сокращение боеспособности может обернуться желанием использовать всё, что ещё осталось, пока осталось.

Поддержка демократически ориентированных политиков. Как постоянно пребывающих в стране, так и эмигрантов.

Пропаганда преимуществ демократического устройства общества. Силами и собственных, и местных средств массовой информации.

Но одного тогдашнего принципиального шага сегодня явно не хватает.

Нацистская экспансия началась с двух переходов через горы. Захват Судетской области состоялся, впрочем, с явно выраженного в Мюнхене согласия тогдашних великих держав. Хотя и Англия, и Франция относились к Гитлеру без малейших признаков любви. Но воевать ради территориальной целостности Чехословакии не пожелали.

Так же как не пожелали защитить независимость альпийской республики. Тут, правда, ограничились молчаливым непротивлением злу. Да и стоило ли вмешиваться? Чехословакия хотя бы протестовала. Австрия же в немалой своей части даже приветствовала аншлюс («подключение»).

Это и неудивительно. Австрийцы всегда были частью немецкого народа, и лишь превратности истории XIX века помешали воссоединению Германии вокруг Вены. Собственно, и сегодня разве что коммунистическая партия Австрии решилась однозначно утверждать: «Австрийцы – не немцы».

Соответственно и послевоенное устроение судьбы Австрии потребовало времени куда большего, нежели любого другого участника мировой катастрофы. Лишь в 1955-м нашлось решение.

Австрия стала нейтральным государством.

Причём – чуть ли не впервые в мировой истории – нейтралитет был установлен без предварительно явно выраженного желания самой страны, а лишь по усмотрению гарантов нейтралитета. Хотя формально всё уладили. Парламент Австрии принял Конституционный закон о нейтралитете 26-го октября 1955-го – на следующий день после вывода оккупационных войск, когда оснований объявлять нейтралитет следствием вооружённого насилия вроде бы уже не было. Даже при том, что принять такой закон прямо предписал Государственный договор от 15-го мая 1955-го года между членами антигитлеровской коалиции – СССР, США, Англией, Францией – и вновь формируемой Австрией. А без этого договора вывод войск был бы невозможен.

А что касается аншлюса – договор прямо запретил вступление Австрии в какие бы то ни было политические или экономические союзы с Германией. Это, правда, в дальнейшем осложнило вступление Австрии в Европейский Союз. Но требовать от политиков столь далёкого предвидения уже чрезмерно. Зато надежду на новое объединение всех германоязычных – необходимую предпосылку разрастания нацистской империи – похоронили вполне надёжно. Что немало способствовало развитию Германии в наиболее желательном для победителей направлении.

Кстати, включение Австрии в какой-либо из тогдашних политических союзов – хоть НАТО, хоть ОВД – повлияло бы на Германию куда хуже. Оно бы рассматривалось как естественное для победителей желание поживиться за счёт побеждённых. Тогда как подчёркнутая изоляция Австрии от победивших военных структур была неоспоримым свидетельством стремления этих структур не к наживе, а к справедливости.

СССР, чьим преемником считается нынешняя Россия, также имел свой аншлюс. Вскоре по завершении второй мировой войны сложилась советская империя – в неё вошли страны Восточной Европы.

В отличие от Германии – и в соответствии с собственной идеологией – СССР выбрал предмет аншлюса не по этническим признакам. Польша и Венгрия, ГДР и Румыния даже в ходе бурной европейской истории никогда не сливались настолько тесно, чтобы можно был всерьёз говорить об их культурной общности. Соответственно и интеграция не дошла до стадии формально единого государства. Хотя неформальное единство сдерживалось разве что привычкой к российской самоизоляции – даже вполне советизированные соседи считались идеологически сомнительными.

Зато советский аншлюс, как и германский, был со стороны поглощаемых в значительной степени добровольным. Этническую близость с успехом заменили обещания светлого будущего, которым в ту пору верили даже сами обещающие. Так что реального сопротивления советизации не было. Это доказывает судьба тех мест, где аншлюс встречал хоть малейший намёк на препятствия. Восточная Австрия, Финляндия, Югославия так и остались независимы. Добычи и без них хватало.

Независимо от различий в идеологическом обосновании своего существования, советская и германская империи были внутренне устроены одинаково тоталитарно. Для искоренения психологических и организационных последствий этого тоталитаризма естественно было бы применить сходные механизмы. Разумеется, с поправками на то, что СССР разбит на полях не военных, а экономических сражений. Посему и капитуляция его далеко не столь безоговорочна, и действовать победителям надлежит несколько изящнее.

В значительной степени это уже осознано. Как отмечалось выше, демократический Запад применяет к России – считая её правопреемником СССР не только в позитивных, но и (даже, пожалуй, в большей степени) в негативных аспектах – методы воздействия почти те же, что и к послевоенной Германии. Разве что чуточку деликатнее, не столь откровенно предписывая побеждённым конкретные шаги.

Хотя в некоторых отношениях, пожалуй, даже более жёстко. В частности, Запад считает частями советской империи не только страны Восточной Европы, но и республики былого Союза. И активно добивается их изоляции от России. Игнорирует реальную общность, сложившуюся за сотни лет совместного развития полутора сотен (а не пятнадцати!) народов. Поощряет отчуждение между титульными нациями и меньшинствами. И в конечном счёте стимулирует превращение естественного стремления к восстановлению былой общности в реваншизм. Который, единожды родившись, вряд ли успокоится на границах СССР 1938-го и даже 1945-го года.

Способствует реваншистским настроениям и ускоренное поглощение осколков Варшавского договора бесспорно военной (а не сугубо политической) Организацией Североатлантического Договора. При этом чиновники НАТО, правда, ссылаются на желание самих этих стран. Но, между прочим, и вступление в Варшавский договор было ничуть не менее добровольным. А скоропостижность заявления о желании отправиться в НАТО, к примеру, Болгарии выглядит вообще странно – по крайней мере, среди лозунгов недавней политической борьбы, приведшей к смене правительства, вопрос о НАТО не фигурировал вовсе.

Тем более что Болгария, совершенно разорённая сменами правительств – коммунистических и либеральных, но одинаково некомпетентных – явно не в состоянии даже приступить к реорганизации и перевооружению армии. А без этого даже говорить о членстве в НАТО бессмысленно – единство обороны требует согласования военных структур.

Да и для других претендентов, ещё не оправившихся от смены принципов построения экономики или даже только приступившей к этой смене, вход в НАТО разорителен. По самым скромным подсчётам, реформа вооружённых сил первоочередных кандидатов – Венгрии, Польши, Чехии – обойдётся миллиардов в десять – пятнадцать. Интересно, сознают ли это народы, пылающие, по словам своих властителей, желанием, покинув недавно военный союз, вступить в новый, не менее военный?

А безопасность Восточной Европы расширение НАТО вряд ли повысит. Ибо подействует на Россию примерно так же, как создание Малой Антанты – ориентированной не только антисоветски, но и антигермански – повлияло на веймарскую Германию.

Если уж считать СССР тоталитарным, стоит действовать с ним, как с тоталитарной же Германией. Не по версальски, а по потсдамски.

Не стремиться к расчленению давно сжившихся земель. Кстати, первоначальные англо-американские планы разделения Германии по границам былых княжеств и королевств закончились довольно быстро – в 1949-м были объединены даже три зоны оккупации, и в стороне осталась только зона советская, ставшая ГДР.

И уж, конечно, не набрасываться на былые жертвы аншлюса с аппетитом, компрометирующим любые добрые слова. А сделать их столь же нейтральными, как былая жертва аншлюса германского.

1997.03.21