Текст книги "Остап Бендер и Воронцовский дворец"

– Вот видите, детушки-компаньоны, Канцельсон не дремлет. Побывал не только у Софьи Павловна, но и у Фатьмы Садыковны, а теперь нам стало известно, что был он также и у Березовских. И не ошибусь, если скажу, что греческий негоциант побывал бы с тем же делом и у Екатерины Владимировны с его муженьком, не иначе, как офицериком в прошлом, если бы они были бы сейчас в Ялте. И везде вопрос у него: «как найти фотографа Мацкова?» И не так самого фотографа, как приобрести таинственный и загадочный фотоальбом Мацкова. Вывод один: искать надо не только Мацкова, а лучше сам фотоальбом…

– Эге-ге, – пустил смешок. Балаганов. – Как же его? Живого человека не можем найти, а как же найти этот самый фотоальбом?

– Да, Остап Ибрагимович, это сложная задача, – пригладил усы Козлевич. – 0 кладе мы знаем, что он где-то во дворце. А фотоальбом? Ясно, что в нем кроется разгадка места, где сокрыты ценности уважаемой графини Вороницовой-Дашковой. Если даже старший помощник капитана «Тринакрии» ищет его разными путями, – высказывался он.

– Всё это так, Адам Казимирович, командор, но разве его отыщешь? – с явным скепсисом проговорил Балаганов. – Об этом можно только догадываться.

Остап молчал, слушая высказывания своих ком-паньонов-помощников, но услышав последние слова рыжеволосого названного брата, чуть было не взорвался в негодовании:

– Догадываться, Догадываться, – взглянул на него Остап. – Так или иначе, но нам надо найти этот фотоальбом, камрады – рубанул рукой воздух Бендер. И голосом не терпящим возражений, решительно заявил: – Но чтобы его найти, попробуем отыскать сестру и брата Мильха Виктора Карловича. Но где их искать? Сестру во дворце… а вот мичмана Мильха… – погасив раздражение, задумался Бендер.

Козлевич и Балаганов молча смотрели на своего руководителя и ждали, что тот скажет дальше, какие наметит их дальнейшие действия, что предложит, и он предложил:

– Завтра едем в «Кичкинэ».

Глава 5. В «Кичкинэ»

Рано утром компаньона выехали из города и вскоре Козлевич остановил «майбах» во дворе дворца «Кичкинэ». Время завтрака для отдыхающих еще не наступило, время службы для персонала уже началось.

«Кичкине», что означает по-татарски малютка был небольшим, но чрезвычайно изящным и нарядным дворцом в мавританском стиле. Дворец был построен в 1912 году для Романовых по проекту архитектора Н. Г. Тарасова. Сейчас он являлся и санаторием, и туристической базой для гегемона пролетариата. Но это мало волновало и интересовало компаньонов. Без труда они нашли бывшую гувернантку бывших владельцев дворца Абанину. Нашли её в подвальной комнате камеры хранения вещей отдыхающих. Она заведовала ею и библиотекой по совместительству.

Это была пожилая женщина интеллигентного вида. Узелок седых волос бил завязан черной лентой, очки в металлической оправе. Широко раскрытые светлые глаза смотрели на незнакомцев настороженно.

– Алиса Евгеньевна? – обратился с улыбкой к ней Остап. – Абанина?

– Да… – тихо промолвила женщина с испугом глядя на него и на молодцеватого Балаганова. «Уж не из ГПУ ли?» – мелькнуло в её голове.

– Мы из газеты… – начал как обычно Бендер.

– И из радиокомитета, – вставил рыжеволосый компаньон.

Услышав это, Алиса Евгеньевна немного успокоилась. Но когда доследовали вопросы, то она всё же весьма скупо и осторожно отвечала. А на вопрос: «Где можно найти бывшую служанку по рамилии Мильх?», Абанину явно охватила дрожь. Но она помедлила и тихо переспросила:

– Мильх? Елену?

– Да-да, Елену Карловну? – ухватился за узнанное имя сестры фотолаборанта Виктора Мильха.

– Так её нет, товарищи. Как мне известно, она вышла замуж за офицера и отбыла с ним из Крыма еще в двадцатом…

– О ней вопросов больше не имею, уважаемая Алиса Евгеньевна.

– А что вам известно о дворцовом фотографе господине Мацкине Михаиле Семеновиче? Мы ищем его не как бывшего крупного фотовладельца, а совершенно по другой причине.

– И вы интересуетесь его фотоальбомом? – приподняла очки и опустила вновь на переносицу женщина.

– И мы, уважаемая товарищ, – вставил официально Балаганов, посмотрев на командора.

Но Бендер, не взглянув на него, быстро спросил:

– А кто еще им и его фотоальбомом интересуется?

– Интересовались им давно. Это когда наши… – испуганно запнулась женщина, чуть не сказав наши, белые отступили, но поправилась и уже смелее повторила: – Наши освободили Крым, то власти опрашивали всех, кто служил здесь раньше.

– А-а, – разочарованно протянул Остап. – И что же они, власти, спрашивали?

– И о фотографе Мацкове… А вы назвали его Мацкиным Михаилом Семеновичем, товарищ…

Бендер не стал её разубеждать в правильности фамилии своего разыскиваемого и промолчал. А она продолжала:

– Спрашивали и о Елене Карловне Мильх. Но в основном, как я поняла, товарищ, они тоже интересовались фотоальбомом этого фотографа.

– Да, снимки из него нам бы очень сейчас пригодились и для газеты, и для репортажа.

– Интересно было бы, знаете, нашим радиослушателям, – поддакнул Балаганов.

– Сожалею, что ничем не могу помочь, товарищи…

– Ну что же, нам остается только поблагодарить вас, товарищ Абанина.

– Благодарствуем… – встал и Балаганов.

И уже выходя из камеры хранения вещей отдыхающих, Бендер спросил:

– Да, а где мы можем увидеть завхоза санатория товарища Денисова Владлена Яковлевича? – Хотя в душе он понимал, что и беседа с ним ему ничего нового не даст, но всё же спросил по своему правилу: «От всех по крупице и ясная картина». Спросив о Денисове, он увидел резкую перемену на лице Абаниной.

Алиса Евгеньевна встала и придушенно переспросила:

– Владлена Яковлевича?

– Да ведь это завхоз ваш?

– Был. Недавно его арестовали, – тихо вымолвила смотрительница камеры хранения вещей отдыхающих и библиотекарша.

– Сожалею, весьма, – покачал головой Бендер. – До свидания.

Когда компаньоны вышли Остап сказал:

– Вот почему она встретила нас так настороженно, Шура.

– Я тоже так понимаю, командор. И ехать сюда не нужно было…

– Как это не нужно было? – остановился Остап перед своим помощником. – А имя сестры фотолаборанта? Елены Карловны Мильх? – пошел к машине Бендер недовольный словами своего ассистента-оппонента.

Рассказав ожидающему их Козлевичу о результате своего посещения бывшей гувернантки владельцев дворца, Бендер сидел и не давал указания своему автоводителю куда ехать.

Все трое молчали. Наконец Остап сказал:

– Поскольку мы на полпути к Алупке, камрады, поехали туда, Адам. Посмотрим на дворец, по парку погуляем…

– И то верно, Остап Ибрагимович, – тронул машину с места старшевозрастной единомышленник.

– А что, и позавтракать там сможем, командор, – улыбнулся Балаганов, бросив взгляд на него.

Остап ничего не ответил, он был в глубоком скучном раздумье, что было в несвойственно его неунывающей натуре. «Где искать этого уже не фотовладельца салонов Мацкина, а его фотоальбом? Таинственный фотоальбом, в котором кроется тайна связанная с кладом графини. Если верить старпому с «Тринакрии»? Одни вопросы и ни одного вразумительного ответа», – вздыхал Бендер, откинувшись на мягкую спинку сидения.

Глава 6. «Вы так неожиданно сошли с поезда…»

В Алупке погода была не по осеннему летняя. Оставив «майбах» под присмотром уже знакомого им владельца экипажа, компаньоны прошли в парк. Разговаривали мало. Шли навстречу солнцу, ступая по гравийным дорожкам парка. По ветвям деревьев порхали неугомонные синицы. Дрозды разгребали опавшую листву, находя себе корм. Карусельные разбрызгиватели орошали поляны, отчего они были ярко зелены и прохладны.

Беззаботному курортнику приятно в такое утро пройтись по аллеям парка. Помедлить пару минут у пруда, вынуть из кармана нащипанные корки хлеба, оставшиеся от санаторного завтрака, полюбоваться на гордо плывущих лебедей и бросить им корм, спугнув всплеском воды рыбешку с золотистой окраской.

Компаньоны подпали под влияние утра парковой красоты и белоснежных лебедей. На время всем троим показалось, что они курортники и ничем не обременены. Что они уже нашли то, за чем приехали. Что они удачливы, прогуливаются вот сейчас среди изумительной природной красоты и радуются жизнью.

Внезапно дорогу компаньонам преградил человек с фотокамерой типа «фотокор» и просительно обратился к ним:

– Вы не могли бы, товарищи, сфотографировать меня? Я тут все уже навел на то место, где встану. Пожалуйста…

– А что, можно, – согласился Остап, он еще не разу не фотографировал. Но поскольку его мысли всё время крутились возле слов: фотограф, фотолаборант, фотоальбом, его потянуло сейчас сделать снимок просителю.

Незнакомец встал возле платана, а Остап прицелился фотокамерой на него и когда хозяин прокричал: «нажимайте», Бендер надавил на спуск, который тот ему указал до этого. После съемки, незнакомец начал горячо благодарить Бендера, а вставляя новую кассету сказал:

– Попросил ту пару, так им лень было встать со скамейки, – указал он на скамью под развесистой сосной. Там сидели мужчина и женщина. Бендер машинально посмотрел на них и невольно задержал дыхание, как охотничий пес, почуяв дичь. Смотрели туда и его компаньоны. Затем, не сговариваясь, все трое направились к сидящим. Они сидели к компаньонам боком, но когда единомышленники-искатели подошли к скамье, то ошибки не было. Перед ними сидели Екатерина Владимировна и её «Вадым».

– О, какая встреча – радостно воскликнул Бендер.

– Здравствуйте – не менее восторженно выпалил Балаганов.

– Гора с горой, а человек с человеком – провел рукой по усам Козлевич.

Застигнутые врасплох неожиданным явлением своих сухумских благодетелей, Екатерина и Ксенофонтов поднялись и, сделав небольшую паузу, промямлили, как нашкодившие школьники, свои приветствия:

– Здравствуйте…

– Встретились… Вот, здравствуйте, товарищи…

– Вы так неожиданно сошли с поезда? – говорил Остап, внимательно глядя на Ксенофонтова и Екатерину.

– Да, так получилось… – замялась женщина. – Вадим утром вышел из купе… и встретил садящегося в поезд сослуживца… – начала объяснять она.

– Сослуживец садился в поезд на ходу? – сделал большие глаза Бендер.

– Нет, поезд как раз стоял в Ростове… – промямлил Вадим.

– А-а, стоял… – с иронией протянул «газетчик-порученец Асланова».

– Да, стоял, – кивнула Екатерина. – Так этот сослуживец сказал, что мы уже опоздали, дядя умер, и нет уже надобности ехать в Москву… – сочиняла Екатерина. – А надо в Ростов, так как гроб умершего будет перевезен туда и похоронен рядом с его женой, моей тётей… – с горестным видом говорила бывшая горничная графини, а сейчас горничная кают на пароходе Черноморья. – Поэтому мы и поспешили высадиться в Ростове… Вы так крепко спали, – улыбнулась она Бендеру, – что мы не осмелились вас будить. Простите нас за нашу неблагодарность к вам, уважаемый Степан Богданович и вы, уважаемые товарищи, – взглянула она на стоящих рядом со своим руководителем Балаганова и Козлевича.

Пока, говорила Екатерина, Ксенофонтов молчал, но когда его спутница замолчала, то и он запросил прощения.

– В Алупку вы отдыхать? – спросил Бендер.

– Нет, зачем же… Мне в гражданскую пришлось здесь бывать, а Екатерина Владимировна, как вам известно служила здесь во дворце. Вот мы и решили после перенесенного горя… похорон дяди… побывать здесь, чтобы немного…

– Да, чтобы как-то… – закивала Екатерина.

– Ну, судьба, судьба нас всё время сводит, – улыбался им Бендер. – Ну, что ж рад был вас встретить.

– И мы тоже, – в один голос произнесли Козлевич и Балаганов.

– Значит, не отдыхать в Алупку? – продолжал улыбаться Остап, всё еще не прощаясь.

– Не отдыхать… Всё посмотрели, повспоминали, товарищи… – обвел взором компаньйонов Ксенофонтов.

– Ну, поскольку мы встретились, – растянул свое лицо в еще большую доброжелательную улыбку Остап и спросил: – Уважаемая Екатерина Владимировна, к тому, что вы мне поведали тогда в поезде, у меня еще вопросик…

– Пожалуйста, Степан Богданович, – с готовностью ответила женщина. – Если знаю…

– Не скажете ли, любезнейшая Екатерина Владимировна где я могу найти дворцового фотографа Мацкина? Что вы можете мне сообщить о нем?

– О фотографе Мацкине? – подняла брови Екатерина. – Что же я могу вам сообщить, я вовсе его не знаю, товарищи. Да, приезжал фотограф во дворец, знаете с треногой такой и с ящиком – аппаратом вот и всё. Фотографировал он Елизавету Андреевну с собачкой и без собачки, только и всего, что я могу вам сообщить, Степан Богданович. А что он, кто он, где он я понятия не имею, – как-то двусмысленно взглянула она на Вадима.

– Ясно, – вздохнул Остап. – Его снимки очень нам пригодились бы для опубликования. Благодарю, вопросов больше не имею. До свидания, не смею вас больше задерживать… – чуть склонил голову Бендер. – И разрешите пожелать вам всего хорошего…

– Так же и вам граждане-товарищи, – кивнула Екатерина.

– До свидания… – взял под руку свою спутницу Ксенофонтов.

– Надеюсь встретиться еще… – промолвил им вслед Остап.

– Возможно, – не оборачиваясь, ответила Екатерина, удаляясь со своим любимым.

После прощальных слов Козлевич сказал:

– Удивительно, Остап Ибрагимович… Вы правильно говорили тогда, что не поехали уж они сюда, вместо поездки к умирающему дядюшке, чтобы покопаться во дворце самим? Удивительно, братцы, вот и встретились мы с ними.

– Нет, ничего удивительного, Адам…

– Как же нет, как же нет, командор, – вставил и Балаганов.

– Нет ничего удивительного скажу и вам, Шура. Ведь эта третья бывшая горничная живет в Ялте, имеет комнату. Так почему же ей не наведаться к месту прежней её службе? В Алупку? Ничего не вижу я здесь удивительного, камрады. И всё же, мои компаньоны… – задумался Остап, идя со своими друзьями по аллее Верхнего парка.

И это интуитивное: «и всё же», вызывающее неясные сомнения у великого психоаналитика убедило бы его во многом, если бы он знал, какое волнение вызвал у Екатерины его вопрос о Мацкине.

Глава 7. Еще большее удивление бывших графской служанки и белогвардейского поручика

Как только бывшие отошли от назойливого «газетчика» и его друзей, Екатерина сказала:

– Видишь, дорогой, я говорила и говорить теперь буду, неспроста этот Измиров встречается с нами и задает такие каверзные вопросы.

– Каверзные? Что же здесь каверзного, Катрин, не вижу. Не о ценностях же он снова спрашивал, а всего лишь о каком-то фотографе, только и всего, – пожал плечами Вадим. – Тебя почему-то его вопрос взволновал? И чего это, Катрин?

– Послушай, я тебе этого не рассказывала, так как даже не придавала этому значения, да и позабыла, если уж откровенно… Да, действительно, приезжал к нам во дворец фотограф. Фамилию его, я разумеется не знаю, фотографировал то, что ему заказывала графиня, с Чемликом её, и портреты её родственников, и знаешь, даже спящего льва на львиной терассе. Но когда во дворце поселились штабс-ротмистр и его поручики, то перед самым уже отъездом моей госпожи, во дворец пожаловал этот самый фотограф. Я видела из окна, как ротмистр на солнечной стороне двора собственноручно прикрепил какой-то чертеж. И этот самый фотограф Мацкин, как назвал его Измиров, фотографировал этот чертеж…

– Вот это да, очень интересно, – приостановился Вадим, глядя на Екатерину. – Уж не для того ли, чтобы взять с собой снимок плана дворца?

– И не для себя, а для моей госпожи, Вадим, для Елизаветы Андреевны, – подсказала Екатерина.

– Да, интересно. Можно только предполагать, Катрин. Ты подумай, этот Измиров всё время наталкивает нас на?… Уж не знает ли он больше, чем мы? Где же нам отыскать этого фотографа?

Они шли по серпантине Нижнего парка ведущей к морю и обсуждали то, что надоумил Екатерину вспомнить «Измиров». Перебирали все предположения, строя различные разгадки вопросов: что фотографировал Мацков? Для чего? Тогда в дворцовом дворе? Где найти этого фотографа? Почему им заинтересован этот «газетчик Измиров»? А теперь этим фотомастером заинтересовались и они? Почему? Какая здесь кроется тайна? Вопросов было много у них, но все ответы были только предположительные.

Присев на скамью под огромным развесистым платаном, они долго обсуждали и обсуждали свои предположительные догадки. Так не прийдя ни к какому-либо твердому определению, они автобусом вернулись в Ялту.

Войдя в комнатку Екатерины, Вадим сказал:

– Ну, допустим, Катрин, нашли мы этого фотографа Мацкина, и что? Он и скажет нам то, что ты видела. По приказу, мол, графини, или того же самого ротмистра, фотографировал чертеж какой-то, да. И что из этого?

– Да, верно. Из этого ничего. Но, возможно, у него есть фотоснимок этого чертежа?

– По прошествии более десятка лет? – усмехнулся Ксенофонтов. – Допустим, что есть. Что даст нам этот снимок, Катрин?

– А если этот снимок план дворца? – медленно проговорила женщина, раздумывая.

– Пусть будет план дворца. Но ведь нужды в этом снимке никакой нет. Мы были с тобой во дворце и видели, там в рамке висит план дворца, помнишь? Ты еще отвернулась, когда твой бывший сослуживец проводил мимо нас группу экскурсантов.

– Да, действительно… во дворце демонстрируется план и без этого самого снимка фотографа, – согласилась Екатерина. – Но почему тогда газетчик так интересуется этим фотографом? Планом дворца? Так он также, как и другие, свободно может его увидеть в дворцовом музее, Вадим. Говорит, его снимки пригодились бы опубликовать?

– Да, вот я и ломаю голову над этой загадкой, Катрин. Действительно странно, что же его интересует в этом дворцовом фотографе? Опубликовать снимки? Чушь… Газетчик может наснимать сколько угодно новых снимков. И дворца, и портретов Воронцовых всех.

Так они еще долго продолжали обсуждать встречу с Измировым о его интересе к Мацкину. И удивлялись, удивлялись, не находя объяснение этому. А немного позже были вторично удивлены, когда к ним пожаловали гости. Это были бывшая графская горничная в симферопольском загородном доме графа Воронцова и ее супруг греческий негоциант Мишель Канцельсон.

Встреча бывших графских служанок прошла тепло и радушно. Женщины после объятий и поцелуев, так долго не видевших друг друга, засыпали одна другую вопросами: «А помнишь?», «А видела?», «А как Елизавета Андреевна сказала тогда?». И прочее, и другое всякое.

Наконец вспышка встречи женщин приугасла и Екатерина сказала:

– Вадим, гости у нас.

Мужчины не знали до этой встречи друг друга. Они сидели и скромно молчали. И когда Екатерина это сказала, Ксенофонтов с готовностью вскочил и ответил:

– Да-да, я сейчас, извините, я сейчас…

– Нет, отчего же, господа, мы уж вместе, – встал и последовал Канцельсон вслед за хозяином. – Дамы пусть вспоминают былое, а мы за покупками.

До прихода мужчин женщины накрыли стол празднично для ужина. А когда те вернулись, то стол украсили бутылки с вином и с более крепкими напитками, которые предпочитал Ксенофонтов.

Застольный вечер шел на славу. Женщины продолжали вспоминать и важных гостей’, посетивших дворец, и артистов, и музыкантов, и многое другое… Веселые голоса женщин так и звучали у стола: «А помнишь, когда управляющий?» – смеялась одна. «А когда экономка ключ потеряла от кладовой? Ну тогда, когда ты с графиней в Симферополь приезжала? И Елизавете Андреевне во время к чаю меда не могли поднести?». «А когда градоначальник с лошади упал?». И многое, многое, можно было услышать в тот вечер за столом в комнате Ксенофонтовых. Севастопольская гостья поведала о своей службе в Херсонесском музее, а Екатерина – о своей на судне Черноморского пароходства, вспомнили и своих коллег-служанок, слуг и других.

Мужчины же обменивались краткими вопросами, репликами, говорили о ценах, осторожно о новой экономической политике и о застольном разном.

Всё шло как нельзя хорошо, как в дружном семейном кругу. Но тут неожиданно последовал вопрос Анны Кузьминичны, и тут же её Мишеля, повторившего слова:

– Не подскажете ли, господа, где бы я мог найти дворцового фотографа господина Мацкова?

Ксенофонтов чуть было не поперхнулся, так как он только что, опрокинул рюмку водки в рот, а Екатерина, оборвала свой говор на полуслове и настороженно взглянула на Канцельсона, а затем на свою бывшую сослуживицу с явным удивлением.

– Понятия не имею, – наконец, помолчав немного, выговорила хозяйка. – Что я могу о нем сообщить? Абсолютно ничего. Приезжал, фотографировал, уезжал, а где он, что он и как сейчас… где живет…

– А что касается меня, то я и подавно ничего не знаю о нем так как я совершенно незнаком с делами во дворце в то время, поскольку новый человек, господа, – снова наполнил свою рюмку и рюмку гостя Ксенофонтова не проявив такого же такого же внимания к рюмкам дам.

– Да, да, господа, не будем топтать воду в ступе, – сказала Анна Кузьминична стараясь отвлечь внимание хозяев от такого несвоевременного и неожиданного вопроса своего Мишеля.

Визит севастопольцев продлился до позднего часа. Когда гости стали прощаться, Екатерина Владимировна спросила:

– Поздно уже, оставайтесь, как-нибудь разместимся, как говорится: в тесноте, да не в обиде.

– Нет, нет, уважаемая Екатерина Владимировна. Не извольте беспокоиться. У нас номер в «Ореанде»…

И провожая гостей, Екатерина еще спросила:

– Да, господин Канцельсон, если мне посчастливиться встретить дворцового фотографа господина Мацкова, то что спросить у него, чем поинтересоваться?

– О, это было бы очень любезно с вашей стороны, дорогая Екатерина Владимировна, весьма любезно… – подумал немного греческий негоциант. – За сколько я могу купить у него фотоальбом с фотографиями известных ему людей. Я заплачу ему щедро… – скажите ему.

– Скажу, – только и промолвила женщина, широко раскрыв глаза, глядя на Мишеля.

И когда гости ушли по ночной улице, Екатерина и Вадим какое-то время с неменьшим удивлением смотрели друг на друга и Ксенофонтов прошептал:

– Вот что Измирову и этому еврею-грёку нужно от Мацкова? Какой-то фотоальбом…

– С фотографиями известных ему людей… – также шепотом проговорила женщина.

– Какая же кроется тайна в этом альбоме?

– Не представляю, Вадим. Но теперь ясно, что-то есть в этом фотосборнике Мацкова, как назвал его супруг Анны Мишель.

– Или Мацкина, как назвал его этот загадочный Из-миров, – промолвил Ксенофонтов.