Текст книги "Остап Бендер и Воронцовский дворец"

Глава 8. Почти детективная история «Фенита ля комедиа»

Понаблюдав издалека за Ксенофонтовыми, пока те не уехали в Ялту, компаньоны решили задержаться в Алупке. Вошли с экскурсионной группой во дворец, прошли по его хорошо им знакомым комнатам и вышли к львиной террасе.

– Как видим, камрады, дворец на месте и всё в нем, как и прежде, – сказал Остап.

– Знать бы, что и ценности графини на месте, командор, – вздохнул Балаганов.

– На месте то на месте, братец, но как их найти, – промолвил Козлевич. – Остап Ибрагимович, я пройду к автомобилю, все ли там… – заспешил он к своему детищу.

Экскурсантов в этот день было много, входили в музей потоком, выходили неспеша очарованные красотой, фотографировались у делающих пятиминутные снимки фотографов и медлили уходить от беломраморных львов.

Бендер и Балаганов обошли корпус дворца и подошли к автомобилю. Но непревзойденного автомеханика здесь не было. Извозчик, похаживая возле своей пролетки, сказал:

– Помчался, граждане, ваш шофер. Увидел кого-то и побежал туда, – указал он в сторону дворцовых ворот.

Остап и Балаганов устремились во двор. На ходу Бендер сказал:

– Неспроста Адам пошел за кем-то, неспроста, Шура.

Балаганов не успел ответить, как навстречу им из толпы экскурсантов вышел Козлевич.

– А я было погнался за вами, Остап Ибрагимович. Понимаете, увидел того… ну этого с заграничного парохода…

– Старшего помощника капитана с «Тринакрии»? – поднял в удивлении Остап брови. – Вы не ошиблись? Где он?

– Сел в автобус с туристами и уехал. Вот я за вами и бегу. Поедем следом, Остап Ибрагимович?

– Едем, камрады, едем, убедимся, – зашагал к заветному «майбаху» Бендер. – Давно уехал?

– Все равно догоним, Остап Ибрагимович, – заверил Адам.

– А разве вы его видели, Адам? – остановился Бендер.

– Да, вы же тогда были не с нами в буфете, Адам Казимирович? – задал вопрос Балаганов.

– Верно, но я заходил попить и заглянул в буфет, где вы сидели.

«Майбах» без труда обогнал автобус «Крымкурсо», когда тот натруженно газуя, подбирался к Мисхору. Поехали вслед за ним.

– Надо убедиться, что он, это он, камрады, – повторил уже не раз Остап.

– Да я не мог ошибиться, Остап Ибрагимович, – заверял тоже не раз Козлевич.

– Ну, хорошо, командор, он. Так что? Будем с ним разговаривать? – спросил Балаганов.

– Не удивляйте меня, Шура, своей глупостью. Убедимся, что старпом действительно побывал на экскурсии во дворце, что «Тринакрия» в Ялте, а значит и Канцельсон Мишель где-то рядом. Или уже встречался с заграничным гостем. А поскольку так, то нам необходимо узнать козыри наших конкурентов, детушки.

– Да, но где сам этот Мишель? – тряхнул головой рыжий Шура.

Автобус медленно поднимался по участку дороги от Золотого пляжа к Ореанде. Эту серпантину горной дороги жители называли «тёщин язык». Козлевичу надоело тащится за автобусом и он обогнал его, вырвался вперед и уже у Ливадии остановил машину, следуя приказу технического директора.

– А может, он сойдет по пути, командор? – с беспокойством посматривал назад Балаганов.

– Не должен, названный брат Вася, – посматривал назад и Бендер. – Куда он пойдет отсюда, если его «Тринакрия», как надо думать, в порту.

– Да, Остап Ибрагимович, на том подъеме шофер не остановит автобус без сильной нужды, – отметил Козлевич.

Но вот показался в поле зрения компаньонов автобус и беспокойства компаньонов поутихли. И когда автобус прошел мимо «майбаха», Козлевич поехал на расстоянии за ним.

В городе у Приморского парка автобус остановился и высадил трех пассажиров.

– Смотрите, он – воскликнул Балаганов.

– Вижу, Шуренций, вижу. Остановитесь, Адам. Мы за ним следом, а вы с машиной ждите нас у морвокзала, – распорядился Бендер, быстро покидая автомобиль со своим верным помощником.

Ничего особенного поднадзорный компаньонов не делал. Прошел на набережную, постоял над городским пляжем, прошел дальше медленной гуляющей походкой. У ларька остановился и выпил кружку пива, поглядывая на часы.

Всё это два «агента» видели и, идя за ним, проводили его глазами до ворот порта. Когда подошли, то увидели, у причала «Тринакрию», по трапу которой и поднялся старпом на её борт.

– Вот и всё, Шура, – отметил Бендер. – Увидели, проводили и ничего, – вздохнул старший искатель.

– Смотрите, гроб везут… – указал Балаганов Остапу.

К воротам порта подъехала телега, с черным гробом.

За ней в скорбном молчании шел ссутулившийся чернобородый мужчина и монахиня. Ворота въезда открылись и траурная телега с провожатыми проехала к пристани.

– Увозят покойника… – промолвил Балаганов.

– Или покойницу, идемте в диспетчерскую, узнаем когда «Тринакрия» уходит, – пошел к зданию морвокзала Остап.

И не знали два единомышленника, и не могли, конечно, знать, что произошло несколько позже на «Гализоне», о чем читатель узнает в конце романа.

В диспетчерской порта когда Остап спросил:

– Когда отплывает «Тринакрия»?

Ему диспетчер ответил:

– О какой «Тринакрии» вы спрашиваете? В нашем порту такой нет.

– Как нет, а эта шхуна? – указал он в окно, выходящее к пристани.

– Эта? – усмехнулся диспетчер в вылиневшей морской форме торгового флота. – Это «Гализона».

Балаганов и Бендер воскликнули одновременно:

– «Гализона»?!

– «Гализона», товарищи, – поднял удивленно брови служитель порта. – Утром к нам пришла…

– Откуда пришла, уважаемый? – удивился Бендер.

– Как и ваша «Тринакрия», которая к нам приходила, из Турции, из Стамбула.

Остап с усмешкой посмотрел на своего «брата» Васю, затем сказал:

– А мы думали «Тринакрия», товарищ. Ждем одного коммерсанта… Благодарим, товарищ, – кивнул он выходя.

– Вот это да, Шура, – сказал он когда вышли. – С этим старпомом не соскучишься.

– Что это всё может значит, командор? – заглядывал в лицо Остапа рыжеволосый помощник.

– Старпом не иначе, как на две шхуны старпом, – задумался Бендер, идя к Козлевичу, которого он увидел стоящего возле «майбаха» у вокзала.

– Ну что, Остап Ибрагимович, – спросил автомеханик.

– А что, Адам, вас сейчас удивит наше сообщение. Это не «Тринакрия», а «Гализона», наш поднадзорный и поднялся на её борт.

– Здорово, выходит он служит на двух кораблях? – усмехнулся Козлевич.

– Выходит, детушки, выходит, – продолжал размышлять Остап великий предприниматель-искатель.

– Командор, может, пройдем на причал и понаблюдаем? – снова заглянул в лицо своего предводителя Балаганов.

– Да, понаблюдаем. Только не на причале. Чтобы пройти туда, надо будет объясняться, с пограничниками, а с борта судна нас тоже увидят. Предлагаю, как вы часто говорите, господин стивидор, что уже пора и пообедать. Идем, камрады, в тот верхний вокзальный ресторан и устроимся так, чтобы нам была видна эта самая «Гализона» со своим старпомом – другом Мишеля Канцельсона со шхуны «Тринакрия». А машину, Адам, подгоните к проходной порта, дайте пару рублей охраннику, чтобы он понаблюдал за ней, и порядок.

– Это дельное указание, Остап Ибрагимович.

В ресторане компаньоны заняли столик у большого витринного окна из которого открывался вид не только на причал, но и на трап, спускающийся с «Гализоны» на пирс. И когда их заказ был выполнен, приступили к обеду.

Балаганов попытался что-то сказать, но Остап его приструнил:

– Давайтё помолчим, Шура, и поразмышляем над тем, что узнали, а также и о встрече с Екатериной и её «Вадымом». Уж не встречался ли этот русско-турецкий старпом-двухшхунник с ними?

– Я думаю… – начал сочно чавкать кусочком мяса Балаганов.

– Что же вы думаете, Шура? – взглянул на него Бендер.

– Постойте, – неожиданно произнес Козлевич и хотел встать, затем придвинул стул к окну и молча указал на «Гализону». Все последовали его примеру и увидели.

По трапу со шхуны в сопровождении конвоя спускалась процессия, к подъехавшему «воронку». Впереди этой необычной группы шел дюжий молодец с наганом в руке и в черной кожаной куртке-униформе чекиста, за ним шествовали со связанными руками за спиной ссутулившийся мужчина, который сопровождал гроб, монахиня с откинутым капюшоном черного пыльника, за ней и другая в таком же одеянии.

– Барсуков!.. – мстительно проговорил Балаганов. – И Любка, как-я понимаю…

– А та возрастная, не иначе, мадам Баранова, нам неизвестная, но можно предположить, – промолвил Бендер.

– И еще… Смотрите, смотрите, братцы! – воскликнул Козлевич.

– Замыкающим процессию шел никто иной, как старпом с «Тринакрии» и «Гализоны». За ними шли еще двое в формах НКВД с оружием в руках. И за всеми ними шел знакомый компаньонам по Севастополю Донцов. Немного позже по трапу спустились и девушки, в пограничная форме.

– Вот это да! Вот это да!.. – не мог успокоиться Остап.

– Может быть, еще вам что подать? – обратилась к ним официантка.

– Нет-нет, уважаемая, – отмахнулся от неё Козлевич.

Группа арестованных в сопровождении энкавэдистов-гэпеушников и пограничников разместилась в машине, а Донцов сел с водителем в кабину и «воронок» поехал к выезду из порта.

А у трапа «Гализоны» остался пограничник с винтовкой. Он закурил и начал медленно прохаживаться вдоль шхуны.

– Ну что, детушки-братцы? Как я понимаю мы проводили в последний путь наших опасных обидчиков и не менее назойливого и тоже опытного, выходит, конкурента. Поэтому случаю нам можно и выпить, – поднял стопку Остап.

Когда выпили, закусили, продолжили обед, Бендер сказал:

– Если этот старпом побывал в Алупке, во дворце, то правильно вы заметили, Шура, что он, возможно, встречался с Екатериной и «Вадымом». Но от них, как я понимаю, пользы нам мало. А вот еще вопрос, а не побывал ли он у Петра Николаевича Березовского?

– Это верно… – затряс кудрями рыжий Шура.

– А для выяснения этого, заканчиваем обед и адье этому уютному местечку, которому я заслуженно выношу благодарность, – сказал вслух Бендер, так что эти слова подошедшая официантка услышала. Взглянул на счет и щедро расплатился. Отчего её лицо расплылось в широкой улыбке.

Глава 9. Адам Козлевич становится сыщиком

Компаньоны помчались в Алупку. В пути Остап весело говорил:

– Урожайный сегодня день, детушки, не кажется ли вам? Узнали имя сестры фотолаборанта – Елена Карловна Мильх, раз. Повидались и провели беседу с бывшей горничной графини и её «Вадымом», два. Встретили старпома двухшхунника и воочию увидели конец наших смертельных обидчиков и в то же время увидели, как наш нахальный конкурент выбит из седла. Три.

– Кого это вы имеете ввиду, командор? – обернулся к нему Балаганов.

– Ох, Шура, вы меня иногда удивляете своими здравыми рассуждениями, но часто и своим недомыслием. Кто же у нас конкурент? Конечно же тот самый старпом с «Тринакрии» и «Гализоны».

– А Кальцельсон Мишель? – не сдавался Балаганов.

– Э-э, как я понимаю, братец Шура, этот греческий негоциант теперь для нас не конкурент, – покачал головой Козлевич.

– Вот именно, не конкурент. Что он может предпринять без своего турецкого заданиедателя, – заключил Бендер.

Служебный день во дворце-музее уже закончился. Остап поинтересовался:

– Не ушел ли еще экскурсовод Березовский?

– Ушел, ушел, товарищи, – ответила служительница, собирая в ящик матерчатые лапти для экскурсантов. – Завтра приходите, он очень знающий экскурсовод, товарищи, – посоветовала она.

– Благодарю, уважаемая, – отошел от двери Бендер.

Оставив своих друзей у машины, Остап направился в хозяйственный корпус. Но комнатушка Березовских была заперта. Выглянувшая из двери соседка сказала:

– К ним пожаловали важные господин с дамой и они, видать, с ними ушли. По всей вероятности в парк прогуляться, – добавила она.

Остап вернулся к компаньонам и распорядился:

– Адам, если вы желаете прогуляться с нами, то определите наш лимузин и в парк.

– А что тут определять, Остап Ибрагимович. Вижу нашего знакомого Иваныча, на дежурство вышел.

– Вот и классно, поручите ему. Дайте рублевку на водку. Остап и Балаганов устремились по парку. Вскоре их догнал и непревзойденный автомеханик компаньонов. Бендер сказал:

– Загадка номер один, братцы. Кто это пожаловал в конце служебного дня к бывшему верному служаке дома Романовых? Важный господин с дамой, – подсказал им затем Остап.

– Важный господин с дамой? – задумался Балаганов.

– А вы что скажете, Адам?

Козлевич, что было весьма редко, рассмеялся, хлопнул в ладоши и выпалил:

– Мишель Кандельсон и та его женушка!..

– Верно, командор, как это я сразу не подумал, конечно же, они. Кто бы это еще мог! – победоносно подтвердил Балаганов, как будто не Козлевич, а именно он разгадал этот никчемный ребус.

Компаньоны деловито шагали по одной аллее, по другой, отыскивая глазами Березовских со своими гостями.

– Разойдемся, наверное, по аллеям, так быстрее найдем их, – и только это произнес Бендер, как Балаганов закричал:

– Смотрите, смотрите, командор, Адам, вот они!

Бендер и Козлевич обернулись и увидели, как по боковой аллее по направлению к ним шли Канцельсон с Анной Кузьминичной, а рядом с ними, к искреннему их удивлению, шли супруги Березовские.

– Скорее в боковую аллею, нет надобности, чтобы они нас видели, – скомандовал Бендер и громадным шагом ринулся по тропе, ведущей в сторону. Козлевич и Балаганов заспешили за ним.

Когда отдалились от нежелательной встречи, Остап сказал:

– Вот нам и приходится удивляться, компаньоны-акционеры. С чего бы это вновь греческо-турецкому негоцианту разгуливать с бывшим служакой дома Романовых?

– Да, Остап Ибрагимович, – Судя по вашему рассказу, как он пожимал плечами и заверял вас, что понятия не имел о последних днях графини перед отъездом, то, конечно, странно такое. Что у него может быть общего с Канцельсоном? – усмехнулся Козлевич.

– И я так думаю, командор, – поддакнул Балаганов.

Компаньоны, оставив справа Солнечную поляну, миновали слева разросшийся кедр гималайский, громадный тис ягодный, покрытый темно-зеленой хвоей и красавец платан восточный. И остановились у мостика через овраг, густо заросшего грабом, кленом, ясенем и терпентинным деревом. Отсюда, среди изумрудно-зеленого ковра газона, на фоне придвинувшегося леса и диких обрывов яйлы и шпилей Ай-Петри, открывался изумительный вид. Но им было не до любования красотами природы.

– Значит, и вы так думаете, Шура? – спросил Бендер. – Вы правильно думаете, голуби. Но забываете то, что жена Мишеля Анна Кузьминична и тот же самый Березовский долгое время были в графских упряжках. Вот он и пожаловал со своей супругой к нему чтобы выполнить указание старпома с «Гализоны», Вот какое я нахожу объяснение этому, камрады.

– Так это так, командор, но очень интересно нам бы узнать, что говорит ему Кальценсон, какие будут у них…

– Совместные действия, Остап Ибрагимович, – дополнил Козлевич, вытирая платком рот.

– Вот это нам и надо выяснить. Но как? Если меня Анна Кузьминична лицезрела уже…

– Женушка Кальценсона меня видела в Севастополе, – усмехнулся Балаганов.

– Следовательно, вы, Шура, и я, уже не проходим для слежки, а тем более для контакта с ними. Остаётся…

– Остаюсь я, Остап Ибрагимович, – пригладил платком свои кондукторские усы Козлевич.

– Вот именно вы, Адам Казимирович. Мы будем знакомиться с их действиями на расстоянии, а вы вблизи их. И по вашей информации мы и будем предпринимать наши шаги, – определил Бендер, и, немного помолчав, он промолвил:

– Сегодня ночуем в Алупке. Прошу вас, Адам Казимирович, последовать за нашими поднадзорными. Видите, они остановились возле чилийской араукарии. Пристройтесь поближе, возможно, вам удастся их разговор подслушать. Вас будем ждать в гостинице, господин сыщик.

– Пошел, братцы, они уже идут к озеру… – зашагал от своих друзей Козлевич.

Бендер и Балаганов некоторое время наблюдали издалека за ним и своими поднадзорными и, немного погуляв по парку, пошли в гостиницу.

Сняв свои любимые штиблеты, Остап растянулся на кровати и, смежив веки глаз, зевнул, чувствуя, что засыпает.

Треть своей жизни человек проводит во сне. А часть людей и половину её. Некоторые же умудряются спать и того больше.

Сон часто называется меньшим братом Смерти. Такое определение возникает потому, что во сне человек удален от суетливой жизни. А, может быть, понимаются причины естественного характера? Наука лишь немногим меньше двух десятилетий назад заинтересовалась исследованием сна. Результаты этих исследований, к сожалению, еще мало известны широкому кругу. Одним словом, что такое сон, точного определения наука не дает. Но говорит: «Периодически наступающее физиологическое состояние у человека и животных; характеризуется почти полным отсутствием реакции на внешние раздражения, уменьшением активного ряда физиологических процессов».

Вот и всё. Понимаете, как хотите.

– Мое дело плохо, – сочувственно сказал вслух Остап, ворочаясь с боку на бок. – И снов порядочных что-то нет…

И ему вспомнился бывший попечитель учебного округа Федор Никитич Хворобьев, с которым он встретился в поисках сарая, где можно было бы спрятать и перекрасить «Антилопу».

Монархиста-одиночку Хворобьева мучили сны. Но не из прошлой его жизни при царском режиме, а сны советского строя, сны о его службы в Пролеткульте, откуда он сбежал. И Бендер сочувственно ему тогда сказал: «… Ваше дело плохо. Раз вы живете в Советской стране, то и сны у вас должны быть советские. Но я вам помогу…"

– А помог я ему? – задал сам себе мысленно вопрос Остап. – Пообещал устранить его кошмарные просоветские сны на обратном пути, – засмеялся беззвучно он. – После автопробега… А что я ему говорил? Ах, да, что лечил еще других по Фрейду. Сон, мол, – это пустяк. Главное – это устранить причину сна, толмачил я ему тогда. И подчеркнул, что основной причиной его снов, является самое существование советской власти… Как только Советской власти не станет, старику сразу станет легче… Но в данный момент я устранить ее не могу, у меня просто нет времени – беззвучно продолжал смеяться он. – Быт определяет сознание. Верно. А поскольку клад графини мной еще реально не осязаем, не бытует в моих руках, то и снов о нем нет и быть не может, – подвел итог Бендер своим выводам, засыпая.

Но великий предприниматель, искатель новых миллионов оказался не прав. Вначале Остап видел себя во сне юношей. Он шел по городу Дерибаса, Ланжерона, Ришелье в полуобеденный зной.

Витрины магазинов были прикрыты полосатыми тентами. За ними и стеклами залежалые товары скучали за покупателями, которые предпочитали в этот час теплое кисельное море, а не магазины.

В порту протягивались товарные вагоны, стукаясь тарелками буферов, попыхивали дымом и паром маневренные «кукушки», посвистывали стрелочники.

У причалов стояли иностранные пароходы. Бронзовый Дюк де Ришелье простирал руку к морскому простору, проглаженому, казалось, огромным утюгом его синеву.

Лавки бульваров ломились под тяжестью заморских фруктовых плодов. В бочонках разнообразная рыба хранилась под синими кусками льда.

Пятнистые стволы платанов бульвара дышали зноем. Под аркадой знаменитого оперного театра – ни души. Чугунно-синие скульптуры его безмолвно взирали на раскаленную солнцем площадь.

На углу неподвижно сидел на козлах понурый извозчик в синем кафтане и в клеенчатой шляпе. И красные спицы его дрожек застыли в ожидании седока.

В этот невыносимо знойный день Остап шел по городу. Потом он оказался в большом зале. Сидя на мягком диванчике, рядом с пареньком в форменной одежде.

– Вы из реального? – спросил его дружески Остап.

– Нет, я из кадетского, – нехотя ответил тот.

Остап присмотрелся и действительно, тот был в форме курсанта кадетского корпуса.

– Вы тоже со своими стихами? – спросил еще Бендер..

– Да вот… – неопределенно промолвил кадет, тряхнув своим рулончиком бумаг.

О чем они тогда говорили Остап вспомнить никак не мог, но лицо этого кадета Бендер запомнил почему-то очень хорошо, видел его как наяву.

– Да, снится то, что вокруг меня в прошлом существовало… – сонно промолвил Остап, вновь засыпая.

– Интересно… где это мы с ним встречались после этого? – промолвил вслух великий мыслитель. Он повернулся на другой бок и уснул. И снился ему, по всей вероятности, уже не город Ришелье, Дерибаса и Ланжерона, а совсем другой. Видел он себя в парадной столовой Воронцовского дворца. Он сидел за длинным полированным столом, богато сервированным дорогой посудой и приборами. Напротив его похаживала вдоль стола дама аристократического вида. Остап спросил:

– Вы графиня Воронцова – Дашкова? Елизавета Андреевна?

– Разумеется, сударь, – ответила женщина смеясь.

– О, графиня! Где же ваши золотые и серебреные кубки итальянских и французских мастеров прошлого века? Ваши спрятанные драгоценности?

Графиня, продолжая смеяться, ответила:

– Ищите. Найдете, по праву ваши будут.

– Так где же?! Где?! – криком спросил Остап её.

Но, удаляясь из зала, продолжая смеяться, графиня указала рукой вниз, и исчезла из видимости. И сколько Бендер не напрягал свой взор, привстав из-за стола, графини он больше не видел. Но еще уловил:

– Ищите, ищите… – еле слышимые слабеющие слова откуда-то издалека, будто из поднебесья.

Бендер проснулся. И не только проснулся, а сразу же вскочил с постели. Неясным взглядом обвел комнаты.

В комнате он спал один. Балаганов с Козлевичем спали в соседней. Бендер встал и прошел к ним. Его друзья-единомышленныки мирно спали. Когда он приоткрыл дверь, то увидел что постель Адама Казимировича была нетронутой. А на другой кровати, богатырски посапывая, спал Балаганов. И Остап вспомнил, что Козлевич предавался любовному порыву и в эту ночь пребывал на свидании со своей молодой полькой. После встречи с ней в ресторане, когда уехал ее кавалер, а она пребывала еще в санатории, то он, обуреваемый любовным угаром, – всё свободное время свиданичал с ней.

– Ищите. Найдете, по праву ваши будут… – промолвил вслух слова графини-призрака Остап, сонно глядя на смотревших на него своих компаньонов.

В гостиницу Адам Казимирович возвратился уже ночью и под изрядным хмельком. И вот что он рассказал своим «братцам»…

… Что говорили между собой поднадзорные до слежки за ними, Адам Казимирович не мог, разумеется знать. А когда пристроился неподалеку, то услышал:

– Я набираюсь смелости, Петр Николаевич и Ксения Алексеевна пригласить вас отужинать в ресторан по случаю нашей второй встречи, – с поклоном приглашал греческо-турецкий негоциант.

– Отчего же нет? Что ответим любезнейшая Ксения Алексеевна, на приглашение? – взглянул на супругу Березовский.

– О, как давно, мы бывали в обществе, – вздохнула дама. – И хотя не в то общество, в какое вы нас приглашаете, но всё же… Я не отказываюсь, господа.

Весь этот разговор, наострив, как говорится, до предела уши, слышал новоиспеченный агент великого предпринимателя, Адам Казимирович. Он проследил, как две пары вошли в ресторан, где заливался модной мелодией небольшой оркестрик. Видел как дамы и их кавалеры уселись за четырехместный стол, как к ним подскочил официант и начал угодливо принимать заказ. Козлевич уселся за соседний стол, но разговор поднадзорных он уже не мог слышать. Говорили они негромко, а если бы и громко, то их слова заглушала музыка. Наблюдающий за ними тоже сделал заказ и решил скрасить не только свое одиночество, в этот, час, но и нахлынувшее на него сентиментальное настроение. Когда оркестр заиграл любимый им полонез Огинского.

Козлевич пил и в такт мелодии покачивал свой корпус. А когда оркестр закончил играть полонез, он осушил очередную рюмку водки, вытер усы салфеткой, встал и подошел к паре сидящей за отдельным столом.

– Прошу пани и пана извинить меня, но не поляки ли вы? – обратился он к ним по-польски.

Кавалер молоденькой дамы засмеялся и ответил по-русски:

– Нет, нет, товарищ, не поляки мы. А что вас побудило спросить это? – доброжелательно посмотрел на Козле-вича он и взглянул на смеющееся личико своей дамы.

– Я видел как вы заказывали любимую мою музыка, волшебный полонез Огинского, и я подумал…

Девица вдруг сказала Козлевичу по-польски:

– Он не поляк, но я полька. Полонез Огинского тоже мой любимый.

Адам Казимирович зашевелил свои усы над улыбающимися губами и промолвил:

– Очень приятно это слышать, пани. Разрешите представиться, Адам Каземирович Козлевич.

– Очень приятно, пан. Барбара Пшишевская, – склонила чуть голову представилась полька, не вставая с места.

– Прекрасно… Ну, коль уж завязывается знакомство, то разрешите и мне представиться, – встал кавалер Пшешинской. – Евгений Владиславович Голубев, – кивнул он головой в знак подтверждения.

– Очень приятно…

– Не угодно ли присесть к нашему столу? – пригласил затем Голубев. – Я как вижу вы в одиночестве здесь.

– Нет-нет, благодарю вас, благодарю, – поспешил отказатья Козлевич. – Время позднее и мне пора…

Адам Казимирович увидел, что его поднадзорные расплачиваются и собираются уходить. Оставаться ему в ресторане никак было нельзя.

– Мы будем рады видеть вас, Адам Казимирович, – улыбаясь сказала по-польски Барбара. – Мы отдыхаем здесь в санатории «10 лет Октября». Приходите, пожалуйста, в гости, прошу вас. Корпус девятый, это Шуваловский корпус, палата – четыре.

– Да, да, милости просим, Адам Казимирович, – вынужденно пригласил его и Голубев, ревниво посматривая на свою даму.

– Очень вам благодарен за приглашение, возможно, воспользуюсь им, – склонил высокосветски усатую голову непревзойденный автомеханик и заспешил за своими поднадзорными, которые уже выходили из зала.

Держась в тени, он проводил их до хозяйственного корпуса дворцового комплекса и определил, что Канцельсон и его супруга остановились на постой у Березовских.

Вот что подробно поведал Адам Казимирович своим «братцам», возвратясь в гостиницу. Рассказывая, он часто попивал маленькими глотками из графина воду. От изрядного количества выпитой водки и остроперченого шашлыка его одолевала жажда.

Утром компаньоны проследили, как Березовские проводили своих гостей, и когда Петр Николаевич направился на службу, его встретил Бендер и, пожелав ему доброго утра, сказал:

– Случайно видели вас вчера в парке в обществе Канцельсона Петр Николаевич. Что за причина, что он вновь посетил вас?

– Вот-вот, я полагал, что вы объявитесь с таким вопросом. Убедительно просил меня, снять копию плана главного корпуса дворца.

– А вы?

– Что я… Разумеется, пообещал. Но когда он объявится вновь, я ему скажу, что мне категорически запретили перерисовывать этот план. А если ему угодно, то этот план под стеклом висит в проходном вестибюле центрального корпуса. Там, где и проходят группы наших экскурсий. Вот пусть и постарается как-то сам срисовать этот план… Вот так я ему и скажу тогда. И вот еще что… – помолчал он немного. – Вчера была во дворце бывшая горничная графини Екатерина Владимировна. С супругом своим. Поговорили о том, о сем, о жизни. Я не мог уделить им много внимания. Так как меня торопила служба. Но я заметил, когда проводил вторую группу, то увидел, как её муженек и она очень внимательно рассматривали этот самый план центрального корпуса дворца. Я сделал вид, что я их не замечаю и поторопил экскурсантов следовать за мной.

– Любопытно, любопытно… – протянул Остап. – Значит, интересуются конкуренты, Петр Николаевич. Знать бы, что они знают и что затевают.

– Ох, Богдан Османович, трудно сказать. Как я понял, сокровища покойной графини Воронцовой-Дашковой многим не дают покоя. Ну, не извольте обидеться, но мне пора принимать группу, – раскланялся с Бендером Березовский.

– До свидания, уважаемый Петр Николаевич, до свидания. Весьма вам благодарен. При надобности, я к вам обращусь. Привет глубокочтимой Ксении Алексеевне.

– Непременно передам, непременно, Богдан Османович.

Остап вернулся к своим единомышленникам, поведал им узнанное подробно и сказал.

– Вот вам и объяснение визита сюда старпома «Тринакрии»-«Гализоны» и Канцельсона со своей супругой. Старпом дал ему задание, а Мишель, чтобы выполнить это задание и обратился к тому же Березовскому. Всё, детушки, здесь нам пока делать нечего, план дворца… Да, вот что еще, камрады, планом дворца интересовалась Екатерина со своим «Вадымом», поэтому они и приезжали сюда…

– Конечно же неспроста, я же говорил, – вставил Балаганов.

– Верно, не для воспоминаний о своей прежней службе, – погладил усы Козлевич.

– А вот если план понадобится нам, мои верные помощники то мы незаметно перерисуем его в три руки.

Каждый свою малую часть, а потом и соединим.

– А-а, как и тот текст в нашей беспроигрышной лотереи, – захохотал Балаганов.

– Да, как тот текст, детушки. Шура, перерисовывает левую часть плана, я – центральную, а вы, Адам, правую, – пояснил Остап.

Шутя и балагуря компаньоны в этот день расстались с Алупкой, с её историческими достопримечательностями и вернулись в Ялту.