Текст книги "Полвека с Вьетнамом. Записки дипломата (1961–2011)"

Случай на ханойском озере

Для посла СССР в ДРВ И.С. Щербакова, практически безвыездно пробывшего на этом посту почти десять лет, большую часть из них в условиях воздушных налетов, единственным увлечением была рыбалка.

Раз в неделю по воскресениям, когда наступала короткая пауза в воздушных налетах, он, невзирая на погоду, рано утром выезжал с водителем на расположенное неподалеку от центра города озеро Хотэй (Западное озеро), к которому примыкало разделенное дорогой другое озеро меньшего размера Truc Bach (Чукбать), и рыбачил там до обеда с удочкой.

Нарушить этот незыблемый распорядок или ускорить его возвращение в посольство мог только воздушный налет. (На протяжении всех долгих военных лет это хобби посла оставалось головной болью для сотрудников посольства, отвечавших за обеспечение его безопасности. Не в силах запретить послу поездки на озеро, часы его отсутствия за пределами посольства они проводили в тревожном ожидании на рабочем месте.)

По невероятному стечению обстоятельств в то самое озеро Чукбать 26 октября 1967 года (это произошло в четверг, когда посла на рыбалке не было) угодил, катапультировавшись из подбитого самолета лейтенант-коммандер американских ВВС, впоследствии сенатор и кандидат в президенты США от Республиканской партии Джон Маккейн. Вылетевший в тот день с авианосца бомбить теплоэлектростанцию в центре Ханоя он был сбит ракетой советского производства.

Как позднее стало известно, самолет Дж. Маккейна был сбит зенитной ракетой ЗРК С-75 вьетнамским офицером наведения (ныне старший полковник) 61-го огневого дивизиона 236-го зенитно-ракетного полка (ЗРП) Вьетнамской Народной Армии Нгуен Суан Даем.

Помню, этот случай наделал тогда много шума. Я не имею ввиду грохот от падения разлетевшихся осколков самолета, к чему жители за три года воздушных налетов стали привычны. К месту приводнения американского самолета сбежалось и съехалось на велосипедах множество людей. Это был не первый случай падения сбитых над вьетнамской столицей американских самолетов (в тот день их было сбито десять). Но захватить в плен живого пилота в центре города удавалось нечасто.

Когда после сигнала отбоя воздушной тревоги смогли подъехать к озеру, куда угодил сбитый летчик, он уже был в плотном кольце военных, первыми добравшихся до места приводнения и захвативших пленного. Их усилиями удалось оттеснить наседавшую толпу и предотвратить самосуд.

Имя сбитого американского летчика оставалось неизвестным широкой публике более сорока лет, пока сам Дж. Маккейн, будучи уже сенатором и кандидатом в президенты США, не поведал об этом в автобиографии, изданной в разгар гонки за обладание президентским креслом. Эта публикация была расценена тогда многими аналитиками как неудавшаяся попытка нейтрализовать появившуюся в прессе информацию о подлинных обстоятельствах его пленения и поведения на допросах в лагерях и ханойской тюрьме для военнопленных, где он провел более пяти лет вплоть до освобождения после подписания Соглашения (Парижского) о прекращении войны и восстановления мира во Вьетнаме. (Неоднократные попытки высадить с вертолетов американские коммандос в местах предполагаемого расположения лагерей военнопленных в Северном Вьетнаме для их вызволения из плена не имели успеха. Вьетнамцам всякий раз удавалось заблаговременно скрытно перемещать военнопленных с места на место, путая планы соискателей лавров Скорцени.)

Охотники за трофеями

В ходе воздушной войны против Северного Вьетнама, продолжавшейся с перерывами почти десять лет, США широко использовали вьетнамскую территорию как полигон для испытания новейших образцов военной техники и вооружений. Сбитые над Вьетнамом самолеты, только что поступившие на вооружение армии США, их ракетно-бомбовое вооружение не могли не стать объектом повышенного внимания со стороны не только местных, но и иностранных военных специалистов. Среди них наибольшей активностью (и возможностями) отличались китайские и советские.

Надо сказать, что наш великий восточный сосед уже тогда проявлял особый интерес к новым ракетным и иным военным технологиям. С этим связывали, например, участившиеся случаи пропаж новейшего оборудования из контейнеров во время перевозки по китайской территории поставляемых Вьетнаму советских ракет ПВО. (После блокады 7-м американским флотом морских портов ДРВ транспортировка советской военной техники и оборудования осуществлялась по железной дороге через Китай.)

Для СССР военно-техническое сотрудничество с ДРВ в период американской агрессии открыло неоценимые возможности для опробования новой отечественной техники и использования американской трофейной техники для новых разработок в ракетной и других областях. Во Вьетнаме впервые прошли «обкатку» такие образцы оружия и военной техники, как система «Град» и реактивные истребители МиГ-21.

В период боевых действий с 1965 по 1974 гг. на территории ДРВ в соответствии с двусторонним межправительственным соглашением от 1964 года, согласно появившимся в последнее время немногочисленным публикациям[3]3
  Калайда К.С. Цели, задачи и результаты деятельности групп специалистов оборонных отраслей промышленности, работающих в условиях боевых действий во Вьетнаме. В сб.: Война во Вьетнаме: взгляд сквозь годы… Материалы научно-практической конференции «Советско-вьетнамское военное и экономическое сотрудничество в годы агрессии США против ДРВ (1964–1973 гг.)». М. 2000. С. 93.


[Закрыть], работали группы специалистов оборонных отраслей отечественной промышленности по авиационной технике, вооружению, боеприпасам и т. д., являющимися офицерами запаса, общей численностью около 40 чел. Основная часть образцов трофейного американского вооружения добывалась группой самостоятельно, непосредственно в ходе боевых действий со сбитых самолетов, вертолетов, беспилотных самолетов-разведчиков и др., а также с отказавших в действии образцов вооружения и боеприпасов. Некоторые образцы группы получали от вьетнамской стороны, которая как отмечают авторы публикаций, несмотря на взятые обязательства, весьма неохотно допускала советских военных специалистов к трофейным образцам американской военной техники, нередко отдавая предпочтение специалистам из КНР.

Только за период с мая 1965 по январь 1967 года., по данным посольства СССР в Ханое, было отобрано и отправлено в Советский Союз свыше 700 трофейных образцов американской авиационной техники, авиационных боеприпасов, радиоэлектронной аппаратуры, значительное количество информационных материалов и др., которые представили значительный интерес для различных учреждений МО СССР и соответствующих отраслей оборонной промышленности[4]4
  Россия / СССР в локальных войнах и военных конфликтах второй половины ХХ века. М., 1972. С. 96.


[Закрыть].

Скупые подробности работы наших военно-технических специалистов нам, молодым дипломатам, непосвященным в эту закрытую тогда область, становились известными из… песен и общения с их авторами – нашими сверстниками, которых мы между собой называли охотниками за трофеями. В те годы среди нас были очень популярными песни на военную тему. Особенно песни на стихи Валерия Куплевахского (этот талантливый поэт несколько лет назад ушел из жизни). Его песни неизменно звучали на всех наших посиделках, мы их заучивали, переписывали друг у друга на магнитофоны. Наполнены они были пронзительной ностальгией по Родине, мечтой о скорой встрече с родными и близкими.

Из этих песен мы узнавали некоторые подробности полной риска работы этих симпатичных молодых парней в тяжелых полевых условиях. В одной из них рассказывалось, как наши специалисты, «наперегонки» с китайскими, продирались сквозь джунгли и топи рисовых полей к упавшим американским самолетам или не разорвавшимся ракетам, стараясь быть первыми. В ней были и сетования на то, что не мы порой становились обладателями наиболее «лакомых» военных трофеев.

Память хранит куплет одной из песен этого поэта, обращенный к любимой:

 
«В шесть часов вечера после войны
Ты на свиданье со мной приходи,
На площади Арбатской тебя я буду ждать
Обломок эф сто пятого[5]5
  Ф-105 – на тот момент новый американский истребитель-бомбардировщик.


[Закрыть] подмышкою держать».
 

С того времени прошло более полвека, давно снята завеса секретности, но, к сожалению, полный отваги и риска ратный труд наших военно-технических специалистов в годы войны во Вьетнаме, остается как-то забытым.

Герман Титов на орбите дружбы с Вьетнамом

Вьетнам военной поры конца 60-х, находясь в эпицентре мирового внимания, притягивал к себе из Москвы известных журналистов, кинооператоров, писателей, художников и поэтов. Среди них больше всего мне запомнились встречи в Ханое с Германом Титовым, Ильей Глазуновым, Юлианом Семеновым, Евгением Евтушенко и военным корреспондентом «Правды» Алексеем Васильевым, которые были продолжены в Москве.

Их приезд был для меня и коллег настоящей отдушиной. Оказывая им как знатоки местного языка и реалий различную помощь, мы наперебой зазывали к себе в гости, заслушиваясь их увлекательными рассказам во время долгих застолий.

С Вьетнамом были связаны мое знакомство и встречи с Германом Степановичем Титовым.

Известие о его первом космическом полете я встретил за сборами в свою первую поездку во Вьетнам, куда добрался поездом в конце августа 1961 года. Когда в 1962 году Г.С. Титов впервые прилетел во Вьетнам, я по окончании института работал в Аппарате советника по экономическим вопросам посольства СССР в Ханое, но увидеть его тогда мне не довелось. О приезде Г.С. Титова во Вьетнам и его поездке с президентом ДРВ Хо Ши Мином в залив Халонг я узнал из газет. Как и о дружественном жесте президента, который во время прогулки по заливу преподнес в дар Герману Титову приглянувшийся ему, как напишет об этом позже сам космонавт, «небольшой островок с крохотным песчаным пляжем», который отныне стал носить его имя. (По одним источникам, прежде Остров Титова был безымянным под инвентарным номером 46, по другим – назывался Кат Нанг.) В своей книге «Голубая моя планета» космонавт описал этот эпизод так: «“Я думаю, раз Герман Титов сам навсегда не может остаться у нас во Вьетнаме, мы оставим его по-другому”, – сказал дядя Хо, и обняв меня за плечи, добавил: “Дарим тебе этот остров! Приезжай сюда всегда, когда захочешь, будешь дорогим гостем!” – И, уже обращаясь к капитану, пояснил свою мысль: “Исправь на карте: остров отныне будет называться островом Германа Титова”».

Ныне знаменитая прогулка по заливу Халонг усилиями турагентств обросла дополнительными, нередко разнящимися подробностями, а Остров Титова стал в последние годы одним из наиболее посещаемых нашими туристами мест. «Мои встречи на вьетнамской земле в 1962 году с президентом Хо Ши Мином, – вспоминал позже в той же книге Герман Степанович, – на долгие годы связали мою жизнь с героическим народом Вьетнама».

В ноябре 1966 года Г.С. Титов во второй раз прилетел во Вьетнам и впервые в качестве Председателя Центрального Правления Общества советско-вьетнамской дружбы (на этом посту он пробыл 25 лет). Состоялась его встреча с президентом ДРВ Хо Ши Мином, оставившая, как вспоминал позже космонавт, глубокий след в его жизни.

Мне хорошо запомнилась беседа с Г.С. Титовым в тот второй его приезд во Вьетнам – тогда я работал в посольстве в Ханое – в номере ханойской гостиницы «Тхонг нят», где он остановился. Вернувшись из поездки по стране, Герман Степанович с болью и горечью рассказывал об увиденном: варварских разрушениях городов и сел в результате воздушных налетов американской авиации, восторженно отзывался о героизме вьетнамского народа, который непременно одержит победу в справедливой борьбе за объединение своей родины.

Впоследствии мне довелось не раз встречаться с Германом Степановичем в Москве на мероприятиях, организованных Обществом советско-вьетнамской дружбы (в Центральное правление Общества я был избран после назначения заведующим Отделом Юго-Восточной Азии МИД), и посольством Вьетнама. Но ни до, ни после я не видел его таким взволнованным и негодующим, как тогда в 1966 году в номере ханойской гостиницы «Тхонг нят» по его возвращении из поездки по провинциям воюющего Вьетнама.

Мне хорошо запомнилась наша последняя встреча в 1988 году в посольстве Вьетнама на Б. Пироговской улице в Москве на встрече Нового года – Года Дракона по восточному китайскому календарю, который тогда пришелся на 17 февраля. Радушные и изобретательные хозяева не позволяли гостям скучать. Развесив на елке фантики с пожеланиями спеть песню или прочесть стихи, они то и дело отрывали нас от любимого занятия – дегустации блюд ароматной вьетнамской кухни.

Вечер уже подходил к концу и гости начали расходиться, когда посол СРВ Нгуен Мань Кам объявил нам, что приглашенный на встречу Нового года космонавт Герман Титов с минуты на минуту будет в посольстве. Вскоре в зал по лестнице быстро вбежал Герман Степанович, объяснив свое опоздание уважительной причиной. «Надо же было такому случиться, – сообщил он, – что именно сегодня, 17 февраля подписан Указ о присвоении мне очередного воинского звания генерал-полковника авиации». И в доказательство жестом показал на новенькие звездочки на своих погонах. «Пришлось, как положено по традиции, обмывать третью звезду с товарищами».

Посол распорядился тут же заново накрыть стол. Мы с послом сели рядом с Германом Степановичем и по такому случаю чокнулись знакомым нам по поездкам во Вьетнам популярным вьетнамским напитком. Расспросив в подробностях гостя, как в России в офицерской среде обмывают повышение в звании, посол был немало удивлен ответом.

Конечно же, не был забыт и Новый год по лунному календарю. Характеризуя знак Дракона, посол заверил нас, что наступающий год будет «годом изматывающей работы, но сулящим награды и благополучие». И, поймав на себе недоверчивый взгляд космонавта, неожиданно спросил, верит ли он в судьбу. Герман Степанович ненадолго задумался и перевел разговор на другую тему.

Перед его уходом мы сфотографировались вместе за столом. Этот снимок хранится в нашем семейном альбоме.

«Дни и ночи Вьетнама» Ильи Глазунова

С Ильей Сергеевичем Глазуновым я познакомился в 1967 году в Ханое. Вернувшись в столицу из творческой поездки по стране с многочисленными картинами, он показался мне целиком поглощенным устройством выставки своих работ и ее освещением в наших СМИ. Занимаясь в то время в посольстве двусторонними связями с ДРВ, я оказал ему в этом содействие. По просьбе художника помог привлечь внимание к его выставке местных, отечественных и иностранных журналистов, обеспечить присутствие на открытии высоких гостей и широкое освещение ее в печати, в первую очередь в центральной московской.

Выставка картин художника под названием «Дни и ночи Вьетнама» имела успех и получила хорошую прессу у нас в стране. Илья Глазунов живо интересовался каждой такой публикацией, которые я по его просьбе собрал для него перед отъездом. Под таким же названием позднее в Москве была устроена выставка его вьетнамских работ и издан одноименный альбом. Часть работ вьетнамского цикла хранится сейчас в залах Московской картинной галереи Ильи Глазунова на Волхонке.

О тех встречах и выставочных заботах в Ханое мы вспомнили два года спустя, оказавшись за соседними столиками в ресторане Дома журналистов, куда я по возвращении из командировки во Вьетнам зашел с друзьями отведать популярного тогда в меню «стейка по-деревенски». По тому, как Илья Глазунов, первым заметив меня, благодарил за оказанную помощь в организации ханойской выставки, а после закрытия ресторана настойчиво приглашал «продолжить вечер» в его старой мастерской, расположенной рядом через двор, было видно, что та творческая командировка во Вьетнам была для него немаловажной.

Случай снова свел нас много лет спустя в 1984 году в Москве, когда Илья Сергеевич, закончив портрет итальянского президента, ожидал приглашение от короля Таиланда Пхумипхона Адульядета для написания его портрета. Художник рассчитывал закончить работу к 60-летнему юбилею монарха с последующей передачей ему в качестве дара от советского правительства.

Королевский Двор не спешил с ответом, и Илья Глазунов обратился ко мне, тогда заведующему Отделом Юго-Восточной Азии МИД, в ведении которого находились отношения с Таиландом, с просьбой «ускорить решение вопроса». На мои вежливые напоминания тайскому послу и на его очередные запросы в Бангкок реакции не последовало. В нашем посольстве и МИДе понимали, что согласиться принять в президентском дворце на продолжительное время художника из Советского Союза по целому ряду причин было для тайской стороны непростым решением.

Шло время, Бангкок хранил молчание, художник продолжал настойчиво справляться, нет ли оттуда ответа. В ноябре 1987 года, когда по окончании праздничного приема в Кремлевском Дворце съездов я выходил из зала, меня окликнул Илья Глазунов. «Ну что, – нетерпеливо в который раз напомнил он, – ответа от короля так и нет?»

Чувствуя по его тону, что запас терпения художника на пределе, переговорил с тайским послом, который согласился со мной, что пришло время окончательно прояснить вопрос с приглашением. Через неделю посол позвонил мне и предложил встретиться «по затронутому ранее вопросу». Пока он добирался до здания МИДа, я строил разные предположения насчет содержания ответа. Но то, что пришлось услышать от посла все же не ожидал. «Ответ негативный», – бросил он с порога кабинета. И со словами (они мне хорошо запомнились): «Его Величество Король умеет рисовать не хуже», протянул мне, сославшись на поручение, небольшой альбом репродукций, принадлежащих кисти короля картин с просьбой «передать художнику Илье Глазунову».

В марте 2003 года мы встретились снова в завидном особняке художника в центре Москвы. Вспоминали Ханой. Но все помыслы мэтра тогда были сосредоточены на одном – завершении подготовки к открытию Московской Государственной картинной галереи на Волхонке, носящей его имя.

В память о той встрече храню прекрасно изданный к юбилею художника альбом его работ (в нем есть несколько портретов из вьетнамского цикла), с дарственной надписью: «С уважением и давней дружбой послу России Анатолию Сафроновичу Зайцеву. Ваш И. Глазунов».

Что искал во Вьетнаме Юлиан Семенов

След в памяти оставили встречи с писателем Юлианом Семеновичем Семеновым, в конце декабря 1967 года в разгар американских воздушных налетов прилетевшим в Ханой для освещения военных событий. В качестве спецкора газеты «Правда» он съездил в провинцию Хоабинь, побывал на позициях ракетной батареи и совершил двухнедельную поездку в приграничные районы Лаоса.

В беседах Юлиан Семенов подробно расспрашивал про наше посольское житье-бытье, с интересом выслушивал мои рассказы о поездках на Юг страны к демилитаризованной зоне во время моратория на воздушные налеты, делился впечатлениями о своих встречах во Вьетнаме и Лаосе.

Он не скрывал в беседах, что его интерес к поездке во Вьетнам не в последнюю очередь связан с давним замыслом написать детектив в духе «Тихого американца», признанного классика шпионского романа Генри Грэма Грина. С этой целью он намеревался навестить места, описанные английским писателем в своем романе. (Основное действие романа происходило в Сайгоне, а большая его часть написана автором в 1951 года в Ханое.)

В тех условиях добиться разрешения на поездку в Сайгон при содействии наблюдателей международной контрольной комиссии (в нее входили поляки, индийцы и канадцы), постоянно курсирующих между столицами разделенных демаркационной линией Севера и Юга страны, было делом практически безнадежным.

Пришлось удовольствоваться посещением мест в Ханое, связанных с пребыванием в 1951 году Грэма Грина. В первую очередь обследовать гостиницу «Метрополь», к тому времени переименованную в «Thong nhat» («Единство»). Прежде всего, гостиничный номер, в котором останавливался английский писатель и где поселился Юлиан Семенов.

И, конечно же, стоило заглянуть в Pax Bar, где любил сиживать Грэм Грин, когда ему, написал он в «Тихом американце», «не хотелось выпивать в “Метрополе” с французскими офицерами, их женами и девицами». Этот знаменитый бар в гостинице «Хоа Бинь» («Мир») на протяжении всех военных лет оставался одним из двух, наряду с «Метрополем», единственно доступных для иностранцев, самых посещаемых дипломатами мест.

В ту военную пору облупившийся местами фасад здания «Метрополя», как и интерьер этого некогда знаменитого на всю Азию отеля класса люкс, где останавливались монархи, главы государств и правительств многих стран, мало напоминали его описание английским писателем в начале 50-х. Когда, заметил он в своем романе, «еще можно было комфортабельно плесневеть в Ханое». У обшарпанной барной стойки можно было заказать армянский коньяк, на долгие годы сменивший привычные для прежних постояльцев известные французские марки.

В последний вечер перед отлетом Юлиана Семенова в Москву я пригласил его к себе в гости. За несколько часов затянувшейся за полночь беседы мы успели переговорить о многом. Все располагало к дружеской беседе, тем более что, как выяснилось, оба по образованию востоковеды и начинали свою трудовую деятельность переводчиками с восточных языков в проблемных странах, превратившихся вскоре в горячие точки, он – в Афганистане, я – во Вьетнаме.

В беседе он несколько раз возвращался к «Тихому американцу». Повторял, что поездка во Вьетнам его «еще раз убедила в пророческом характере романа». Поскольку в нем еще в начале 50-х годов Грэм Грин предсказал неизбежные последствия эскалации вмешательства США в дела Индокитая, что в конечном счете привело к прямой вовлеченности в войну во Вьетнаме.

Мой гость увлеченно рассказывал о своих неожиданных находках, когда знакомился с документами, нашими и германскими, закрытых архивов. Сетовал он на то, что многие ценные архивные источники о Второй мировой войне, остаются недоступными для исследователей. С надеждой говорил, что когда архивы, наконец, будут открыты, он сможет осуществить сполна свои творческие планы, «если и не в жанре исторических очерков, то хотя бы романов».

Многое из рассказанного Юлианом Семеновым на той нашей памятной встрече в Ханое для меня открылось позже после появления «Семнадцати мгновений весны» и других его талантливых работ.

* * *

Память о той моей первой по линии МИД командировке в воюющий Вьетнам не отпускала меня на протяжении всей моей последующей работы в центральном аппарате министерства и его загранучреждениях.

Помню, тридцать лет спустя в годы работы послом в самой северной натовской стране – Исландии, еще до ракетно-бомбовых ударов альянса против Белграда, участились приглашения дипкорпуса на протокольные мероприятия по случаю визитов в Исландию высоких натовских чинов и заходов военных кораблей альянса. Они проводились на территории базы ВВС и ВМС США в Кефлавике с приглашением осмотреть военную технику. Побывать в кабинах самолета F-16 и вертолета «Апачи», в отличие от скандинавских послов, у меня желания не возникло. Всякий раз, въезжая на территорию американской военной базы под любопытными взглядами охранявших ворота военных полицейских, с интересом разглядывающих российский флаг на посольской автомашине, на меня непроизвольно накатывались воспоминания о работе в ДРВ в разгар бомбардировок авиацией США. Думал ли я тогда, что мне доведется сидеть рядом с командующим базой ВВС и ВМС США в Кефлавике контрадмиралом Дэвидом Арчитэлем (David Architel) на концерте ансамбля «Русские виртуозы». (После восторженных его и его жены откликов об этом выступлении он поведал мне о своих белорусских корнях и что его настоящая фамилия – это переиначенная на американский лад – Учитель.)

В память о том военном времени до сих пор храню привезенные из Ханоя осколок ракеты «Шрайк» и с теннисный мяч контейнер от шариковой бомбы.

* * *

В 1973 году в период командировки в Постоянном Представительстве СССР при Отделении ООН и других международных организаций в Женеве, мне вручили присланную из Москвы медаль «За трудовое отличие», которой я был награжден после окончания вьетнамской войны и подписания в Париже Соглашения о прекращении войны и восстановлении мира во Вьетнаме.

Эту медаль, как самую для меня дорогую, я закрепил на своем посольском мундире впереди других наград, полученных мною позже.