Текст книги "Монголия. Следами номадов"

Стены монастыря построены из кирпича, внизу они белые, вверху – красные. Наикрасивейшей частью ансамбля зданий являются входные ворота во внутренние стены монастыря. Стены сужаются немного кверху, что создаёт непривычно приятное оптическое впечатление хорошо осмысленной статики строения. Нижний карниз украшен зелёными обожжёнными керамическими украшениями, представляющими людские лица. Навес, выступающий над двустворчатыми воротами, поддерживают деревянные резные столбы. Столбы связаны балкой, цветисто окрашенной. На каждой из створок ворот видны символы учетверённой молнии – нацагдорж. Над ними золотится широкая дверная ручка. Под и над карнизом уложены ряды зелёных кирпичей, связанных белым раствором. Зелёные пластично прерывают красные, полукругом уложенные из мозаики отдушины, а вверху замыкают их другие карнизы.

Над входом, на верхнем карнизе, видны золочёные колёса с восемью золотыми спицами, символизирующими восемь сторон света. Колесо является символом буддийского учения, которое Будда начал своими предикациями (проповедями). Буддисты, вместо того, чтобы говорить, что Будда начал проповеди, уведомляют, что «привёл в движение колесо учения». Колесо с двух сторон поддерживают две золотые газели, напоминая, что Будда свою первую предикацию произнёс в Парке Газель. Над карнизом возносится крыша в китайском стиле, построенная, вероятно, позднее. Лежит она на подпорах частых брёвен, стоящих немного позади и красочно окрашенных. На них ложатся дугообразные своды, подпирая крышу, крытую черепицей в форме полукруглых многоцветных блестящих плиток, главным образом зелёных оттенков, уложенных таким способом, что они создают впечатление связок бамбуковых палок, украшенных круглыми плитами в форме лица. Выгнутый конёк седлообразной крыши обрывается в определённом месте законченным вырезанным образом животного. На конце выступающих карнизов помещены гуськи в форме разинутой пасти дракона, через которые сливается дождевая вода. На вершине крыши венцом великолепного сооружения становится позолоченная пирамида. Подобными являются в грубом сравнении также строения остальных зданий. Меняющаяся в ослепительном блеске солнца тысячью цветов керамика и красочные стены на фоне голубого неба создают незабываемый вид.

Храмы монастыря Эрдэни-Дзу были реконструированы в 1948–1949 годах. Первое здание было воздвигнуто в 1586 году по приказу Абтай-Хана. В 1760 и 1796 годах были перестроены храмы, ранее построенные преимущественно из дерева, с заменой деревянных частей на камень и керамику. Остальные фрагменты происходят с Х1Хвека. В течение длительного периода строительными работами, вероятно, руководило много мастеров, среди которых монгольские источники упоминают монгольского архитектора Мандзошир-хана с конца XVI века, а также мастера XVIII века Одзир-Дарбур-хана – творцов части находящихся здесь статуй. В комплексе сооружений господствует сегодня китайский стиль, но отдельные фрагменты стен, а особенно лежащий в развалинах дворец Лабранг, названный подобно известному монастырю «Блабранг» в Амдо, живо напоминают характерный, подражающий позднейшему тибетскому, монгольский стиль, которого единственным здесь памятником является Эрдэни-Дзу.

Монастырь, кроме своих художественных ценностей, интересовал меня по двум другим причинам. По первой, что построен был в долине Орхона, в соседстве со столицей старинного государства монгольского – Каракорума, и поэтому должны памятник этот трактовать как характерный для того государства. По второй – привлекала меня огромная библиотека монастыря, которая оказалась пригодной обещать исследователю множество интересных и неразработанных источников.

5. Следом «Красной Хроники»

В библиотеке монастыря. Белые пятна в истории Азии. Повелитель сильной руки. Сокровища замурованных пещер. Кёрёши Цсома и Уйгуры. Министр, похороненный убойным скотом. Тайна «Красной Хроники». Пение Королевы Девичьего Праздника Весны Возраста Совершенства. «Золотая Пуговица». Электричество в Каракоруме.

В библиотеке монастыря провели мы полтора дня. Мы просмотрели весь книжный материал одной из часовен. Кара углубился в монгольские гравюры на дереве, я просмотрел тибетские книжки. Хранящиеся здесь труды главным образом являются поздними тибетскими работами, но у нас была надежда, что мы наткнёмся также на несколько ценных источников исторических и языковых. Хранящиеся в Эрдэни-Дзу монгольские и тибетские источники являются только частью литературы, написанной на тех важных двух языках Центральной Азии летописцами от VIII и, собственно говоря, XIII века.

Историю Центральной Азии приблизили нам европейские учёные с двух точек зрения. Именно они изучили источники западные и, следовательно, греческие, позже византийские, латинские и средневековые европейские, пополняя её замечаниями на тему народов Центральной Азии, происходящими от путешественников и историков арабских, персидских, сирийских и армянских. Информация эта касается только той части истории великих народов центрально-азиатских, которая формировалась на западных территориях. Учёные сравнили богатый материал, собранных из западных источников, с материалом китайских источников. Здесь, конечно, фигурировали события, которые имели место на восточных территориях Центральной Азии. Осталась территория Центральная – конкретно центр большого государства номадов, – которая избежала внимания учёных как восточных, так и западных.

Историю этой территории должны воссоздать, прежде всего, на основании собственных местных источников. Есть много таких групп источников, а среди них наиважнейшими является литература монгольская и тибетская, с поздними экземплярами которой встретились мы в Эрдэни-Дзу. Источники эти содержат ключ от многих тайн. Азиатские библиотеки хранят для учёных множество таких неизвестных источников. Следует в нескольких словах обсудить этот захватывающий материал.

С начала VII века на плоскогорье, простирающемся от Гималаев, с непривычной, не встречаемой у кочевых народов скоростью сформировалась новая азиатская сила – тибетское государство. Сронгбцан Сгампо, первый сильный владыка этого нового государства, объединившего воюющие друг против друга маленькие государства, был уже грозным соперником китайских, тюркских и непальских господствующих государств того века. Дело умершего в 650 году создателя государства продолжают наследники, а в половине VIII века государство достигло вершины своего расцвета, заключило союз с арабами и победило китайцев, войдя даже в их столицу.

Политическая сила Тибета пришла к упадку уже под конец IX века, а в истории Центральной Азии с той поры Тибет выступает как сила религиозная, центр ламаизма. Каждый из этих двух периодов имеет очень богатую литературу. Буддийскую литературу мы знаем очень хорошо. Наше внимание на тибетскую буддийскую литературу обратил Шандор Кёрёщи Цсома, который первым в Европе научно описал тибетский язык. Этот гениальный путешественник совершил что-то большее. Уже тогда отдавал он себе отчёт в том, что тибетская религиозная литература скрывает в себе тайны, касающиеся важных исторических вопросов. Кёрёщи Цсома интересовался, прежде всего, не самим буддизмом, но историческими данными, благодаря которым надеялся найти дорогу к прародине венгров. Его надежда, как оказалось, не была полностью необоснованной.

Вслед за ним целые отряды учёных занимались тибетским буддизмом и буддийской литературой. Существовало мнение, что это единственный род памятников литературы, которые когда-либо были написаны тибетцами. Мнение это обосновывалось также фактом, что такого же самого мнения были сами тибетцы, которые считали раньше, что происходящая с VIII и IX веков тибетская литература – наиболее ранние священные памятники буддизма – утеряна. Великих королей тибетских, Сроснгбсана Стампо и его наследников, представляли как набожных буддистов, которые не стремились ни к чему другому, как только к развитию науки и религии, а каждый из них был Будда, который ступил на землю.

Некоторым скрупулёзным европейским исследователям тибетских произведений бросилось, очевидно, в глаза, что позднейшее мировое наследие чревато противоречиями, но были они убеждены, что древняя литература не увидит света дневного. Следовательно, были они обрадованы тем, что время от времени ставили свои слова под сомнение.

Вслед за указанием Лайоша Лучи другой венгр Аурель Стейн открыл в 1907 году библиотеку, замурованную в гротах Тысячи Образов Будды в Тун-Хуанге, содержащую огромное количество старых тибетских рукописей. С той поры много учёных проскочило через гроты Тун-Хуанга, между другими известный

французский ориенталист Пели. Открытые тексты, написанные по-тибетски, преподнесли специалистам новые сюрпризы. Те, которые хорошо знали тибетский язык буддийских текстов, не понимали этих новых текстов. Известный французский ориенталист, имеющий большие заслуги в обработке тибетской литературы, опубликовал первым несколько строк вновь открытого текста, но, как оказалось, понял текст совершенно превратно. Оказалось именно, что речь идёт о совершенно другом, отличающемся от известной буддийской литературы, значительно разнящимся с известным тибетским языком. Обработка этих литературных памятников продолжается по сей день, а в настоящее время известно уже одно, что эта ранняя литература является особенно ценной с точки зрения истории Центральной Азии. Среди материалов мы находим, например, анналы, обнимающие период с 650 по 747 год, в которых отыскиваем ежегодные отчёты о важнейших событиях, касающихся тибетского государства. Есть там также длиннейшая хроника, описывающая восстание и упадок тибетского могущества. В этих исторических трудах есть конкретные упоминания о всех народах и событиях, имевших в то время связь с тибетским государством. В них также появляются ранние монгольские народы. Находятся там, кроме этого, много-много тысяч современных записей, писем и документов, которые дают непривычно интересный образ истории Центральной Азии на протяжении VIII–XI веков, то есть такого периода и такого пространства, для которого не имеется почти других источников.

Знаем хорошо, что Кёрёщи Цсома, отыскивая данные, которые бы его навели на прародину венгров, нашёл в тибетских источниках некоторый след, название народа, читаемое как «югар». С целью отыскания этой земли вышел он в последнюю свою дорогу, которая не закончилась по причине его ранней смерти. Эту землю «Югар» следовало – как утверждал Лайош Лигети – искать в окрестности китайского Сучоу, где живут позднейшие потомки центрально-азиатского народа тюркского – уйгуры. Кёрёщи Цсома и так, несомненно, взял ложный след, хотя не на такой ложный, как думали об этом современники. Только недавно благодаря новым открытиям в области тибетистики оказалось, что Кёрёщи Цсома бы ближе к познанию данных о венграх перед возникновением родины, чем нам пока что удалось подобраться самим.

Недалеко от Лхасы, столицы Тибета, находится надпись на надгробии, увековечившем память тибетского короля Крилдэ Сронгбцана, который жил с 764 по 817 год и почти примерно перед занятием венграми сегодняшней родины, во время, когда венгры входили ещё в состав государства хазаров. На востоке от государства хазаров жил тогда другой тюркский народ – уйгуры. В этой старой тибетской надписи надгробной есть упоминание также об уйгурах, о народе, название которого установил Кёрёщи Цсома в его последнем путешествии. Когда бы Цсома добрался до Лхасы, не подлежит сомнению, что после отыскания надписи собрал бы всё, что об уйгурах вспоминали тибетские источники. До настоящего времени этого не сделано. Учёных ждёт ещё открытие историй многих других народов Центральной Азии, о которых вспоминают наиболее ранние и позднейшие тибетские источники. Есть среди них, например, народ печенегов, один из главных участников битв, предшествующих заложению венграми родины; также народ китанов, о котором знаем наверняка, что говорил он на монгольском языке.

Во второй половине VIII века случилось однажды, что во дворце Лхасы люди, знающие письмо, спокойно описывали события текущего года, когда вне здания дворца и во дворце происходили тайные совещания. Особы хорошо информированные знали, что есть подготовленный список, в котором принимает участие сам король. Прибытие с далёкого юга нескольких буддийских священников в убранстве не будило у трезвого наблюдателя сомнений, кто приложил свою руку к делу. Все обращали внимание на Мажанга, могущественного главного министра, потому что видели, что пока он находится у власти, партия буддистов не будет иметь шансов. Мажанга поддерживали также духовники старинного тибетского вероисповедания – бон. Вскоре жители столицы собрались на великое торжество. Министр достойно ступил к королевским гробницам, чтобы там провести заранее определённое время, так как главный священник вероисповедания бон огласил предсказание, которое говорило, что королю грозит великая опасность, от которой может его сохранить только главный министр, если он, углублённый в молитвы, проведёт несколько дней в бездне королевских гробниц. Министр услышал религиозный наказ и с торжественной помпой, ничего не предчувствуя, вступил в двери подземных склепов, которые замкнулись за ним сразу.

В течение нескольких недель группировка буддистов праздновала уже триумф, а буддизм победил в Тибете. Казалось, что это победа окончательная. Ламы укрепились в столице, захватили наиважнейшие государственные службы, осуществляли контроль над королевской канцелярией, а также над писанием истории. Народ не примирился, однако, с чужим гнётом, и в первой половине IX века вспыхивали меньшие или большие волнения. В сороковых годах этого века произошло великое анти-буддийское восстание, во главе которого встал брат короля – Гландарма. Восстание это вскоре развалилось. Буддизм с той поры укрепил окончательно свои влияния и полностью переделал историю Тибета согласно своим требованиям. Появились первые буддийские исторические сочинения, которые, прежде всего, брали во внимание историю буддизма, а обо всём другом упоминалось настолько, насколько осталось это с ней в действительной или мнимой связи. За строгие барьеры истории религии проникает порой много ценных данных из истории тибетского государства, а среди них – неизвестные события из истории кочевых народов.

Из многих тайн этой литературы одной из самых эмоциональных является загадка «Красной Хроники». В тибетской литературе существует обычай называния книг цветами окраски. Знаем книги: «жёлтая», «бирюзовая», «белая», а уже Цсома открыл известную «Голубую Хронику», написанную в 1476–1478 годах одним из известнейших летописцев Гоша, настоятеля монастыря «Кармарнинг». В своей работе цитирует он «Красную Хронику», переписывая из неё длинные фрагменты, а тибетские источники обозначают, что другое название этого сочинения звучит как Хулан-Дебихер. Слово «хулан» означает в старинном монгольском языке «красный». Отсюда следует, что произведение имело также монгольское наименование, а может быть, даже оригинал был написан по-монгольски; в любом случае, является оно важным свидетельством ранней истории монголов. Во время моего путешествия по Монголии искал я это произведение, поэтому обследовал библиотеки и монастыри и надеялся найти его также здесь, в Эрдэни-Дзу. В Европе известна ведь только позднейшая переработка произведения. Где-нибудь в Азии таится несколько экземпляров старого текста, потому что много тибетских авторов цитируют его, но до настоящего времени скрыты они даже от искуснейших учёных.

Был уже поздний полдень, но я без устали перелистывал тибетские книжки. На первый взгляд, выглядят они понятно, потому что стороны длиной 40–50 см и шириной 15–20 см нумерованы, а подробный перечень содержания книги, так называемый колофон, обнаруживает часто его автора. Но так только кажется на первый взгляд, так как названия очень туманные и запутанные. Из таких названий, как «Зеркало, разъясняющее появление науки» или «Книжка о выдающихся королях небесных и министрах, действующих на земле Страны Льда» или «Пение Королевы Девичьего Праздника Весны Века Совершенства». Можно ещё прийти к заключению о содержании, но, например, из названия «Стеклянное зеркало, указывающее и описывающее происхождение и проявление всякой мудрости» трудно догадаться, о какой это мудрости идёт речь. Нужно было затем заглянуть в текст. Если кто видел запутанные и перегруженные символами буддийские религиозные тексты, тот знает, что не является это лёгкой задачей.

Медленно начало смеркаться, а результатов не было никаких. Бесчисленное количество буддийских молитвенников и священных текстов не составляли ничего годного для внимания. Для просмотра осталась ещё, наверное, половина книг.

Назавтра утром взялся я снова за работу. Перелистывал запылённые фолианты. Многократно приходил кто-нибудь с просьбой, чтобы я оставил поиски. Было уже пол-одиннадцатого утра, когда вдруг на одной из страниц бросилась мне в глаза фамилия Цеспонг. Моментально оставила меня усталость. Была это фамилия известного тибетского аристократического рода VII века, родственного королевскому роду, который дал Тибету много королей. Сочинение, которое об этом упоминает, может быть только историческим. Я вытащил двухтомный литературный памятник на дневной свет. Смотрю название, найденное в конце. Оказывается, что не нашёл я перлы отыскиваемой «Красной Хроники», но что-то всё же важное: работу известного великого энциклопедиста Клонгрдол-Ламы. Пробегаю взглядом перечень содержания. Идёт здесь речь о всяком – о большой или меньшей дороге к совершенству, о способе совершения заклинаний, о происшествиях в жизни Будды отдельными главами, подобно как о риторике, о знакомстве звуков и слов, орфографии или о звуках танцевальных. Не недостатком здесь даже были правила общих усилий монастырских, а что существенней, описана история Тибета, вмещающая наиважнейшие данные, очерёдность наследующих после себя королей, министров и высших духовников; приведено здесь большое количество – что-то вроде библиографии. Произведение содержит много важных данных из жизни кочевых народов Центральной Азии, а одновременно даёт образ научных достижений лам того века. Не смог я сразу решить: или взять книжку для изучения, или закончить перелистывание библиотеки. Мои сотоварищи, наэлектризованные великим событием, начинают мне помогать.

Книжки тибетские просмотрели мы быстро, остались нам ещё только монгольские. Конечно, эти последние не уступают своей эффективностью тибетским. Надеялись мы, что найдём оригинал «Тайной Истории Монголов». Эта священная литературная трактовка истории Чингис-Хана и Угудея, которая, быть может, стала наиважнейшим источником в монгольском языке, утеряна. Знаем мы только позднейший текст, переписанный с китайского, сохранившийся с XVI века. По этому тексту учились в китайской школе будущие китайские переводчики с монгольского языка, и для помощи переписали себе текст монгольский китайским письмом. Этот транскрибированный текст сохранился, и из него после больших трудов был создан оригинальный монгольский текст. Несмотря на это, не знаем мы текста первоначального, более поздние монгольские хроники выписали из него большие фрагменты. Также монгольское сочинение «Золотая пуговица» (Алтан Тобчи) содержит три четверти части («скопированного») утерянного произведения, и только то в нём изменено, что в число предков Чингис-хана приняты предки тибетских королей, а также омоложен несколько старый язык. «Авторское право» не было, по-видимому, слишком уважаемо в восточной литературе. Писари копировали порой по нескольку десятков страниц с работ своих предшественников, и только тогда ссылались на источники, когда не могли договориться с ними. Система эта становится, несмотря на всё это, большой помощью для будущих учёных, потому что иногда благодаря ей сохранились большие фрагменты памятников письменности, которые были утеряны. К сожалению, напрасно мы искали такие известные монгольские произведения, как «Нитка жемчуга» (Субуд Эрике) или работы Саганг Сечена, известного монгольского летописца с начала XVII века. Мы не отыскали ни одного из них.

Натолкнулись же мы на другие интересные книжки. Одной из них был букварь, представляющий различные виды письменности, употребляемые в Монголии. Наиважнейшей из них была письменность уйгурско-монгольская, которую – как указывает на это название – монголы переняли от уйгуров.

Время от времени, когда мы останавливались над каким-то неизвестным словом или понятием, просили о помощи хранителя музея. Знал он не только старинное письмо, но также старинную литературу, и таким образом, он помог нам постичь много трудных понятий и редких слов. Наклонял немного вперёд голову и громко наизусть читал рекомендуемый для меня текст. В таких моментах он колыхался ритмично на пятках, так, как будто на самом деле учился когда-то в монастыре лам. Ламы учили на память целые длинные тексты понятных и непонятных молитв, туманную священную письменность, а для освоения для себя этого они имели специальные мнемотехнические методы. Ещё здесь случается, что монгол, который учился у ламы или в школе для лам, при вопросе о каком-то старом трудном слове или о связке какого-нибудь тибетского выражения задумывался на минуту, а потом, ритмично колыхаясь, декламировал целый фрагмент, содержащий вышеупомянутое выражение. Из процитированных таким способом фрагментов текста можно было потом выяснить смысл непонятного выражения.

Продолжая листать небольшой букварь, мы обращаем внимание на удивительный вид письма. На первый взгляд выглядит это как примитивная орнаментика меандра, подобная запутанному переплетению простых линий, напоминающих лабиринт. При близком изучении можно заметить выделенные четырёхугольники с различными узорами. Это известное квадратное письмо. В 1260 году Великий Кублай (Хубилай) – хан вызвал к себе благочестивого тибетского ламу Пагспу и поручил ему, чтобы придумал он такой вид письма, который был бы пригоден для записи слов, как монгольских, так и тибетских и китайских, как и в других языках государства. Мастер взял за основу старотибетское печатное письмо, в котором по причине квадратной формы печати буквы нужно было вдавливать в квадраты. Из этого он сделал новую письменность. Владыки монгольской империи употребляли эту письменность независимо от старого уйгурского письма, главным образом для издания приказов и документов, потому что его буквы были более трудными для подделки, легче же можно было их гравировать. Этот новый вид письма настолько был похож на уйгурский, что наследовал его направление и, следовательно, не проходил с левой на правую сторону, как письмо тибетское, но сверху вниз. Письменность эта называется «пагра» от фамилии её создателя. Старые монгольские источники, написанные этим письмом, являются наиболее ценными.

Очень осторожно укладывали мы книжки назад, обращая внимание на «правильное» их положение в руках. Монгольские книжки нельзя сжимать «подмышкой», нельзя ими размахивать, требуется держать её обеими руками. При прощании, когда Хранитель передал нам в подарок несколько из выбранных нами книжек, поднёс их сперва ко лбу, а затем вручил нам их вытянутыми перед собой руками. Большинство книжек было упаковано в цветной полотняный платок и перевязано цветным шёлковым шнурком. Платок имел квадратную форму. Книжки умещают на нём по диагонали. Существуют специальные правила завёртывания углов платка. Трудно нам было этому научиться. Хранитель несколько раз переупаковывал уложенные нами тома, так как «неправильно» завернули мы углы платка. Другая партия книжек была втиснута между двумя деревянными досками и связана ремешками. Видели мы также несколько деревянных продолговатых ящичков, в которых хранились книжки.

Способ упаковки не всегда свидетельствует о ценности книжки. Например, в потрёпанном полотне находился священный текст, написанный цветными чернилами, так называемыми «чернилами из драгоценных камней» на чёрной лакированной бумаге. Буквы были написаны одиннадцатью цветами, начиная от золотого, а заканчивая жемчужным. В Эрдэни-Дзу не встретил я книжки, написанной кованными и гравированными металлическими буквами, но в библиотеке был мне показан один такой экземпляр. Я не знал, к чему отнести эту книгу – к шедеврам монгольского ювелирного или печатного дела.

После оконченных, наконец, утомительных, но очень плодотворных работ в библиотеке хранитель монастыря пригласил нас в свою юрту на прощальный чай. Обстановка юрты была скорее городской. Маленькой полуторагодовалой дочке хранителя подарили мы маленькую куклу. Когда девчушка протянула к ней одну руку, мать побранила её, и малютка с плачем протянула обе ручки. Прощание затянулось надолго. Покинув юрту хранителя, мы пошли в государственное земледельческое хозяйство, находящееся по соседству. Приветствовала нас большая таблица с надписью: «Каракорум. Хозяйство государственное земледельческое». В просторной чистой юрте, куда нас провели, стояли алюминиевые стулья и стол, а также железная кровать. Принесли ужин. Он состоял из изготовленных в хозяйстве масла, хлеба, супа из баранины, макарон и картофеля.

Во время вкусного ужина легко завязывается беседа. Нам рассказали, что хозяйство функционирует один год. Недавно в долине реки Орхон была ещё травянистая степь, как говорят старики. Ламы в монастыре Эрдэни-Дзу нанимали на работу в этой окрестности издавна крестьян на один земельный участок, но где это было, точно не помнят уже даже старики. В этой совершенно девственной степи в просто фантастических природных условиях при господствующем здесь зимой пятидесятиградусном морозе, а летом при сорокоградусной жаре, а также засухе, не имея совершенно опыта, 370 работников, живущих в 80 юртах, поднялись на борьбу за создание чего-то прямо невозможного для основания земледельческого хозяйства в центре степи. 3600 гектаров земли были обработаны с помощью 21 трактора под руководством одного агронома и одного агротехника.

Всё больше людей появляется в юрте, и каждый хочет высказаться. Наконец, приносят памятную книгу, во вступлении которой вписываем пожелания успехов.

Тихо спускается мрак. Мы выходим из юрты. В темноте пространство вытягивается, как тень. Исчезают в ней руины монастыря, Каракорум и хозяйство, но только на несколько минут, так как загорелся свет. Хозяйство имеет собственную электростанцию.

Рядом с юртой под табличкой с надписью стоятдва грузовика, принадлежащие хозяйству. На табличке виднеется международный знак паркинга. Нужно признать, что места для паркинга здесь достаточно.

Ночью в юрте было адски жарко, так как хорошо была натоплена железная печка, но часа в три утра я проснулся от холода. Вандуй и Кара уже вечером заболели, а утром чувствовали себя ещё хуже. Ознобились. Фельдшер из государственного хозяйства (госхоза) принёс какое-то лекарство. На упаковке виднелось не только название лекарства, но также указание, против какой болезни следует употреблять его. Это полезное облегчение в степных условиях.

Утром сходили мы ещё в монастырь, сделали несколько фотоснимков, а затем двинулись в Каракорум.