Текст книги "Эхо времен"

Глава 7

Росс Мердок посмотрел в иллюминатор самолёта.

Россия!

Покачав головой, он проводил взглядом побережье Финского залива. Серо-зелёная вода вяло поблёскивала в лучах тусклого солнца. Дома, в северо-восточных штатах США, осень означала наступление прохладных дождливых дней, чередующихся с солнечными и умеренно тёплыми, и смену окраски листьев с зеленой на золотую и багряную. Здесь же вместо осени сразу наступала зима – и она, как сказали Россу, протянется до мая.

Кто мог подумать, что его нога когда-нибудь ступит на землю России?

Он обвёл взглядом салон лайнера, битком набитый туристами и русскими гражданами, возвращавшимися на родину. Люди переговаривались на нескольких языках.

Члены отряда сидели кто где. Рядом с Мердоком в кресле дремала жена, у неё на коленях лежал раскрытый фантастический роман. Через два ряда, ближе к хвосту, виднелась каштановая шевелюра Эша. Вытянув шею, Росс разглядел название книги, которую читал археолог. Это была история Санкт-Петербурга. Мердок тоже немного покопался в истории России перед самым отъездом, и то, что он успел прочесть, показалось ему одновременно увлекательным и мрачным. Он не представлял, в насколько древнюю страну ему предстоит отправиться.

«С другой стороны, Эфиопия – ещё древнее», – подумал Росс, глянув на сидевшую впереди Сабу. Женщина спокойно работала, раскрыв свой ноутбук и надев наушники. Время от времени она посматривала в иллюминатор.

В дальнем конце своего ряда Мердок разглядел лысоватую макушку Ренфри. Эксперт-инженер сидел, опустив глаза. Наверное, тоже работал с ноутбуком.

Росс повернул голову, посмотрел на Гордона и молча покачал головой… Почему тот не сел рядом с Сабой? Не следует, однако, вмешиваться в их отношения – третий может только сильнее все усложнить. Но Гордон и Саба, похоже, пока объединяться в связку не собирались. Мердоку оставалось только надеяться на то, что ситуация не обострится, когда придёт пора браться за дело.

Звук двигателей изменился – самолёт пошёл на снижение.

На табло появилась надпись «Пристегните ремни», люди оживлённо забормотали. Борт продолжал снижаться, преодолевая время от времени турбулентные воздушные потоки. Росс задумался о том, что скоро придётся покидать Землю – и не на борту американского звездолёта, а внутри треклятого инопланетного сфероидного корабля, – и турбулентность сразу перестала его пугать.

Эвелин проснулась сразу, без обычного для многих периода сонной растерянности, щёлкнула пряжкой ремня и зевнула.

– Хорошая книжка, а? – съязвил Мердок.

Женщина усмехнулась.

– На самом деле она совсем не так плоха. Но когда ночью проспишь всего пару часов, любая книга в сон вгонит.

Росс покачал головой.

– Я тебе говорил: эта идиотская вечеринка вам даром не пройдёт.

– Она и не прошла, – сказала Эвелин. – Ничего, что мы устали и у меня раскалывается голова, но, думаю, мы успели хоть немного узнать друг друга, хоть чуть-чуть сблизились.

Она кивком указала на нескольких русских, сидящих четырьмя рядами позади. Мердок скривился.

– Мы ещё успеем сильно сблизиться, когда окажемся бок о бок в этом аквариуме, провались он пропадом.

Эвелин беззлобно усмехнулась. Росс был против того, чтобы в их последний вечер в Вашингтоне она отправилась вместе с Сабой и кое с кем из русских на фолк-концерт. Погода была жуткая. Тянулись часы, и Мердок психовал, бродил по Центру и не сомневался, что произошёл какой-нибудь несчастный случай.

А оказалось, что после концерта всей компанией заглянули в один старый ресторанчик, куда любили ходить восточные европейцы, пили водку и сливянку и полночи орали хором народные песни. Вернулись все измученные и похмельные, но атмосфера значительно потеплела.

Двигатели громко взвыли, самолёт выпустил шасси.

Мердок смотрел в иллюминатор на Санкт-Петербург, раскинувшийся в дельте реки Невы, и его охватило чувство новизны и странности… Сверху старая часть города выглядела как сказочный город – крыши, проспекты и купола-маковки, сверкающие в лучах низкого северного солнца.

Самолёт приземлился и медленно подъехал к терминалу. Пассажиры в салоне громко заговорили, собирая свои вещи и готовясь к выходу.

В документах у американцев было указано, что они – туристы, но, отстояв длиннющую очередь, Росс совсем не удивился, когда сотрудница аэропорта прищурилась, разглядывая его паспорт, и, махнув рукой, попросила отойти в сторону. Мердок отошёл и подождал. В следующее мгновение к нему присоединилась Эвелин с чемоданом на колёсиках.

Их отвели в таможенное помещение, однако досмотр был обычной формальностью. Туда же препроводили Эша и Сабу, ведущих себя, по обыкновению, сдержанно. Риордан же, напротив, с любопытством поглядывала по сторонам, когда они проходили по коридорам и холлам. Наконец американцы оказались на улице, под зимним солнцем, дыша морозным воздухом. Медленно падал снег. Им подали официального вида машину.

Водитель уложил вещи в багажник и без слов уселся за руль. Скоро машина уже мчала их по красивым бульварам неподалёку от Адмиралтейства. Повсюду были видны мосты, каналы и необыкновенной красоты барочные здания. Россу эти дома казались тяжёлыми и прочными – такими они и должны были быть, чтобы выдержать долгую зиму.

– О! Это, наверное, Эрмитаж! – ахнула Эвелин.

– Думаю, это он, – откликнулся Гордон. – Зимний дворец…

– Все правильно, – проговорил водитель с сильным акцентом. – Я вам маленькую экскурсию по дороге устроил.

Росс молча смотрел на пролетающий мимо город. Здешние автомобили выглядели непривычно. Несмотря на холодную погоду, на улицах было много пешеходов и велосипедистов. Дома были прекрасны – большинство из них, – и Мердок понял, насколько этот город не похож ни на один из американских.

Довольно скоро машина остановилась перед старинным каменным домом со скромным фасадом. Росс только успел открыть рот, чтобы спросить, куда подевались остальные члены их группы, как увидел, что к дому подъехал второй автомобиль, из которого вышли оживлённо болтающие русские. Такой свободы в их поведении за время пребывания в Штатах Мердок не замечал ни разу.

Вскоре агенты оказались в большой тёплой комнате с высокими потолками, украшенными старинной лепниной. Им подали сладкий крепкий кофе в стеклянных стаканах с подстаканниками.

Полковник Васильева села за стол и широко улыбнулась.

– Добро пожаловать в Российскую Федерацию, – сказала она. – Прошу прощения за то, что у нас не хватает времени устроить вам настоящую экскурсию. Когда мы успешно завершим нашу миссию и вернёмся на Землю, у вас обязательно будет возможность осмотреть все достопримечательности нашего города. Завтра рано утром мы полетим на специальном самолёте к месту назначения. Сегодня все отдыхают…

«Интересно, – подумал Росс. – Она ни слова не сказала о миссии. Ничего такого, что могли подслушать и сделать выводы о характере и целях экспедиции. Привычка к осторожности или необходимость?»

Но тут он подумал о том, как бы он себя вёл, соберись они в отеле где-нибудь в Штатах. Пожалуй, тоже не стал бы распускать язык.

– …ужин. А потом у вас будет свободное время, – закончила Васильева.

Гордон Эш сказал:

– Если возможно, мы хотели бы использовать это время для занятий.

Полковник деловито кивнула.

– Мы обеспечим вас аппаратурой с наушниками.

– Благодарю вас, – отозвался Гордон и исподлобья бросил взгляд на Сабу. Та кивнула – невозмутимая, как всегда.

– Если вопросов больше нет, можете устраиваться в отведённых для вас комнатах, а потом приходите сюда ужинать, – сказала Васильева и поднялась.

Пять минут спустя Росс и Эвелин уже стояли в своей комнате. Здесь тоже были высокие потолки. Мердок обвёл взглядом остатки аристократической роскоши. Вокруг окна и на потолке – старинная лепнина. Мебели немного, простой, но удобной. В углу негромко шипел обогреватель.

Женщина подошла к окну и обвела взглядом крыши домов. Так она стояла, покачиваясь с носков на пятки, и задумчиво молчала.

– Есть проблема? – спросил Росс, не спуская с неё глаз.

Она обернулась и улыбнулась.

– Ничего серьёзного. Просто пытаюсь решить: то ли мне надо хорошенько размяться, потому что мышцы после полёта затекли, то ли просто принять душ или ванну.

Росс прошёлся по комнате, открывая двери. За одной оказалась небольшая кладовая или очень маленькая комнатка. Мердок щёлкнул выключателем и увидел сидячую ванну.

– Я бы не советовал тебе выбирать душ, – сказал он жене.

Эвелин заглянула в комнатку через его плечо и усмехнулась.

– Если напор воды такой, как мне рассказывала Вера, то тут и решать нечего.

С этими словами она открыла кран горячей воды на полную мощность. Полилась тоненькая чуть тёплая струйка.

– Быстро ванна не наполнится, – заметил Росс.

Риордан прищёлкнула пальцами.

– Значит, сначала тренировка.

Мердок вздохнул.

– Включу запись речи йилайлов. Будем тренироваться и пересвистываться.

Эвелин застонала и швырнула в мужа подушку.

Ужин сильно отличался от того, который прошёл в день знакомства группы в Америке.

Еда была острая и интересная на вкус, но не это привлекло внимание Росса. К ним присоединились другие русские, но почему-то Мердок стал воспринимать их совершенно иначе, и дело было не только в том, что Ренфри без труда общался с ними.

В Америке полковник Васильева и четверо её агентов вели себя тихо, вежливо и все время держались вместе. За исключением треклятого Никулина русские не особенно бросались в глаза. Он смотрел на них не как на отдельные личности, но как на некий союз, а их дружное молчание только усугубляло отчуждённость.

Все, что он знал об этих людях, это то, что трое из них – русские агенты времени, а один – долговязый, очкастый Валентин Светланин – учёный.

Оказавшись на родной земле, русские словно бы стали совсем другими людьми. А может быть, во всем была виновата прошедшая ночь? Росс, к примеру, не мог представить, чтобы Валентин во всю глотку орал народные песни – да и любые песни, если на то пошло! – но Эвелин убеждала мужа в том, что Валентин и вправду веселился от души. Он не только знал все тексты от начала до конца, но ещё и помнил множество вариантов!

Мердок гадал: а не станет ли Михаил Никулин на родной почве ещё более дерзким – ну, не готов ли он, к примеру, вызвать кого-нибудь стреляться из пистолетов на заре?

«Лучше не будить лихо», – решил Росс и постарался выбросить Никулина из головы.

Он попытался соединить лица русских с именами и фамилиями.

Вера Павлова – рыженькая, смешливая женщина.

Ирина Базарова – невысокого роста, худощавая, темноволосая, с тонкими чертами лица. В Америке в её движениях была компактная аккуратность, а здесь, на родине, эта аккуратность превратилась в изящество.

Когда разговор оживился, Мердок наклонился и шепнул жене:

– Эта Ирина. Она занималась какими-то танцами?

Эвелин вздёрнула брови.

– Балетом. – Она усмехнулась. – Уже примерно столько же лет, сколько я – боевыми искусствами. Если не дольше.

Росс кое-как просвистел йилайлское словосочетание, выражавшее одобрение.

От дверей послышался другой свист – громкий, чистый и правильно интонированный.

– Миша! – хором воскликнули русские.

Михаил стоял, прислонившись к дверному косяку, перебросив через плечо снятое пальто. Верхняя пуговица на вороте его рубашки была расстёгнута. Росс смотрел на уже знакомые вьющиеся светлые волосы и нагловатую усмешку и старался подавить мгновенно вспыхнувшую неприязнь и недоверие к этому человеку.

Никулин рассмеялся, проговорил что-то по-русски, после чего мгновенно развернулся к Сабе и Эвелин и вальяжно им поклонился. Россу стоило немалых усилий заставить себя сидеть спокойно.

«Если только этот пижон подкатится к любой из них, уж лучше пусть жена врежет ему хорошенько, иначе это сделаю я».

– Сколько красоты – в моей прекрасной стране! Словно грации сошли на землю!

Он поцеловал руку Мариам, бросил весёлый взгляд в сторону Мердока, наклонился и поцеловал руку агента Риордан.

Эвелин негромко рассмеялась и отдёрнула кисть.

Михаил обратился ко всем присутствующим:

– Меня, как цепного пса, послали охранять присланную американцами аппаратуру. Но заверяю вас, я даром время не терял и усиленно трудился над записями. А насколько далеко вы продвинулись в этом треклятом языке?

Он выговорил фразу на йилайлском с непринуждённым свистом и жужжанием.

Росс услышал, как Риордан прошептала перевод. Сам он даже и пытаться не стал. Находившаяся в дальнем конце комнаты Васильева одобрительно кивнула, а профессор Мариам шагнула к Никулину и что-то ответила. Насколько мог разобрать Мердок, её интонация тоже была безошибочно верна. Короткую фразу добавил Эш.

– Один-ноль в нашу пользу, – еле слышно прошептал Росс.

Эвелин улыбнулась и прикрыла губы ладонью.

– Интересно, узнаем мы или нет, почему его отослали из Штатов? Потому, что у него беда, или потому, что он и так уже эксперт в йилайлском языке? – прошептала она в ответ.

– Почему-то во втором варианте я сомневаюсь. Уверен только, что он большой любитель выпендриваться.

Росс склонился к столу и сделал большой глоток крепкого кофе.

– Мы готовы? – осведомился Никулин и обвёл собравшихся взглядом.

– Мы уезжаем завтра, – сообщила рыжеволосая Павлова. – Ты вовремя появился, Миша.

– А Зина мне сказала, что, если я опоздаю, она скушает на завтрак мои уши, – объяснил Михаил и уселся на свободный стул.

Мердок посмотрел на полковника. Она ещё в Штатах попросила, чтобы все называли её просто Зиной, но там она казалась ему для этого слишком суровой. Теперь же она улыбалась, словно любящая мать при взгляде на любимое дитя.

Базарова наклонилась к Никулину и что-то быстро прошептала ему по-русски.

– Говорите по-английски, – торопливо одёрнула их Вера и неодобрительно глянула на Ирину.

Михаил откинулся на спинку стула и улыбнулся.

– Нельзя так себя вести – из благодарности за подаренную аппаратуру, да?

Виктор Ушанов, ещё один русский агент времени, что-то негромко произнёс по-русски. Михаил, став совершенно серьёзным, оценивающе взглянул на Росса и Эша.

– Да, сегодня – по-английски, – сказала полковник. – Завтра мы все начнём говорить по-йилайлски, а сегодня отдыхаем и практикуемся в языке наших гостей.

До конца ужина разговаривали о пустяках, а когда обед закончился и все принялись за кофе, Мер-док подошёл к Гордону.

– Ты понял, что происходило, когда вошёл этот молодчик?

– Ничего плохого, – ответил археолог. – Русский у меня – так себе, но нет никаких сомнений в том, что Валентин за нас – горой. Он молод и помешан на технике, а Миллард, похоже, обеспечил русских всем, чем только мог, по части оборудования.

Росс понимающе кивнул.

– Это не так мало, – сказал он, – они ведь до сих пор не оправились после того, что с ними сотворили лысоголовые.

Гордон ответил другу одобрительным кивком и отвернулся.

Все остальное время Мердок посвятил общению, пытаясь почувствовать, что за люди – эти новые члены отряда. Экспедиция наконец начала обретать подобие реальности.

Двое агентов постарше – мужчина и женщина – очень плохо говорили по-английски. Они были тихими и суровыми – почти как русские агенты КГБ из старых книжек. На самом деле и он, и она были учёными, которым предстояло остаться в базовом лагере в настоящем времени, наблюдать за оборудованием, предназначенным для переноса в прошлое, и собирать образцы и пробы для исследований. Росс тем не менее узнал и запомнил их имена: Григорий Сидоров и Елизавета Калигинова.

Остальные говорили по-английски на разном уровне. Болтали о достижениях науки, о разных сложностях, типичных для закрытых правительственных проектов. Ничего секретного или острого в политическом отношении, лишь иногда – смешные истории из области снабжения да повествования о длительных хождениях по бюрократическим инстанциям. Бюрократы, похоже, существовали везде и всюду. Ренфри очень оживился и без умолку болтал со своими русскими коллегами – инженерами. Постепенно их разговор перешёл на общие темы: кино, телевидение, музыка, спорт.

К концу вечера настроение у Мердока было хорошее.

Когда они с женой вернулись к себе в комнату, он спросил:

– Ну, что скажешь?

Эвелин подошла к окну и снова задержалась там, глядя на город. Потом обернулась.

– Мы весь вечер болтали о ерунде, но мне не кажется, что это время было потрачено впустую.

Росс усмехнулся.

– Эта полковник Васильева – Зина. Никак не привыкну к её имени. Она далеко не дура.

Риордан кивнула.

– Прошлой ночью – на фестивале народной музыки – и сегодня… Как-то так получается, что русские все меньше выглядят чужаками и больше походят на нас.

– В смысле на нормальных людей, – уточнил Мердок.

– Если учесть, куда мы отправляемся, – возразила его жена, – это сходство может спасти нам всем жизнь.

Глава 8

Когда тусклое солнце взошло над горизонтом на следующий день, Гордон Эш и его коллеги-агенты с Востока и Запада уже сидели впритирку на обшарпанных сиденьях внутри старенького, потрёпанного грузового самолёта, который, похоже, исправно трудился в небе со времён Второй мировой войны.

Росс смотрел в иллюминатор на проплывающий внизу Санкт-Петербург, зажатый между рекой и морем. Борт развернулся и взял курс на север.

Разговаривали мало. Салон самолёта не обогревался, все кутались в пальто и шубы, пили кофе и чай. Гордон откинулся на спинку сиденья. Он задумчиво смотрел на облачка пара, срывавшиеся с его губ, и размышлял над тем, какой крутой поворот совершила судьба.

Будут ли конфликты между Никулиным и Мердоком? Михаил был очень молод, но имел определённую репутацию по обе стороны так называемого «железного занавеса», и у Росса такая репутация тоже имелась. Эш немного понимал по-русски и слышал, как кое-кто из русских разговаривал о его коллеге накануне вечером. Они все знали историю об обожжённой руке Мердока, о том, как это произошло и почему.

Немногим удавалось остаться в живых после встречи лицом к лицу с лысоголовыми. Одним из счастливчиков был Мердок. Вторым – Никулин. Если верить официальным отчётам, Михаилу понравилась его роль «живца», которую он играл в операции по «выманиванию» чужаков. Что стало с теми лысоголовыми, которых ему удалось провести, было не ясно, но Келгэрриз во время частной беседы перед самым отлётом американской группы в Россию говорил, что не удивится, если жестокость атак чужаков в отношении русских спровоцирована какими-то играми, начатыми людьми со злобными инопланетянами.

Очевидно, Никулин сам настоял на том, чтобы его включили в состав этой экспедиции. Это говорило не только о любви к сложным и опасным делам. Агентам как с той, так и с другой стороны полагалось последними узнавать о миссиях, в которых они должны были участвовать. То, что Михаил знал об этой экспедиции заранее, говорило либо о том, что он, невзирая на молодость, занимал высокий пост, либо о том, что он обладал недюжинными способностями к выведыванию засекреченной информации.

Чем может обернуться его безудержная храбрость? Как на неё смотреть – как на удачное приобретение или как на слабое место? Какие мотивы им руководили на самом деле, когда он добивался участия в этой миссии?

И откуда взялась почти осязаемая напряжённость в отношениях между Никулиным и Мердоком?

Неожиданно тишину нарушил смех Михаила. Гордон поднял голову и прислушался.

– …с детства больше не было. Хватило с меня и того единственного раза, когда я упал под лёд, – проговорил Виктор по-русски.

– A y меня в деревне прыжки с льдины на льдину были самым лучшим видом спорта весной, – заявил Никулин.

– У тебя в деревне этой был единственный весенний вид спорта, – невозмутимо заметила Ирина.

Михаил рассмеялся.

– Верно!

Гордон слушал мелодичный тенор русского и гадал, как быть. Он хотел сберечь отряд. Естественно. Но ещё он хотел, чтобы они работали вместе и доверяли друг другу.

Эш поморщился и пожалел о том, что не знает, почему этот русский агент настоял на своём включении в состав экспедиции. Зинаида Васильева молчала. Миллард обмолвился о том, что у Никулина были близкие отношения с кем-то из пропавших учёных. Понаблюдав за Михаилом в течение вечера, Гордон убедился в том, что у того есть те или иные отношения с любой из женщин в среде русской агентуры. Правда, стоило только Никулину повести себя слишком дерзко, как полковник что-то тихо ему говорила, и светловолосый мужчина покорно поднимал руки вверх, подчиняясь.

Археолог бросил взгляд на седую женщину, работавшую с ноутбуком. Какую внутреннюю политику вели русские?

Налетел сильный порыв ветра, двигатель зачихал, и самолёт сильно затрясло. Саба подняла голову. Эвелин явно разволновалась. Только русские не обратили на это никакого внимания.

Эш снова откинулся на спинку сиденья и медленно выдохнул. Он очень обрадовался, когда борт снова развернулся и начал снижаться. В иллюминатор сквозь просветы в плотном слое облаков были едва видны призрачные очертания Белого моря. Краски здесь, на дальнем севере, исчерпывались оттенками серого, серебристого и белого цветов. Такой Гордон приблизительно и представлял себе эту местность зимой.

Самолёт без проблем совершил посадку. Из покосившегося домика вышли молчаливые русские рабочие и принялись переносить багаж в грузовики. По всей вероятности, научное оборудование было отправлено раньше поездом, чтобы его не трясло в самолёте.

Пустили по кругу термосы с горячим, сладким кофе и острым бульоном. Прилетевшие вышли из самолёта и стали рассаживаться по машинам.

Вскоре грузовики уже мчали их по недавно проложенной в снегу дороге куда-то вперёд, в белую бесконечность. Говорили и тут мало. В кузове было холодно. Гордон, устроившись в уголке, слушал рёв мотора и позвякивание железа и гадал, когда же он снова окажется в Штатах. Если вообще окажется, конечно.

«Никаких „если“, – мысленно выругал он себя за то, что позволил даже подумать о таком. И поскольку оставаться наедине со своими мыслями не хотелось, он переключил внимание на окружающих.

Двое русских негромко переговаривались. С их губ на морозе срывались клубы пара. Гордон вытянул шею – и увидел, что эти двое играют в карты, используя в качестве столика перевёрнутую бочку от горючего.

Эш стал лениво наблюдать за игроками, слушая их болтовню. Русские говорили вроде бы о своих родственниках; через некоторое время он понял, что беседа крутится вокруг того самого «а что, если», которое он запретил себе.

Археолог повернул голову и посмотрел на Росса. Тот сидел с мрачным и непроницаемым видом, не спуская глаз с жены. Эвелин, нацепив наушники, слушала компакт-диск с помощью портативного плеера, лежащего в кармане её шубы.

«Интересно, – подумал Гордон, – что она слушает – записи на йилайлском языке или что-то отвлечённое?»

Саба тоже что-то слушала через наушники. Ну, тут можно было не сомневаться. Конечно же, она отрабатывала нюансы йилайлского, как того и требовала её роль в этой экспедиции.

Напротив неё сидел Кейс Ренфри, примостив на острых коленях ноутбук. Он тоже с головой ушёл в работу.

Гордон полностью погрузился в свои невесёлые размышления и очнулся только тогда, когда мотор грузовика взревел и машина замедлила ход.

Вскоре все выбрались из кузова и увидели стоящий на пустой асфальтированной стартовой площадке сферический корабль – в точности такой же, как тот, на котором когда-то Гордон, Росс, Ренфри и Тревис Фокс когда-то отправились за пределы Земли.

Фокс. Вот ещё повод для раздумий. Эшу была ненавистна мысль о том, что Тревис потерян навсегда, и он считал это своей виной, что бы там ни говорило начальство. Скольких они недосчитаются на этот раз – ведь командование отрядом снова поручено ему?

Размышляя подобным образом, Гордон осознал, что им владеет самый настоящий страх, но боялся он не за себя. Он боялся, что снова потеряет кого-то из агентов.

Эш покачал головой. Надо было гнать от себя подобные мысли. Нужно позаботиться о том, чтобы на этот раз все вернулись обратно. Иначе не стоило возвращаться обратно ему.

Дав себе эту безмолвную клятву, археолог спрыгнул на снег следом за остальными.

– О-хо-хо, – проговорил Росс, запрокинув голову, и неприязненно скривился, глядя на шарообразный корабль. – Не думал, что мне снова доведётся увидеть такой драндулет. И честно говоря, не очень-то хотелось.

Эвелин подошла к кораблю вплотную и прищурилась, разглядывая тускло поблёскивающую, отливающую перламутром обшивку.

– Какой-то сплав?

– Больше похоже на керамику, – возразила Саба, подойдя к кораблю с другой стороны.

– У вас будет предостаточно времени, чтобы обсудить это во время полёта с Ренфри и другими нашими умниками, – заметил Гордон, попытавшись перейти на шутливый тон. – А пока давайте лучше поможем в погрузке.

Они вместе с русскими выстроились в цепочку и стали помогать водителю машины переносить оборудование на корабль. Эш заметил, какими заботливыми взглядами Ренфри и один из русских провожают два ящика. Вероятно, в них лежала самая деликатная аппаратура.

– Русские хотя бы внутри, похоже, уют устроили, – сообщил Росс, заглянув в круглое отверстие люка после того, как водрузил на трап очередной ящик. – Выглядит более или менее по-домашнему.

– Менее некуда, – шутливо проворчал Гордон, последовав за товарищем. Он изо всех сил старался развеяться.

Риордан насмешливо фыркнула.

– Мы разместимся здесь, – послышался голос Зинаиды с верхнего уровня. – Вы можете сами выбирать себе место для сна. Устраивайтесь, как кому удобнее.

Эш обратил внимание на то, что этот шарообразный звездолёт несколько просторнее того, на котором он совершил предыдущий полет. Русские оборудовали внутреннее помещение подвижными панелями, выгородив небольшие каюты на двоих, в результате чего создалось некое подобие возможности уединиться.

Гордон растерялся, глядя на то, как Росс и Эвелин заходят в одну из небольших кают. Краешком глаза он заметил, как Саба, немного помедлив, зашла в соседнюю каюту. Эш мог к ней присоединиться – а мог не делать этого.

Он огляделся по сторонам, обнаружил, что все остальные каюты уже заняты, и поморщился. В следующее мгновение Мердок выскочил из каюты, словно его вытолкнули, за ним вышла его жена, шепча:

– …так будет ещё хуже. – А вслух она весело проговорила: – Как насчёт того, чтобы женщины разместились в одной каюте, а мужчины – в другой? Вам с Гордоном друг к другу не привыкать, не раз вместе летали…

Росс смущённо поманил Эша пальцем, а Эвелин перенесла свои сумки в каюту, которую выбрала Саба.

О чем разговаривали между собой две женщины, Гордон не слышал. До него доносились только их негромкие голоса.

Росс ничего не сказал. Он просто сунул свои вещи в ящик под койкой, которую выбрал для себя, и археологу оставалось только занять соседнюю.

Он аккуратно уложил вещи и вышел из каюты, чтобы посмотреть, не нужна ли кому-нибудь помощь. Его совсем не удивило, что Ренфри и худощавый русский инженер Валентин поселились вместе, что две пожилые русские женщины оказались в одной каюте, а рядом с ними – двое молодых. Вместе поселились Михаил и темноглазый молчаливый Виктор. В итоге суровый Григорий оказался в одной каюте с пилотом – спокойным, сдержанным мужчиной лет сорока. Он представился Гордону и сказал, что его зовут Борис Снегирёв.

– Нет причин медлить, – почти сразу объявил Борис. – Скоро старт. Ложитесь на койки и пристегнитесь.

Эш вспомнил последний полет.

– Как я понимаю, перегрузок в несколько g не миновать?

– Две целых, шестьдесят семь сотых g, – уточнил Снегирёв. – Все осталось, как было. Мы не можем ничего менять в двигателях. Нам до сих пор не до конца понятен принцип их работы, поэтому приходится мириться с тем, какие неудобства доставляет нынешний режим.

– Я все понял, вопросов больше нет, – пробормотал Росс и небрежно помахал рукой. – Пойду, лягу.

Как только оборудование было определено на места и закреплено так, что инженеры остались довольны, все разошлись по каютам, улеглись на койки и тщательно пристегнулись.

Стало тихо-тихо. Гордон напряжённо вслушивался. Они с Мердоком молчали.

– Стартуем, – послышался из динамиков интеркома голос Бориса.

Первым признаком старта стала дрожь, пробравшая корабль до основания. Тряску эту Эш хорошо помнил, и сердце в его груди забилось быстрее. Вибрация постепенно нарастала и вскоре превратилась в еле слышный инфразвуковой гул, от которого содрогались кости и зубы. Гордон ждал, закрыв глаза – смотреть все рано было не на что.

Звук двигателей резко изменился, и археолога с силой прижало к койке. Корабль словно бы схватила рука космоса.

Эш почти лишился сознания. Он видел перед собой злобно горящее красное око, а потом это око превратилось в жерло вулкана, и он стал падать в это жерло. Гордон пытался вырваться из кошмара, его тело корчилось в судорогах. Жерло вулкана дрогнуло и превратилось в горящие красные цифры на табло часов, висящих около двери каюты, но вестибулярный аппарат Гордона вёл себя так, словно падение продолжалось, и это ощущение оказалось настолько сильным, что он даже не замечал острой боли в суставах. Как бы то ни было, Эш заставил себя отстегнуться и сесть – и в это же самое мгновение взлетел и поплыл в невесомости.

Ухватившись за скобу на краю койки, Гордон подтянулся к двери. Его слегка мутило, но тошнота в невесомости была ему хорошо знакома. Он огляделся по сторонам, заставляя разум привыкнуть к отсутствию «верха» и «низа».

Получилось. Он несколько раз до боли сжал и разжал пальцы. Тошнота отступила. Эш нажал на кнопку, открывающую дверь.

– Росс? – обернувшись, окликнул друга Гордон.

– Минуточку.

Мердок сел и вцепился руками в край койки. Костяшки пальцев на его обожжённой руке побелели.

Гордон отвернулся. Дверь бесшумно скользнула в сторону и убралась в переборку.

Со всех сторон доносились звуки. Кого-то тошнило. Кто-то стонал. Тонкие перегородки лишь слегка приглушали шум.

– Прими таблетки от тошноты! – посоветовали по-русски.

Кто-то отозвался низким голосом:

– Я глаза открыть не могу.

Потом прозвучал безжалостный смех Михаила, но тут же послышался его голос:

– Держись, Валентин. Я сейчас найду твои таблетки. Ляг на койку.

Из тех кабин, где разместились женщины, ничего слышно не было. Эш немного помедлил в растерянности, но потом осторожно постучал в дверь каюты и поспешно ухватился за скобу, чтобы его не отбросило назад.

– Да? – послышался голос Эвелин.

– Это Гордон. Вы в порядке?

– У нас все отлично.

Гордон добрался до лесенки, которая вела в круглое помещение командного отсека, где на одном из тоненьких (не толще листа картона) обзорных экранов, которые они во время последнего полёта прозвали «тарелочками», сейчас можно было наблюдать за окружающим космическим пространством.

Борис сосредоточенно трудился за клавиатурой, подсоединённой к загадочному пульту управления, установленному здесь неведомыми сборщиками этого корабля.