Текст книги "Меж двух мундиров. Италоязычные подданные Австро-Венгерской империи на Первой мировой войне и в русском плену"

В то же время в Вене усилилась одержимость ирредентистской опасностью. Война стала возможностью для военных раз и навсегда свести счеты с итальянским ирредентизмом, на который она отвечала «железным кулаком», в том числе путем увольнения государственных служащих, считавшихся ненадежными, часто поспешным интернированием подозреваемых, роспуском итальянских ассоциаций. Шла германизация топонимов и общественных и частных вывесок, был введен немецкий язык как государственный на всей территории Австрии, ограничено экономическое присутствие королевства Италии и т. д.

Последствия нового климата не заставили себя ждать даже для мужчин, подлежащих мобилизации. Осенью 1914 г. Министерство обороны рекомендовало специальным постановлением не продлевать лицензии на проведение сельскохозяйственных работ лицам, которые считались политически подозрительными. Военное командование Инсбрука по-своему истолковало эту норму, исключив в большинстве случаев из предоставления лицензий всех лиц итальянской национальности, призванных к оружию и расквартированных в Тироле, поскольку они считались склонными к дезертирству. В октябре 1914 г. в Трентино прошла незаконная мобилизация молодых людей, уже освобожденных от военной службы, а также больных, и тех, для которых призыв не предусматривался[152]152
  Pircher. Militari cit. Р. 33^_355 Uberegger. L’altra guerra cit. P. 326–327.


[Закрыть]. Это были настоящие карательные вербовки, вызывавшие возмущение среди населения, а также атаки журналистов итальянской прессы: она сначала говорила о «чрезмерном количестве» объявленных дееспособными и, как следствие, «обескровливании населения», а затем описала незаконные призывы в Трентино как самые настоящие аресты[153]153
  «Corriere della sera», 11.10.1914. P. 4; Ivi. 28.10.1914. P. 2.


[Закрыть].

Австрийские военные власти однако опасались, что в административном центре Трентино по-прежнему будет слишком много молодежи, и что это может привести к антиправительственным демонстрациям. Они даже приступили к составлению так называемого Kaffeehausliste, списка юношей, посещавших кафе вечерами в Тренто, число которых считалось чрезмерным и потенциально опасным. Начальник полиции Тренто выступил против таких мер, подчеркнув «прекрасный и проходящий без каких-либо осложнений» ход мобилизации, а также абсолютное отсутствие признаков, предвещающих негативные действия со стороны населения[154]154
  ÖStA AVA, Mdl, Pras, 1914, Nr. 6032, Kt. 2141 (начальник полицейского участка – наместнику Тироля, 9.11.1914). По Трентино обильную документацию см. Heimatfronten. Dokumente zur Erfahrungsgeschichte der Tiroler Kriegsgesellschaft im Ersten Weltkrieg / Herausgegeben von O. Uberegger. 2 Voll. Innsbruck: Wagner, 2006.


[Закрыть]. Поддержал его позицию также наместник, осудивший карательную политику военных, способных лишь усиливать отстраненность итальянцев от учреждений и пропаганду ирредентизма: он обратился к Министерству внутренних дел с просьбой «вмешаться в соответствующих местах, чтобы предотвратить установление такого режима в Тренто, который может привести к непредсказуемым последствиям»[155]155
  ÖStA AVA, Mdl, Pras, 1914, Nr. 6032, Kt. 2141 (наместник Тироля – министру внутренних дел, 10.11.1914).


[Закрыть]. Также и в Министерстве внутренних дел желали избежать незаконной мобилизации, чтобы не вызывать недовольство и не провоцировать антиавстрийские кампании в прессе в Италии – это рекомендовал и посол Австрии в Риме барон Карл фон Маккьо[156]156
  ÖStA AVA, Mdl, Pras, 1914, Nr. 6032, Kt. 2141 (министр внутренних дел – председательству Совета, 29.11.1914).


[Закрыть]. Последний участвовал в трудных переговорах, направленных на блокировку вступления Италии в войну на стороне Антанты, и был заинтересован в отсутствии трений между двумя странами.

В январе 1915 г. Верховное командование (Armeeoberkom-mando) было вынуждено обратиться к различным военным штабам, призывая их действовать ради подъема духа италоязычных солдат, с должным учетом их национальных чувств – не рекомендовались те карательные меры, которые были предприняты не из-за индивидуальных недостатков, а из-за национальной принадлежности солдат, что говорило об известности происходившего в ряде формирований[157]157
  ÖStA КА, AOK, OpAbt, 6731/1915, Kt. 17 (Верховное командование – разным военным командирам, 31.1.1915).


[Закрыть]. Однако преследования по национальному признаку являлись результатом указаний и положений, разработанных самим Верховным командованием: оно, как и в других случаях, демонстрировало противоречивые и колеблющиеся реакции, определяемые обстоятельствами или различными позициями военачальников. В данном случае мотивы были, вероятно, военного характера, – обеспокоенность тем, что неоправданно жестокое обращение может негативно повлиять на внутренний фронт, и, вероятно, также намерение не ухудшать и без того сложные отношения с южным союзником.

Итальянское вмешательство в войну в мае 1915 г. ликвидировало любую щепетильность и призывы к умеренности. С военным походом на вражеский Рим опасливые рекомендации по поводу жестокого обращения с носителями итальянского языка полностью утратили свое значение.

3. Галицийская травма

С первых недель конфликта итальянцы Приморья и Трентино оказались вовлеченными в военные сценарии в Галиции и Сербии, где они были совершенно иными, нежели на Западном фронте, характеризующемся позиционной войной, борьбой на износ в ограниченных пространствах и минимальными сдвигами со стороны враждебных армий. Привычный образ Первой мировой войны создан, по существу, копированием типичных элементов франко-германского фронта с его бесконечными окопами, с клаустрофобным опытом солдат, регулярно бросавшихся в бессмысленные атаки на пулеметы противника. На самом деле война велась разными методами по многим сценариям, и историки долгое время не уделяли должного внимания этому многообразию[158]158
  Общий обзор конфликта см. Segesser D.M. Der Erste Weltkrieg in giobaler Perspektive. Wiesbaden: Marixverlag, 2010.


[Закрыть]. С военной точки зрения конфликт на Восточном фронте был не менее важным, чем конфликт на западе, и, несомненно, – более разрушительным, вызвав большее число жертв и пленных[159]159
  О Восточном фронте итальянская библиография практически отсутствует. См. Stone N. The Eastern Front, 1914–1917., London-Sydney-Toronto: Hodder and Stoughton, 1975; Liulevicius V.G. War land on the Eastern front. Culture, national identity and German occupation in World War I. Cambridge: Cambridge University Press, 2005; Rauchensteiner. Der Erste Weltkrieg cit.


[Закрыть]. В частности, тут шла долгая маневренная война, с быстрыми бросками вперед, обширными оккупациями территорий противника и поспешными отступлениями, сильно отличавшаяся от той, что велась на западе, но при этом не менее страшная и драматическая, с тяжелыми последствиями для гражданского населения.

Русско-галицийский фронт поглотил среди погибших и пленных десятки тысяч итальянских солдат и в целом несколько миллионов человек из двух армий. Галиция, с ее юго-восточным придатком Буковиной, была самым большим, самым населенным и отдаленным регионом империи, приобретенным Марией-Терезией в 1772 г. по случаю раздела Польши между Австрией, Пруссией и Россией. Расположенная на северной и восточной оконечности территории Габсбургов, она ограничивалась на юге королевства Венгрии длинной цепью Карпат, в то время как на севере линия по равнинным рубежам отделяла ее от Российской и Германской империй. Это был бедный регион, экономика которого основывалась главным образом на сельскохозяйственном секторе с примитивными методами обработки. Подавляющее большинство населения проживало в небольших и изолированных селениях – к ним добавлялись только два важных города, Краков и Львов.

Экономическая отсталость и чрезмерная раздробленность земельной собственности привели в период между XIX и началом XX в. к мощным миграционным волнам, особенно за рубеж. Галиция также представляла сложную и противоречивую национальную динамику. Здесь самыми многочисленными группами населения были 3,6 млн поляков и 3,3 млн рутенов, к которым добавлялось значительная еврейская община, насчитывающая около 900 тыс.[160]160
  Galizien um die Jahrhundertwende. Politische, soziale und kulturelle Verbindungen mit Osterreich / Herausgegeben von K. Mack. Wien: Verlag fur Geschichte und Politik, 1990; Radon S. La Galizia prima della Grande Guerra // Sui campi di Galizia cit. P. 9–30.


[Закрыть] Роль господствующей нации играла польская, с большинством в западной части региона, но выполнявшая заметную социальную роль повсеместно. Национальное разделение переплеталось и пересекалось с социальным, в результате чего польское дворянство управляло своими крупными земельными владениями на основе феодальных обычаев и обязательств в ущерб дешевой сельскохозяйственной рабочей силе, в основном, состоящей из рутенов. Поляки владели большей частью земли, населяли города, преобладали в интеллектуальных профессиях и развили гораздо более широкую социальную структуру, чем рутенское население, главным образом, крестьянское[161]161
  Pezda J., Pijaj S. L’economia della Galizia alia vigilia della Grande Guerra // Sui campi di Galizia cit. P. 31–43.


[Закрыть]. Однако даже оно в десятилетия, предшествовавшие мировой войне, получило определенное развитие своих интеллектуальных слоев и национального чувства. Примечательно, что именно в те же годы, когда австрийские итальянцы боролись за собственный университет в империи, то же делали и рутены, столкнувшиеся с жесткой оппозицией поляков Кракова и Львова. В 1906–1910 гг. университетская польско-рутенская ссора вызвала беспорядки и столкновения во Львове, не слишком отличавшиеся от произошедших несколькими годами ранее в Инсбруке между немецкой и итальянской молодежью.

В польско-рутенском столкновении евреи участвовали мало, в том числе из-за того, что Австрия не давала им полного статуса подданства. Численно они уступали двум другим общинам, но в процентном отношении не существовало другого региона империи с большим присутствием еврейских жителей. Они были сосредоточены, прежде всего, в городах и крупных селах, где порой даже представляли большинство населения, помогая укрепить широко распространенный образ Галиции как земли с еврейским обликом, «более еврейским регионом, чем Палестина и любая другая страна», как было написано в путеводителе, опубликованном в Варшаве в 1892 г.[162]162
  Цит. no: Gqsowski T. La Galizia, «tana degli Ebrei» // Sui campi di Galizia cit. P. 45.


[Закрыть]

Польское господство проявлялось во всех сферах, социальной, культурной, политической и институциональной. Польский служил языком школ, государственных учреждений, судов. Польская аристократия доминировала в региональном сейме и государственном управлении и, как правило, ее представители занимали должность вице-короля или представителя императора в Галиции. В Вене мощный патруль ее депутатов лояльно поддерживал национальное правительство, зарабатывая признание и должности. В отличие от того, что произошло на польских территориях, принадлежащих Российской и Германской империям, в Галиции поляки полнокровно правили своими землями, хвастаясь признанием языка и культурной самобытности. По этой причине именно Галиция взяла на себя роль инкубатора польских национальных настроений, того двигателя объединения, который после 1918 г. привел к рождению независимой Польши, причем неслучайно, что основополагающую роль в этом процессе сыграл наиболее подготовленный и осведомленный галицийский правящий класс. Это заставило польского историка Юзефа Бушко говорить о Галиции как о «польском Пьемонте»[163]163
  Определение встречается в: BuszkoJ. Galicja 1859–1914. Polski Piemont? // Warszawa: Krajowa Agencja Wydawn, 1989; она же взята позднее как название раздела в: Sui campi di Galizia cit. P. 7–95. См. также Buszko J. Die Geschichte Galiziens (1890–1918) in der polnischen Zwischenkriegs– und Nachkriegs-Historiographie // Osterreichische Osthefte, 1990, 31. S. 253–262.
  Пьемонт (иначе Сардинское королевство) являлся главным двигателем итальяского объединения, Рисорджименто. – Прим. пер.


[Закрыть].

Однако в воображении австрийцев Галиция оставалась отдаленной, бедной, негостеприимной землей, с «безграничной болотной пустотой», как писал Джозеф Рот в своем романе о распаде империи[164]164
  Roth J. La Marcia di Radetzky. Milano: Adelphi, 1996 (оригинальное издание 1932 г.). P. 171. Другие живые описания края см. Roth J. Reisen in die Ukraine und nach Russland. Miinchen: Beck, 2015; Pollack M. Galizia. Viaggio nel cuore scomparso della Mitteleuropa. Rovereto: Keller, 2017.


[Закрыть], – этакий «край света», пережиток Средневековья. Но это был также фундаментальный регион для военной организации империи. Восточное ответвление Галиции являлось той буферной зоной, которая перед цепью Карпатских гор защищала сердце Австро-Венгрии от возможного русского наступления, и одновременно – плацдармом для наступательных действий в самые западные регионы царской империи. По этой причине его пересекали железнодорожные линии, которые по сравнению с потребностями для гражданских целей имели большую пропускную способность, связывая две столицы монархии с такими городами, как Львов, Краков, Перемышль (польск. Пшемысль). В этих городах, как и в других, размещались десятки тысяч солдат, расквартированных в огромных казармах, военных крепостях, оборонительных сооружениях, укрепленных лагерях. Самой впечатляющей цитаделью, одной из крупнейших в Европе, был Перемышль, с оборонительным кольцом в 45 километров и десятками фортов, где можно было разместить более 30 батальонов[165]165
  Galik Р. Le citta-guarnigione della Galizia alia vigilia della prima guerra mondiale // Sui campi di Galizia cit. P. 83–95.


[Закрыть]. Оборона этого города-крепости стала одним из самых значительных и драматических моментов начала войны на Восточном фронте, и немало солдат, говорящих по-итальянски, участвовали в ней.

В эту далекую и неизвестную страну прибыла значительная часть италоговорящих солдат, переброшенных от одной границы империи к другой. Они прибыли туда после долгого путешествия на поезде, проехав через огромные территории, что для многих, кто никогда не покидал свои долины и деревушки, должно было уже казаться великим приключением, о котором почти всегда сообщалось в дневниках. Момент душераздирающих прощаний, отъездов с переполненных народом станций в битком набитых поездах, различные остановки в городах и поселках, где их торжественно встречали местные власти и медсестры Красного Креста, снабжавшие едой и сигаретами, панорама бесконечной и плодородной венгерской равнины, пристально изучаемой знающими и любопытными глазами солдат-крестьян и всё более скромный прием, получаемый на станциях восточных территорий, прибытие в новый мир Галиции с шокирующей встречей с военной реальностью, – всё это повторяется в записках и в письмах солдат[166]166
  См. Antonelli. I dimenticati cit. P. 50–55; Ranchi. «La luna vista a girarsi» cit. P. 288–291.


[Закрыть].

Первый контакт с галицийской средой и ее населением обычно описывался в пренебрежительных тонах и суждениях: грязные улицы, бедные деревни, дома с ненадежными соломенными крышами, в то время как люди выглядели нецивилизованными, целые семьи проживали в нездоровой среде, где конюшня, кухня и спальни казались неотделимыми друг от друга. Описание деревни в центральной Галиции, сделанное Джованни Педерцолли, плотником из Сакко, близ Роверето, объединяет целый ряд мотивов, которые мы находим во многих других представлениях галицийской сельской среды: «поздней ночью <…> мы вошли в грязную лачугу и попросили немного хлеба с намерением заплатить за него. Но здесь я должен остановиться и сделать небольшое описание этого места. В единственной комнате (если это можно назвать комнатой) бодрствовала женщина, еще молодая, на вид ей было около 30 лет, но из-за перепачканного лица она выглядела скорее как звереныш, чем женщина. В одном углу на полу спало несколько детей, вповалку, как овцы. Курицы, утки, гуси, все вместе заселяли заднюю часть комнаты-конюшни. В другом углу лежала даже хрюкающая свинья. У меня почти перехватило дыхание от адской вони и тошноты. <…> Думаю, что в центральной Африке не могло быть больше грязи. Полуголые женщины в лохмотьях, грязные и босые; мужчины в таком же виде, а дети больше похожие на обезьян, чем на Божьих существ. Голые, как при своем рождении, перепачканные неопределенного цвета грязью, в общем, стыд»[167]167
  Giovanni Pederzolli // Rodolfo Bolner, Giovanni Pederzolli, Francesco Laich / a cura di G. Fait. Trento: Museo storico in Trento; Rovereto: Museo storico italiano della guerra, 2002. P. 205–206.


[Закрыть].

Существует много описаний, похожих на это: все они направлены на то, чтобы подчеркнуть презрительным тоном недопустимую степень отсталости и отметить дистанцию между галицийскими землями и родными деревнями[168]168
  См. также Antonelli. I dimenticati cit. P. 55–59.


[Закрыть]. Были и те, кто задавался вопросом, не являлось ли одичание населения, по крайней мере, частично, следствием происходящих потрясений: «Возможно, война довела их до этого состояния», – предполагает молодой триестинец Эмилио Станта, столкнувшись с видом грязных и вшивых мужчин и женщин[169]169
  Цит. no: Ranchi. «La luna vista a girarsi» cit. P. 294.


[Закрыть].

Однако самые презрительные и жестокие суждения были о евреях. Джакомо Соммавилла описал их одетыми в грязные «длинные и черные рясы <…>, в широкополые шляпы, с двумя пейсами, спускающимися им на щеки, однако, грязными были и пейсы». Это были владельцы домов, больших, чем у крестьян-славян, «куда вы не сможете зайти без кошелька в руках; себялюбие и скупость – вот их сущность»[170]170
  Giacomo Sommavilla cit. Р. 140.


[Закрыть]. Галицийские евреи изображались «свиньями», которые везде, даже в разбитых войной местах, продавали голодным военным любые товары – продукты питания, сладости, имущество; «по сильно завышенным ценам, заманивая покупателей с назойливой настойчивостью»[171]171
  Ranchi. «La luna vista a girarsi» cit. P. 295.


[Закрыть]. «Ebreorum[172]172
  Лат.: еврейство (точнее: Hebraeorum).


[Закрыть] в большом количестве, – писал Родольфо Больнер в своем дневнике, описывая город Жешув[173]173
  Жешув (польск. Rzeszow), также Ряшев – ныне город на юго-востоке Польши, административный центр Подкарпатского воеводства.


[Закрыть] в центральной Галиции, – я никогда не видел таких грязных и вшивых людей, как они; их "гетто” оскорбляет человеческое достоинство в двадцатом веке»[174]174
  Rodolfo Bolner // Rodolfo Bolner cit. P. 175.


[Закрыть]. Для Гверрино Боттери, родом из Триеста, учителя начальной школы, ставшего после войны заведующим учебной частью, евреи, «елейные, лицемерно плачущие перед теми, кто отдает приказы, становятся хищниками для тех, кто честно хочет платить, и – гиенами для их должников»; они «готовы продавать даже своих дочерей, чтобы заработать денег; они – удавка для поляков, которым остается напиваться и их убивать»[175]175
  Guerrino Botteri // Guerrino Botteri, Vigilio Caola, Giovanni Lorenzetti, Valentino Maestranzi, Giuseppe Scarazzini / a cura di Q. Antonelli, M. Broz, G. Pontalti. Trento: Museo storico in Trento; Rovereto: Museo storico italiano della guerra, 1998. P. 19–20.


[Закрыть]. В отношении евреейского населения зачастую совершалось мародерство и насилие, о чем рассказывал сам триестинец Антонио Даниэлис – со своими боевыми товарищами он напал и ограбил еврейские лавки с мамалыгой[176]176
  В итал. оригинале – «полента», схожее с мамалыгой итал. блюдо. – Прим. пер.


[Закрыть]. Судя и по вспоминаниям словенца Леопольда Вадняла, дома евреев часто грабили, полагая, что те прятали у себя всё лучшее, чтобы затем накормить русских победителей[177]177
  Ranchi. «La luna vista a girarsi» cit. P. 296; Verginella. Storie di prigionia cit. P. 46.


[Закрыть]. Грубый антисемитизм возникал не на пустом месте: триестинцы видели в своем порту толпы неопрятных чужаков, ожидавших пароходы в Америку; трентинцы читали об иудеях ужасные описания в католической прессе Трентино[178]178
  В Тренто существовал культ младенца-мученика Симонино, якобы ритуально убитого (в 1475 г.) местыми евреями; в 1965 г. Католическая Церковь изъяла его имя из святцев и упразднила его раку с «мощами». – Прим. пер.


[Закрыть]. Теперь антисемитизму потакал и опыт войны[179]179
  Ranchi. «La luna vista a girarsi» cit. P. 283; Antonelli. I dimenticati cit. P. 59–61.


[Закрыть].

На галицийском фронте в конце августа начались боевые действия австро-венгерской армии, которая успешно прорвала линию обороны противника, проникнув на Волынь. Российская контратака в сочетании с серьезными тактическими ошибками австрийцев вскоре изменила ситуацию, приведя их к повальному бегству и к оккупации русскими Львова, столицы Галиции. Австрийские войска, вынужденные отступить, попытались реорганизоваться и совершить контратаки, чтобы вернуть Львов. 7 сентября, примерно в пятидесяти километрах к северо-западу от города, началась битва при Раве-Русской, закончившаяся, после четырех дней жестоких сражений, новым поражением австрийцев и гибелью десятков тысяч человек. Записки итальянских солдат говорят о том событии как о бойне, от воспоминания о которой и через много месяцев спустя буквально бросало в дрожь[180]180
  Antonelli. I dimenticati cit., p. 73.


[Закрыть].

Затем последовало новое отступление на запад, провал попытки создать линию обороны вдоль реки Сан, начало долгой русской осады крепости Перемышль: с тысячью пушек и более, чем со стотысячным гарнизоном она сопротивлялась в течение пяти месяцев, пока не сдалась 21 марта 1915 г., исчерпав все запасы продовольствия[181]181
  О первых операциях в Галиции см. Rauchensteiner. Der Erste Weltkrieg cit. S. 247–279; Ongari D. La guerra in Galizia e sui Carpazi 1914–1918. La partecipazione del Trentino. Calliano (TN): Manfrini, 1983. P. 44–63.


[Закрыть]. Во время панического отступления австро-венгерские солдаты, одержимые идеей предательства и шпионажа галичан на благо русских, предавались неслыханному насилию против рутенов и евреев. На Восточном и Балканском фронтах насилие против гражданского населения проявилось в беспрецедентных формах, причем – в отношении других подданных всё той же империи[182]182
  О насилиях над гражданским населением на Восточном фронте см. Leidinger Н., Moritz V., Moser К., Dornik W. Habsburgs schmutziger Krieg. Ermittlungen zur osterreichisch-ungarischen Kriegsfiihrung 1914–1918. St. Polten-Salzburg-Wien: Residenz Verlag, 2014; Holzer A. Das Lacheln der Henker. Der unbekannte Krieg gegen die Zivilbevolkerung 1914–1918. Darmstadt: Primus Verlag, 2014.


[Закрыть].

В конце 1914 г. Австро-Венгрия потеряла Буковину и почти всю Галицию, которую теперь она контролировала только в ее западной части, где «забаррикадировались» войска. Но, прежде всего, она потеряла устрашающее количество людей, почти миллион погибших, раненых и пленных, что было несколько ниже российских потерь. На Балканском фронте итоги оказались не лучше, а потери не менее серьезны: 273 тыс. из общего числа около 450 тыс. солдат[183]183
  Rauchensteiner. Der Erste Weltkrieg cit. P. 286–288.


[Закрыть]. Сценарий военных событий на разных театрах был похож: после первоначальных успехов контрнаступление противника заставило австро-венгров унизительно отступать перед врагом, чьи боевые возможности оказались недооценены[184]184
  Keegan J. La prima guerra mondiale. Una storia politico-militare. Roma: Carocci, 2000. P. 178–181.


[Закрыть]. Второе наступление австрийцев привело к взятию Белграда в декабре 1914 г., но сербы вновь продемонстрировали неожиданную способность к отпору, сумев вытеснить захватчиков. Особенно во время августовских операций австрийцы оказались виновны в насилиях над сербами: их вдохновляли карательные настроения по отношению к нации, которая привела к июльскому предвоенному кризису и которую считали полудикой[185]185
  MitrovicA. Serbia’s Great War 1914–1918. London: Hurst & Company, 2007.


[Закрыть].

Восточный фронт

В целом, за пять месяцев, прошедших между началом войны и концом 1914 г., империя лишилась около 1.268 тыс. человек, т. е. почти половины довоенного контингента солдат и целых двух третей кадровых офицеров – кровавая жертва, от которой армия практически никогда не оправилась[186]186
  Lein. Pflichterfullung cit. Р. 65–66.


[Закрыть]. Начиная с 1915 г., войну вела уже другая армия, лишенная большинства опытных солдат и профессиональных офицеров – первых заменили юные новобранцы и пожилые резервисты, ранее считавшиеся непригодными, а последних – наскоро обученные гражданские лица, теперь одетые в мундиры[187]187
  Dedk. Gli ufficiali cit. P. 301–304.


[Закрыть]. Офицерам-новичкам не хватало не только военно-технических навыков, но и лингвистических знаний, которые, даже с учетом вышеупомянутых изъянов, имели-таки прежние офицеры. Таким образом, после первых месяцев войны снизились требования к эффективному межнациональному общению внутри армии с обострением структурных недостатков в плане средств, организации и подготовки.

«Итальянские» полки не избежали кровопролитий. 97-й пехотный полк достиг фронта как раз вовремя, чтобы быть сметенным русским наступлением под Львовом, с последующим отступлением, приведшим к полному хаосу под огнем вражеской артиллерии. Это стало драматическим «крещением огнем», за которым последовали акты неповиновения, подавленные массовыми казнями со стороны собственных офицеров[188]188
  Toder о. Dalia Galizia all’Isonzo cit. P. 54–62; Rossi, Ranchi. Lontano da dove cit. P. 111–112.


[Закрыть]. Даже тирольские полки Kaiserjdger и Landesschiitzen понесли очень тяжелые потери в попытках противостоять наступлениям русских. Катастрофические сражения, недостатки австрийской военной организации, жесткость офицеров, шок перед лицом разрушительной технологической войны – всё это повторяющиеся темы в дневниках солдат.

Сразу по прибытию в Галицию, они были вынуждены совершить марш-бросок к российской границе (что вскоре сменилось поспешными отступлениями), идя в поход на восток, который казался им бессмысленными, подвергаясь угрозам начальства и самым суровым наказаниям за малейшие промахи. Всё это зачастую без провианта (кухни не успевали за войсками) и в атмосфере беспорядка и растерянности[189]189
  Antonelli. I dimenticati cit. Р. 62. Среди различных признаков австрийского военного беспорядка – удивительно частые рассказы о солдатах, испытавших так называемый «дружественный огонь», который для многих был также страшным боевым крещением, – признак плохой связи между артиллерией и войсками, ухудшавшейся во время судорожных фаз войны, быстрых наступлений и стремительных отступлений. Дечимо Риццоли испытал это на себе в октябре 1914 г., когда он, воспользовавшись темнотой, пошел со своей ротой на 200 шагов за линию фронта, в направлении русских окопов, но вскоре оказался под огнем австрийской артиллерии, которая не была предупреждена об этом выступлении (Decimo Rizzoli // Ezechiele Marzari cit. P. 102). В последний день августа 1914 г. Родольфо Больнер и его отряд неожиданно получили приказ открыть огонь по контингенту, который они приняли за врага, но на самом деле это был 4-й кайзеръегерский полк, шедший позади них. Вскоре полевые фонари показали, что именно произошло, и это позволило спасти 21-го раненого и забрать четырех погибших; см. Rodolfo Bolner cit. Р. 19; также Mazzini F. «Cose de laltro mondo». Una cultura di guerra attraverso la scrittura popolare trentina, 1914–1918. Pisa: Edizioni ETS, 2013. P. 206.


[Закрыть]. Джузеппе Скараццини писал о походе как о настоящей муке, чувствуя себя как «Иисус Христос, когда он совершал свой скорбный голгофский путь и падал под тяжестью креста», и жалея, что «не умер еще в младенчестве»[190]190
  Giuseppe Scarazzini // Guerrino Botteri cit. P. 235, 238.


[Закрыть]. И воспоминания Гверрино Боттери, прибывшего в Галицию в октябре 1914 г., свидетельствовали о чрезвычайной трудности похода – солдаты испытывали голод, жажду, валились с ног от недосыпания, называемыми за то, что были итальянцами, «трусливыми смердящими псами». «Один из моих спутников молится о том, чтобы его убили: он не хочет, не может продолжать: он измотан телом и духом»[191]191
  Guerrino Botteri cit. P. 24.


[Закрыть]. Они страдали, конечно, не только за итальянское происхождение – без различия по национальному признаку страдали все солдаты, оказавшиеся на бессмысленной и катастрофической войне во власти зачастую бесчеловечной системы командования.

Уже во время мобилизации, а затем и в Галиции, итальянцы подвергались презрительному и жестокому обращению своих командиров, – это было началом того, что более систематическим и радикальным образом происходило после вхождения Италии в войну. Трентинец из Kaiserjdger Эутимио Гуттерер, фермер из Грумеса в долине Чембра, писал об этом как об опыте, переживаемом с первых дней военной жизни, которая началась для него в октябре 1914 г. в казармах Тренто, где Гуттерер проходил первую подготовку: «Самыми добрыми словами, обращенными к нам, были: итальянская свинья! Именно после этого мы поклялись отомстить немцам»[192]192
  Francescotti R. Eutimio Gutterer nella Grande Guerra // Archivio trentino di storia contemporanea. XL (nuova serie), 1991, 2. P. 27.


[Закрыть]. Оказавшись в Галиции, итальянцы, как и их сослуживцы, были отправлены на бойню в безрассудные атаки на русские пулеметы, что буквально уничтожило их корпус в течение нескольких месяцев, в то время как первоначальные надежды на краткую войну окончательно развеялись. Всё это подвергло суровой проверке на лояльность Габсбургам, первоначально проявленной солдатами и гражданскими лицами во время мобилизации. Галицийская травма и преследования, понесенные на фронте (а также преследование их семей, зачастую депортированных в другие регионы империи) определили глубокое разочарование и последующее отдаление от прежней верноподданной самоидентификации.

Жестокое обращение с итальянцами в первые недели войны особенно возмутило тех, кто искренне отождествлял себя с Австрией и ее институтами и, следовательно, испытывал дискриминацию как совершенно незаслуженную несправедливость. Это касалось, к примеру, Джакомо Соммавиллу, мобилизованного в начале войны и сразу же отправленного в поход на восток: он столкнулся с дискриминацией командира, который зарезервировал именно итальянцев для первых, гибельных атак. Тем не менее, у Соммавиллы не возникало никаких сомнений и колебаний: «священный долг» требовал ухода на войну и подчинения любому приказу начальства, «чтобы бороться с врагом, вторгающимся в наши земли». Соммавилла, в возрасте 36-ти лет, перенес первые очень тяжелые походы в Галиции, голод, жару, невыносимую жажду. Однажды, измученный, он упал на землю и подвергся, как итальянец, насмешкам и «грубым эпитетам» офицеров, которые заставили его плакать от негодования[193]193
  Giacomo Sommavilla cit. Р. 137, 138,141.


[Закрыть].

После неудач начальных месяцев войны Австрия попыталась реорганизоваться с целью восстановления утраченной Галиции. Карпаты, оборонительный оплот перед венгерскими равнинами, стали ареной столкновений первых месяцев 1915 г., которые драматически осложнялись обстановкой, обусловленной горной средой и очень низкими зимними температурами. После череды неудач только с помощью Германии австрийцам удалось сначала стабилизировать фронт, а затем достичь и победы, в итоге гигантского наступления, проведенного вместе с союзником. Благодаря беспрецедентному развертыванию сил противника, в мае 1915 г. русские потерпели сокрушительное поражение в Горлицах и Тарнуве, в центральной Галиции, где прошло одно из главных сражений всего театра. В последующие месяцы был отбит у русских не только весь регион: центральные державы вышли далеко за пределы своих границ, проникнув вглубь Российской империи. Три миллиона мирных жителей были вынуждены покинуть территории, потерянные царской армией, намереваясь оставить врагу лишь выжженную землю. Осенью 1915 г. фронт стабилизировался вдоль почти прямой линии, шедшей от Балтийского моря, к западу от Риги, до реки Днестр: он оставался практически неизменным до нового наступления России в июне 1916 г. Между тем, объявление войны со стороны Итальянского королевства осложнило военное положение империи, заставив ее сражаться на двух фронтах. Это также усугубило положение солдат из Джулии, Трентино, Фриули и Истрии, язык которых заставил считать их «пятой колонной» бывшего союзника, ставшего «предателем».