Текст книги "Жаркий август"

Андреа Камиллери
Жаркий август

1

Спал он без задних ног, из пушки не разбудишь. Точнее, из пушки-то не разбудишь, а вот телефонным звонком – запросто.

Тот, кому выпало в нынешнее время жить в цивилизованной стране вроде нашей (ха-ха), если и услышит сквозь сон пушечную канонаду, наверняка решит, что это гром, праздничный фейерверк в честь святого-покровителя или придурки соседи сверху двигают мебель, и будет преспокойно дрыхнуть дальше. Но телефонный звонок, пиликанье мобильного или когда трезвонят в дверь – тут уж нет, это могучий призыв, при звуках которого человеку цивилизованному (ха-ха) ничего не остается, как всплыть из глубин сна и отреагировать.

Так что Монтальбано встал с кровати, посмотрел на часы, глянул в окно, понял, что денек обещает быть жарким, и двинулся в столовую, где отчаянно надрывался телефон.

– Сальво, где ты был? Я полчаса уже названиваю!

– Извини, Ливия, душ принимал, не слышал.

Первое вранье за сегодняшний день.

И зачем он так сказал? Стыдно было признаться Ливии, что заспался, или не хотел, чтобы она огорчалась, что его разбудила? Бог его знает.

– Ты съездил уже, посмотрел домик?

– Ливия, ты чего! Еще только восемь!

– Ох, прости, мне так не терпится узнать, подходит он или нет…

Вся эта история закрутилась с полмесяца назад, когда ему пришлось сообщить Ливии, что в первой половине августа ему не светит отлучиться из Вигаты, как они планировали, потому что Мими Ауджелло пришлось сдвинуть отпуск из-за непредвиденных осложнений с тестем и тещей. Известие оказалось не таким сокрушительным, как он опасался. Ливия нежно любила как Бебу, жену Мими, так и самого Мими. Она посетовала, конечно, куда ж без этого, и Монтальбано уже понадеялся, что тем дело и кончится. Не тут-то было! Буквально на следующий вечер при созвоне Ливия выдала неожиданную идею:

– Срочно найди дом где-нибудь поблизости – две спальни и гостиная, прямо на море.

– Не понял. Зачем нам уезжать из Маринеллы?

– Каким ты умеешь быть дураком, Сальво, когда придуриваешься! Я говорила про дом для Лауры с мужем и ребенком.

Лаура была закадычной подругой Ливии, которой та поверяла как на духу все свои милые (и не слишком милые) секретики.

– Они приедут сюда?

– Да. А ты что, против?

– Вовсе нет, ты же знаешь, мне Лаура с мужем всегда нравились, но…

– Какое еще «но»?

Тьфу, пропасть!

– Я надеялся, что мы сможем наконец почаще уединяться…

– Ха-ха-ха!

Хохот ведьмы из «Белоснежки и семи гномов».

– Что ты смеешься?

– Потому что ты сам прекрасно знаешь, что уединяться буду я одна, тогда как ты будешь дневать и ночевать в управлении в обнимку с очередным трупом!

– Брось, Ливия, тут в августе такая жарища, что даже убийцы взяли перерыв до осени.

– Это шутка юмора? Мне начинать смеяться?

С этого разговора с помощью Катареллы – не сказать, чтобы бесценной, – и начались долгие поиски.

– Синьор комиссар, есть жилплощадь, прям в тютельку как вам потребная, в местечке Пеццодипане.

– Да ведь Пеццодипане в десяти километрах от моря!

– Так-то оно так, зато там заливной пруд!

Было и такое:

– Ливия, я тут нашел милейшую квартирку в одном жилом комплексе в районе…

– Квартирку?! Я же тебе ясно сказала: дом.

– А квартирка тебе чем не дом? Это что – палатка?

– Нет, квартирка – не дом. Это вы, сицилийцы, вечно валите все в кучу и называете квартиру домом, а когда я говорю «дом», я имею в виду дом. Как тебе сказать точнее? Отдельно стоящая вилла на одну семью.

В вигатских агентствах недвижимости его подняли на смех:

– Вы шестнадцатого июля хотите найти домик у моря к первому августа? Да все уже сдано!

Впрочем, комиссару велели оставить свой телефон: если вдруг в последнюю минуту кто-то откажется, ему перезвонят. И чудо свершилось – как раз тогда, когда он потерял уже всякую надежду.

– Алло, комиссар Монтальбано? Это из агентства «Аврора». Освободился домик – как раз такой, как вы искали. В Марина-ди-Монтереале, местечко Пиццо. Только приезжайте прямо сейчас, а то мы закрываемся.

Он оборвал допрос на полуслове и рванул в агентство. Судя по фотографиям, это было именно то, чего хотела Ливия. С владельцем агентства синьором Калларой они условились, что на следующее утро, часам к девяти, из агентства за ним заедут и отвезут его взглянуть на домик, который находился вблизи Монтереале, в каких-то десяти километрах от Маринеллы.

Монтальбано подумал, что десять километров до Монтереале в разгар летнего сезона могут означать как пять минут, так и два часа – в зависимости от пробок. Ничего не попишешь, на полном безрыбье Ливии с Лаурой надо радоваться и этому.

Едва комиссар сел в машину, как синьор Каллара открыл рот и больше уже не закрывал. Начал он с недавних событий, рассказав во всех подробностях, как некий Яколино, служащий из Кремоны, снял дом и внес полагающийся задаток. Но буквально накануне вечером этот Яколино позвонил в агентство и сказал, что мать его жены попала в аварию, в связи с чем они из Кремоны никуда не поедут. Потому-то из агентства и позвонили ему, Монтальбано.

Затем синьор Каллара переключился на дела давно минувшие, а именно: поведал, опять-таки во всех деталях, как и почему этот дом построили.

– Лет эдак шесть назад один клиент лет семидесяти, а звали его Анджело Спечале, урожденный монтереалец, проработавший всю жизнь в Германии, решил построить себе домик, чтобы поселиться там с женой-немкой, вернувшись на старости лет в родные края. Упомянутая жена-немка, а звали ее Гудрун, была вдовой с двадцатилетним сыном, которого звали Ральф. Пока все понятно? Хорошо. Приехав в Монтереале вдвоем с пасынком Ральфом, Анджело Спечале целый месяц искал подходящее место, наконец нашел, сторговал, заказал себе проект у застройщика Спиталери и год с лишним ждал, пока будут закончены работы. Ральф все это время был при нем.

Затем им пришла пора возвращаться в Германию, чтобы перевезти в Монтереале мебель и все такое. Однако вышла странная штука. Поскольку Анджело Спечале самолетам не доверял, поехали они поездом. Но, прибыв на вокзал города Кельна, синьор Спечале не обнаружил на верхней полке ехавшего с ним пасынка. Чемодан Ральфа остался в купе, а его самого и след простыл. По словам проводника из ночной смены, на другой станции он тоже не выходил. Короче говоря, Ральф пропал.

– Потом его нашли?

– Да куда там, дорогой комиссар! С тех пор про парнишку ни слуху ни духу.

– А синьор Спечале сюда перебрался?

– Вот тут-то и вся соль! По возвращении в Кельн месяца не прошло, как бедный синьор Спечале упал с лестницы, ударился головой и умер, сердешный.

– А что же синьора Гудрун, дважды вдова? Так сюда и не переехала?

– Да что ж ей тут делать, горемыке, без мужа и без сына? Три года назад она нам позвонила, велела сдавать дом. Вот мы три года его и сдаем, но только летом.

– А в остальное время – нет?

– Уж очень он на отшибе, комиссар. Да вы сами увидите.

Дом и впрямь стоял на отшибе. Вверх от шоссе шла проселочная дорога, вдоль которой стояло всего три строения: один домишко совсем простецкий, второй – чуть поприличнее и в самом конце – искомый домик. Вокруг ни деревца, ни кустика, земля выжжена солнцем. Но стоило добраться до последнего дома, стоявшего на вершине высокой дюны, как все разом менялось. Какая же красота! Внизу в обе стороны тянулся золотистый песчаный пляж с редкими вкраплениями зонтиков, а прямо перед тобой – распахнутое во всю ширь сияющее, манящее море. В одноэтажном домике было как раз две спальни: одна – большая супружеская, вторая – поменьше, с детской кроваткой; гостиная с прямоугольными окнами, вмещавшими в себя море и небо, нашелся там и телевизор. Просторная кухня с огромным холодильником. Целых два санузла. И бесценная деталь – терраса, где так приятно поужинать вечерком.

– Годится, – заявил комиссар. – Сколько просите?

– Смотрите сами, комиссар, мы вот так, на две недели, обычно не сдаем, но только ради вас… – И загнул совершенно безбожную сумму.

Монтальбано и глазом не моргнул: Лаура была женщиной состоятельной, ей вполне по карману поддержать материально бедный юг.

– Годится, – повторил он.

Видя такое дело, синьор Каллара, считавший себя ловкачом, решил поднять ставки:

– В эту цену, разумеется, не входят…

– В эту цену, разумеется, входит все, – отрезал Монтальбано, не желавший, чтобы его принимали за простака.

– Ну ладно, как скажете.

– А как спуститься на пляж?

– Смотрите: выходите с террасы через калитку, и через десять метров – туфовая лестница, по ней и спуститесь. Там пятьдесят ступенек.

– Не подождете меня полчасика?

Синьор Каллара посмотрел на него огорошенно:

– Ну разве что полчасика…

От души поплавать в манящем море Монтальбано не терпелось с той самой минуты, как он его увидел. Он искупался прямо в трусах.

На обратном пути, не успел он одолеть пятьдесят ступенек, как уже обсох на солнце.

В первый день августа с самого утра Монтальбано отправился в аэропорт Пунта-Раизи – встречать Ливию, Лауру и ее сына Бруно, мальчугана трех лет. Муж Лауры Гвидо должен был приехать поездом вместе с машиной и вещами. Бруно оказался шустрым мальцом, неспособным и двух минут усидеть спокойно. Лауру с Гвидо слегка тревожило, что Бруно до сих пор не говорит и общается только жестами. Каракулей он, в отличие от сверстников, тоже не рисовал, зато в искусстве довести до ручки все мироздание равных ему не было.

Поехали к комиссару в Маринеллу, где Аделина приготовила обед на всю честную компанию. Самой служанки уже не было, она ушла, и Монтальбано знал, что не увидит ее целых две недели, пока Ливия будет у него гостить. Аделина относилась к Ливии с глубочайшей неприязнью – впрочем, целиком и полностью взаимной.

Гвидо прибыл ближе к часу. Они поели, потом быстренько расселись по машинам, и Монтальбано с Ливией поехали впереди, показывая дорогу, а Гвидо с семейством – за ними. Увидев домик, Лаура пришла в такой восторг, что кинулась Монтальбано на шею и расцеловала его. Бруно тоже жестами показал, что хочет к комиссару на ручки. Едва оказавшись вровень с его лицом, он метко плюнул ему в глаз обсосанным леденцом.

Сошлись на том, что на следующее утро Ливия возьмет машину Сальво (все равно ему на работе полагается служебная), поедет к ним в гости и останется на весь день.

Вечером после работы Монтальбано распорядится отвезти его в Пиццо, чтобы вместе решить, куда пойти поесть.

Комиссара такой расклад более чем устроил: значит, в обед он вполне может навернуть чего-нибудь вкусненького в траттории у Энцо.

Первая напасть приключилась в домике на третий день утром. Приехав к подруге, Ливия обнаружила там полный кавардак: одежда вытащена на террасу и свалена кучей на стульях, под окнами спальни стоят прислоненные к стене матрасы, по площадке перед входом раскидана кухонная утварь. Голый Бруно бегал со шлангом в руках и щедро поливал одежду, матрасы и простыни. Едва увидев Ливию, он попытался полить и ее, но та уже хорошо его знала и успела увернуться. Лаура возлежала на шезлонге под стенкой террасы с мокрой тряпкой на лбу.

– Что случилось?

– Ты в дом заходила?

– Нет.

– Посмотри отсюда, только дверь не открывай.

Ливия подошла к застекленной двери террасы и заглянула в гостиную.

Первое, что она заметила, – что пол почему-то почернел.

Второе – что пол шевелится, точнее – ползет во все стороны.

Больше Ливия ничего заметить не успела, потому что до нее дошло. Она завопила как оглашенная и выскочила с террасы.

– Там тараканы! Видимо-невидимо!

– Сегодня утром, на рассвете, – пролепетала умирающим голосом Лаура, – я проснулась попить водички и увидела их, но тогда их было еще не так много… Я разбудила Гвидо, мы попытались вынести вещи, а потом просто сдались. Там, в гостиной, щель в полу, они из нее и лезут.

– А Гвидо сейчас где?

– Поехал в Монтереале. Он позвонил мэру, очень славный оказался человек. Скоро должен вернуться.

– Что ж он Сальво не позвонил?

– Сказал, что ему не с руки вызывать полицию по поводу нашествия тараканов.

Гвидо вернулся минут через пятнадцать в сопровождении муниципальной машины, где сидели четыре дезинсектора с баллонами и швабрами наперевес.

Ливия отвезла Лауру с Бруно к комиссару в Маринеллу, а Гвидо остался в Пиццо руководить дезинсекцией и уборкой дома. К четырем часам пополудни он тоже добрался до Маринеллы.

– Они лезли прямо из той щели в полу. Мы залили туда два полных баллончика, а потом ее заделали.

– А других щелей там не осталось? – спросила Лаура несколько скептически.

– Не переживай, мы тщательно все осмотрели, – заверил ее Гвидо. – Больше такого не повторится. Можно спокойно возвращаться.

– Мало ли почему они повылезали… – подала голос Ливия.

– Один из тех, кто приехал, объяснил, что прошлой ночью здание, видимо, слегка просело и образовалась эта трещина. Тараканы, которые были внизу, полезли наверх – то ли люди их привлекли, то ли запах еды, поди разбери.

На пятый день случилось второе нашествие. На сей раз не тараканов, а мышей. Лаура, встав, обнаружила в комнате штук пятнадцать мышек – малюсеньких, чем-то даже миленьких. Стоило ей пошевелиться, как они так и брызнули через дверь на террасу. Еще парочку она застала на кухне за подъеданием хлебных крошек. В отличие от большинства женщин, к мышам Лаура относилась совершенно спокойно. Гвидо опять позвонил мэру, съездил в Монтереале и привез оттуда пару мышеловок, сто граммов сыра качокавалло с перцем и рыжего кота – до того добродушного, что он и ухом не повел, когда Бруно с ходу попытался выколупать ему глаз.

– Как такое может быть? Сначала тараканы, потом мыши… – спросила Ливия у Монтальбано, когда вечером они уже лежали в постели.

Монтальбано с голой Ливией под боком был решительно не в настроении беседовать о мышах.

– Как ни крути, дом целый год пустовал, вот и получилось… – ответил он туманно.

– Значит, перед приездом Лауры надо было там как-то прибраться: потравить, подмести, шваброй туда-сюда…

– Мне это тоже не помешает, – перебил ее Монтальбано.

– Что именно? – озадачилась Ливия.

– Да вот это, «туда-сюда». – И обнял ее.

Третье нашествие случилось на восьмой день. Обнаружила это, как всегда, встававшая первой Лаура. Заметив одного из пришельцев краешком глаза, она взвилась в воздух и, сама не зная как, приземлилась прямиком на сервировочный столик, крепко зажмурившись. Там, почувствовав себя в относительной безопасности, она, дрожа и обливаясь по́том, медленно открыла глаза и посмотрела на пол.

По полу вальяжно прогуливалось штук тридцать пауков, являя собой неплохую иллюстрацию разнообразия видов: один мохнатый и приземистый; второй – наподобие сенокосца, шарик на тонюсеньких ножках; третий – рыжеватый, размером с краба; четвертый – ни дать ни взять зловещая черная вдова…

Лаура философски относилась к тараканам, не питала отвращения к мышам, но при виде паука совершенно теряла голову.

Она страдала тем, что принято называть мудреным словом «арахнофобия», то бишь, выражаясь проще, беспричинной и непреодолимой боязнью пауков.

Волосы у нее на голове зашевелились, она заорала дурным голосом и рухнула в обморок со столика прямо на пол.

Падая, она крепко приложилась головой, разбив ее до крови.

Разбуженный воплем, Гвидо вскочил с кровати и кинулся на помощь жене. Но не заметил Руджеро – так звали кота, – который как раз удирал из кухни, напуганный сперва криком Лауры, а потом грохотом ее упавшего тела.

Так что Гвидо внезапно обнаружил себя летящим параллельно полу, после чего голова его встретилась с холодильником.

Когда Ливия, как обычно, приехала искупаться с друзьями, перед ней предстал полевой госпиталь.

Лаура и Гвидо ходили с повязками на голове, а Бруно – с забинтованной левой ступней, потому что, слезая с кровати, он кокнул стоявший на тумбочке стакан с водой, а потом прошелся по осколкам. Ливия с изумлением отметила, что даже кот Руджеро прихрамывает – столкновение с Гвидо не прошло для него бесследно.

Наконец появилась традиционная бригада дезинсекторов, посланная мэром, который стал уже фактически другом семьи. Пока Гвидо руководил процессом, не отошедшая еще от потрясения Лаура тихо прошептала Ливии:

– Этот дом нас невзлюбил.

– Да брось! Дом – это дом, он не может ни любить, ни ненавидеть.

– Говорю тебе, этот дом нас выгоняет!

– Перестань!

– Этот дом проклят! – уперлась Лаура, глаза у нее лихорадочно блестели.

– Лаура, ради бога, ну что ты несешь! Я понимаю, у тебя нервы на взводе, но…

– Знаешь, мне лезут в голову всякие фильмы про проклятые дома, где поселились исчадия ада.

– Да это все выдумки!

– Вот увидишь, так все и окажется.

Утром девятого дня зарядил дождь. Ливия с Лаурой поехали в музей Монтелузы, Гвидо принял приглашение мэра посетить соляные копи и взял с собой Бруно. Ночью дождь припустил еще хлеще.

На утро десятого дня лило по-прежнему. Лаура позвонила Ливии, чтобы сообщить, что они с Гвидо везут мальчишку в больницу, так как один из порезов у него на ноге загноился. Ливия решила воспользоваться случаем и навести порядок в вещах Сальво. К ночи развиднелось, и все преисполнились уверенности, что следующий день выдастся погожим и жарким – в самый раз для купания.

2

С прогнозом они не ошиблись. Свинцовое море вернулось к своим привычным оттенкам, песок еще не просох и был пока буроватым, но за какие-то пару часов солнце вызолотит его заново. Пожалуй, вода была капельку холодновата, но в семь утра уже так жарило, что к полудню она станет теплой, как супчик. Именно такую температуру предпочитала Ливия, а Монтальбано терпеть не мог: прямо не море, а термальный источник, – после такого купания он чувствовал себя утомленным и размякшим.

Ливия приехала в Пиццо к половине десятого и узнала, что утро обошлось пока без происшествий – ни тараканов, ни мышей, ни пауков. Новые пришельцы вроде скорпионов или гадюк тоже не объявились. Лаура, Гвидо и Бруно собирались уже спускаться на пляж.

Они почти вышли с террасы через калитку, когда в доме зазвонил телефон. Гвидо, который работал инженером в компании, занимавшейся строительством мостов, и которому два дня уже названивали из Генуи в связи с одной проблемой – он пытался изложить ее Монтальбано, но тот так ничего и не понял, – сказал:

– Идите, я вас догоню. – И вернулся в дом ответить на звонок.

– Схожу-ка я в туалет, – сказала Лаура Ливии. И тоже пошла в дом.

Ливия – за ней. Дело это, как известно, заразное – стоит пойти одному, как за ним тут же тянутся остальные. Ливия заняла второй санузел.

Наконец, покончив с делами, все снова собрались на террасе. Гвидо запер стеклянную дверь, потом и калитку, подхватил пляжный зонт, поскольку нести его было мужской прерогативой, и все направились к туфовой лестнице, ведущей на пляж. Но тут Лаура огляделась по сторонам и спросила:

– А где Бруно?

– Наверное, пошел вниз без нас, – предположила Ливия.

– Господи, он же сам не спустится, мне его там за руку приходится держать! – воскликнула Лаура с ноткой беспокойства.

Они подошли поближе и заглянули вниз. Сверху видно было ступенек двадцать, дальше лестница поворачивала. Бруно в поле зрения не было.

– Ниже он никак не мог спуститься, – сказал Гвидо.

– Сбегай посмотри, ради бога! А вдруг он упал! – воскликнула Лаура, начиная волноваться.

Под взглядами Лауры и Ливии Гвидо сбежал по ступеням, исчез за поворотом и вновь из-за него показался минут через пять.

– Я дошел до самого низа. Его там нет. Пойдите посмотрите в доме, вдруг мы его там закрыли! – прокричал он, отдуваясь.

– Как мы посмотрим? Ключи у тебя! – крикнула Лаура.

Гвидо, надеявшийся было передохнуть, поднялся, чертыхаясь, и отпер калитку и стеклянную дверь.

Тут же раздался хор:

– Бруно, Бруно!

– С этого придурочного ребенка станется просидеть целый день под кроватью, просто назло, – заявил Гвидо, теряя терпение.

Обыскали весь дом: под кроватями, в шкафу, на шкафу, под шкафом, в кладовке со швабрами – без толку.

Через какое-то время Ливия заметила:

– И Руджеро что-то не видать.

И правда. Кот, который вечно вертелся под ногами (уж кому это знать, как не Гвидо), будто тоже испарился.

– Руджеро, если его зовешь, обычно или прибегает, или мяукает. Давайте позовем.

Мысль была здравая: раз уж мальчишка не откликался, единственным, кто мог хоть как-то отозваться, оставался кот.

– Руджеро! Руджеро!

Кота не видать и не слыхать.

– Значит, и Бруно в доме нет, – решила Лаура.

Все вышли и принялись искать вокруг дома, заглянули в обе припаркованные машины – никого.

– Бруно! Руджеро! Бруно! Руджеро!

– А может, он пошел по дороге к шоссе? – предположила Ливия.

Лаура тут же вскинулась:

– Не дай бог, он туда дойдет… Там такое движение!

Гвидо сел в машину и двинулся в сторону шоссе с пешей скоростью, вертя головой направо и налево. Доехал до шоссе, повернул назад и увидел, что у дверей того домишки, что поплоше, стоит крестьянин лет пятидесяти, затрапезно одетый, в замызганной кепке, и так пристально пялится в землю, будто считает там муравьев.

Гвидо затормозил, высунулся в окно:

– Эй, послушайте…

– А? – откликнулся тот, поднимая голову и моргая, будто его только что разбудили.

– Вы тут ребенка не видели?

– Чего?

– Мальчика трех лет.

– А что?

«Что за дебильный вопрос», – подумал Гвидо, чьи нервы уже были на взводе. Но ответил:

– Пропал, найти не можем.

– Ай-ай-ай, – сказал крестьянин, резко меняясь в лице и разворачиваясь к дому.

– Что значит «ай-ай-ай»? – удивился Гвидо.

– «Ай-ай-ай» значит «ай-ай-ай», и точка. Я пацаненка этого не видел, ничего про ваши дела не знаю и знать не хочу, – отрезал собеседник, зашел в дом и захлопнул дверь.

– Эй, вы куда?! – завопил взбешенный Гвидо. – Так с людьми не разговаривают! Что за хамство!

Ему хотелось поскандалить и хоть как-то отвести душу. Он вышел из машины, подошел к двери, поколотил в нее, попинал ногами – без толку, дверь так и не открылась. Запыхавшись, снова сел в машину, проехал мимо второго дома – того, что выглядел поприличнее, – но дом показался ему пустым, так что он поехал дальше и вернулся к своим.

– Не нашел?

– Не нашел.

Лаура обняла Ливию и разрыдалась.

– Видите? Я же говорила, что этот дом проклят!

– Лаура, уймись, ради бога! – взмолился муж.

Единственное, чего ему удалось добиться, – Лаура зарыдала еще громче.

– Что нам теперь делать? – спросила Ливия.

Гвидо недолго думал:

– Пойду позвоню Эмилио. Мэру.

– А зачем мэру?

– Пусть пришлет ту же команду. Или каких-нибудь патрульных. Чем больше народу будет его искать, тем лучше. Скажешь, нет?

– Постой. Может, лучше позвонишь Сальво?

– И то верно.

Монтальбано подъехал минут через двадцать на служебной машине. За рулем сидел Галло, летевший со скоростью, достойной гонок в Индианаполисе.

Вышедший из машины комиссар был усталым, бледным и недовольным – впрочем, так он выглядел всякий раз после поездки с Галло.

Ливия, Гвидо и Лаура затараторили наперебой, и лишь ценой недюжинных усилий Монтальбано удалось хоть что-то понять, прежде чем все смолкли, взирая на комиссара в ожидании утешительного ответа, как паломники, ждущие благодати от Мадонны Лурдской.

Вместо этого они услышали:

– Могу я попросить стакан воды?

То ли жара его так доконала, то ли подвиги Галло, но нужно было прийти в себя. Женщины разочарованно смотрели на него, пока Гвидо ходил за водой.

– Где он может быть, как ты думаешь? – спросила Ливия.

– Откуда ж я знаю, Ливия? Я не волшебник! Сейчас разберемся, только успокойтесь, вся эта суматоха мне только мешает.

Гвидо принес ему воды, и Монтальбано напился.

– Кто-нибудь мне объяснит, чего мы торчим тут на солнцепеке? – спросил он. – Ждем, пока удар хватит? Пойдемте в дом. Галло, и ты тоже.

Галло вышел из машины и вместе со всеми покорно двинулся за комиссаром.

Стоило им войти в гостиную, как нервы у Лауры сдали. Она издала пронзительный стон не хуже пожарной сирены, после чего отчаянно разрыдалась. В голову ей пришла ужасная мысль:

– Его похитили!

– Лаура, не говори ерунды, – осадил ее Гвидо.

– Кто, по-твоему, мог его похитить? – спросила Ливия.

– Да мало ли кто? Цыгане! Циркачи! Бедуины! Я сердцем чую – похитили бедную мою деточку!

Монтальбано поймал себя на нехорошей мысли: если кто-то и впрямь похитил такого паршивца, как маленький Бруно, то наверняка вернет его еще до темноты. Но промолчал и только спросил у Лауры:

– А Руджеро тогда зачем похитили?

Галло так и подскочил на стуле. Он знал от комиссара, что пропал один мальчишка, но по приезде остался сидеть в машине и не слышал того, что рассказали Монтальбано. А теперь получается, пропавших двое? Он вопросительно уставился на начальство.

– Не пугайся, Руджеро – это кот.

Аргумент с котом оказал чудодейственный эффект: Лаура чуть-чуть успокоилась. Монтальбано открыл было рот, чтобы изложить план действий, как вдруг Ливия застыла столбом, вытаращила глаза и слабым голосом произнесла:

– О боже! Боже мой!

Все посмотрели сперва на нее, потом проследили за ее взглядом.

На пороге гостиной сидел Руджеро и с полнейшей невозмутимостью облизывал усы.

Лаура опять взвыла сиреной и запричитала с новой силой:

– Теперь убедились? Кот здесь, а Бруно нет! Его похитили! Похитили! – И рухнула в обморок.

Гвидо и Монтальбано подхватили ее, отнесли в спальню и уложили на кровать. Ливия поспешно соорудила ей на голову ледяной компресс, сунула под нос бутылку с уксусом – все без толку, Лаура глаз не открыла.

Лицо у нее было серое, в холодном поту, щеки ввалились.

– Вези ее в Монтереале, к врачу, – сказал Монтальбано Гвидо. – Ливия, поезжай с ними.

Уложив Лауру на заднее сиденье, головой на коленях Ливии, Гвидо рванул с места с такой скоростью, что даже Галло проводил его восхищенным взглядом. Комиссар и Галло вернулись в гостиную.

– А теперь, пока никто не стоит над душой, – заявил Монтальбано, – попытаемся сделать что-нибудь разумное. И первая разумная вещь – это то, что мы наденем плавки. Иначе от этой жары у нас все мозги спекутся.

– У меня нет с собой плавок, комиссар.

– У меня тоже. Зато у Гвидо три или четыре пары.

Они нашли плавки, надели. Плавки, по счастью, оказались эластичными, иначе с комиссара они бы свалились, а Галло пришлось бы привлечь за оскорбление нравственности.

– Теперь сделаем так. Метрах в десяти за калиткой есть туфовая лестница, ведущая на пляж. Это единственное место, насколько я понял во всем этом гвалте, где они толком не искали. Прочеши ее до самого низа, ступеньку за ступенькой, – мальчишка мог упасть и куда-нибудь закатиться.

– А вы чем займетесь?

– Подружусь с котом.

Галло посмотрел на него растерянно, но промолчал и вышел.

– Руджеро! Руджеро! Ах ты, хороший котик!

Кот завалился на спину, задрав все четыре лапы. Монтальбано почесал ему брюшко.

– Мур-мур-мур, – одобрил Руджеро.

– А пойдем-ка мы посмотрим, что там в холодильнике, – предложил комиссар и двинулся на кухню.

Руджеро, похоже, был совсем не против – он побежал за ним следом и усиленно терся об ноги, пока Монтальбано открывал холодильник и доставал оттуда парочку анчоусов.

Комиссар положил рыбешек на бумажную тарелку, поставил ее на пол, подождал, пока кот доест, и вышел на террасу. Как и ожидалось, Руджеро последовал за ним. Но едва Монтальбано двинулся к лестнице, как оттуда вынырнула голова Галло.

– Пусто, комиссар. Клянусь чем хотите, пацаненок тут не спускался.

– А вариант, что он мог дойти до пляжа и его смыло в море, ты исключаешь?

– Комиссар, насколько я понял, пацаненку три года. Это нереально, даже если б он бегом бежал.

– Тогда придется хорошенько осмотреть окрестности. Других вариантов нет.

– Комиссар, может, я позвоню в контору и запрошу двух-трех человек в подкрепление?

Пот тек по Галло ручьями.

– Подождем еще немножко. А ты иди пока ополоснись. Там у входа есть шланг.

– Вам надо что-то на голову надеть. Погодите.

Он поднялся на террасу, где валялись брошенные пляжные вещи, и вернулся со шляпкой Ливии – розовой в цветочек.

– Вот, наденьте. Все равно вас тут никто не видит.

Проводив Галло взглядом, Монтальбано обратил внимание, что Руджеро снова нет. Он вернулся в дом, зашел на кухню, позвал. Кота не было.

Но если он не вылизывает тарелочку из-под анчоусов, то куда же он подевался?

Монтальбано знал по рассказам Лауры и Гвидо, что кот с мальчишкой сдружились не разлей вода. Вплоть до того, что Бруно ревел благим матом, пока ему не разрешили брать кота с собой в кровать.

Потому-то он и втерся в доверие к Руджеро – интуиция подсказывала, что кот наверняка знает, где мальчик.

Теперь на кухне ему вдруг пришло в голову, что кот снова исчез, потому что вернулся к Бруно, не хочет его бросать.

– Галло!

Тот немедленно явился, капая водой на пол.

– Слушаю, комиссар!

– Загляни в каждую комнату и проверь, нет ли там кота. Когда убедишься, что его в комнате нет, закроешь там дверь и окно. Мы должны точно знать, что кот не в доме и что ему неоткуда в дом пролезть.

Галло всерьез озадачился. Разве они не мальчишку приехали искать? Чего же комиссар так уперся в этого кота?

– Простите, комиссар, а на кой нам эта зверюга?

– Делай как я сказал. Оставишь открытой только входную дверь.

Галло приступил к поискам, а Монтальбано вышел из калитки, дошел до самого края высившегося над пляжем утеса и обернулся, чтобы окинуть взглядом весь дом.

Он долго его рассматривал, пока не убедился, что то, что он видит, ему не чудится. Дом практически незаметно, буквально на несколько миллиметров, кренился влево.

Это явно было следствием усадки недельной давности, давшей в полу трещину, из которой полезли тараканы, пауки и мыши.

Он вернулся на террасу, взял мячик Бруно, забытый на одном из шезлонгов, положил на пол. Очень медленно мяч покатился в сторону левой стенки.

Так он получил доказательство. И оно могло значить все и ничего.

Он опять вышел из калитки, отошел подальше и начал разглядывать теперь правую сторону дома. Все окна по этой стороне были закрыты, что означало, что Галло уже выполнил здесь свою работу. Ничего подозрительного Монтальбано не увидел.

Тогда он зашел с тыльной части – там, где главный вход и парковка. Дверь Галло оставил открытой, как и полагалось. Опять-таки ничего необычного.

Он продолжил обход, пока не оказался с другого бока – там, куда дом чуточку, едва заметно кренился. Одно из двух окон было уже закрыто, второе пока нет.

– Галло!

Галло высунулся.

– Ничего?

– Это гостевой санузел, я с ним закончил. Кота нет. Только гостиная осталась. Закрываю?

Пока Галло закрывал, Монтальбано вдруг заметил, что водосточный желоб прямо над окном прохудился и там образовалась трещина шириною пальца в три.

Похоже, это была старая трещина, которую никто не позаботился заделать.

Во время дождя вода, вместо того чтобы сливаться через водосточную трубу в ливневый колодец сбоку от террасы, хлестала прямо из дырки. Чтобы при этом не было лужи и стена не зацвела от сырости, кто-то подставил снизу здоровенное ведро наподобие тех, в которых продают битум.