Текст книги "Жаркий август"

– Это надолго?

– Как получится.

Каллара взглянул на него вопросительно. Монтальбано сделал непроницаемое лицо.

– Тогда надо, наверное, предупредить секретаршу, – вздохнул синьор Каллара.

Поехали они на машине Монтальбано, который за время пути успел подробнейшим образом поведать синьору Калларе, как исчез сорванец Бруно, как его обыскались и как в итоге вытащили при помощи пожарных.

Во всей этой истории синьора Каллару озаботило лишь одно.

– Они что-нибудь повредили?

– Кто?

– Пожарные. Повредили что-нибудь в доме?

– Нет. Внутри – ничего.

– Слава богу. А то однажды в доме, который я сдавал, загорелась кухня, так от пожарных вышло убытков больше, чем от огня.

О самовольном строительстве ни слова.

– Вы намерены сообщить синьоре Гудрун?

– Да-да, конечно. Она-то наверняка ничего не знает – это, небось, Анджело Спечале задумал. Впрочем, я этим займусь.

– Обратитесь за разрешением?

– Ну даже не знаю…

– Смотрите, синьор Каллара, я, как должностное лицо, не могу просто закрыть на это глаза.

– А если я, просто к примеру, сообщу синьору Спиталери, и он вернет все как было?..

– Тогда я обвиню в незаконном строительстве вас, синьору Гудрун и подрядчика.

– Ну раз вы так ставите вопрос…

– Ну ты смотри! – вырвалось у синьора Каллары, когда он влез в окошко санузла и обнаружил его готовым к использованию.

Монтальбано включил фонарик и повел его дальше.

– Ну ты смотри!

Дошли до гостиной.

– Ну ты смотри!

– Взгляните, даже рамы уже лежат. Распаковать, и все.

– Ну ты смотри!

Как бы случайно комиссар скользнул лучом фонарика по сундуку.

– А там что? – заинтересовался синьор Каллара.

– Сундук, по-моему.

– А что внутри? Смотрели?

– Я? Нет. С какой стати?

– Можно мне фонарик?

– Пожалуйста.

Все шло как по накатанному.

Синьор Каллара приоткрыл крышку, посветил в сундук фонариком, но не сказал «Ну ты смотри!», а отскочил далеко назад.

– Ох, боже мой! Ох ты ж, господи!

Луч фонарика плясал в его руке.

– Что там?

– Там… там… там внутри… мертвец!

– Да что вы говорите!

5

Теперь, когда посмертное существование трупа было наконец официально установлено, уже и комиссар мог уделить ему внимание.

Но, по правде говоря, сначала ему пришлось уделить внимание синьору Калларе, который, опрометью выскочив из окна, пытался выблевать все съеденное за последнюю неделю.

Монтальбано отпер дверь жилого этажа, а синьора Каллару, у которого в глазах все плыло, уложил на диван в гостиной и принес ему воды.

– Можно я домой поеду?

– Вы шутите? Как я все брошу и вас повезу?

– Позвоню сыну, пускай за мной приедет.

– Даже не думайте! Вам надо дождаться прокурора! Это ж вы обнаружили труп или кто? Хотите еще воды?

– Нет, меня знобит.

Знобит в такую-то жарищу?

– Пойду принесу вам плед из машины.

Покончив с ролью доброго самаритянина, он позвонил в отделение.

– Катарелла? Фацио на месте?

– Почти что подъезжаючи, синьор комиссар.

– В смысле?

– Он только что звонил и сказал в точности так, что через пять минут приеду. То бишь он приедет. Я-то не приеду, я уже туточки.

– Слушай, здесь обнаружили труп. Скажи Фацио, чтобы срочно перезвонил мне по этому номеру. – И продиктовал ему местный номер телефона.

– Хи-хи, – откликнулся Катарелла.

– Ты плачешь или смеешься?

– Смеюся, синьор комиссар.

– С чего бы?

– А с того, что это я вам завсегда говорил, что мертвеца нашли, а тут наоборот, вы мне самолично про него говорите!

Через пять минут зазвонил телефон.

– Что случилось, комиссар? Вы нашли труп?

– Его нашел хозяин агентства, которое сдавало дом моим друзьям. К счастью, они уехали до того, как их порадовали такой находкой.

– Труп свежий?

– Не думаю. Даже скорее исключаю. Мне тут пришлось возиться с этим бедолагой Калларой, который его обнаружил, так что сам труп я видел мельком.

– Значит, это тот самый адрес, по которому я посылал пожарных?

– Он самый. Марина-ди-Монтереале, местечко Пиццо, последний дом по грунтовке. Возьми с собой кого-нибудь. И извести прокурора, криминалистов и доктора Паскуано, а то мне неохота.

– Сейчас буду, комиссар.

Приехав вместе с Галлуццо, Фацио натянул перчатки и спросил у Монтальбано:

– Я спущусь посмотреть?

Комиссар сидел на террасе в шезлонге и любовался закатом.

– Конечно. Смотри не наследи.

– А вы что, не пойдете?

– А что мне там делать?

Через полчаса начался традиционный кавардак.

Первыми прибыли криминалисты, но, поскольку в подземной гостиной было не видать даже пресловутого хрена, еще полчаса они убили на то, чтобы подвести туда свет.

Затем на машине скорой помощи подъехал доктор Паскуано со своими трупорезами. Мгновенно смекнув, что до него очередь дойдет не скоро, он подтащил шезлонг, улегся рядом с комиссаром и прикорнул.

Еще через часок, когда солнце уже почти скрылось за горизонтом, явился один из криминалистов и разбудил Паскуано вопросом:

– Доктор, поскольку тело упаковано, что будем делать?

– Распаковывать, – последовал лаконичный ответ.

– Да, но кто распакует – мы или вы?

– Уж лучше я, – вздохнул Паскуано, поднимаясь.

– Фацио! – позвал Монтальбано.

– Слушаю, комиссар.

– Томмазео приехал?

– Нет, комиссар, он звонил и сказал, что приедет через час, не раньше.

– Знаешь, что я тебе скажу?

– Не-а.

– Съезжу-ка я поем, а потом вернусь. Сдается мне, что это надолго.

Проходя через гостиную, он увидел Каллару, который так и лежал на диване. Ему стало жаль беднягу.

– Пойдемте, я подброшу вас до Вигаты. Я сам расскажу Томмазео, как было дело.

– Спасибо! Спасибо! – воскликнул Каллара, возвращая ему плед.

Он высадил синьора Каллару у дверей уже закрытого агентства.

– Только, ради бога, не говорите никому про этот труп.

– Дорогой комиссар, я весь горю, температура под сорок. Дышать и то тяжко, куда уж там говорить!

Поход к Энцо отнял бы слишком много времени, поэтому Монтальбано направился в Маринеллу.

В холодильнике отыскалось внушительных размеров блюдо с овощным рагу, знаменитой капонатой, и большой кусок рагузанского качокавалло. Про свежий хлеб Аделина тоже не забыла. Есть хотелось до рези в глазах.

Добрый час ушел на то, чтобы прикончить снедь, запив ее полбутылкой вина. Потом он умылся, сел в машину и отправился в Пиццо.

Не успел он подъехать, как навстречу выскочил прокурор Томмазео, вышедший прохладиться.

– Похоже на преступление на сексуальной почве!

Глаза так и горят, голос чуть ли не ликующий. Такой уж он, прокурор Томмазео: кого бы ни почикали от похоти или из ревности, любое преступление с альковной подоплекой ему как бальзам на душу. Монтальбано давно убедился, что это чистейшей воды маньяк, пусть даже до дела у него так и не дошло.

Перед любой допрашиваемой красоткой он истекал слюной, как улитка слизью, однако ни в связях, ни даже в дружбе с женщинами замечен не был.

– Доктор Паскуано еще там?

– Да.

На нижнем этаже было не продохнуть. Очень уж много народу ходило туда-сюда, очень уж сильно жарили два прожектора, повешенные тут криминалистами. И без того спертый воздух стал еще более спертым, только провонял вдобавок по́том, и теперь уже нос без труда улавливал трупный запах.

Что и неудивительно, поскольку труп извлекли из сундука и с горем пополам распаковали: кое-где на коже так и остались куски пленки, видимо, спаявшиеся с ней воедино. Голый, как есть, труп переложили на носилки, и доктор Паскуано, чертыхаясь, заканчивал осмотр. Монтальбано понял, что для вопросов момент неподходящий.

– Позовите мне прокурора! – скомандовал внезапно доктор.

Явился Томмазео.

– Послушайте, я не могу тут дальше продолжать – слишком жарко, он на глазах разлагается. Можем мы его увезти?

Томмазео посмотрел вопросительно на шефа криминалистов.

– Не возражаю, – сказал Аркуа.

Ванни Аркуа и Монтальбано друг друга категорически не переваривали. Они даже не здоровались, а разговаривали лишь в случае суровой необходимости.

– Тогда уносите труп и опечатайте окно, – распорядился Томмазео.

Паскуано взглянул на Монтальбано. Комиссар, не сказав ни слова, вернулся наверх, достал из холодильника еще бутылку пива из запасов Гвидо и расположился на террасе все в том же шезлонге. Слышно было, как отъезжали машины.

Через какое-то время появился доктор Паскуано и уселся на прежнее место.

– Раз уж вы тут так освоились, можно и мне пивка?

По дороге на кухню он наткнулся на Фацио и Галлуццо.

– Комиссар, мы уже можем ехать?

– Конечно. Вот, держи бумажку. Это номер телефона некоего подрядчика Микеле Спиталери. Позвони ему прямо сейчас, разыщи обязательно и скажи, что завтра утром, ровно в девять, я его жду в отделении. Спокойной ночи.

Он отнес Паскуано холодного пива и рассказал, как и откуда этот дом ему знаком. Потом добавил:

– Доктор, вечер уж слишком хорош, чтобы стоять у вас над душой. Скажите сами, ответите вы мне на несколько вопросов или нет.

– На четыре-пять, не больше.

– Вам удалось установить возраст?

– Да. Лет пятнадцать или шестнадцать. Это раз.

– Томмазео сказал, что убийство совершено на сексуальной почве.

– Томмазео – похотливый козел. Это два.

– Как два?! Это был не вопрос! Не передергивайте! Второго вопроса пока не было!

– Ну ладно.

– Второй вопрос: ее изнасиловали?

– Не могу пока сказать. Возможно, не скажу и после вскрытия. Но предполагаю, что да.

– Третий: как ее убили?

– Перерезали горло.

– Четвертый: насколько давно?

– Лет пять-шесть назад. Тело хорошо сохранилось, потому что его хорошо упаковали.

– Пятый: по вашему мнению, ее убили тут, внизу, или в другом месте?

– Это вопрос к криминалистам. Как бы там ни было, Аркуа нашел на полу обширные кровяные пятна.

– Шестой…

– Ну нет! Время вышло, и пиво кончилось! Спокойной ночи.

Он встал и вышел. Встал и Монтальбано, но вместо того, чтобы уйти, пошел на кухню и взял еще пива.

Не было никакой охоты покидать террасу в такую чудную ночь. Внезапно его пронзила тоска по Ливии. Еще вчера вечером они сидели на этом самом месте в любви и согласии… И ночь вдруг показалась ему холодной.

В восемь утра Фацио был уже в отделении, а через полчаса подъехал и Монтальбано.

– Комиссар, вы уж меня простите, но что-то мне не верится.

– Во что тебе не верится?

– В то, как обнаружили труп.

– А что тут такого, Фацио? Синьор Каллара случайно увидел сундук, открыл крышку и…

– Комиссар, по-моему, вы нарочно подстроили, чтобы Каллара его обнаружил.

– И зачем мне это делать?

– Потому что вы нашли этот труп накануне, когда вытаскивали мальца. Вы ж ищейка хоть куда! Чтобы вы да не открыли сундук?! Но только сразу ничего не сказали, чтобы не нервировать друзей перед отъездом.

Он все понял правильно. И хоть было не совсем так, в общем и целом Фацио угадал.

– Да думай что хочешь. Ты нашел Спиталери?

– Позвонил, жена дала мне номер мобильного, он поначалу не отвечал, мобильный был выключен, потом через час ответил. Ровно в девять придет.

– Ты справки навел?

– Разумеется, комиссар.

Он достал из кармана бумажку и зачитал вслух:

– Спиталери Микеле, сын Спиталери Бартоломео и Финоккьяро Марии, родился в Вигате шестого ноября тысяча девятьсот шестидесятого года, проживает там же по адресу: улица Линкольн, сорок четыре, женат на…

– Хватит, – перебил Монтальбано. – Я сегодня добрый, так что дал тебе слегка потешить твою страсть к персональным данным, но теперь хорош.

– Спасибо за доброту, – пробурчал Фацио.

– Просто скажи, кто он, этот Спиталери.

– Ну, учитывая, что его сестра вышла замуж за Алессандро Паскуале, и учитывая, что Алессандро – это фамилия – уже восемь лет как мэр Вигаты, получается, что Спиталери – шурин мэра.

– Элементарно, Ватсон.

– И по этой причине, имея к тому же три строительных фирмы и будучи инженером-строителем, он выигрывает девяносто процентов муниципальных тендеров.

– И ему дают их выиграть?

– Ну да, потому что он платит откат и Куффаро, и Синагре – поровну. Ну и зятю, разумеется, отстегивает.

А поскольку Куффаро и Синагра были крупнейшими в этих местах конкурирующими мафиозными кланами, получалось, что у Спиталери крепкая крыша.

– И стало быть, конечная цена каждого тендера вырастает вдвое по сравнению с начальной.

– Но, комиссар, что этому бедняге Спиталери остается? Иначе он будет работать себе в убыток.

– Что еще?

– Да так, говорят, – сказал Фацио уклончиво.

– Что именно?

– Что он большой охотник до малолеток.

– Педофил?

– Уж не знаю, комиссар, как это назвать, но факт тот, что ему нравятся девчонки лет четырнадцати-пятнадцати.

– А шестнадцати уже нет?

– Нет, они для него перестарки.

– Небось часто ездит за границу в секс-туры.

– Это да, но и тут без проблем находит. Были бы деньги. В городе говорят, что как-то раз родители одной девчушки хотели на него заявить, но он от них откупился большими деньжищами. А в другой раз за лишение девственности отвалил целую квартиру.

– И что, находятся такие, кто согласен продать ему дочь?

– А разве у нас не свободный рынок, комиссар? И разве свободный рынок – это не признак демократии, свободы и прогресса?

Монтальбано нехорошо на него покосился.

– Что вы так смотрите?

– То, что ты сейчас сказал, должен был сказать я…

Зазвонил телефон.

– Синьор комиссар, тут синьор Спиталери говорит, что вы…

– Да, пусть проходит.

– Ты сообщил ему причину вызова?

– Вы что, смеетесь? Нет, конечно.

Спиталери, дочерна загорелый, с волосами до плеч и одетый с претензией: тонюсенький, как луковая шелуха, зеленый пиджачок, «Ролекс», желтые мокасины на босу ногу, золотой браслет; в густой поросли, торчащей из расстегнутой рубашки, поблескивал золотой крест, – явственно нервничал. Это было видно хотя бы по тому, как он присел на краешек стула.

Заговорил он первым.

– Я пришел, как вы сказали, но, честно говоря, совершенно не понимаю…

– Сейчас поймете.

И почему этот Спиталери с первого же взгляда вызывал такую мощную неприязнь?

Монтальбано решил традиционно потянуть время.

– Фацио, ты там закончил с Франческини?

Не было никакого Франческини, но Фацио не первый год играл в эти игры.

– Нет еще, комиссар.

– Знаешь, схожу-ка я с тобой, там дел-то на пять минут. – И, вставая, повернулся к Спиталери: – Потерпите немного, я сейчас вернусь.

– Послушайте, комиссар, у меня дела, так что я…

– Понимаю.

Зашли в кабинет Фацио.

– Попроси Катареллу, пусть сварит мне кофе в моей кофеварке. Ты будешь?

– Не-а, комиссар.

Он не спеша, в удовольствие, выпил кофе, потом выкурил на парковке сигарету. Спиталери приехал на черной «феррари», отчего неприязнь Монтальбано стала еще крепче. Ездить по маленькому городку на «феррари» – все равно что держать льва у себя в ванной.

Вернувшись вместе с Фацио в свой кабинет, он застал Спиталери с телефоном у уха.

– …Филиберто. Я тебе перезвоню, – оборвал он разговор, увидев входящих. И положил мобильный в карман.

– Смотрю, вы звонили прямо отсюда, – начал сурово Монтальбано, приступая к импровизации, достойной комедии дель арте.

– А что? Нельзя? – сразу вскинулся Спиталери.

– Надо было мне сказать.

Спиталери побагровел от злости.

– Я ничего вам не обязан говорить! Я, пока не доказано обратное, свободный гражданин! Если вы мне что-то…

– Успокойтесь, синьор Спиталери. Вы неправильно меня поняли.

– Все я правильно понял! Вы обращаетесь со мной как с задержанным!

– Да ничего подобного!

– Я требую адвоката!

– Синьор Спиталери, выслушайте меня внимательно, а потом решите сами, звать вам адвоката или нет.

– Слушаю.

– Вот и ладно. Если бы вы мне сообщили, что желаете позвонить, моим долгом было бы предупредить вас, что на территории всех отделений полиции Италии все входящие и исходящие звонки, включая мобильную связь, перехватываются и записываются.

– Что?!

– Ну да. Вот так. Последнее распоряжение из министерства. А то террористов развелось…

Спиталери стал изжелта-бледным, как мертвец:

– Я требую запись!

– Да вы все время чего-то требуете! То адвоката, то запись…

Фацио, подхватывая игру, покатился со смеху:

– Ха-ха-ха! Запись ему!

– Да. И не вижу тут ничего смешного!

– Сейчас объясню, – вмешался Монтальбано. – Здесь у нас никакой записи нет. Все перехваченные звонки идут через спутник прямо в Рим, в комитет по борьбе с мафией и терроризмом. И там уже записываются. Во избежание сокрытия информации, пропусков и опущений. Понимаете?

Спиталери обливался по́том, что твой фонтан.

– И что потом?

– Если, прослушивая запись, там услышат что-то не то, из Рима к нам поступит сигнал, и мы будем разбираться. Но вам-то, простите, что беспокоиться? Вы, как я понимаю, без судимостей, не террорист и не мафиозо…

– Да, конечно, но…

– Но?..

– Видите ли, двадцать дней назад на одной моей стройплощадке в Монтелузе произошел несчастный случай.

Монтальбано взглянул на Фацио, тот сделал знак, что ничего об этом не знает.

– Что за несчастный случай?

– Рабочий… араб…

– Нелегал?

– По-видимому, да… хотя меня уверяли, что…

– …что все в порядке.

– Да. Потому что нужные документы как раз…

– …оформлялись.

– Так, значит, вы все знаете!

– А как же, – сказал Монтальбано.

6

И, натянув хитренькую улыбочку, повторил:

– История-то известная.

– Еще бы не знать! – подхватил Фацио и опять зашелся нехорошим смехом.

Это был несусветный блеф. Оба впервые про это слышали.

– Он упал с лесов… – предположил на свой страх и риск комиссар.

– …четвертого этажа, синьор комиссар, – подтвердил Спиталери, весь уже мокрый, хоть выжимай. – Случилось это, как вы знаете, в субботу. В конце рабочего дня его никто не видел, так что решили, что он уже ушел. А заметили только в понедельник, когда стройка опять заработала.

– И это я тоже знаю, нам сообщил…

– …комиссар Лоцупоне из Монтелузы, который подошел к следствию со всей ответственностью, – закончил фразу Спиталери.

– Верно, Лоцупоне. Кстати, а как звали того араба, я что-то подзабыл.

– Да я и сам не помню.

«Надо бы, – подумал Монтальбано, – поставить большущий памятник вроде римского монумента Неизвестному солдату – всем безвестным гастарбайтерам, убившимся на работе за кусок хлеба».

– Но видите ли, вся эта история с защитным ограждением… – Еще одно рискованное предположение.

– Да было оно, комиссар, было! Клянусь чем хотите! Ваш коллега его своими глазами видел! Просто этот араб пьян был в зюзю – перелез через ограждение и свалился.

– Вы смотрели результаты вскрытия?

– Я? Нет.

– Следов алкоголя в крови не обнаружено. – Еще один блеф. Монтальбано стрелял наугад.

– Только на одежде, – добавил Фацио все с тем же смешком. Он тоже палил вслепую куда попало.

Спиталери промолчал, даже не притворился, что удивлен.

– Вы с кем сейчас говорили? – вернулся комиссар к прежней теме.

– С прорабом.

– И что ему сказали? Строго говоря, вы не обязаны мне отвечать. Но в ваших же интересах…

– Сперва я ему сказал, что наверняка вы меня вызвали по поводу того араба, а потом…

– Достаточно, синьор Спиталери, ни слова больше! – воскликнул с напускным великодушием комиссар. – Мой долг – уважать вашу частную жизнь. И не ради формального следования букве закона, а из глубокого врожденного чувства такта. Если из Рима меня о чем-нибудь известят, я еще раз вызову вас в участок для беседы.

Фацио за спиной у Спиталери беззвучно зааплодировал, восхищаясь актерским мастерством Монтальбано.

– Так, значит, я могу идти?

– Нет.

– Почему?

– Видите ли, я вызвал вас не в связи с гибелью вашего рабочего, а совсем по другому поводу. Не вы ли, случайно, проектировали и строили домик в местечке Пиццо в Марина-ди-Монтереале?

– Дом Анджело Спечале? Да, я.

– Я обязан сообщить вам о выявленном правонарушении. Мы обнаружили самовольно построенный этаж.

Спиталери, не удержавшись, испустил долгий вздох облегчения, а потом расхохотался. Возможно, он ждал обвинения пострашнее.

– Обнаружили? Вы б еще позже спохватились. Это, вы меня извините, чушь собачья! Дорогой мой комиссар, у нас самовольное строительство – чуть ли не долг перед обществом, а то люди пентюхом сочтут. Все так делают! Если теперь Спечале подаст документы на амнистию…

– Это не отменяет того факта, что вы как подрядчик не придерживались параметров, указанных в разрешении на строительство.

– Но, комиссар, еще раз повторяю, это такая ерунда!

– Это правонарушение.

– Правонарушение? Я бы сказал, ошибочка, не больше, – из тех, что в школе красной ручкой правят. Поверьте, не стоит вам предъявлять мне обвинение.

– Вы мне что, угрожаете?

– Я бы в жизни не стал угрожать при свидетелях. Просто, если вы заведете на меня дело, над вами весь город потешаться будет.

Воспрял духом, паскуда. Из-за телефонного звонка чуть не обделался, а тут его прямо смех разбирает.

Тогда Монтальбано решил зайти с козырей.

– Может быть, вы и правы, как ни прискорбно, вот только мне все равно придется заниматься этой самовольной постройкой.

– Это почему же?

– Потому что внутри мы обнаружили труп.

– Т-труп?! – подскочил Спиталери.

– Да. Несовершеннолетняя. Пятнадцати лет. Совсем девчонка фактически. Зверски зарезана.

Он нарочно сделал упор на юном возрасте жертвы.

Эффект был: Спиталери раскинул руки, будто неведомая сила толкнула его в грудь, попытался было встать, но ноги у него подкосились, дыхание перехватило, и он без сил упал на стул.

– Воды! – пролепетал он непослушными губами.

Ему налили воды, даже коньяку из бара поднесли.

– Вам лучше?

Спиталери, который, похоже, был еще не в силах говорить, сделал рукой неопределенный знак – дескать, не особо.

– Послушайте, синьор Спиталери, давайте сейчас я буду говорить, а вы только кивайте или качайте головой. Договорились?

Подрядчик опустил голову, что должно было значить «да».

– Девушку явно убили либо в тот самый день, когда нижний этаж окончательно засыпали песком, либо накануне. Если накануне, то убийца где-то спрятал тело и затащил внутрь только на следующий день, в последний момент, прежде чем туда перекроют доступ. Это ясно?

Кивок.

– Если же убийство произошло в последний день, то убийца оставил единственный проход, завел туда девочку и там, внутри, изнасиловал, зарезал и затолкал в сундук. Потом вышел наружу и завалил проход. Согласны?

Спиталери развел руками – мол, даже не знаю, что сказать.

– Вы были на стройке вплоть до последнего дня?

Подрядчик покачал головой.

– Как это?

Спиталери вытянул руки в стороны и монотонно загудел:

– У-у-у-у-у…

Это он самолет, что ли, изображает?

– Вы улетели?

Кивок.

– Сколько рабочих осталось закапывать нижний этаж?

Спиталери поднял два пальца.

Ну и как тут вести допрос? Прямо комедия какая-то получается.

– Синьор Спиталери, вы меня такими ответами уже заколебали. Вдобавок мне почему-то кажется, что вы держите нас за недоумков и водите нас за нос.

Он повернулся к Фацио.

– Тебе ведь тоже так показалось?

– Да. Мне тоже.

– Давай знаешь что сделаем? Ты оттащишь его в ванную, разденешь догола, сунешь под душ и будешь держать, пока не очухается.

– Я требую адвоката! – завопил Спиталери, чудесным образом обретя дар речи.

– Вам так хочется предать это дело гласности?

– В каком смысле?

– В том смысле, что, если вы позовете адвоката, я позову журналистов. Насколько я понимаю, грешки по части юных девиц за вами числятся… Если ваше белье примутся ворошить принародно, вам по-любому крышка. А согласитесь сотрудничать – пять минут, и вы свободны.

Бледный как покойник, подрядчик затрясся мелкой дрожью:

– Что еще вы хотите знать?

– Вы тут только что сказали, что не присутствовали при окончании работ, поскольку улетели. За сколько дней до конца?

– Я вылетел утром в последний день.

– А дату этого последнего дня помните?

– Двенадцатое октября.

Фацио и Монтальбано переглянулись.

– Значит, вы можете сказать, был ли в гостиной, помимо упакованных в пленку рам, еще и сундук.

– Был.

– Вы уверены?

– Более чем. И он был пустой. Это синьор Спечале велел снести его вниз. Он привез в нем из Германии всякие вещи, а поскольку сундук подраздолбался и пришел в негодность, он его, вместо того чтобы выкинуть, поставил в гостиной. Мало ли, сказал, вдруг пригодится.

– Назовите фамилии двух рабочих, которые остались работать последними.

– Не помню.

– Тогда вам лучше позвать адвоката, – сказал Монтальбано. – Я должен предъявить вам обвинение в соучастии…

– Но я правда не помню!

– Тем хуже для вас, но…

– Можно я позвоню Дипаскуале?

– Кто это?

– Прораб.

– Тот самый, кому вы звонили до этого?

– Да. И этот же Дипаскуале был прорабом, когда мы строили дом для Спечале.

– Хорошо, звоните, но смотрите не говорите ничего, что может вас скомпрометировать. Не забывайте про запись звонков.

Спиталери вытащил мобильный, набрал номер.

– Алло, Нджилино? Это я. Ты, часом, не помнишь, кто шесть лет назад работал на стройке коттеджа в Пиццо, в Марина-ди-Монтереале? Нет? А что мне теперь делать? Это комиссар Монтальбано спрашивает. Ах да, правда что. Извини.

– Кстати, пока не забыл: продиктуйте-ка мне сразу телефон Анджело Дипаскуале. Фацио, запиши.

Спиталери продиктовал.

– Ну что? – подстегнул его Монтальбано.

– Фамилий рабочих Дипаскуале тоже не помнит. Но в моем офисе должны быть записи. Могу я за ними съездить?

– Поезжайте.

Спиталери встал и кинулся к двери чуть ли не бегом.

– Постойте минутку. С вами поедет Фацио, передадите через него фамилии и адреса. А вы теперь должны быть всегда под рукой.

– Что это значит?

– Что вы должны неотлучно находиться в Вигате или окрестностях. Если понадобится куда-то уехать, вы меня предупредите. Кстати, не помните, куда вы летали в тот раз, двенадцатого октября?

– В… в Бангкок.

– Да вы, смотрю, охотник до свежатинки!

Едва за Фацио и Спиталери закрылась дверь, как Монтальбано позвонил прорабу. Надо было перехватить его до того, как тому позвонит Спиталери и даст указания, что отвечать.

– Дипаскуале? Это комиссар Монтальбано. Сколько вам нужно времени, чтобы доехать до полицейского участка в Вигате?

– Полчаса максимум. Но это бессмысленный вопрос, я сейчас никак не могу приехать, у меня работа.

– У меня тоже работа. И она состоит в том, чтобы вызвать вас сюда.

– Я еще раз повторяю, что не могу.

– Может, вы хотите, чтобы вас увезли с помпой, на машине с мигалкой, прямо на глазах у рабочих?

– Но что вам от меня нужно?

– Сейчас вы приедете и удовлетворите свое любопытство. Даю вам двадцать пять минут.

Он управился за неполных двадцать две. Для скорости даже переодеваться не стал, так и явился в заляпанной известкой робе. Дипаскуале оказался дядькой лет пятидесяти с совершенно седой головой, но черными усами. Низенький и коренастый, он упорно смотрел вниз, а не на собеседника, а когда поднимал глаза, они были мутные.

– Не пойму, сначала вы синьора Спиталери вызвали из-за того араба, теперь меня из-за этого дома в Пиццо.

– Я вас вызвал не из-за дома в Пиццо.

– Нет? А почему тогда?

– По поводу смерти того строителя, араба. Как его звали?

– Не помню. Но это ж несчастный случай! Он пьян был в стельку! Они ж с утра глаза заливают, а уж в субботу тем более! Комиссар Лоцупоне так и написал в заключении…

– Бог с ним, с заключением моего коллеги, расскажите мне в точности, как было дело.

– Но я уже и судье рассказывал, и комиссару…

– Бог троицу любит.

– Ну ладно. В ту субботу в полшестого мы закончили работать и разошлись. В понедельник утром…

– Вот тут остановимся. Вы не заметили, что араба нет?

– Нет. Что мне, перекличку устраивать?

– Кто запирает ворота на стройплощадке?

– Сторож. Филиберто. Филиберто Аттаназио.

Не это ли самое имя произнес Спиталери, когда они, войдя, застали его с телефоном? Филиберто?

– А зачем вам сторож? Вы разве не платите за «крышу»?

– Мало ли, забредет какой-нибудь отморозок обдолбанный…

– Понятно. Где я могу его найти?

– Филиберто? Он на той стройке, где мы сейчас работаем, тоже сторожем. Там и ночует.

– Прямо на улице?

– Да нет, у него там времянка из шифера.

– Объясните, где именно ваша стройка.

Дипаскуале объяснил.

– Продолжайте.

– Да я уже все рассказал! В понедельник утром нашли его мертвым. Упал с лесов, с четвертого этажа. Пьяный был, вот и полез за ограждение. Я же говорю, несчастный случай!

– Ладно, пока достаточно.

– Так я могу идти?

– Еще минутку. Вы присутствовали при окончании работ?

– Так мы в Монтелузе еще не закончили работать! – опешил Дипаскуале.

– Я говорю про дом в Пиццо.

– Но вы ж говорили, что вызвали меня из-за араба!

– А теперь передумал. Надеюсь, вы не против?

– Куда ж я денусь.

– Вы, разумеется, знаете, что в Пиццо самовольно построили целый лишний этаж?

Дипаскуале не был ни смущен, ни удивлен.

– Знаю, конечно. Я человек маленький – как сказали, так и сделал.

– А значение слова «соучастие» вы знаете?

– Знаю.

– И что скажете?

– Что соучастие тоже разное бывает. Если ты кому помог лишний этаж построить, то звать это соучастием – все равно что обозвать булавочный укол смертельной раной.

Да синьор прораб еще и философ!

– Вы оставались в Пиццо до самого конца?

– Нет. Дня за четыре до того синьор Спиталери перевел меня в Фелу, мы там новую стройку начинали. В Пиццо-то основная часть была сделана. Оставалось только законсервировать нижний этаж да песком засыпать. Работа несложная, присмотра особого не требует. Я помню, что отрядил двоих рабочих, но как их звали, уже забыл. Но, как я сказал синьору Спиталери, можно их фамилии глянуть в…

– Да, он как раз поехал посмотреть. А вы не знаете, синьор Спечале был на стройке до самого конца?

– При мне – да. И этот его чокнутый пасынок, немец, тоже.

– Почему вы зовете его чокнутым?

– Чокнутый и есть.

– И в чем же это проявлялось?

– Да он мог битый час стоять на голове вверх ногами. А то еще встанет на четвереньки и траву жует, как овца.

– И это все?

– А когда ему приспичит, снимает штаны и прямо при всех нужду справляет, никакого стыда.

– Ну, таких сейчас много развелось. Дескать, все, что естественно… То, что вы говорите, на сумасшествие никак не тянет.

– Это еще не все. Как-то раз спустился он на пляж, а было лето, народ там был, и тут ему что-то в башку стукнуло, он разделся догола, все хозяйство напоказ, и давай за одной девчонкой гоняться.

– И чем дело кончилось?

– Да ребята, что там были, его изловили и крепко по голове настучали.

Не исключено, что Ральф просто строил из себя Фавна из стихотворения Малларме. Однако то, что рассказывал прораб, было интересно.

– А другие подобные эпизоды вы знаете?

– Да. Мне говорили, что то же самое он учудил с другой девчонкой – прямо на дороге, что идет от шоссе в Пиццо.

– И что он сделал?

– Как увидел ее, разделся догола и погнался за ней.

– И как же девушка от него спаслась?

– А там как раз синьор Спиталери проезжал мимо на машине.

Воистину нужный человек в нужный момент! Монтальбано сразу вспомнилось множество подходящих поговорок: из огня да в полымя, между молотом и наковальней… Он тут же на себя разозлился за банальность своих выводов.

– Послушайте, а синьор Спечале знал про эти выходки пасынка?

– Ну а как же!

– И что он говорил?

– Ничего. Смеялся только. Говорил, что в Германии он точно так же дурил. Но что вообще он безобидный. И девчонок этих, как сказал синьор Спечале, он только поцеловать хотел. Но я вот что думаю: чего ж ты, касатик, догола-то раздеваешься, если только целоваться хочешь?