Текст книги "Триллион долларов. В погоне за мечтой"

6

В «Джереми» были и сидячие места, но никому там сидеть не нравилось. На ощупь казалось, будто на искусственную кожу сидений пролили какой-то непонятный соус, а потом не вытерли, а просто оставили высыхать, и остатки теперь постепенно отваливались. Разглядеть это толком было нельзя, поскольку владелец заведения использовал только зеленые и темно-желтые лампы – и тех немного. Дальше впереди были столы с табуретами, но все постоянные посетители устремлялись к барной стойке. Оттуда было лучше всего видно и телевизор, постоянно настроенный на прием спортивных передач.

У Лино Фонтанелли было гладкое, почти детское лицо, благодаря которому он выглядел моложе своих лет. Волосы смотрелись так, как будто он переборщил с гелем, но на самом деле он им вообще не пользовался; и ему ужасно не нравился собственный внешний вид. Он приходил в «Джереми», если не хотел встречаться ни с кем из офицеров с базы ВВС «Мак-Гвайр», что бывало довольно часто. Пиво здесь не хуже, чем в других местах, гамбургеры – скорее даже лучше, и можно наслаждаться покоем. У него было свое место на углу барной стойки, где он мог спокойно почитать газеты и где никто не заслонял «ящик».

В последнее время он читал чертовски много газет.

В этот вечер не происходило почти ничего. В уголке сидел толстый парень со своей толстой девушкой, они лопали жирную картошку фри, вероятно, для того, чтобы поддерживать свою замечательную форму, на другом конце стойки седой старый чернокожий, который уже почти превратился в инвентарь заведения, разговаривал с барменом, неторопливо вытиравшим бокалы и только кивавшим в ответ. Мужчина, в какой-то момент подошедший к бару, вставший чуть дальше и заказавший пиво, сначала вообще не обратил внимания на Лино. Тип подтянул к стойке один из табуретов, так что он либо никогда здесь прежде не был, либо его не волновало, что он может выйти отсюда с пятном на штанах.

Когда он выпил полбокала, а Лино как раз перелистывал спортивный раздел, мужчина ткнул пальцем в газету и спросил:

– Вы это читали? О том типе, который унаследовал триллион долларов?

Лино с недовольством поднял голову. На мужчине было темное пальто, и он сжимал бокал ладонями, на тыльных сторонах которых росли густые, словно у гориллы, волосы.

– Думаю, всякий читал о нем, – настолько равнодушно, насколько это было возможно, произнес он.

– Триллион долларов! Блин! Готов спорить, даже у Бога нет таких денег!

– Понятия не имею, сколько денег у Бога.

На миг ему показалось, что его оставят в покое, но мужчина просто некоторое время смотрел в телевизор, наблюдая за бейсбольным матчем.

– Я читал, что у этого типа есть старший брат, – затараторил он снова. – Слушай, сказал я себе, каково же сейчас ему? Он наверняка думает, что лучше бы придушил мелкого крикуна еще в колыбели и сам унаследовал все деньги. Ну, у меня брата нет, но могу себе представить, что происходит в голове у того парня.

Лино опустил газету и пристально посмотрел на собеседника. У него было рыхлое, покрытое оспинками лицо, и похож он был на человека, который столь же мало избегал драк, сколь и опьянения. Глаза его хитро поблескивали.

Он заметил взгляд Лино.

– Да ладно вам. Это же совершенно естественно – мыслить так, правда? За мысли не наказывают. Только за то, что делаешь.

Лино действительно передумал о многом, когда понял, что в новостях действительно идет речь о Джоне. О его брате Джоне, за которым ему постоянно приходилось присматривать в детстве. Как этот карапуз едва не попал под автобус. И так далее…

Теперь, впрочем, он спрашивал себя, случайно ли то, что этот тип принялся болтать именно с ним.

– Это же уму непостижимо, какая куча денег. Триллион долларов. Чувак, до позавчерашнего дня я даже не знал, что столько денег вообще существует на свете! Даже в Вашингтоне исчисляют самое большее миллиардами… А парень наследует триллион. Может, мне просмотреть дедовы бумаги, может, там тоже завалялась сберкнижка родом из пятнадцатого века, как думаете?

– Да, возможно.

Тип вынул из кармана визитку и подвинул ее к нему.

– Бликер, – произнес он. – Рэндольф Бликер. Можете называть меня Рэнди.

Лино взял карточку и пристально вгляделся. Там было написано: «Адвокат», а еще «Охрана детства и наследственное право».

– Что это значит? – спросил он. – Что вам нужно?

Рэнди Бликер быстро огляделся по сторонам и, удостоверившись, что бармен и остальные находятся за пределами слышимости, сказал:

– Ладно. Я устроил шоу. Не хотел, чтобы вы сбежали, понимаете? Я знаю, что вы – его брат. А что нужно мне – что ж, можно сказать, я ищу работу.

– Работу?

– Я помогу вам получить деньги. За соответствующую долю, разумеется.

– Деньги? Какие деньги?

– А о чем я все время говорю? Триллион долларов, так ведь?

Лино недоверчиво прищурился. Еще раз посмотрел на карточку, которую держал в руках. Охрана детства и наследственное право. Воняло до самых небес.

– Вряд ли мне хочется знать, что вы мне предлагаете.

– А вас не разозлило то, что судьба прошла так близко от вас?

– Конечно, разозлило. Но все так, как оно есть. У меня есть младший брат, и в тот странный день он был самым молодым из Фонтанелли. Точка. И с этим ничего не поделаешь.

Рэнди посмотрел на него с чем-то, что должно было означать улыбку.

– А вот и нет, – произнес он, и глаза его сверкнули. – Можно поделать. И я удивлен, что вы сами к этому еще не пришли.

Тщательно выстроенные планы приходилось перестраивать. Передача состояния теперь должна была произойти не во Флоренции, а в Риме, прямо в министерстве финансов. В строжайшем секрете держались дата и время.

– Нужно вызвать вертолет, – заметил в разговоре Эдуардо. – По крайней мере, в том случае, если репортеры будут осаждать наши ворота.

– Наш автомобиль они пропустят, – ответил его отец, выглядевший так, словно с момента появления прессы вообще перестал спать. – Не стоит бросать деньги на ветер.

Джон хотел рассказать Вакки о звонке, но почему-то откладывал. И чем дольше длились разговоры, тем более неподходящим казался ему момент. В принципе, это ведь не имеет значения, не так ли?

То, что акт передачи будет теперь проходить в самом Риме, облегчит дальнейшую официальную процедуру, которая должна была состояться до этого.

– Есть небольшое осложнение, – поведал ему с обезоруживающей улыбкой Альберто. – Короче говоря, вы должны стать итальянцем.

Осложнением было гражданство. Поскольку он гражданин Соединенных Штатов Америки, с утомительной тщательностью растолковывал ему Грегорио, все его доходы по всему миру облагаются налогами США. А значит, и наследство, о котором идет речь. Поскольку с американскими финансовыми структурами договориться не удалось, оставался только один путь: сменить гражданство.

Эта мысль не понравилась Джону.

– Мой дед бежал от Муссолини. Он ожесточенно боролся за американский паспорт. Мне не нравится то, что я должен теперь от него отказаться.

– Надеюсь, от вас не укрылся тот факт, что Муссолини уже не у власти, – заметил Альберто.

– Я любил деда, понимаете? Он очень гордился тем, что стал американцем. И отказаться от этого кажется мне предательством.

– Ваш патриотизм и родственные чувства выше всяких похвал, – сказал Грегорио Вакки. – Но несколько сотен миллиардов долларов – слишком высокая цена за это, вы не находите?

– Конечно, но сама идея не должна мне нравиться. И она мне не нравится.

– Вы слишком серьезно к этому относитесь, – вмешался Эдуардо. – Вы будете богатым человеком, Джон. Ваше состояние будет больше, чем ВВП большинства государств в этом мире. Вы сможете отправиться туда, куда вам заблагорассудится. Если смотреть на вещи реалистично, вы можете даже не придерживаться договоренности с министерством финансов Италии. Ну что они сделают, если вы уедете? Ничего. А теперь подумайте, какое значение имеет ваше гражданство с учетом всего этого.

Наконец Джон сдался.

– Ну ладно. Когда все это начнется?

– Как только все будет готово. Сохранение тайны, защита людей и так далее. Кроме того, после церемонии вас хочет принять премьер-министр, – сказал Грегорио Вакки. – В следующий четверг.

Складывалось впечатление, будто он ждет не дождется.

Джон стоял у окна библиотеки и сквозь плотные шторы наблюдал за сотрудниками прессы, стоящими лагерем перед ведущими во двор воротами, словно публика на концерте под открытым небом. Он поражался упрямству и выдержке, с которой ждали репортеры, несмотря на его заявление о том, что он не будет давать интервью, пока передача наследства не завершится нотариально. Все это производило какое-то нереальное впечатление, и еще более нереальным казалось то, что поводом к этому стал он. Нет, даже не он, не он лично. Поводом было что-то вроде мечты, которую он воплощал, возможно, мечты о бесконечном богатстве. Похоже, никто не догадывался, насколько пугающим могло стать это состояние.

И он решил, что расскажет людям о завещании Джакомо Фонтанелли.

– Джон? Ах, вот вы где.

Голос Эдуардо. Джон обернулся. В комнату вошел Эдуардо в сопровождении человека, из которого можно было легко сделать двух: широкоплечий колосс, выше его на голову, которого испугался бы даже мастер спорта по боксу.

– Позвольте представить вам Марко. Марко, это синьор Фонтанелли.

– Buongiorno[11]11
  Здравствуйте! (итал.)


[Закрыть], – сказал мужчина и протянул Джону руку, напоминавшую лопату. Джону пришлось сделать над собой усилие, чтобы пожать ее, но он напряг мышцы так, будто намеревался порвать рукав темного костюма Марко, и рукопожатие вышло вполне сносным.

– Марко работает в лучшем охранном агентстве Италии, – пояснил Эдуардо.

– Охранном агентстве?

– Ваш телохранитель, signore[12]12
  Господин, синьор (итал.).


[Закрыть], – произнес Марко.

– Мой… – Джон судорожно сглотнул. Ах да, Вакки говорили о чем-то подобном. Сто лет назад, в другой жизни. Телохранитель. Как у короля, которому приходится защищаться от бессовестных соперников. – Телохранитель. Я понял. Вы должны за мной присматривать.

– Si, signore[13]13
  Да, синьор (итал.).


[Закрыть].

Уже одно только физическое присутствие этого человека внушало суеверный страх. Наверняка ему не придется делать ничего, кроме как просто быть рядом, чтобы заставить потенциальных убийц задуматься о другом. Джон глубоко вздохнул. Телохранитель. Это делало всю эту историю чертовски реальной.

Он посмотрел на Эдуардо, каждая петелька новомодного костюма которого, казалось, излучала удовлетворение.

– И как это будет происходить на деле? Я имею в виду, он что, будет все время рядом, повсюду сопровождать меня?..

– Scusi, signore[14]14
  Извините, синьор (итал.).


[Закрыть], – вставил Марко. – Самая большая опасность, которая вам угрожает, – это похищение с целью вымогательства. За исключением ситуаций, когда необходимо провести вас в целости и сохранности через большую толпу, я всегда будут находиться настолько близко, насколько необходимо для того, чтобы исключить эту опасность.

Джон уставился на великана. Он осознал, что автоматически исходил из того, что человек с такой горой мышц вряд ли способен мыслить разумно или вообще внятно изъясняться.

– Похищение… – наконец выдавил из себя он. – Я понял.

– Сегодня во второй половине дня прибудут еще несколько моих коллег, – продолжал Марко, – которые будут обеспечивать безопасность поместья с помощью овчарок и дополнительных сигнализационных устройств. Наша цель – добиться того, чтобы ваша спальня была абсолютно надежной, чтобы никому из нас не было нужды там присутствовать.

– О. Чудесно.

– За пределами своей комнаты вы также можете целиком и полностью полагаться на нашу тактичность, – серьезно произнес телохранитель. Его речь больше походила на речь преподавателя социологии, чем на речь человека, в обязанности которого входит ежедневно поднимать тяжести и проводить тренировки по карате.

– Прекрасно, – сказал Джон. Затем он вспомнил кое-что еще. – Я могу узнать, как ваша фамилия?

Похоже, вопрос застал великана врасплох.

– Такого вопроса мне еще никто из клиентов не задавал, – признался он. – Бенетти. Мое полное имя Марко Бенетти.

– Очень приятно, – кивнул Джон, и они еще раз пожали друг другу руки.

Поместье постепенно превращалось в крепость. Вокруг здания патрулировали люди с плечевыми кобурами и овчарками. Ночью не выключали внешнее освещение. На каждом углу дома установили камеры. По ту сторону старого массивного решетчатого забора замерли репортеры в жилых прицепах и под тентами, следя за каждым движением во дворе и за окнами. С каждым днем Джону казалось, что они напоминают жадную свору каких-то неизвестных хищных животных.

Идя по коридорам, он слышал, как где-то далеко, приглушенный несколькими дверями, постоянно звонит телефон. По очереди то Грегорио, то Альберто, то Эдуардо каждые несколько часов выходили во двор и отвечали на вопросы журналистов. Все это напоминало Джону волны наводнения, бившиеся в стены этого здания, высвобожденные силы природы, против которых не было постоянной защиты.

В тот же день, когда телохранители приступили к работе, ему представили еще кое-кого: невысокого стареющего человека с необычайно прямой осанкой, которому было примерно около шестидесяти и который оказался его учителем итальянского.

– Но я ведь говорю по-итальянски, – удивился Джон.

– Scusi, – покачал головой professore. – Вы насилуете язык своих предков. Вы говорите на «резиновом» итальянском. Слова вы подбираете гротескно, ваш синтаксис – настоящая катастрофа. Давайте приступим к работе немедленно.

Итак, они каждый день перед обедом и после него запирались на два часа в библиотеке, где Джон под руководством professore зубрил итальянские слова, изучал грамматические правила, тренировал разговорную речь и снова и снова повторял предложения с исправленной интонацией.

Поселился professore в одной из небольших комнат для гостей в доме Вакки, еще одну из них на следующий день заняла несколько полноватая, но очень элегантная дама среднего возраста.

– Синьора Орсини – учитель танцев и хороших манер из Флоренции, – представил ее бесстыдно ухмыляющийся Эдуардо. – В свое время она пыталась научить хорошим манерам меня. Может быть, с вами ей повезет больше.

– Я представляю себе это таким образом, – с теплой располагающей улыбкой заявила синьора Орсини. – В первой половине дня мы занимаемся вопросами этикета, ближе к вечеру – танцевальные занятия. Вы должны непременно уметь танцевать, чтобы двигаться по паркетному полу с подобающей уверенностью.

Почему-то Джон ожидал, что учительница танцев скажет нечто подобное.

– В первой половине дня у меня уроки языка, – ответил он.

– Тогда встанете немного раньше, – коротко ответила ему синьора Орсини.

Однажды, спускаясь с урока языка на встречу с синьорой Орсини, он увидел Эдуардо с большим ящиком, полным писем, и услышал, как тот говорит отцу:

– Нам придется организовать секретариат.

Грегорио Вакки вынул одно из писем и посмотрел на него.

– Это похоже на русский.

– Большой секретариат, – сказал Эдуардо. – Это наверняка только начало.

Все жило в ожидании великого дня. Каждый день в газетах появлялись новые заметки, посредством телевидения во всем мире узнавали новые подробности из жизни Джона, о которых сам бы он давно забыл. Он поговорил по телефону с матерью, которая взволнованно рассказывала ему о том, как настойчивы ребята с телевидения. По Си-эн-эн он услышал о том, насколько высокого мнения были о нем его бывшие одноклассники и учителя. Эн-би-си выпустило интервью с Сарой Брикман, в ходе которого она несколько раз подчеркнула, что Джон был величайшей и единственной любовью всей ее жизни.

Мужчина терпеливо ждал в холле окончания урока итальянского языка у Джона.

– Бельфиоре, – представился он и несколько раз поклонился, продемонстрировав, что его волосы уже начали редеть. – Я прибыл, так сказать, по поручению правительства…

– По поручению правительства? – Джон нервно огляделся по сторонам, но никто из Вакки не показывался. – Звучит волнующе.

Этот человек прибыл по поручению правительства, и теперь он должен говорить с ним один?

– Хм, я надеюсь, что сумею оправдать ожидания. Я прибыл, чтобы…

Джон попытался улыбнуться настолько располагающе, насколько мог после уроков синьоры Орсини. Гостеприимно. Независимо.

– Пройдемте же в салон, – предложил он и движением руки указал направление, показавшись самому себе похожим на актера.

– Да, – с благодарностью кивнул мужчина. – Хорошая идея.

Он поднял свой чемоданчик и последовал за Джоном.

Ах да, напитки.

– Могу я предложить вам что-нибудь выпить? Может быть, кофе?

– Маленькую чашку эспрессо, пожалуйста, если это не слишком много.

Джон позвонил в один из колокольчиков, и появилась Джованна.

– Вы не могли бы принести нам два эспрессо? – попросил Джон.

Проклятье, при этом он показался сам себе лицемером. Но, похоже, никому это не мешало. Джованна усердно закивала и снова исчезла, а он прошел с этим человеком из правительства дальше в салон. Там тоже не было и следа Вакки.

Что же теперь? Предложить присесть.

– Прошу вас, присаживайтесь, синьор Бельфиоре. – Как все это непривычно! – Что привело вас ко мне?

Он как будто читал заученные стихи.

Бельфиоре вынул из чемодана предмет, оказавшийся картой, когда он развернул ее на столике.

– Это, – сказал он и указал на обведенную цветом область, – Calmata, заповедник. Очень красивые пейзажи, расположен на Тирренском море, площадью примерно двенадцать квадратных километров, в пятнадцати минутах езды от ближайшего аэропорта. Вот несколько фотографий.

Он вынул пачку снимков большого формата, на которых был изображен идиллический естественный приморский пейзаж, без улиц, линий электропередач и домов.

– Красиво, – заметил Джон, бросив на них беглый взгляд. – А при чем здесь я?

– Правительство хотело бы продать вам эту область.

– И что мне с ней делать?

– Синьор Фонтанелли, после передачи наследства вам наверняка захочется купить себе подобающее жилье. Вилла в таком месте – он указал на скромный крестик примерно в центре карты, – позволит вам иметь великолепный вид как на море, так и на горы. Вокруг – незастроенная, неиспорченная природа, до моря можно доехать верхом или дойти пешком. Вот до сих пор простирается живописное побережье с отвесными скалами, в то время как эту бухту, вот здесь, внизу, можно было бы перестроить под причал…

Внезапно Джону показалось, что он ослышался.

– Разве вы только что не говорили, что это заповедник?

Мужчина взмахнул в воздухе рукой.

– Да, но, честно говоря, не особой важности. Там нет видов, которым угрожает вымирание, или чего-либо подобного. Мы, конечно, хотели бы, чтобы вы согласились на некоторые ограничения в отношении землепользования, но в целом наши эксперты согласны с нами, что эксплуатация с целью проживания не повлечет за собой проблем. – Он снова склонился над картой. – Мы позволили себе представить несколько предложений относительно возможного прохождения дорог, обеспечения водой и электричеством. Конечно, совершенно не ограничивая тем самым вашу фантазию.

Джон заморгал. Постепенно он начал понимать, о чем идет речь. Правительство хотело оставить его в стране. Пока он будет жить в Италии, он будет платить налоги в Италии. И за это они готовы были передать ему самый лучший из имеющихся у них земельных участков.

Почему-то ему это не понравилось. Внезапно ему почудилось, будто он торгуется с проституткой. Хоть он никогда этого и не делал, но ощущение, должно быть, возникает именно такое.

– Я должен подумать над этим, синьор Бельфиоре.

– Это чудесный участок, синьор Фонтанелли. Настоящий рай.

– Вне всякого сомнения. Но пока что состояние мне не передано.

– Это всего лишь формальность. Если вы захотите, мы сможем поехать туда вместе и все посмотреть.

– Благодарю, но до встречи у нотариуса я не покину дома.

– А сразу после?

– Как уже было сказано, мне нужно подумать.

– Могу я оставить вам карту и фотографии? – Это прозвучало почти умоляюще. Словно его грозили избить, если он вернется с отказом.

Джон кивнул.

– Оставляйте.

Он проводил гостя к дверям и попрощался, как учила его синьора Орсини. По ту сторону решетчатых ворот засверкали вспышки.

К счастью, журналисты на некоторое время задержали автомобиль с флагом Ватикана. Охранники занимались тем, что не пускали пытавшихся проскочить в ворота мимо автомобиля журналистов.

– Боже милостивый, – беспомощно обратился к синьоре Орсини Джон. – Как обращаться к кардиналу?

Учительница этикета сделала большие глаза.

– Ваше преосвященство, – ответила она. – И если при этом вы являетесь верующим католиком, вы должны поцеловать его кольцо.

– А если я не верующий католик? – Джон выглянул из окна и посмотрел во двор.

– Тогда не нужно.

– Слава богу.

Эдуардо принял высокого гостя во дворе и сопроводил его в большой салон.

– Кардинал Джанкарло Дженаро, – представил он его. – Это большая честь для нас.

– Ваше преосвященство, – произнес Джон, слегка склонив голову. «Низкие поклоны только главам государств», – так учила его синьора Орсини.

Кардинал, весь в красном, в сопровождении бледного молодого человека в черной сутане, вызывал глубокое почтение. Он был высок, просто великан, с благородной сединой в волосах, строгими чертами лица и тонкогубым ртом. Казалось, он в свою очередь не был уверен в том, как ему обращаться к Джону, и спустя несколько секунд тягостного молчания, когда они нерешительно приближались друг к другу, последовало простое рукопожатие.

Приветственные фразы – «присаживайтесь, прошу вас, не хотите ли выпить» – снова все эти церемонии. Постепенно он учился.

– Джон… Я могу называть вас Джон? – спросил кардинал, сидя в кресле, словно на троне. – Я узнал, что вы католик. Меня верно информировали? – Они пристально смотрели на него, кардинал и его молчаливый ассистент, оставшийся стоять рядом с креслом.

Джон неспешно кивнул.

– По крайней мере, крещен был в католичестве.

Лицо сановника исказила гримаса.

– Похоже, сейчас вы скажете, что со дня первого причастия не были в церкви.

– Примерно так, – признал Джон. – Не считая свадьбы моего старшего брата.

– Конечно, мне очень жаль слышать это, но мне не пристало судить вас. – Добрая улыбка. – Впрочем, я заключаю из этого, что вы хотя бы близки именно к Святой Римской Церкви. Сам его святейшество поручил мне пригласить вас на личную аудиенцию.

Джон с удивлением отметил, что Джованна, подававшая кардиналу минеральную воду, которой тот попросил, от благоговения едва не скончалась. Казалось, она считала вполне уместным выползти из комнаты на животе.

– Личная аудиенция? – Джон поискал взглядом Эдуардо, но тот стоял с ничего не выражающим лицом в сторонке и разглядывал картины на стене с таким видом, как будто не видел их никогда.

– Кроме того, святой отец поручил мне передать вам вот это. – Быстрое движение руки, и бледный ассистент извлек откуда-то из складок своей сутаны фотоальбом большого формата с портретом Папы на обложке и протянул его кардиналу, который, не удостоив его и взглядом, передал альбом Джону. – Подарок его святейшества.

Джон взвесил книгу в руке. Фотографии из жизни Папы Иоанна Павла II.

– Большое спасибо, – произнес он, жалея, что не может сказать этого искренне.

– Откройте альбом, – потребовал кардинал. – Он подписан.

– Как чудесно, – сдаваясь, пробормотал Джон и раскрыл обложку. Со внутренней стороны она была полностью исписана какими-то каракулями, но он не смог разобрать ни слова. – Большое спасибо. – Он захлопнул книгу и положил ее на журнальный столик.

Кардинал величественно сложил руки.

– Джон, скоро вы станете самым богатым человеком в мире. Многие люди придут к вам с целью предложить возможности капиталовложения. Я же, говоря прямо, пришел попросить вас вложить часть своего состояния в благотворительность.

По крайней мере, он не стал долго ходить вокруг да около.

И, похоже, он не собирался ждать ответа Джона. Его одетый в черное помощник передал ему папку, из которой были извлечены фотографии детей, большинство из которых были чернокожими и сидели за ткацким станком, тащили на спине корзины с кирпичами или возились в темном подвале с мокрыми тюками тряпок.

– Детский труд все еще очень распространен, и сотни тысяч детей работают в условиях, которые можно обозначить словом «рабство». Родители, будучи не в состоянии прокормить их, отдают их за пару долларов в такие условия, из которых они уже не могут вырваться. Поскольку святой отец очень печется о благе детей этого мира, он поручил мне заняться проектом, который, если вкратце, имеет своей целью выкупить из рабства как можно больше детей.

– Из рабства? – эхом повторил Джон, разглядывая снимки. – Оно еще существует?

– Его называют иначе. Официально считается, что дети выплачивают долги своих родителей. Но в целом это то же самое. – Кардинал снова театрально развел руками. – Даже несколько миллионов долларов могут сотворить в этом случае чудеса…

В этот миг распахнулась дверь, и в дверном проеме появилась голова запыхавшегося Грегорио.

– Джон! Эдуардо! – с трудом проговорил он. – Идемте, скорее. Вы должны это увидеть… по Си-эн-эн, новости… Невообразимо! Извините, ваше преосвященство…

Джон и Эдуардо удивленно переглянулись.

– Похоже, это важно, – с добродушной улыбкой произнес кардинал. – Идите же. Я подожду.

И они пошли, скорее из-за возбужденного состояния Грегорио, чем из интереса к каким-то новостям, следуя за тяжело дышащим мужчиной вверх по лестнице в маленький салон на втором этаже. На большом экране там мигал привычно тревожный дизайн Си-эн-эн, журналистка как раз заканчивала разговор с репортером на месте событий, обмениваясь с ним ничего не значащими фразами, сверкнула реклама. Padrone сидел в глубоком кресле, подавшись вперед, положив подбородок на сложенные руки. Грегорио, тяжело дыша, остановился за диваном, оперся на него руками, покачал головой и произнес:

– Какой позор! Какой позор…

Джон подошел к Альберто, неподвижно стоящему и наблюдающему за происходящим с большим бокалом спиртного в руке.

– Да что случилось-то?

– У вашего брата Лино остался незаконнорожденный сын от интрижки, которая случилась четыре года назад, – произнес Альберто. – Если это правда, то он – наследник состояния Фонтанелли.