Текст книги "Слепой инстинкт"

Андреас Винкельман
Слепой инстинкт

© Wilhelm Goldmann Verlag, a division of Verlagsgruppe Random House GmbH, Műnchen, Germany, 2011

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», 2012

* * *

О книге

Комиссар полиции Франциска Готтлоб наслаждается спокойными выходными в загородном домике своих родителей, но тут раздается телефонный звонок. Из интерната похищена маленькая девочка. Преступник увел малышку Сару ночью, при этом никто ничего не слышал и не видел, даже сама Сара – девочка от рождения слепа. Франциска немедленно возвращается в город и принимается за расследование.

Тем временем боксер Макс Унгемах сражается на ринге. Это важнейший бой в его карьере, но Макс никак не может сосредоточиться. Он чувствует на своем плече крохотную невидимую ладонь, удерживающую его от схватки, – ладонь его младшей сестры Сины. С тех пор как однажды летним днем Сина исчезла без следа, Макса переполняют воспоминания о ней. Он побеждает в бою, подтверждая свой титул чемпиона, но воспоминания о Сине не оставляют его. Пару дней спустя комиссар полиции Франциска Готтлоб, молодая девушка с огненно-рыжими волосами, просит Макса поговорить с ней – она обнаружила сходство между похищениями Сины и Сары и надеется, что Унгемах сможет ей помочь.

Но ни Макс, ни Франциска даже не подозревают, с кем им придется столкнуться в ходе расследования. Похититель девочек – не обделенный умом психопат, не только чудовищным образом истязающий своих жертв, но и готовящий для преследователей весьма неприятные неожиданности.

Об авторе

Андреас Винкельман родился в декабре 1968 года. Еще в детстве ему нравились страшные истории. Ни в одной профессии он не задерживался надолго, сменив карьеры солдата, учителя физкультуры и таксиста, и только призванию литератора до сих пор остается верен. «Человеческое сознание способно создать настоящий ад на земле, и уж в таких сотворенных людьми преисподних я разбираюсь», – говорит Андреас о своем увлечении злом. Сейчас автор проживает со своей семьей в уединенном домике на краю леса неподалеку от Бремена.

Посвящается Александре, которая принимала в этом участие, была со мной рядом и которой я всем обязан

Поспеши скорей уйти – Я считаю до пяти, А потом пойду искать, И тебе не убежать. Загляну во все углы, Взгляд направлю под столы. Прячь не прячь свое лицо, Отыщу в конце концов.

Пролог

С каждым движением качелей грубые канаты все глубже врезались в ветку вишни. Их поскрипывание оставалось единственным звуком в этот тихий воскресный день. Теплый ветерок гладил ее лицо, шумел в ушах, развевал длинные рыжие волосы и белое платьице. Рывок вперед, ножки к небу! Девочка наслаждалась сладостью невесомости, это чувство опьяняло ее. Немного закружилась голова, и тогда она остановила качели. Вокруг стало совсем тихо… но Сина почувствовала: тут кто-то есть!

Ей не нужно было ничего видеть, чтобы понять это. Девочка ощущала присутствие кого-то чужого, ощущала совершенно ясно: привычное безопасное окружение изменилось, словно в ее маленький мирок вошло что-то невероятно злое, одним своим присутствием вносившее сумятицу в ее покой. Беззвучные движения вызывали едва заметные колебания воздуха, и от этого кожа Сины покрылась мурашками. Кто-то подкрадывался к ней, и он не знал, что к ней нельзя подобраться незамеченным. Этот человек ничего не знал о ней, а значит, ему тут нечего было делать!

Мысли вихрем кружились в голове девочки. Мама с папой еще спят, брат ушел и вернется нескоро. Их дом находится на самом краю деревни, так что вряд ли кто-то забрел сюда по ошибке. Так кто же подкрадывается к ней?

И вообще, есть тут кто-то, или это просто ее обостренные чувства сыграли с ней злую шутку? Может быть, это лишь ветер резвится в ветвях высоких деревьев и то, что она чувствует, – лишь шорох листьев?

Но этой надежде не суждено было оправдаться. Сина услышала шуршание, и ее сомнения развеялись. Осязание – это одно, а вот слух – уже совсем другое. Слух никогда ее не подводил.

– Кто здесь? – ее голос звучал совсем не так отважно, как девочке хотелось бы.

Шуршание стихло, и движение воздуха ясно дало Сине понять: незнакомец остановился! Ей стало страшно. Девочка покрепче сжала канаты качелей и уперлась ногой в землю.

«Беги в дом. Быстро!» – кричал голос в ее голове. Но она не могла этого сделать. Для обычного человека это было бы самым правильным решением, но не для Сины. Дорожка в дом была слишком длинной и неровной. Она непременно упадет.

– Папа в гараже, позвать его? – Сина решила, что это очень удачный ход, ведь кто бы ни подкрадывался к ней, теперь он будет знать, что она здесь не одна.

Все произошло очень быстро.

Мягкие, волнистые движения воздуха сменились бурей, по крайней мере именно так Сина это воспринимала. Что-то ударилось о ее тело, чуть не столкнув с качелей. Девочка открыла рот, пытаясь закричать, но чья-то огромная ладонь легла на ее плечо, а другая больно зажала губы и ноздри, так что Сина не могла дышать. Рука пахла рыбой. Кожа оказалась солоноватой на вкус. Девочку подхватили за талию и дернули назад. Она замолотила ногами, ударилась о качели, а потом ее подняли вверх, словно выдернули из привычного мира.

Воздух! Наконец-то немного воздуха!

Сина извивалась, чувствуя, как рвется платье, соскользнула вниз и упала на мягкую траву.

«Беги и кричи! Ты должна бежать прочь! И кричать, кричать!»

Девочка на четвереньках поползла вперед, подальше от этого незнакомца. Она еще чувствовала рыбный вкус на своих губах.

И тут что-то ударило ее по лбу: от метаний Сины качели вновь пришли в движение, и деревянное сиденье стукнуло ее по голове.

Сина закричала, отпрянув назад, и почувствовала, как ее сознание обволакивает тьма. В ушах звенело, по лбу стекала кровь. Чьи-то руки обхватили ее лодыжки и дернули назад, девочка вцепилась пальцами в сухую землю, обламывая ногти. А потом кто-то вдруг прижал ее к земле, усевшись сверху. Он надавил ладонью ей на затылок, вжимая лицо в траву, да так сильно, что Сина уже не могла ни кричать, ни дышать… Листва, вокруг палая листва… Листья застревают в горле… И нет воздуха… Нет воздуха…

Часть 1
Десять лет спустя

Глава 1

В комнатах гасли огни, украшенные яркими занавесками окна тускнели, превращаясь в мертвые пустые глазницы, и одновременно с этим исчезали светлые прямоугольники на лужайке перед зданием, исчезали один за другим, словно какие-то невидимые картежники убирали с игрового поля огромные карты. На улице уже стемнело, сгущалась ночь.

Тихая симфония звуков – хрустальный смех, приглушенные возгласы, дребезжание, скрип стульев – та музыка, что лилась из открытых окон, утихла в идеальном диминуэндо, и, когда закрылось последнее окно, воцарилась тишина.

Но мальчики и девочки, жившие на трех этажах этого длинного здания, заснули не сразу. Кое-где еще вспыхивали огоньки и гасли вновь. На третьем этаже зажглось крайнее окошко слева, и свет там горел дольше, чем во всех остальных комнатках. Стекла в этом окошке без занавесок были матовыми – тут находился душ для мальчиков, и, наверное, кто-то просто забыл погасить свет. Через десять минут это упущение исправил, проводя обход, ночной сторож.

Вокруг стало темным-темно. Его глаза привыкли к свету, поэтому потребовалось какое-то время, чтобы приспособиться к темноте, и в эти мгновения все звуки, похрустывания и шорохи словно стали громче. Его кожа покрылась мурашками, он оглянулся через плечо, но ничего не увидел.

Темный лес не пугал его, напротив, в этом лесу можно было укрыться, там ничей взор не нашел бы его. И в то же время он мог, оставаясь незамеченным, следить за зданием.

Безопасность обитателей интерната обеспечивал только двухметровый проволочный забор, а вырезать дыру в таком заборе будет проще простого. Он специально для этого прихватил кусачки, и сейчас они покоились в кармане его куртки. Холодная волна страха в его душе сменилась возбуждением, в ногах неприятно закололо. Он ненавидел это чувство: оно лишало его покоя, путало карты. И приходило, как правило, ночью. Когда это случалось, то не помогали даже пасьянсы – дамы к дамам, валеты к валетам, короли к королям. Тогда он не мог ни сидеть, ни лежать спокойно. Так произошло и сейчас.

Он спрыгнул с бревна, на котором вот уже час просидел без движения, и потоптался на месте, разминая затекшие ноги. Прошлогодняя листва зашуршала под подошвами его ботинок. Подняв руку, он немного подвернул рукав куртки и посмотрел на часы. Нужно было просто нажать на кнопку, и циферблат загорался синим. Теперь, когда погасли все лампы в интернате, он подождет еще час. Час до полуночи. Какое хорошее время! Конечно, понадобятся терпение и воля, чтобы просидеть тут целый час, ничего не делая… Бывали дни, когда его воля была крепка, но случалось и так, что терпение покидало его. Видит Бог, он пытался приручить этого диковинного зверя, свою выдержку, он упражнялся в этом не раз, но, увы, тщетно.

Хорошо, что время еще есть. Ему не к спеху. Если сегодня ничего не получится, то он вернется завтра, или на следующей неделе, или через месяц. Зачем напрасно рисковать? Не нужно торопиться, это было совершенно понятно.

Он повернул голову – в одном из окон на втором этаже загорелся свет. В ее окне!

Его девчушка обладает совершенно потрясающим умением чувствовать окружающий мир, и он это знает. Может быть, она ощущает опасность? Испуганная, лежит сейчас в своей кроватке, натянув одеяло до подбородка. Она воспринимает каждый звук, даже самый тихий, может почувствовать в воздухе даже электрические разряды, от которых начинает зудеть кожа.

Мысли о том, как девочка лежит там в кровати, чувствуя его приближение, но не имея возможности увидеть его, разожгли жар в его чреслах. Глядя на освещенное окно, он приспустил ремень, расстегнул пуговицу и ширинку, стянул брюки и трусы. Вскоре его движения стали быстрее, и в тот момент, когда свет погас, он застонал и упал на колени.

Вдалеке послышался шелест крыльев и крик совы. Встрепенувшись, он оглянулся, поспешно привел себя в порядок и оделся. Мысль о том, что птица могла видеть его, была неприятна, унизительна. Кровь прилила к его голове. Украдкой оглянувшись, он вновь опустился на бревно, сунул руки в карманы темной куртки и ссутулился, делая вид, будто ничего не произошло. Повсюду глаза, повсюду его могут увидеть. Ему хотелось вернуться в свой мир, в тот мир, где только он решал, кто может видеть, а кто нет. Там он мог оставаться невидимкой, стоило только захотеть. Как же ему надоело, что на него смотрят!

Его зазнобило. Ночь была холодной, усталость и бездействие брали свое. Желание начало угасать, в душе вновь проснулись сомнения. Может быть, он не все продумал? Действительно ли все настолько просто и безопасно, как он предполагал? Возможно, стоит отложить все это, довольствуясь тем, что у него есть?

Когда на землю спустилась полночь, он уже дрожал от холода. И все же он выждал еще десять минут, просто чтобы потренировать волю. Дамы к дамам, валеты к валетам, короли к королям; десять минут – и они слушались его, выстраивались в одну линию, идеально, просто идеально!

Наконец он встал со ствола, потянулся, глубоко вздохнул и направился к краю леса. Кусты и подлесок остались позади, лишив его надежного укрытия. Остановившись, он вытащил кусачки из кармана и спокойно принялся за работу. Одну проволоку за другой – щелк, щелк, щелк… Кусачки были новыми и острыми, они справлялись с металлом, словно это было масло.

Глава 2

Макс любил последние пять минут перед боем. Это было его время. Его тренер, Конрад Ледер, которого друзья называли просто Колле, вышел из комнаты и закрыл дверь. Макс остался один – это было нужно ему для того, чтобы сосредоточиться перед боем. Эти пять минут он проводил в мире, где были только он и его противник. Правда, иногда там появлялась и Сина. Сина умела проникать во все его миры, и с этим Макс ничего не мог поделать, даже если бы захотел. Иногда ее власть над ним вызывала в нем гнетущее чувство беспомощности: от воспоминаний о ней нигде нельзя было укрыться, и порою они обрушивались на него таким грузом, что становилось трудно дышать.

Вот и сегодня он чувствовал ее крохотную ручку на своем плече, тонкие пальцы легко сжимали его шею, чтобы не соскользнуть. Раньше, когда ее рука действительно лежала там, это вызывало в Максе нежность. Он был ее сильным братиком, ее защитником, ее поводырем. «Самое безопасное место в мире – рядом с тобой, Макс!» Когда она говорила это, он самому себе казался непобедимым. Даже воспоминания о ее словах было достаточно, чтобы ощутить это вновь. Почувствовать себя непобедимым.

Величайшая ошибка его жизни стала истоком его успеха.

Расслабив руки и поставив ноги на ширине плеч, Макс остановился в центре комнаты и осмотрелся. В этой раздевалке все было так же, как и в любой другой: белая краска на каменных неоштукатуренных стенах, неоновые лампы, испускающие столь сильный свет, что его, казалось, можно было потрогать. Одна стена заставлена металлическими шкафчиками, в углу стоит потрепанная лежанка для массажа. От пота боксеров искусственная кожа обшивки стала пористой и поблекла, кое-где из-под нее выбивался пенопласт. На другой стене висело огромное зеркало. Макс повернулся к своему отражению, и чем дольше он глядел на свое коренастое мускулистое тело, на синие шорты с желтыми полосками, тем быстрее забывал обо всем, кроме боя. Он начал привычную потасовку с боксерской грушей – пара ударов левой, удар правой, немного сильнее, и с каждым ударом образ противника становился все реальнее. Сейчас Макс словно воспринимал пророческое видение, вот только он хотел не увидеть будущее, а повлиять на него.

Нужно было уложить противника в четвертом раунде. Да, в четвертом раунде, незадолго до удара гонга он отправит противника в нокаут. Максу не нужна была победа по очкам. Люди купили билеты на бокс в тяжелом весе, наиболее зрелищный из всех видов бокса. Им нужна была очевидная победа, а не решение судьи и подсчет очков, нужен был этот удар грузного тела о пол ринга. В конце один должен стоять, а второй валяться на полу, тогда зрители будут довольны и шоу пройдет идеально.

«Получат они свое шоу, – подумал Макс. – И немного крови, раз им так хочется».

Он резким движением выбросил вперед кулак, ноги исполняли привычный танец боя, а глаза видели, как «Лигурийский[1]1
  Лигурия – регион в Италии. (Здесь и далее примеч. пер., если не указано иное.)


[Закрыть] Исполин» падает на пол, сраженный его ударами. Мощные тумаки сыпались на грушу – размеренные, ровные удары: левой, левой, правой, левой, левой, правой. Для Макса эти удары были чем-то вроде метронома, чей звук гипнотизировал его. Боксер чувствовал себя спокойным, расслабленным, сильным.

Пять минут на подготовку к бою закончились, но, прежде чем Колле постучал в дверь, Макс еще успел опустить ладони в синих боксерских перчатках на грушу и прислониться лбом к мягкой коже. Ему казалось, что он еще чувствует в груше пульсацию от своих ударов. Еще пара секунд в такой позе, последний образ из видения, еще раз призвать четкую картинку поражения и отправить ее в соседнюю раздевалку, чтобы противник знал, что его ждет… Вот только образ отказывался принимать четкие очертания. Вместо итальянца на полу ринга Макс увидел Сину. Увидел ее такой, какой запомнил навсегда, словно она стала для него образом, застывшим снимком, а не живым человеком, подвластным ходу времени. В каком-то смысле так и было. Она осталась лишь краской на бумаге, статичной картинкой, неподверженной изменениям: круглое личико с курносым носом, усыпанным веснушками, серо-зеленые глаза со светлыми ресницами – не такими рыжими, как ее волосы, а скорее желтыми, прозрачными, а иногда, когда на них падал свет, даже розоватыми. Сина!

Она не улыбалась. Она не чувствовала себя в безопасности за его спиной, как он обычно представлял, нет, выражение ее лица было удивленным, даже испуганным, а главное, она не произнесла волшебную фразу!

Но тут в дверь постучали и видение рассеялось, а с ним исчезла и уверенность Макса в сегодняшней победе. Его установка на достижение цели, его сосредоточенность – все это пропало! И это было очень, очень плохо.

Хотя Макс так и не сказал «Войдите!», Колле все равно открыл дверь и заглянул в раздевалку.

– С тобой все в порядке?

Унгемах, не оборачиваясь, почувствовал, что тренер нахмурился, почувствовал это по каким-то ноткам в его хриплом голосе.

– Макс?

– Да… – наконец он оглянулся. – Все в порядке, можем начинать.

Подойдя к боксеру, Колле поднял его руки и еще раз проверил, хорошо ли сидят перчатки. Метр семьдесят ростом, Колле был немного ниже Макса и потому в глаза ему заглядывал снизу. Серые с крохотными белыми крапинками глаза Колле словно задавали ему вопросы и получали такие же молчаливые ответы. Наконец тренер, казалось, успокоился.

– Ну что ж, пойдем. Остальные уже ждут, – кивнув, Колле поднял руки ладонями вперед.

Хрипотца в голосе тренера проявилась сильнее, чем обычно. Они долго и упорно тренировались перед этим вечером, Колле много кричал, и теперь его голосовые связки мстили ему за это.

Макс хлопнул перчатками по ладоням тренера.

– В бой! – сказал он, завершая очередной из их маленьких ритуалов.

Глава 3

Домик у озера окутали тьма и тишина. Без лунного света могучие стволы сосен за окнами казались обугленными пальцами, указующими на небо.

Жутковатое зрелище…

Отвернувшись от окна, Франциска пересекла свою детскую, открыла дверь и прислушалась. Она не ошиблась: в соседней комнате тихо работал телевизор, голубоватое свечение просачивалось к лестнице, но его силы хватало лишь на половину ступеней.

Можно было лечь в кровать!

Просто лечь и уснуть.

Она ведь устала, день выдался нелегкий. Сегодня можно не беспокоиться о том, что она давно откладывала на потом… Ей так хотелось отступить, одна или две недели ничего не решат.

Но Франциска понимала, что как раз пара недель может все решить. Времени больше не оставалось. Совсем недавно она еще не знала, что это значит на самом деле: нет времени. А ведь она чуть ли не ежедневно использовала это выражение. Франциска любила узнавать что-то новое, но от таких знаний предпочла бы отказаться.

Нет! Откладывать дальше было нельзя, да и вряд ли ей представится более удобная возможность, чем сегодня вечером. Час назад Франциска отправилась в свою комнату, сказавшись уставшей, но это был лишь предлог для того, чтобы заманить спать маму. Ее план сработал, мама уже давно спала, и Франциска слышала ее похрапывание в соседней комнате. Это хорошо. Для такого серьезного разговора они с отцом должны остаться наедине. Папа говорил, что посидит в гостиной подольше, он хотел посмотреть бокс.

Франциска вышла в коридор, словно сама собиралась сейчас ступить на ринг. Проклятье, ну почему ей так тяжело? Подобные разговоры совершенно нормальны, любой отец поговорит о таком со своей дочерью.

С каждой пройденной ступенькой гул телевизора становился громче. Краткий путь от подножья лестницы до двери гостиной стал для Франциски чем-то вроде временного шлюза: каждый шаг уводил ее в прошлое. Она словно превратилась в малышку Франци десяти лет от роду, босую девчушку, крадущуюся на цыпочках по длиннющему коридору. Тогда она прижимала кулачки к щекам, изо всех сил стараясь не издавать ни звука. В такое время она уже должна была спать, но что-то тревожило ее, пугало, и тогда девочка вставала и кралась по лестнице, надеясь застать папу у телевизора или за письменным столом.

Остановившись в дверном проеме, Франциска посмотрела на отца. Он сразу же заметил ее, наверное, услышал шуршание на лестнице и повернулся к дочери. Его лицо в обрамлении жидких седых волос было покрыто морщинками, под глазами виднелись мешки, кожу усеивали старческие пятна. Он по-прежнему оставался ее папочкой, на его губах играла все та же искренняя улыбка, но вот ни силы, ни уверенности в нем больше не было. Часть он потерял, когда кончилось детство его дочери, остальное забрала болезнь.

– Эй, Франци, – хрипло проговорил он. – Что случилось? Не спится?

Кивнув, девушка подошла к нему и опустилась рядом на диван.

– На самом деле я очень устала, но не могу уснуть.

– Да, это мне знакомо. Мы с тобой выпили слишком много кофе за ужином.

Вот он, ее отец. Всегда готовый все объяснить, да так, чтобы это звучало убедительно и устраняло любые поводы для беспокойства.

– Посиди со мной немного. Можем вместе посмотреть бой. Раньше ты любила бокс.

Последнее предложение отец проговорил немного смущенно, но это было вполне понятно. Когда Франциске исполнилось двадцать, она начала встречаться с Борисом, боксером-любителем, упустившим возможность войти в профессиональную лигу и утешавшимся наркотиками и мелкими интрижками с другими женщинами. Его отношения с Франциской продлились семь лет. Отец не доверял ему с самого начала, но кто же будет слушать советы родителей, впервые влюбившись!

– Я тогда ослепла от любви! – Франциска закатила глаза. – Принести пива? – она сменила тему.

Отец немного подумал, взвешивая все за и против.

– Давай, – наконец решился он. – Сам я не стал бы пить, но с тобой… почему бы и нет.

– Хорошо.

Выйдя на кухню, Франциска взяла из холодильника две бутылки и поспешно вернулась в комнату. Забравшись с ногами на диван, она устроилась поудобнее. Они с отцом открыли пиво, чокнулись и выпили. Франциска уже давно так не наслаждалась алкоголем.

– Опаздывают, как всегда, – отец махнул бутылкой в сторону телевизора. – Пока идет предварительный бой. Ничего интересного, но тут уж ничего не поделаешь. Мама спит?

– Да, уснула уже. Храпит вовсю.

Отец улыбнулся.

– Да уж, когда женщины стареют, они храпят еще похлеще мужчин.

– Самозащита, – ухмыльнулась Франциска.

– Думаешь?

Она кивнула. Они с отцом сидели молча, попивая пиво и наблюдая за скучной предварительной игрой. Франциска наслаждалась возможностью немного побыть ребенком. Ей всегда нравилось сидеть молча рядом с отцом, но в этот раз все было не так.

Она приехала в дом родителей перед обедом, и весь вечер они болтали о том о сем, так что все, в общем-то, было уже сказано. Но в том-то и дело, что «в общем-то», и потому их молчание с каждым мгновением становилось все более гнетущим, оно требовало от Франциски действий.

– Ну говори уже, – вдруг сказал папа.

– Что? – опешила девушка.

Он не сводил глаз с экрана.

– Тебе есть что сказать мне, и я слышу, как эти непроизнесенные слова вопят в твоей душе. И нужно быть дураком, чтобы не понять, почему так происходит. Так что давай поговорим, прежде чем начнется игра… – Отец все-таки повернул голову, глаза у него слезились, хотя в последнее время это происходило постоянно.

Франциска открыла рот, но слова застревали в горле, зато по щекам потекли непрошеные слезы.

Взяв дочь за руку, он осторожно сжал ее пальцы.

– Послушай, малышка. Я сейчас тебе кое-что скажу. Имей в виду, что все обстоит именно так, как я говорю, а если что-то изменится, то ты будешь первой, кто об этом узнает, договорились?

Франциска кивнула.

– Сейчас я только начал лечение, и никто, ни один врач в мире не сможет сказать, будет оно успешным или нет. И до того момента, как это определится, пройдет не меньше месяца. Но я чувствую себя хорошо. И в глубине души уверен в том, что у меня достаточно сил для того, чтобы справиться с этой дрянью. Я верю в успех лечения, и ты должна верить. Понимаешь? – Он тыльной стороной ладони отер слезы с ее щек. – Понимаешь, малышка?

Франциска опять кивнула. Сейчас она словно и вправду превратилась в ребенка, пройдя сквозь шлюз времени до конца, и вопросы, которые она хотела задать отцу, никак не могли прозвучать этим вечером, ведь ей вновь было всего десять лет.

– Ох, черт, начинается! – вдруг воскликнул отец, поворачиваясь к телевизору.

Вытерев слезы, Франциска шмыгнула носом и, отхлебнув пива, попробовала сосредоточиться на боксе. «Все в порядке, – уговаривала она себя. – А если что-то пойдет не так, то я узнаю об этом первой».