Текст книги "Слепой инстинкт"

Глава 4

Отсюда он следил за интернатом, выжидал, наблюдал, чувствовал себя могучим и непобедимым. В лесу он был как дома.

И наверняка оставил тут какие-то следы.

Они всегда их оставляли. Иногда намеренно, но, как правило, случайно. Но не все следы можно было увидеть, сфотографировать, уложить в пакет для улик, промокнуть ваткой.

– Справа снизу, – Пауль Адамек махнул рукой, но сам остался на месте.

Они с Франциской уже давно работали вместе, и Пауль знал, как ему следует себя вести. Готтлоб нужно было пространство, когда она пыталась сориентироваться на месте преступления. Конечно, ей лучше было работать в одиночку, но такая возможность выпадала редко. Тем не менее Пауль в такие моменты всегда старался держаться в стороне и вел себя тихо.

Повернув направо, Франциска прошла вдоль забора. Через двадцать метров она увидела на опушке леса бревно, о котором говорил Адамек. Остановившись, девушка посмотрела на землю. След был заметен сразу – преступник шел отсюда так же, как и она, воспользовавшись кратчайшей дорогой от бревна к дыре в заборе.

Франциска осмотрела бревно. Поваленный дуб лежал тут недолго: кора была еще твердой, даже грибами не успела порасти. Немного подумав, комиссар уселась на дерево. Возможно, преступник касался коры, но криминалистам легко будет вычленить следы, оставленные Франциской, так что можно было посидеть тут спокойно. Для Готтлоб это было важно. Нужно немного побыть там, где был преступник. Попытаться понять его. Увидеть то, что видел он. Франциска подняла голову. Место было выбрано идеально. За стволами сосен и забором Готтлоб видела стену интерната – то самое крыло, где жила Сара. Франциска не запомнила, в какой комнате обитала девочка, знала только, что на втором этаже. Отсюда было видно всю стену.

«И ты сидел здесь, ночью, в полной темноте. Лес не пугал тебя, ты даже отважился повернуться к нему спиной, а значит, вырос ты не в большом городе. Скорее всего, в деревне. Ты сидел тут и смотрел на интернат, на все эти окна. Что ты видел? Свет в окнах, задернутые занавески, может быть, чьи-то силуэты за стеклом, но не более того. И, наверное, ты знал, за каким из окон скрывается твоя жертва, а значит, ты уже бывал в интернате. Но если это так, то почему ты сидел здесь, сидел много часов? Это большой риск. Ты ведь мог приехать в определенное время и похитить Сару. Но нет. Ты предпочел сидеть тут и следить».

Теперь Франциске следовало сделать очередной шаг в своих рассуждениях, отстраниться от мыслей преступника, встать рядом с деревом. Спрыгнув с бревна, Готтлоб отошла на пару шагов.

«Ему нужен этот ребенок. Он сидит здесь, возможно, приходит сюда время от времени в течение нескольких дней и сидит здесь часами, хотя в этом нет необходимости. Он смотрит. И ему это нравится. Он вуайерист. Ему важно смотреть и при этом не быть увиденным. Но это еще не все».

Франциска посмотрела на здание интерната и представила себе, что лежит в теплой привычной кроватке. Толстые стены, окна, воспитательницы, которые ухаживают за детьми. Обманчивое чувство безопасности. Прямо как вчера в детской в доме у папы. Жизненный опыт и столкновения со злом удерживали Франциску от подобных ощущений. Она не верила в безопасность. Но детям обычно неведом страх. С точки зрения ребенка, постель – самое безопасное место в мире. Если спрятаться под одеялом, никто тебя не достанет. Одеяло защитит тебя от страшного черного человека.

Ему известна потребность людей в безопасности. И он считает себя разрушителем этой безопасности. Это дарит ему иллюзию могущества. Возможно, его возбуждали мысли о том, что эти дети лежат в своих кроватках и боятся его, боятся кошмаров, таящихся в темноте.

Он сидел здесь, потому что охота для него – часть удовольствия. Охота приносит ему наслаждение. Все преступники так или иначе ищут наслаждений.

Опустив голову, Франциска посмотрела вниз. Как Пауль и сказал, земля рядом с бревном была утоптана. Преступник часто бывал здесь. И не потому, что в этом была необходимость, а потому, что ему так хотелось. Франциска подошла к напарнику. Она достаточно узнала в этом месте, а с остальным разберутся криминалисты.

Готтлоб всегда использовала эту методику для поимки преступников: нужно представить себе три разных точки зрения. Во-первых, свою собственную: нужно понять, как видит ситуацию она, Франциска Готтлоб, незаинтересованное лицо. Во-вторых, точка зрения преступника: что он чувствовал перед тем, как совершить преступление? Что ощущал во время его совершения? В-третьих, точка зрения жертвы на тот момент, когда преступление еще не совершено. Какой была жертва до нападения? Сильной, смелой, быстрой? Или ранимой, беззащитной, беспомощной? Это всегда важно для преступника.

– Скажи криминалистам, пусть внимательно осмотрят землю у бревна. – Франциска остановилась рядом с Паулем. – Скорее всего, он тут мастурбировал.

Глава 5

Ну наконец-то! Она проснулась!

Он уже час сидел в укрытии и наблюдал за ней. Отсюда открывался великолепный вид на кусты и деревья. Девочка лежала в небольшой ямке у полусгнившего бревна. Свернулась клубочком, как олененок. Какое умиротворяющее зрелище. Человек в своем первозданном виде, возвращенный в лоно природы, где ему и место. Свободный, лишенный стыда. Превращенный в животное, наделенное лишь базовыми потребностями. Она одна среди многих, в ней нет ничего божественного, ничего непобедимого. Гармония мгновения смягчила его душу, прогнав беспокойство. Девчушка просто очаровательна!

Это зрелище пробудило в нем воспоминания, воспоминания о первенькой. Как давно это было… Какой же он глупец! Так долго трусил, боялся завести себе новую игрушку. Глядя на нее сейчас, он не понимал, как справлялся все эти годы. Прошлые отношения совершенно его не удовлетворяли. А эта девочка… идеальный возраст.

По ее плечам пробежала легкая дрожь, распространяясь по всему телу, взметнулись ресницы, нахмурился лоб. Наконец она все поняла. Глаза широко распахнулись. Красивые и такие бесполезные глаза. Так зачем же она поднимает веки, если это ей не поможет? Упершись ладонями в землю, девочка уселась, прижавшись спиной к бревну. Потом она подтянула колени к груди и обхватила их руками, и все это таким плавным грациозным движением, как умеют делать только девочки ее возраста.

Его дыхание участилось, возбуждение нарастало.

– Ну давай, маленькая моя, – тихо прошептал он. – Пусть начнется охота.

Но она не хотела, чтобы на нее охотились. В отличие от слепых мышей, лягушек и кроликов, которых он постоянно выпускал сюда, девочка не впала в панику. Она сидела смирно, словно зная, что так становится невидимой или хотя бы неинтересной врагу. Она закрыла глаза и приподняла подбородок, ноздри затрепетали. Девочка воспринимала мир вокруг при помощи обоняния. Возможно, так она «видела» не хуже, чем он. Ее голова мерно покачивалась влево-вправо.

У него оставалось время, чтобы рассмотреть ее. Идеальная кожа, прелестный изгиб губ, маленькие ушки, усыпанные веснушками нос и скулы. А главное – блестящие медно-рыжие волосы, в лучах света испускавшие такое сияние, что его издалека заметил бы любой охотник. Славный улов. Какая дивная малышка, настоящая красавица, намного красивее первой. Та была грубее. И боязливее. Он радовался предстоящему, представлял себе, как она будет бежать по подлеску, убегать, сопротивляться. Как она подчинится ему.

Девочка шевельнулась – опустила руки, вытянула ноги. Либо ей было неудобно в такой позе, либо она что-то услышала или почувствовала. По земле все время что-то ползало…

Она вскочила. Слишком резко. Не удержала равновесие, попыталась ухватиться за что-нибудь, но не сумела и плюхнулась задом на шероховатое бревно. Тут же вскочила вновь, опять пошатнулась, но в этот раз устояла.

Он любовался ее прекрасным тельцем, запоминая каждый изгиб, наслаждаясь ее дрожью. Это доставляло ему неземное блаженство. Он почувствовал, что возбуждается. Рука скользнула к паху, начала ласкать член.

Девочка осторожно шла вперед, медленно переставляя ноги и выставив перед собой руки. Он не мог оторвать от нее глаз. Слишком долго он оставался без подобных ощущений. Он так жаждал этого, словно прошел пешком целую пустыню, а теперь впереди раскинулся оазис. Ему не хватало глотка наслаждения, нужно было выпить все до дна, насмотреться всласть.

Рука двигалась все быстрее, глаза полезли на лоб. Охота еще не началась, и самое приятное было впереди, но он не мог сдерживаться. Он обождет в другой раз. Их будет еще немало.

Дыхание шумно срывалось с губ.

Рука лихорадочно дергалась.

По телу прошла волна дрожи.

А внизу маленькая слепая девочка, каменея от страха, пыталась найти выход из преисподней, в которую попала. Но с каждым шагом она только приближалась к аду.

Глава 6

Кончик карандаша царапал по бумаге, дорисовывая то линию, то изгиб. Франциска внимательно посмотрела на рисунок в записной книжке. Погрузившись в раздумья, она нарисовала крыло интерната, где раньше жила Сара. Особенно тщательно Готтлоб изобразила окно той комнаты, из которой девочку похитили, штрихами обозначив лучи от лампы. Так должно было выглядеть это здание ночью. Все окна уже погасли, и только в комнате Сары еще горит свет…

В детстве Франциска любила рисовать, и в гимназии учитель рисования всегда хвалил ее работы. Он хотел бы, чтобы она изучала изобразительное искусство, но сама Готтлоб всегда воспринимала рисование как хобби, благодаря которому можно собраться с мыслями. Творчество позволяло ей преодолеть некоторые внутренние ограничения, и, когда карандаш касался бумаги, мысли Франциски отправлялись в свободное плавание. Ее записная книжка выглядела соответствующе. Одного большого листа ей хватало на три-четыре дня.

Почему именно этот интернат? Именно эта девочка? И почему преступник так хорошо ориентировался там? Он ведь сумел проникнуть в здание, похитить ребенка и скрыться незамеченным. Он пробрался в интернат через черный ход – криминалисты уже установили это по комочкам земли. Такой же земли, как у бревна, где он сидел, наблюдая за интернатом. Дверь не взломана, а значит, у злоумышленника был ключ. Ключи в интернате не пропадали, выходит, преступник сделал копию. Все это требовало приготовлений и времени. В Судане есть такая поговорка: «Ищи врага в тени дома твоего». По опыту Франциски, большинство преступников были знакомы со своими жертвами, жертвы доверяли им, полагались на них. Мать Сары Франциска не подозревала. Женщину проверили, но ее физическое и психическое состояние не располагало к активным действиям. С отцом провести проверку было сложнее, так как мать отказывалась назвать его данные. Она утверждала, что сама не знает, кто отец ребенка, и по свидетельству полицейского, проводившего допрос, в это легко было поверить. Эта женщина оправдывала любой стереотип, связанный с проститутками-наркоманками.

И все же Франциска не думала, что в этом деле как-то замешан отец Сары. За все эти годы он не пытался найти девочку. Скорее всего, преступник работал в интернате или был как-то с ним связан, например, сотрудничал с одним из поставщиков. Проверив список, который должна предоставить госпожа Цирковски, Готтлоб найдет преступника, рано или поздно.

Рассматривая рисунок, Франциска вспомнила о вопросе, который заинтересовал ее еще вчера. Преступник выбрал Сару не случайно. Он ведь не взял любую из семнадцати других слепых девочек, живших на этом этаже. Значит, что-то в ней привлекло его. Может быть, дело в отношениях с этой девочкой. Или в ее внешности.

Выведя компьютер из режима ожидания, Готтлоб вошла в национальную систему федеральных сотрудников. Там благодаря поиску по ключевым словам можно было установить связи между преступлениями, даже если они совершались в разных землях федерации. Если поиск не даст результатов, можно будет обратиться в Интерпол.

В поле поиска она ввела следующие слова: девочка, восемь лет, слепая, рыжая, пропала без вести.

Не успела она нажать на кнопку ввода, как в дверь постучали. В комнату заглянул Пауль.

– Я уснул за столом! – Бедняга зевнул. – Меня разбудил Хорст. Позвонил по телефону.

Франциска покосилась на настенные часы. Прошло уже двадцать часов. Она опять пропустила выходные. Беда с этими воскресеньями, да и только… Хорст Рихтер, глава отдела криминалистики, обещал Франциске, что будет работать сегодня, пока не добьется результата. Видимо, он сдержал слово.

– И? Что он нашел?

– Может, сперва кофейку попьем, а результаты я тебе потом расскажу?

– Хватит дурить. Мне в такое время суток уже не до шуток. Я была права? – Встав, Франциска направилась к двери.

– Колдунья ты наша. Ты, как всегда, угадала.

– Никакая я не колдунья. Просто пользуюсь всеми возможностями разума. Впрочем, мужчины в этом ничего не смыслят. Ну говори уже, не тяни кота за хвост!

– Этот паршивец действительно нам услужил. Передернул в кустах. Отличный материал для генетического анализа. На этом мы его и возьмем!

Франциска задумчиво кивнула.

– Но зачем он мастурбировал? Сегодня каждый знает, что криминалисты найдут на месте преступления все. Общественности известно о генетических пробах. Так почему же он оставляет в лесу свои, так сказать, отпечатки пальцев, а в здании действует настолько профессионально?

– Я тоже об этом задумывался… – Скрестив руки на груди, Пауль прислонился к дверному косяку. – Либо он хочет поиграть с нами, понимая, сколько времени нужно на то, чтобы получить результат, либо ему просто наплевать на это, так как он считает себя непобедимым.

– Уж лучше бы второе. Такие уроды всегда допускают ошибки. Возможно, он уже перешел черту и теряет над собой контроль. Он пытается сдерживаться, но не справляется с давящей на него ношей.

– А значит, ошибок будет все больше и больше, – согласился Адамек.

– Да. Но если он окончательно утратит самообладание, то убьет малышку, – напомнила Франциска.

Они немного помолчали.

– Через несколько лет моя кроха достигнет возраста Сары. И такой же ублюдок может дорваться до нее. Даже думать об этом не хочу.

– И не думай. Ты же знаешь, как бывает. Если позволишь подобному страху завладеть тобой, то лучше сразу увольняться. Люди способны подавлять такие фантазии, и мы должны пользоваться этой способностью.

– Теория и практика, – вздохнул Пауль. – Вот будет у тебя свой ребенок, возьмешь ты его на руки, посмотришь ему в глаза, ощутишь его беззащитность, тогда и поговорим о подавлении страхов.

Франциска кивнула. Время от времени она нянчилась с Табеей и примерно представляла себе, о чем говорит Пауль. Но ответить ей было нечего. Все чаще этот мир шокировал ее. Люди, эти развитые, социально адаптированные существа… Они поражали ее, приводили в бешенство, доводили до отчаяния.

– Может, все-таки по кофейку? – спросил Адамек.

– Да, пожалуй… А то я по дороге домой усну.

Пауль ушел, а Франциска уселась за стол, пытаясь отогнать навалившееся на нее отчаяние. Пока что все шло хорошо, у нее были зацепки по делу, были следы. Но неизвестно, сумеет ли она помочь Саре. В том, что Франциска догадалась о сперме в кустах, не было ничего удивительного. Несмотря на штампы голливудского кинематографа, никому еще не удавалось идеально спланировать преступление. Все преступники следовали своей страсти, а страсть – хорошая почва для ошибок. Повинуясь зову похоти, они двигались навстречу своей погибели. Была в этом мире хоть какая-то справедливость…

С некоторым опозданием нажав «ввод», Франциска откинулась в кресле, глядя на экран монитора. Потом она закрыла глаза и запрокинула голову. Шейные позвонки хрустнули. Девушке хотелось принять горячий душ, а потом устроиться в уютном кресле, любуясь полями и опушкой леса. Послушать музыку, выпить пива, поесть шоколада. Отдохнуть в свой выходной…

Компьютер тихонько пискнул – программа нашла совпадение. Потерев глаза, Готтлоб наклонилась к экрану. Прочитала результат поиска. Потом еще раз. И еще.

– Поразительно! – пробормотала она, не веря увиденному.

В дверном проеме, сжимая в руках бумажные стаканчики с кофе, появился Пауль.

– Осторожно! Горячий яд! – Он опустил стаканчики на стол.

Но Франциска проснулась и без кофе. Ее переполняла энергия.

– Ты только посмотри на это!

– Что там? – заинтересовался Адамек.

– Я запустила поиск совпадений. И знаешь, что мне выдала программа?

Глава 7

Жарко! Жарко!

Плечи горели огнем, вопили о боли, умоляли о пощаде, но Макс Унгемах не сдавался. Упрямо глядя вперед, он игнорировал боль и только крепче сжимал зубы, вспоминая наставления Колле. «Если ты думаешь, что больше не можешь, то у тебя в запасе еще половина твоих сил».

Дальше. Удар за ударом. Если хочешь простоять на ринге двенадцать раундов, нужно суметь в два раза дольше пропрыгать на скакалке.

Пот ручьями стекал по его телу, заливал глаза, затуманивая взгляд.

Щелк-щелк-щелк.

Мерные удары скакалки по полу – стальная нить, обернутая пластиком, пролетает у него под ногами. Макс ускорил темп. Он чувствовал, что долго ему не продержаться. Даже если ему удается уговорить себя, с биохимией ничего не поделаешь. В мышцах выделяется молочная кислота, и эту боль никто долго не выдержит.

Еще немного, быстрее, еще немного!

Скакалка свистела в воздухе, но Макс ее уже не видел, слышал только ее удары о пол.

Щелк-щелк-щелк.

Унгемах заставил себя подпрыгнуть еще пару раз, выматываясь до предела. Большинству людей такое не под силу.

Но теперь и он уже не мог сдерживаться. Отпустив скакалку, Макс, морщась, остановился и упал на колени. Плечи чудовищно болели, словно ему оторвали руки и отбросили их в сторону. Пот стекал по лицу, капая на пыльный пол.

Тяжело дыша, Макс уперся ладонями в колени, ожидая, пока утихнет боль. Постепенно дыхание успокаивалось, пульс приходил в норму. Унгемах чувствовал себя прекрасно! Прошло два дня с тех пор, как состоялся поединок в Лигурии, и на самом деле Максу стоило отдохнуть, сделав перерыв между тренировками, но он не хотел этого. Позволяя себе отвлекаться, Унгемах получил бы время на раздумья, а это ему было не нужно. То, что случилось во время боя с исполином де Мартэном, прошло, и не было смысла ломать над этим голову. В конце концов, никто не может контролировать свои мысли постоянно. И если у кого и было право предаваться воспоминаниям, так у него. Большинство людей вообще никогда бы не справились с такой травмой.

С трудом поднявшись, Макс снял полотенце со стула и отер лицо. Попивая яблочный сок, он обвел взглядом зал.

Утром тут было спокойно. Сегодня тренировались только Кевин и Тарек: они потеряли работу, а значит, у них появилось время на спорт. Что ж, по крайней мере, они тратили свои свободные часы здесь, а не слонялись по улицам. Оба парня были стройными, высокими и мускулистыми, да и с дисциплиной у них все в порядке. Впрочем, Колле не стал бы принимать к себе каких-то подозрительных типов, для которых главное – поставить удар для уличной драки. С другой стороны, честолюбие и мускулы не помогут боксеру, если тот лишен таланта. Макс не верил в успех Кевина. Этому парню не хватало жесткости. У него было доброе лицо, в глазах всегда светилось дружелюбие, и Унгемах никогда не слышал, чтобы Кевин с кем-то ссорился. В нем не было инстинкта убийцы! А этот инстинкт необходим, если собираешься раз за разом наносить противнику удары по лицу.

Тарек прервал свои упражнения в «бое с тенью».

– Сколько, Макс?

– Три тысячи два.

– Черт, мне тебя никогда не догнать!

– Не отчаивайся, – подбодрил его Унгемах.

Они с Тареком соревновались в том, кто сумеет добиться большего количества прыжков со скакалкой. Тарек еще не дошел и до двух тысяч.

– Через год ты меня побьешь.

– Ох, долго еще ждать!

– Ну ясное дело! Сейчас ты меня перепрыгаешь, только если я буду скакать на одной ноге.

Ухмыльнувшись, Тарек красноречивым жестом вздернул правую руку с оттопыренным средним пальцем и вернулся к «бою с тенью».

Сзади послышался характерный шорох – этот звук раздавался в зале, когда Колле открывал дверь в свой кабинет и алюминиевые жалюзи царапали по стеклу.

Макс повернулся. Колле стоял в дверном проеме, как всегда, одетый в старую армейскую форму, свою любимую. Вид у той был потрепанный. Тут, в зале, Макс редко видел его в другой одежде. Колле долго был солдатом, потом работал тренером в спортивной компании, открыв при этом собственный клуб боксеров. Для Колле клуб был скорее увлечением, не приносящим дохода. Но все изменилось в тот момент, когда сюда впервые вошел Макс.

Унгемах хорошо помнил те времена. Характер у него был сложный, он часто прогуливал школу, постоянно дрался с кем-то, но нерастраченной ярости всегда оставалось много, и Макс носил ее в своей душе, не зная, как от нее избавиться. Он пришел в клуб боксеров, надеясь, что тут сможет сорвать злость. Но в этом он ошибся. На Колле нахальный малец не произвел ни малейшего впечатления.

– Хочешь стать крутым? – спросил его тогда тренер.

И прежде чем Макс понял, что происходит, Колле влепил ему пощечину. Ладонь звонко ударила его по левой щеке. Все присутствующие замерли. Макс не знал, что ему делать.

– Ты же крутой, а?

Взметнулась вторая рука, но Макс успел перехватить запястье Колле.

– Да! – Он выдержал сверлящий взгляд Конрада Ледера.

Больше пощечин Макс не получал. Он тренировался каждый день, и Колле никогда его не жалел. Но, несмотря на изматывающие тренировки, Макс получил в этом клубе помощь, в которой так нуждался. Благодаря Колле он сумел окончить среднюю школу, пошел призывником в армию и, кроме первых трех месяцев основной военной подготовки, провел все время в подразделении Колле. Тот вышел в отставку, когда истек срок службы Макса, и они вместе начали завоевывать ринг. Благодаря тренеру Макс получил все эти титулы и в любительском, и в профессиональном боксе. Он стал чемпионом Европы и готов был участвовать в чемпионате мира. Но Макс был обязан Колле не только этим…

– Макс, зайди-ка сюда! – позвал его тренер.

Набросив на плечи полотенце, Унгемах захватил бутылку с водой и направился в кабинет Колле в дальнем правом углу большого зала. Кроме раздевалок, душа и туалета кабинет Ледера был здесь единственным отгороженным помещением. Весь зал прекрасно просматривался, и Колле, поворачиваясь в своем кресле, мог увидеть каждого из своих подопечных.

В этом-то кресле за письменным столом (армейское наследие!) Ледер и восседал, когда Макс вошел в его святилище. Тихонько жужжал компьютер, на огромном жидкокристаллическом мониторе мерцала статья из какой-то интернет-газеты. Колле всегда внимательно следил за спортивными публикациями, выходившими после важных для него поединков.

– Закрой дверь и присаживайся, – скомандовал он.

Закрывая дверь, Макс задумался о том, какая муха укусила его тренера. В голосе Колле не слышалось недовольства, но что-то явно его беспокоило. Он еще обдумывал тот бой в Лигурии? Унгемах уже не раз говорил ему, что все в порядке. Немного отвлекся на ринге, вот и все.

Конечно, он не рассказал Колле правду – эту часть своей жизни он всегда прятал в самой глубине души.

Опустившись на зеленый стул, жалобно скрипнувший под его весом, Макс посмотрел на экран.

– Некоторые говорят, что ты мошенничал, оттягивая момент победы, – заметил тренер. – Другие утверждают, что расцвет твоего мастерства уже позади.

– Ну и пусть говорят, – Макс пожал плечами.

Колле смерил его испытующим взглядом.

– У тебя какие-то неприятности, о которых мне следует знать? – выпалил он.

Унгемах спокойно ответил на взгляд тренера. Колле задавал вопросы только тогда, когда действительно хотел узнать ответ, и никогда не говорил ничего лишнего. Так почему он завел этот разговор? Макс не припоминал, чтобы давал тренеру поводы для беспокойства, но почему-то под этим пронзительным взглядом ему стало неуютно. Он чувствовал себя так, словно вдруг оказался двоечником на ковре перед строгим учителем. Двоечником, которого всегда найдется за что наказать.

– Нет у меня никаких неприятностей. А почему ты спрашиваешь?

– Все очень просто. Пару минут назад, когда ты упражнялся со скакалкой, мне звонили из полиции. Хотели поговорить с тобой.

– Из полиции? – опешил Макс.

– Из полиции! – повторил Колле.

– И что им было нужно?

– Очевидно, речь не идет о штрафе за парковку в неположенном месте. Звонила комиссар уголовного розыска. Эта дама просила тебя перезвонить! – Тренер протянул ему желтый листок с номером телефона.

Наклонившись, Макс уставился на бумажку, читая номер.

– Ты его что, выучить пытаешься?

Макс удивленно поднял голову.

– Не понимаю, что все это значит.

– Ну, это легко выяснить… – Колле мотнул головой в сторону телефона. – Я пообещал той дамочке, что ты перезвонишь через пару минут.

Взяв трубку, Унгемах набрал номер. Он понятия не имел, что происходит, но под ложечкой неприятно засосало.

– Мне выйти? – осведомился Колле, не шелохнувшись в своем кресле.

Макс покачал головой. Тренер все равно не собирался выходить.

Комиссар дала Конраду прямой номер, так что Макс тут же дозвонился до нее. Девушка представилась как комиссар Готтлоб полиции Ганновера.

– О чем идет речь? – спросил Макс.

– Мне нужно задать вам пару вопросов. Это не телефонный разговор. Мы могли бы где-нибудь встретиться? Это займет у вас не больше получаса. Я с удовольствием угощу вас кофе.

Готтлоб говорила очень вежливо, словно ей непременно нужно было уговорить Макса встретиться с ней. Унгемах задумался. Несомненно, он поговорит с этой женщиной. Она неспроста позвонила ему и не стала бы ехать из Ганновера в Гамбург, если бы это было неважно. Вопрос только в том, где им встретиться. Клуб отпадает, дома тоже нельзя. Одного въедливого репортера будет достаточно, чтобы возвести на него поклеп, с которым придется разбираться много месяцев. Профессионального боксера допрашивает комиссар полиции! Отличный заголовок для скандальной статьи, в особенности, если этот боксер только что выиграл чемпионат Европы.

– Знаете заправку «Брунауталь» на седьмом автобане?

– Да, найду. А вам не далеко будет ехать?

– Ничего, все в порядке. Давайте встретимся часиков в десять. Как мне вас узнать?

– Вы довольно знамениты, господин Унгемах. Я сама вас узнаю.

– А вам не трудно хотя бы намекнуть, что все это значит?

– Пожалуйста, не волнуйтесь! – голос девушки звучал совершенно беззаботно. – У меня к вам пара вопросов касательно одного давнишнего преступления. Я имею в виду пропажу вашей сестры.