Текст книги "Поп Гапон и японские винтовки. 15 поразительных историй времен дореволюционной России"

Алкоголь в Российской империи

Если начинать разговор об алкоголе в Российской империи, то, конечно, в первую очередь придется говорить о водке: она – спиртной напиток № 1 для большинства граждан.

Самое важное, что нужно сказать, – то, что в России с 1894 года существовала винная монополия. Государство практически полностью контролировало производство горячительных напитков и получало доход с их продажи. И большой доход: в 1913 году 26 % поступлений в бюджет обеспечивала винная монополия – причем не от акцизов и налогов, а непосредственно от продажи водки людям. Следующей по доходности была железнодорожная монополия, которая тоже принадлежала государству.

Зачем вообще решили организовать винную монополию? С 1860-х годов до 1894 года в империи действовала акцизная система, примерно такая же, как сейчас. Частные предприятия производили алкогольные напитки, платили акциз, бутылки обклеивали акцизными марками, и после этого спиртное можно было продавать в магазинах, трактирах и ресторанах. Для продажи заведению нужно было купить лицензию, и ограничения были совсем небольшими: в частности, нельзя было торговать алкоголем в воскресенье до окончания церковной службы. Были и требования к обстановке внутри магазинов: например, нельзя было устанавливать там столы и стулья.

Акцизная система приносила прибыль, но не все было гладко. Во-первых, производители были заинтересованы в том, чтобы делать как можно больше алкоголя, и правительству это не нравилось. Во-вторых, ставка налогообложения была не очень высокой, а повысить ее было трудно – мешало промышленно-торговое лобби. Рыночные отношения привели к тому, что победил самый дешевый способ напиться. Все пили водку, которая полностью вытеснила с рынка и пиво, и вино. Проще было все переделать, чем изменить положение вещей к лучшему.

Полностью поменять систему решил Сергей Юльевич Витте, человек обстоятельный и решительный. Государство тогда долго запрягало, никуда не спешило и, пока еще страна не вошла в турбулентный режим, организовывало дела толково и грамотно: винная казенная монополия – своего рода организационный шедевр тогдашней власти.

Самое необычное заключается в том, что государство монопольно устанавливало цены, по которым закупало спирт у частных производителей. Задачи были хитро распределены между государством и частниками, а система в целом – очень тонко настроена.

Спирт как таковой производился исключительно на частных предприятиях. С них брали налоги, причем система налогообложения была гибкой. В наилучшем положении оказывались мелкие сельские производители, и не просто сельские, а работавшие в основном зимой. Почему так? Потому что у крестьян зимой нет работы в поле и дополнительный заработок на таких предприятиях был очень кстати.

Выпускать полностью очищенный 96-градусный спирт было необязательно. Если фильтры и современные ректификаторы были – прекрасно. Если нет, спирт дорабатывался на казенных спиртоочистительных заводах, но в этом случае доход частника был меньше. При этом казенные заводы закупали спирт практически только у местных производителей, невзирая на цену сырья: так поддерживали производство в регионах. Сырьем для изготовления спирта, кстати, в подавляющем большинстве случаев был картофель.

Дальше из спирта надо было сделать водку. Она производилась уже только на казенных заводах, причем выпускали исключительно два ее вида: «обыкновенное казенное вино», так называемая красная головка (по цвету сургуча на горлышке), и «столовое казенное вино» – «белая головка». «Белая головка» была лучше очищена и продавалась дороже, ее покупали меньше[4]4
  При производстве спирта из него очень трудно удалить некоторые вещества, имеющие неприятный вкус и запах. Когда спирт очищен хуже, в нем лучше сохраняются привкус и аромат исходного продукта. Они отчасти маскируют присутствие вышеупомянутых трудноудалимых веществ. Возможно, многие действительно предпочитали хуже очищенную и более дешевую «красную головку».


[Закрыть].

Разливали готовую водку в разнообразную тару. Самой крупной мерой объема было ведро – 12,3 литра. Следующая по величине – четверть, 3,1 литра (четверть ведра). Еще такую тару называли «гусь», причем в женском роде: «одна гусь». Далее шел штоф – 1/10 ведра, и полуштоф. Последний был самой распространенной бутылкой и вмещал 0,615 литра. Но этим дело не ограничивалось: водку разливали косушками (четверть штофа, примерно 300 миллилитров) и чарками (примерно 120 миллилитров). Чарка водки была вписана как вид довольствия в армейский и флотский уставы. Самой маленькой мерой был фуфырик, он же мерзавчик, он же шкалик, – полчарки, 1/200 ведра (примерно 60 миллилитров).

Где же продавалась водка? Во-первых, в казенных винных лавках, или в монопольках, как их еще называли. Это были заведения стандартные, торговали там по твердой цене и только навынос. Никаких столиков и бара не было. Создатели монополии предполагали, что покупатели будут вынуждены нести водку домой, а там жена, дети и пить как-то не с руки. На деле вопрос решался просто: жаждущие приникнуть устами к долгожданному нектару лихо срывали сургуч прямо на выходе из лавки и тут же с удовольствием употребляли. Никого запрета на распитие на улице тогда не было. В лавках можно было купить и чистый спирт, но экономить, покупая его, не имело смысла: цена на водку рассчитывалась исходя из стоимости спирта.

Помимо казенной водки, была и частная. Можно было приобрести лицензию и производить напиток по своему вкусу и по собственной технологии. Однако такая водка тоже сдавалась на казенный винный склад, и государство само определяло рыночную цену на нее. Цена эта была высокой, так что конкурировать с казенной водкой смысла не было никакого. Поэтому частные производители, например Шустов, делали водку намного выше качеством, чтобы оправдать ее стоимость.

Казенный винный склад

Но не одной водкой жили подданные империи. Как насчет пива и вина? Государство всеми силами поддерживало пивоварение и производство вин. Одной из задач монополии было отучить народ от крепких напитков. Акциз на пиво был небольшим, грамм спирта в нем стоил вдвое меньше, чем в водке. Вина российского производства вообще были освобождены от акциза, но, к сожалению, так и не смогли завоевать хоть сколько-нибудь значительный рынок. Простой народ виноградным вином не интересовался, а публика побогаче предпочитала иностранные напитки. В какой-то момент император, чтобы поддержать отечественного производителя, указал поставлять ко двору шампанское «Абрау-Дюрсо» вместо Heidsieck & Co Monopole, но, кажется, не всем перемена пришлась по вкусу.

Продажи пива же росли с каждым годом: к началу Первой мировой войны в России работало около тысячи пивоваренных заводов. Интересно, что многие из них варили пиво по одним и тем же рецептам: самым популярным сортом было «Баварское» плотностью 12,3 % и крепостью 3,4 %.

На импортные спиртные напитки была установлена высокая пошлина, что сразу же переводило их в разряд недоступных простым людям. Дешевое итальянское вино поставлять в Россию смысла не было, а коктейли у нас и вовсе появились только в XX веке – первый бар с ними открылся в 1906 году, в отдельном помещении фешенебельного ресторана «Медведь». Выглядел этот бар так же, как современный: длинная барная стойка, высокие стулья, только бармена по привычке называли буфетчиком. Заинтересованная публика валила валом, а вскоре похожие заведения стали появляться и в других городах.

Спиртные напитки можно было продавать не только в винных лавках, но и в питейных заведениях, однако и тут были ограничения. В Российской империи все заведения общепита официально назывались трактирами и делились на два разряда. Трактиры второго разряда, однако, были обязаны продать любому желающему целую и запечатанную казенную бутылку по государственной цене. Трактиры первого разряда, то есть рестораны, могли продавать любые напитки с произвольной наценкой. Лицензия была недорогой, но некоторые экономили и продавали водку тайно. «Московские ведомости» 20 апреля 1901 года писали:

«18 апреля в чайной лавке крестьянина Катаева, в доме Копытина на Садовой у Земляного вала, вошедший местный городовой Зайцев застал пившего водку посетителя, перед которым на столе стояла поданная в тарелке закуска и чайник с водкой. В присутствии свидетелей городовой хотел отобрать водку, как доказательство, но содержатель лавки Катаев вступил с ним в борьбу и начал вырывать из рук как чайник с водкой, так и тарелку с закуской, причем тарелка разбилась и осколками городовому порезало пальцы. За тайную продажу водки, за которую, по заявлению посетителя, заплачено было 38 копеек, Катаев привлечен к ответственности».

Помимо казенных лавок и трактиров, алкоголь мог продаваться и в особых частных магазинах – ренсковых погребах. Если спиртное хотели продавать в продовольственном магазине, винный отдел должен был иметь отдельный зал и вход.

Еще одной важной задачей винной монополии была борьба с самогоноварением. Как же этот вопрос решался? Очень мудро: чисто экономическими методами.

Цена на казенную водку была максимально высокой, но все еще такой, при которой не появлялся соблазн варить самогон. Постепенно, когда народ привыкал к цене и общепринятому порядку вещей, цену осторожно повышали, чтобы уменьшить потребление спиртного.

При этом важно понимать психологию простого народа: многие источники отмечали невероятное упорство русского мужика в вопросах всеобщего равенства. Говорили, что, если предложить дать ему два рубля, а соседу два рубля и копейку, то мужик предпочтет, чтобы обоим дали по рублю. Любой способ возвыситься относительно окружающих воспринимался на селе в штыки, а если это было еще и нелегально, то соседи моментально доносили.

В целом винная монополия была устроена прекрасно, мудро и честно, работала отлично и давала большой доход казне. Из каждых 40 копеек (именно столько стоила стандартная бутылка водки) 10 копеек шло напрямую в казну. Но, конечно, были и минусы, и главный из них – медийный, а именно угроза образу царской власти в общественном мнении. Все время правления Николая II все активнее и активнее муссировались слухи о том, что царь устроил монополию для поддержания доходов казны и теперь спаивает народ, чтоб заработать побольше денег. Это было совершеннейшей несправедливостью: одной из главных целей организации монополии было как раз здоровье народа – постепенное снижение употребления алкоголя, переход на пиво с вином и искоренение самогона. Тем не менее такое обвинение было чрезвычайно популярным.

В обществе считалось, что русский народ пьет безбожно, и вина за это, как уже было сказано, многими возлагалась на правительство. Однако статистика этого не подтверждает. К 1913 году потребление алкоголя на душу населения в год составляло около 3 литров, и Россия по этой позиции занимала предпоследнее место в десятке наиболее развитых стран. До английского рабочего русскому было далеко.

У казенной винной лавки в Нижнем Новгороде

Почему же у всех было ощущение, что русский мужик пропадает и надо его как-то спасать? Потому что водка была атрибутом престижного потребления. Сейчас у нас есть много возможностей продемонстрировать окружающим жизненный успех и достаток: купить коллекционные «адидасы», выложить в соцсети фотографию с отдыха в Турции, приобрести, в конце концов, последнюю модель айфона. Сто двадцать лет назад такого ассортимента не было. Можно было купить смазные сапоги, поднатужиться и завести патефон или баян, но на все это приходилось копить. Водка стоила дороговато, 68 копеек за литр, – примерно дневной заработок крестьянина. Но крестьянину требовалось еще кормить семью: не разгуляешься.

Так вот, если ты зарабатываешь чуть больше, чем средний крестьянин, самым простым способом продемонстрировать это окружающим было купить водки и напиться, причем не дома: весь смысл в том, чтобы «успех» видели все вокруг! Поэтому было принято прийти в винную лавку, купить, скажем, полуштоф и тут же, не отходя далеко, выпить. Если при этом ты падал без чувств в канаву рядом с лавкой, так было даже лучше: все вокруг видели пьяного, завидовали по-доброму и понимали – вот лежит человек обеспеченный, и поработать умеет, и погулять. Кроме того, выпить водки не отходя от лавки было и выгодно: потому что можно было сразу же сдать бутылку и получить ее стоимость, таким образом прием посуды мотивировал людей к мгновенному употреблению.

Поэтому при сравнительно низком уровне потребления алкоголя казалось, что вся страна буквально усыпана беспробудно пьяными мужиками. Любой праздник – и пожалуйста, возле винной лавки можно собирать урожай «бездыханных тел». Выглядело это, конечно, ужасно, и образованным людям хотелось обязательно что-то предпринять, чтоб спасти погибающую Россию. И меры были приняты, хотя привели совсем не к тем последствиям, о которых все мечтали.

В 1914 году началась Первая мировая война. Император, который всегда с прискорбием относился к тому, что его считают спаивателем Руси, наживающимся на народной беде, ввел сухой закон. С этим была связана сложная интрига: премьер-министр Коковцов понемногу увеличивал цену водки, а народ роптал и винил во всем царя и его непомерные аппетиты. Тогда известный публицист князь Владимир Мещерский, министр внутренних дел Николай Маклаков, финансист Манус, печально знаменитый Григорий Распутин, а также неожиданно присоединившийся к ним создатель монополии Витте объединились, чтобы сместить Коковцова. Витте, несмотря на все свои заслуги и таланты, отличался порой неуместным интриганством и, кажется, до конца жизни лелеял надежду вернуться на политический олимп, с которого сошел в результате революции 1905 года.

Самым удобным рычагом для давления на Коковцова и царя была винная монополия. В результате Коковцова все-таки сняли с поста, но царь не хотел допускать Витте к принятию решений, так что ему эта интрига ничего не принесла. Однако машина пропаганды против винной монополии была запущена. Когда началась Первая мировая война, с пьянством решили бороться запретительными мерами. Сначала в зонах мобилизации объявили ограничения на продажу алкоголя. Закончилось это очень плохо: призывники, ничего не боясь, громили винные лавки и пили напоследок, что называется, как не в себя: хуже, чем фронт, все равно уже ничего не будет. Винные погромы прокатились по Сибири, Уралу, Поволжью и Центральной России. В Кузнецке склад взяли приступом, и несколько дней он находился в руках призывников. Полиция не рисковала проникать внутрь – ограничивалась наблюдениями и донесениями начальству, ожидая, что погром прекратится сам собой. В Барнауле при разгроме склада начался пожар. Постепенно к призывникам начали присоединяться и крестьяне…

Казалось бы, можно было догадаться, что решение приняли неудачное. Однако 22 августа Николай II неожиданно для всех повелел продлить запрет на продажу спирта, вина и водочных изделий для местного потребления – вплоть до окончания войны. Как вы, должно быть, помните, винная монополия давала четверть всех поступлений в бюджет. Введение сухого закона во время войны стало одной из самых больших ошибок, которые совершил царь.

Сразу возникло множество проблем. Например, к тому времени в России насчитывалось более тысячи крупных пивоваренных заводов и около пяти тысяч маленьких пивоварен. Если бы их закрыли, безработица бы выросла, а поступления в бюджет, опять же, уменьшились. Так что пивовары завалили министерство внутренних дел жалобами и запросами.

В правительстве предлагали не запрещать пиво окончательно. Предлагали и снизить уровень спирта – в пиве до 3 %, а в водке – до 37 %. Товарищ министра внутренних дел[5]5
  В современном значении – заместитель или помощник министра. – Прим. ред.


[Закрыть] Владимир Джунковский писал Петру Барку, министру финансов:

«Разрешение продажи пива не может грозить особо вредными последствиями, а между тем, несомненно, устранит надвигающийся для значительного числа лиц экономический кризис».

Но царь закусил удила. Пятнадцать предыдущих лет его регулярно обвиняли в том, что он спаивает народ, и он решил доказать обратное. 10 сентября император собственноручно написал в особом журнале совета министров по поводу всех компромиссных предложений:

«Делу этому не давать хода ввиду того, что я предрешил казенную продажу вина воспретить навсегда».

Официально сухой закон преподносился как мера, направленная на заботу о народном здоровье. (Любопытно, что точно таким же поводом пользовались, когда винную монополию вводили.) Однако на практике последствия нововведения оказались прямо противоположными. Потребление казенной водки в империи, конечно, сократилось, но, например, количество смертей от алкоголизма не уменьшилось: в 1915 году в мае было зарегистрировано 72 таких случая, а до войны, тоже в мае, но 1914-го, – 71. Откуда же народ стал брать спирт, если продавать его запретили? Ответ прост: очень многие пили денатурат. В начале века в Европе были разработаны яркие спиртовые лампы, по всем параметрам превосходившие популярные тогда керосиновые: обходится светильник во столько же, но спирт горит чисто, лампа не загрязняет воздух. Конечно, всем хотелось пользоваться плодами прогресса. Но была проблема: казенный спирт стоил дорого, цена на него была искусственно завышена. Снизь ее – и все сразу примутся пить такой спирт, а казенное «вино» покупать перестанут. Надо было что-то придумать.

Конечно, снимать акциз со спирта было нельзя: страна только что с большим трудом ввела отлично работающую монополию. И правительство объявило конкурс на разработку денатурированного спирта, с наградой 50 тысяч рублей. Требования были строгими. Спирт должен был иметь ужасный запах и вкус, но гореть без запаха и нагара. Он должен был вызывать омерзительное похмелье, но не влиять на здоровье. А еще нужно было сделать так, чтобы из денатурата нельзя было простым способом получить питьевой спирт.

Химики принялись за работу, однако никому не удалось создать удовлетворительный рецепт: то вкус был недостаточно ужасен, то похмелье – недостаточно омерзительно, то лампы пачкались. Часто выходило то, другое и третье одновременно. Идеал оказался недостижим, и премию так никому и не выдали.

В конце концов правительство сломалось и скрепя сердце взяло на вооружение европейский рецепт денатурата: 2,5 % метанола, 1 % омерзительного ароматизатора и 0,25 % фиолетовой краски. Стоил этот состав в 10 раз дешевле питьевого спирта.

Но жизнь показала, что не все европейские рецепты хорошо ложатся на русскую почву. Народ ничтоже сумняшеся принялся пить денатурат: он, конечно, был мерзким, от него болела голова и ломило тело, зато дешево! С каждым днем продавалось все больше такого спирта.

Одновременно с этим начала страдать винная монополия, не выдерживавшая конкуренции. Темпы роста продажи денатурата заставляли беспокоиться. В 1906 году министерство финансов попыталось «провернуть фарш назад»: запретило продажу денатурата. Тут возмутились покупатели и производители спиртовых ламп, которые вложились в современные технологии. Царское правительство частный бизнес уважало, и через год денатурат стали продавать опять, но рецепт изменили, добавив еще 1 % кетонового масла и 0,3 % керосина. Денатурат стал поистине отвратителен!

Не будь первой попытки, возможно, из этого бы что-то вышло. Но у людей уже был опыт употребления отвратительного спирта, и «переход на следующий уровень» оказался не таким трудным.

Пить денатурированный спирт народ продолжил, а вот лампы новый состав пачкал. Вскоре спиртовые светильники уступили электрическим и пропали. А вот денатурат – не пропал! В итоге к началу войны у пьющих людей была привычка обходиться без казенной водки, и, когда она пропала, народ переключился на то, что было доступно.

После введения сухого закона продажи денатурата стали расти в геометрической прогрессии. За первый год войны в Петербурге было продано 8,5 миллиона литров, а за второй – уже 12,5 миллиона. Сообщения в прессе об отравлениях «ханжой» – так в народе называли самодельные напитки с денатурированным спиртом – стали регулярными.

Народная смекалка помогла смягчить неприятные ощущения и улучшить вкус спирта: его проваривали с корочками ржаного хлеба, разбавляли квасом или клюквенной настойкой, смешивали с молоком, очищали солью, добавляли чеснок и перец…

Весной 1915 года власти Петрограда пошли на беспрецедентную меру: запретили продажу денатурата в предпраздничные и праздничные дни. Все прекрасно понимали, для чего покупают такой спирт. Мера действительно помогла: пик статистики отравлений, который раньше приходился на выходные, «размазался» и сместился к началу недели.

Приготовление молочной водки, 1908 год, Якутия

Но не денатуратом единым был жив народ. Для достижения цели все средства хороши. Пили одеколон, что, кстати, привело к любопытным последствиям: у парикмахеров начали массово воровать флаконы с ним. Производители одеколона стали продавать этиловый спирт налево, а в продукцию добавлять метанол. В результате пьяницы начали травиться, а клиенты парикмахерских – получать ожоги.

Помимо одеколона, пили любые аптечные спиртовые капли, бальзамы и настойки. По знакомству можно было достать и чистый спирт. Акцизное управление по Московской губернии в октябре 1914 года обнаружило, что городские аптеки увеличили закупку спирта. Доставали его в основном через врачей, была известна и такса: рецепт на 200 граммов спирта стоил 2 рубля, на 400 граммов – 3.

Во второй половине 1915 года появилась совсем уж экзотическая технология опьянения: дрожжи. Их растворяли в квасе или в клюквенном соке и пили, а иногда даже просто намазывали на хлеб толстым слоем и ели. В Пермской губернии, например, это приняло такой масштаб, что губернатору пришлось издать специальное постановление:

«Воспрещается употребление внутрь с целью опьянения дрожжей как отдельно, так и в смешении с какими бы то ни было жидкостями».

Спирт получали из лака, который можно было достать в железнодорожных и трамвайных мастерских, выделяли его из шеллака, который тогда использовался для глазирования конфет и булочек. Вот несколько выдержек из газет того времени.

«Из Каинска пишут: местные шинкари, несмотря на запрещение продажи водки, не унывают, и торговля у них идет бойко. Правда, предлагается не „очищенная“ и не „мерзавчик“, а просто денатурированный спирт, настоянный для „крепости“ на стручковом перце и для цвета смешанный с красным вином. Смесь эта именуется „горючкой“ и является предметом потребления бедных. Для потребителей же людей побогаче предлагается „самосидка“ с примесью лимонной кислоты, отбивающей запах. Эти продукты, в массе выброшенные на рынок, имеют то преимущество перед казенкой, что положительно одурманивают людей, и следствия этого дурмана ужасны».

«Алтайское дело», 25 (12) ноября 1914 года

«В одну из больниц пришлось на днях поместить мещанина Б. Е-ва с признаками отравления. На вопрос дежурного врача о том, что принял Е-в внутрь, доставившая его жена ответила: "Перед обедом хватил он чашечку денатуратца, за жареной бараниной выпил две рюмки политуры, да после обеда кофейком с калгановой настойкой угостился, больше ничего"».

«Петроградский листок», 14 (01) октября 1914 года

А вот что пишет в дневнике Михаил Михайлович Пришвин:

«Медицина. Пришел к доктору Михайлову, определил воспаление почек и назначил: ни под каким видом не пить и есть: манную кашу без масла и суп без соли. Пришел домой: пьют. „Ты, – говорят, – не пей, а попробуй“. Я попробовал и выпил и напился совсем. После прихожу к Михайлову: надо покаяться, и все рассказал. „Самогон, – спрашивает, – пил?“ – „Самогон, – отвечаю, – и после денатурат“. – „А чем закусывал?“ – „Самогон, – говорю, – закусывал свининой и солеными огурцами, а денатурат пил без закуски“. Доктор Михайлов покачал головой и сказал: „Если бы это с образованным человеком случилось, я бы счел за чудо, а у крестьянина во внутренностях и долото сгниет“».