Текст книги "Алый чиж (сборник)"

Много еще интересного мог бы узнать писатель бобер Меховский, если бы мелодичный музыкальный звонок его двери не предупредил о наличии посетителя… За считанные секунды неверный муж перебрал возможных визитеров. Жена лечится на Болотных водах. А вдруг вернулась без предупреждения. В анекдотах такие ситуации Меховский встречал часто, но в жизни бывает не до смеха. Любое семейное животное легко поймет чувства, овладевшие писателем в этот момент. Меховский растолкал Кошку Легкого Поведения. Она перестала мурлыкать, удивленно вытаращив зеленые глаза с сильно поврежденным со сна гримом. Сообщив о возможности возвращения супруги, Меховский запихнул Кошку и ее манто в шкаф, затем оглядел все пристальным взглядом; испачканную тушью подушку, тоже кинул в шкаф, запер дверцу и, сделав сонное, скучающее выражение морды, направился открывать дверь. По дороге литератор подумал: надо было сразу вытурить эту шлюху. Черт его дернул оставить ее ночевать…

Каким же радостным было изумление Меховского, когда вместо горячо любимой супруги он обнаружил в дверях молодого поэта Судириуса. Мыш не привык, чтобы его так желанно принимали важные персоны, потому был смущен. А Меховский, чтобы успокоиться, даже предложил сварить кофе из желудей, один из самых дефицитных напитков в зверогороде. Судириус, так и не сумев опомниться от такого радушия, лепетал:

– Я, наверное, не вовремя… Извините. Мне просто не к кому было обратиться… Помните, нас знакомили на вечере Грызуна.

Меховский отлично помнил Судириуса. Он даже не без интереса прочел поэму молодого поэта, позавидовав ее непосредственности и чистоте. Чего сам писатель в своих трудах давно не мог себе позволить… Меховский сказал об этом Судириусу, еще больше вызвав его смущение.

– Ты, братец, не бездарь… – продолжал литератор, колдуя над кофейником, – Правда, слишком много личного, чересчур искренне как-то… Но есть по-настоящему хорошие строки: «Меня твой хвост волнует тонкий…» – Неплохо. Только, мышонок, надо жить в ногу со временем.

– Я хотел показать чистую любовь, – заикаясь объяснил Судириус.

– Одна любовь, братец, уже не достаточна для современного суетливого зверя. Добавь острый конфликт, с канвой элементарного сюжета, где героиню насилует злобный хищник, напусти космического тумана для умников, и забудьте про эротику. Тут надо почувствовать грань, чтобы не обвинили в порнографии. Но тема спариванья должна незрима присутствовать на каждой странице.

Аромат желудевого напитка делал советы мастера еще более значительными. Судириус стал сомневаться, сможет ли он писать, как советует Меховский.

– Брат мой, все это ерунда. Любой профессионал знает, – разлив кофе по чашкам, Меховский с удовольствием сделал глоток и продолжил: – Сегодня писатель обязан стать немного коммерсантом. Мы производим товар, и этот товар должен найти спрос. Главное в нашем деле, задеть сердечную струнку среднестатистической скотины. Тогда тиражи вам обеспечены…

– Но я не намерен работать для стада. Поэзия удел тонко чующих животных. – Потупился Судириус.

Бобер поморщился: – И на элитарной писанине можно неплохо пожировать. Писать многозначительную чепуху не сложно, да и морочить голову животным из высшего общества большого таланта не требует. Побольше эпатажа, опять же откровенный секс, перемешанный с нецензурной бранью, и немного абсурда. Стоит научиться нахально противоречить элементарным истинам и ты гений. Но в этом случае необходимы солидные деньги на раскрутку.

Приятная беседа на профессиональные темы, божественный кофейный напиток увели Судириуса от главной темы визита к маститому писателю. Поэт собрался и, пересилив гордость и отвращение к собственной персоне, попросил у Меховского взаймы. На что литератор спокойно ответил:

– Занять у меня невозможно. Дома денег никогда нет. Они на зверкнижке.

– Простите меня, пожалуйста… Если бы не крайность, – опять залепетал Судириус и хотел было откланяться, но писатель удержал его.

– Зачем вы так сразу уходите? Мы с вами грызуны и должны помогать друг другу. Принесите-ка мне телефон из кабинета.

Судириус приволок телефон на длинном шнуре, состоящий из одной трубки с кнопками. Такие телефоны тоже встречались далеко не у каждого животного. Судириус видел такой телефон впервые. Меховский взял телефон, нажал на несколько кнопок:

– Здравствуйте, дорогой Буль, – начал он хорошо поставленным баритоном. – Да, я знаю. Согласен, согласен. Вопиющая несправедливость: дворняжка – сука года! Я, зная ваш вкус, страдал за вас, когда смотрел по телевизору конкурс. Что делать, дорогой Буль, звери совершенно выжили из ума. Все поганая демократия.

Судириус молча слушал разговор, не понимая пока, какое это имеет отношение к его делу. Но Меховский тем временем продолжал:

– Дорогой Буль, зная ваше доброе сердце, хочу попросить вас о помощи молодому поэту. Он написал поэму о любящих бульдогах…

Судириус не выдержал, услышав такое:

– Я никогда не писал о бульдогах.

Меховский прикрыл трубку ладонью и грубо обругал Судириуса.

Судириус извинился и замолчал. Меховский рассказал Булю, как удачно завязана сюжетная линия поэмы. Молодые бульдоги любили друг друга, но хозяева отказались их случить, и тогда они погибли, вцепившись мертвой хваткой друг другу в горло.

Буль на другом конце провода пустил слезу. Судириус с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться, зажимая рот лапками.

– Да, прекрасный сюжет, – продолжал литератор. – Сколько поэзии… Ни одна другая собака не может так крепко любить. Но поэт сейчас в собачьем положении. Требуется помощь… Я хотел сказать, нуждается в помощи.

Меховский зажимает трубку лапой и спрашивает Судириуса, сколько тому надо. Выяснив, сообщает Булю:

– Чтобы закончить это душераздирающее поэтическое полотно, поэту необходимо: литр «Валерьяка», живая рыба и десяток десятикопеечных котлет.

Буль с готовностью согласился помочь, но на всякий случай выяснил, не кошка ли поэт. Меховский успокоил бульдога.

Судириус стал благодарить бобра.

– Не стоит благодарности, – заявил литератор. – Мы с вами грызуны и должны помогать друг другу. Советую поспешить получить обещанное. С этим никогда не стоит медлить…

Когда Судириус откланялся и закрыл за собой дверь, из шкафа, злобно шипя, вылезла Кошка Легкого Поведения.

– Возмутительно! Из-за поганого мыша продержать меня час в шкафу! Даже если я Легкого Поведения, это вовсе не значит, что со мной можно так обращаться!

Меховский успокоил Кошку и резонно заметил, что в профессии легкого поведения есть свои трудности.

– Теперь, детка, это называется профессиями повышенного риска. Значит, есть основания. И потом, Судириус не поганый мышъ, а поклонник моего таланта. Почему не сделать животному доброе дело, если тебе это ничего не стоит.

Глава 8, где Судириус из скромного мыша становится знаменитостью

День представления Судириуса стал не меньшим событием в зверином городе, чем конкурс «Сука года». Газета «Мышиная возня» под заголовком «Мыши берут реванш» называла Судириуса не иначе, как «великий мышъ». Еженедельник «Дупло» величал нашего поэта «грызуном века». Радиостанция «Эхо с болота»» каждые полчаса передавала анонсы и обещала вести прямой репортаж из театра. В очередях за крупой, за мясом, за иноземной жвачкой животные говорили только об этом. На время были забыты ансамбли «Воющие шакалы», сериал ужасов «Волки против овец» и множество других популярных и знаменитых зрелищ и представлений. Судириус стал героем дня. Но сам поэт еще не успел осознать своего нового положения. Он был в пылу последних подготовительных репетиционных дел. После известного нам визита Судириуса к Меховскому и помощи, оказанной хозяином «Мертвой хватки», удача, наконец, улыбнулась бедному поэту. Нельзя сказать, чтобы судьба премьеры была во всем гладкой. Но после репетиции, на которую Судириус пригласил Носорога, уже директору театра пришлось улаживать все проблемы, связанные с сенсационным представлением. Не стоит удивляться, что в демократическом зверином обществе новаторство в искусстве находит свои преграды и препоны. Если при прошлых режимах все решала постылая цензура, и главный цензор Коне-Кулан становился козлом отпущения для звериного искусства, то при демократическом правлении зверье организовало множество обществ, стай, свор, которые с лаем, блеяньем и улюлюканьем кидались на все новое и непонятное. Слава общему богу всего живого, что он наградил директора театра толстой кожей носорога. Прослышав о премьере, где мыш выступает с дрессированными котами, возмущенное унижением сородичей, поднялось все семейство кошачьих, И если учесть, что родственником обыкновенной кошки являются и рысь, и пантера, и тигр, не говоря о самом льве, то победа Носорога не покажется легкой. Правда, лев махнул лапой и сказал, что для себя лично не видит ничего оскорбительного в подобном представлении, однако остальные кошачьи неделю подряд ходили демонстрациями по городу, устраивали погромы мышам и другим представителям рода грызунов. Для поддержания порядка властям пришлось прибегнуть к крайним мерам. С цепей спустили волкодавов. Бульдог Буль, хозяин «Мертвой хватки», возглавил стаю разнопородных общественных сторожей. Принятые меры быстро успокоили разбушевавшихся кошек. Те разбежались по крышам, дуплам, норам. Спокойствие в зверином обществе восстановилось. Все же предусмотрительный Носорог выпросил у звериного совета стаю волкодавов, чтобы на всякий случай оцепить театр во время премьеры. Пожарные выдры тоже получили приказ, вооружившись брандспойтами, занять места в зале, фойе и за кулисами. Случись во время представления Судириуса в городе пожар, тушить его было бы некому… Пожара не произошло, но на другой день после представления на зверином совете ответственный за пожарную безопасность енотовидный Пес Сибирский получил выговор и лишился годовых премиальных костей.

Эти волнения не коснулись Судириуса, но были другие… Артист Брысь, став на усиленный рацион из живых карпов и десятикопеечных котлет, быстро прибавлял в весе и терял подвижность. Сиамский Трагик мог незаметно нализаться и сорвать премьеру. Забот хватало. Но, благодаря Блохину, который в новом амплуа, несомненно, нашел свое призвание, дисциплина в сценическом коллективе была поддержана.

Премьера состоялась, и успех превзошел самые смелые предположения. Всем, кто принимал участие в замысле Судириуса, поэт разослал пригласительные билеты. Хозяин «Мертвой хватки» получил место в ложе. Бульдог от смеха пускал слюну, рычал – со времен собачье-кошачьей войны он такого не видывал. Хвостана, возлюбленная Судириуса, тоже получила билет и пригласила Бобра Меховского. С литератором мышку познакомил ее папочка у себя на складе, куда Меховский приходил за дефицитными злаками. Директор театра Носорог давно не принимал в своем зрительном зале такого разноплеменного зрителя. Обычно каждый из его артистов имел свою публику. Овцы любили мелодраму и ходили на крокодила, умевшего пускать слезу. Волки и медведи любили трагедию с кровью и убийствами – удав на глазах зрителей глотал кролика. И только оперетта пользовалась любовью всех пород млекопитающих. В этом жанре была неотразима молодая, еще не поросившаяся хрюшка Герта. Успех Судириуса намного превзошел успех молодой опереточной примадонны. Судириуса вызывали двадцать раз. В двадцать первый, обессилев от поклонов, поэт упал в обморок.

Коты унесли его за кулисы, и эта акция вызвала новый взрыв зрительского энтузиазма. Котам пришлось еще много раз приносить и уносить отважного поэта под рев обезумевших от восторга животных. Пожарные выдры вынуждены были прибегнуть к водным процедурам, так как крупные звери начали давить более мелких, грызть и ломать мебель. Операторы телевидения, мартышки, прекратили съемку и забрались на камеры, боясь получить увечья. Диктор радиостанции «Голос животного», популярный Ишак, сорвал голос и вел репортаж шепотом. Носорог с трудом отстаивал проход в служебное помещение от поклонников, которые рвались в уборную Судириуса для выражения своего восхищения. К поэту, по его распоряжению, были допущены только имевшие пригласительные билеты: Буль, Меховский с Хвостаной и Белочка из Общества Грызунов. Обессилевший виновник торжества с трудом принял поздравления друзей. И лишь заявление Белочки, что теперь он всегда сможет пользоваться поддержкой и помощью Общества, вызвало у поэта слабую улыбку. Васька Блохин извинился за усталого дрессировщика и от имени Судириуса пригласил всех на банкет в новую кооперативную квартиру. Жилище Судириуса было теперь обширно, поскольку строилось для бегемота. Тот не смог выплатить пай и квартира досталась молодой знаменитости звериного города.

Наутро Судириус проснулся в своей новой необъятной спальне. Он оглядел ложе и с трудом обозначил его границы. На подобном пространстве несколько десятков молодых людей из породы Судириуса легко могли устроить футбольную баталию. С усилием откинув шелковое одеяло, Судириус хотел было спрыгнуть с постели, но вовремя удержался за край простыни. Резной паркет спальни сиял как на дне пропасти. Затем Судириус заметил лестничку, предусмотрительно приставленную к изголовью. Осторожно спустился по ней на паркет прямо в мягчайшие домашние тапки, тоже поставленные чьей-то заботливой лапой. Поэт прошелся по паркету, застеленному гигантским ковром, так до конца еще не понимая, где он и что с ним.

До его слуха донесся негромкий стук. мышъ прошел через коридор и очутился в светлом зале. В открытые окна Судириус увидел весь звериный город из конца в конец. Зрелище было фантастическим. Судириус никогда не пользовался помощью птиц для передвижения по воздуху и никогда не осматривал города с птичьего полета. Поэт невольно пискнул.

– Доброе утро, хозяин, – услышал Судириус за своей спиной.

Судириус оглянулся и увидел бурундука с маленьким молоточком в лапах и непомерно больших очках на крохотной морде. Бурундук занимался реставрацией любимого кресла Судириуса.

– Что все это значит? – спросил поэт, обращаясь больше к Господу Богу, чем конкретно к бурундуку.

– Извините меня, что разбудил, – почтительно зашептал мастер. – Директор театра велел доставить сюда ваше любимое кресло и срочно привести его в порядок. Кресло займет место в вашем новом репетиционном зале. Теперь вы ведь тут станете проводить репетиции?

Судириус вспомнил события вчерашнего дня. Он теперь владелец огромного жилья в самом высотном и дорогом доме города. В один день маленький серый мышъ превратился из нищего никому не известного поэта в богатую звериную знаменитость.

Вход в его квартиру охранял специально поставленный городским Советом зверей свирепый волкодав. Когда Судириус обнаружил охрану, то чуть не лишился от страха рассудка. Но волкодав подобострастно отдал ему честь и рявкнул что-то вроде «здравия желаю». Судириус успокоился и вернулся в свои апартаменты.

Он обошел новое жилище от спальни, репетиционного зала, где бурундук реставрировал кресло, через гостиную, обставленную светлой мебелью грызной работы. Посетил кабинет-библиотеку с полным собранием звериной литературной классики. В комнате для прислуги обнаружил всех дрессированных котов. Брысь играл с живой рыбкой. Блохин писал письмо матери, с полным основанием называя себя артистом. Сиамский Трагик укреплял свою нервную систему – возле него можно было сосчитать несколько пустых бутылок.

При виде Судириуса Брысь и Блохин вытянулись как по команде. Трагик тоже попытался подняться, но, скосив глаза, уселся на пол.

– Опять нализался? – возмущенно спросил Трагика Судириус.

– За ваше здоровье… В такой день!.. – бессвязно оправдывался артист.

Судириус безнадежно махнул лапкой: разве в этом дело… И строго приказал Блохину привести пьяного кота в порядок к началу банкета. Туалетов в новой квартире было три, столько же и ванных комнат с душевыми. Исполнить приказ хозяина Блохину было здесь легче, чем на старой чердачной мансарде.

Первым из приглашенных явился Буль под лапку с Кошкой Легкого Поведения. У входа волкодав отдал им честь, а Кошка, увидев реакцию Судириуса на ее манто из мышиных шкур, поспешила успокоить поэта, сообщив, что мех – искусственный. Затем прибыл живописец Кролик с Крольчихой. Крольчата шли за родителями строем, ухо в ухо. Судириус был рад старому другу и повел показывать, где теперь висит натюрморт с овощами его кисти… Белочка из Общества Грызунов пришла на банкет с супругом. Им, на удивление Судириуса, оказался старый однозубый Суслик – председатель Общества. Он нес молоточек и еще много разных приспособлений, помогающих, при наличии одного зуба, управляться с угощениями. Из зоопарка специального режима по просьбе Судириуса и под охраной двух овчарок был доставлен арестованный за недостачу Хомяк.

Судириус хотел видеть завмага на банкете, поскольку считал, что случай в бакалейном магазине привел его к сегодняшнему триумфу.

Последними прибыли Меховский с Хвостаной. Кошка Легкого Поведения зашипела на Хвостану. Та, дрожа, спряталась за спину литератора.

– Мышку завел!? Этого еще не хватало… – злилась Кошка.

Меховский успокоил Хвостану.

– Не бойся, дорогая. Она не посмеет тебя тронуть. Ей известно, какие клыки у Меховского!

Гости выстроились в холле. Меховский предупредил Судириуса о приготовленном для поэта сюрпризе. Бобер поднял лапу жестом дирижера, и гости хором стали читать строки из поэмы Судириуса «Подпольная звезда»:

 
Меня твой хвост волнует тонкий
И шерстка мягкая усов
И белых острота зубов
И бисер глаз, как иглы, колких.
Я в мышеловку с радостью ворвусь,
С улыбкою отдамся кошке в зубы,
Или погибну в лапах грубых
Или твоим я назовусь!
 

Судириус, услышав сюрприз гостей, зажал уши лапками и в панике убежал.

– Какие прекрасные строки: «отдамся кошке в губы», – мечтательно заметила Кошка Легкого Поведения.

– Не губы, а зубы, – поправил Меховский. – А куда делся поэт?

– Он смутился! – пискнула Хвостана своим тонким голоском. – Судириус такой застенчивый.

Буль одобрил скромность поэта и стал вспоминать, как в собачье-кошачью войну один бульдог проглотил кошку целиком и из скромности никому не сказал об этом. О подвиге узнали после гибели воина, когда сделали вскрытие…

Воспоминания хозяина «Мертвой хватки» перебил черный кот в фартуке и с бабочкой на шее. Даже самая опытная легавая собака никогда не догадалась бы, что перед ней разыскиваемый уголовный кот, Васька Блохин. Васька громким мяуканьем пригласил гостей в столовую.

– Жратва подана! Прошу не давиться…

Повторного приглашения не потребовалось, и вся компания, отпихивая друг друга, поспешила в столовую Судириуса. Огромный стол, убранный белоснежной скатертью, в прямом смысле ломился от множества блюд и напитков. Сервировка стола отличалась от сервировки столов на человечьих банкетах только тем, что вместо фарфора и стекла гостям предлагались миски и кружки из алюминия. Ложки с вилками, не говоря уже о ножах, не полагались…

Гости Судириуса с ворчанием и урчанием накинулись на еду. Громкое чавканье изредка прерывалось раздраженным покусыванием соседа, желающего залезть в чужую миску. Миски с грохотом крутились на столах. Вылизывали их до блеска.

– Считаются интеллигентными животными, а жрут как каторжники… – подумал Васька Блохин, со стороны наблюдая за трапезой.

Покончив со своей миской и оглядев пустые миски соседей, Буль сообщил, что все съедено и пора по домам. Прощаясь с Судириусом, Меховский, которому угощение пришлось по вкусу, обещал выдвинуть поэму «Подпольная звезда» на ежегодную премию «Золотой Грызун».

– Знай, мышъ! «Мертвая хватка» для тебя всегда открыта, – растрогался на прощание Буль.

Он тащил к выходу Кошку Легкого Поведения. Та упиралась:

– Я немного задержусь… Судириус – геройский мужчина.

– Я тебе задержусь, шлюха! – рассвирепел Буль.

Схватил Кошку за загривок и выпихнул вон. Судириус вышел проводить гостей из квартиры. Помахал им вслед лапкой, оглядел охранника-волкодава, застывшего в почтительном приветствии, и медленно побрел в свое опустевшее жилище.

Глядя в окно на подернутый дымкой звериный город, с высоты даже крупные звери казались муравьями, Судириус с грустью констатировал, что новое удивительное его положение не приносит счастья. Обиды на Хвостану в сердце поэта не было. Судириус немного удивился, что белая мышка нашла в Меховском. Ведь литератор – уже немолодое и женатое животное.

– Как все тяжело и пошло… – думал поэт. – Где моя мечта о настоящем, о любви?

Неизвестно, куда бы завело Судириуса течение его невеселых мыслей, если бы не Брысь. Кот доложил, что хозяина желает видеть белая аппетитная мышка, та, что была на банкете с бобром…

Судириус принял Хвостану в кабинете.

– Я пришла навсегда! – категорически заявила представительница прекрасного подпола… Я тебя люблю и жить без тебя не могу!

– А как же Меховский? По-моему ты теперь любишь его? – поинтересовался поэт.

Вопрос не смутил Хвостану.

– Бобер женат. И теперь ты ничуть не хуже Меховского.

Судириус грустно покачал головой.

– Извините, Хвостана. Это невозможно…

– Как? Разве ты меня больше не любишь?! – возмутилась мышка. – А поэма?! Кому как не мне посвящены строки: «Меня твой хвост волнует тонкий?»

– Поэму я посвятил своей мечте… Мечта так и останется со мной навсегда.

Но Хвостана продолжала бороться за свое счастье.

– Не ради меня ли ты покорил этих чудовищ?

Судириусу пришлось согласиться. Да, ради Хвостаны или обиды на предмет увлечения. Судириус решил доказать, что поэт не может быть трусом. А сидит на чердаке и пишет стихи не от безделья, а по призванию сердца. Но Хвостана поняла Судириуса по-своему.

– Прощай! Конечно, в своем положении ты теперь сможешь сделать лучший выбор…

Хвостана покинула Судириуса теперь уже навсегда.

Судириус размышлял, как он был наивен в желании найти понимание в любовной привязанности. Но, с другой стороны, без мечтаний о любви не может быть поэта. С этими мыслями Судириус бродил по своему необъятному жилищу и тихонько добрел до столовой.

Коты, не замечая Судириуса, приводили в порядок помещение после опустошительного нашествия гостей. Подбирали с полу обглоданные кости, скатывали перепачканные скатерти со следами грязных лап и пятнами от жирной пищи. Коты не замечали хозяина и продолжали разговор. Сиамский Трагик икнул, собрал алюминиевые миски одна в одну и заявил:

– Позор! Сиамский Трагик, первый зверь-любовник – в прислугах у поганого мыша! Мерзкий мыш воспользовался моим тяжелым положением… Все равно съем его!

Васька Блохин бросил подметать пол, подошел к Трагику и, выгнув спину, заорал:

– Я тебе съем, шкура! Что ты стоишь без мыша!

И еще сказал несколько слов, которые мы опустим на всякий случай. Кто знает, станется, и наш роман попадет в руки прекрасному полу…

Брысь, долизывавающий в это время миски за гостями, попросил котов не ссориться.

– мыш, он и останется поганым мышем. Если бы мне кто другой дал живой рыбки, я бы тогда, конечно, открутил ему голову. Но предложений нет. Придется смириться.

Трагик, почувствовав поддержку, встал в позу.

– Мы, благородные коты, сделали ему карьеру! Построили квартиру! Слава, известность – на блюдечке поганому мышу…

Васька Блохин съездил Трагику по скуле, и тот очутился на полу рядом с поэтом. Коты заметили Судириуса, но не знали, что он слышал, а что – нет. Судириус слышал все.

– Уважаемые коты, можете оставаться в этой прекрасной квартире. Мне она не нужна. Зачем мышу нора Бегемота. Живите себе на здоровье, раз я вам так мешаю…

Брысь и Трагик стали упрашивать Судириуса. Ссылались на нетрезвость. Вставали на колени. Но поэт был неумолим.

Вместо эпилога

Удивленные горожане стали еще раз свидетелями потрясающего зрелища. По улице решительной походкой шагал мышъ, неся под мышкой натюрморт живописца Кролика. Рядом с ним, стараясь двигаться в ногу, шел перекрашенный в черный цвет Васька Блохин. Кот тащил над головой реставрированное семейное кресло Судириуса. Друзья возвращались на чердак.

И пусть чердачная квартира поэта не так вознеслась над городом зверей, как оставленные ими апартаменты, но по ночам звезды из нее были видны намного отчетливее.

Москва

1973 г. (в авторской редакции – 1981 г.)