Текст книги "Кипрские частушки"

Кипрские частушки
Андрей Иванович Аносов

© Андрей Иванович Аносов, 2023

ISBN 978-5-0060-2073-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

5.10.2003 г. Аэропорт Домодедово

Улетаю, а настроение почему-то не очень. Впрочем, есть от чего, я опять вынужден оставлять семью. Эти три года после моей депортации из Афин мне показались вечностью. И всё равно улетаю, как ни старался адаптироваться к новой обстановке. Не дай бог, если это паранойя. Ну, мания-то преследования в начальной стадии у меня, наверняка, имеется, а иначе бы не озирался постоянно, словно за мной тут все охотятся. И потом, к кому не обращался за советом, мне все в один голос твердили, что раз меня депортировали из Греции, то и на Кипр я тоже не пролечу. Что же делать тогда, интересовался я, а мне говорили, меняй фамилию, паспорт. Ага. Честно признаюсь, что от навалившихся на меня бед, стал я слегка недолюбливать людей. И хотя до мизантропии дело ещё пока не дошло, но мне кажется, что всё движется именно в этом направлении. Почему я выбрал Кипр? Трудно сказать. В списке стран, на которые я обращал свой взор, он объявился почти случайно. Но когда я начал анализировать такие факторы как климат, родственную с Грецией культуру, а, главное, идентичный язык общения, то всё сразу встало на свои места. Напротив, даже странным было, как же это я сразу не отдал предпочтение именно ему? Я не то чтобы в совершенстве владел греческим, но и тех базовых знаний, что я получил когда-то в греческой эмиграции, на Кипре бы мне хватило с лихвой. Плюс там, я слышал, был в широком ходу английский язык, что тоже значительно усиливало мои стартовые позиции. Сейчас я покидаю Россию, потому что мне это срочно нужно сделать, иначе, я развалюсь морально. Мой нынешний отлёт, это, вообще-то, логичное продолжение сюжета. Кто читал мою первую книгу мемуаров, тот врубится сразу, почему мне так и не удалось здесь найти себя. Слишком многое изменилось с тех пор, я сам поменялся кардинально. Человек слишком сложный механизм: не там нажал какую-то кнопку и всё, запускается необратимый процесс. И тут не то что в одну реку дважды не войдёшь, а и река сама давно поменяла своё русло, а то и пересохла вовсе. В девяносто восьмом улетая с семьей за границу, мы, по сути дела, имели на руках билет в один конец. В принципе, оно и объяснимо, ведь, у каждого свои жизненные перипетии, но всегда, когда доходишь до какой-то определённой точки, то берёшь в руки линейку с карандашом и чертишь линию, это и будет твой следующий маршрут. Так виртуальный луч, очерченный мной, неожиданно упёрся в Кипр. Конечно, там теплынь и там люди крестятся так же, как и я. А, главное, что там есть море. Моряк и море, что может быть гармоничнее этого состояния? (смайл) На самом же деле, всё было гораздо и сложнее и проще, но как всегда истина лежала посредине. Итак, линия проведена, ею пересечён аэропорт Домодедова, мой будущий самолёт и… полная неизвестность впереди. Но неизвестность это как раз то, что меня и привлекает больше всего. Квест как квест, мне и не такое приходилось переживать. Сейчас, как и в предыдущую свою эмиграцию, я настроен так же решительно. А у меня, между прочим, только такие номера и проходят, когда я луплю по всему по максимуму. А по максимуму, это значит, что возможен любой из вариантов, как тюрьма, так и сума. Классика. Лечу налегке, только бы пролететь. Не в смысле облажаться. Вот, ведь, русский язык, а? А аэропорт гудит, одни туда, другие сюда. Бьюсь об заклад, что я единственный в своём роде пассажир, который не имеет плоти. Я-дух, я привидение. Или чья-то зрительная галлюцинация. Россия это очень сложный набор факторов и чаще весьма противоречивых. Велик риск не вписаться, вылететь на обочину, трагически закончить свой путь. Про Москву я, вообще, молчу. Россия при всей своей неоднозначности не смогла бы спасти меня от какого-нибудь, к слову сказать, биполярного расстройства. Это с моей-то лабильной психикой? Я вас умоляю. У Империи другие задачи, понимаю я, поэтому мне опять придётся полагаться только на себя, на свою неубывающую любовь к естествоиспытаниям. Я где-то догадываюсь, конечно, что являюсь сдвинутым по фазе индивидуумом, но чтобы не уличить себя в нарциссизме, свой хлеб с маслом я всё же зарабатываю исключительно на ниве конченного трудоголика. Да, вкалывать я умею, это правда. Куча народа шлындает вокруг меня, а я ощущаю себя совершенно потерянным человеком. Как так могло случиться? Я сейчас напоминаю себе тайного агента несуществующих спецслужб (смайл). Среди своих мне одиночества не добиться, поэтому улетаю. Здесь, на Родине, меня будут дёргать бесконечно, лезть в душу и не чтобы вникнуть, а чтобы просто поприкалываться. Теперь почти все живут исключительно по приколу, а меня тошнит от всего этого шапито. Я улетаю, чтобы уцелеть морально, а потом уже и физически. Этих двуногих в аэропорту я ещё могу как-то потерпеть, несколько часов полёта и мы расстанемся с ними навсегда. Можно сказать, что я болен душевно. Так что сегодня для меня аэровокзал это мой приёмный покой. Просто вместо отметки в амбулаторной карте здесь мне поставят желанный штампик в загранпаспорте, что будет автоматически означать, что мой провизор уже поджидает меня со своими пилюлями с другой стороны магического портала. Нет лучшей терапии, чем билет в кармане. Моя жизнь, мой символический самолёт подбит и я просто увожу его подальше от жилых застроек. Кстати, прощаясь недавно с матерью в тульском Белёве, я ей так просто и сказал, что скорей всего, мне придётся опять зайти на тюрьму. Видать, предчувствие у меня было такое. Может быть, колейность момента не столь очевидна, но всё же. Разумеется, что Кипр неспроста, ведь, после высылки меня из Греции, я буквально с ума по ней сходил, как отверженный жених. Три года я её кадрил, три года! И когда мне уже казалось, что всё, свадьба не за горами, она взяла и наставила мне рога. Грубо, с элементами порнографии. Господи, кто только не оседает в Греции! А вот стараешься вести себя морально – получи! Короче, поставили меня в стоп-лист аж на пять лет. А за пять лет человек перегорает в шлак. Я же в себе этот последний огонёк, своего мультяшного Кальцифера, сохранил. И вот, я дошёл до точки, до ручки, до самого последнего своего предела. Нет сил больше терпеть, улетаю в страну похожую, в страну далёкую. Многие товарищи не правильно понимают эмиграцию. Автоматически отъезд за границу ничего не даёт, если ты сам внутренне не готов воспользоваться фактором радикальных перемен. Я готов. Был всегда. Но менять одно ярмо на другое я как-то не планировал. Однако, чтобы не заполучить в лоб противорадарной ракетой, нужно вовремя отключать отражающий сигнал. Так что уже в аэропорту я был полностью обесточен. Эмоционально. Все наши страхи, в основном, подразделяются по категориям физического восприятия. Один страх медленный и липкий и доминирует в нём, скажем, не менее убийственное ожидание казни. Другой напротив, лёгкий и почти невесомый. И если в первом случае ты представляешь из себя потное, объятое стрессом существо, то во втором ты полностью ощущаешь себя птицей. Сегодня я заслуживаю этого состояния. Вполне. По мере сосредоточения на предмете, всё больше успокаиваюсь мыслью о том, что Кипр правда может быть хорош для моего лечебного уединения. Во-первых, он совершенно не отягощён предыдущим негативным опытом и там мне предстоит проделывать всё впервые, но с учётом прежних ошибок. Да, кажется, мне впервые было чем возразить моему политизированному сознанию, жаль только, что нельзя было выйти из собственного тела, чтобы совсем не думать о еде, так как смертным боем хотелось жрать. Действительно хорошо, что за два дня до этого я успел навестить в Белёве свою старенькую мать, может, не свидимся уж больше? А вот к своей семье перед отлётом я решил не заезжать, дабы не тратить драгоценные время и деньги. Тем более, что мы уже виделись с ними месяца полтора назад, что в новой системе ценностей было почти что вчера. Улетая, не от себя бегу, просто мой мозг сейчас перегружен так, что его нужно срочно перезапустить, иначе… Когда б ты знал, дорогой читатель, что движет человеком на краю бездны. Это крест. Я уже поставил мысли на перезапись и я чувствую, как надоевший контент в моей голове беззвучно превращается в ничто. Но что самое смешное, что мне опять придётся нарушать греческие законы! Объективно человек, выбившийся из нормального ритма жизни, рискует лишиться разума. Жуткая перспективка! Время в аэропорту движется аритмично, оттого меня бросает то в жар, то в холод. Даже если на Кипре всё пойдет не так, то и это всё равно будет мне польза, так как перезагрузка во всей моей нервной системе произойдёт автоматически. Пусть и ненадолго. Я сейчас, вообще, живу одним днём. Если не сказать мгновением. Я почти три года ждал этого часа. Многое ли изменилось с момента моей первой эмиграции? Пожалуй, да. Прежде всего то, что сегодня я лечу один, а не с семьёй, как раньше. И сегодня я уже не испытываю прежней эйфории, потому что смертельно устал от бесконечной борьбы за выживание. Эйфория в фазе голубой асфиксии, это не эйфория, а предвестник смерти. И всё равно, некая значимость происходящего всё же присутствует, это она в облике странно объяснимой грусти бродит рядом со мной, а её унылая тень мокрым асфальтом липнет к моим ногам, словно просит: – «Не улетай!» Сегодня наивно чего-то ожидать и на что-то надеяться. Остаётся опять рисковать, провоцируя жизнь на скромное внимание к себе. Я улетаю. Се ля ви, тихая русская осень! Сколько раз воспетая своими гениями, сегодня она почти не впечатляет меня. Наверное, это нервы. Так улетают на год, а остаются навсегда. Но мне нужно исчезнуть хотя бы на время. Спрятаться. Отдохнуть от всего. Жизнь справедлива, я верю в это. Ну, всё, наконец началась долгожданная посадка в самолет. Ступив на лётное поле, я с нескрываемой тоской смотрю на акварельный пейзаж Домодедова, может быть, мы тоже видимся с ним в последний раз. Всё, Андрэа, фенито! Улетая, мы изменяем наши имена. Сейчас в моём меню значится ИЛ – 86!

Глава 1

«Куплет первый»

Моё место в самолёте находится в среднему ряду, так что уединиться мне опять не светит. Я, вообще, не из этой людской «коллекции». Надо полагать, они здесь все туристы, а я беглец. От кого и зачем бегу, не важно. Важно, что я подорвал с ненавистной мне зоны, а дальше всё будет зависеть от обстоятельств. Сижу полуприкрыв веки, ненавязчиво изучаю видимых сквозь щели глаз пассажиров. У меня в кармане всего семь баксов, у них, я уверен, лямы лежат на счетах. Контингент летящих со мной людей мне доподлинно неизвестен, но, судя по всему, тут преобладают богатенькие буратины. Не исключаю, что кое-то из них даже летает на Кипр как к себе домой. При нынешней российской нищете, вряд ли это доярки, хлеборобы и прочие горняки. Я другое дело, я деньги у людей на билет дозанял. Эта ухмылка на моём лице, явный признак оттепели, я ещё не пересёк границы родного государства, а меня уже сейчас начинает пробирать охотничий азарт. Моё сознание вдруг сосредотачивается на дате моего отлёта: сейчас начало октября, а это значит, что ещё немного и в Россию придут настоящие холода. Невольно через ряды кресел устремляю свой взор к иллюминаторам, словно там находится моё спасение. Но позитивные перемены в моём сознании наступают уже теперь, так как оно прекрасно осведомлено откуда и куда пролегает мой будущий географический маршрут. Лечу-то я на Юг, а не куда-нибудь! Переменчивое настроение гуляет по моим венам волнообразно, в зависимости от темы, посетившей меня в конкретный промежуток времени. Ежели меня завернут прямо в аэропорту, то это будет облом, конечно, но всё равно не смертельный. А что смертельно, мы знаем. Из очевидных минусов то, что не смотря на полученное мною когда-то среднеспециальное образование, по факту я являюсь рабочим самой низкой рабочей квалификации. Ну, кем я работал в России, матросом в море? Был строителем-самоучкой? Правда ещё резчиком по дереву десять лет отмантулил, но больших доходов на этом поприще себе тоже не снискал. Это только в Греции, чтобы выжить, мне приходилось держать наготове до пяти-шести навыков, включая новые для себя профессии садовника и реставратора. Но там и возможностей было больше всё равно, если сравнивать Грецию и Россию девяностых. И вот я снова лечу за бугор. В Тридевятое царство в Тридесятое государство. Золото три девятки и три золотых целковых на кону… Раньше дня не проходило без того, чтобы я что-то не планировал, не прикидывал в уме, не пытался что-то рассчитать наперёд. А теперь, по крайней мере, хотя бы по прилёту, я не буду думать ни о чём, постараюсь посвятить себя благоглупостям. Думая так, я с удовольствием просовываю ноги под впереди стоящее кресло и чуть съезжаю спиной по спинке сиденья вниз, моя поясница тут же приятным расслаблением отзывается на этот бесхитростный трюк. В СНГ я настолько выдрессировал себя ценить каждое мгновение, что сейчас практически счастлив тому немногому, что окружает меня. Мягкое кресло, самолёт… не исключено, что на той стороне портала меня ожидает пятый угол. Но темп задан и теперь главное не терять его. Как ни крути, а процедура оставления мною родных пределов была на редкость проста: немного поболтался по аэровокзалу, выпил стаканчик отвратительного кофе, сел в самолёт и полетел. Кстати, сегодня я впервые лечу на Ил-86! Хотелось бы верить, что не в последний раз. Скрестив пальцы на животе, продолжаю болтаться в тотальном ликворе. Не знаю, прошёл час? Полтора? Кажется, подлетаем к границе чего-то очень тёплого, кое-кто из пассажиров начал даже понемногу разоблачаться. А я лишь молнию на куртке слегка приспустил, так как весь гардероб мой практически на мне. Пардон, не было времени собраться как следует, вот и лечу в осеннем прикиде. Продолжаю рассуждать про себя: даже если на Кипре всё пойдёт по печальному для меня сценарию, то и тогда депортировать сразу они меня не смогут. Пока пройдёт задержание, пока они меня доставят в каталажку, пока то да сё… А если нет, то тогда, вообще, лафа! Ведь, совсем недавно я себе даже представить такого не мог! А тут в моём распоряжении теперь будет аж целый гостиничный номер! Да ещё в течении двенадцати дней! Всё как у белого человека: душ, туалет, чистая вода из-под крана! Кипр это остров, что тоже мне на руку сейчас, ибо, в случае депортации прежнего издевательства, как это было со мной в прошлый раз с греками, здесь уже не случится. Так что, только самолётом домой, господа! Только самолётом! Да, что мне ещё сразу бросилось в глаза, так это всеобщая настороженность во взглядах! Всё же недавние московские теракты, как я вижу, здорово осложнили отношения между людьми. С грустью готов признать, что человек человеку больше не друг, а всё путешествия по воздуху отныне можно смело приравнивать к прогулкам по минному полю. Если честно, то видеть мне моих соотечественников что-то тоже совсем не хочется. Кто сейчас летает за рубеж, в основном, бандиты, казнокрады? Либо дошедшие до крайней степени отчаяния индивидуумы, вроде меня? Не факт, конечно, что только эти три категории перелётных птиц, но в подавляющих случаях, пожалуй, да. В любом случае, публика, собравшаяся в этом самолёте, мне чужая и я им чужой. Кстати, мне это значительно облегчает мою вторую по счёту эмиграцию, так как их недовольные физиономии, повёрнутые в мой адрес, только ещё больше утверждают меня в мысли, что то, что я делаю сейчас, абсолютно верно. Бессмысленно объяснять им, что я нормальный человек и что все так или иначе крутится у меня вокруг одного и того же импульса выживания, когда ничего не позволено, но всё разрешено. Для тюрьмы клиент я пока неподходящий, но и в классические обыватели мне тоже путь заказан. Короче, первые полтора часа полёта прошли у меня почти в эйфории, но чем ближе было к финальной точке маршрута, тем тревожнее мерцала красная лампочка в моей голове. Хорошо, что в московском аэропорту на последнюю мелочь успел купить себе сканворд. Пожалуй, настало время извлечь его на свет божий. Моя шариковая ручка прерывисто скользит над пустыми клетками, так как я совершенно не могу сосредоточиться над вопросом, синдром отказа диктует мне иную, чем прежде, форму поведения. В голове мелькают обрывки фраз: «ты никогда не выберешься из этой ситуации», «ты не проедешь», «тебя пожизненно занесли в компьютерную базу данных»… Я с грустью подглядываю за нашими туристами, ну, у них-то с визами, как я полагаю, наверняка, всё в порядке? Вот, одни шутят, другие обмениваются адресами. Все они стопроцентно должны пройти таможенный контроль. А, может, и не все. Кипр, как никак, славится тем, что сюда слетается масса криминального сброда. А в это время самолёт несколько раз плавно погрузился вниз, меняя эшелон, и салон тут же заполнился всевозможными техническими звуками, похоже, что мы идём на посадку. Сердце моё взбрыкнуло несколько раз и затихло. Я отложил сканворд и как все пристегнулся ремнём безопасности. В предвкушении посадки, толпа радостно заёрзала в креслах, а я сижу ни жив ни мёртв. Вот ещё немного… и шасси мягко ударились о бетонку. Судя по картинке в иллюминаторах, жара здесь стоит конкретная. Это тебе не Москва. Дальше упираться бессмысленно, я тоже скинул куртку и свитер. Крепко же я закоснел в своих мыслях, раз не додумался проделать это сразу во время посадки в самолёт. Всё, самолёт окончательно остановился и пассажиры стали вскакивать с мест, доставать ручную кладь с антресолей, в проходе мгновенно образовались заторы. Я же пока ни с места, из вещей у меня, как вошь на аркане, стрёмная чёрная сумка, я совершенно не вписываюсь в эту продвинутую туристическую тусовку. Словом, вот я и на Кипре. М-да, прикид у меня того, не совсем подходящий для такой жаркой страны. Кажется, я чувствую себя сейчас ренегатом, конченным маргиналом, вообще, кем угодно, только не туристом. Ага! Пошла движуха. Я следом. Стараюсь в глаза никому не смотреть, словно в моих написано, что я ренегат и есть. Передняя часть пассажиров, следом я, медленно двинулись на выход. Кое-как на ходу успел спрятать позорную куртку и свитер в сумку, еле поместилось всё. По выходе из самолёта погода шокировала меня, словно вылетал я с Северного Полюса, а приземлился уже в знойной Сахаре. Вскоре к нашему трапу скользнул убогий автобус, мы все шустро разместились в нём и поехали. Смотрю в окно и обалдеваю, неужто, это октябрь? С Грецией пока аналогий не густо, но это, я думаю, пока. Кружим по лётному полю, но кроме убогого ангара на горизонте больше ничего не видать. Жара стоит такая, что мой организм с непривычки словно оглох, отключился нахрен. Скорей всего, это шок и мгновенная анестезия, как защитная реакция организма на стресс, спровоцированный резкой переменой климата. Мои предположения оправдались: мы и в самом деле тормозим возле того самого одиноко стоящего ангара. Только двери открылись, как словно возникший из ниоткуда работник аэропорта, стал молчаливыми жестами увлекать нас за собой. Следом подходит ещё один автобус и уже с этими пассажирами мы растянувшейся кодлой протягиваемся внутрь строения через приоткрытые на четверть большущие двухстворчатые ворота. Обстановочка внутри спартанская, но досмотровые кабинки присутствуют, всё как положено и тут куда прохладнее, чем снаружи. Тоже плюс. Мне уже сейчас здесь всё нравится, в этой географической точке земного шара. Но Москва Москвой, но как же это я почти тридцать лет прожил в Заполярье и там не загнулся от дефицита витамина D? (смайл) Сколько себя помню, мне всегда нравилась жара. От неё, по крайней мере, хоть какое-то противоядие есть. Но, блин, зима в последнее время меня просто выбешивала своей декомпенсацией! Нет, я не человек Федерации, однозначно. Плохо управляем, озлоблен жизнью, но пока не мизантроп. В общем, нахрен никому не нужен. Разве, детям своим немного и жене? Жена отпустила меня легко, наверное, знала, что удерживать меня в подвешенном состоянии будет только себе дороже. Жесть.

Глава 2

«Куплет второй»

Я чертовски устал, отупел от всего. Кажется, мне уже было всё равно, что со мною будет в дальнейшем. Правда здорово, что Кипр это остров. Отступать мне некуда, а если меня всё же соберутся депортировать обратно, то им сначала придётся повозиться с моей бронью на обратный перелёт и, наверняка, какое-то время до высылки я буду вынужден провести в КПЗ. Там хоть отосплюсь немного. А если нет, то как я уже говорил, и того лучше; двенадцать дней аккредитации в отеле будут для меня прекрасной передышкой от нескончаемого кошмара в СНГ. Мои инстинкты в последнее время вообще обострились настолько, что я готов был выгоду извлекать из чего угодно. Кстати! В кипрском аэропорту что-то сразу пошло не так и я моментально за это ухватился, расценив возникшую заминку как некий позитивный сигнал к переменам. Вышедший к нам кипрский офицер пытался нам что-то объяснять, но я плохо понимал о чём идёт речь, поскольку нарочно болтался позади всех и был взвинчен до предела. Я смотрел сквозь тела своих соплеменников и поверх их голов, будто лучом радар ощупывал враждебное пространство и искал цели. Цель мне пока была не ясна, но Кипр уже проступал, Кипр знакомыми запахами просачивался с другой стороны аэровокзала и словно все это почувствовали сразу, толпа пришла в движение, стала чётко выстраиваться вдоль невидимых магнитных меридианов. Я тоже стал метаться из стороны в сторону, пытаясь занять очередь хоть за кем—нибудь из ускользающих крайних. Однако, очередь всё никак не сформировывалась, так как люди постоянно перестраивались от одной кабинки к другой, легкомысленно ломая очерёдность. Велик человек, смиряемый гордыни его. Не желая позориться в стадном помешательстве, я просто взял и на какое-то время, вообще, отошёл в сторону. «Пусть я буду крайним в этом идиотском бедламе!» – решил я. Вскоре сама ситуация показала, что я поступил правильно, что не подчинился всеобщему психозу: киприоты нас просто тупо бросили болтаться по залу, вынуждая наиболее неуровновешенных людей приставать к другим с дурацкими вопросами типа: «А вы не знаете, с чем это связано, что нас до сих пор не пригласили для проверки документов?» На этой кипрской земле я сразу почувствовал себя более раскованно, казалось, что сама природа здесь настроена за меня. Да, на родине я дошёл до крайней черты и лишняя капля негодования, добавленная в мой кубок с отравленным вином, уже практически не меняла ничего в общем раскладе сил. Находясь в новых географических координатах, я как бы оглядывал предмет с двух сторон и по всему выходило, что в нас «совок» был по-прежнему неистребим, даже здесь и сейчас. Я где-то прочёл однажды, что чтобы выжить в тюрьме, нужно быть либо миссионером, либо крайним пофигистом. Моя жизнь мало отличается от статуса заключённого, я тоже критически завишу от обстоятельств непреодолимой силы, это они диктуют мне что и как. Но мне больше импонирует сравнение с послушником, который прибыл в один из кипрских монастырей, чтобы исполнить наложенную на него епитимью. Зачастую, человек не в силах воспринимать мир целиком, может быть так срабатывает защитная функция организма? Поэтому не удивительно, что моим лично куском свободы сейчас является эта серая бетонка, которая ярким солнечным пятном проглядывает сквозь створ ворот нашего терминала. В отсутствие лидера, толпа соотечественников долго шарахалась по залу, пока к нам вновь не вышел сотрудник кипрского аэропорта и не призвал нас приготовиться для проверки документов. Индукция сознания сделала своё дело и люди стали организованно выстраиваться один за другим в очередь. Кажется, очередей образовалось две, по одной в каждую из кабинок. Пристроившись в хвосте одной из них, я стал лихорадочно прокручивать в своей башке возможный план действий «в случае, если». Но мысли мои по-прежнему путались в голове и чтобы как-то отвлечься от них, я стал то и дело оборачиваться назад, с тихой грустью поглядывая на аэродромное поле, его значение для меня было сейчас почти метафизическим. «Боже, насколько же мы разные! – я с нескрываемым раздражением со спины поглядывал на своих соплеменников. – Эти, наверняка, живут в своём комфортном материальном мире, в то время как я вынужден всё время рисковать, ставя на кон здоровье, а иногда и саму жизнь!» Помню, мне дед мой часто пенял, двенадцатилетнему мальцу, что с моим характером мне будет нелегко в жизни. Интересно, что он имел в виду? Базара нет, дед мой был мудрым человеком, двенадцать лет в ГУЛАГе отбатрачил как никак! Но, боюсь, что и он был не пифием. Знание жизни это настолько субъективная вещь, что тут надо чётко определиться, в какой же именно сфере ты представляешь из себя непререкаемого эксперта. Вот, скажем, откуда ему было знать что за политика в реале была тогда в его стране? Дед, ведь, как судил, однобоко? Ну, да. А как иначе? Сталин посадил, Хрущёв выпустил! А то, что Хрущ гнидой был отменной и помимо прочих амнистировал тысячи и тысячи бандеровцев? И Крым российский впоследствии передал хохлам, как мешок с картошкой! А расстрельные списки, составленные при непосредственном его участии? А прочее его неуёмное самодурство? Короче, вот кто был его кумиром. Так, может, он и с моим характером так же просчитался? Жизнь моя тяжёлая, спору нет, зато я знаю чего хочу. И я особо не парюсь если что и, видит Бог, не мешкаю при принятии какого-либо решения, от планирования до реализации у меня обычно минимальный интервал по времени. А вот в чём у меня действительно проблемы, так это с властью. Причём, в любом её проявлении. Я свободолюбив до паранойи. А государство таких не любит. Вон, почитайте Никколо Макиавелли! Там он чётко всё описывает! Я же своё пытаюсь сохранить. То, что во мне было заложено с рождения. И оно плохо сочетается с постоянно меняющимися правилами игры в обществе. Я всего лишь пытаюсь отыскать альтернативу бардаку, который власть стремится выдать за своё акуенное достижение. Пусть у меня прикид хреновый и в кармане ни шиша, зато перед этими людьми у меня есть явное преимущество – я буду играть так, как посчитаю нужным. А они нет. Они прилетели сюда прохерачить своё бабло и после убраться восвояси. Скучно и неоригинально. Так что мне только пройти паспортный контроль, а дальше у меня включится режим агрессивного поиска. В России, ребята, я устал, как устаёт металл от бесконечных перегибаний. С себя вины не снимаю, и всё же. Песня у нас такая в Советском Союзе была, «С чего начинается Родина», в исполнении Марка Бернеса. Проникновенная такая песня, правильная вроде бы. А вот, попал я под молот системы и стал разбираться: а с чего начинается моя лично Родина? С чиновничьего мурла в кабинете? В нежелани кого бы то ни было разбираться в моих проблемах? «Родина!» – кричу я беспрестанно на вокзалах, на стройках, в милицейских (в то время) участках. Родина молчит… Родина руки не подаст. Мне говорили «Ты сам виноват. Сам выбирайся. Не плачь. Не скули. Не требуй к себе особого внимания. Всем сейчас нелегко». И верно. В какой-то момент я и правда перестал жалеть себя. Битый-перебитый, а всё– равно добрый по натуре. Но у таких моментов есть и другая сторона. Какая? Это всё от личности зависит. От множества сопутствующих факторов. Я, к примеру, если вижу, что на данном конкретном поприще у меня полный голяк вырисовывается, то сразу даю себе установку сворачиваться нахрен. Так и после депортации получилось: помыкался, помыкался я по стране и понял, что ни хрена у меня тут не получится. Чужим я здесь стал для всех. Не о том говорю, не так изъясняюсь? Может быть, и морда моя людям тоже не нравится. Фиг ли я буду им навязываться? Веришь, дошло до того в конце концов, что в России мне даже в больницу иногда хотелось попасть, чтобы там хотя бы с недельку отлежаться на чистой больничной простыне, в полной тишине и покое. Вероятно, я уже не совсем здоров психически. А тут стою сейчас посреди кипрского аэропорта, как лечиться намерен, кипротерапией, что ли? Не удивительно, что между полной апатией и небывалым эмоциональным подъёмом у меня зазор всего лишь в три миллиметра, но раздвоения личности при этом не наблюдается? Я, пожалуй, единственный человек в толпе российских туристов, кто желает двойного эффекта прогрессии: чтобы двигаясь быстрее, эта очередь не двигалась бы совсем. Кажется, второе было услышано на небесах куда быстрее, опять пошла какая—то движуха, на этот раз с бланками. Я так понимаю, нам предлагается заполнить въездные декларации? Но я и тут не успел, от слова опоздал. Все тут же кинулись разбирать декларации, словно это было их главным условием пребывания на Кипре! Пока я добрался до эпицентра всеобщей вакханалии, все бланки уже были благополучно разобраны наиболее шустрыми и нетерпеливыми. А если сказать честно, то я не слишком и спешил к шапошному разбору. Мне было в падлу ломиться в эту кучу-малу. «Адреса, явки, с какой целью прибыл…» Я, вообще, решил ничего не писать, обойдутся. Это всё вещи одного порядка. Немцы летом сорок первого нашим военнопленным тоже хлеб прямо в грязь бросали, чтобы насладиться видом дерущихся между собой людей, обезумевших от голода. Между прочим, катавасия с проверкой документов что-то слишком затянулась! Сколько мы уже здесь болтаемся без движения, часа полтора? Два? Не сторонник конспирологий, я тем не менее, и тут увидел для себя скрытое преимущество; а вдруг высшим силам угодно, чтобы киприоты сами задолбались в конце концов и не так рьяно бросились бы проверять мою заграничную ксиву? Блин, как же я сейчас завидую тем, кто летит легально и кого ещё ни разу в жизни не вносили в стоп-лист! Для этой категории лиц все напасти по прилёте на Кипр, может, только этим сюжетом и ограничатся. Но мне доподлинно известно, что среди нас, наверняка, имеются такие, кто по ряду причин находятся в больших неладах с законом одной из стран мира. Стопудово, не все сюда отдыхать прилетели. А кому-то и умереть здесь будет суждено. Короче, маринуют нас неспроста, наверняка, чью-то указявку исполняют. Мера эта малоэффективная, но как любое человеческое унижение, тоже относящееся к разряду редкостных психологических провокаций. Срабатывает в большинстве случаев. Конечно, киприоты себе не враги, всех пропустят, надо их только хорошенько попросить об этом. О, сколько раз я был свидетелем таких бесплатных концертов! А потому что закон, как дышло, ему проще наказать какого-нибудь бедолагу, нежели, защищать его от произвола. Разделяясь на подсистемы и уходя грибницей своей в саму суть человеческих проблем, Система Ниппель при этом как бы остаётся не при чём и мстит она человеку как раз задействовав такие подсистемы. Одна из них – это подсистема противоречий, базирующаяся на искажениях глобального принципа подчинения и непослушания, но при этом, сама подчиняющаяся всегда основному закону, принятому к безусловному исполнению в той или иной части мира. Нарушаешь баланс? Получи! Похоже, человеку не понять, что любые ограничения, когда—либо возникавшие на пути познания себя и мира, с самого рождения были заложены в его характере и скорее являются благом, чем злом. А кто тебе, вообще, сказал, что жизнь это лёгкая штука? Человек запрограммирован на цель изначально, просто не все готовы к этому функционально. А зачастую, отъезд за границу является для человека едва ли не единственным шансом уцелеть. Здесь даже устойчивая мотивация к жизни и та не является определяющей. Что уж говорить о человеческом факторе, если вся наша жизнь и есть сплошной человеческий фактор. Короче, ничего я заполнять не стал, понадеявшись на русский авось. Моя очередь двигается, но как я и заказывал, уж слишком медленно. Чтобы окончательно не поддаться унынию, разглядываю закреплённую на стене под потолком большую рекламную растяжку, на ней рекламируется неизвестный мне местный кипрский брэнд – пиво «КЕО». Своей цифровой документальностью плакат разит меня в самое сердце. Я любуюсь его жёлтыми пузырьками на запотевшем тёмно-коричневым бутылочном стекле с яркой золотисто-красно-синей этикеткой на боку. Фантазийно меняя цвет, пиво морской волной выплёскивается из бутылки. Даже сквозь вал полуденного зноя, настойчиво прорывающегося снаружи, ощущается безусловная близость моря. Пиво, море… Или, море пива? (смайл) Мои рецепторы включились, мне нестерпимо хочется туда, за забор, на волю. Я спинным мозгом чувствую, что море плещется где-то рядом и мне так не хочется улетать обратно, где давно всё схвачено и отфигачено так называемыми постмодернистами от политики. Вдруг, сзади кто-то осторожно коснулся моего локтя и я на это прикосновение рассеянно обернулся назад, оказалось, что это вновь прибывшие иностранцы в эйфории прибытия перепутали свою зону паспортного контроля с нашей бедолажьей.