Текст книги "Кипрские частушки"

Глава 6

«Куплет шестой»

– Ясас! – хозяин магазина наконец отставил свою магнитолу в сторону и тоже улыбнулся мне в ответ. – Ти тЭлетэ, кИрие? (Здравствуйте! Что желаете, господин?) Меня сразу отпустило. Я решил атаковать, не медля.

– ЭгО Имэ АндрЭас, рОссос! ПрИн лИгес мЕрес эгО Ирта апО ти РосИя я дьякопЕс. АлА… ФисикА, та Итела на архИзо и зоИ му эдО ксанА, ке на сас ротИсо апо мья дулЯ, и ан Эхете? (Меня зовут Андрэас! Я русский! Несколько дней назад приехал сюда из России в отпуск, хотя… В общем, здесь я бы хотел начать свою жизнь сначала, а заодно и спросить, нет ли у вас какой работёнки для меня?)

– МилАс эллиникА? ОрЭа! Пос то Эматес? (Говоришь по-гречески? Здорово! Когда успел выучить?)

– ЙеникА, мерикА хрОнья эгО Эмина стИн ЭллАда! (Вообще-то, я несколько лет жил в Греции..)

Господин удивлённо поднял брови, глаза его ещё больше округлились:

– ПОсо герО? (Как долго?)

– ПерИпу, трИа хрОнья! (Около трёх лет)

– ТрИа хрОнья? Я ти Эфигес? (Три года? А что уехал?)

– Охи эгО! Ме пьЯсанэ, ке ме дьЁксанэ! (Я никуда не уезжал! Меня схватили и выкинули из страны!)

Тут хозяин испуганно стрельнул в меня глазами.

– Нэ? Я пьё лОго? (Да?! А что случилось?)

– Имуна парАномос… (Проживал нелегально…) – Я смущённо прищурил левый глаз, так как это было самым слабым местом в моём, в общем-то, правдивом резюме.

– КатАлава… – (Понятно…) – киприот понимающе отвёл глаза и замолчал, было ощущение, что из него немного выпустили воздух. Я, понятное дело, слегка напрягся, но эта пауза давала мне хотя бы слабую, но надежду. Улыбка мрачной тенью сползла с его лица. Грек выключил магнитолу, как-то бесшумно вздохнул и опять вылупил на меня свои большие серо-зелёные глаза, в них я заметил, стало чуть больше зелени. Однако, уже в следующую минуту он словно встряхнулся весь, распрямился, потом встал из-за стола и тут оказалось, что он ростом был почти с меня. Все эти моменты я фиксировал в своей голове почти автоматически и все они, так или иначе, почему-то казались мне весьма обнадёживающими.

– Ти, диладИ, борИс накАнис? (А ты, вообще, что делать умеешь?) – голосок его на сей раз прозвучал почти елейно.

– Я много чего умею! – Спокойно ответил я, замерев от восторга, столь профессионально точным было бы моё попадание в цель, случись так, что этот немолодой киприот с чисто славянской внешностью вдруг решился бы взять меня к себе на работу. – Эго имэ зогрАфос ке ксилоглИптис! (Я и художник и резчик по дереву)

– Нэ? (Да?) Исэ скалистИс? (Так ты резчик?!) – Лакис рукой изобразил движение режущим инструментом. – КсЕрис ксилоглиптикА? (Шурупишь в резьбе по дереву?) ОрЭо! (Здорово!)

Я сиял, словно это была минута славы. Но, надо знать греков! Греки избалованны и осторожны, они умеют вываживать рыбу. Я тоже не торопился (кто кого ловит). Первым делом хозяин катАстимы (магазина) передал мне свою визитную карточку, где был представлен как кИрие (греч. – господин) ТеодулАкис (сокращённо ЛАкис) АндрЭу, наш рыбак мастерски тянул время. Лелея паузу, я вдруг взорвался таким откровением, что грек слегка опешил. Не давая ему опомниться, я стал рассказывать ему о своей резьбе по дереву, о росписи под под левкас, о том какой я, вообще, разъедрёный специалист. Вижу, тут глазки у нашего господина загорелись ещё больше, прям водой не отлить! Взяв одной рукой алюминиевую миску со стола, в которой было налито какое-то странное тёмно-коричневое содержимое с запахом скипидара, а в другую замусоленную бурую тряпку, Лакис прошёл к старинному комоду и, ни слова не говоря, тут же принялся натирать его этой жидкостью, я сразу обратил внимание, как заиграла поверхность обновлённой текстурой. Лакис ещё рта своего не успел открыть, а я уже знал о чём пойдёт речь. Я с этой технологией в России был давно знаком, когда ещё только начинал заниматься резьбой по дереву в одном из мурманских кооперативов. Игрок знает когда ему фартит, охотник чувствует приближение зверя, я же буквально холкой своей ощущал всю фееричность момента. Кажется, это был последний адреналин, который весь ушёл на моё красноречие. И теперь у меня пошёл откат, я тупо оглядывался кругом, неужто, мой товар на этой ярмарке тщеславия проканает? А магазин и в самом деле был шикарным! Такого разнообразия товаров я, пожалуй, ещё не встречал нигде! Разве что, в лавках старьёвщиков в древних афинских районах Монастираки и Плаки, в Афинах? Кстати! Киприоты хотя и говорят по-гречески, но греками себя не считают! Так вот, магазин этот был рассчитан под самого взыскательного клиента. Тут тебе были и вполне современные гостиные гарнитуры с кожаными диванами и креслами разных комплектаций и цветов, здесь же я впервые увидел массивные дубовые столы, чьи столешницы были выложены обыкновенной керамической плиткой, либо разноцветными стеклянными изразцами. Кажется, не было свободного пространства на потолке, где бы не висели какие-нибудь люстры с диковинными светильниками, а на стенах бра, часы с курантами, а так же довольно не плохие копии старинных картин в золочёных гипсовых рамках. Мраморный пол был тоже вплотную заставлен столами со стульями и всевозможной старинной утварью и прочей мелочёвкой. Что интересно, что не смотря на исключительную тесноту, весь магазин был грамотно разбит на секции и порядок везде был просто идеальный, чувствовалось, что все вещи в нём были расставлены со знанием дела. Да, и в довершение всего, в магазине было очень свежо и пахло ладаном, как в церкви. То есть, всё это впечатление на меня произвело неизгладимое. Лакис, разумеется, заметил моё замешательство и взгляд его заметно потеплел. А внутри меня уже шёл раздрай, я к ужасу своему констатировал, что это, возможно, был мой последний адреналиновый пал. Я практически выгорел весь за эти три дня поисков. Помните историю с греческим марафонцем? Лакис правда помягчел, он уже мурлыкал о чём-то практически без остановки, но продолжая, однако, наяривать вонючей тряпкой по комоду. А на меня вдруг такое безразличие нашло, хоть плачь. Это был тревожный симптом. И вдруг Лакис оставил своё занятие, оборачивается ко мне и говорит: – Знаешь, Андрэа! А позову-ка я сюда Мариоса! – и тут же направился опять к столу, где лежала его мини-рация «Моторолла». Кто такой был Мариос я, конечно, не догадывался, зато я понял другое, что мой кадровый вопрос его взволновал не на шутку. Мариос примчался на истошный родительский зов мгновенно, поскольку тут же выяснилось, что он является сыном Лакиса. Да, и вот он уже был «классическим» киприотом, на вид лет тридцати или около того, ростом выше среднего, субтильный, на узком черепе, слегка приплюснутом с боков, чёрный шиньон из коротких жёстких волос, вившихся меленько, как у арабов, начинался с небольшого неаккуратного загривка, но главной отличительной чертой его были немного сонные, полный диссонанс агрессивной упаковке, большие мутновато-карие глаза. Марио, как я понял, был в их фирме за менеджера. Мне этот парень сразу показался не простым. Что было тоже немного странным для его возраста. По всему было видно, что характером отпрыск вышел крепче папаши. Первое, на что сразу отреагировал мой мозг, был его взгляд. Мариос был человек-глаза! Эти мутновато-карие с синим отливом стекляшки, роскосые слегка, но только опущенные немного вниз, а не вверх, они как будто знали про меня всё, потому и улыбались постоянно. Мариос когда говорил, то смотрел на меня почти не мигая, что мне тоже в нём очень не нравилось, я интуитивно уловил, что помимо врождённого греческого высокомерия, это могло быть ещё и нечто иное, что, возможно, имело самое непосредственное отношение к парапсихологии. Немигающий мутновато-карий взгляд и словно подвешенная дурацкая улыбка, кстати, увенчанная полным набором из крепких жёлтых зубов, всё это должно было стать моим приговором? Но меня сейчас больше интересовала работа, а не то, как Мариос в будущем будет уничтожать меня своей энергетикой. А зубки у него и вправду были кусачие, наверняка, много кальция в детстве потреблял? Помимо всего вышеизложенного, в Марио чувствовалась ещё и некая внутренняя сила, которая пёрла наружу, провоцировала на конфликт на ровном месте. Вот на одних людей посмотришь и вроде зацепиться не за что: взгляд твой постоянно рекошетит от геометрии форм, не цепляясь за внутреннее содержание. Мариос был не из тех, Мариос был опасен и играл постоянно. У меня порой складывалось ощущение, что передо мною стоит не человек, а этакая хитроумная подстава, суррогат. Да, но и моя личная мотивация, моя направленность на цель была такова, что со мною тоже лучше было не связываться. Кажется, это Марио тоже понял. Ведь, я ещё в Москве пересёк ту черту, за которой осталось трогательно-наивное восприятие жизни. Это она, являясь отражением детской доверчивости, хотя бы фрагментами присутствует в нас до самой смерти. Короче, движуха, возникшая вокруг меня, говорила о том, что я действительно людей заинтересовал и что возможно, я оказался в нужном месте и в нужное время. А вот, дальше хрень какая-то пошла: они начали яростно о чём-то спорить и вроде бы Марио и Лакис говорили по-гречески, но я ни хрена не мог разобрать из их странной болтовни, только отдельные слова! Это было незнакомое мне наречие, с ним в Афинах я точно никогда не сталкивался. Было смешно и грустно наблюдать, как чтобы запутать меня, отец с сыном то и дело переходят на конспиративный диалект греческого языка, при этом Лакис всё время поглядывал на меня с некоторой опаской, тогда как Марио наоборот, держался с подчёркнутым высокомерием. Очевидно, греки и впрямь не хотели, чтобы я дословно понял о чём идёт разговор. О кей, я принял их игру. Впрочем, видя моё замешательство, они вновь возвращались к обычному варианту греческого языка, что тоже слегка обнадёживало. А в какой-то момент их спор достиг апогея и мне показалось, что Марио пытается в последний раз отговорить отца от сотрудничества с этим странным русским. Это был неприятный для меня момент, признаюсь, но вот их лица вдруг подобрели и они повернулись ко мне с видом каннибалов, которые урегулировали, наконец, вопрос как разводить костёр. Снова зафиксировав на мне свой немигающий взгляд, Мариос торжествующе пробасил:

– Элла, Андрэа! ПАмэ! НасудИксо тОра кАти! (Ну, Андрэа, пойдём? Кое что покажу тебе сейчас!)

Я даже не успел ничего ответить, а они уже развернулись и резво направились к выходу. Я, естественно, за ними. Выйдя из магазина, они сразу повернули налево и пошли вверх по Медузе, надо полагать, к тому самому остеклённому ангару с двускатной крышей? Надо же! Не более часа тому назад я тоже проходил этой же улочкой и мимо этого же строения! Но, пока рано ещё было говорить гоп. Задержавшись у входа, Лакис рукой мне показал «следуй за нами». Я когда вошёл внутрь, то ещё больше разинул рот от удивления: это фактически был клон «Шоу-Рума», но только представленный в основном мебелью. Особенно мне бросилось в глаза, что с правой стороны под самым потолком на крючьях болталось море старинных стульев, большинство без седух вообще. Здесь так же было много люстр, бра, часов-ходиков, а на бетонном полу валом столов со стульями в гарнитуре, сервантов, комодов с тумбочками а так же всевозможной старинной утвари. Да, и ещё много швейных машинок «Зингер» и печатных машинок «Ремингтон». По ходу, это был и магазин и склад одновременно. И, как положено складскому инвентарю, всё это богатство было покрыто густым слоем белой пыли. («В-о-о-т! Уже теплее»! ) – подумал я. И как же тут не вспомнить опять про метафизику! Ведь, год назад, примерно, я начал писать книгу, где тоже фигурировали «Старые Вещевые Склады!» Выходит, я сам спрогнозировал себе подобное развитие событий!? Или запрограммировал? Кажется, Андрэусам было лестно наблюдать, как меня штырит от всего этого средневекового хлама. Но что можно было констатировать наверняка, что что-то в нашем общении всё-таки стронулось с мёртвой точки. Теперь даже Марио стал больше расспрашивать меня про мои профессиональные навыки, но темник был всё тот же. Мы крутились вокруг одного и того же, а я пока не слышал главного, как в одном известном анекдоте: «так мы пИсать будем, или глазки строить»? Марио правда вёл себя немного странно, если под странностью подразумевать его пока мало объяснимое нежелание ставить точку в нашем явно затянувшемся общении. Марио словно искал повода завалить меня на экзамене, а потом он вообще огорошил меня банальным повтором уже имевшего место проверочного теста:

– «Андрэа, а ты это умеешь делать?» – и как это совсем недавно проделывал его отец, Марио тоже схватил миску с похожим раствором (они, оказывается, здесь были повсюду), тряпку и тоже принялся тупо натирать ею сильно покоцанную поверхность какого-то рядом стоявшего серванта. Я уже кое-что начал понимать и потому еле сдерживал себя, чтобы не «плюсануть». Произведя несколько нехитрых манипуляций, Мариос выжидающе воззрился на меня,

– БорИс? (Можешь?)

– ВЭвэа! (Разумеется) – выпалил я, шустро принимая от него тряпичную эстафету. Тоже смочив тряпку в растворе, я со зверским аппетитом накинулся на столешницу. Думаю, что движениям моей руки позавидовал бы сам маэстро Никколо Паганини. Короче, свой первый тест на вшивость я прошёл блестяще, благо он был проще самого примитивного. Кажется, Лакису эта катавасия нравилась больше всего и мне показалось, что он морально меня поддерживает.

– А как ты относишься к разгрузке? – Марио не успокаивался.

– Что? – не сразу врубился я.

– Ну, в смысле, погрузить что-нибудь, разгрузить? – и тут Марио показал мне рукой на длинные шеренги из мебели.

– А, мебель, что ли! – я охренел от счастья. – Да, ноу проблем!

Меня они потом ещё долго расспрашивали о чём-то, а я им отвечал, но вот она, эта точка бифуркации, совсем рядом! Я даже заводиться немного стал. Расходуя последние силы, рискуешь устать от бла-бла. Я не умею пресмыкаться перед кем бы то ни было, в этом моя основная проблема, поэтому меня уже сейчас подмывает плюнуть на всё и отчалить к себе в гостиницу. Пусть голодным, пусть без копья денег, зато там у меня есть чистая постель, душ, сортир и телевизор, а ещё чайник с кипячёной водой. Чего-чего, а этого добра у меня и правда завались. Словом, во мне сейчас шла невыносимая внутренняя борьба и мне так хотелось жрать, что я готов был повкалывать на благо кипрской демократии прямо сейчас, не откладывая! Но где она, эта связующая фраза в нашем базаре ни о чём? Возникшая пауза была настолько звенящей, что я невольно поморщился. И вдруг Лакис так выразительно посмотрел на своего упоротого сынулю, что вопрос, произнесённый им следом, мог расслышать даже глухой: – «А что, может, правда попробуем этого русского в работе, а?» Марио наслаждался своей ролью всевидящего, но взгляд его при этом был почти непроницаем; мутновато-синий, с отливом, он напомнал мне телячий.

– КалА, Андрэа! (Хорошо, Андрэа!) – наконец согласился он. – Ти дъЕфтиси Эхис? (зд. – Где остановился?)

– КсенодохИо! (В гостинице!) – лаконично ответил я.

– Пу, сигЕкримЭно? (Где конкретно?) – неучтиво справился он.

– «Элеонора»! – ответил я.

– ПОтэ нАртис я дулЯ? (Когда придёшь на работу?) – Аврио то проИ? (Завтра утром?) Видать, я слегка перенервничал и потому сходу выпалил ему по-английски:

– «Rihgt now! What are we going to wait for?» (А чего ждать? Прямо сейчас!)

У греков физиономии вытянулись от удивления:

– ЕсИ ке аггликА милАс? (Ты и по-английски говоришь?)

– Yes I do! (Да!) – в том же стиле ответил я и тут же добавил. – I’ll just change my clothes to overall, and then I come over here in no time, if you want it! (Я только в робу сейчас переоденусь и мигом к вам, если угодно!) Греки вообще охренели от такого поворота событий и потому согласились сразу, не раздумывая. Надо сказать, что от улицы Филирас на окраине Ларнаки до моего отеля был не ближний свет, но я туда не шёл, а летел! Откуда только силы взялись!

Глава 7

«Куплет седьмой»

Итак, ночной портье Христос был первым человеком на Кипре, с кем свела меня судьба. Христос был действительно свой человек, но каково же было его удивление, когда однажды вечером из грузовика, остановившегося напротив входа в гостиницу, вылез его знакомый Андрэас Россос с пакетами полными жратвы! Христос давно был в курсе, что я всерьёз подумываю остаться на Кипре и то, что сегодня я выглядел особенно взмыленным и счастливым, только подтверждало серьёзность моих намерений.

– КалОс тон! (Рад приветствовать тебя!) – поздоровался со мною Христос и тут же по уже установившейся у нас доброй традиции, полез в карман за сигаретами, чтобы угостить меня. Только на этот раз я уже сам извлекал из нагрудного кармана недавно распечатанную мною пачку «СЕньор СЕрвис ЛилА», алаверды протягивая ему свои.

– ВрИкес кАти? (Нашёл работёнку?) – поинтересовался портье, в его добродушных глазах читалось уважение ко мне.

– Нэ, кИрие! ВрИка! – (Да, господин, нашёл!)

Христос удовлетворённо кивнул головой;

– КафедАки? (Может, кофейку?)

Я согласно кивнул ему, всё равно в номер мне сейчас идти не хотелось, свою первую викторию мне надо было хорошенько смакануть. Мы опять прошли с ним в холлАки (небольшое помещение перед барной стойкой), служившее посетителям небольшим залом отдыха, где для этого специально были поставлены два кресла, журнальный столик с пепельницей для курящих, а напротив, под подвесным потолком, на встроенную в стену металлическую подставку-консоль, был водружён старенький цветной телевизор. Скрывшись за стойкой бара, Христос поколдовал там немного и вскоре две ароматнейшие чашечки кофе киприакО (по-гречески) стояли на нашем журнальном столике. Было уже достаточно поздно, закурив, мы продолжили с ним трендеть «за жизнь», лишь изредка прерывая нашу беседу, особенно когда в холле в этот момент вдруг появлялись подозрительные личности. Тогда, конфиденциально замолкая, мы расслабленно пускали дым в потолок и с умным видом пялились в телевизор. Наконец, покончив с кофе и разговорами, мы пожелали друг другу спокойной ночи и разбрелись каждый по своим углам. До окончания моего легального срока пребывания на острове оставалась ещё неделя. Поднявшись на лифте на свой этаж, я заученно проследовал по коридору направо, отыскал глазами знакомое двухзначное число, привычно сунул жетон в дверную прорезь под ручкой, толкнул дверь локтём и прошёл в номер. М-да, к хорошему в жизни привыкаешь быстро! Словно не было никогда ни серых депрессивных строек с неумолкающим рокотом перфораторов за стеной, ни дурнопахнущих туалетов на базе в Гольяново, ни нар, ни кидалова, ничего из того, что грозило деградацией, никчемностью существования и полным отсутствием каких либо перспектив. С этими мыслями прямо в обуви я прошёл на кухню, выложил пакеты на стойку бара и сразу полез на антресоль, там я когда-то видел фужеры на тонких длинных ножках. Но тогда они мне показались такими бесполезными. Сейчас я буду обмывать свою первую получку! И не только. Впервые жратвы у меня было столько, что её образовалась аж целая куча. Сегодня был тяжёлый рабочий день. Только в магазине мы с Лакисом отработали до одиннадцати часов вечера, а до этого была разгрузка прибывшего из-за границы контейнера с мебелью, потом мы долго сортировали её, создавали новые свободные места на площадках, перевозили на каталке какие-то образцы из «Шоу-Рум» в «Уэархауз» и обратно. То есть, тонн двадцать – двадцать пять на руках точно перенесли. Но я был счастлив, не передать словами. И вот, когда мне пришла уже пора возвращаться в отель, а Лакису ехать домой в Акрополи (один из жилых районов Ларнаки), как он вдруг снова подзывает меня к себе и просит, чтобы я помог ему сверхурочно загрузить упаковочный картон в «Мазду». Я думал, закидаем тару в фургон и всё, по домам! А выяснилось, что мы ещё поедем с ним на какую-то там мусорную свалку, за город. Причём, сию минуту, не откладывая яиц в долгий ящик. Да, забыл упомянуть, что для разгрузки контейнеров Лакис часто привлекает своих знакомых пакистанцев. Работнички они так себе, но сравнительно дешёвые и тупорылые. После разгрузки он им по червонцу на нос заплатил и те свинтили к себе обратно в гетто, а я, соответственно, остался на подхвате. И так это будет теперь всегда, как мне кажется. Но, вернёмся к нашим баранам… Денёк был непростой, как я уже сказал, а я работал так, что никаких зазоров. Лакис, надо сказать, не смотря на свой возраст, сам работник огого, за ним не угонишься. А мне надо было здесь себя зарекомендовывать раз ничего, кроме ломового труда я сам ему предложить не смог. Или не пробовал ещё? Поэтому не трудно догадаться, с каким антиэнтузиазмом я воспринял его идею поработать сверхурочно. У нас существует в России похожая система, добровольно-принудительной называется. Короче, Лакис попросил, я не смог отказать. В общем, утёрся я и мы работнули с ним ещё часика на полтора. Зато, потом, когда надо было ехать домой, Лакис вдруг сам вызвался подбросить меня до отеля. В принципе, это выглядело логично с его стороны и я с радостью согласился. Но я обычно после работы в Ларнаку шкандыбал до Раундабаута (кольцевая развязка) и сразу налево, до набережной Финикудес, а тут смотрою, мы куда-то направо с ним завернули. Повернули и повернули. За границей я себя приучил лишних вопросов не задавать, сижу слева от водителя (на Кипре левостороннее движение, как в Англии), курю, Лакис рулит. Лакис был очень спокойным человеком, почти флегматиком, что здорово уравновешивало мой взрывной и импульсивный характер. Короче, едем, Лакис по привычке бубнит без умолку, разными вопросами меня донимает, я же в силу владения греческим с английским как-то ему ещё отвечаю, а сам думаю «господи, поскорей бы уже мордой в подушку зарыться!» Он словно с голодного края вырвался! Всё ему интересно, какую бы околесицу о себе я не нёс. День сделан, мы катим с Лакисом по вечернему городу и это реально кайф! Стёкла в нашей кабине опущены до упора, поток тёплого, почти горячего воздуха окатывает нас с головы до пят. На улице теплынь и огней столько вокруг, что кое-где даже светлей, чем днём. Это то редкое эмоциональное состояние, когда ты просто в топе новостей! Оказывается, до меня у них тут был уже один египтянин, но в качестве водилы. Причём, этой же самой «Мазды», в которой мы сейчас и едем! Лакис и у меня интересовался про водительские права, но мои права были украдены мерзавцами, когда меня грохнули в лесу в одном из белорусских городов. Так что за неимением оных, меня, по ходу, Андрэусы взяли к себе на работу пока в качестве разнорабочего. Кстати насчёт египтянина: этот прапрапраправнук фараонов, направляясь на одну из доставок по острову, в хлам раскурочил их грузовик вместе с находившимся внутри товаром. Что с ним стало потом, я не спрашивал. Конечно, диссонанас между «там» и «здесь» просто невероятный! Я физически ощущаю, как у меня буквально крышу сносит от невозможности синхронизировать события моего недавнего прошлого и теперешнего настоящего. По факту, я сейчас голодный, уставший, но счастливый. А пока пару слов о том, как обычно строится мой рабочий день в «Вудбайн»: дважды за день, примерно, утром и в обед, Лакис выделяет мне по пять лир (десять баксов) наличкой, чтобы я на перекус купил бы себе, скажем, сэндвич, что-нибудь попить вроде Коки-Колы, и ещё на сигареты. В «Шоу-Рум» у нас имеется ещё и кулер, туда Лакис заливает исключительно родниковую воду, которую заранее затаривает в капроновые канистры из специальных, я бы сказал, придорожных «водоматов», функционирующих по аналогии с банкоматами. Стоят себе у придорожных обочин такие невзрачные с виду прямоуголные колонки с нишей под баклажку, а рядом специальная прорезь имеется. Опускаешь пятидесятицентовую монету в слот и тебе из краника водица набегает. Кажется, литров десять. Не помню точно. Вечерний Кипр великолепен. Да ещё когда накладывается на всё соответствующее настроение… Это даже больше, чем эйфория в прихотливом наборе эндорфинов! Счастье, вообще, опасная штука и тут важно понимать каков твой глобальный запрос. Да, тебе, может, и удастся вырваться из Матрицы, но тогда ты перестанешь быть социально зависимым субъектом. Это как птицы: те тоже независимы вроде, но только на первый взгляд, просто у них другая изотерическая подчинённость обстоятельствам. Опасное состояние, ибо, птицам многое не дано. Я ещё неважно ориентируюсь в Ларнаке, что только усиливает впечатление от его ночного собрата. Но Раундабаут мы миновали с Лакисом достаточно быстро и вот теперь, едва выехав на шоссе Стратигу Тимайя, снова поворачиваем налево, прямиком на огромную автостоянку перед супермаркетом «Крис Кэш энд Кэрри». Я вяло реагирую на перемены по причине крайней усталости. Мне бы в отель… Да, Лакис заезжает на него и паркуется. Я не вкуриваю ни хрена, но следом за своим старшим товарищем тоже выгребаюсь из кабины. Лакис чота подозрительно улыбается всё время. Но коль заходим внутрь супера, значит, неспроста. Честно говоря, у меня в последнее время культурный шок наблюдается. Представь себя человеком, только что окончившего длительный пост. Это, собственно, я и есть. Сразу в вестибюле магазина Лакис берёт большую карОтцу (каталку) и мне предлагает сделать то же самое. Повинуюсь. Вливаемся в бесконечно снующий поток покупателей, бессловесно лавируем между прилавков со всевозможной хавкой. Кругом пиршество этикеток, брендов, диковинных упаковок. А, запахи… запахи здесь какие! Лакис садюга, однако. Я понял так в своей жизни, что когда чего-то слишком много и часто, то этого как бы и нет вовсе. А вот смысл в том, как мне кажется, чтобы этого чего-то было либо много, но редко, либо мало, но часто. Выгляжу я немного глупо с пустой тележкой, но Лакис мне выбора не оставил. И особо ничего не объясняет, ходит по магазину, как по музею, я за ним с глупым видом. Но вот, останавливаемся у одного из прилавков, Лакис водружает на нос очки, берёт какую-то консерву и долго крутит её в руке, улыбнувшись, поднимает большой палец вверх, показывает мне, мол, «вкусно». Я киваю. Чувствую себя совершеннейшим дураком, но готов ещё потерпеть. Не век же он будет издеваться надо мной? Катим по магазу дальше. На прилавки с алкоголем стараюсь не смотреть, но как ни странно, на глаза они мне попадаются чаще других. Лакис, по-видимому, решил уничтожить меня морально, так как прётся сейчас именно к ним. У меня в каротце лежит пока только пара шпрот из Порту и несколько слайсов ветчины, пора бы и к ним чего-нибудь. Останавливаемся напротив одного из прилавков со спиртным, Лакис не перестаёт таинственно улыбаться. Мне в пору загадывать желания. Тема бухла для меня пока строго табуирована мною же самим, но когда-то сухой закон всё же придётся отменить. Желание загадано. Словно спецом, Лакис берёт с полки какой-то вискарь и начинает оценивающе осматривать бутылку со всех сторон;

– ПолИ динатО, а? – очень крепкие, а? – Лакис явно стебается, проверяет меня на прочность. Я прочен. До поры. Он ставит бутылку на место и перемещается к винам. Опять походил, повыбирал чего-то, а потом взял какой-то пакет с вином и с понтом читает, что там написано.

– КрасИ ксирО! Су арЭси афтО? – (Сухое вино! Как тебе?)

Я уже понимаю, что являюсь свиделем чего-то очень важного, возможно даже, что сегодня господь смилостивится надо мной. Я просто киваю башкой и мило улыбаюсь. А что мне ещё остаётся делать? Тогда я полностью отключил анализатор в своей голове, так было проще снести пытку супермаркетом. Небеса таки разверзлись и в мою продуктовую корзину немедля отправился вожделенный пакет с вином. Лакису за это риспект! После этого, моя корзина стала стремительно наполняться сырами, колбасами и прочей снедью и на всё это я взирал безропотно, поскольку полагал, что это есть некая компенсация за риск, может быть, за наглость даже. Не важно. Важно, что это работает и при минимальных морально-этических затратах. «Малою скорбью»… Затарившись по полной программе, мы выкатились со всем этим добром прямо на улицу и – прямиком к нашему грузовичку. Один хрен, настроение классное! Люди кругом приветливые, загорелые все, бабы красивые, с ногами открытыми «до»! Не вечер, а просто сказка какая-то! Продуктов было закуплено нами до хрена, поэтому Лакис сразу предложил сложить их не у нас в ногах в кабине, а в кузове, поближе к заднему борту. Так и поступили. У Лакиса, настроение тоже класс, постоянно улыбается, шутит. Залезаем в кабину, Лакис с добродушным лицом поворачивается ко мне;

– Ну, что, в «Элеонору»?

Я устало киваю ему головой. Денёк получился будь здоров! Я так замудохался на работе, что мне даже лень отвечать. Лакис завел мотор, мы медленно тронулись и поехали. Город мягко обвил меня вельветовой пестротой улиц, а греческий музон в автомагнитоле лишил меня последней воли к сопротивлению.

– Приехали! – Лакис кивает на вход в отель. – Здесь?

Я с трудом продрал глаза, видимо, меня совсем развезло в дороге.

– Здесь. – не могу сообразить, что делать дальше. Лакис тихо смеётся, жестом глаз показывая мне, что сперва я должен открыть дверь…. А, вспомнил! Благодарю его что подвёз, желаю ему «калинИхта» (спокойной ночи) и уже собираюсь вылазить из кабины, а он мне: «МисО лептАки, Андрэа!» (мол, погоди ещё немного) … Быстро высаживается сам, зовёт меня за собой и уже вместе с ним мы шуруем в корму грузовика. Лакис первым лезет рукой под заранее расшнурованный тент, достаёт оттуда два пакета с едой и протягивает их мне. Я в непонятках…

– ПАрта! ДикОсу Инэ! (Бери! Это твоё!) – потом вдруг спохватывается; – ПерИмэнэ… (Подожди—ка…) – и снова начинает шариться в своём пакете. Вытащив из него пучок какой-то зеленушки и фунфырик «Зивании» (кипрская водка), торжественно забирает их себе: – Ке афтО дикОму Инэ! (А это моё!) – и тоже одаёт мне свой пакет и опять озорно улыбается. Лакис счастлив оттого, что произвёл на меня впечатление. А в это время Христос с отвисшей челюстью наблюдает за всем происходящим из вестибюля гостиницы. С благодарностью забираю три пакета с хавкой себе. Я ещё не в курсе, что подобными событиями будет теперь плотно обставлена вся моя дальнейшая жизнь на Кипре. Лакис – несомненный гений конспирологии: и отель мой пробил, и впечатление на иностранца произвёл. Наконец, жмём друг другу руки на прощание, кажется, на этот раз окончательно. Я не успел ещё в холл пройти, а уже было слышно как «Мазда» с рёвом сорвалась с места. Аминь!