Текст книги "Исступлённая неделя"

День третий

1

Солнечные лучи прорвались в комнату. Яркий свет разбудил Олега, он резко вскочил с дивана, посмотрел время на мобильном телефоне и с ужасом понял, что уже девять утра. По плану в это время Набатов уже должен быть в университете и разговаривать с Рабинером, если, конечно, эта фамилия склоняется. А еще телефон почти разрядился и где зарядное устройство Олег не помнит.

Ладно, телефон сейчас не важен, надо срочно ехать в университет. Мужчина прошел в коридор и заметил свое отражение в зеркале. Остановился. Сальные волосы торчали в разные стороны, заспанки в глазах, мятая рубашка и раздражение от бритья над верхней губой. Нет, в таком виде с ним точно никто разговаривать не станет. Художник вымыл голову хозяйственным мылом в кухонной раковине, ведь о походе в общественный душ не могло быть и речи, отмыл глаза, а потом долго держал лицо под струей холодной воды, желая ослабить раздражение от неудачного бритья. Закончив утренние процедуры, Олег опять посмотрел на свое отражение и с радостью отметил, что теперь он выглядит намного лучше. Надел кожаную куртку, чтобы скрыть мятую рубашку и вышел из квартиры.

Мужчина решил снова навестить председателя дома.

– Кто там? – послышался недовольный голос Анны Сергеевны. – Я с десяти принимаю.

– Это Набатов, – ответил Олег. – Я вчера у вас был.

Деревянная дверь приоткрылась, и в щели появилось гневное лицо председателя.

– Чего тебе еще нужно?

– Извините, Анна Сергеевна, что так рано, – мужчина замялся, видя недовольство женщины. – Просто, кроме вас я в городе никого не знаю, вот и пришел…

– Ну, говори, чего надо?

– Вы знаете, где находиться университет филологии?

Олег мог поклясться, что видел, как женщина вздрогнула, и в ее посеревших от старости глазах мелькнул испуг. Но буквально мгновение спустя Анна Сергеевна собралась, и вновь на ее лице отразилось прежнее недовольство.

– Может, и знаю. А тебе зачем?

В этот момент художник решил, что ни в коем случае нельзя говорить правду.

– Там мой товарищ работает, росли вместе. В детдоме, – художник вздумал нагло врать в глаза женщине.

– Так позвони ему, коли он твой товарищ.

– Телефон вчера потерял, – Олег ответил первое, что пришло на ум, моля бога, чтобы никто сейчас не позвонил, – когда в полицию бежал. А там остались все номера.

Некоторое время Анна Сергеевна молчала и подозрительно осматривала мужчину с ног до головы. Минуту спустя ответила:

– На Дворцовой набережной, рядом с Марсовым полем. А теперь иди, у меня дел полно.

Дверь закрылась.

Но самое главное мужчина узнал и очень надеялся, что Анна Сергеевна не обманула. Олег сбежал по лестнице, но, оказавшись на улице, остановился, почувствовал, что словно кто-то прожигает взглядом его затылок. Резко обернулся и задрал голову. В окне четвертого этажа увидел Анну Сергеевну, та подозрительно смотрела на него и с кем-то разговаривала по телефону, а когда увидела, что Олег заметил слежку – быстро скрылась за шторой. Мужчина постоял еще несколько минут, рассматривая окно, но председатель не появилась, тогда он направился к своей машине.

Открыв дверь и усевшись в кресло, Олег заметил шнур зарядного устройства, торчащий из прикуривателя, воткнул его в телефон и завел автомобиль. Художник выехал из двора на проспект и понял, что совсем не знает города. Такие красивые названия как Марсово Поле и Дворцовая набережная без сомнения находятся в историческом центре Санкт-Петербурга, но поиск может занять весь день. Тогда Олег заехал на первую попавшуюся заправочную станцию и купил карту города, заодно и заправил свою верную «Ладу». Отъехал чуть от заправки и припарковался, минут десять мужчине потребовалось для того, чтобы найти на карте нужные названия и выстроить приблизительный маршрут. Вновь тронувшись и аккуратно встроившись в плотный поток автомобилей, художник включил магнитолу. По «Нашему радио» пел Шевчук, напоминая, что «Ты – не один». Олегу эта песня приподняла настроение, конечно, в рамках того, насколько высоко может подняться настроение, когда ты практически уверен, что твои жена и дочь мертвы. Мужчина обрел уверенность, что и он теперь «не один» и Рабинер поможет во всем разобраться. Появилась надежда, что Олег даже успеет спасти семью.

С улицы Пестеля мужчина повернул на набережную Лебяжьей канавки, справа тянулся Летний сад, а слева простиралось Марсово поле. Олег был впечатлен красивыми видами Санкт-Петербурга, а еще ему понравилась карта, ведь на ней предусмотрительные картографы пометили ромбиком академической шапочки здание университета и подписали аббревиатуру СПБГУФ. Выехав на Дворцовую набережную, Олег с большим трудом отыскал место, где можно оставить автомобиль. Перед тем как выйти из машины художник долго рассматривал свое лицо в зеркало заднего вида, выискивая изъяны, которые могут выдать в нем алкоголика, наркомана или безумца. Набатов застегнул молнию куртки до конца, стараясь скрыть мятую и грязную рубашку, еще раз посмотрел на отражение и вышел из машины, направившись к большим дверям университета.

Попав в небольшой холл, Олег увидел турникеты и сидящего в стеклянной будке охранника. Стало ясно, что без студенческого билета или пропуска в университет не пройти. Мужчина вернулся на улицу, надеясь, что охранник не успел его заметить и стал думать, как же попасть в университет, но в голову ничего не шло. Неожиданно художника посетила превосходная мысль, по крайней мере, ему так показалось. Олег вновь открыл двери университета и уверенно подошел к будке с охранником.

– Здравствуйте, меня зовут Олег Набатов. Мне собеседование назначено, – он достал телефон и посмотрел на экран. – На одиннадцать тридцать.

Пожилой мужчина с роскошной седой бородой оторвал взгляд от кроссворда и посмотрел на Олега. Затем медленно полистал большой журнал и сказал:

– Не знаю ничего, нет у меня информации о собеседовании.

– Как же так? – Олег почувствовал, как адреналин бахнул в кровь, сердце бешено застучало, а лицо побледнело. Но, несмотря ни на что, он решил идти до конца. – Мне вчера прислали электронное приглашение, написано: будут ждать в одиннадцать тридцать в отделе кадров. Посмотрите еще раз, может у вас какая ошибка.

– Ох, уж эти электронные приглашения. В наше время все просто было, по-людски как-то, – забубнил пожилой охранник. – Ладно, паспорт давайте.

Олег достал документ из внутреннего кармана и протянул вахтеру, тот записал данные в журнал и вернул паспорт.

– Скажите, а где отдел кадров?

– Подниметесь на пятый этаж и идите налево. В конце коридора, – ответил охранник и уставился в кроссворд.

За турникетами начиналась широкая лестница, и Олег уверенным шагом поднялся на пятый этаж. Коридор тоже оказался очень широким, на много метров протянулся влево и вправо. Художник пошел налево, как и сказал охранник. По обеим стенам располагалось много дверей с номерами учебных аудиторий. До начало учебного года оставалось еще больше недели, поэтому коридор оглушал пустотой. Шаги одинокого человека гулко разносились по замкнутому пространству. От этого становилось жутко. Мужчина ускорил шаг, он почувствовал, что за ним кто-то наблюдает, и нет сомнений, что это те, кто организовали похищение. «Терновый венец». Олег резко обернулся.

Никого.

Наконец он увидел перед собой дверь с пластиковой табличкой «Отдел кадров». Олег постучал, послышалось приглашение, и мужчина вошел. Он оказался в просторном кабинете, в котором преобладал коричневый цвет. Справа стоял пустой стол, за ним расположился большой книжный шкаф. У дальней стены, прямо у большого окна, громоздился дубовый стол, за которым сидела приятная женщина лет пятидесяти, с золотистыми волосами, аккуратно уложенными и схваченными резинкой на затылке. Ее плавные черты лица и чуть заостренный нос, на котором элегантно устроились маленькие очки, располагали к доверию. Женщина оторвалась от компьютера и посмотрела на посетителя.

– Здравствуйте, меня зовут Виктория Александровна, – голос у женщины оказался такой же приятный, как и она сама. – Чем я могу вам помочь?

– Олег. Набатов.

– Очень приятно. Проходите, присаживайтесь, – улыбнулась Виктория Александровна и указала на стул, Олег сел. – Так, вы по какому вопросу?

– Подскажите, где я могу найти Рабинера? Он работает в этом университете.

– Рабинер Борис Ефимович у нас давно не работает, – в голосе женщины сквозило удивление. – Так что, я ничем не могу вам помочь.

– Как это – «не работает»? – план Олега начинал рушиться. – А у вас есть его адрес или, может, номер телефона?

– Извините, Олег Набатов, но мы не разглашаем личную информацию о наших сотрудниках, даже если они уже не числятся в штате.

– Пожалуйста, мне это очень важно, – взмолился художник. – Если вы мне не поможете, то мне больше не к кому обратиться. У меня в этом городе никого нет. Помогите.

Виктория Александровна задумалась. На секунду Олегу показалось, что сотрудница сочувствует ему. Сопереживает абсолютно постороннему человеку.

– Даже не знаю. Предоставление личной информации – это нарушение закона и устава нашего университета. Тем более, я вас не знаю и понятия не имею, чего вы хотите от Бориса Ефимовича.

– Умоляю вас.

– Хорошо, – произнесла Виктория Александровна. – Давайте так: вы скажете, кем вы приходитесь Борису Ефимовичу и зачем он вам понадобился. И, если я посчитаю, что дело действительно важное, то скажу вам, где найти нашего доцента.

Художник кивнул.

– Понимаете… с пяти лет я рос в детдоме, а Борис Рабинер был другом моего отца, – Олег врал. Безбожно лгал этой милой и приятной женщине, он чувствовал стыд, но ничего не мог с собой поделать. Ложь – это всего лишь маленький шажочек на пути к Катерине и Ксюше. – Я очень надеюсь, что он сможет рассказать о моих родителях. Объяснить, почему меня сдали в детдом и никогда не навещали. Живы ли они. Поймите, Борис Ефимович – единственный, кто знал моих родителей.

В кабинете стало тихо, только уличный шум доносился из открытого окна. Виктория Александровна несколько минут всматривалась в глаза Олега, но, видимо, так и не почувствовала лжи. Это естественно, все-таки доля правды в словах художника присутствовала.

– Я понимаю вас, ведь я сама воспитывалась в детском доме, – Виктория Александровна сняла очки. – Подождите меня несколько минут.

На глазах женщины появились слезы. Она поднялась и, будучи на высоких каблуках, очень элегантно вышла из кабинета, оставив за собой приятный запах духов, выбранных со вкусом. Виктория Александровна вернулась минут через десять, держа в руках картонную папочку. Сотрудница села за стол и раскрыла папку.

– Борис Ефимович не работает у нас уже пять лет. Сейчас он находится в Психиатрической больнице святого Николая Чудотворца, – прозвучало оглушающе.

Олегу на мгновение показалось, что он не в состоянии говорить. Получается, что человек, который мог помочь ему, – душевнобольной, и кроме слюнявого бреда добиться от него ничего не получится!

– Простите, – Олегу с трудом удалось отойти от шока разочарования. – Как это случилось? Я имею в виду: как он туда попал?

– Понимаете, в конце семидесятых у него пропали жена и дочь, подробностей я не знаю, я еще здесь не работала. Но Борис Ефимович – сильный человек, смог пережить трагедию. Продолжал работать. Я не могу представить, что творилось у него на душе, но Рабинер всегда был добр и отзывчив, – Виктория Александровна чуть подалась вперед, переходя на шепот. – Однако, в последние недели перед болезнью он изменился. Я сразу это заметила. Доцент казался напуган, чем-то очень обеспокоен. А потом Борис Ефимович пришел ко мне и сказал, что хочет уволиться. Почему, я так и не поняла. Он был уже на пенсии, но абсолютно здоров, студентам нравилось слушать его лекции. Рабинер говорил, что якобы вышел на след похитителей жены и дочки, можете себе представить, ведь прошло почти сорок лет. Я не придала значения словам Бориса Ефимовича, а через два дня его арестовывают в Петропавловской крепости. Почему именно там, я не понимаю.

– Да, ужасная история, – только и смог выдавить из себя Олег.

– Надеюсь, что смогла вам помочь в поисках родителей, но, извините, мне нужно работать. Скоро учебный год начинается… – Виктория Александровна поднялась и протянула руку. – Всего вам хорошего, Олег.

– Большое спасибо, – мужчина пожал узкую руку женщины и направился к выходу, но у двери остановился. – Простите, я просто из другого города, а где эта больница находиться?

– Набережная Мойки, сто двадцать шесть.

– Спасибо вам. До свиданья.

2

Солнце светило для двадцатого августа довольно ярко, Олегу стало душно, и он решил снять куртку. Бросив одежду на пассажирское сиденье, мужчина развернул карту, которая оказалась чуть больше лобового стекла. Весь путь пролегал по набережным, и Олег прикинул, что поездка до больницы не должна занять больше десяти минут, но Набатов не учел «пробки». О них он, вообще, знал только по словам и фильмам. «Пробки» оказались утомительным испытанием: Олегу пришлось открыть все окна, но петербуржская духота не отступала, и мужчина весь вспотел. Почти на каждом перекрестке попадал на красный свет. В итоге планируемая десятиминутная поездка растянулась почти на час.

К тринадцати часам Олег подъехал к главным воротам больницы, развернулся в конце маленького тупика и остановился около высокого бетонного забора, выкрашенного в желтый цвет. Мужчина некоторое время сидел в заглушенном автомобиле и не решался выйти. Он думал, что его не пустят к Рабинеру, потому что «Терновый Венец» следит. Следит за ними обоими. Председатель дома уже позвонила кому следует, и как только Олег подойдет к воротам – его скрутят и поместят в соседнюю палату с Борисом Ефимовичем. Или в одну, потехи ради.

Олег нехотя накинул куртку, скрывая мятую и пропитанную потом рубашку, вышел из машины и направился к воротам. Слева от них находилось небольшое бетонное здание, выполняющее функцию КПП. Художник открыл дверь и вошел. Справа за стеклом сидел молодой охранник, он рефлекторно посмотрел на вошедшего мужчину, но не сказал ни слова. Олег наклонился к маленькому окошку и заговорил:

– Здравствуйте! – дождался, пока охранник посмотрит на него. – Подскажите, как мне пациента навестить?

Охранник рассматривал художника оценивающим взглядом. Казалось, прошли годы. Но ответ последовал:

– Сейчас в эту дверь выйдете, – он указал на деревянную дверь. – Перед вами будет четырехэтажное здание, в него заходите и там вам все скажут.

Поблагодарив охранника, Олег двинулся по указанному маршруту и увидел асфальтированную дорожку, ведущую прямо ко входу в главный корпус больницы. Деревянная дверь за спиной захлопнулась, и Олег остался один во дворе клиники. Он двинулся по дорожке, но через мгновение побежал, словно все эманации безумных людей, которые скопилось на этих землях, обрушились на его голову бессознательным водопадом. Мужчине казалось, что вокруг все сошли с ума: председатель, участковый, женщина из отдела кадров. Все! Все, с кем он общался последние два дня.

«А может это я сам свихнулся»: – подумал Олег.

Художник остановился. Безумие растворилось, как сигаретный дым в воздухе, и мужчина снова ощутил себя хорошо. Страх, сумасшествие, все позади, а впереди – встреча с Рабинером. По крайней мере, Олег на это надеялся. Он выдохнул, разгладил волосы руками и вошел в главный корпус.

Оказавшись в просторном, чуть затемненном вестибюле, Олег сразу увидел регистрационную стойку, за которой находилась милая, но совсем безэмоциональная девушка в белом халате. Она посмотрела холодным взглядом и кивнула.

– Добрый день, – громко сказал Олег, и эхо разнеслось под высоким потолком. Продолжил уже тише: – Я могу сегодня навестить Рабинера?

– Одну минуту… – ответила девушка таким же ледяным голосом, как и ее взгляд, затем что-то посмотрела в компьютере. – Да, можете, но у вас осталось ровно двадцать пять минут до окончания времени посещения.

– Нам этого будет достаточно.

– Хорошо. Вы первый раз? Кем вы приходитесь пациенту?

– Он лучший друг моего отца, – Олег придумывал на ходу новые легенды, благо его фантазия была хорошо развита. – Папа умер шесть лет назад, а я только недавно узнал, что Борис Ефимович попал в больницу.

Девушка слегка сморщила нос, и художник решил, что она почувствовала запах пота. Она протянула Олегу бахилы.

– Наденьте. И сдайте верхнюю одежду в гардероб.

– Извините, а можно я куртку не буду снимать, – мужчина немного расстегнул молнию, демонстрируя грязную рубашку. – Два дня в поезде ехал. Вещи в гостиницу закинул и сразу сюда.

Девушка немного подумала, но потом кивнула, понимая какой запах может исходить от человека, проехавшего два дня в поезде по России-матушке. Потом она протянула руку и взяла телефонную трубку, нажала на кнопку. Через мгновение сказала:

– Посетитель к Рабинеру… Хорошо, – повесила трубку и посмотрела на Олега. – Скоро вас проводят, но я должна озвучить правила поведения посетителей в нашем медицинском заведении. Посещение проводится при обязательном присутствии медицинского персонала в специально отведенном для этой цели помещении. Вы обязаны соблюдать чистоту и порядок и не нарушать покой пациентов. Запрещено высказывать любые претензии другим пациентам отделения, провоцировать конфликты с ними. Недопустимо проявление излишнего любопытства, удивления, смеха и других, внешне выраженных эмоциональных реакций, абсолютно исключено обсуждение пациентов, циничные замечания и выражения. Посетители не допускаются в отделения, если пациент отказывается от свидания. За пропажу личных вещей администрация больницы ответственности не несет. Вам ясны наши правила?

Олег удовлетворительно кивнул.

– Тогда наш сотрудник вас проводит, – сказала девушка и уставилась в монитор компьютера, словно и не разговаривала только что с человеком.

Обернувшись, художник увидел высокого, около двух метров, широкоплечего мужчину в белом халате и медицинской шапочке.

– Идемте, – сказал санитар. – Я вас провожу.

Медик направился в конец вестибюля, где располагалась железная дверь. Олег пошел за ним. Поднялись на второй этаж, и художник увидел табличку: «Отделение №12 – мужское психиатрическое отделение». Санитар открыл ключом массивную дверь, в центре которой находилось окошечко, провел за собой посетителя, а затем снова запер отделение изнутри.

Оказавшись в длинном светлом коридоре, наполненном умалишенными в коричневых пижамах, они двинулись направо. Олег впервые в жизни увидел одновременно столько психически нездоровых людей. У стены стоял дед, сгорбившись как знак вопроса, из уголка его рта тянулась слюна, казалось, вот-вот достанет до пола. Двое санитаров под руки вытащили из палаты пухлого паренька, который истерично верещал о ядерной войне. Из тридцать третьей палаты выскочил тощий мужчина с длинными волосами и реденькой бородкой, остановился прямо перед Олегом и уставился в глаза.

– Ты их уже не найдешь… Ты их уже не найдешь… Ты их никогда не найдешь! – шепотом забормотал мужчина, внешне очень похожий на Иисуса. – Ты их уже не найдешь…

– Что? Что ты сказал? – Олег удивился, решил, что ему послышалось. – Повтори, что ты сказал. Повтори! – схватил «Иисуса» за грудки. – Откуда ты знаешь?

Санитар за руку оттащил Набатова.

– Мне кажется, вы были ознакомлены с нашими правилами? – уравновешенным и абсолютно спокойным голосом произнес санитар. – Если подобное произойдет еще раз, я буду вынужден попросить вас покинуть больницу. Понятно?

– Да, – ответил художник, продолжая прокручивать в голове слова психа. – Извините.

Они пошли дальше по коридору. Наконец санитар остановился возле двери, развернулся к Олегу и сказал:

– Повторю еще раз: вступать в физический контакт с пациентами запрещено. Если пациент откажется от свидания, то я сразу прекращаю встречу. Вам все ясно? – спросил санитар, Олег кивнул, и тогда дверь открыли. – Проходите. Я буду наблюдать за вашей встречей, о чем вы будете говорить, – мне не интересно, но если я увижу, что пациент возбужден, – я прерву свидание.

– Хорошо, – сказал художник и вошел в светлую комнату.

В помещении стояло шесть столов, у каждого по два стула. В стене Олег увидел два больших зарешеченных окна, выходящих на теневую сторону больничного сквера. Около одного стоял пожилой мужчина, а когда он развернулся, чтобы увидеть вошедших людей, Олег сразу заметил еврейские черты лица: дугообразные брови, глаза заметно разнесены, небольшой рот с тонкими, плотно сжатыми губами и острый, чуть удлиненный нос. Седые волосы аккуратно уложены на бок, словно старик расчесывает их по сто раз на дню. Рост невысокий, возможно, так казалось из-за того, что старик слегка горбился.

Олег неуверенно подошел к Рабинеру.

– Здравствуйте, Борис Ефимович, – негромко произнес художник, надеясь, что санитар, который уселся на стул возле двери, действительно не слушает их разговор.

– Добрый день. Но я вас не знаю, молодой человек, – ответил Рабинер.

– И я вас не знаю, но вы можете мне помочь.

– Интересно. Присядем? – Рабинер указал на самый дальний стол от санитара, Олег кивнул и, вскоре они уселись друг напротив друга. – Скажите, чем же вам может помочь обезумевший старик?

– Мне нужно услышать все, что вы знаете о «Терновом Венце».

Художник отчетливо заметил, как Борис Ефимович вздрогнул, а затем его карие глаза расширились до размера царского рубля.

– Прошу меня извинить, но я не понимаю, о чем вы говорите, – сказал Рабинер, но Олег видел по глазам, что тот врет, заметил, как пробудил в старике воспоминания. И что-то еще.

Страх?

«Да».

– Я читал ваши доклады об этом культе.

– Молодой человек, «Терновый Венец» – это бредни сумасшедшего.

– Нет, не бредни! – вскочил со стула и выкрикнул Олег, но тут же осекся, косясь на санитара. Сел обратно. – Послушайте, они украли у меня жену и дочку. А вы знаете об это организации больше, чем кто-либо.

Рабинер молчал с полминуты, а потом спросил:

– Юноша, как вас зовут?

– Олег Набатов.

– Так вот, Олег, мне действительно очень жаль, что у вас произошла такая трагедия. Обратитесь в правоохранительные органы, вам помогут. Найдут вашу семью, и все у вас будет хорошо.

– Ни хрена хорошего уже не будет, – художник выдохнул как утопающий, смирившийся со своей участью. – Исходя из ваших статей моя жена уже мертва. И дочь тоже.

– Олег, мне, правда, очень жаль, – Борис Ефимович поднялся. – Прошу меня извинить, но я вынужден попросить вас уйти, мне надо принимать лекарства и отдыхать.

– Нет, – художник тоже встал и посмотрел прямо в перепуганные глаза Рабинера. – Я не уйду до тех пор, пока вы мне все не расскажете.

– Я вынужден обратиться к санитару.

– А давайте, обращайтесь, – Олег покосился на санитара и увидел, что тот пристально наблюдает за их беседой. – Да только я знаю, что они украли и вашу дочь тоже. Я знаю, что вы много лет их искали. Знаю, что почти нашли этот «Терновый Венец». Так помогите же мне, скажите, с чего начать?

Заметив, что Рабинер все еще колеблется, Олег достал из-за пазухи блокнот с карандашом и быстро набросал эскиз рисунка, обнаруженного в ванной.

– Вам ведь знаком этот символ? Это они?

Борис Ефимович вздохнул и через некоторое время начал рассказывать:

– Мой лечащий врач, Максим Александрович, говорит, что жена просто бросила меня, – Рабинер вновь присел. – Уехала, забрала дочь с собой.

– Куда? Куда она уехала? Вы же понимаете, что это полнейшая чушь, – Олег продолжал напирать в надежде, что Борис Ефимович сдастся и поделиться информацией. – Вашу и мою семью похитили именно они.

– Откуда в вас такая уверенность, молодой человек? – старик настаивал на своем, но уже без прежнего энтузиазма.

– В квартире я нашел вот этот рисунок. Символ.

Глаза Бориса Ефимовича стали еще больше.

– Хорошо. Хорошо, допустим, вы, действительно, стали жертвой «Тернового Венца», но как я вам помогу? – развел руки и пожал плечами Рабинер, Олег услышал, как у старика хрустнули суставы. – Я сижу здесь уже пять лет, и я уверен в том, что это именно они меня сюда запрятали. Ведь я подобрался слишком близко к главарю этой организации.

– Просто скажите: с чего начать, где их искать? – неожиданно художника посетила мысль о побеге, и он сказал заговорщическим шепотом: – Бегите отсюда, а я вам помогу.

– Олег, вы в своем уме?

– Да, в своем, так же, как и вы. И вы это прекрасно понимаете.

– Понимаю, – Рабинер посмотрел на зарешеченное окно. – Но как отсюда сбежать?

– Вам виднее, – художник задумался. Действительно, идея побега оказалась слишком резкая и необдуманная. – Но я что-то не увидел тут усиленной охраны или каково-то серьезного пропускного режима.

– Не знаю, Олег. Вы подталкиваете меня на противозаконные действия.

– А вы считаете, что лучше сидеть здесь и дожидаться смерти, каждый день упрекая себя в бездействии?

– Возможно, вы и правы, – Рабинер посмотрел в глаза Олегу, – но и вы меня поймите. Я не могу вот так просто принять подобное решение, мне нужно подумать об этом. Приходите через несколько дней, думаю, что смогу дать вам ответ.

– Но у нас нет столько времени.

Борис Ефимович замолчал. Он о чем-то долго размышлял, Олег не смог понять по глазам, о чем именно, но на лице старика одновременно отражались различные эмоции. Рабинер несколько раз постучал костяшками по столу и ответил:

– Хорошо. Оставьте мне свой номер телефона, я позвоню вам через пару часов.

– Как вы позвоните? – удивился Олег.

– Это не буйное отделение, так что нам разрешают один десятиминутный звонок в неделю. На этой недели я свой еще не использовал.

– Я сейчас запишу…

– Я запомню, – Рабинер улыбнулся.

Олег продиктовал номер мобильного телефона, а затем сказал:

– Если вы не позвоните сегодня, то я приду завтра и буду приходить каждый день, пока вы мне все не расскажете.

– Я позвоню. Рад был познакомиться с вами, – Борис Ефимович поднялся и обратился к санитару: – Иван, мы закончили. Пожалуйста, отведите меня в палату.

Санитар встал и вывел Рабинера из помещения, а через минуту и за Олегом пришел другой медик, чуть ниже Ивана, но, нисколько не уступающий в ширине плеч. Санитар проводил Олега до первого этажа и удалился, не попрощавшись, а художник вышел на улицу, миновал КПП и уселся в автомобиль.