Текст книги "Особый порядок"

Глава пятая

I

Шло время… На улице уже стемнело, когда рейсовый автобус остановился возле обозначенного места. Обозначенным местом являлась остановка, где стояла частично деформированная металлическая конструкция, походившая больше на открытую будку. А для ожидающих автобуса и то было ладно: лишь бы было где спрятаться от дождя или холодного ветра. А ветрам здесь одно раздолье – поля да сквозные леса.

Из остановившегося автобуса вышли двое: Илья и Николай. Дул ветер, а ветер в мороз, как-никак, ужасное и нестерпимое дело – даже зимняя одежда казалась сквозной. Хорошо, что деревня находилась рядом.

Что представляла собой деревня, трудно было сейчас сказать. Что можно увидеть в темноте, когда светило всего-навсего три уличных фонаря? Да и не до того сейчас: скорее бы в тепле оказаться.

– Проходи, проходи первым, – предложил Илья другу, как только они оказались в сенях дома.

Друзья вошли в большой дом.

Он состоял из узкой, но длинной прихожей, в которой оказываешься сразу, войдя из сеней, и двух больших половин – комнат, что по левую и правую стороны от прихожей. Левая половина дома служила хозяйственной; здесь, в этой комнате, служившей и кухней, и столовой, стояла выбеленная большая русская печь. Правая половина дома служила горницей, комнатой отдыха.

Николай, войдя в дом, первым делом ощутил сухой печной жар, который сразу тяжело стал действовать на его восприимчивый организм. К жаре в деревенском доме Николай привыкал тяжело, отчего он казался вялым и несловоохотливым. Создавалось впечатление, что он был не рад своему пребыванию в гостях. Этим встревожились старики, хозяева.

– Он у нас городской, к деревенскому быту не приучен, – сказал Илья старикам и спросил: – Так ведь, Николай?

– Так, так. Просто у вас тут очень жарко натоплено, а я жару переношу плохо.

Тревога, необоснованно появившаяся в стариках, скоро сменилась на спокойствие и прежнее радушие.

– Вот ты каков, – говорил старик, дед Ильи, когда собрались все за столом. – Илья-то про тебя нам все уши прострелял. Вот, значит, каков друг Ильи.

– Чем я такой особенный? – спросил Николай и пробормотал: – Друг как друг…

– А не скажи ты мне, – не дал договорить ему дед, – за такую дружбу можно и многое отдать без сожаления.

Николай улыбнулся. Илью охватила вдруг смущённая гордость. Не знаю, что в том важно: смущение или гордость? Чем вызвано его смущение? Или смятение? Бог знает, не своя душа – потёмки. По крайней мере, оно ничего не значило для стариков, которые, собственно, и не заметили во внуке той кратковременной особенности.

Трудно, а порою даже невозможно улавливать человеческие метаморфозы, тем более когда вовсе не умеешь читать написанные, проявившиеся вдруг выражения на лицах.

Давно как пришла ночь; хотя трудно объяснить, когда она вообще приходит зимой: темнеет довольно рано. В доме потушен свет, все на ночном покое.

Старики перешли на хозяйственную половину дома, на печку, откуда через открытые двери комнат доносился храп старика. Храп время от времени то затихал, то возобновлялся.

Друзья же находились в другой половине. Илья спал, как спит дитя в колыбели. Николаю не спалось. Впервые ему пришлось оказаться на новом месте и уж тем более не в своей постели. Почему Николаю не спалось? Мне довольно трудно объяснить: физиологическое ли состояние или психологическое – наверное, и то и другое, вместе взятое. Я не физиолог и не психолог, но знаю по себе: на новом месте, в зависимости от физического и душевного состояния, засыпается плохо, а мысли так и путаются в воображении.

«Зачем я только согласился сюда приехать, – путалось в голове у Николая. – Для чего?.. Что мне здесь делать?.. Завтра же вернусь в город. Нет, нехорошо так; нехорошо я поступлю с другом. И подвернулась мне эта поездка некстати. Эх, знал бы раньше – не лежал бы здесь мучительно… Ирина!.. Ирина, хотелось мне встретить Новый год вместе с тобой, – ему вообразилось, что они встретились. – Как далеко мы оказались друг от друга ныне… Боже, что же со мной? Это просто наваждение. Ещё одна такая ночь, и я точно сойду здесь с ума… Почему мы раньше никак не могли решиться подойти друг к другу? Почему?.. – спрашивалось ему. – Какой я дурак!.. Наверное, в нас ещё не было любви? А может, она именно так и приходит. Боже, любовь!.. Какой я глупый. Ну почему же так?..»

Николай вертелся с бока на бок, измучился и не заметил, как наконец заснул.

II

Пришло утро, но ещё не рассвело.

Николай не понимал, что настало утро. Он не имел понятия, что в деревнях просыпаются рано, в особенности у кого ведётся хозяйство, кто держит скот. А здесь держали скотину: корову, свиней, несколько овец да целых два десятка кур и несколько гусей в придачу. Голодная скотина во дворе, в стайках, всегда ревёт, и в доме это хорошо слышно. А есть тварь ненасытная, и ревёт она независимо от того, накормлена или нет. У добрых хозяев всегда скотина кормлена, в стайках наведён порядок. Добрыми хозяевами были и эти старики. Им помогали по хозяйству их старшие дочери, оставшиеся жить в деревне, но вылетевшие из родного гнезда, давно свив свои гнёзда.

Только что проснувшийся Николай пошарил глазами по комнате. Скажите, а что можно увидеть в темноте?

– Илья, – тихо сказал он.

Последовало молчание.

«Спит, значит», – подумал Николай.

Но Ильи в комнате не было, он помогал во дворе деду управляться с хозяйством. Николай что-то невнятно сам себе пробормотал и укрылся с головой одеялом. Подремав ещё часок-другой, он откинул одеяло и поднялся с постели.

– Как спалось-то на новом месте? – весело спросил Илья.

Николаю хотелось ответить, что на своём месте гораздо лучше. Но быстро опомнился, что в данном случае откровенность неуместна, она лишь может разочаровать стариков и самого друга, потому ответил:

– Нормально… Хорошо.

– А я чудесно.

– Это ты… Ты-то своё место давно уже облюбовал и отлежал.

Илья не стал ни возражать другу, ни соглашаться с ним, а повёл его показывать место, где можно привести себя в порядок после сна.

После всех привычных утренних процедур обитатели дома вновь собрались к столу за ранним завтраком. Откушав парного молока с горячей выпечкой, приготовленной хозяйкой, друзья ушли на правую половину дома.

Они включили телевизор и от нечего делать стали смотреть развлекательные передачи, часто и беспорядочно переключая каналы с помощью дистанционного пульта управления. Делать им действительно было нечего – хоть с ума сходи… Да ладно уж так, не всё так плохо в деревне, если найти чем занять себя. А заняться в деревне всегда есть чем.

На улице рассвело… Послышалось, что кто-то вошёл в дом. В прихожей началось оживление, оттуда доносились весёлые женские голоса.

– О, начал собираться народ, – сказал Илья и вышел в прихожую.

– А племянник-то уже здесь, – обрадовалась женщина и звонко поцеловала его.

– Чего только с дочерью пришла? – спросил Илья.

– С кем мне ещё быть?

– С мужем, наверное.

– У него свой праздник, – отвечала тётя. – Он со своим собутыльником уже как целую неделю празднует.

Она с Ильёй пришла на половину, в которой оставался Николай.

– Вот мой друг, – сказал Илья. – Много раз про него я тебе говорил.

– Николай?!

Она разглядывала его, улыбаясь и как бы оценивая.

– Рада наконец-то познакомиться с таким человеком. Меня звать Мариной, или Мариной Алексеевной. Зови как хочешь.

– Хорошо, – неосознанно сказал Николай, и на его лице появилась улыбка.

– Что хорошо?

– Да это я так.

– Катя! Катька! Иди-ка сюда, – звала Марина Алексеевна, заглядывая через дверной проём, выходивший в прихожую.

В комнату чуть ли не вбежала девушка лет семнадцати, весёлая, скорее всего озорная, но довольно милая. Лицо её разрисовано россыпью мелких веснушек.

– Гляди, доченька, кавалер тебе как раз впору. Тот самый Николай.

Девушка взглянула на него с любопытством.

– Опоздала, – улыбаясь ехидно, предупредил Илья, – уже есть у него.

– Вот беда-то, – ничуть не расстроилась Марина Алексеевна, – можно и переманить. Не так ли, Катя?

Катя, кокетливо покрутившись возле Николая, быстро поскакала в прихожую.

– Эх, коза! – заметил Илья.

– Сам-то… посмотрел бы на себя, – последовало незамедлительно от неё.

Николай улыбался, предчувствуя веселье. Настроение у него поднималось.

– Подожди, – уведомлял друг, – вот когда соберутся остальные, тогда веселее будет. Привыкай, друг.

А деваться теперь некуда, привыкать приходится; назвался груздем – полезай в кузов. Кузов-то большой, тесно не будет. Имеется в виду, что в доме тесно не будет, места всем хватит. А не хватит – не беда; как говорится, в тесноте, да не в обиде. Так и живут в деревне. В праздники и подавно.

Состоялся второй завтрак, сытный, со спиртным. После него намного стало веселей.

– Пойдём по деревне прогуляемся, – предложил Илья другу.

Николай охотно согласился. Вышли они на улицу.

Деревня как деревня, ничего особенного в ней. Таких деревень сколько угодно. Есть и бревенчатые дома, старые и новые. Есть и каменные строения из кирпича или блоков.

Старые деревянные дома засыпаны снегом под самые окна. Дым, выходящий из печных труб над крышами, вырисовывал длинные дуги, концы которых призрачно исчезали на голубом фоне неба. Низкое солнце было жёлтым, но не тёплым.

– А это кто здесь хоромы такие возводит? – спросил Николай, увидев большой, но недостроенный, из красного кирпича в два этажа дом, обнесённый высокой железной изгородью.

– Да это всё понты, – начал Илья, небрежно махнув рукой. – Здесь какой-то новый русский строится. Я его не знаю. Приезжал как-то пару раз летом, видел его лишь мельком.

– А ему что, больше негде было строиться?

– Не знаю. Ведь у них, у новых русских, уже всё поделено.

– Ну, так уж и всё, – возмутился Николай.

– И поделили бы всё, да не успели, видать.

– Почему?

– Время другое пришло.

– Да уж, время…

– И не только, – подумав, загадочно добавил Илья.

Прогулка по морозу Николаю пошла только на пользу. Организм его будто очистился от вредных веществ, кровь омолодилась, разогналась в жилах. Щёки его образовали здоровый, румяный вид. Известно, воздух в деревне, особенно зимой, чистый и звонкий, не такой, как в городе. Так бы и не заходил в дом, да вот только мороз, окаянный, своё дело делал – загонял в тепло. Друзья вернулись домой.

– Мама ещё не приехала? – спросил Илья, как только вошёл в дом.

– Нет, – ответила ему тётя.

– Значит, вот-вот будет.

Друзья ушли на правую половину дома и долго оттуда не выходили. Поначалу они смотрели телевизор, переключая каналы, затем тихо о чём-то говорили, а потом умолкли.

III

Вечерело. В дом тихо вошла Анастасия Алексеевна. Её не сразу заметили. Перецеловалась она со всеми сёстрами, племянницами и родителями.

– А Илюша где? – спросила она.

– А там, в той половине, – махнув рукой, отвечала одна из сестёр, – вместе с другом дрыхнет.

Анастасия Алексеевна прошла на указанную половину. Она увидела дремавшего в кресле сына, улыбнулась и ушла к сёстрам и племянницам на хозяйственную сторону дома, где кипела работа: готовились различные блюда, кушанья к праздничному столу.

То, как шла у них работа, обещало быть богатому столу. За работой время летело быстро, а для Ильи с Николаем, находившимся в сладкой дрёме, оно вообще не имело значения.

– Эй, сони, хватит спать, Новый год проспите! – будила друзей Марина Алексеевна. – Илюша, Николай, просыпайтесь.

Друзья проснулись, поднялись и перешли на другую половину. А там – будто целый малинник. Николай удивился и не знал, на кого и смотреть. Дед отдыхал на печи.

– Смотри-ка, Николай, – говорил Илья, – сколько их тут, каждому аж без малого по три достаётся.

– Ничего себе, – шутливо возмущалась Марина Алексеевна, – каждому по три. А нас что, в счёт не берёшь?

Все захохотали. Дед, смеясь, закряхтел.

– Эх, тётя…

– Я дам тебе «тётя»! – пожурила она, улыбаясь. – Идите умываться.

– Ладно, уговорили… Пойдём, Николай, нас отсюда гонят.

– Пойдём, если так.

До Нового года оставались считаные часы. Всё было приготовлено. Оставалось только тому самому малиннику привести себя в порядок – это обязательно следует сделать.

Ох, сколько женских секретов обнажилось вдруг в этот вечер перед взором Николая. Как они соблазнительны, чарующи и вместе с тем дьявольски, порочно жестоки. Никто из девиц не стыдился его, а он сам, имея ребяческую совесть, смущался. Смущение молодого человека как раз-то и придавало больше всего девицам то неудержимое нахальство, приводившее его в неимоверную робость. Мамаши больше делали вид, будто стыдили дочек, и лишь ради приличия прогоняли их в другое помещение.

А Илья обнаглел, потерял стыд. Смело, ничуть не смущаясь, поправлял на девушках одежду, особенно с наслаждением поправлял интимные её части. Не каждая ведь, заметьте, позволит подобную выходку кому-нибудь другому. Правильно! Здесь все свои, кровные – чего уж там!..

Наконец женщины и девушки нарядились и стали собираться к столу.

Сколько здесь их – молодых, красивых, милых деревенских барышень и девиц – собралось к праздничному столу… Прошу прощения заранее: не стану я на этот раз рисовать их лица, как бы они ни были милы, не стану раскрывать их имена, ибо, к сожалению, им не суждено принимать участие в дальнейшем повествовании. Пройдут праздничные дни – и прощайте, милые. А пока они здесь, все вместе собрались в родном доме и радуются, поздравляют друг друга, желают здоровья да любви. Итак, с Новым годом! С новым счастьем! Ударились в руках друг о друга глухие, но крепкие стеклянные бокалы, наполненные крепким спиртным. Спиртное быстро выпито… Новый год!

– Деда, – обратился внук, – мы с Николаем пойдём на улицу – отсалютуем из нашей гаубицы.

– Ступай, шалун, ступай, – отмахнулся рукой дед.

Илья достал спрятанное ружьё, названное им гаубицей, взял несколько к нему патронов и вышел на улицу. Вслед за ним последовал Николай.

Раздались ружейные выстрелы – первые выстрелы произвёл Илья. После чего он передал ружьё другу:

– Теперь ты. Стрелял раньше?

– Нет, никогда.

– Когда-то ведь надо начинать.

Стрелял Николай морщась и закрывая глаза. В морозной ночной тишине ружейные выстрелы разносились звонко, далеко и раскатисто. Стрельба в населённом пункте была правонарушением, и нарушителей общественного покоя могло ожидать административное наказание – но этот случай им, нарушителям, сойдёт с рук. Друзья вернулись в дом. Ружьё довольно-таки скоро вернулось на прежнее место.

Время давно перевалило за полночь, а в доме по-прежнему шумно и весело. Старики устали от шума, они отправили всю весёлую компанию на другую половину дома, а сами залезли на печь и, повздыхав тяжело и покряхтев, заснули. Скоро дед захрапел. Старушку храп старика давно перестал беспокоить: привыкла, вдобавок к старости она стала хуже слышать.

Девицы-дочки собрались на улицу, уговорив пойти вместе с ними и парней – Илью и Николая. Собрались живо и ушли. Женщины-матери, сёстры, остались одни. Вдруг в доме стало как-то непривычно тихо. Тишина царила недолго. Между женщинами – подругами или сёстрами – всегда находится разговор за столом. Посплетничав между собой, повздыхав, помолчав, стали вскоре расходиться и они.

– Ладно, Настёна, пока, – прощалась первой Марина Алексеевна. – Заходи и ты к нам.

– И к нам заходи, – подхватила другая. – Всё будет хорошо, вот увидишь.

– Не переживай ты так, – успокаивала третья.

– Спасибо вам, мои сестрёнки.

Все трое поочерёдно поцеловали её и разом вышли из дома. Анастасия Алексеевна осталась одна, и на неё напала вдруг необъяснимая тоска, грусть. Она не знала, чем себя занять. Посмотрела на часы: пятый час ночи, вернее будет сказать утра.

IV

Вернулись друзья под самое утро, когда старики зашевелились, чтобы управляться с хозяйством. Вернулись они весёлыми, но уставшими. Им хотелось только одного – спать.

Анастасия Алексеевна, подремав немного, встала и вышла вместе с родителями во двор. Хоть и городская она давно, но от заложенного в неё с рождения, видно, ей не избавиться. В доме скоро наведён порядок. Можно теперь и поговорить.

– Мама, – начала неуверенный разговор Анастасия Алексеевна, – почему я такая дура?

– Ты, доченька, в город уехала, – сказала старушка.

Анастасия Алексеевна не поняла, к чему это сказано. Она задумалась.

К разговору присоединился отец:

– Ты говори нам напрямик.

– Что мне делать? – спросила она у отца.

– Откуда мне знать, что делать, когда ты ничего нам не сказала.

– Я полюбила одного человека.

– И не знаешь, что делать?

– В том-то и дело.

– Он-то хороший?

– Очень даже.

– Беда с дочерьми одна, – говорил старик. – Чего сидишь, матушка, как немая? Скажи ей.

Старушка-мать вздохнула, махнула рукой и сказала:

– Да ну вас. Ты бы лучше об Илюше думала.

– Расскажи, кто он? – поинтересовался отец.

Анастасия Алексеевна рассказала о нём, что знала. Знала, разумеется, кое-что – не много.

– Увидеть бы его… – заключил он.

Разговор дочери с родителями нисколько её не утешил. А ближе к вечеру, простившись с ними, она вернулась в город.

V

Прошёл день, настал томительный, длинный вечер. Особенно это испытывал Николай. И что с того, если говорится «в гостях хорошо»? Илья как-никак не в гостях, он дома, потому ему лучше.

Илья чистил оружие, именуемое гаубицей. Николай внимательно следил за его действиями. Почистив оружие, тот положил его на прежнее место.

– Дедушка у тебя охотник? – спросил Николай.

– Раньше ходил часто, теперь совсем не ходит: стар уже.

– А ты?

– Я так, балуюсь. Иногда хожу в лес пострелять. Дед позволяет мне. Конечно, это нарушение: у меня нет разрешения на оружие. За зверьём и птицей я не охотник, а по банкам стрелять-то стреляю. Хотя быстро надоедает такая охота, нет ничего интересного в ней.

– Далеко бьёт?

– Хватает.

– Без спроса разрешают брать? – машинально спрашивал Николай.

– Нет, конечно, но раз как-то брал – и ничего. Дед знает, что я умею обращаться с оружием, сам он меня учил. Оружие требует аккуратного с собой обращения. У деда ещё одно есть, стреляет превосходно, но тихо, не то что гаубица, из которой вчера палили. Вот так, дружище.

– Чем вечером заниматься станем?

– Не знаю. Как получится. К тётям по гостям ходить будем.

Случалось, в иные дни они никуда не ходили, тогда приходили к ним другие. Опять собирались за столом, начинались весёлые разговоры.

Последний вечер у друзей сложился совсем скучным.

Николаю хотелось сказать «Наконец-то завтра домой», а получилось:

– Завтра вернёмся домой.

– Завтра вернёмся домой, – лениво повторил Илья.

– Чем ты сразу займёшься, когда вернёшься?

– Не знаю. А ты?

– Перво-наперво я расскажу родителям про наш Новый год…

– А потом?

– А потом встречусь с Ириной, ей тоже расскажу – думаю, интересно будет.

– Но вдруг её дома не окажется? – спросил Илья, чтобы проверить поведение друга.

– Как не окажется? – осенило вдруг Николая.

– Кто его знает, как получится.

– Нет, она дома будет, – улыбнулся Николай.

– Отчего ты так уверен?

– Не знаю.

– Разве у неё нет подруг?

– Есть. Но она больше любит бывать дома. Подруги сами к ней захаживают.

«Знает-таки», – подумал Илья.

– Я слышал, что к вам домой на днях заходил Андрей Иванович. Правда ли? – спросил Николай.

– Слышал от Ирины?

– От неё.

– К вам также заходит, видел не раз. И как он вам?

– Хороший, добрый, умный.

– Всего-то?.. Негусто.

– А ты знаешь его больше меня?

– Нет. Я-то полагал, что ты как раз знаешь больше.

– Тебе хочется знать о нём?

– Не знаю, – неуверенно отвечал Илья, – сам не знаю я, чего мне хочется знать.

– Биографию рассказывать не стану: ни к чему, да и знаю её только в двух-трёх словах. Могу уверенно сказать только одно: в нём есть магическая способность разгадывать в людях намерения. И собеседник он интересный. А в своё время мама, когда была школьницей, была в него влюблена. Думала даже, когда вырастет, пойдёт за него замуж.

– Теперь же моя в него.

– Да?!

– Да, – подтвердил Илья. – Ирина тебе разве не говорила?

– Нет.

– Зато узнал от меня.

– Илья, когда ты повстречаешься с Андреем Ивановичем, то увидишь сам, насколько он интересный.

– Может, он такой интересный, да только я его побаиваюсь. А значит, не доверяю.

– Кому? – удивился Николай.

– Ему, разумеется.

– Отчего?

– Откуда мне знать, просто недоброе предчувствие.

– Тебе так кажется. Я тоже поначалу отнёсся к нему насторожённо и недоверчиво.

– Поживём – увидим, – сказал Илья и предложил: – Давай спать теперь, поздно уже.

Прошла последняя ночь в гостях. На улице рассвело. У Николая хорошее настроение, неплохое настроение и у его друга. В полдень, простившись со стариками, отправились друзья на автобусную остановку, у которой некогда высадились. Вскоре подошёл автобус, и они в него вошли. Вошедшие в автобус поехали в город.