Текст книги "Война и Мир – 1802"

* * *

Накануне Бурдинского сражения в стоянку британского главнокомандующего генерала Веллингтона приехал гость из Лондона – его военный секретарь лорд Сомерсет (Somerset). Желая сделать ему сюрприз, он вместе с генеральским адъютантом внес в палатку некую посылку и адъютант помог ее распаковать, с удовольствием занявшись раскупориванием ящика.

Генерал Веллингтон еще не выбрался из походной постели и, будучи аскетом, как раз в этот время лично приглаживал свои короткие черные волосы, не доверяя денщикам или камердинерам. Имея репутацию ловеласа, никогда не забывавшего о хорошеньких женщинах, равно как и об оставленной им в Дублине первой и незабвенной любви леди Пекенхэм, он уже облился холодной водой и сейчас обильно прыскался одеколоном, запасы которого вывез еще из Индии, где был назначен губернатором завоеванного Серингапатама. Адъютант, застрявший в дверях, сообщил о том сколько русских солдат взято в плен во вчерашней стычке и доложил ему о приходе гостя.

– No prisoners! So, эти парни заставляют себя истреблять? Тем хуже для них. Нет пленных и не надо, а гость пускай войдет.

– Yes, sire, – ответил адъютант.

Лорд Сомерсет поклонился генералу с учтивостью личного камердинера и подошел, подавая конверт.

– I am very glad. Well, what is London saying? – спросил Веллингтон приехавшего, хотя и знал заранее что ничего особенно нового в Лондоне уже не скажут.

– В случае успеха российской кампании и взятия Москвы вы будете произведены в фельдмаршалы, кроме того парламент пожалует вас сотней тысяч фунтов на покупку достойного имения, сэр, – отвечал ему военный секретарь.

– Вы же знаете, Сомерсет, я мечтаю только об одном – быть генерал-майором на службе Его Величества, – ответил ему Веллингтон несколько покривив душой, так как еще одной мечтой всей его жизни было расплатиться с долгами и жениться наконец на леди Пекенхэм.

– Но полагаю, сэр, что и деньги вам не помешают? – почтительно вопросил лорд секретарь.

– Вы правы, из Индии я не вывез ни фунта кроме жалованья, в отличие от наших колониальных чиновников. Рыцарь британской короны – прекрасное звание, но само по себе это еще не делает человека счастливым. Кстати, вы любите путешествовать, скоро я покажу вам столицу Азии – Москву. А что вы мне еще привезли?

– Сюрприз, сэр! – тут секретарь ловко отступил назад и моментально сдернул покрывало с предмета, оказавшегося при ближайшем рассмотрении портретом самого Веллингтона.

На этом портрете Веллингтон был изображен сидящим на коне во время битвы при Серингапатаме и отдающим приказы. И хотя генерал, бывший в ту пору еще полковником, прекрасно помнил как тогда допустил ошибку, приказав штурмовать деревню майсурцев ночью, что стоило ему раненого пулей колена, и вообще его полк потом был оставлен в резерве, но он сделал вид, что картина ему очень понравилась.

– Прекрасно, прекрасно. Одна азиатская столица или другая – не все ли равно? Я не боюсь их, этих диких полчищ, по крайней мере не боюсь заранее, – глаза генерала затуманились.

Лорд секретарь почувствовал что это исторический момент. Однако тут же Веллингтон пришел в себя.

– Ну а теперь пишите приказ по армии, – обратился он к адъютанту. – Солдаты, вот и то сражение, о котором вы мечтали. Оно позволит присоединить к нашим индийским колониям еще и российские, и откроет вам дорогу назад, на наш любимый остров. Вы должны покрыть себя неувядаемой славой и победить так же как и в битвах на континенте Европа и в Индии!

Адмиралу Нельсону также достался подарок – портрет его новорожденной дочери Горации, прелестного ребенка, выписанного яркими красками. Однако адмирал, безумно любивший как дочь, так и ее мать, леди Гамильтон, решительно пресек попытку денщика выставить портрет на всеобщее обозрение, несмотря на восторг старых моряков, и велел снять его, так как «ей еще рано видеть море, то есть поле сражения».

Весь день генерал Веллингтон провел на коне. В походе он обычно одевал бикорн – черную шляпу с черной же кокардой и в водонепроницаемом чехле, дабы сохраниться от дорожной сырости, редингот с палашом под ним, а также белые штаны и гессенские сапоги. Под синим рединготом был белый жилет и белый же шейный платок вместо стандартного черного, и вдобавок поясной шарф. Этот походный костюм он предпочитал обычному мундиру генерал-майора. Все современники отмечали его изящество в одежде.

Он осматривал местность и все время отдавал распоряжения. Благодаря хитрости адмирала Нельсона, ловко форсировавшего речку Колочу, первоначальная линия расположения русских войск была сломана, и часть этой линии отошла назад. Веллингтон почему-то вспомнил, что когда он встретил Нельсона в первый раз в жизни, после возвращения из индийского похода в Лондон во время визита к министру колоний Кастлри, то адмирал, не зная что перед ним сам знаменитый «сипайский генерал» Артур Уэлсли, разговаривал с ним напыщенно и тщеславно, и вообще как-то глупо, но поняв наконец кто перед ним тут же стал говорить как офицер и государственный муж.

– Да, этот одноглазый джентльмен теперь понял субординацию и дает дельные советы, – подумал Веллингтон, глубокомысленно вглядываясь в местность. Ясно было что атаковать надо слабо защищенный левый фланг, однако же генерал, для поддержания имиджа гениального полководца, не собирался объяснять сопровождающим его офицерам логику своих рассуждений, а только отдавал приказы.

– Может быть следует послать шотландских гвардейцев лесом? – поинтересовался подъехавший Нельсон.

– Не стоит – у них юбки порвутся о сучья. Лучше поставьте на возвышении батареи вроде морских, а я пока напишу диспозицию.

В диспозиции Веллингтона, как и во всех военных документах того времени, было подробно расписано куда идти войскам и куда стрелять батареям, говорилось о расположении полков, их батальонных и фланговых рот, о том как должны действовать Шотландские полки (Highlander Regiments), полки легкой пехоты и иностранные формирования. Однако на деле все пошло наперекосяк и распоряжения командующего вовсе не выполнялись, но тем не менее все историки сочли эту путанную диспозицию гениальной

Некоторые говорят, что Бурдинское сражение не было выиграно англичанами потому что у Веллингтона разыгрался ревматизм, и если бы камердинер подал ему вместо штанов панталоны, которые он также иногда носил вместо форменных брюк, то Россия бы несомненно погибла из-за его гениальных военных ходов. Но ход мировых событий конечно предопределен свыше, и зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, даже и наших далеких потомков, и влияние Веллингтонов и Нельсонов на ход этих событий есть разумеется только внешнее и фиктивное.

Солдаты британской армии шли убивать русских солдат в Бурдинском сражении не вследствие приказания Веллингтона, но по собственному желанию. Вся армия: англичане, шотландцы, ирландцы, даже иностранцы, голодные или сытые, чувствовали что «Better a glorious death than a shameful life», то есть предпочитали ужасный конец ужасу без конца. Веллингтон распоряжался в этом сражении не хуже и не лучше чем во всех остальных, и по крайней мере не решился на атаку ночью. Он не путал и не противоречил сам себе, и конечно будучи хоть и относительно молодым но уже опытным воякой не убежал с поля сражения.

Вернувшись в палатку после поездки по линии сильно озабоченным, Веллингтон сказал: «The chessmen are set up, the game will begin tomorrow!» Эти слова повторяли перед битвой многие западные военачальники, полагая, несмотря на свой военный опыт, что война подобна шахматной игре. Велев налить себе старого доброго эля, и подозвав к себе лорда Сомерсета, он заговорил с ним о Лондоне и о тех изменениях, которые он собирался произвести в английской государственной политике, если когда-либо в будущем станет премьер-министром. Он изволил шутить подобно хорошему хирургу, которому только дай подобраться ближе к телу больного, а там уж все будет сделано как подобает.

Внезапно его озаботил вопрос сохранности армии.

– This poor army! It has diminished greatly since Smolensk, – пояснил он секретарю, ведь армия после Смоленска и вправду сильно поредела.

– Фортуна еще улыбнется нам, – оптимистично сказал лорд Сомерсет.

– Леди Фортуна – это просто шлюха из портового борделя. А что же моя шотландская гвардия? Они получили свою овсянку? – вопросил он у адъютанта.

– Да, сэр, – отвечал тот.

– Да вы знаете, что такое военное искусство?

– Сэр?

– Draw not your bow till your arrow is fixed, ну а когда лук заряжен, медлить нельзя, надо стрелять. Кутузов столь же одноглаз, сколь и Нельсон, но к тому же и дьявольски ленив, что немудрено при такой комплекции. Толстый как любимый слон раджи. Ну посмотрим!

Веллингтон проверил часы и с грустью посмотрел на пустой стакан из-под эля. Все было выпито, до капли. Накинув длинный редингот, он решил пройтись по окрестностям. От русской линии тянуло дымом костров и доносились какие-то крики. Послышался топот британцев, занимавших нарисованные для них генералом позиции. Шотландские солдаты вытягивались при его появлении, хотя и не любили уроженцев Ирландии вообще и выпускников Итона в частности. Осведомившись у ближайшего солдата, получил ли он свою овсянку и давно ли служит Его Величеству, Веллингтон проехал далее. Когда начало светать, раздались пушечные выстрелы. Игра началась.

* * *

Наутро граф Г. никак не мог проснуться, утомившись от ночных мыслей. Морозявкин битых полчаса раскачивал его, взяв за плечо и монотонно повторяя: «твое сиятельство, твое сиятельство, твое сиятельство», но это не помогало. Наконец канонада за окнами разгорелась столь жарко, что стекла задребезжали.

– А? Что? Началось? Пора что ли? – заговорил граф Г., наконец-то проснувшись.

– Пора, граф, пора! – в преддверии момента Вольдемар начал обращаться к графу Михайле по титулу.

Продрав глаза, граф Г. понял что все господа уже повышли и сам Светлейший давно проехали. Одевшись и выйдя на крыльцо, граф не стал ничего себе чесать, хотя и увидел что на дворе ясно и весело, и вообще-то свежо. По улице прорысили казаки и адъютанты.

Граф с Морозявкиным немедля поспешили к удобному кургану, с которого было видно все поле сражения. Полюбовавшись на штабных и самого Кутузова, седая голова которого виднелась тут же, граф увидел прекрасную панораму, пронизанную солнцем, но теперь однако кругом были дымы выстрелов. Блестели золотые поля и изумрудные леса возвышались на горизонте. Над речкой стоял туман. Большая смоленская дорога вся была покрыта войсками, и на нее-то и смотрел Кутузов, глядя в подзорную трубу и не отрываясь.

Невольно граф поймал себя на том что получает наслаждение от этого зрелища, в особенности от дымов и звуков выстрелов.

«Пуфф, пуфф-пуфф, бум-бум. Какие красивые, верные звуки! А вот ружья звучат часто, но бедно и неправильно в сравнении с орудиями», – граф Г. стал считать дымы и выстрелы. Казалось что дымы то бежали то стояли, и графу захотелось оказаться там, среди этих дымов и блестящих штыков. Ему показалось что вся свита Кутузова смотрит на поле сражения с теми же чувствами.

– Поезжай, голубчик, к переправе, Христос с тобой, – сказал Кутузов генералу, стоящему рядом, не спуская впрочем единственного глаза с бурдинской панорамы.

– Я пожалуй тоже за ним поеду, – сообщил граф Г. свои намерения Морозявкину.

– И я, и я! – Морозявкин скакал на своей кляче держась за гриву и прижимая каблуки ботфорт к ее животу, под улыбки штабных, ради такого зрелища оторвавшихся от созерцания исторической битвы. К несчастью генерал, за которым отправились в путь приятели, под горой резко свернул влево, и граф с Морозявкиным с разгона врезались в ряды пехтуры, с очень озабоченными физиономиями.

– Чего разъездились посеред батальона! – заорал на них один пехотинец. Другой же не без удовольствия ударил лошадь графа Г. прикладом, так что кобыла шарахнулась, а граф прижавшись к луке еле успел ухватить свою фасонную шляпу, дабы она не слетела в дорожную пыль. Он не стал однако хлестать негодяев плеткой, от души надеясь что их скоро убьют и так. Сами того не зная, приятели въехали в гущу сражения, у моста через Колочу, который резко атаковали англичане.

– Там в сене солдаты возятся, что-то делают! – сообщил приятелю зоркий Морозявкин, вглядываясь в даль.

– Не вовремя конечно, но место удобное, – ответил граф невпопад. Он и не думал что тут поле сражения, находясь в таком состоянии что не замечал ни звуков пуль, визжавших со всех сторон, ни снарядов, перелетавших через них с Вольдемаром, ни неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго в упор не видел убитых и раненых, хотя многие падали практически на него. Сегодня с его лица не сходила улыбка.

– Что эти болваны разъездились перед линией? – снова заорали на них. – Уберите вон того идиота! Возьми вправо! Возьми влево!

Граф, понимая что не может брать у всех сразу, принял решение взять вправо и неожиданно столкнулся со знакомым адъютантом Раевского.

– Вы-то сюда зачем попали, граф? – поинтересовался тот. – И что это за чучело при вас?

– Да так, чудак какой-то по дороге прибился, – отрекомендовал граф Г. Морозявкина. – А можно мне с вами?

– Сейчас… Вы все любопытствуете, а потом небось в столицу реляцию напишете? Знаем мы вас, – спросил адъютант, на скаку что-то шепнув толстому полковнику.

– Да нет, просто хотел узнать как тут у вас дела, – ответил граф дипломатично.

– У нас все слава богу, а вот у Багратиона на левом фланге такая жарня идет!

– Неужели? Скажите на милость. На левом это где же?

– Да это слева, поедем на курган, я покажу.

Граф повернул коня за адъютантом, Морозявкин со словами «и я с вами» потащился следом. Только тут граф Г. впервые увидел раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. Кое-кто даже был совсем неподвижен, вроде солдата со свалившимся кивером.

– А этого чего не подняли-то? – поинтересовался граф Г., не замечая что Морозявкин строит ему страшные рожи. Адъютант сделал строгое лицо, не желая отвечать на идиотский вопрос. Графская лошадь отставала все больше.

– А что граф, вы верхом-то ездить вообще умеете или первый раз сели? – спросил адъютант с излишним любопытством.

– Да она что-то уж чересчур распрыгалась, черт знает почему – может течка? – ответил граф Михайло озабоченно.

– Э, да она ранена! Вот так номер… Первая кровь! Поздравляю, граф, – сказал адъютант и добавил по-английски, – I congratulate you, Count, on your baptism of fire!

– С почином тебя, Михайло! – радостно завопил и Морозявкин, сам не зная почему.

Наконец скромная компания, пройдя сквозь дымы, приехала к небольшому лесу за которым стреляла артиллерия, да так громко что у всех заболели уши.

– А где генерал-то? Я ехал-ехал, – поинтересовался адъютант у окружающих.

– Их превосходительство только что были, отъехали вооон туда, – отвечали ему.

Адъютант посмотрел на графа Г. с Морозявкиным, решительно не зная что же с ними делать.

– Да вы за нас не беспокойтесь – не маленькие! – пояснил ему граф Г.

– Да-да, не стоит беспокойства… Мы пока вон на курган пойдем погулять, можно? – вопросил Морозявкин.

– Да идите пожалуй куда хотите! Здесь всюду безопасно, – уверил их адъютант, – а потом я за вами заеду.

– Удачи! – пожелал ему на прощание граф, и только уже после узнал что адъютанту в этот день оторвало руку, и больше они не виделись.

Впоследствии оказалось, что граф Г. с приятелем заехали на батарею Раевского, которую англичане считали важнейшим пунктом позиции, и даже назвали фатальным редутом, положив вокруг десятки тысяч солдат.

– Канав каких-то вокруг кургана понавыкапывали, – удивлялся Морозявкин, беспокойно оглядываясь и считая пушечные стволы, высунутые из-за валов в направлении предполагаемого противника. Рядом по линии тоже стояли пушки и пехота.

– Можно подумать что это окопанное канавами место – важнейшее в сражении! – иронически подумал граф Г. и взошел на курган.

Граф был не прочь иногда лично помахать шашкой, и как мы видели довольно успешно, но не будучи лихим артиллеристом он принял решение не мешать солдатам. Они с Морозявкиным уселись на откосе канавы свесив ноги, с лица графа не сходила все та же улыбка. Иногда он вставал дабы размяться, только подлые солдафоны все время ему мешали, беспрестанно пробегая мимо него с сумками и зарядами, чтобы заряжать орудия.

– Да у нас тут прямо семейное оживление, не правда ли? – спрашивал граф у Вольдемара в перерыве между выстрелами.

– А как же, конечно! Не такая жуткость что между пехтурой, – отвечал ему Морозявкин зажимая уши, так как пушки снова начинали стрелять, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.

Появление между ними фигур невоенных, особенно графа в белой шляпе, сначала неприятно поразило батарейных служак. Солдаты зырили на них с испугом и даже долговязый старший артиллерийский офицер и тот хотел перекреститься, а потом подошел поближе, будто бы затем чтобы посмотреть на действие крайнего орудия.

Молоденький офицерик с круглым лицом, старательно хлопотавший около пары вверенных ему пушек, решил сделать графу Г. замечание.

– Позвольте вас попросить с дороги – здесь нельзя! – прокричал он в самое графское ухо.

– Только что из корпуса выпущен что ли? – граф Г. поднял его за лацканы шинели и подержал с минуту на весу. – Ты что, не знаешь что я тот самый граф Г., личный друг самого Светлейшего, и мне все можно?

Испуганный офицерик кивнул головой и куда-то исчез. Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на выходки графа, который с улыбкой, расталкивая рядовых, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно как по бульвару. Морозявкина же, который явно робел, солдаты немедля записали в свои животные, вроде козла или петуха что живут при воинских командах.

Одно особенно наглое ядро взрыло землю в двух шагах от графа. Не теряя куража, он лишь счистил землю с платья и с улыбкой оглянулся вокруг.

– И как это вы барин не боитесь? – спросил у графа краснорожий солдат, оскалив белые зубы.

– Я вообще ничего не боюсь – иначе не стал бы графом Г.! А ты разве боишься?

– А то как же? Она ведь не помилует, шмякнет так и кишки вон, только полные дурни не боятся – отвечал солдат хмыкая. – Дело наше такое, солдатское.

– Ишь ты, разговаривает! Суровый барин, – солдаты останавливались около графа Г. как у говорящей диковины. Они как будто не ожидали, чтобы такой барин умел говорить как они.

– По местам, живо! – заорал на солдат молоденький офицерик, наконец вылезший из щели, в которую забился от страха перед грозным графом Г., и старавшийся восстановить пошатнувшуюся дисциплину.

Пальба и давление усиливались по всему полю, правда из-за дыма в месте, где дислоцировались граф с приятелем, ничего нельзя было видеть. Граф наблюдал за своим как бы семейным кружком на батарее, за знакомыми уже лицами, думая о том как здорово что все они там сегодня собрались.

Однако же часам к одиннадцати милые лица поредели – два десятка человек вынесли с батареи ногами вперед. Несколько орудий были разбиты вдребезги. Все чаща и чаще на батарею залетали снаряды и дальнобойные пули стрелков. Однако же граф с Морозявкиным как будто вовсе этого не замечали и продолжали весело перешучиваться между собой и с солдатами.

– Не, это не сюда, это к пехотным! – орал один солдат, видя что со свистом прилетевшая граната угодила в ряды прикрытия.

– Знакомая что ли? – переспрашивал другой, глядя как ополченец присел под ядром от испуга.

– Ты назад не гляди, ты вперед гляди! Если кто назад прошел, то значит дело у них такое! – унтер-офицер ловко поддал коленом под задницу одному солдатику, под дружный смех остальных.

Орудия перекатывали дружно, по-бурлацки, с криками «эй, ухнем». Смеялись солдаты буквально над всем – и над ядром, чуть не сбившим шляпу и не оторвавшим голову «нашему барину» графу Г., и над мужиками-ополченцами, как лисицы бежавшими на батарею за ранеными, причем после каждого попавшего ядра народ все более оживлялся.

Однако к полудню пехота, стоявшая перед батареей в кустах для прикрытия, попятилась назад, неся раненых на ружьях. Генералы с серьезными лицами взошли на курган и приказали пехотинцам лечь, а то что-то чересчур уж многих поубивало. При этом они сердито посмотрели на графа Михайлу., как будто он был во всем виноват. Затем под барабанную дробь пехтура поднялась и двинулась вперед. Офицеры беспокойно оглядывались.

Пехотинцы скрылись в дымах, потом резво затявкали ружья, ну а затем как водится потащили раненых. Снаряды полетели тучами, всем стало уже не до графа Г. с его шляпой и ироничной улыбкой. Солдаты двигались как на пружинах, на всех лицах разгорелся, как показалось графу, грозовой огонь, в ответ на наступавшую тучу врагов.

– Осмелюсь доложить, снарядов осталось только пара, прикажете продолжать огонь? – спросил молоденький офицер у старшего.

– Картечь! Жги! – крикнул старший, не обращая внимания на его нытье.

Граф обратил внимание, что унтер-офицер, также пытавшийся донести до старшего офицера что заряды кончились, докладывал об их отсутствии подобно дворецкому, который шепотом сообщает хозяину об отсутствии требуемого вина.

– Подлецы, что делают-то! – закричал старший офицер, почему-то поворачиваясь к графу своим красным еще более обычного лицом, и погнал солдат за резервами. Граф Г. зачем-то побежал за ними, к зеленым ящикам с зарядами. Вдруг страшный толчок откинул его на землю, а в ушах раздался ужасный гром и свист, и сознание покинуло его тело.

Очнулся граф Г. сидя на заду, от ящика остались одни обломки, рядом с ним визжала подбитая лошадь. Не помня себя от страха, граф вскочил и побежал обратно на батарею, которая представилась ему единственным убежищем от окружавших со всех сторон ужасов. Он даже забыл что настоящий аристократ ничего не боится.

Однако же и на батарее явно было уже не все в порядке. Там появились какие-то посторонние и непонятные люди. Старший полковник валялся на валу как бревно, задом к графу, будто бы смотря на что-то внизу, и до графа не сразу дошло что тот был убит. Едва Михайло вбежал в окоп, как на него налетел какой-то человек в красном мундире и со шпагой в руке, впоследствии оказавшийся английским офицером. Граф чисто инстинктивно схватил его за горло, а офицер бросив шпагу ухватил графа за шиворот.

«А кто кого в плен-то взял?» – соображал граф, машинально сжимая горло противника изо всех сил. Англичанин хотел как видно что-то сказать, но слова застряли у него в глотке в буквальном смысле этого слова. Его спасло только просвистевшее над головой ядро. Граф разжал руки, и англичанин как заяц поскакал назад, а Михайло, поняв что дела плохи, спешно сбежал под горку, спотыкаясь об раненых и о трупы.

«Да что они, за ноги меня что ли ловят?» – подумал он раздраженно. Но тут же граф Г. увидел как на курган бежит знакомый ему храбрый генерал Ермолов, который гнал перед собой солдат весьма оригинальным способом – он вытаскивал из кармана георгиевские кресты и кидал их на вершину кургана. Солдаты, ловя кресты, спотыкаясь и оря «ура» и еще что-то матерное, весело лезли наверх. Англичане, коварно захватившие нашу лучшую батарею, не выдержали этой психической атаки и побежали, а наши загнали их черти куда, чуть ли не за Можай.

Всех пленных, а также раненых вскоре убрали прочь с батареи. Все эти толпы русских и англичан со страдающими лицами шли и ползли вниз. Граф Г. взошел вверх, и из своего семейного кружка не обнаружил решительно никого, даже Морозявкина, который куда-то исчез. Некоторые еще дергались, как краснорожий солдат, но всем было на него наплевать, другие, как молоденький офицер, просто валялись в кровавых лужах. Граф, не в силах выдержать этого ужасного зрелища, сошел вниз. Пребывание на батарее ему уже поднадоело.

* * *

Однако же никто из противников не ужасался тому что они сделали, как показалось переполненному эмоциями графу. Напротив, канонада только усиливалась до отчаянности. Солнце стояло еще высоко, и до конца битвы было еще далеко. Собственно говоря главное действие этого грандиозного и ужасного спектакля разворачивалось на тысячах сажен, по всему полю между деревней и флешами. Все было просто и бесхитростно.

Сначала затявкали орудийные стволы, несколько сотен. Затем когда все затянулось дымом вперед выдвинулись дивизии генералов Хилла и Кроуфарда на флеши и полки генерала Пиктона на Бурдино. К сожалению, само Бурдино находилось примерно в паре миль от Веллингтона, и он не мог ясно видеть ход сражения сквозь пороховой дым. Солдаты из дивизии генерала Хилла спустились в овраг и напрочь исчезли из вида. Мелькал блеск штыков и красные с белым мундиры, цветов креста покровителя Англии святого Георгия, слышались крики, однако подробностей было не разобрать.

Веллингтон стоял на кургане и глядел в трубу, видя то своих англичан, то чужих русских. Наконец это ему надоело, и дабы размяться он прошелся перед курганом, временами останавливаясь и чутко прислушиваясь к выстрелам. Но даже и с самих флешей было уже не понять что происходит. Англичане и русские, живые и мертвые – все смешалось на чертовом поле. Пехотинцы и кавалеристы то стреляли, то вообще не знали что делать, то появлялись то пропадали как картинки в волшебном фонаре.

Разумеется адъютанты в режиме реального времени, как выразились бы ныне, доносили своему главнокомандующему о ходе сражения. Однако же лошади скакали быстро, но события на поле битвы развивались еще быстрее, и доклады устаревали моментально. Так от генерала Пиктона приехал взмыленный адъютант и заявил что Бурдино и мост через речку уже взяты англичанами. Веллингтон энергично приказал переходить речку и ждать на той стороне, однако же пока он отдавал приказ, русские успели-таки отбить и даже сжечь этот мост, в той самой сваре, в которой побывал и граф Г., а плавать англичанам, даже адмиралам, почему-то не хотелось несмотря на прекрасную погоду.

С флешей прискакал бледный адъютант и донес Веллингтону что Кроуфард ранен, а Нельсон наконец-то окончательно убит пулей русского стрелка. Однако же на самом деле известие было ложным, атака британцев продолжалась новыми силами, а Нельсон был к сожалению только слегка контужен. Веллингтону приходилось действовать исходя из ложных донесений, хотя это в сущности не было препятствием для его таланта полководца, тем более что его распоряжения все равно никто и не думал исполнять.

Генералы и адмиралы, оказавшиеся волею судьбы ближе чем Веллингтон к полю сражения, но разумеется в самом сражении не участвующие, иногда даже заезжали под пули и лично отдавали приказы куда и когда стрелять и скакать, хотя адмиралам конечно приходилось сдерживать себя дабы не указывать еще и куда плыть и под какими парусами. Но их распоряжения игнорировались так же хладнокровно, как и приказы самого Веллингтона.

Чаще выходило все наоборот – те кому велели идти вперед при первом же залпе картечи бежали назад, иногда же бегущих русских догоняли английские кавалеристы и рубили их шашками без всякого приказа. Легкая кавалерия и стрелки штурмовали Семеновский овраг. Командовали всем лишь те начальники, что были в рядах войска, не спрашивая ни Веллингтона, ни его генералов, ни самого господа бога. Речь шла о их собственной шкуре, и сообразно с вопросами ее спасения, они бежали то назад то вперед, соотносясь со своим минутным настроением и не боясь взысканий. Наибольшие увечья всем разумеется наносили пули и ядра, но как только солдаты пытались покинуть опасную зону огня, так начальники тут же дисциплинированно строили их и загоняли обратно в пекло.

Адмиралы и генералы Веллингтона – Нельсон, Паркер и Пиктон, находящиеся в непосредственной близости от области огня, гнали туда огромные массы войск и с минуты на минуту ожидали известия о бегстве неприятеля. Однако же в противоположность тому что было в предыдущих сражениях, в индийской кампании, в европейских походах, а также в операциях морского десанта, посылаемые стройные массы людей возвращались обратно расстроенными. В конце дня прославленный генерал-майор Пиктон, отличавшийся, как и Веллингтон, полным безразличием к стандартному регламенту обмундирования, послал к главнокомандующему своего адъютанта с требованием подкрепления.

Веллингтон, сообразив что лучше сидеть чем стоять, как раз восседал под курганом и потягивал свой любимый эль.

– Сэр, русские будут разбиты если вы дадите нам еще одну дивизию.

– Дать вам резервы? – Веллингтон воззрился на молодого адъютанта, коротко стриженного, как и сам Пиктон, хотя конечно еще не седого, с крайним удивлением. – Насколько мне известно, у вас в руках половина сил армии Его Величества, а левое крыло русских слабо. I don’t yet see my chessboard clearly.

Адъютант отдал честь и со вздохом поскакал обратно в мясорубку.

Веллингтон встал и подозвав к себе лорда Сомерсета для отвлеченной беседы. Однако же занимательный разговор вновь был грубо и бесцеремонно прерван. Генерал Пекенхэм не поленился лично прискакать к командующему, дабы потребовать reinforcements. Соскочив с кобылы, генерал, величественный в своем расшитом мундире, четким прекрасно поставленным голосом поклялся что он прикончит всех русских, если только получит еще подкреплений.

Веллингтон, видя что сэр Пекенхэм вот-вот станет агитировать уже и генералов свиты, понял что нужно немедленно найти остроумный выход из сложившейся ситуации. Он пригласил генерала подняться с ним на курган и широким жестом показал ему поле сражения.

– Нэд, вы видите тех ребят на холме? – вопросил у него Веллингтон, указывая на батарею Раевского и дружески хлопая по плечу.

– Да, милорд, и они нам уже порядком надоели. Вот поэтому я и….

– Так вот, стройте свою дивизию в колонну и гоните их оттуда ко всем чертям! Никаких резервов!

– Я сделаю это, милорд, если вы позволите пожать вашу руку! – отвечал на это Пекенхэм, стискивая сухую ладонь Веллингтона своими пальцами-клещами и одновременно думая, что же он скажет солдатам.

Сплавив подальше Пекенхэма, Веллингтон уже собрался было вернуться к элю и беседе с секретарем, но тут с другой стороны прискакал новый связной.

– Now then, what do you want? – поинтересовался Веллингтон тоном человека, раздраженного тем что ему не дают докончить ланч. – Опять подкреплений?

– Да, сэр.

Не слушая доклада, Веллингтон отвернулся и подозвал Сомерсета.

– Надо дать резервы, черт возьми. Но кого именно? Может шотландские полки?

– Вероятно рано слать в бой амазонок, они еще не разогрелись, лучше послать дивизию Коула, – отвечал лорд Сомерсет, помнивший все дивизии и даже батальоны наизусть, как хороший дворецкий помнит весь гардероб своего хозяина.