Текст книги "Водоворот"

– Что с тобой? – спросил Гриня, не понимая перемены в ее настроении. Но Настя продолжала упорно молчать.

Дома он один сел за стол. Она поставила ему закуску и стала делать вид, что занята домашними делами. Ее молчание Гриню внутренне подколачивало. Выпив несколько раз и немного успокоившись, он все-таки добился от нее ответа.

– Ты же мне обещал, что с подлыми поступками завяжешь? – голосом, в котором смешались и обида, и упрек, и отчаянье, сказала она.

Рубахин глянул на нее как на что-то первобытное.

– Разве я не должен делать вклад в семейный бюджет? – скрывая негодование и сдерживая возмущение, ответил Гриня. Дескать, ты что это девочка, показывал он интонацией голоса, деньги сами в руки идут, а ты этого понять не хочешь.

– Тебе что, не хватает денег? – тоже показывала Настя интонацией, мол, зачем воровать, когда есть возможность зарабатывать легально.

Душа Рубахина напряглась. Ему было невдомек, как можно упускать такой шанс? Настино высказывание и ее поведение злило его и выводило из равновесия. Он не мог понять ее позицию и все оценивал только со своей точки зрения. Но и она тоже хороша. Нет, чтобы объяснить ему его ошибку постепенно. Она наехала на него и окончательно разбудила в нем спящего зверя. Ведь зверь, притаившись, подумывал о побеге.

– Эти грязные деньги мне не нужны. Куда хочешь, туда их и девай, – заключила она рвущей душу на части души фразой.

У Насти жила породистая маленькая собачка по кличке Ника. Купила она ее в московском метро, когда ездила с сестрой за товаром. Очень умная и сообразительная собачка. Легко шла на контакт и выполняла любые команды.

Что ответить на Настины слова Рубахин не знал. Окончательно потеряв терпение, он вышел в коридор, оделся и, взявшись за дверную ручку, на выходе сказал.

– За деньги покупаются разные домашние животные. Но ни за какие деньги не купишь человека. Дрессируй Нику. Я дрессировке не поддаюсь.

Свежий воздух остудил пыл Рубахина. Он вышел на дорогу, поймал такси и предложил водителю покататься по городу. В машине вернулся здравый смысл.

– Слышь, Шеф, – обратился он к водителю. – Тормозни возле какой-нибудь ночной лавки.

– Будет сделано, – согласился таксист.

Купив выпивку, он поехал к Лене. Увидев его одного, молодая особа была крайне удивлена.

– А где Настя? – округлила она глаза.

– Я без цветов, но с выпивоном, – сообщил он загадочным голосом. – Это тебе ни о чем не говорит?

Женщина поняла намерения мужчины и ее сердце трепетно заколотилось. В ее глазах замелькали разные эротические фантазии. Гриня словно услышал ее мысли и почувствовал возбуждение.

– Ну, проходи, – растягивая фразу, пригласила она. – У меня дети спят. Поэтому располагайся в моей спальне. Иди туда. Я возьму рюмки и закуску.

– Ты меня примагнитила, – сказал Гриня, когда Лена вошла в комнату. В коротком домашнем халатике она выглядела очень сексуально. А ее красивые серые глаза смотрели на него распутно.

– Ты такая очаровательная и одинокая, – вырвалось у Грини.

– Тебе лучше не знать причину, – улыбнулась Лена, – а то убежишь раньше времени и не удовлетворишь мои желания, которые у меня возникли с твоим появлением.

Есть женщины, которые своим поведением дурманят мужские головы. Сводят мужиков с ума. Такой была Лена. Грине было сложно справиться со своими чувствами. Его переполняло тепло по отношению к Лене, а в душе было столько нежности, сколько не появлялось ни к одной женщине. Он млел и терялся.

Выпили вина, и Лена положила в его рот кусочек яблока. Другой рукой, как бы невзначай, задела его шею. Рубахин чуть не потерял рассудок. Он поставил свой бокал, и дальше все произошло словно в сказке.

Впервые ему захотелось любить и быть любимым. Испытывая неземное блаженство, он пьянел без вина. Ему не хотелось прикасаться к бокалу с вином, а хотелось впитывать в себя это неземное наслаждение. До самого рассвета они не могли оторваться друг от друга. Утром Лена позвонила в парикмахерскую и отпросилась с работы.

Гриня видел в ней что-то до боли в сердце родное. То, что он так долго пытался встретить и приобрести. В его душе все перевернулось. Обычно Грининого порыва хватало до утра. Теперь он чувствовал, что не остыл, а готов выполнить любую ее просьбу. Даже на подвиг ради нее он был готов. Ничего подобного прежде с ним не происходило.

Лена, удовлетворив свою физическую потребность, теперь была напугана сложившейся ситуацией. «А если с ним, не дай бог, конечно, что-то случится, – думала она про себя, – во всем обвинят меня. Да и сама я этого не переживу».

Гринино настроение, в отличие от Лениного, было радостным. Он чувствовал невероятную свободу души, предвидя дальнейшую жизнь без упряг и сетей. От прикосновения его рук Лена мгновенно возбуждалась, и слияние их тел продолжалось вновь и вновь.

– Ты из меня делаешь настоящего маньяка, – засмеялся Рубахин. Ему было хорошо. Он чувствовал себя настоящим мужчиной.

– То же самое могу сказать о тебе, – поддержала его Лена. – Мое тело никак не насытится, – то ли она так изголодалась, то ли и впрямь Рубахин запал ей в душу. Но была она искренна и откровенна. По крайней мере, вела себя неподдельно.

– И как мне удовлетворить твою ненасытную плоть? – шутил Гриня. А сам уже и не понимал, что с ним происходит. Откуда берутся силы.

На следующий день Лена съездила на работу и взяла две недели отгулов. Вечером этого же дня на своей «ниве» подъехала Настя.

– Ты домой собираешься возвращаться? – напала она на Рубахина с самого порога. Она была агрессивна и нетерпелива. Вела себя так, словно он был ее собственностью. Как будто бы они прожили совместно не один десяток лет. Дескать, погулял и хватит. У тебя есть дом, семья. Все тебя ждут. А я тебе все прощу.

Гриня не стал перечить. Выслушал ее до конца. Чтобы успокоить себя и ее сделал паузу. Затем сказал:

– Понимаешь, Настя. Мы с тобой абсолютно разные люди. Вся моя жизнь сплошной туннель. Короткий яркий праздник – и опять туннель. Твоя жизнь – деньги, товарооборот, прибыль. Чувствуешь разницу?

Насте на это нечего было ответить. Он продолжил:

– Это два противоположных пути. Единственное, что я могу, так это сломать твою жизнь.

– А Ленкину не сломаешь? – опять начала выходить из себя Настя.

Рубахин оставался спокойным. Женские амбиции его не волновали. Видимо Настя крепко зацепила его самолюбие, когда упрекнула за поступок в общежитии. Да и Ленина теплота намного привлекательнее, нежели постоянные мысли о прибыли, упреки и укоры.

– Думаю, что наши пути тоже скоро разойдутся, – сказал Гриня, сделав задумчивый взгляд. Буквально секунду назад он понял, что и у Лены он остаться не сможет. Что это семья, а за нее надо нести ответственность. О них нужно заботиться и помогать. Ведь дети, это не игрушки. Им нужен серьезный отец. К такой ответственности Рубахин совершенно не готов. – Я уеду к себе на родину, – продолжал Гриня, – где не был девять лет, где меня ждут. А может, из-за моего исчезновения, где меня давно похоронили.

Настя еще хотела что-то сказать. Но не смогла. Слова в ней словно застыли. Она взглянула на Рубахина с таким страшным остервенением, что ему сделалось не по себе. Настя привыкла добиваться своего. Отказывать другим. Но чтобы ей отказали, это уже что-то вон выходящее. Поманила пальчиком, и он твой. Положила денежки, и связи налажены. Все ей давалось легко, кроме покорения личных амбиций. Чье-то непослушание ее бесило. А злость вытесняла все ее остальные чувства. Последнее слово должно было всегда оставаться за ней. Других вариантов она не видела. Однако так вышло, что Рубахин не строил планы жить за счет богатой дамы. Со временем она все равно выставила бы ультиматум. Это Рубахину было известно по опыту других. Он хотел иметь личные доходы и хотел сам обеспечивать любимую женщину. Но к этому он был еще не готов. Хотя свято в это верил. Его неспокойная душа требовала новых встреч, путешествий, праздников. Он был исследователем и туда, где уже все изучено, не возвращался.

Настя насквозь пронзила его ненавидящим взглядом и выскочила во двор, напоследок громко хлопнув дверью.

– Это правда, что ты уедешь, покинув меня навсегда? – спросила Лена сразу после ухода подруги.

– Да. Это правда, – подтвердил Рубахин уверенным голосом.

С этого момента Лену словно подменили. То она ластилась кошкой, то рычала леопардом. Однако Рубахина уже ничего не беспокоило. Он принял окончательное и бесповоротное решение.

Глава 7

Куда же ты все несешься? Почему тебе нет на земле места? Неужели так сложно определиться? Найти себе достойное занятие и принести пользу окружающим тебя людям? Ты считаешь, что жить спокойно не твое предназначение? Или думаешь, что в другом месте тебе будет лучше? Но сам-то ты не меняешься. А чтобы измениться, необходимо изменить свою жизнь. Место проживания жизнь не меняет. Где бы ты ни находился, твоя жизнь остается такой же. Но ведь об этом ты даже и не задумываешься. Считаешь, что должен измениться не ты, а мир по твоему подобию. А ведь ты его не вращаешь. Вращает он тебя. Вот и думай, кто должен поменяться: ты или он?

Самодельный скоростной катер с водометной установкой и двигателем от Москвича-412 поднимался вверх по реке Лене. До самой весны Гриня Рубахин жил у Лены. А теперь, за рулем личного маломерного судна, он мчался на всех парусах к родному Островграду.

Вода еще до конца не спала, и по реке несло всякий хлам, который нет-нет да приходилось объезжать. С берегов навеивало приятными запахами распустившейся листвы на деревьях.

Каким образом он завладел катером для всех осталось тайной, известной лишь ему и бывшему владельцу.

Лена и не мечтала, что Гриня свяжет с ней свою жизнь. Она ждала освобождения отца своего сына.

Рубахин до самого ледохода занимался поисками себя. Но что тот, кого он ищет, находится в нем, в его голову как-то не приходило. Знания он приобрел колоссальные, а вот воспользоваться ими не умел. Он не мог понять, что знать – это одно, а воплотить знания в жизнь – совершенно другое. Он оставался на прежнем уровне духовного развития. Рамки, огородившие его разум в «клинике» общего режима, были словно изготовлены из метала неизвестного происхождения. Возможно, они бы и смогли расплавиться, но для этого необходимо иметь внутреннее зрение. Эти рамки влияли на его восприятие окружающего мира. Мир, который он внутренне отталкивал, отталкивал его взаимно. «Этого нельзя», «это стремно». Кто придумал правила для определенной категории людей? Для чего их прививают искусственно этим людям? Для того, чтобы они, выходя из кандальной «клиники» не смогли найти точный ориентир? Для того, чтобы, обретя свободу, они снова осознанно совершали неверные поступки и возвращались туда, откуда совсем недавно ушли? Иначе это объяснить невозможно. Одураченный Гриня находился в потустороннем мире, непонятном миллионам людей. Да и сам-то он осмыслить его до конца не мог. Душой хочется жить в мире и согласии. Но мозг навязывает агрессию и сопротивление.

«Это все влияние, оказанное извне», – находишь ты себе оправдание. На самом деле оглянись и увидишь причину, толкающую тебя на безумные поступки. Эта причина – ты. Даже тебе самому твои собственные правила чужды. Зачем же тогда ты живешь ими? Пока не ответишь на этот вопрос, твоя жизнь нигде не поменяется. Еще один вопрос. А стоит ли вообще что-то менять, если тебя все устраивает? Главное, не докучать другим. Но твои правила приносят лишь разруху. Кто тебе сказал, что ты лучше других? Что к тебе необходим особенный подход? Что тебе требуется больше внимания, чем остальным? Когда поймешь, что ты такой же, как и все, получишь награду, как ты говоришь – «извне».

Топливные баки Гриня дозаправил два раза на встречных судах, уходящих на север с грузами. Следующей ночью показались долгожданные огни Островграда. Рубахин сбавил скорость и, как заправский моряк после долгого плаванья, прибыл в порт приписки, и на малых оборотах прошел вдоль берега. Еще раз развернулся и зашел на лодочную станцию. Познакомился со сторожем. Поинтересовался, куда пришвартовать катер. Тот показал. Гриня заплатил за охрану и удалился.

Недалеко от лодочной станции, на берегу реки, отдыхала компания молодых людей. Рубахин, проходя мимо них, ни с того ни с сего с ними заговорил.

– Оттопыриваетесь? – сам удивился, что произнес слово, которое до этого момента не использовал в своей речи.

– Если хочешь, оттопырься вместе с нами, – предложил молодой человек, скорее всего, лидер компании.

Время было позднее. Будить родителей не хотелось. А здесь гитара, костер, девчонки. Рубахин внес вклад деньгами и присоединился. Огни ночного города и стоящих на рейде кораблей красиво отражались в бегущих волнах, как бы рассыпаясь мелкими горящими осколками. Звуки гитары ударялись о камни и разливались приятной акустикой. Трех – и пятиаккордный круг знал и Гриня.

– А ну-ка, – обратился он к музыканту, – разреши? – молодой человек, только что закончивший исполнение дембельской песни, передал инструмент.

– Прошу, – сказал он.

Рубахин взял гитару. Брякнул по струнам и с ре мажор заиграл арестантский романс на стихи известного нам автора.

 
Ты поверь мне, браток,
Нет условий, что мы не осилим.
Пусть заложен замок
И железо на стенках висит,
Это только предлог
Для создания внутренней силы,
Был свободы глоток,
А Господь нам дороги простит.
 
 
Мы проходим тюрьму,
Лагеря и этапы со звоном,
Не сказав никому,
Как на волю охота порой.
Нам печаль ни к чему,
Пусть она нарисуется фоном,
Золотую кайму
Мы у жизни не ищем с тобой.
Знаю, хочешь любить,
Знаю, тайно мечтаешь о встрече,
Просыпаться в лучах и объятьях любимой жены,
Но приходится жить,
Иногда потушив свои свечи,
Лишь душой не скривить,
И зажгутся, братишка, огни.
 

– Эх! – махнул рукой Рубахин, закончив песню. – Гулять, так гулять! – произнес он с оптимизмом и бросил в круг собравшихся еще несколько купюр. – Кто пойдет за пойлом?

Желающий определился сию секунду и минут через сорок дежурный стаканчик, играющий роль «ковша мира», на землю не опускался. Его раз за разом передавали то в одни, то в другие руки. Гринина душа ликовала. Он уже не помнил, для чего вообще вернулся в родные края.

– А можно еще романс послушать? – обратился к Рубахину гитарист по имени Леха.

– Почему бы и нет! – улыбнулся Гриня. – Легко, – и, брякнув по струнам, начал петь.

 
Судьбу уговорить
Всевышнему молиться,
Что б ты была верна
И верила в мечту.
Ты чувства сохранить
И многому учиться
Для наших дней должна
И брать все на лету.
 
 
Смекалка и задор
В тебе живут с рожденья,
Не растеряй огонь
И устремленье дней.
Не ставлю я в укор
Неверные движенья,
И неудачу тронь,
Будь с каждым днем сильней.
 
 
Я в жизни не Христос,
Обыкновенный смертный.
Я Господа молю,
Пусть верой наделит.
Идем мы не под скос,
Наш путь с тобою верный,
Тебя не разлюблю,
Господь нас сохранит.
 

Первая встреча на родной земле была великолепна. Рубахин не заметил, как отрубился. Усталость после трехсуточного путешествия и алкоголь сделали свое дело. Проснулся он на остывших камнях. Кожаной куртки и туфель как не бывало. Денег даже на глоток лимонада не осталось.

– Ой, – схватился он за раскалывающуюся голову. Выскользнувшие из-за горы солнечные лучи ослепили глаза. – Дал маха фраер, – процедил он сквозь зубы самому себе.

Родителям, которые не видели своего сына девять лет, нельзя показаться босиком. Вспомнился школьный товарищ по кличке Сава. У Савы хоть обувь какую взять, подумал он и направился к его дому.

Жители города еще спали. Лишь иногда собаки-помойники с опаской поглядывали на него. Вдоль берега стоял ряд пятиэтажек. В одной из них жил Сава. Гриню всего трясло. Вот и нужный дом. Войдя в подъезд, Рубахин еще какой-то момент колебался. Но стой не стой, а делать что-то нужно.

На прозвеневший звонок мать Савы открыла дверь почти сразу. Вышла она в наспех накинутом халате. Лицо было заспано.

– Здравствуйте, тетя Лида, – поприветствовал ее Рубахин. – Извините, что в такую рань, – стал он оправдываться, чувствуя себя неловко. – Так сложились обстоятельства. Мишу хотел увидеть.

– Гришка. Ты что ли? – уставилась она на него удивленно. – Ты откуда такой красивый?

– Так получилось. Понимаете? Приехал ночью домой, уснул на берегу. А когда проснулся, обуви на ногах нет. Дома будет стыдно показаться в таком виде. Что скажут родители? – развел он руки в стороны. Вид у него был жалкий. За тридцать лет перевалило, а мозгов как не было, так и нет.

– А Мишка от нас отдельно живет, – сказала она с негодованием. – Я тебе тапочки дам и адрес скажу. Дойди до него, – и удаляясь в глубь квартиры, запричитала, – как вас только земля носит? И когда за ум возьметесь? – упрекнула она, отдавая ему сланцы, и покачала головой. Дескать, да, парень, так ты ничего и не понял.

– Спасибо, тетя Лида, – не глядя ей в глаза поблагодарил он.

– Ладно. Ступай с богом, – сказала она и захлопнула дверь.

Сава жил в доме на два хозяина. Гриня родился и вырос в этом городе. Поэтому найти нужную улицу труда не составило. Дошел быстро. Проходя мимо окон, Рубахин услышал звуки музыки. «Неужели спозаранку уже гуляют?» – промелькнула в голове мысль. Послышались мужские голоса и девичий смех. Ворота и входные двери в дом были открыты. Во дворе стояла серого цвета новенькая «девятка». Залаяла немецкая овчарка. Слава богу, что находилась на цепи.

Войдя в прихожую, Гриня увидел за столом, стоящим у окна, Саву в окружении двух молодых мужчин и двух женщин.

– Мир дому вашему, – поприветствовал их Гриня, как в старину. – Напоите уставшего путника водицей студеной? – все замолчали и уставились на него.

– Здорово, Сава – заулыбался Рубахин. – Не признал, что ли?

Сава поднялся, приблизился и внимательнее посмотрел.

– Гриня? – промолвил он неуверенно.

– Ну а то кто? – самодовольно ответил уставший путник.

– Здравствуй, – протянул Сава руку. Гриня ее пожал. – Ты какими ветрами? Впрочем, что я тебя вопросами гружу? Проходи, – обнял он Гриню, по-дружески усаживая его за стол. – Выпьем за встречу. После расскажешь, где пропадал столько лет. Этих ты не знаешь, – показал он на гостей, – познакомься.

Два молодых человека выглядели спортивно и свежо. Они не были похожи на алкоголиков. Рубахин с ними познакомился. Звали их Павел и Федор. Они повсюду сопровождали Саву и при необходимости защищали его. Когда-то они занимались рукопашным боем, что теперь пригодилось им для работы.

– А это моя половина, Ольга, – положил Сава руку на плечо девице с родинкой над верхней губой справа. – Полгода вместе, – последние слова он произнес с такой интонацией, что Гриня не понял, то ли он ею восхищен, то ли она ему уже опостылела.

Обстановка мебели соответствовала нормам среднего россиянина. Правда, небольшой бардачок напоминал о суточном кутеже.

Выпили, и Рубахин поведал, что с ним произошло ночью.

– Совсем молодежь оборзела, – закипятился Сава, сжав пальцы в кулаки. – Ты хоть запомнил их? – всем своим видом показывая ненависть к неизвестным ему сорванцам, поинтересовался он.

– Если увижу, вспомню, – спокойно ответил Гриня.

– Часиков в десять на рынок съездим. Оденем тебя, – пообещал Сава. – А то выглядишь как охламон, – по-дружески упрекнул он Гриню. – Кое-кому мы кровля. Так что отдыхай и вливайся в коллектив.

– Посмотрим, – улыбнулся Рубахин. Он чувствовал, как с него сходит, словно тяжелая лавина, головная боль. Стало легче и уютнее. О чем поговорить было. Поэтому выпивали мало. Да и время быстро промчалось. Надо ехать на рынок.

Торгаши в Саве признавали хозяина. Приветствовали и лукаво улыбались. Остановились возле здорового усатого мужика.

– Здравствуй, Ваня, – сказал Сава, смотря на него наглым взглядом.

– Здравствуй, Миша, – чуть с поклоном ответил мужик.

– Мне друга надо одеть, – без предисловий заявил Сава.

– Весь товар перед вами, – засуетился купец. – Все как есть. Абсолютно все. Смотрите. Выбирайте.

Много времени у Ивана не отняли.

– Сейчас в деревню рванем, – сказал Сава. – Баню истопим, попарим тебя с дороги. После и матери показаться не стыдно будет.

Приобретенные вещи сложили в пакет, и машина умчалась.

– Славное местечко, – заметил Гриня, когда пылили улицу деревеньки. Остановились возле добротного дома. Сава открыл ворота способом, известным только ему.

– Проходите, – пригласил он всех. – Располагайтесь. Я скоро, – и направился к соседу, который занимался делами в своем огороде.

– Гитлер! – крикнул Сава у ворот дома и, не дожидаясь его ответа, продолжил. – Воды привезешь! И баню затопишь! – заявил он в приказной форме и, развернувшись, удалился.

Гитлер прославился богатырской силушкой. Знаменитым его сделал случай. Дело было несколько лет назад. В кузов грузовика «ЗИЛ-130» мужики не могли погрузить двухсотлитровую бочку с дизельным маслом. Отправились они на поиски деревянных досок, чтобы из них сделать трап и по нему ее закатить. Возвращаются, а бочка уже в кузове стоит. Рядом с грузовиком кроме Гитлера никого нет. Заметив их удивление, он им стал объяснять.

– А чего? Я взял одной рукой за верх, другой за низ и забросил.

Мужики на него поглазели и, не проронив ни единого слова, уехали.

Саву он боялся как огня. Случай прошлого года сделал его холопом соседа-бандита.

Жил Гитлер вдвоем с матерью. Однажды с пастбища не вернулся их теленок. Отправились на поиски. Смотрели везде. Нет нигде. Близкая подруга матери, диктор сарафанного радио, прознала о происшествии и бегом к ней, дабы сообщить о своих соображениях по поводу случившегося.

– Сава приезжал с дружками, – говорит она, а сама как можно больше голосу таинственности придает, – а из багажника вытаскивали живого барана. Наверное, и твоего теленка в багажник забросили да увезли с собой.

Мать Гитлера выслушала ее очень внимательно. А та увидела, что подруга заинтересовалась информацией и подбивает.

– Иди, – говорит, – к нему и напугай его, что, мол, молчать не станешь. В милицию, мол, заявишь.

– А ведь и верно, – обрадовалась мать Гитлера, сложив пазл из слов подруги, и бегом к Саве. – Признавайся, негодяй! Где мой теленок? – налетела она на него.

Сава посмотрел на нее с неподдельным удивлением:

– У тебя что, женщина, температурный баланс нарушился?

Поняла она, что разговор с ним не принесет ей абсолютно никакой пользы. Ужасом от него навеяло. Вот она и удалилась ни с чем. А на другой день пропажа нашлась в яме, в которую теленок упал и свернул себе шею. Достали несчастное животное из ямы мертвым. Сава взбесился из-за того, что они опорочили имя порядочного человека, да и нагрузил Гитлера:

– Я тебя самого в багажник упакую, если не заплатишь мне двести тысяч рублей!

Затрясло здоровяка Гитлера от услышанного. Как сказал Шекспир «река спокойна там, где глубока». Физической силы в нем немерено, а вот душонка мелкая.

– Нет у меня таких денег, – дрожащим голосом залепетал он.

– Твои проблемы, – сказал Сава и на этом они попрощались. А когда в другой раз Сава приехал в бане париться, Гитлер явился к нему сам и предложил свои услуги. Саву вполне устроило его предложение. На этом и сошлись. С тех пор Гитлер охраняет Савин дом. К его приезду топит баню. Это сегодня Гитлер не ожидал его приезда, так как все случилось спонтанно. А так бы уже все было готово. Зимой он убирает снег. В общем, выполняет всю домашнюю работу.

Баня делилась на три отсека. Парная, предбанник и комната отдыха, в которой и расположились. Сава пригласил Гриню в дом и показал где что находится. Для нормального проживания имелось все.

– У тебя в нем никто не живет? – поинтересовался Гриня.

– Держу для отрыва да в бане попариться, – ответил Сава.

– Понятно, – как бы о чем-то задумавшись, произнес Гриня. – Может, какое-то время я в нем поживу? Ну, пока на ноги не встану, – пояснил сразу, дабы не вводить товарища в сомнения. А то мало ли о чем он подумает.

– Живи сколько понадобится, – одобрил Сава. Ему было выгодно, чтобы Гриня какое-то время пожил в его доме. Они станут чаще встречаться и, возможно, Гриня со временем вольется в его дело.

– Ты бы хоть девок каких привез, – предложил Гриня. – А то скучновато будет, – заметил он.

– Ближе к вечеру сами притащатся, – закуривая сообщил Сава. – Этого добра здесь валом.

Часа через два натопилась баня. Девчонки действительно явились без приглашения.

– Водка, шашлыки, девчонки! – восхитился Гриня. – Какой сервис, – прищелкнул он пальцами.

– Отдыхай, братуха, – приобнял его по-дружески Сава, – один раз живем!

В комнате отдыха, что была при бане, находилась вся аппаратура. Музыкальный центр, домашний кинотеатр. Сава включил музыкальные клипы.

– Девицы уж слишком молоденькие, – махнул головой в сторону девушек Гриня.

– Не обращай внимания, – заулыбался Сава. – Греческие жрицы любви по сравнению с ними имели меньше опыта. Все знают. Все понимают.

– Тогда я вон с той, – показал он на девицу, похожую на певицу Наталью Ветлицкую. – Ты не против?

– Валяй, – махнул рукой Сава. – Мне не до них. Своих проблем хватает. А ты расслабляйся.

С полным энтузиазмом и душевной отдачей отдых закончился ближе к утру.

Днем Сава и его друзья уехали. Гриня остался один.

Доносящиеся из-за окон голоса разносились с таким звоном и азартом, что, не выдержав своего одиночества, Гриня вышел за ворота дома. Увидев столпотворения малолеток, он их поприветствовал.

– Привет, пацаны! – поднял он левую руку, согнутую в локте.

– Здравствуйте, – заголосили вразнобой ребята.

– Чем занимаетесь? – попытался найти с ними общий язык Гриня.

– Днюху Коляна отмечаем, – опять не в такт, кто чуть раньше, кто чуть позднее, ответили пацаны.

– Отлично, – сказал Рубахин и подсел к ним.

Вечер выдался веселый. На другой стороне реки горели рыбацкие костры. Бакены и створы высвечивали судовой ход.

Девчонки, совсем еще пацанки, не стесняясь выпивали наравне с присутствующими. Вообще, в деревнях молодежь начинает рано употреблять спиртные напитки. В основном это происходит от безделья, от неумения правильно реализовать себя и применить свои способности. Да и кажется, что негде. Но это мнение ошибочное. Занятие себе можно найти всегда.

Позднее присоединился коллектив постарше. Скорее всего они были недавно демобилизованы из рядов российской армии. Гриня с ними выпил «за знакомство» и обстановка мгновенно разрядилась. Было заметно, что ребята увидели в Рубахине солидного человека. Человека, который достойно преодолел жизненные преграды. Старались как можно больше уделить ему внимания. Рубахин спрашивал о последних событиях, и они с энтузиазмом рассказывали ему.

– Фермерские развалины оккупировала городская барыга, – раздухарился парень из старших по имени Толя. Но его, по обычаям деревни, все называли Толян. – Восстановила их, – продолжал он, – работяг нанимает местных. А платить деньги, стерва, ни в какую не хочет, – если бы представилась возможность всю его злость и ненависть собрать в целое и направить единым потоком, было бы достаточно пятнадцати минут, чтобы спалить дотла новые постройки неизвестной Грине барыги. У Толяна были светлые волосы и голубые глаза. Ростом он был выше среднего. Осанка прямая. Про таких говорят: «лом проглотил». Плечи широкие. Под тонкими губами выдвигался чуть вперед подбородок, что говорило о его мужественном характере. Уши немного оттопыривались в стороны. Брови сдвигались к переносице, и создавалось впечатление, что он постоянно о чем-то думает. На самом деле подобной категории людей думать не свойственно. Чуть сдвинутый в сторону нос и шрам над верхней губой говорили о его мужестве и неспокойном характере. «Смелый под воздействием алкоголя или действительно на что-то годится?» – оценивал его Рубахин. По ходу своей мысли он обмолвился:

– И что необходимо предпринять?

– Надо бы с ней пообщаться, – опять скривил губы Толян. Таким образом он выразил жесткость и неприязнь к неприятелю. Все остальные поддерживали Толяна и показывали свое негодование приглушенным ворчанием. Гриня понял их серьезные намерения и в случае столкновения непоколебимую преданность. За крохотный кусочек земли, принадлежавшей их предкам, дедам, отцам, каждый из них пойдет до конца. Беда ребят в том, что в единый коллектив их сплетает лишь водка. Без нее они все по одному. «Этому стаду необходим вожак», – сделал для себя вывод Рубахин.

– И где живет хапуга? – проявил он интерес.

– Прямо на территории фермы у нее все, – почувствовал поддержку Толян и стал активно объяснять. – И магазин, и коттедж на два этажа. Огородилась забором, скряга, – скривил он рот. – И не реагирует на призывы. А ферма ей нужна для прикрытия магазина. Он намного важнее.

– Сами работяги-то почему молчат? – возмутился Гриня.

– Да черт их поймешь, – развел руки в стороны Толян. – С голодухи-то она не дает сдохнуть. А больше и на хлеб даже заработать негде.

– Завтра навестим наглую тетку, – пообещал Гриня. – Выясним причину ее жадности.

Еще немного с ними пообщавшись, Рубахин направился в дом отдохнуть. За окнами продолжали доноситься возбужденные голоса и смех. Но его они уже не волновали. Он сосредоточенно обдумывал и прикидывал, чем все может закончиться.

Ближе к вечеру следующего дня нарисовались ребята. В количестве их поубавилось. Однако остались самые отъявленные, остальные отсеялись. Гриня с ними поздоровался и, словно предводитель, направился вперед.

Возле ворот дома барыги залаяла собака. По верх забора были натянуты оголенные провода, по которым проходил электрический ток.

– Охраняется, как стратегический объект, – заметил Гриня. – Пацаны поддержали веселым смехом. Они чувствовали себя уверенно. Присутствие старшего сторонника правого дела их вдохновляло. На лай собаки вышла женщина.

– Что господа желают? – сверкнула она золотыми фиксами по бокам на верхних зубах. По всей вероятности, ее возраст недавно перевалил за пятидесятилетнюю отметку. Но выглядела она намного моложе и очень шикарно. Ластиковое трико обтягивало красивые бедра. Тонкая прозрачная кофточка не дотягивала до пупка. Оголенная часть живота отдавала свежестью и не имела ни одной складки. Густо накрашенные ресницы кокетливо хлопали. Помаду на губах тоненькой линией по краю обрисовывал коричневый цвет. Видно было, что она за собой ухаживала.

– Извините, мадам, – невольно улыбнулся Рубахин. – Своим очарованием вы с первой минуты покорили мое сердце.

– Спасибо за комплимент, – широко улыбнулась она.

– Вы очень красивы, – делая акцент на слове «очень» подтвердил свои слова Гриня, – но мой визит несколько иного характера! – вежливо объяснил он.

– Прошу в офис, – пригласила она и направилась к небольшому одноэтажному зданию, пристроенному прямо к стене фермы. Рубахин следом за ней. Войдя внутрь, он обратил внимание на левую сторону с зеркальной витриной, которая была заставлена выставочным товаром. За прилавком одиноко грустила девица лет восемнадцати. Гриня ее по-свойски поприветствовал.