Текст книги "2k66"

Никто не знает, где искать Джеймса Эдриана, но лидеры Народной партии не сомневаются: он стремится захватить власть во Всеобщем. За последние месяцы полиция и Государственный отдел бдения взяли восемь его парней, но это ничего не значит, если убийство министра зарубежных дел организовал он. В таком случае, гобовцы допустили серьезный промах.

Юрий развернулся на стуле и осмотрел помещение. Сидевшие в паре метров от него рабочие что-то оживленно обсуждали. Больше в баре никого не было. Георгиев вслушался в их разговор:

– Я слышал, он неприлично богат, – испуганно прошептал один из мужчин.

– Ха! Слышал он! – тоже шепотом воскликнул его тощий приятель. – И много ты еще слышал? Это очевидно. Вопрос же в том, сколько именно у него денег. Мне кажется, Эдриан богаче всех в Государстве.

– Вместе взятых, – ответил третий, самый молодой.

Широко открыв глаза, слуга народа уставился на троицу.

– Тогда он еще более могущественный, чем само правительство. Кто бы что ни говорил, деньги многое решают даже в наше время.

– Если он такой непобедимый, почему еще не у власти?

Прежде чем ответить, тощий невнимательно огляделся и только потом что-то пробормотал. Гобовец не расслышал ни слова, а работяги разразилась смехом. Это разозлило нашего доблестного защитника справедливости.

– А как ты думаешь, он был бы хорошим лидером? – Молодой производил впечатление полного идиота.

– Не знаю. Мне кажется, с ним бы все было совершенно по-другому…

Старший лейтенант Георгиев швырнул стакан на пол, поднялся на ноги и посмотрел в затылок тощему, ожидая, пока он к нему повернется. И тот повернулся.

– А мне кажется, что вы совсем страх потеряли!

Юрий ударил его по лицу – из носа хлынула кровь. Затем он сбросил парня со стула, пнул его в живот и набросился на его дружков, которые сидели в оцепенении. Через пару секунд все трое уже корчились от боли на бетонном полу. Георгиев подошел к тощему и взял его за грудки.

– Думаешь, ничего ужасного не случится, если ты будешь высказывать свои мысли шепотом?! – Злоба на бесчестных преступников и беспомощных блюстителей закона заставляла кровь Юрия кипеть. – Ты ошибаешься! Предательство не в действии – оно в твоем мышлении!

Вершитель правосудия бросил тощего обратно и в тот же момент ударил локтем в висок его приятеля, который уже занес бутылку над головой Юрия. Падая, тот повалил дряблый деревянный стул, который тут же рассыпался на детали. В комнату влетел бармен.

– Что тут происходит? – возопил он.

Юрий Георгиев стоял посреди бардака, а возле его ног лежали трое поверженных подлых изменников. Он сказал:

– Ничего особенного. Они начали мыслить как преступники и стали преступниками. – Затем перевел взгляд вниз. – А вас еще раз тут увижу – сдам в Госотдел бдения. Получите у меня.

Подойдя к двери, победитель вселенского зла распахнул ее и вышел обратно на улицу, где по земле вновь хлестал дождь.

«Нет, – подумал Юрий, – это не Четвертый сектор». Он стоял в начале черного коридора, убегавшего вдаль. Вблизи проход будто разделялся на стены, пол и потолок, но поодаль становился одной темной трубой. Спиралью. Ужасный холодный тоннель спускался вниз и сильно вилял из стороны в сторону, а товарищ Георгиев не мог не идти. Он шел, утопая по щиколотку в воде, грязи и снеге. Коридор медленно сужался, и примерно в двадцати метрах перед Георгиевым превращался в узкую щель, в которую он никогда не сможет протиснуться. Человек побежал.

Внезапно на него начали выплывать из тумана отвратительные образы: чума и голод, война и смерть. А управлял ими эгоизм. Самоуверенность. Огромные руки повелителя вселенной хлестали четверых всадников, лошади которых топтали тяжелыми копытами простых людей. Граждане Всеобщего гибли и мостили своими телами дорогу для беспощадного убийцы, стремительно приближавшегося к Юрию. Убийцей этим вдруг стал Джеймс Эдриан. За ним бежали тысячи других изменников.

– Беги! Беги и не останавливайся! Беги вперед, чтобы найти спасение! Не тормози, и, возможно, я сохраню твою жалкую жизнь!

Маленький и слабый Юра знал, что Эдриан ее не сохранит. Туман впереди сгущался, и будущее представлялось не просто расплывчатым, а пугающим. Неожиданно для самого себя Юра остановился и подал руку тонущему в багряной жиже мужчине.

– Помоги! Ты можешь мне помочь! Помоги, ведь ты можешь! Спаси!

Но Юра не мог ему помочь. Стоило хоть немного вытащить товарища оттуда, как он хватался за корни деревьев, похожих на пауков, и утопал все глубже. Он оставался позади.

– Ты не сбежишь от меня, неся их на себе! Бросай их, двигайся один, иди по головам! Будь как я! Будь таким же великим и одиноким! Беги сам! Они воткнут тебе нож спину, пока ты будешь их на ней нести!

– Воткнут только тогда, когда я повернусь к ним спиной! – смело вскричал маленький Юра.

Глаза эгоиста загорелись, и человечек в грязи тут же пожалел о том, что посмел спорить с ним. Эдриан хлопнул в ладоши – из темноты полезли темные силуэты. На мгновение Юре показалось, что это были люди, но он ошибся. Это оказались машины. Вооруженные огнем роботы приближались к нему, чтобы уничтожить человечка. Юра испугался.

– Убери их! Убери!

Машины не ушли. Юра даже подумал, что они более реальные, чем он, раз он не может от них избавиться. Они стали стрелять по человечку, и каждый их выстрел сопровождался фейерверком. Одежда загорелась на Юре, но он по-прежнему силился спасти незнакомца. Вслед за внешне похожими на человека роботами пошли и другие компьютеры. Искусственные люди, птицы и животные надвигались на Юру. Они начали возводить вокруг него искусственный город, который должен был его уничтожить. Интеллект искусственный, но зло – настоящее. Затем они открыли по человечку огонь из последнего оружия – ядерного. Весь горизонт вокруг Юры осветился грибовидными облаками. Взрывы, взрывы, взрывы. Темное оранжевое кольцо обхватило человечка. Бомбы все ближе.

– Вперед! – кричали машины. – К прогрессу!

– Спаси! – взмолился Юра.

– Никогда! – ответил Эдриан.

И Юра бросил мужчину. Тот сразу же скрылся из виду, а Юра повернулся лицом к узкой щели в конце коридора. Она была уже так далеко, что человечек отчаялся ее догнать. Не зная, что его ждет впереди, он не обязан туда идти. А знал он только то, что было в прошлом. Он посмотрел назад. Последним добрым огоньком в этом царстве тьмы и войны был тоненький пучок света из замочной скважины оставшегося позади бара. Очарованный им, Юра побежал обратно. Земля становилась все мягче и мягче, но бег от этого не облегчался. Огонек скакал из стороны в сторону, и потому растерявшийся Юра постоянно менял направление движения. Каждый последующий шаг вгонял человека глубже в грязь на добрую сотню километров, а он не мог этому противостоять. Ноги не слушались Юру. Глаза не видели ничего. Руки предали его. И только сердце видело горящий далеко позади огонек.

***

Ты – жертва обстоятельств.

– Народная партия предупреждает: человек, известный как Джеймс Эдриан, является изменником Родины. Он и все его сподвижники преследуются и будут наказаны в соответствии с законом Всеобщего Государства. О любом контакте с преступниками из так называемой банды Эдриана сообщайте в полицию. Служите на благо Всеобщего Государства и помните: государство – это мы.

Динамики засвистели и выключились, но ты уже не был в вагоне один. Минуту назад ты краем глаза увидел зашедшего коренастого мужчину в пальто. Он не сразу заметил тебя, но сейчас пристально разглядывал, а ты чувствовал его взгляд на себе.

Еще вчера-позавчера ты вел, казалось бы, обычную жизнь. Шесть лет работал в Госотделе по управлению Надсистемным контролером Столицы, на должности, которая перешла к тебе от твоего отца. Ваша семья никогда не жила в достатке, но комиссия занятости определила тебя, его сына и главного претендента, на ту же должность. Как ты выяснил позже, дело в том, что сегодня нет надежных способов предоставлять новым сотрудникам доступ к Контролеру, а твой генетический код очень схож с отцовским. Неграмотность твоего мира во всей красе. Такой порядок вещей имеет место быть со времен Третьей войны. Папа не объяснял тебе, почему он пошел по стопам твоего деда. Как и твой отец, дед был Пользователем 451 Надсистемного контролера. Когда твой родитель скончался, Четыреста пятьдесят первым стал ты. Твой сын должен был бы стать Четыреста пятьдесят первым. И твой внук. И стали бы, не обвини ГОБ тебя в государственной измене. Стали бы, если, конечно, мир не перестал бы существовать к тому времени. Кто знает?

Так как Столица опережает на своем пути духовного развития остальные города, она должна служить для них примером. Когда партийцы поняли, что ненароком лишили Столицу и ее жителей права выбирать судьбу, Народная Партия приняла закон, обязывающий всех граждан страны передавать должности и посты по наследству. Своими руками они подтвердили собственное утверждение: будущее любого гражданина Всеобщего Государства предопределено еще при его рождении. Еще до того, как ты сказал родителям, что станешь пожарным, Партия решила сделать тебя копией твоего отца. Вся его империя в виде тонн неисправных компьютеров перешла к тебе. Все его состояние в виде молекул ДНК стало твоим.

Во Всеобщем не любят техников. Когда твои одноклассники узнали, что твой отец техник, их отношение к тебе изменилось. Сыновья полицейских и партийцев всех слоев начали над тобой издеваться. К тебе относились несравнимо хуже, чем к детям водителей и фермеров. Жестокие, тупые дети. Сегодня некоторые из них еще не начали работать, потому что их родители живы.

А твой отец погиб шесть лет назад. Нет, возможно, конечно, он и жив, но разница невелика. Скорее всего, он жив. Партия не казнит преступников. Твой папа без указания начальства отправился к Надсистемному контролеру в 2060 году. Тогда он и его приятель спасли столичный метрополитен, починив Алана. На выходе их ждал ГОБ. Сопротивление силам времени и природы, пожизненное заключение.

– Джулия, ты слышала, что лидеры Всеобщего следят за нами?

– О, Брайан! Какой же ты наивный! Не стоит верить россказням изменников, желающих опорочить имя Партии.

– Мне говорили, что власти пробираются в наши дома и, подсоединив к головам провода, читают мысли. Я даже слышал, что они строят для нас другую реальность! Неужели это выдумки?

– Конечно! Компьютеры устарели. Партия не пытается контролировать нас. К тому же, это люди прошлого старались уйти от реальности, создав «виртуальную». А нам это ни к чему! Мы – люди глубоко религиозные, а религия – путь к бессмертию. В эпоху «высоких технологий» люди боялись смерти, и потому старались насладиться жизнью на этом свете. Они жили в фантазиях. А зачем нам наслаждения здесь, если блаженство Рая превзойдет их по всех параметрам? Между прочим, именно Народная партия спасла нас от Интернета!

– Если я буду верен Богу и Партии, я попаду в Рай?

– Разумеется, Брайан!

Вот-вот должен был пойти дождь. Вагон пролетал по тридцать метров в секунду, а за его окном виднелись невысокие здания Третьего Автономного городского сектора. Откуда-то из-под них, с нижних уровней города, клубами поднимался дым, но не от фабрик, а из трущоб. Там люди отапливали дома углем, ведь система энергообеспечения АГС-3 не работала уже с десяток лет.

Состав погрузился во тьму, заехав в тоннель, в вагоне в то же мгновение включилось освещение, позволившее тебе увидеть, что мужик в пальто встал и уже направился к тебе. Ты знал, что ничего хорошего он тебе не скажет, но интереснее то, что ты предвидел его слова.

– Доброе утро. Старший лейтенант Георгиев. Предъявите ваши документы.

– Простите?

– Предъявите ваши документы.

Ты смотрел на него в упор и не мог понять, почему его действия так предсказуемы. Наверное, прошло много времени, потому что лейтенант Георгиев протянул руку за спину и достал револьвер, который уже собирался направить на тебя, но ты вскочил и ударил его по лицу кулаком, повалив слугу народа на пол.

Поезд затормозил, и ты, ухватившись за поручень, продвинулся к двери. Секунды, в течение которых лейтенант поднялся, показались тебе часами. Когда же дорога перед тобой была открыта, ты спрыгнул на перрон и ринулся к ведущей на улицу лестнице. Поначалу звуки ударов подошв о пол одиноко рассеивались в темноте станции метро, но вскоре раздался выстрел, когда ты приблизился к эскалатору. За выстрелом последовали слова преследователя, которых ты не разобрал. Пропуская по две ступени движущейся лестницы, ты быстро очутился наверху и миновал турникет, после чего толкнул дверь.

Все еще шел проливной дождь. Ты никогда не был в Третьем секторе, и впечатление он на тебя произвел ужасное: казалось, АГС-3 пустовал еще с тридцатых или сороковых. Можно было даже подумать, что все с самого начала планировалось сделать разрушенным и заросшим травой, но ты так не подумал, оставив вход на станцию позади. Ты ведь бежал.

Что-то подсказало тебе свернуть налево. Не зная ни одной местной улицы, ты счел этот путь наиболее привлекательным и доверился судьбе.

– Стоять! – послышалось откуда-то сверху, когда ты спускался по склону на нижний уровень города.

Пуля прошила траву и вошла в землю, невольно придав тебе сил двигаться еще быстрее. Наверное, ты никогда так быстро не бегал. Перелетев через ограждение, приземлился на лестницу. Затем спустился по битым ступеням вниз. Мимо тебя проносились брошенные электромобили, горы мусора, оставленные владельцами дешевые магазины и крошечные квартиры первых этажей. То ли дело было в погоде, то ли солнце принципиально сюда не заглядывало, но около девяти утра нижний уровень по-настоящему нуждался в искусственном освещении, которого не было.

Тебе не было дела до цели – осталась лишь необходимость спастись. Направление определялось тем, что позади, а не тем, что ждет впереди. Твоя оплошность.

Сужающийся переулок внезапно показал тебе всю цену той ошибки, которую ты совершил, спустившись на первый уровень сектора. Крутая лестница, единственная дорога вперед, была разрушена и завалена помоями. Ты начал карабкаться, преодолевая около метра в секунду, хотя знал, что бежать уже бессмысленно. Старые кирпичи уходили из-под ног, замедляя тебя, а мелкие осколки стекла впивались в руки, не давай работать ими. Повсюду были разбросаны мокрые тряпки и дурно пахнущие объедки. Капли дождя острыми точечными ударами врезались в темя и лоб.

– А ну стой! – прокричал человек, еще недавно стрелявший в тебя. – Хорошо бы взять тебя живым, но если потребуется, я могу и голову тебе снести.

Остановился ты только в тот момент, когда тяжелый сапог вдавил тебя в грязь. Ты упал и пробормотал:

– Хочешь сдать меня?

Так невнятно. Едва ли бы ты сам себя понял. Тем не менее Юрий Георгиев смысл твоих слов разобрал.

– Сдать? Ты, должно быть, совсем отбитый. Я не один из вас, преступников. Я не стукач из какой-нибудь банды Эдриана – я на Всеобщее работаю. Слышал про такое, старина? От вас, изменников, непонятно чего можно ожидать. Кстати, а ты на кого пашешь? Не на него работаешь?

– Джима Эдриана?

– А ты смышленый. – Георгиев ударил тебя ногой, и ты впервые в жизни услышал свои ребра. – Слушай, я ведь не чудовище какое-нибудь. Я лишь выполняю свою работу. Просто скажи мне, кто заказал убийство товарища Арилова – человека, столь важного для народа и всех нас.

Внутренний голос подсказал тебе, что гобовец спросит это.

– Я его не убивал.

Старший лейтенант сложил руки на груди.

– Ты работал в Госотделе по управлению Надсистемным контролером, так? На вчерашнем параде ты должен был следить за тем, чтобы никто из толпы не прорвался к кортежу министерства зарубежных дел.

– Я его не убивал, – тупо повторил ты. – И не отдавал команды отключить определитель личности.

– А, ну да! Ведь ворота теперь открываются сами по себе, да? Старина, эти времена давно прошли.

Ты перевернулся на спину и выдохнул. Дождь неустанно бил тебя по лицу.

– Почему бы тебе уже не отвести меня в отделение?

Старлей посмотрел на тебя так, будто ты только что оскорбил его. Выждав некоторую паузу, он сказал:

– И отведу.

Неприятель стоял всего в шаге от тебя. Шаг один: сбить с ног. Шаг два: силой отобрать огнестрел. Шаг три: убить. Ты собрался с силами и толкнул старлея ногой – Георгиев оступился и свалился на спину, стремительно скатившись вниз по склону из грязи и обломков.

Ты попытался встать быстро, но получилось гораздо хуже ожидаемого: дала о себе знать травмированная грудная клетка. Воздух закончился, а нижнее ребро, хрустнув, вонзилось куда-то вглубь туловища. Пошатнувшись, ты едва устоял на ногах и решил спуститься вниз, но было поздно. Раздался револьверный выстрел, отправивший пулю в твою сторону.

Глава четвертая

Вот она – реальность.

Все заключенные второго блока тюрьмы померли от оспы. И не только заключенные, но и надзиратели, уборщики, повара и смотрители. Как я понял из разговора охранников, последние больные скончались этой ночью. Когда администрация объявила карантин, людей не просто оставили там, а лишили всякой связи с миром. Никто точно не скажет, почему это произошло. Часть ли это какого-то плана? Наказание? Ии людей банально бросили из-за невозможности вылечить зараженных? Среди прочих лишений второго блока, туда прекратились поставки провианта. Быть может, люди погибли не от самой оспы, а от голода.

Далеко не все во втором блоке заразились оспой на момент его закрытия. Этому нет официальных свидетельств, но точно можно утверждать, что были и здоровые заключенные. Как бы то ни было, третьего января шестьдесят первого года оттуда никто не вышел на работы.

Колония стала для меня поворотным моментом в жизни. В отличие от Всеобщего, в вынесенной за границы страны тюрьме никому не было до меня дела. Отказавшись от любого сотрудничества с Фронтом Семьи, я был отправлен в Азиатскую ядерную пустошь – самую большую из известных миру. Как я узнал перед отбытием из Столицы, если я все-таки потребуюсь Партии, за мной придут.

– Конец света не ждет нас в будущем – он уже наступил! Люди заслужили такой исход, и получают по заслугам, – прокричал бородатый старик в конце столовой. Он был отправлен в Азиатскую пустошь за недостаток веры в Народную партию, несмотря на то, в полностью разделял ее позицию. Как и партийцы, он ждал апокалипсиса, но слишком много о нем рассуждал на людях, пугая их. – Боги были терпеливы, но Земля не собирается больше нести на себе паразитов, паршивых разорителей, которые прозвали себя творцами и повелителями! Человечество никогда не заботились о своем доме, и теперь оно получают по заслугам! По заслугам!

– Когда люди не могут сами вершить свою судьбу, они должны положиться на Бога! – вторил ему другой. – А люди никогда не могли вершить ее! Господь все видит – ничто не удастся скрыть от него! Он любит нас, контролирует нас и спасет нас! Только раскаяние в своих грехах поможет его детям пройти посланные испытания! Отчистить душу – все, что мы можем сделать для ее спасения.

– От вашего рыдания лучше не станет! – Бросивший это парень назвался Крисом, когда нас обоих сюда везли на грузовике. Крис был еще совсем молод, а в колонию попал за попытку убийства лидера Всеобщего Государства в прошлом месяце. – Нойте хоть до конца жизни, но в этом мире надо действовать, чтобы что-то менялось!

– И что ты предлагаешь?! – ответил старик. – У меня, как видишь, связаны руки!

Появившиеся надзиратели быстро разняла готовых подраться заключенных. Я быстро перевел взгляд на календарь, который в третий раз за день напомнил мне, что сегодня шестнадцатое января 2061 года. Колония – идеальное общество, с точки зрения Народной партии. Естественно, она полна ереси, но до чего же тут все стабильно. Каждый день похож на предыдущий. Даже сопротивление заключенных здесь зациклено. Из раза в раз мелкое, из раза в раз бессмысленное.

– Ты парень деятельный, на месте сидеть не привык, – произнес мой сокамерник Артур. – Это плохо.

– С чего вдруг?

– Тяжело здесь придется.

– Я принял решение, и готов встретиться с последствиями.

– Почему ты вообще подумал, что критиковать политику Всеобщего на телевидении может быть безопасно? – спросил он.

– Трудно сказать. Я решил, что просто-напросто не могу молчать. Бездействие не мой конек, и необходимо было что-то предпринимать. Хотелось как-то… достучаться до людей.

– Никто не хочет, мой друг, чтобы ты до него достучался. Что за ребячество?

Должно быть, Артур знал, что говорил. Он родился в самом начале века и работал с компьютерами в Столице до тех пор, пока Народная партия не сочла его высказывания опасными, а работу – бесполезной в 2053. Тогда он оказался среди митингующих у здания Народной партии в Столице, которых задержали не гобовцы и даже не полицейские, а смотрители Всеобщего верования. Среди десятка прочих протестующих, Артур провел неделю своей жизни на допросах смотрителей, которые в итоге решили, что прока от него в будущем никакого, и отправили сюда – в пустошь.

Артур не был завсегдатаем демонстраций. Вероятно, именно тот факт, что он с тридцать четвертого года ни разу открыто не проявлял свою позицию, позволил ему дожить до седых волос. Какое-то время Артур работал с Центральным компьютером Четвертого Автономного городского сектора, а с тридцатого года занимался разработкой оборудования, позволявшего «богатеньким» экономить время, занимаясь учебой во сне – гипнопедией. Кажется, именно к ней прибегли диктаторы тридцатых для слежки за гражданами. После Третьей войны Артур жил на заработанные ранее средства до пятидесятых, после чего начал перебиваться случайными заработками. В заключении же Артур находился уже больше семи лет.

– У нас нет будущего, потому что нет настоящего! – послышалось в другом конце тюремной столовой. – На самом деле, почти все люди вымерли в тридцать четвертом! Не было никакой Третьей войны! Людей атаковали роботы! Огромные человекоподобные машины взбунтовались, пошли на людей войной и уничтожили их!

– Это были не роботы, а посланники Господа! Ты дурак!

– Нет! Мы все находимся в фантазии последнего выжившего человека, которого механические чудовища избили, лишили глаз и посадили в вольер. Мы в голове зоопарковской обезьянки, на которую тычут пальцами механические дети!

– Это ты в голове обезьянки!

Глядя на надзирателей, налетевших на кричащего мужчину, я решил, что передо мной сидит человек, готовый мне хоть что-то рассказать о Третьей войне. Посмотрев на Артура, я опустил глаза на стол и произнес:

– Что тогда произошло?

– Когда? – спросил мой собеседник, тоже смотря в тарелку.

– В тридцать четвертом году.

– Ничего хорошего.

– Не уходи от ответа.

Старик уже в который раз за час осмотрелся по сторонам, чтобы убедиться, что поблизости нет надзирателей, смотрителей или излишне разговорчивых заключенных. Вероятно, для него это действие стало привычным.

– Война была не так ужасна, как ее последствия. Непосредственно, я думаю, ядерное оружие унесло миллиард жизней на Западе и полтора-два – на Востоке. Но если учесть, что население Земли за несколько лет сократилось с одиннадцати миллиардов до одного… Хотя откуда нам знать? Разве можем мы быть уверены, что Всеобщее Государство одно на всей планете? Возможно, их таких два. Или даже три. За рубежом же встречаются банды. Мы ничего не знаем о мире. Черт возьми, десятки людей остались в космосе, и им никогда не было осуждено узнать о произошедшем. Одни так и не вернулись с Марса, другие так и не всплыли со дна океана. Мы теряем знания о мире. Если выживем, через пару сотен лет можно будет заново открывать другие материки.

– Я слышал о бомбоубежищах. Почему никто не воспользовался ими во время войны?

– Мне приятель рассказывал о загранице. Мало кому там удалось спастись. Все рабочие бомбоубежища заполнились за десять минут, а миллионы людей остались на улице. Многие отправились в старые, заброшенные укрытия, где и погибли. Кому-то не хватило места, а кому-то – еды. Неделями выжившие не покидали убежищ. Там же они и погибали. Вышедшие на поверхность люди облучались и кончали не лучше. Весь выбор состоял в том, умереть ли тебе от голода, жажды или радиации.

– А со Всеобщим что?

– В крупных городах у нас наблюдалась противоположная ситуация, – продолжил Артур, – когда на окраинах народ погибал из-за нехватки ресурсов и убежищ, в Столице людей силой сгоняли в подземелья. Нас держали там три недели. Ждали, пока «радиация спадет».

– Но ведь во Всеобщем Государстве не было бомбардировок.

– Брехня все это. В самой Столице, дело понятное, не было, а где-то и случались. Когда меня усадили в тюрьму, Город Севера был наполовину разрушен. Думаю, сейчас там все так же.

– Последствия войны сказываются на нас и сегодня, так?

– Да. Только представь: в двадцать втором году мы наконец-то научились лечить онкологические заболевания. К тридцать четвертому уже десять лет никто не умирал от опухолей. А теперь? Сегодня у каждого шестого рак кожи. Это не было нормой, как рассказывает Фронт Семьи, и это точно не посланное Господом испытание, как вещают смотрители.

Мы многое потеряли.

– Когда прогремели взрывы, – продолжил мой собеседник, – в местах военных действий в воздух поднялись тонны сажи и пыли. Солнце там скрылось с небосклона на две-три недели, и большинство людей не пережили ночи. Но худшее было впереди. Когда все улеглось, образовавшиеся в озоновом слое дыры пропустили через себя столько ультрафиолета, что погибла большая часть выживших.

– Бежать, разумеется, было некуда.

– Люди по всей Земле покидали свои дома. Те, кто облучился, были обречены просто потому, что не осталось либо оборудования для лечения, либо специалистов. Другой бедой оказалась оспа. Господи, это же зараза прошлого века! Так или иначе, к осени тридцать четвертого года, помимо Всеобщего, образовалось еще одно государство. Тоталитарный режим в Европе собрал под своим началом полмиллиарда человек, но не продержался и двух лет. Голод стал третьей крупной проблемой. Наши же тираны куда-то слились уже через два месяца после войны, бросив страну на произвол судьбы.

– И в августе образовалось Всеобщее.

Артур посерьезнел.

– Да. Новая власть нарекла Всеобщее Государство избранной Богом страной и заявила, что мы все в неоплатном долгу перед Господом. Что-что, а распределять долги Народная партия умеет. Все бы хорошо, но никто не понял главного: Всеобщее выжило только за счет обширных территорий и того, что здесь военные действия почти не проходили. Партия убедила граждан в том, что мы удержались на плаву по решению Господа, а остальные по его же воле погибли.

– Ни в Столице, ни в Городе Востока никто не мог мне это рассказывать.

– Потому-то я и здесь, приятель. Слишком много знаю.

– И потому ты должен донести знания до людей.

– Александр, дружище. Во Всеобщем не все так радужно, как многие считают. И ты это понимаешь. Но прошли те времена, когда можно был говорить то, что думаешь. В двадцатых люди считали, что наша страна из тех, где цензура проникла во все слои общества, но в 2033 к власти пришли ребята, которые только усугубили положение. Гайки закручивались, а люди исчезали. Ладно, решил я, раньше было лучше. Но тогдашние власти хотя бы пытались что-то поменять. Конечно, было ужасно, не спорю, но что пошло после войны…

– Тебя выбросили на помойку.

– И почему?! Из-за моей старости? Да куда уж там, я был одним из лучших специалистов в мире. Судя по всему, Партия просто стала избавляться от всего, чего не понимала. Не умеешь строить самолеты – пусть никто не умеет строить. Не знаешь принципов работы компьютера – пусть ни у кого не будет компьютера. Не нуждаешься в гипнопедии – так почему кто-то должен нуждаться? И так все время. В этом мире победила глупость.

– Никто не может дать ей отпор. А мы можем.

– Мы не должны.

– И это для тебя основание сдаваться?

– Александр. Ты, понятное дело, парень умный, но что ты собираешься сделать? Сбежать отсюда, вернуться в Столицу и, перерезав всю Народную партию, занять престол?

– А почему нет?

Старик осмотрелся по сторонам, проводив презрительным взглядом охранников.

– Я просто программист из Столицы. Программисты не устраивают революций. Строители, кстати, тоже, – сказал Артур, набирая в ложковилку пластиковые макароны.

– Но их устраивают люди.

– Окружающих нас людей устраивает положение дел.

– Но не меня. Добившись успеха, я отказался от мышления «само все устроится».

– Ты сейчас серьезно?

– Совершенно. У нас есть огромное состояние, воля к победе, незаурядные способности и целая тюрьма недовольных Всеобщим Государством людей.

Артур смотрел на меня, и я видел в его глазах помесь веселья и азарта. Улыбка медленно расплывалась по его дряблым щекам, и он неожиданно захохотал на всю столовую.

– Это чертовски воодушевляет, Саша. – Он перевел дыхание. – Но нам нужно хотя бы сбежать.

– Ты сам позавчера сказал, что здесь случались побеги.

– Раз десять за мои семь лет.

– Это до неприличия много. Найдем ребят, которым можно доверять, выкрадем все необходимое и свалим отсюда во время работ в пустоши.

– Мы не знаем пути.

– Пойдем на северо-запад и не промахнемся. Найдем железную дорогу, а там дело за малым.

– Мы можем погибнуть.

– Или остаться здесь навсегда. Как я понял, из этой колонии сбегали, но никого не выпускали по-хорошему.

– Это риск.

– Это мой выбор.

– Слушай, нет. Это как-то… Ну не знаю я. Хуже не будет, понятное дело, но…

Артур смотрел на меня так, будто не мог решить, рассказать ли мне что-то еще. Промолчав добрую четверть минуты, он положил ложковилку в тарелку и сказал:

– Идем.

Не дожидаясь моего ответа, он резко встал, перешагнул через деревянную скамью и пошел прочь. Я тоже поднялся и последовал за ним. Мы прошли метров восемь и сели напротив щуплого низкорослого деда лет восьмидесяти. Держащая его ложковилку рука дрожала, как и голова. Артур поздоровался с ним:

– Привет, Грегори.

Грегори молчал.

– Видишь, Саша? Он даже не в состоянии понять, что я к нему обращаюсь

– Мне это ни о чем не говорит. Артур, кто это?

– Спроси у него сам. Если он, ясное дело, тебе ответит.

Я внимательнее присмотрелся к деду. Он был одет в стандартную коричневую робу, из-под коротких рукавов выглядывали худые загорелые руки. Может быть, его отправили в колонию за антипартийные высказывания, но я бы поставил на то, что его арестовали с оглядкой на будущее.

– Здравствуйте, Грегори, – сказал я. – Меня зовут Александр Савин.

Он отвел глаза от тарелки и, уделив мне не больше секунды, посмотрел направо. Я проследил направление его взгляда и обнаружил, что он смотрел на разговаривающего с надзирателем смотрителя Всеобщего Верования. Его бритая наголо свинячья голова сидела на плечах без намека на шею, а сам он облачился в черную форму с белыми полосами на штанах и синими шевронами – на двубортном мундире.