Текст книги "Честохвал"

Явление одиннадцатое

Честохвалов один

Честохвалов. Экие скоты! Ни одного ракалии здесь нет! А как приказывал, но добро, я научу уже вас исполнять поведение господина! Дай только приехать! На конюшню! Обдеру мошенников! Не успели приехать, как прах их побрал и дьявол знает, где они! Небось в людской и вешаются с девками! Но нечего и дивить! Уж девки! А Марфутка! Эта Марфутка! Что уж говорить -с ума меня свела… О! когда б мальчик-от попроворил! Да где и он подевался, окаянный? Показалось мне, что он в этой горнице был. Весьма б мне хотелось с ним поговорить. Но экое горе: сыскать-то его некому.

Явление двенадцатое

Честохвалов и Ванька

Честохвалов. А! Ванюшка! Это ты, душенька! Здорово!

Ванька. Здравствуйте, сударь! Пожалуйте ручку.

Честохвалов. Всем здоровенько, дружочек. (Треплет его по щеке.) Какой малый-то! Малый! Есть ли у тебя еще деньжурата на калачи?

Ванька. И! сударь! Где уж быть! Что намнясь-то пожаловать изволили, давно уже все проел.

Честохвалов. Но что ж, Ванюшка, ели или сосна?

Ванька. Что, сударь?

Честохвалов. Помнишь, о чем я тебя просил, спроворил ли что-нибудь, дружок?

Ванька. Что, боярин! Проворить-то я сколько мог проворил, но удача-то была худая. Не слушает, окаянная!

Честохвалов. Что ж она по крайней мере говорит?

Ванька. Ничего, сударь! Я сказывал ей все, что вы ни приказывали, но не мог добиться ни полслова от злодейки!

Честохвалов. Экое горе! А я было ласкался надеждою и затем более сюда и приехал. А тебе, Ванюшка, приготовил было целую гривну. Но нельзя ли еще поговорить?

Ванька. Боюсь, сударь, чтоб хохол не выдрала, и тогда было уже схватила, насилу ушел.

Честохвалов. Неужели она так зла и сердита? Неужли ей то было досадно, что ты говорил?

Ванька. Черт ее знает, но сердиться, правда, она не сердилась, но оскаляла зубы.

Честохвалов. О! Так еще надежда не вся пропала! Пожалуй, дружок, постарайся! Вот тебе целая гривна на калачи (вынимает деньги и дает). Как-нибудь да спроворь, чтоб я ее хоть на минуточку мог увидеть.

Ванька. Не знаю, сударь!..разве… (Думает.)

Честохвалов. Что разве… (В самое сие время входит погорелый. Ванька отскакивает и уходит. Честохвалов сердится и говорит.) О! Черти бы тебя взяли проклятого! На ту-то пору и принесло тебя сюда, чтоб помешать мне говорить. Какую ракалию! какую мерзость пускают уж в хоромы! гадко смотреть! уж правда! дом благородный! Как бы по-моему проводить, так позабыл бы этакой скверняк таскаться. Но чему дивиться: сами хозяева-то здесь немногим лучше, ничего-то не нашел я здесь хорошего, кроме одних-то… (Уходит).

Явление тринадцатое

Клеон и Погорелой

Клеон. Старинушка, голубчик, батюшке моему теперь недосужно. Он приказал, чтоб ты немного обождал. И так поди, мой друг, на крыльцо, там есть лавочка, посиди на ней до тех пор и отдохни себе. Небось ты устал, бедненький.

Погорелой (кланяется.) Хорошо, батюшка!

Клеон. О! как же мне он жалок, небось, бедненький, не ел еще сегодня и ему есть хочется. Пойду велю ему целую половину пирога отрезать: лучше сам есть не стану, а ему велю дать.

Конец первого действия.

Действие II

Театр представляет гостиную комнату г. Благонрава с уставленными кругом стульями.

Явление первое

Феона, сидящая на креслах;

Честохвалов, стоящий перед нею;

Оронт и Клеон, стоящие при конце театра впереди.

Честохвалов. Нет! сударыня! я вам честию моею клянусь, что это правда!

Феона. Возможно ли, батюшка?

Честохвалов. Черт душу мою возьми. Ежели это не так и я вам что-нибудь прибавил. Да что ж это за диковинка?

Феона. Да кстати ли, батюшка, чтоб могло столько людей быть. Мне кажется, что по небольшой величине сего оперного дома не уместится их и во все ложи и партеры столько, сколько вы говорите.

Честохвалов. Ха! ха! ха! Поэтому вы худо его изволили видеть. Да бывали ли вы когда в нем, сударыня? Не по слуху ль одному знаете?

Феона. Не знаю, батюшка, может, быть, и не бывала.

Оронт (в сторону и тихо). А позабыл, что сам с нею там говорил.

Честохвалов. Велика ж диковинка – 653 человека! Да в последнюю перед сею комедиею было всех людей 889 человек, сударыня! Да одних девиц, как теперь помню, было 235.

Феона (удивляясь). Двести тридцать пять?

Честохвалов. Что вы и этому, небось, не поверите, сударыня! Со всем тем это так справедливо, как в треугольнике три, а не четыре угла. Ха! ха! ха! клянусь, сударыня, вам Стиксом, ежели не верите.

Феона. Я должна верить, когда вы утверждаете такими клятвами, но могу сказать, что мне это очень удивительно.

Честохвалов. Удивительно! Вы боле бы, сударыня, удивились, когда б увидели все наши веселости. Вы об них понятия иметь не можете.

Клеон. Неужели это все были благородные девицы?

Честохвалов (кинув на него презрительный вид и, отворотясь к театру, тихо). Уж и у этого щенка язык есть!

Феона. Да! вот и быть? Но чему дивиться, мы не имеем понятия, может быть, и благородные все.

Честохвалов. Пожалуйте, пожалуйте, сударыня, не издевайтесь! Чего не было, так что говорить. Благородным быть всем, конечно, не можно, однако и благородных было ровно 70 девиц.

Оронт (к Феоне). И то-таки хорошо. Но будет ли полно и во всем этом городе столько?

Феона. Да! Об этом надобно подумать наперед.

Честохвалов. Подумать! Вы думайте, сударыня, как хотите, однако это правда. Но разве не можно быть и не одним городским, но в том числе приезжим?

Феона. Конечно, может быть, были из уезда.

Честохвалов. Бессомненно. Вам думается, что все так запершись в четырех стенах сидят, как вы с батюшкою. Нет, сударыня! Не все так мало думают о том, что благородному их состоянию свойственно и прилично. Ныне уже старина выходит из обычая, и благородство поболее в моде.

Оронт (тихо). Бессомненно, и лганье в том числе.

Честохвалов. Что это, что вы, господин физик, шепчете. Конечно, звезды и планеты считать изволите. Сколько вы начли? Не можно ли одолжить и сообщить нам нечто из вашей премудрости?

Оронт. Я считаю, сударь, сколько в уезде нашем (тихо) таких повес.

Честохвалов. Не девиц ли? Ха! ха! ха! Это бы смешно очень было! Но разве не можно быть и из других уездов… Но хорошо, сударь. Ежели вам, господин естества испытатель, благо угодно о том сумневаться, так извольте знать, что были тут девицы из весьма многих уездов. Были, сударь, тут некоторые из-за Орла, многие из Калуги, несколько из воронежских пределов, да мало ли откуда было. Я всех наперечет их знаю.

Феона. Уже не было ли из самого Киева приезжих?

Честохвалов. Конечно-таки, было несколько, и, как теперь помню, ровно десять.

Феона. Конечно, ехавшие мимо. Куда же как счастлива сия комедия была!

Честохвалов. Какая нужда до того, проезжие или приезжие, но довольно, что были.

Феона. Но умилосердитесь, батюшка, считали что ли вы их, что вы так верно число их знать изволите?

Честохвалов. Считали! Ха! ха! ха! Да разве это можно? разве мудрено? Мудрено, сударыня, это тем, кто алгебры не знает, а алгебраисту это безделка! Ежели хотите, сударыня, так скажу вам, что я с большею частик" из них и разговаривал и успел десятков у трех – у четырех руки перецеловать. Ажио губы заболели.

Феона. Ну, батюшка! Так поэтому у вас очень много знакомых, и девицы к вам, как видно, очень благоприятны.

Честохвалов. Бессомненно! И могу сказать, что и очень, очень, очень. В этом я могу похвастаться. Редкой наш брат бывает столь счастлив.

Оронт (тихо). А особливо, небось, крестьянки!

Феона. Радуюсь.

Оронт (вслух). Слава богу!

Клеон (тихо). Нечего уже говорить.

Явление второе

Те ж и г. Благонрав

Благонрав (вошед и садясь в стуло). Что это такое? О чем таком вы разговариваете? Садись-ка, гость дорогой.

Честохвалов (кланяясь). Слуга покорный! Я еще не устал.

Феона. Мы дивимся, батюшка, тому, как много людей на последней опере было. Господин Честохвалов рассказывает нам непонятные вещи. Он изволит говорить, что было ровно 653 человека.

Благонрав. Чему ж этому дивиться, Феона! Это легко статься может.

Феона. То так, батюшка. Этому мы и не верим и верим, однако, это не все. Но господин Честохвалов изволит знать наперечет, сколько было мужчин, сколько женщин, сколько благородных, сколько подлых, сколько дам, сколько девиц. Тому-то мы удивляемся. Он изволит говорить, что мужчин было… сколько бишь (к Оронту) не помнишь ли ты, братец?

Оронт. 398, а женщин 255. В том числе девиц одних будто было 91. А сколько подлых, это уже и я позабыл.

Благонрав (Честохвалову). Это вы говорите?

Честохвалов. Я, сударь, и это верно так.

Благонрав. Батюшка ты мой! Да почему это могли вы узнать?

Оронт (тихо). По алгебре.

Честохвалов. Я имел, сударь, случай!

Благонрав. Ну! Случаю сему надобно быть весьма уже особливому. Кажется, пересчитать трудно да и некогда: разве по билетам. Но и по билетам одно общее число узнать можно, а протчее того труднее. На них не подписано, которой взят от мужчины, который от женщины или от девицы. Разве была, братец, всем входящим перекличка и у всех спрашивали.

Честохвалов. Боже мой! Неужели и вы не хотите поверить в том моему Честному Слову?

Благонрав. Батюшка ты мой… Душевно б рад. Но воля твоя… Но вот господин Добродушин.

Явление третье

Те ж и Добродушин

Благонрав. Добро пожаловать, сосед дорогой! Откуда взялся? Прошу садиться.

Честохвалов. Ба! ба! ба! Господин майор! Любезный господин Добродушин! В живых ли видать!

Добродушин. Вот как видите! Но все ли вы, милостивый государь, благополучно находиться изволите? Они сказали, что будто вам одно поле не слишком благополучно было. Какой-то дурак мужик… где-то…

Честохвалов. Пустяки, ваше высокоблагородие. Какая тебе старуха это сказывала? Ничего не бывало, сударь. А скажи-ка ты, милостивый государь, все ли здоровенько поживаешь? Все ли веселенько? Что твоя саврасая делает? Хорошо ли поедает сенцо и овесец? Жива ли твоя половопегая любимая сучка? Не забыла ли ремесла своего: таскать, знаешь, ветчинку-то. Нет уже! Ваше высокоблагородие, теперь-то ничего уже не говори про мою охоту и про мою любезную Венерку.

Добродушин. Не про ту ли Венеру деревенскую, за которую дело-то стало?

Честохвалов (тихо). Чирей бы тебе на язык! (Вслух.) Что ты, что ты, заглушаешь речь мою, государь! Уже не твоей дуре-то чета. Знаешь ли, какого русака подцепила: легко ли ровно 39 фунтов было, как свесили.

Добродушин. Помоги бог!

Оронт (тихо). Залыгать-та всех. Благо нрав. Как это в русаке-то 39 фунтов?

Честохвалов. Да! сударь, да еще чай с осьмухой, словом, без мала пуд.

Добродушин. Диковинка! ей! ей!

Честохвалов. Не ей! ей! а умилосердись: скажи-ка мне, ваше высокоблагородие, для чего ко мне-та никогда не заедешь? За что такой гнев и немилость к нам, нижайшим слугам вашим?

Добродушин. Виноват, милостивый государь! Извините меня в этом, истинно за домашними суетишками некогда все было.

Честохвалов. Так! У вас это старинная песенка! И вы, как сорока якова, так сии слова затвердили: некогда! некогда! Но будет ли когда тому конец?

Добродушин. Хорошо вам, господам молодым, рассуждать, когда вам ни до чего самим нужда не доходит, а есть кому за всем и без вас присмотреть. Бы вам не верить.

Честохвалов. Не поверю-таки, не поверю никогда, государь! Разве согласитесь, ваше высокоблагородие, меня в том нараспев уверить. А что, право, господин Добродушин, не можно ли для нас спеть песенку? Куда как ты хорошо поешь. (Оборотись к Феоне.) Клянусь вам честию, сударыня, что я никогда такого приятного голоса не слыхивал, какой имеет господин Добродушин, таки самый ангельский: самая лучшая италианка так петь не может.

Добродушин. Полно, сударь, полно вам над старым человеком издеваться-то и трунить.

Честохвалов. Трунить! Что вы, господин Добродушин, у меня и на уме того не бывало! И как же, сударь, разве вы худо поете? разве непрелестно? разве я не слыхал? Помнишь… ей-ей! прелестно. Ну запой-ка, право, запой что-нибудь.

Благонрав. Да где это вас бог допустил его слышать?

Честохвалов. Уж где-нибудь да слышал, сударь. Не обо всем вам знать! Так ли, господин Добродушин? (Треплет его по плечу.) Так ли, ваше высокоблагородие?

Добродушин (отворачиваясь.) Что уж с вами говорить, господа! (Идет к Благонраву.) Благонрав. То подлинно, что так. Сядь-ка, сосед дорогой, подле меня, поговорим лучше со мною. (К Клеону.) А ты поди, Клеонушка, вели нам что-нибудь выпить приготовить. (Клеон уходит.)

Явление четвертое

Благонрав, Чеетохвал, Феона, Оронт и Добродушин

Благонрав. Куды ездил и где побывал, мой друг, или нарочно ко мне пожаловал?

Добродушин. Таскался, батюшка, по полям, осматривал хлебишки, а оттуда проехал к вам. Давно уже у вас не был.

Благонрав. Благодарствую, мой друг, что меня не забываешь. Я всегда тебе всем сердцем моим рад. А сын мой тебя, как родного, своего, любит.

Добродушин. Дай бог ему здоровья. Я сам его люблю, он умник дорогой. Вам есть чем веселиться и благодарить за что бога.

Благонрав. Каковы-то у тебя, сосед дорогой, хлебы? А у меня очень плохи.

Добродушин. Такие же, батюшка, или еще хуже! Ржи не думаю, чтоб и на семена стало.

Честохвалов. Дивлюсь я и не понимаю, как это у вас хлебы худы, а у нас так они преузорочные! Таки ужасть какие! (Оборотясь к Феоне.) Намнясь ходил стрелять и шел сквозь ржи, сударыня, так меня вовсе в них не видать было: еще на поларшина разве выше меня.

Благонрав. Диковинка! А кажется, они везде плохи, и мне нигде не случилось таких в нынешний год видеть. Поэтому надобно им очень высоким быть.

Честохвалов. Бессомненно, сударь! а вот я вам и скажу, сколь они высоки. Я мерил, и было слишком три аршина в соломинах.

Благонрав. Велики! (Усмехается.) Так надобно быть им очень умолотным.

Честохвалов. Бессомненно, на сих днях молотили у нас копну, и вышло из ней две четверти с половиною.

Добродушин. Две четверти с половиною?

Оронт. Ну умолотна! Но разве колосья у ней были чрезвычайной величины?

Честохвалов. А вот, милостивый государь, как велики, я их мерил, и было в них ровнехонько полторы пядени.

Добродушин. Велики, но зерен в них все не больше обыкновенного.

Честохвалов. А сколько б, ваше высокоблагородие, вы думали, я их считал, и в каждом колоске было по 230 зерен.

Оронт. Да разве это какая особливая рожь, сударь, а в нашей более 50 зерен не бывает. Я сколько раз ни считал, но более не находил.

Честохвалов. Это еще не великая диковинка, что вы, милостивый государь, не находили. Где вам еще такую рожь видать? Это, сударь, нездешняя, а камчадалская, ежели хотите знать.

Оронт. Камчадалская! Вот это дело иное: теперь не хочу спорить, а посмотрел бы я охотно на такую рожь, надобно ей быть весьма особливой.

Честохвалов. И, конечно, чрезвычайная! И какая же (указывает на Добродушина) этому господину и во сне такой не пригрезится, а не только, чтоб видать: даром что он почтенный ранг имеет и его высокоблагородие.

Добродушин. Где нам видать, милостивый государь! Однако мне случалось слыхать, что в Камчатке никаких ржей нет.

Честохвалов. Ржей нет! Ха! ха! ха! Кто это вашему высокоблагородию соврал? Не старушка ли какая, имеющая любимое у себя место за печкой?

Добродушин. Никак, милостивый государь, а мне случалось самому туда однажды ездить курьером, и я там месяца два-три пробыл, и как сам себя знаю, что там ничего, кроме одного ячменя, не родится да и родиться не может.

Честохвалов. Вранье, сударь, и вот какой вздор! То, может быть, тогда было, когда вы там были, а ныне знать, что есть, когда к нам привезли оттуда.

Благонрав. Батюшка ты мой! Но лето и ныне, надеюсь, там такое ж короткое, как прежде бывало?

Честохвалов. Но что нам попалось одно – рожь да рожь (оборотясь к Добродушину) Ба! ба! ба! я и не вижу: на вас, конечно, обновка. Давно ли, ваше высокоблагородие, такое прекрасное платьецо сшить себе изволили? Но – ба! ба! ба! – да и покроем-то еще особливым и новоманерным. Откуда такая благодать взялась? Уже не из Камчатки ли вы вывесть изволили? Да и манжеты-то посмотри, пожалуй, истинно щегольские. Откуда вам бог послал такие? Не камчатские ли девушки вам их подарили?..

Добродушин. Ну, нечего более с вами говорить. (Уходит.)

Честохвалов. Ха! ха! ха! Постойте, ваше высокоблагородие, постойте!.. Нет, бегом бежит, прогневался, конечно. Ха! ха! ха!

Благонрав. Чего доброго, вы, пожалуй, рассердите. Пойтить бы за ним. (Уходит.)

Явление пятое

Честохвалов, Феона и Оронт

Феона. Уже бы не уехал наш господин Добродушин домой!

Честохвалов. Пускай себе, пускай скачет. О! Как же, сударыня, он мерзко живет. Однажды случилось мне к нему заехать. Клянусь вам честию, задохся было от вони. Духота какая! Скверность, грязь какая. С ним свиньи, конечно, живут вместе.

Феона. Со всем тем, батюшка, он весьма добрый и честный человек и такого поведения, что мы все его любим и нимало не гнушаемся бывать у него. Хозяюшка у него такая милая и приятная старушка.

Честохвалов. Боже мой! Возможно ли иметь вам вкус, столько поврежденный. Клянусь вам честию, что никак сего я от вас, сударыня, не ожидал. Уж подлинно старушка. Я в обморок было упал, как она сунулась ко мне с губами, и думал, что я погибну, если она меня облобызает. И то-то, что приди мне в голову умышленно закашляться и тем от того отделаться.

Феона. Что такого, батюшка!

Честохвалов. Сударыня, уже с едакою подлою и гнусною целоваться возможно ли? Мне кажется, у меня рак бы от одного мнения на губах сделался.

Феона. Поэтому вы очень мнительны. А мы так часто с нею целуемся, но рака не делается.

Честохвалов. Дивлюсь и не понимаю – это уж слишком неблагородно. Но – ба! ба! ба! – вот опять его высокоблагородие.

Явление шестое

Те ж и Добродушин и Клеон

Добродушин (держа в руках картинку). Вот, боярин, не над людьми старыми шпынять и трунить, а тому-то бы ты учился и перенимал (показывает картинку). Посмотри-ка, государь!

Честохвалов (берет, смотрит с презрением и, взмордя губу и опять отдавая). Уже есть чему учиться и что перенимать! Какая дрянь! Одному вашему высокоблагородию, может быть, она и невидальщина и в диковинку. А я видал, сударь, довольно. На Спасском мосту хоть пруд пруди такими. Не угодно ли вашему высокоблагородию, я на одну гривну столько этой дряни накупил, что вы все ваши чертоги ими улепите, и подарю вас ими на именины.

Добродушин. Куда каково! А ежели спросить, так вряд ли знаете, как она делана.

Честохвалов. Конечно, ваше высокоблагородие, не знаю, а это предоставлено знать одному только вашему высокопочтенному разуму.

Добродушин. Однако пожалуйте-ка, порассмотрите ее хорошенько. Она достойна того.

Честохвалов. Подай-ка! подай! Что так такое (берет и смотрит)? Ха! ха! ха! Уже эдакого вздора не знать! Видал, ваше высокоблагородие, как это и делают.

Добродушин. Да как же, сударь? Я б очень хотел это знать и от вас слышать.

Честохвалов. Неужели вы не знаете? Век изжил, а этого не знает. Ха! ха! ха! а еще государев майор. Печатают, сударь! и ежели изволите, ваше высокоблагородие, то скажу, что я сам и тысячу разве в один час однажды наделал.

Оронт (тихо). Скоро! Зачем же и покупать.

Добродушин. Может быть! Однако это нимало не печатная.

Честохвалов. Да какая же она?

Добродушин. О том-то я и спрашиваю у вас.

Честохвалов (посмотрев). Врешь, братец, какой же иной ей быть, как не печатной?

Добродушин. Печатной ей быть потому нельзя, что она сегодня, да и здесь в доме делана.

Честохвалов. Сегодня! Здесь! Кто ж это делал? Не его ли уже милость (указывает на Клеона).

Добродушин. Да чуть ли не он.

Клеон. Я, батюшка!

Честохвалов (взмордя губу и с презрением). О! так знаю, знаю. Рисована карандашом красным. Безделица! Ребячье самое дело! (Бросает и отворачивается.)

Добродушин. Неправда, сударь, поошиблись,

Явление седьмое

Те ж и Благонрав

Благонрав. Что это, что? О чем вы опять спорите? Что за картинка? (поднимает с земли).

Честохвалов. Безделка, сударь, самая! И его высокоблагородие изволит умничать и меня искушать.

Благонрав (смотря на картинку). Ба! Откуда взялась эта картинка? Она изрядная, да какая-то новоманерная. Я сам таких еще не видывал. Уж не ты ли, Клеон, это смастерил?

Клеон. Я, батюшка! Давича нечаянно выдумал. Какова она вам кажется?

Благонрав. Очень хороша! Спасибо, Клеон! Да как же ты это смастерил?

Оронт. Об этом извольте спросить у господина Честохвалова, он изволит знать досконально, а мы все не знаем.

Честохвалов (оборотясь с презрением к Оронту). Или вправду не знаю! Но боже мой. Что вам попалась эта дрянь! Будто какая правская картинка. Посмотрели бы вы, какие у меня есть недавно выписанные только из Парижа. Таковой-то премудрый муж, как его высокоблагородие, раззевался бы, глядючи на них.

Добродушин. Чему дивиться! У вас все выписное.

Честохвалов. И ведомо-таки выписное, да для чего ж бы и не так? Неужли русскою какою дрянью обцепливать стены? Это бы было уже слишком неблагородно. Но что это нам одно да одно попалось? (Оборотись к Феоне.) Ах, сударыня, я вам и позабыл показать новую песенку (вынимает из кармана). Какая же прелестная!

Феона. Покажите-ка, батюшка! (Берет, читает.) Изрядная.

Честохвалов. Да знаете ли, кто этой песенки творец?

Феона. А кто, батюшка?

Честохвалов. Я! Ваш слуга нижайший.

Феона. Вы! Батюшка! Но когда это вы составили ее?

Честохвалов. Третьего дни! сударыня, и три минуты было употреблено на то времени.

Феона (продолжает читать). Батюшка мой! Что вы это говорите? Теперь я ее вспомнила и узнала. Она уже давно сочинена. Я певала ее еще ребенком будучи. (Показывает Оронту). Посмотри-ка, братец.

Оронт (читает). Да, эту песенку и я уже давно знаю.

Честохвалов (тихо). Нелегкая б вам обоим на язык (притворяется, будто не слышит, ходит взад и вперед по театру, тананакает песню, подходит к столику, на котором стоит бутылка, {Бутылке сей или штофу надобно быть нарочно к тому приуготовленной и налито в ней более двух третей воды, а в горло всунута палка с проверченною вдоль трубкою так, чтоб конец ее опущен был в воду и по самое почти дно бутылки. В горле же надобно быть сей палке очень твердо и плотно уканапаченной и усмоленной воском или мягкою смолою, чтоб не мог выходить никак дух, ежели подуешь в бутылку. В верхний же конец надобно быть вставлену перушку тонким концом к верху и также плотно вканапаченном, и в сие перушко надобно дуть.} берет ее в руки, рассматривает).

Добродушин. Изволите ли, милостивый государь, знать, что это за бутылочка?

Честохвалов. Где знать! Об этом надобно разве у вашего премудрого и пожилого разума спрашивать.

Добродушин. Да вряд ли знаете. Скажите ж, когда изволите знать.

Честохвалов. Я бы сказал, но ваше высокоблагородие неравно опять прогневаться изволит.

Добродушин. За что гневаться?

Честохвалов. Это, сударь, фляга. Это милая фляга! Фляга радостей и утех некоторых людей! Фляга отрад и веселий мужей престарелых! В ней, сударь, бывает нектар стариков, только не тот, что боги на Олимпе пивали, а пожиже. Из ней иногда пьют наклонкою. Знаешь – бур! бур! бур! – не случалось ли когда того и с вами, знаешь и, когда проснувшись и вытащив из-под кровати…

Добродушин. Добро, добро, государь, не будьте-ка вы таковыми, а мы в пьяницах не бывали. Но не о том слово, а скажите-ка, знаете ли, на что эта палочка в нее всунута, на что сие перушко?

Честохвалов. Палочка-то! Палочка-то и перушко! – ты говоришь. – А вот я тебе что скажу. Это, сударь, дудочка. Это, сударь, инструмент, которым иногда некоторые добрые люди винцо из чужой бочки крадучи потягивают, то есть когда им слишком винца захочется, а дело-то иногда старое, не утерпится, а отлить не во что или некогда. Покайся-ка, выше высокоблагородие! Не случалось ли когда-нибудь и за вами этого грешка? Хоть смолоду когда, не ныне? Дело, когда прошлое, так можно сказать.

Добродушин. Хорошо, боярин, не будьте-ка вы пьяницами, а нас бог сохранил от того. Да не то вы все говорите, что я спрашиваю. Пожалуйте-ка, мне скажите. Знаете ли вы, отчего делается в воде этой (указывает на бутылку) пузыри и забурчит, когда в эту трубку, например, хорошенько и подолее подуешь?

Честохвалов. Вот вздор какой! Уж этого не знать! Этого разве ваше благородие знать не изволит? Пузыри! Ну что ж такое? Пузырям как не сделаться, когда подуешь! Но пузыри как пузыри! Великая диковинка! Я не только их сделаю, но знаешь ли, государь, я в состоянии их все в один миг пересчитать и донесть вашему высокоблагородию, сколько их будет.

Добродушин. Весьма бы я хотел увидеть это и могу сказать, что тогда-то бы я прямо подивился вашему искусству. Но разве вы несильно подуете и сделаете только пузырика два-три. А как хорошенько подуть, так некогда считать.

Честохвалов. Ха! ха! ха! некогда. Некогда разве только разуму вашего высокоблагородия, а моему это безделка! И не то успевал я смечать и счислять.

Оронт (тихо). Да! Людей на комедии! Но и тут такой же, небось, счет будет.

Честохвалов. Что такое? Что, господин натуры испытатель?

Оронт. Ничего, сударь! Я сам про себя говорил.

Честохвалов. А я уже думал, что вы не хотите мне в этом верить? Когда б так, то бы я в сию же минуту вам доказал, сколь мнимые ваши заключения неосновательны и ложны.

Оронт. Да бог знает! Не знаю, что сказать, двоякое у меня на уме.

Честохвалов. Боже мой! Уж бы вам мне можно была не верить! Но ну! Если я при вас теперь же это сделал и вас со всем вашим высоким о себе мнением пристыжу, не закраснеетесь ли вы?

Оронт. Может быть.

Честохвалов. Когда на то пошло, так изволь, сей же час докажу, сколь я в счислениях и сметах скор. Это ведь, сударь, не по физике, а по алгебре, которой науки вам и во сне не снилось. (Схватывает бутылку и спрашивает у Добродушина.) Ну! Как дуть? В это перушко, что ли?

Добродушин. Конечно, и чем сильнее, тем лучше.

Честохвалов. Сильнее! О, это безделка! Я изо всей мочи буду дуть: только не треснула б бутылка, у меня не однажды уже лопались так-то.

Оронт. Да подолее бы, чтоб поболее было пузырей-то.

Честохвалов. Когда вам это, милостивый государь, угодно, так извольте знать, что до тех пор буду дуть, покуда сами вы мне скажете полно. Пускай же моя победа будет совершеннее над вами.

Клеон. А я не мешаюсь в это дело, а буду только смотреть. Однако знаете ли, батюшка!..

Честохвалов (кинув на него презрительный вид). Чтоб вам еще мешаться! Неужли вам быть решителем или судьею в нашем деле? К тому вы слишком еще молоды. Ну! Смотри. (Дует. Дети усмехаются.)

Добродушин. Еще! еще! это мало! но поболее, чтоб пузырей было…

Оронт (увидев, что он довольно надул бутылку). Довольно, довольно! Ну, сколько ж, государь, пузырей-то было?

Честохвалов (отнимает прочь). Тыся… (хотел было далее говорить, но как из бутылки вода фонтаном прыснула и ему все лицо облила, то, испужавшись, сует бутылку на пол). Ух! ух! тфу, дьявол! как я испужался. Кой это черт такое! Всего меня залило.

Оронт и все (хохочут). Ха! ха! ха! Это по алгебре!

Добродушин. С чем же тысяча-то! ха! ха! ха!

Честохвалов. Ну! ваше высокоблагородие! слуга покорный. Подкузьмили ж надо мною! Есть за что сказать спасибо! Это уже и слишком неблагородно! За это вашим братьям и дурно бывает. Изволь смотреть – всего как черта замочил. Ей-ей! изрядно. Сам того не стоишь и со всем потрохом твоим, чего один мой камзол стоит.

Добродушин. У вас рожь, сударь, очень хороша, так о чем тужить, купите другой.

Честохвалов. Еще и трунить изволит.

Добродушин. Государь мой! Я не просил вас о том, чтоб дуть. Кто вам велел? Вы бы не дули!

Честохвалов. Да кто ее проклятую знал, что она обольет.

Добродушин. Ба! ба! ба! да как же, милостивый государь, вы изволили сами сказать, что вам сия вещица довольно знакома. И потому я, право, не думал, чтоб вы ею себя так облили.

Честохвалов (вынимает платок, хочет утираться, но, увидя, что он засморкан, идет к дверям и говорит за кулисы). Нет ли здесь кого? Утереться бы чем-нибудь.

Благонрав. Малой! Малой!