Текст книги "Клоуны и Шекспир"

– Не знаю, – вертя головой по сторонам, признался Макаров. – Меня, впрочем, сейчас не птички волнуют-интересуют…

– А, что же тогда? Наверное, рыбки?

– Не угадал. Посмотри-ка в сторону открытого моря.

– Ух, ты, носороги носатые! – восхитился Тиль. – Сиреневая стена наплывает прямо на нас. Высокая такая, почти до самого неба. Похоже, идёт густой туман.

– Передай-ка мне фляжку, – попросил Лёнька, и, побулькав от души, затянул: – Сиреневый туман – над нами – проплывает. Над тамбуром горит – полночная звезда. Кондуктор не спешит. Кондуктор понимает, что с девушкою я – прощаюсь навсегда…

Пришёл туман. Нет, не так.

Плотный сиреневый туман поглотил их – сразу, полностью, жадно и решительно. Раз, и всё…

Вокруг установилась полная и абсолютная тишина – был слышен только взволнованный перестук двух сердец. Ужасно чесались барабанные перепонки.

«А ещё чётко-чётко ощущается-угадывается ход Времени», – подумал Макаров. – «Или же это окружающее Пространство – медленно-медленно – поворачивается вокруг собственной невидимой оси?».

Сиреневый туман отступил, рассеялся, растворился.

По безбрежной морской глади отчаянно заплясали-запрыгали легкомысленные солнечные блики.

– Сколько времени мы провели в тумане? – спросил Лёнька. – Минут пять? Десять?

– Минут? – удивился Тиль. – Мне показалось, что несколько полновесных часов…. Между прочим, буровая платформа VS-413/13 пропала.

– Как это – пропала?

– Так это. Исчезла. Неожиданно и бесследно. Мать его. А ты, дружище, здесь. Вместе со мной…

Глава пятая
Сюрпризы на берегу

Макаров, опираясь ладонями на тугой лодочный борт, осторожно поднялся на ноги.

– Э-э, – забеспокоился напарник. – Поаккуратней, пожалуйста. Как бы не перевернуться…. Ну, чего разглядел-то?

– Ничего интересного и заслуживающего внимания. Море, море, море…. Только на юго-востоке, судя по солнцу, виднеется туманная дымка, сквозь которую проглядывают крохотные чёрные точки и чёрточки. Это, надо думать, части-элементы горной прибрежной страны – всякие там пики, плато и седловины перевалов…. Буровой платформы, увы, не вижу. Наверное, нашу лодку отнесло далеко в сторону. Чем, интересуешься, отнесло? Возможно, что недавним сиреневым туманом. Больно, уж, он был вязким, тяжёлым и плотным. То есть, «прихватил» нас, сволочь приставучая, и протащил на несколько километров. Чего только не случается на этом странном Свете…

– И, что будем делать?

– Понятия не имею, – признался Лёнька. – Я, как назло, мобильник в каюте оставил.

– И я.

– Давай, здесь поплаваем немножко? Типа – широкими кругами, ориентируясь на солнышко? Вдруг, и отыщем пропажу.

– Поплаваем, конечно…

Минут через двадцать Тиль сообщил:

– С севера-запада планомерно наползают тёмно-сизые грозовые облака. Слышишь – далёкие раскаты грома? Вот, и ветер задул резкими порывами. Волна пошла. Плохи дела.

– Не скажи. Могло быть и гораздо хуже.

– Куда, блин норвежский, хуже?

– Ветер дует в берег, – пояснил Макаров. – Погребём в том же направлении. Пристанем к берегу, выйдем к человеческому жилью. Свяжемся с платформой, или же с базой в Тромсё. Объясним ситуацию. Мол, так и так, случайно заблудились…. А если бы ветер дул в противоположном направлении? Унесло бы, век свежего пива не пить, в открытое море. Поминай, как звали.

– Ругаться, конечно, будут. И по деньгам, сто процентов, накажут. То бишь, депремируют. Ладно, гребём. Других вариантов не наблюдается, а ветер крепчает прямо на глазах.

Ветер, действительно, крепчал. Волны становились всё выше и выше. Они уже с лёгкостью догоняли и перегоняли надувную лодку, безжалостно бросая её из стороны в сторону.

Несмолкаемый визгливый вой ветра, потоки холодной воды, безостановочно летящие через лодочную корму, редкие крупные капли дождя, ярко-жёлтые изломанные молнии, глумливые и оглушительные раскаты грома. Короче говоря, ничего приятного. Хорошо ещё, что ярко-красные буровые куртки (с капюшонами), и штаны были непромокаемыми. Слабое утешенье, но, всё же…

Через несколько часов впереди показался берег.

– Меняемся местами, – велел Лёнька. – Я сяду на вёсла. Ты уже малость подустал, а впереди…м-м-м, ничего хорошего не наблюдается. Сплошные чёрные ребристые скалы, о которые – со страшной силой – разбиваются морские волны. Мясорубка, мать его, натуральная.

Заняв место на заднем сиденье, Даниленко уточнил:

– Что мне делать?

– Высматривай подходящее место для причаливания. Я сейчас пойду наискосок по отношению к берегу. Так что, не зевай.

– Понял…. Пока ничего подходящего. Правым веслом работай активней! Правым! А левым, наоборот, табань…. Навались, иначе долбанёмся о торчащий из воды камень. Навались! Молодец, пронесло…. Вижу проход в скалах! Поворачивай направо! Ещё! Ещё немного! Достаточно. Вперёд!

Лодка с разгона ткнулась носом в низкую песчаную косу. Одновременно с этим раздалось громкое змеиное шипенье.

– Пропороли-таки лодочку, – огорчился Макаров. – Видимо, случайно чиркнули бортом об острую грань гнейсовой скалы. Жалко.

– Да и Бог с ним, – отмахнулся Тиль. – Подумаешь. Потом заплатим сполна за испорченное казённое имущество, и все дела. Пошли, брат, поищем людей. Прощай, лодочка! Спасибо за помощь. Искать того напрасно, кто не желает, чтоб его нашли[13]13
  – Цитата из трагедии Вильяма Шекспира – «Ромео и Джульетта».


[Закрыть]…

Скалы, скалы, скалы – черные, серые, бурые, поросшие мхами и лишайниками.

– Ерунда какая-то, – на ходу ворчал Лёнька. – Уже примерно на полкилометра отошли от берега, а вокруг всё одно и то же – скалы, скалы, скалы…. Ага, кажется, начинается заметный подъём, да и камней с рвано-острыми краями под ногами стало гораздо меньше. Похоже, что сейчас мы двигаемся по пологому склону сопки. Хорошо ещё, что дождик перестал. Грозовые облака благородно откочевали к югу.

Подъём всё длился и длился. Незаметно наступил светло-фиолетовый вечер, начало темнеть.

– Выходим на вершину…, – хрипло выдыхая, объявил Тиль. – Так, вроде вышли. А, что дальше? Хрень какая-то – насквозь непонятная и неправильная…

– Странные дела, – смахивая ладонью со лба капельки пота, согласился Макаров. – Сплошная призрачная темнота. Ни единого огонька вокруг…. Нет, я всё понимаю, мол, северная оконечность Норвегии, четыреста с лишним километров за Полярным Кругом. Но, всё же…. Мы сейчас стоим на вершине сопки. Обзор – лучше не бывает. Километров, наверное, на…, хрен знает на сколько. И – ни одного жилого огонька? Как, Серёга, такое может быть? Может, произошла какая-то серьёзная авария, связанная с электричеством?

– Жилые огоньки, говоришь? Ну-ну. Ерунда это, между нами говоря. То бишь, незначительная мелочь. Из серии – всякое бывает. В том числе, и техногенные аварии…. А куда, спрашивается, подевались два многополосных шоссе? Я же чётко помню географическую карту. Одно шоссе должно проходить с той стороны сопки, откуда мы пришли. Второе – с этой. Закавыка, однако. Вернее, шарада неразрешимая.

– Может, это и не Норвегия вовсе? В том смысле, что чёртов туман затащил нас э-э-э…

– Куда – затащил?

– А чёрт его знает – куда!

– В том-то всё и дело, что непонятно, – тяжело вздохнул Даниленко. – Совершенно ничего непонятно. Ничего…. Ладно, ночь приближается, пора задуматься о комфортабельном походном лагере. Там, ниже по склону, я приметил подходящую лощинку – ручеёк ненавязчиво шумит, имеется наполовину засохший кустарник. То бишь, куруманник, как выражается наш Вовочка, выросший в Сибири…. Пошли, брат.

– Пошли.

Они отыскали на берегу ручья подходящую ровную площадку, оперативно наломали сухих веток ракиты, развели аккуратный и яркий костерок.

– Пройдусь вдоль русла, поищу более серьёзных дровишек, – сообщил Тиль. – А, что ты задумал?

– Пойманную ставриду почищу и выпотрошу. Я догадался перочинный ножик прихватить с собой.

– Знаешь, я рыбу, конечно, люблю ловить. А, вот, кушать – не очень. Тем более, у нас собой нет ни сковороды, ни кастрюльки, ни соли…. Как ты её будешь готовить?

– Насажу на прутики вереска и запеку над костром.

– Фу, уже слегка подташнивает…. Может, не надо? Типа – рыбу выбросим, а поужинаем бутербродами?

– Не пойдёт, – нахмурился Леонид. – Ты не забыл, что вокруг наблюдается сплошная и безлюдная глухомань? Поэтому надо к продовольствию относиться бережно, трепетно и уважительно. Когда ещё мы доберёмся до людей? Молчишь? Вот, то-то же…. Поэтому на сегодняшний вечер и на завтрашнее утро объявляется «рыбный день». Сейчас ставридку покусаем, а с утра – треску. Извини, но так надо. А два бутерброда и упаковка норвежских сосисок автоматически переходят в категорию – «неприкосновенный запас»…

Даниленко приволок и подбросил в костёр парочку приличных берёзовых коряжин.

– Прошу к столу, – пригласил Лёнька. – Рыбка приготовилась.

Они допили коньяк, закусили ставридой, закурили.

– Какая, всё-таки, гадость, эта ваша запечённая и совершенно несолёная рыба, – брезгливо поморщился Тиль. – Смотри, сколько звёзд высыпало на небе! Крупные все такие, неправдоподобно-яркие…. Слышишь? Ночной филин тревожно заухал. А, воздух? Чистый и безумно-вкусный.

– Чистый, спорить не буду. Вкусный. Но первобытной дикостью – так и шибает в нос…

Наступило утро – прохладное, влажное и промозглое.

– Вершина сопки скрыта в молочно-белом тумане, – зябко передёрнул плечами Макаров. – Хорошо, что вчера мы свитера одели.

– Это точно, – поддержал напарник. – Что предложишь по тактическим планам на сегодняшний день?

– Писаем, умываемся, кушаем треску, запиваем чистой водичкой из ручья и выступаем.

– Бр-р-р! Эта водичка из ручья…. Ледяная, до полной невозможности. Вчера с вечера глотнул пару раз, а сегодня зубы ноют…. Ладно, а куда, пардон, выступаем?

– Конечно, на юго-запад, – нервно передёрнул плечами Лёнька. – Именно там, по моему мнению, и должен находиться Тромсё…. Кстати, существует ещё одна странность, я ещё намедни заметил. Мы же – по идее – находимся практически в тундре. Верно? Посмотри направо. Несколько высоких ёлок и берёз. Да и вчера вечером нам на пути регулярно попадались серьёзные сосёнки. Бред бредовый…

Они пописали, умылись, перекусили, попили водички из ручья, набросили на плечи сумки, выступили.

Прошли по склону, потом по пологой седловине перешли на склон соседней сопки, дошагали до вершины.

– Ложись! – неожиданно скомандовал Тиль, шедший чуть впереди. – Ничего себе – картиночка…

С вершины – через густые ветки кустиков голубики – открывался отличный вид на широкую долину, по которой неторопливо бродили многие тысячи тёмно-бурых животных.

– Северные олени, – зачарованно пробормотал Макаров. – И это, в принципе, нормально. В Норвегии их много. Интернет утверждает, что почти двести тысяч голов…. Чем это так воняет? А, Серёж?

– Ветер дует прямо на нас. Причём, со стороны людского поселения. Видишь?

– Точно, посёлок.

– Оттуда вонь и идёт.

Поселение, до которого было порядка четырёхсот пятидесяти метров, было чётко разделено светло-серой речушкой на две примерно равные части. Правая часть состояла из двухсот маленьких, буро-серых усечённых пирамидок, между которыми активно суетились светлые людские фигурки. По левой стороне реки, выстроившись неровными рядами, размещались крохотные рубленые избушки – без окон, с покатыми крышами, крытыми дёрном. Общим количество около сотни. Там людей не наблюдалось.

– Скорее всего, кино снимают, – неуверенно хмыкнул Лёнька. – Про древнюю и вольную жизнь.

– Почему ты так решил?

– Понимаешь, несколько лет тому назад я с одним приятелем ездил на Кольский полуостров. Порыбачить, природу посмотреть, поискать следы загадочной страны Гипербореи[14]14
  – Гиперборея – в древней мифологии – легендарная северная страна, место обитания блаженного народа гипербореев.


[Закрыть]…

– И, как? Нашли?

– Так, кое-что. Но дело не в этом…. Посетили мы – проездом, понятное дело – старинное село Ловозеро, где испокон веков обитают лопари, то есть, саамы, если выражаться по-европейски. Так вот, в Ловозере для туристов построено некое подобие старинного лопарского поселения. Мол, так дикие лопари жили лет сто пятьдесят назад. Очень похоже на картинку, за которой мы сейчас наблюдаем…. Только масштабы в Ловозере были более скромными. С десяток буро-серых усечённых пирамидок. Это – так называемые «вежи». Их каркасы изготовляют из сосновых жердей, переплетают берёзовыми и осиновыми ветками, тщательно обкладывают толстым слоем дёрна, пол очень плотно застилают еловым лапником, а лапник сверху накрывают оленьими шкурами. В центре каждого такого шалаша из специальных камней сложен грубый очаг для костра. В вежах лопари живут, в основном, в тёплое время года. В Ловозере было построено и несколько рубленых избушек без окон. Это – пырты. В них семьи лопарей обитают зимой, ранней весной и поздней осенью…

– Что же тебя смущает? – удивился Тиль. – Вот, тебе вежи, между которыми бродят тутошние саамы. А вон – пырты, оставленные жителями на летний сезон.

– Перечисляю по порядку. Смущают масштабы. Две сотни веж, и добрая сотня пырт? Зачем так много? Туристы удовлетворятся и более скромными количествами…. Снимают художественный или же научно-популярный фильм? А, где же съёмочная группа? Более того, я не вижу ни дороги, по которой эта съёмочная группа может подъехать сюда, ни ровной площадки, где может приземлиться вертолёт…. Далее, некоторые пырты, построенные в Ловозере, были оснащены печными трубами, сложенными из дикого камня. Здесь же трубы отсутствуют – как класс…. Последнее. Эта противная вонь. Какое отношение гадкие бытовые запахи имеют к съёмкам современного фильма? Никакого…. Видишь, между вежами расставлены длинные стеллажи? Там, похоже, развешены куски свежего оленьего мяса, которые подвяливаются на ветру.

– Поэтому ты и предлагаешь, учитывая все эти мелкие нестыковки, обойти саамское стойбище-поселение стороной?

– Не только поэтому, – слегка смутился Леонид. – Имеются ещё два важных и веских повода.

– Каких, например?

– Во-первых, дурное предчувствие. Во-вторых, внутренний голос настойчиво советует.

– Предчувствия, голоса, приметы, – презрительно скривился Даниленко. – Глупости сплошные…

– Глупости, говоришь? Иди ты к чёрту, дылда белобрысая! Я тебе говорил, что номер буровой платформы, где два раза подряд повторяется цифра «тринадцать», является несчастливым? Чего молчишь-то?

– Кажется, говорил.

– А, кто в вагоне скорого поезда «Санкт-Петербург – Мурманск», провозглашая тост за счастливое возвращение домой, не захотел трижды сплюнуть через левое плечо и усердно постучать по дереву? Изволь, брат, ответить!

– Ну, я.

– Родину мы покинули без серьёзной отвальной?

– Твоя правда.

– Вот, видишь! – не на шутку разошёлся Лёнька. – Так что, работают народные приметы! Ещё как – работают….

После короткого совещания они решили, что стоит, не вступая в плотное общение с саамами, вернуться поближе к морскому побережью и идти к Тромсё.

Через час с небольшим путники вышли на узкую дорогу.

– Наблюдается чёткая колёсная колея и многочисленные следы копыт, – внимательно присмотревшись к дорожному полотну, сообщил Тиль. – Скорее всего, лошадиных. Причём, как с подковами, так и без…. Дорожка ведёт в сторону моря. Шагаем?

– Шагаем.

Поворот, второй, впереди показался морской берег.

– Ага, здесь дурацкие обломки чёрных скал отсутствуют, – обрадовался Макаров. – Дорога упорно петляет между низкими песчаными дюнами, которые подходят непосредственно к кромке прибоя. Отдельно стоящие разлапистые сосны, чахлые кустики вереска. Симпатичные пейзажи, слегка напоминающие прибалтийские…. А, что это виднеется на берегу? Громоздкое такое, напоминающее…м-м-м…

– Кораблик?

– Точно…. Подойдём?

Ноги тонули в зыбком предательском песке, поэтому на преодоление сорока-пятидесяти метров, отделявших дорогу от морского судна, ушло несколько минут.

– Ладья викингов, – торжественно объявил Тиль. – По крайней мере, именно так и выглядят легендарные корабли викингов в голливудских тематических кинофильмах. Причём, очень старенькая ладья. Ей лет восемьдесят будет, если не больше…

– Уверен?

– На все сто процентов. Борта наполовину вросли в зыбучий песок. Смотри, пальцем проткнул доску насквозь. Труха сплошная.

– Я не об этом, – вздохнул Лёнька. – А про викингов…. Может, обычная лодочка?

– Чья деревянная морда расположена на носу плавсредства?

– Трудно сказать. Время, дожди и ветер постарались от души…. Может, лошадиная?

– Сам ты – лошадиная! – беззаботно хохотнул Даниленко. – Это, братец, самый натуральный дракон. Скандинавский дракон, ясная оленья печёнка…. О, слышишь?

– Кажется, кто-то поёт.

– Точно, поёт…. Давай-ка, спрячемся за борт судёнышка и понаблюдаем. Чисто на всякий случай…

Из-за дорожного поворота показался рослый и кряжистый мужик, ведший в поводу буро-пегого ослика, гружённого двумя объёмными холщовыми мешками.

«Может, мула?», – засомневался про себя Леонид. – «Больно, уж, эта длинноухая животина высока в холке…. А сам мужичок одет – более чем странно. Какой-то бесформенный зипун неопределённого цвета. Штаны, украшенные на коленях неаккуратными прямоугольными заплатами. На голове красуется дурацкий войлочный колпак, из-под которого выбиваются свалявшиеся и сальные пряди светлых волос…».

Путник увлечённо и громко распевал:

 
Осень, она многолика.
Старый закат – вдали
Теплится – нежным криком
Полузабытой – Любви.
 
 
Теплится – цветом синим.
Бедам всем вопреки.
Словно – неяркий иней
На перекрёстках Любви.
 
 
На перекрёстках коварных.
Осень. Печален Мир.
Сон мой – забытый, давний.
Иней – на кистях рябин.
 
 
Кисти рябин и – иней.
Зябликов суета.
Пусть будет так – отныне,
Ты у меня одна.
 
 
Иней на сердце? Растает.
Путь – как всегда – далёк.
Гуси гогочут – стаей.
Парус – опять – одинок…
 
 
Гуси гогочут – стаей.
Парус – опять – одинок…
 

Песенка закончилась.

– Стой, Йорген! – строгим голосом велел мужичок. – Мешки поправлю, сбились на сторону…. И что теперь прикажешь делать, старина? Приплывут нынче голландские торговые корабли? Не приплывут? Сколько их будет? Говорят, что во Фландрии нынче неспокойно. Мол, верные и упёртые слуги злобного короля Филиппа зверствуют вовсю – пытают, жгут и в землю заживо закапывают тамошних людишек. Мол, герцог Альба войска собирает. Готовится в поход…. Что теперь делать? Сколько закупать у саамов оленьих языков и печёнки? Да и сортовой хмель потихоньку заканчивается. Если голландские купцы не приплывут, то и дельного пива будет не сварить. Наш лесной хмель – это совсем не то. Так, баловство сплошное и несерьёзное…. Верно?

– И-а! И-а! – покладисто согласился ослик.

– Вот, и я толкую про то же. Ладно, пошли к дому. Неплохо было бы поспеть к обеду…

Странная парочка двинулась дальше.

Выждав несколько минут, Тиль поинтересовался:

– Ты, Макаров, какими языками владеешь?

– Русским и английским. Частично немецким. Знаю несколько французских и испанских слов.

– Мой лингвистический багаж аналогичен твоему. А, вот, этот деятель с ослом…. Что скажешь?

– Пел он на одном языке. На каком? Не знаю. С животным же разговаривал совсем на другом…. Тем не менее, я всё понял.

– Я тоже – понял. Всё. То бишь, каждое слово. Каждую интонацию. Хотя ни русским, ни английским, ни немецким, ни французским, ни испанским языками здесь и не пахло. Более того, обратись этот зачуханный мужичок ко мне с любым вопросом – я бы непременно ему ответил…. Как такое может быть, а?

– Наверное, во всём виноват сиреневый туман, пришедший с безбрежных просторов Северного моря, – предположил Лёнька. – Во-первых, «перенёс» нас в…э-э-э, в неизвестное место. Во-вторых, ненароком превратил в самых натуральных полиглотов.

– Думаешь?

Ответить Макаров не успел.

– Помогите! – долетел откуда-то испуганный женский голос. – Пшёл вон, сволочь грязная! Гад приставучий и позорный! Помогите, ради Бога!

– Кажется, кричат в той стороне, – махнул рукой Тиль. – За мной!

Глава шестая
Средневековый Тромсё и клоуны

Пошли, побежали.

Вернее, преодолевая сопротивление зыбучего прибрежного песка, попытались это сделать. В том плане, что побежать.

– Хры, мать его, хры. Дыханье сбивается…

Потом дело пошло веселей – по другую сторону от дороги почва оказалась более плотной и твёрдой.

Каменистая пустошь, узкая осиново-ракитная полоска, молоденький густой ельник, заполненный понизу пышными белыми мхами, чёрный провал под ногами…

– Стой! – скомандовал Лёнька. – Свалимся – костей не соберём… Мать его!

По склону сопки змеилась бездонная пропасть шириной метров в пятнадцать-двадцать. На противоположной стороне пропасти росла высокая берёза, посередине ствола которой расположилась, крепко обняв ствол дерева руками и ногами, человеческая фигурка – женская, судя по характерным очертаниям и длинным ярко-рыжим волосам. А под берёзой, утробно и плотоядно рыча, стоял-топтался на задних лапах огромный тёмно-бурый медведь.

– Сука! Тварь! – отчаянно кричала женщина. – Морда! Урод косолапый! Гнида блохастая!

На каком языке вопила рыжеволосая барышня?

«Хрен его знает», – подумал Макаров. – «В том плане, что на абсолютно понятном…».

Косолапый, обхватив передними лапами ствол берёзы, принялся раскачивать дерево в разные стороны.

– Помогите! – разнёсся по округе испуганный женский призыв. – Голова кружится…. Помогите!

Даниленко, сбросив на ходу наплечную сумку и красную буровую куртку, подбежал к краю пропасти и завопил, отчаянно стуча кулаками по груди:

– Стоять! Гнида! Урою! А-а-а-а!

– И на каком языке нынче выражается Серёга? Чёрт, и не разобрать. Коварная штука – быть полиглотом…, – пробормотал Лёнька, после чего подобрал с земли подходящий по размерам гранитный булыжник и, наскоро прицелившись, метнул.

Попал, ясная норвежская зорька. Дело-то нехитрое. Прямо в жирную тёмно-бурую холку. Раз – попал, два – попал, три – попал…

– Рр-ыы!? – непонимающе обернулся медведь.

«Мол, какого хрена?», – мысленно перевёл Макаров, после чего метнул очередной камень.

Попал, понятное дело, как и учили – в своё время. Прямо в правый янтарный глаз.

– У-у-у! – обиженно заблажил мишка. – А-а-а!

– Вот, а я о чём? – продолжал лицедействовать на самом краю пропасти Тиль. – Пшёл вон, скотина косолапая! Я – Кинг-Конг! Или этот…. Как там его? Тарзан, мать его, в джунгли заглянувшую. Тарзан! На части порву, сожру и не поморщусь! А-а-а-а!!!

Медведь, получив по лбу очередным булыжником, рявкнул напоследок, развернулся и бодро – со всех лап – затрусил вниз по склону.

– Ага, испугался, уродина короткохвостая? – бестолково прыгая вдоль края пропасти, обрадовался Даниленко. – Догоню – урою на хрен! Ату его! Ату…

Рыжеволосая девушка – грациозно до безумия – спустилась с берёзы и, присев в некоем подобии книксена, поблагодарила:

– Спасибо, великодушные странники. Помогли, выручили, спасли, спору нет…. Засим – прощаюсь. Извините. Дела. Увидимся, клоуны…. Белобрысый!

– Ик…. Я здесь! – некстати засмущался Даниленко. – Всегда, мадам, к вашим услугам.

– Сам мадам, твою мать. Увидимся, короче. Подходи, второй дом за церковью. Если, понятное дело, не слабо.

– Кому это, блин, слабо?

– Сам – блин! Вернее, у твоего упитанного приятеля, умеющего так метко камушки бросать, физиономия блин напоминает. Увидимся…

Девица – высокая, стройная, фигуристая – гордо удалилась.

– Знатная краля, – мечтательно вздохнул Тиль. – Чем-то на мою Светку похожая. Только медно-рыжая. Хотя, цвет волос – применительно к женскому полу – понятие относительное. Никогда точно не знаешь – кто перед тобой. Мол, блондинка, брюнетка или же шатенка? До тех пор, естественно, пока конкретного интимного места не видел…. Вот, Светлана, к примеру, кто?

– Брюнетка.

– Не угадал, братец. У моей драгоценной жёнушки природный цвет волос светло-русый. Для чёго, спрашиваешь, она регулярно красится в угольно-чёрный? Дурь обыкновенная. Считает, чудачка законченная, что русый – плебейский цвет. А чёрный, наоборот, благородный…. Надо будет и с этой рыженькой разобраться. Или же, хотя бы, попробовать. Когда пылает кровь, как щедр язык на клятвы. Как часто нас спасала слепота[15]15
  – Цитата из трагедии Вильяма Шекспира – «Гамлет».


[Закрыть]…

– Одета твоя тутошняя симпатия достаточно странновато, – глубокомысленно нахмурился Леонид. – Какая-то длинная светло-серая рубаха, расшитая бурыми ромбическими узорами. Меховая безрукавка. На ногах – дурацкие войлочные боты с уродливыми прямоугольными носами, из серии: – «Прощай, молодость…». Ещё этот мужик с ослом, рассуждавший о жестокосердном короле Филиппе и герцоге Альбе[16]16
  – Герцог Альба – Фернандо Альварес де Толедо, Третий герцог Альба – знаменитый испанский государственный деятель и военачальник шестнадцатого века.


[Закрыть]…. Имелся в виду испанский король Филипп Второй[17]17
  – Филипп Второй – жил в шестнадцатом веке, происходит из династии Габсбургов, сын и наследник императора Священной Римской империи Карла Пятого, король Испании, Нидерландов и всех заморских владений Испании.


[Закрыть]?

– Стоп, стоп! – насторожился Даниленко. – О каком историческом периоде, собственно, идёт речь?

– Седьмое десятилетие шестнадцатого века.

– Ты хочешь сказать, что мы – совершенно непонятным образом – «перенеслись» в Прошлое?

– Это всего лишь версия, – легкомысленно хмыкнул Лёнька. – А, что здесь такого невероятного и удивительного? Про аналогичные фортеля пишут в каждом втором современном фантастическом романе. Сегодня, понимаешь, научно-популярная фантастика. А завтра – скучная бытовая реальность. Бывает…

– Самый разгар шестнадцатого века, говоришь? Ну-ну…. Посмотри-ка правее берёзы. Что теперь скажешь?

– Массивный каменный идол с одним глазом. Грубая работа.

– Почему это – грубая? – неожиданно обиделся Тиль. – Нормально, на мой вкус, сработано. В лопоухих каменных ушах даже массивные серьги висят, щедро усыпанные сверкающими камушками, а на запястьях длиннющих рук имеются серебристые браслеты…. Интересно, а как зовут этого приметного каменного дяденьку?

– Скорее всего – «Один», раз одноглазый. Самый главный и суровый скандинавский Бог…. Кстати, у ног истукана валяется – головой в луже свежей крови – мёртвая пёстрая курица. Можно предположить, что давешняя рыжеволосая девица совершала обряд жертвоприношения, вот, оголодавший медведь и заявился – на запах крови.

– Обряд жертвоприношения в шестнадцатом веке? По идее, сейчас католицизм должен безраздельно властвовать вокруг. Не вяжется как-то.

– Очень даже вяжется, – заверил Макаров. – Язычество – штука наисильнейшая. Оно медленно отступает, упорно и настойчиво цепляясь за каждый оборонительный рубеж…. Может, дальше двинемся?

– Двинемся, не вопрос…. Сосиски у тебя?

– Ага.

– Доставай по одной. Слегка перекусим на ходу…

Они вернулись на дорогу и зашагали прежним маршрутом. То есть, на юго-запад.

Солнышко постепенно раскочегарилось, вокруг заметно потеплело. В густом кустарнике беззаботно перекликались мелкие пичуги. Рыжие упитанные белки, ловко перепрыгивая с одного дерева на другое, увлечённо гонялись друг за другом.

– Странно, что грибов нигде не видно, – проворчал Лёнька. – Середина июля месяца – применительно для лесотундры – начало полноценного грибного сезона. Маслята, по крайней мере, уже должны переть во всю Ивановскую…. А, что у нас с голубикой? Она, такое впечатленье, ещё даже и не цвела. Ерунда ерундовая, мать её…

Дорога, отвернув от морского побережья, резко пошла вверх.

– Жарко и потно, – жаловался Даниленко. – Ты, Лёньчик, как хочешь, а я, пожалуй, куртку сниму. И от штанов было бы неплохо избавиться. Но, к сожалению, нельзя.

– Почему это – нельзя?

– Вдруг, очередная местная красотка попадётся нам навстречу? А мои чёрные семейные трусы, увы, не являются верхом эстетического совершенства…

Дорога вывела путников на вершину сопки.

– И как прикажешь это понимать? – не наигранно изумился Тиль. – Что это такое, а?

Внизу располагался некий населённый пункт – несколько сотен непритязательных деревянных и каменных домов, беспорядочно разбросанных вдоль берега узкого морского залива.

– Перед нами, надо думать, норвежский город Тромсё, – после короткой паузы известил Леонид. – Вернее, средневековый Тромсё. Хотя…

– Наблюдаются очередные нестыковки?

– Это точно. Видишь ли, всезнающий и мудрый Интернет утверждает, что первая католическая церковь в Тромсё была построена ещё в 1252-ом году. А в начале шестнадцатого века церквей здесь было уже несколько. По крайней мере, больше пяти. А, что мы с тобой наблюдаем?

– Одну единственную церквушку.

– То-то и оно. Ярко-выраженная нестыковка, блин горелый…

– Ладно, будем тянуть жребий, – решил Даниленко. – Пора прояснить ситуацию окончательно.

– Зачем – жребий? По поводу чего?

– Один из нас спустится в городишко. Видишь, народ толпится на прямоугольной площади? Не иначе, праздник какой-то. Или же просто базарный день…. А второй останется здесь. Зачем рисковать обоим? Вдруг, местные жители относятся к незваным пришельцам безо всякого почтенья? То бишь, тут же, особо не рассусоливая, бросают в темницу? Вот, в этом пиковом раскладе второй и поможет первому. Вернее, попытается освободить из узилища…

Длинную палочку, как и всегда, вытащил Тиль. Вытащил и, коротко помахав рукой на прощанье, ушёл по дороге вниз – к неизвестному населённому пункту.

Лёнька, оставшись в одиночестве, отошёл от дороги в сторону и улёгся под разлапистой сосной – на пышный белоснежный мох.

Он лежал и бездумно смотрел в голубое бездонное небо.

Почему – бездумно? А о чём, собственно, было думать? Для того, чтобы чётко и правильно осознать всё происходящее с ними, информации катастрофически не хватало. Оставалось одно – запастись терпеньем и покорно ждать…

Прошёл час, второй, солнышко начало активно смещаться в западную часть небосклона.

– День уверенно и неуклонно приближается к вечеру, – поднимаясь на ноги, проворчал Макаров. – Ну, и куда подевался этот длинноногий обормот? Неужели, действительно, загремел в тутошнюю каталажку? Тьфу-тьфу-тьфу, конечно…. Что там у нас? Толпа на площади меньше не становится. Ажиотаж и всенародная суета планомерно продолжаются. Да, дела-делишки…

Он принялся бесцельно бродить по вершине сопки туда-сюда. Бродил и тихонько ругался сквозь сжатые зубы – в адрес безалаберного белобрысого приятеля.

Минут через десять-двенадцать Лёнька принял окончательное решение, резко развернулся и, зло сплюнув под ноги, упруго зашагал по направлению к городку.

Постепенно он приблизился к первым строениям.

«Похоже, что это усадьба какого-либо местного богатея», – принялся мысленно комментировать увиденное Макаров. – «Просторный, тщательно огороженный по периметру скотный двор, по которому задумчиво перемещаются упитанные бычки и пёстрые куры. Голенастый петух – просто красавец. Хвост, как у павлина – рыже-зелёный. Лохматая пегая собака, опустив нос к земле, пробежала по делам. Породистая? Да, ну, самая обыкновенная зачуханная дворняжка…. Ага, этот длинный серо-чёрный барак, судя по глухому ржанью, является конюшней. Рядом расположен складской амбар, два сенника, несколько погребов, овчарня, голубятня, кузня.…Вот, и хозяйский дом. Ничего особенного. Фундаментный этаж сложен из разнокалиберных гранитных валунов, а поверх фундамента размещён классический бревенчатый сруб под односкатной крышей, застеленной непонятными «заплатами». Может, это разномастные шкуры? Чьи конкретно? Лошадей? Коров? Всяких морских животных? Сходу не определить…. Окошки маленькие, почти квадратные. Некоторые оконные рамы застеклены. В другие же аккуратно вставлены светло-жёлтые пластины слюды. Интересно…. Впереди улица замощена тёмно-коричневым булыжником. Надо понимать, что именно здесь и начинается цивилизованная городская территория. Ну-ну…».