Текст книги "Девятый герцог Империи"

Осталось последнее. Для чего, собственно, тут и понадобился Одаренный.

Пока я аккуратно складывал и убирал все полученные бумаги в суму, маг достал из переданной ему эйром Риатисом шкатулки черного дерева браслет белой стали. Браслетик даже. Изящный. В виде плетеной цепочки и узкой, полированной до зеркального блеска пластинки с искусно выгравированной на ней, так и притягивающей взгляд золотистой надписью. Которая гласила, что владелица сего украшения находится под полной опекой сэра Кэрридана ди Стайни, рыцаря Империи из города Кельма.

Этот изящный браслетик с одним раскрытым звеном маг и попытался нацепить на левую руку Энж. Безуспешно, правда. Во всяком случае, поначалу. И дело вовсе не в том, что браслет оказался девушке мал. Просто на ее руке, после того как она сдвинула рукав, обнаружилось не менее занимательное украшение. Гораздо более объемное. Широкий массивный наруч старой бронзы, испещренный источающими багровое свечение рунными знаками. Не иначе магический эффектор, подавляющий способность к поглощению жизненной энергии, которой обладает Энжель благодаря своему необычному талиару.

Немного повозившись, маг все же сумел пристроить еще одно украшение на ручке девушки. Нацепил узкий браслет на тонкое запястье и сомкнул единственное звено пришедшейся точно впору вещицы, соединив его с остальными. А затем напитал энергией это, так сказать, украшение.

Коротко полыхнули желтым сиянием руны Укрепления, нанесенные на каждый предмет браслетика, и растворились, утонули в заблиставшем металле, который обрел невероятную прочность в результате этого действа. Теперь украшение так запросто не снять. Даже кузнечным зубилом не сбить. Понадобится что-то поэффективней… Например, пилка с алмазным полотном. Да и с той придется провозиться не час и не два, а как бы не пару дней.

– Ну вот и все, – придирчиво осмотрев дело рук своих и отстранившись, удовлетворенно произнес маг.

Он захлопнул опустевшую шкатулку, двинул ее по столу в сторону эйра Риатиса и, кивнув ему, направился к двери.

– А снять безделушки, сковывающие способности леди? – недоуменно нахмурился я, останавливая Одаренного, явно решившего, что его присутствие тут больше не требуется.

– Снять? – как мне показалось, вызвал у него искреннее изумление мой вполне уместный и закономерный вопрос.

Да и остальных мои слова привели в некоторое замешательство. Зашевелились все, переглядываться начали. А эйр Риатис с откровенным удивлением вопросил:

– Зачем?

– За надом! – не сдержавшись, сердито отрезал я. Столь дурацкий вопрос меня буквально взбесил.

– Но сэр Кэрридан, ведь это определенно принесет вам лишь ненужные хлопоты и может помешать исполнению обязанностей опекуна. Ведь случись что, вы же не совладаете с магессой с нескованным Даром. К тому же имеющей такого невероятного талиара! – попытался отговорить меня эйр Риатис от явно опрометчивого, по его мнению, замысла.

– Это уж мне решать, с чем я совладаю, а с чем нет, – холодно оборвал я его. И утверждающе обратился к Энжель, приобняв ее и погладив по плечу: – Правда ведь?

На что та, робко улыбнувшись, несмело кивнула.

– Вы неправы, сэр Кэрридан… – предпринял было еще одну попытку достучаться до меня начальник каторги.

Но я и слушать не стал. Отмахнулся просто и обратился к магу, коротко велев:

– Снимайте.

Маг, покосившись на замолчавшего и отворотившего голову лиарха, пожал плечами и снял с Энжель все магические эффекторы подавления способностей. Сначала драгоценное ожерелье, отсекатель Дара, с тонкой девичьей шейки, а затем, повозившись чуть подольше, и бронзовые браслеты-подавители с ее рук.

– Вот теперь все, – удовлетворенно кивнул я.

Помявшись, все потянулись к выходу из кабинета. Все, включая эйра Риатиса. Придержав меня, он достаточно громко, чтобы его расслышала и Энжель, шепнул:

– На случай если у вас возникнут какие-то трудности с вашей подопечной, сэр Кэрридан… Хочу напомнить, что вы имеете полное право в любой момент отказаться от опеки и вернуть данную особу к нам.

Высказанное начальником каторги напутствие заставило Энжель ощутимо вздрогнуть и прижаться ко мне покрепче. Погладив девушку по плечу, я так глянул на лиарха, что тот стушевался и резко передумал идти с нами. Он попятился назад в кабинет, наказав Бартинелли:

– Оскар, проводи сам наших гостей.

Так всей толпой, ведомой Оскаром, похоже, решившим нас одним гуртом выдворить с каторги, мы вышли из здания и направились прямиком к расположенной у самых ворот конюшне. Вернее, к стоящему рядом с ней малому дилижансу, на котором прикатили из города чинуши. Жаль только, транспорт этот оказался рассчитан лишь на восемь человек и соответственно свободным в нем было всего одно место.

Впрочем, я быстро решил эту проблему, поскольку не желал оставлять бедняжку Энжель, которая все никак не могла прийти в себя, одну. Просто взял и поменял место в дилижансе на своего коня. Паренек, магистратский писарь, охотно согласился на такую выгодную сделку. Да и я не счел себя оставшимся внакладе. Конь мне все равно уже ни к чему: верхом мы в Римхол не поедем, карету наймем. Энжель же нужно отдохнуть, восстановиться после всех тех невзгод, что она перенесла на каторге.

Из-за необходимости забрать свое оружие – его-то я, в отличие от седла, вместе с конем не отдавал – так вышло, что в дилижанс мне выпало усаживаться самым последним. Ну и соответственно я не смог промолчать и не сказать на прощанье улыбающемуся Оскару ободряющее:

– А насчет ваших чинуш, промышляющих мздоимством, вы не переживайте. Я обязательно займусь этим вопросом в свободное время.

– Да забудьте, сэр Кэрридан, – махнул рукой Оскар, даже не дрогнувший лицом, и испустил лицемерный вздох: – Кому только на них не жаловались… Все без толку!

«А я тебе говорил! Говорил, что их наверняка прикрывает кто-то на самом верху!» – не преминул тут же поддеть меня завозившийся бес.

– Так я не собираюсь на них жаловаться, – снисходительно бросил я, уверившись в том, что Бартинелли, похоже, не знает, с кем связался, иначе бы не действовал с такой откровенной наглостью. – Просто при следующей встрече попрошу у нашего милостивого императора разрешения откупить у казны Коуридж. Дабы превратить его в свое ленное владение, – доверительно сообщил я, делясь своими планами. – Городок все же не шибко большой и важный, так что, думаю, его величество легко пойдет мне навстречу. Ну а потом передам Коуридж своей невесте, леди Кейтлин ди Мэнс, прозванной в народе Справедливой за необычайную любовь к карательному правосудию. – Помолчав мгновение, любуясь на вытянувшуюся рожу Оскара, явно где-то что-то слышавшего о громких свершениях одной запредельно стервозной демоницы, я глубокомысленно заключил: – И пусть тогда ваши чинуши сами жалуются куда хотят.

Оставив разинувшего рот Оскара стоять столбом, я быстренько забрался в дилижанс и был таков.

«Ты что, правда собрался прибрать к рукам этот городок? – поинтересовался не на шутку оживившийся бес и тут же предложил: – Лучше уж тогда выклянчить у императора эту прибыльную каторгу!»

«Да на кой мне этот Коуридж? – поспешил я отделаться от рогатого, прежде чем он допечет меня своими ценными советами. – Деревня ведь деревней! А вокруг – редкая глухомань. – Я криво усмехнулся: – Просто теперь из-за моей подначки этих вымогателей ждет немало бессонных ночей. По мере выяснения обстоятельств дела и знакомства с подвигами моей ненаглядной невесты. – Да с притворным сочувствием вздохнул: – Правду говорят, что во многих богатствах заключены многие печали».

– Н-но, пошли! – прикрикнул меж тем щелкнувший кнутом возница.

Дернувшись, дилижанс покатил прочь. А я, откинувшись на спинку мягкого сиденья, наконец огляделся. Увиденное, к сожалению, в восторг меня не привело. Спутники сидели молча, словно понабрав в рот воды, и беспрестанно косились на Энжель, бросая взгляды то на нее саму, то на приметное украшение на ее левом запястье.

Кто-то с искренним сочувствием посматривал – как девушка, помощница судейского, кто-то с отчетливым осуждением – как один из свидетелей, добропорядочный горожанин, а кое-кто даже и со снисходительным торжеством – как магистратский советник, всякий раз с явным удовольствием отмечающий взором наличие белого браслетика на левом запястье благородной леди. Это спустя какое-то время привело к невольной попытке Энжель втянуть руку под рукав платья и спрятать под ним так притягивающую чужие взгляды вещицу. Правда, это не слишком-то помогло. Потому что теперь все косились на ее рукав. Как бы намекая тем самым: они прекрасно знают, что под ним сокрыто.

Прищурившись и обведя взглядом местных, я покачал головой. Однако не стал бросаться осуждающими словами, как вознамерился было поначалу. Всем хватило моего пристального взгляда, чтобы смешаться и заерзать на сиденьях.

Удовлетворенный этой картиной, я ничего так и не сказал, а просто приобнял правой рукой Энжель и бережно прижал к себе. Дабы она не чувствовала себя одинокой и беззащитной. Девушка на это отреагировала признательным взглядом.

Так до самого Коуриджа все молча и ехали – никто словечка не проронил. А во что-то вылиться затянувшееся молчание банально не успело. От городка-то близлежащего женская каторга совсем недалеко отстоит. Докатили мы до него меньше чем за четверть часа.

Когда миновали не шибко обременяющую себя исполнением должных проверок стражу у ворот, я сам затеял разговор. Поинтересовался у местных насчет приличного места – таверны там или постоялого двора, где сдаются комнаты и притом есть купальня. Меня наперебой начали просвещать. Говоря, впрочем, одно и то же. Коуридж-то невелик. Более-менее приличных заведений, похоже, всего одно. С довольно помпезным для такой глухомани названием – «Золотой орел».

Из природной вежливости я поблагодарил мздоимцев и вольных или невольных соучастников их аферы. Те, перестав тяготиться нашей компанией, заметно расслабились. Судейский даже, сдвинув находящуюся позади него заслонку, закрывавшую небольшую дыру-окошечко, обратился к вознице с требованием остановить дилижанс у «Золотого орла».

Возле таверны мы были уже через неполный десяток минут. Часть этого времени, кстати, ушла не на езду, а на то, чтобы высадить свидетелей-горожан у какого-то кабака. Домой они не слишком торопились, видимо, сочтя свое сегодняшнее дело по заверению опекунских грамот достойным для собственных жен оправданием долгого отсутствия и возвращения в изрядном подпитии.

Таверна «Золотой орел» располагалась в самом центре Коуриджа, на крохотной площади прямо напротив городского магистрата. Его-то, по обыкновению возвышающегося над всеми окрестными зданиями, с большущими часами на башне и увенчанного высоченным тонким шпилем, ни с чем не спутаешь.

Выбравшись из дилижанса, я быстро пристроил свое оружие по-походному за плечами, взял суму в левую руку, а правую подал леди. Она вложила пальчики в мою ладонь, и я как подобает подсобил вылезти благородной девушке. Правда, в результате моей помощи белый браслетик показался всему миру из-под натянувшегося рукава каторжного платья. Ну да это не великая беда – Энжель было достаточно просто одернуть его, чтобы украшение исчезло из виду. Хотя, конечно, скрывать сию вещицу, указывающую на вполне определенный статус ее обладательницы, законом воспрещается.

Впрочем, я не заострял внимания на этом моменте. Задумался просто, медленно-медленно закрывая дверцу дилижанса и отрешенно глядя при этом на Энжель. Та чуть смутилась даже. Быстро отведя правую руку от злосчастного левого рукава, девушка вопросительно посмотрела на меня. Да еще губку нижнюю краешком жемчужных зубок прикусила с определенным волнением, не иначе как ожидая требования перестать прятать от посторонних глаз увенчавшую ее левое запястье вещицу.

– Да ты заходи, заходи в таверну, – спохватившись, сказал я совершенно неправильно истолковавшей мой взгляд златовласке. И предложил, здраво рассудив, что она не меньше меня желает окунуться в бочку с теплой ароматной водой: – Скажи там сразу, чтобы купальню приготовили да накрывали на стол. И пусть ставят побольше, побольше всего…

Внимательно выслушав, Энжель кивнула. Поблагодарив меня преисполненным признательности взором за явное дозволение не раскрывать всем встречным тот отчаянно смущающий ее статус, в котором она теперь пребывает, еще раз одернула прикрывающий белый браслетик левый рукав платья – чтобы уж наверняка, и направилась к большому, округлой формы крыльцу таверны. Я же, взмахом руки придержав возницу, двинулся к нему. С целью поинтересоваться, возможно ли нанять дилижанс для поездки в Римхол.

Однако, даже затеяв разговор с кучером, представившимся Томом, я продолжил искоса приглядывать за златовлаской. Невесть почему категорически не хотелось упускать ее из виду. Словно если это вдруг случится, я больше не увижу Энжель никогда…

«Лучше бы не отпускал ее от себя, – подумалось еще мне вдруг, когда девушка начала подниматься по ступеням. – Вместе бы зашли».

Впрочем, я тут же отмахнулся от собственнических помыслов – а никак иначе и не назвать возникшее побуждение всегда держать красавицу-златовласку при себе и ни на шаг ее не отпускать. И продолжил общаться с кучером, задавая ему наводящие вопросы. Взял себя в руки, значится. Но, несмотря на отсутствие каких-либо препятствий с моей стороны, войти в таверну Энжель так и не смогла… В тот момент, когда она поднялась на крыльцо «Золотого орла», туда же, распахнув дверь, из помещения вышли двое дюжих плечистых парней-вышибал. Шут его знает зачем. Может, свежим воздухом подышать.

Один из них, тот, что с виду помоложе, неожиданно преградил Энжель путь, грубо гаркнув при этом:

– Куда? Стоять! Ты куда прешься? «Золотой орел» – приличное заведение, всяким бродяжкам вход в него заказан!

Растерявшаяся под таким напором девушка остановилась и, подняв голову, удивленно на него уставилась. Вышибала хмыкнул, должным образом оценив ее красоту, и, сбавив тон, снисходительно пояснил:

– Не спорю, ты сама, конечно, ничего так крошка, смазливенькая на мордашку, но в целом видок у тебя в этой рванине не очень. – Быстро переглянувшись со вторым вышибалой и облизнув губы, деловито добавил: – Могу разве что через задний вход на кухню запустить и накормить. Да одежонку поприличней тебе подобрать. – Он подмигнул. – Это, правда, сама понимаешь, не совсем забесплатно… А за кое-какую благодарность с твоей стороны. Ну, ты сама понимаешь какую.

Мало того, детина еще и попытался ухватить попятившуюся девушку за руку.

– Да куда ты, постой! Сговоримся, не обижу!

Больше он не успел произнести ни слова. Всхрюкнул только, переломившись пополам, когда я, одним рывком переместившись от дилижанса на крыльцо таверны, резко пробил ему под дых. Схватившись обеими руками за брюхо, этот урод упал на колени, а затем и вовсе попытался повалиться на бок. Только не смог. Я успел схватить его за ворот и вздернул на ноги. Не из заботы какой-то, конечно, а с целью врезать еще и в рыло. Дважды.

Встряхнув этого горе-вышибалу, как нашкодившего щенка, я злобно прорычал:

– Ты как смеешь, скотина, так разговаривать с благородной леди? Да еще тянуть к ней свои грязные лапы?

Ответить, увы, детина не смог, продолжая пребывать в полной прострации. Встряхнув его еще пару раз и не добившись ничего, кроме безвольного мотания головой и разбрызгивания по сторонам кровавой юшки, я отбросил от себя наглого урода, закатившего глаза. Переведя не предвещающий ничего хорошего взгляд на его приятеля, отчего-то и не подумавшего вступиться за дружка.

Задать пару ласковых вопросов второму вышибале помешал лишь случай. Случай в виде высыпавших на крыльцо городских стражников во главе с десятником. Оружных и доспешных. Столовались, наверное, в «Золотом орле», заглянув в таверну во время патруля.

Хотя стражников было всего четверо, их появление заставило меня слегка охолонуть и поумерить свой пыл. Собратья все же мои по оружию. Коуридж ведь коронный городок.

Стражники, увидев творящееся на крыльце безобразие, соплей жевать не стали. Один, повинуясь взмаху руки десятника, бросился к битому мной вышибале, распластавшемуся окровавленной тряпкой на ступенях крыльца, а еще двое оттеснили меня от другого – которому от меня еще не досталось. А сам седоусый десятник грозно вопросил, оглядывая всех нас:

– Что здесь, Темный вас забери, происходит?

Надо отдать должное второму вышибале, он быстро сообразил, что к чему, и покрывать выходку приятеля не стал. Угрюмо буркнул, отводя взгляд от моего золоченого рыцарского пояса:

– Джереми попутал что-то и совсем уж неподобающим образом обратился к леди… Вот и выхватил…

– Он что, совсем с головой не дружит? Или захотелось отведать кнута на площади за оскорбление благородной дамы? – озадаченно воззрился на вышибалу десятник. Внезапно сощурившись, он обшарил парня взыскующим взглядом и отрывисто спросил: – А не дурью ли вы какой закинулись?

– Не-не, никакой дурью мы не закидывались! – резко помотал головой вышибала, отметая грозящие потерей работы подозрения. – Говорю же – попутали просто, – вздохнул он покаянно, вновь покосившись на мой пояс.

– Хм… – протянул нахмурившийся десятник и, глядя на сделавшего наичестнейшее лицо парня, задумчиво потер гладковыбритый подбородок.

Повернувшись, седоусый внимательнейшим образом обшарил взглядом уже меня, брезгливо стряхивающего с перчатки кровь. Отметив наличие рыцарского пояса, кашлянул и вопросительно обратился, предлагая представиться:

– Сэр?..

– Сэр Кэрридан ди Стайни из Кельма, – не стал чиниться я.

– Аж из самого Кельма? – малость наигранно удивился десятник и покачал головой. – Эка вас занесло.

– Так вышло, – пожал я плечами, не став вдаваться в причины своего появления в Коуридже. Не дожидаясь соответствующего вопроса, который обязательно должен был последовать, сказал: – Все было так, как говорит этот парень.

Седоусый десятник заколебался, с прищуром уставившись на меня и придвинувшуюся поближе ко мне златовласку. Задумчиво покусал ус, глядя на мой не внушающий почтения затрапезный вид, явно вызывающий определенные сомнения… На Энжель взгляд перевел. Даже головой осуждающе покачал, глядя на ее убогий наряд. Тем не менее высказывать сомнения в том, что стоящая перед ним девушка – настоящая леди, не стал. Хватило ему вида того, как гордо она себя держит в таком рванье, словно бы не замечая, во что одета, чтобы понять: перед ним действительно девица благородных кровей. Только те так могут.

– Все было так, как говорит этот парень, – повторил я, желая покончить уже со всем этим.

Ну и дабы помочь десятнику принять правильное решение, коснулся своего левого предплечья кистью правой руки и дважды провел по рукаву сверху вниз, как бы стряхивая несуществующую соринку. Прямо там, где под одеждой сокрыта так и не сведенная до сих пор магическая татуировка в виде увенчанного крохотной короной щита с мечами.

– Ну если так… – озадаченно хмыкнул десятник, в глазах которого мелькнуло отчетливое удивление при виде поданного мной тайного знака, означающего принадлежность показавшего его к коронной страже. Не дождавшись ни от меня, ни от вышибалы больше ни слова, он разгладил усы и решительно постановил: – Если так, то дело ясное. Помоги своему приятелю, Харли, – велел десятник стоящему на ногах вышибале и спросил у меня: – Жалобу на него подавать будете?

Покосившись на отрицательно качнувшую головой Энжель и чуть подумав, я махнул рукой:

– Нет. Леди его прощает. – Покосившись на Джереми, так и не пришедшего в себя, добавил без малейшего сочувствия: – А я – я уже выразил ему свое недовольство.

Сочтя, что более нам тут задерживаться незачем, я подобрал брошенную суму и спокойно прошел к двери мимо стражников, незамедлительно освободивших мне путь. Придерживая распахнутую створку, чуть отступил в сторону, дабы поспешившая следом за мной Энжель могла невозбранно прошмыгнуть в зал «Золотого орла». А после уже и сам вошел, подумав при этом, что надо бы озаботиться приличной одеждой для златовласки. Во избежание попадания в подобные ситуации.

Прислуга в единственной приличной коуриджской таверне была вышколена куда лучше вышибал. Ну или глаз имела понаметаннее… Потому как, нисколько не смутившись нарядом Энж, действительно более подходящим бродяжке, нежели леди, немедленно метнулась к нам. Причем рванулись аж трое, но две девушки из прислуги почти сразу остановились и вернулись скучать к стойке бара, поняв, что не дано им опередить затесавшегося в их компанию паренька худощавого телосложения, оказавшегося самым шустрым. Уже пару мгновений спустя он согнулся возле меня в угодливом поклоне:

– Чего изволите, благородный сэр?

Я хмыкнул, глядя на этого расторопного и явно неглупого паренька, нацепившего белый фартук поверх легкой одежды и щеголяющего с полотенцем на сгибе левой руки. Он тотчас принялся поедать меня преданным взглядом в ожидании моего решения, при этом старательно игнорируя присутствующую рядом Энжель. Как бы подчеркивая тем самым, что это уж точно не его дело, кого привел обладающий рыцарским поясом посетитель. Хоть даже выглядящую сущей нищенкой девушку. Лишь бы платил.

Обведя взглядом не заполненный и на четверть зал, я еще раз хмыкнул и начал лаконично излагать свои пожелания:

– Купальню. Леди. Мне. Две хорошие комнаты по соседству. И мечите на стол поесть. Пока – что приготовлено, а там определимся. – Придержав собравшегося было метнуться исполнять мой заказ паренька, спросил: – Да, кстати, в вашем городке есть приличный портной?

– Разумеется, сэр, – кивнул парень.

– А хороший скорняк? – продолжил я расспросы.

– Тоже есть, – уверенно ответили мне.

– Тогда отправь кого-нибудь за ними, – практически не задумываясь, велел я.

Ну а что? Не самим же нам, уставшим таким, бегать по швейным и скорняжным лавкам в поисках нужных мастеров. Да и пора мне уже привыкать к своему благородному статусу и соответствующим ему привилегиям, пора…

Разобравшись с самым насущным, так сказать, я помог Энжель усесться за одним из свободных столов. У окна. Повесив дорожную суму на спинку стула, сам за ним же расположился, устроившись прямо напротив девушки. Чтобы удобней было общаться за трапезой. Поговорить-то нам нужно о многом.

Правда, разговор поначалу не клеился – ну никак мне не приходило в голову, с чего, собственно, начать… А Энжель – Энжель, аккуратно сложив ручки на расстеленной на коленях салфетке, не спешила сама затевать расспросы. И вообще, судя по голодному блеску ее глаз, неотрывно следящих за серебряным блюдом с обложенной зеленью жареной птицей, которое девушка-прислуга вынесла из кухни, и тому искреннему разочарованию, что отчетливо проступило на лице Энжель, когда выяснилось, что это яство направляется не к нам, а к дальнему столу, занятому небольшой компанией, ей больше хотелось есть, чем говорить.

– На каторге было совсем плохо с едой, да? – тихонько обратился я к спутнице, с жалостью глядя на то, как она сглотнула в момент, когда большое блюдо с запеченным целиком гусем опустилось на чужой стол.

– Да нет, в целом кормят там достаточно сытно, – быстренько отводя взгляд от такого притягательного жаркого, ответила явственно смутившаяся девушка. Немножко вымученно улыбнувшись, уточнила, видя нарисовавшееся на моем лице непонимание того, отчего же тогда она так голодна: – Просто для этого нужно достаточно хорошо работать.

– Что значит «достаточно хорошо работать»? – сдвинув брови, недоуменно переспросил я.

– Ну, к примеру, тот, кто не исполняет дневной урок, остается без ужина, – пояснила потупившаяся Энж.

– И ты часто без него оставалась? – сочувственно молвил я, догадываясь, что так оно и было.

– Часто, – подтвердила девушка, устремив взгляд на свои руки, теребящие салфетку. – Просто я совсем непривычна к такой работе, – тихо-тихо произнесла она, вроде как оправдываясь передо мной.

«Ну это и неудивительно, – подумал я. – Откуда взяться умению выделывать кожу и красить ткань у юной леди?» Поборов возникший в горле спазм, я с искренним участием спросил:

– Что, совсем тяжело тебе приходилось?

Энж, не поднимая глаз, кивнула. А потом, помолчав, поделилась:

– Самое жуткое – это когда на дубильные чаны ставят. Устаешь вроде и не сильно, а алхимическим реагентом так надышишься, напитаешься, что потом целую ночь уснуть не можешь, потому что все кости ломит, как от стылой лихоманки. – Поежившись, она прошептала: – Хорошо хоть на эти чаны чаще, чем раз в три дня, не ставят.

– Да уж, – только и смог сказать на это я.

Не сдержав охвативших меня чувств, протянул руку, ободряюще коснулся плеча Энж и ласково погладил ее. Получив в ответ благодарную улыбку и тихое:

– Спасибо.

– А что же выходные? Разве после особенно тяжелой работы каторжанкам не дают отдохнуть? – спросил я.

– Выходные? Какие еще выходные? – несказанно удивилась, вскинув на меня взгляд, девушка.

– Ну, мне старший триарх… этот, как его… Оскар Бартинелли… говорил, что полагаются они каторжанкам, дескать… вроде как, – попытался растолковать я, но в итоге смешался и растерянно уставился на недоуменно хлопающую глазами девушку.

– А, эти выходные, – кивнула златовласка, похоже, наконец-таки сообразив, о чем идет речь. – Один, Кэр. Каторжанкам полагается всего один выходной в год, – чуть кривовато улыбнувшись, сказала она. – Поэтому многие там свой срок заключения не в годах, а в выходных днях исчисляют…

– А что насчет праздничных дней? – перебил я ее, начиная подозревать, что просвещавший меня о каторжных порядках Бартинелли слишком уж все приукрасил. Или, вернее, просто умолчал о многих важных моментах, все сильно меняющих в нарисованной им благостной картинке.

– Их немного, – вздохнув, пожала плечами девушка. – Да и сокращенный двенадцатичасовой день лучше, конечно, обычного, четырнадцатичасового, но не так чтобы сильно.

– Нет, в самом деле, в Надзорном ведомстве порядочные люди не служат! – возмущенно произнес я, озлившись на себя, доверчивого лопуха, и на этого брехуна Оскара. С трудом погасив обуявшую меня злобу, буркнул: – Мало того что обременяют слабых женщин тяжкой многочасовой работой, не давая им никакого отдыха, так еще и не кормят толком.

– Это каторга, Кэр, – без тени улыбки заметила Энж и теперь сама уже успокаивающе коснулась рукой моего плеча. – Да ничего, жить там все же можно. Даже если оставаться без ужина. – Но прозвучали ее слова не слишком-то уверенно, и, поняв это, девушка добавила: – Ведь ночь можно и перетерпеть, а для восполнения сил вполне достаточно сытных завтрака и обеда.

На что я довольно скептически хмыкнул. Ибо говоря все это, Энжель не удосужилась убрать голодный блеск из своих глаз… Да и как ни крути, а заметно осунулась она за время, проведенное на каторге. Значит, ее питание было явно недостаточным.

– Нет-нет, Кэр, правда! – попыталась убедить меня златовласка. – Остаться без ужина несколько раз в неделю – это ерунда! А вот… – Смущенно запнувшись, она замолчала.

– А что тогда не ерунда? – насторожился я.

– Ну… – замялась поначалу Энж. – Просто я ведь большую часть времени в карцере провела… А там из еды только хлеб да вода, – потупившись и вздохнув, все же сказала она.

– Ты? В карцере? За что?! – возмутился я, проникаясь острым желанием вернуться на Коуриджскую каторгу и жестоко покарать того, кто додумался сунуть бедняжку златовласку в этот их металлический ужас – карцер, явно имея поводом лишь желание поиздеваться над ней.

– Ну… Много за что… – попыталась уйти от ответа явно не желающая развивать эту тему Энжель. – Просто я, как это там называется, – вечная залетчица… – видя, что я не отстану, с покаянным вздохом созналась она, чуть при этом покраснев.

– Ты – залетчица?! – обалдело разинул я рот, не в силах поверить в услышанное.

В голове просто не укладывалось, что такая лапочка, как Энжель, вела себя на каторге так, что ее на вполне резонных основаниях отправляли в карцер.

– Угу, – подтвердила, не смея на меня и глаз поднять, девушка, водя указательным пальчиком по столу.

– И что же ты там такое творила? – полюбопытствовал я, придя в себя после такого шока.

– Да ничего особенного, – заверила она. Но потом все же начала со стеснением перечислять: – День карцера мне дали за нарушение режима… это когда я подъем во второй раз проспала и ни на завтрак, ни на работу не пошла… Три – за злостное вредительство… когда не в тот чан алхимический реагент весь день таскала… Целую неделю – за драку с другими осужденными… Ну, там я совсем не виновата была – тогда одна гадина из старожилов меня милым котенком назвала и попыталась за щечку потрепать… вот… А… а в последний раз меня вообще отправили в ящик на месяц.

– На месяц-то за что? – совсем уж растерянно вопросил я, впечатленный подвигами златовласки.

– Да был там один неприятный случай с охранниками, – пожала плечами девушка и, замкнувшись, вздохнула.

– Постой, – нахмурился я. – Это ты говоришь не о том ли случае, когда к тебе какие-то служивые из внешней каторжной охраны привязались?

– Да, – кивнула Энжель, немного удивившись тому, что мне обо всем этом вообще известно.

– И за что же тогда тебя в карцер-то? За то, что совершенно правильно поступила, вырубив начавших распускать руки уродов? – вознегодовал я.

– Нет, – отрицательно помотала головой златовласка. – За то, что я их вырубила, начальник каторги ни словом меня не попрекнул. Сказал, так им и надо. А меня отправил на месяц в карцер совсем за другое – за неподчинение законным требованиям охраны.

– За какое еще такое неподчинение? – непонимающе воззрился я на нее.

– Ну, за то, что не осталась стоять, не рыпаясь, как мне было сказано этими двоими, – мило шмыгнув носиком, доверительно сообщила Энжель.

«Ну эйр Матиас Риатис… Если встретимся еще когда-нибудь с тобой, точно морду тебе набью! Прямо от души!» – обозленно подумал я.

Опять погладив бедненькую Энж по плечу, утешил ее:

– Ну ничего-ничего, моя хорошая, все уже позади.

Мои слова заставили воспрянуть духом погрузившуюся в не слишком-то радостные воспоминания златовласку. Тоска ушла с ее чела, и девушка, чуть улыбнувшись, благодарно коснулась пальчиками моей руки.

Так как-то сам собой наш разговор и затух. И не разгорелся вновь уже по вине прислуги, притащившей нам целый огромный поднос всякой всячины на любой вкус. Все внимание голодной девушки немедленно сконцентрировалось на еде. Да и я, признаться, отдал должное здешней кухне. Ну а потом и вовсе не до разговоров стало. Встретивший нас паренек подскочил, дабы уведомить о том, что уже можно посетить купальню. Куда сразу же поспешила умчаться Энжель, даже не доев утащенную с блюда на тарелочку картофельную тарталетку. Помыться, очевидно, златовласке хотелось не меньше, чем поесть.