Текст книги "Зона Севера. Сочинитель"

Глава 7

Говоря откровенно, Васюте это индийское кино, в которое он неожиданно попал, до чертиков не нравилось. Все эти совпадающие родинки, оживший дедушка… Нет, вновь увидеть дедушку живым ему было, конечно, радостно, хоть он и понимал, что это, по сути, не настоящий его дед, а лишь точная копия того, что жил в родном мире и умер двадцать лет назад. Мама с папой были тоже копиями – предельно идентичными, даже с той же любовью подкалывать друг друга и шутить на грани фола. И конечно, Васюта невольно воспринимал их почти так же, как тех, настоящих, что отдыхали сейчас в деревне близ Великого Устюга, но в этом-то и состояла проблема. Он не только не мог их убить, даже защищаясь, но он не мог им и соврать. То есть, наверное, мог бы попробовать, но далось бы это ему нелегко, и в конечном итоге он бы все равно запутался и только осложнил бы все еще больше. Но и рассказывать абсолютно все он тоже сейчас не мог. Например, об Олюшке, о его с ней взаимоотношениях. Ему уже стало понятно, что между «родителями» и осицами – откровенная вражда. И если он сейчас заявит о том, что любит одну из них, автоматически будет причислен к вражескому стану. По этой же причине нельзя пока рассказывать и об их плане налаживания торговых отношений между Мончетундровском и Романовом-на-Мурмане, ведь группировке «ОСА» в нем тоже отводилась определенная роль – неизвестно еще, кстати, как отнесутся к этому остальные осицы… Но тогда и о Ломе с Заном и Медком лучше бы пока не говорить, но без них не объяснить, как он сам попал в этот мир. Вот и пришлось сочинителю балансировать на тонкой грани между правдой и… скажем так, недосказанностью.

«Дедушка», прочитав записку, осипшим, жутковатым голосом спросил:

– Что это значит? Только попробуй соврать!

– Продырявлю обе ноги, – поддакнула «мама».

– А я не стану ей мешать, – с серьезным видом кивнул «отец».

– Блин… – вздохнул Васюта. – Долго рассказывать, если все подробно объяснять… Но если коротко, так сказать, тезисно, то в той России, откуда я родом, сто лет назад, даже больше уже, скинули царя и стали строить коммунизм. Коммунизм не построили, но во время строительства кое-что попутно совершали, как хорошее, так и не очень – как вот это, например, о чем в записке. Ясен пень, я подробностей знать не могу, да и в этой сфере не шарю, но тогда, в сороковые, изобретали супер-пупер бомбу и взорвали ее в наших горах. Чего-то там не так рассчитали, и этот взрыв пробил дыру между нашими мирами. Они сюда заглянули, а тут у вас никакой революции не было, по-прежнему царь-батюшка правит, вот тамошние испытатели завалили уже обычным взрывом этот переход и все насчет него засекретили. А я когда эту записку нашел, корефану своему, Андрюхе Кожухову, рассказал, вот мы и полезли на Нюдовскую гору это место поискать. Ясен пень, про переход мы не знали, даже подумать про такое не могли, но было интересно глянуть, что же это за «смердящая точка» такая.

– Выходит, что хреновенько его завалили, коль даже ты с пузом своим пролез, – иронично усмехнулся Валентин Николаевич.

– То есть вы мне верите? – даже не стал обижаться на «пузо» Васюта.

– Ты бы не смог подделать записку почерком моего отца. Нет, если бы постарался – может, и сумел бы. Только где бы ты взял образец его почерка и самое главное – зачем?

– Да записка-то ладно, – возразил Сергей Сидоров. – Он ее и здесь мог найти, бумага тут тоже имеется. – «Отец» перевел взгляд на Васюту. – Чем ты стопудово можешь доказать, что пролез из другого мира?

– А то, что я про ваши задницы знаю, – этого мало? – проворчал сочинитель.

– Про какие еще задницы? – насторожился «дедушка». – Я в своем доме непотребств не потерплю, мне «смердящих точек» тоже не надо. Ишь!..

– Успокойся, бать, – остановил его Сергей. – Это он откуда-то про наши родимые пятна знает. Но вот мне все равно этого мало. Сам подумай: дырка между мирами и задница – есть тут какая-то связь?

– Ну, если только образная… – пробормотал старик.

– Да ешки-матрешки, о чем тут трындеть-то? – подала наконец голос и «мама». – Пусть ведет нас к этой дыре и показывает! Я про ту, что в горе́, а не в…

– Я понял где, – перебил ее сочинитель, – только там ее больше нет. Ее с этой стороны тоже взрывом засыпало… Чувак один, из Мурманс… из Романова-на-Мурмане взорвал. В смысле, мужчина. Не совсем, но…

– Не совсем мужчина?.. – насупился «дедушка». То же самое сделал и «отец», погрозив Васюте пальцем.

– Если честно, их было двое… – зачем-то ляпнул Васюта. И быстро воскликнул: – В хорошем смысле, ясен пень!

– И зачем же эти хорошие не совсем мужчины взорвали переход? – прищурилась «мама».

– Один-то был совсем хороший! – замахал руками сочинитель. – То есть совсем мужчина! Хороший совсем мужчина… Тьфу! Вы меня совсем с толку сбили! Это уже лишние детали: кто они, какие и зачем… Тем более они все равно уже снова в Романов ушли. Важно, что перехода больше нет и идти нам туда незачем.

– Допустим, – сказал Сергей Сидоров. – Хотя юлишь ты тут будь здоров, но ладно, на после отложим. А вот сейчас скажи, где тогда кореш-то твой, Андрей Кожемякин? Он ведь тоже сюда пролез? Может, он не такой косноязыкий, как ты, все нам ясно-понятно и расскажет?

– Кожухов, – поправил Васюта. – Андрей Кожухов. Да, он пролез, но потом снова вылез. В смысле, туда, назад залез. Но… – начал он и замолчал, не зная, стоит ли говорить о Силадане. Однако «мама» его оговорку уловила:

– Но что? – и красноречиво перевела ствол «Никеля» с одной его ноги на другую и обратно. – Мы ждем, сыночек…

– Но здесь есть еще один человек из нашего мира, – неохотно признался сочинитель.

– Мужчина? – уточнила Елена Сидорова. – Или тоже не совсем?

– Еще как совсем! Настоящий полковник. В отставке, правда.

– Какого рода войск? – заинтересовался «дедушка».

– Он не из войск. Из полиции, – честно сказал Васюта. – Только он старый уже. Семьдесят пять лет.

– Салага, – хмыкнул Валентин Николаевич. – Мне восемьдесят два. Но и не сильно старый полковник все-таки лучше, чем сопливый пузатик. Ему-то я скорее поверю. Веди нас к нему!

* * *

И опять сочинитель оказался в патовой ситуации. Он знал, что Силадан, Олюшка и Светуля отправились через «туннель» на фабрику. Но вести туда сейчас своих «родственничков» он не мог сразу по нескольким причинам. Во-первых, не хотелось раскрывать им наличие самих «туннелей», тем более эта информация все равно бы сейчас не пригодилась – не было «тушилки», чтобы пройти через «светильник». Во-вторых, тогда бы пришлось рассказывать про Олюшку и его с ней отношения, что делать пока совершенно не хотелось и наверняка было бы чревато большими неприятностями. В-третьих, даже если бы удалось дойти до фабрики обычным путем, то там бы уже никого из его друзей не было – для чего им там попусту торчать? – и «папа-мама-дедушка» решили бы, что он их надул, – с очевидными, опять же, для него последствиями.

Но тут он подумал, что после фабрики, не найдя его, сталкеры могли и разделиться. Олюшка наверняка пошла со Светулей в свое Осиное гнездо на Беринга, семь, а Силадан с большой вероятностью отправился к «братцу» Околоту, поскольку он этого изначально хотел – раз, и больше ему тут идти в принципе некуда – два. А с учетом, что Околот здесь в принципе человек уважаемый – как минимум ни с кем не враждующий, – привести к нему «родственников» вряд ли будет для кого-либо проблемой. Стоило, правда, сразу внести ясность в некоторые детали…

И Васюта, приняв окончательное решение, для начала спросил:

– Вы ведь знаете Околота?

– Кто его не знает? – пожал плечами Сергей Сидоров.

– А сам-то его знаешь откуда? – насторожилась Елена.

– Так мы, когда из перехода вылезли, к Монче сразу и спустились, – сказал Васюту сущую правду, не уточняя, что тогда с ними Силадана еще не было, зато был Медок, о котором тоже говорить не стоило – замучаешься с объяснениями. – И первый дом, на который наткнулись, был как раз дом Околота.

– Допустим, – прищурился Валентин Николаевич. – И что? Околот-то тут при чем?

– Так вот этот бывший полковник, – перешел к сути сочинитель, – он как бы тоже Околот… Его двойник как бы. Ну, вот как вы здесь и мои папа-мама там.

– Мы еще ни в каких твоих мам-пап не поверили, – проворчала здешняя «мама». – Доказательств ты еще не предъявил.

– Так это и будет самым крутым доказательством! – просиял Васюта. – Вы сами увидите, что Силадан… так зовут полковника… и Околот – это один и тот же человек! А еще он вам, ясен пень, то же самое расскажет, что и я. Наверное.

– Ага! – вскинулся «папа». – Все же не «наверняка», а «наверное»!

– Так я же не могу за других ручаться. Сами подумайте: припрутся трое незнакомцев с автоматами и скажут: «А ну, говори, из какого ты мира, а то мы тебе ногу прострелим!»

– Не обязательно ногу, – сказала «мама». – Можно и что другое.

– Вот видишь… те…

– Никаких «те»! Никто у нас тут отродясь не «выкает», противно даже.

– Вот и еще одно доказательство, что я не отсюда, – заулыбался сочинитель, но, вспомнив, о чем шла речь, улыбку сразу убрал. – Так вот, очень всех вас прошу: не ведите себя агрессивно. Силадан хоть и полицейский, но человек по натуре добрый и не воинственный. Если его не злить.

– Прям как мы, – хмыкнул «отец». – Мы тоже добрые, коли нас не злить. Но нас еще и чутка больше, чем этих двух стариков… Их там точно только двое?

– Откуда я могу знать точно? – развел руками Васюта. – Я даже не в курсе, там ли Силадан вообще. Но это единственное место, о котором я знаю, где он в принципе может быть…

– Ладно, разберемся на месте, – сказала Елена. – Скажи еще только: чем он вооружен?

– У него были «Никель» и «Канда». Еще он принес из нашего мира пистолет Макарова, но это, скорее, на память, патронов в нем было мало, а здешние не подходят… Но, кстати, вот вам будет веское доказательство – вещь из другого мира! А еще доширак… Не, это не оружие, а лапша быстрого приготовления, но у вас-то ее не делают, так что сразу в наш мир и поверите.

– Хорош же ваш мир, если в него только по лапше верят, – проворчал «дедушка». – Но я с этим полковником не прочь потрепаться о том о сем. И уж точно не ошибусь, если он тот доширак станет мне на уши вешать.

– Идем! – забросила наконец автомат за спину «мама». – Сереж, возьми «Никель» этого… «сыночка», потом отдадим, если все подтвердится, хотя и мало я в это верю. Да, и «микроскоп» тоже захвати на всякий случай – мне чуйка подсказывает, что может пригодиться.

– О! – вскинулся Васюта. – А что это за «микроскоп» такой? Вы ведь меня в него и поймали?

– В него, – усмехнулся Сергей Сидоров. И глянул на жену, как бы спрашивая: рассказать, нет? Та кивнула, и он продолжил: – Мы этот гостинец недавно нашли. Ну, как нашли? Я в него и угодил – думал, бутылка с водой, пить очень хотелось… Он ведь как работает? Кому что сильно хочется – он тем и кажется. Вот тебе чем показался?

– Пакетом сухарей, – признался Васюта, сглотнув слюну. – Я голодный был. И до сих пор, между прочим, голодный.

– Ну, сухарей мы тебе сейчас чутка дадим, – хохотнул «отец», – а опосля тебя твой Силадан лапшой накормит. Но ты ж про «микроскоп» хотел узнать – или перехотел уже?

– Не перехотел. Но сухарей все-таки дайте – буду грызть и слушать.

– Я принесу, – сказал «дедушка».

Он вышел из комнаты и вскоре вернулся с бумажным пакетом, в котором и впрямь были сухари, хоть и в очень скудном количестве. Васюта тут же принялся ими хрустеть, а Сергей рассказал о принципе действия «микроскопа». По сути, это был гостинец-ловушка. Приманивая жертву видом того, чего ей в данный момент очень хочется, он окружал ее непроницаемым полем, одновременно уменьшая в сотни раз. Непонятно, зачем это было самому «микроскопу», но тот, кто им владел, мог таким образом поймать нужного человека, а потом унести с собой, поскольку вес жертвы уменьшался пропорционально размеру. Затем было достаточно лишь перевернуть кверху дном этот гостинец, как действие поля прекращалось, возвращая пойманному прежние габариты.

– Никто такого раньше не находил, – закончил «папа» рассказ. – По крайней мере, мы об этом не слышали.

– А почему «микроскоп»? – спросил сочинитель. – Ведь микроскоп, наоборот, увеличивает как бы.

– Потому что кто нашел – тот и назвал как ему хочется, – проворчала «мама», из чего стало ясно, что она и дала артефакту имя. – Хватит языками трепать! Наелся, «сыночек»? Тогда двинули.

– А хотите стишок послушать? – набрался смелости Васюта. – Я только что придумал.

– Ешки-матрешки, да ты точно извращенец! – воскликнула «мама». – Какие еще стихи?!

– А что? Пусть прочитает, – сказал вдруг Валентин Николаевич. – Я по молодости и сам сочинять пробовал.

«Так вот от кого мой талант!» – подумал сочинитель и, откашлявшись, продекламировал:

Папа однажды смотрел в микроскоп – В нем увеличился жуткий микроб. «Прямо как ты», – он сказал маме в шутку. Папа избит микроскопом был жутко.

– А потому что не надо так шутить, – сердито посмотрела на мужа Елена Сидорова.

– Я-то тут при чем?! – возмутился тот. – Это «сынуля» придумал!

– Ну, не знаю… Про родимое пятно на твоей заднице он ведь не выдумал.

– Про твое тоже, между прочим!

– Смотри мне, Сережа, – погрозила «мама» «папе». – А то ведь я тоже могу сказать, на кого ты похож. Безо всякого микроскопа справлюсь. И без стихов – одной только прозой.

– Уж это ты умеешь!.. – проворчал отец. – Зайка-прозайка.

«Мамина» реакция была быстрой и точной – «папа» ойкнул и схватился за ушибленное ухо.

– Ну вы даете! – восторженно выдохнул сочинитель и потряс головой. – Прям как мои – точь-в-точь!

Глава 8

Когда вышли на улицу, Васюта не смог сообразить, в какой части города оказался. Все-таки Мончетундровск он почти не знал, кроме района возле лицея и частично того, где жил Околот, – в родной реальности то была Монча. Здесь же все выглядело совершенно незнакомым, дома́ вокруг имели всего по два этажа, как в Мончегорске его мира на улицах Комсомольской, Стахановской, Советской… А еще такие же, как и там, редкие березки и кустики меж домами. Но это, разумеется, были совсем другие улицы, и сочинитель почувствовал себя в этом городе чужаком. Стало очень неуютно, он даже поежился. Оглянувшись, увидел, что и тот дом, из которого они вышли, был двухэтажным.

– Чего головой завертел? – спросил его Сергей Сидоров. – Не узнаешь?

– Нет, – признался Васюта. – Я здесь никогда не был. Далеко отсюда до Мончи?

– До чего?..

– Ну, до того района, где Околот живет… На том берегу Монче-губы, который к сопкам ближе.

– Далеко, не далеко, а все равно не сбежишь, даже не думай, – прищурилась «мама». – Лично буду тебя на мушке держать, сзади пойду. А вы, мужики, спереди, – сказала она мужу и свекру. Было видно, что командовать она привыкла не только дома.

– Ясен пень, не сбегу! – воскликнул сочинитель. – Куда мне тут бежать? Мне как раз тоже Силадана найти хочется, а я даже не знаю, в какой стороне Монча… ну, район этот самый…

Правда, Васюта все же немного слукавил. В промежутке между домами он увидел треугольную верхушку горы Поазуайвенч, а значит, нужное направление узнал, дом Околота был чуть правее, но как туда лучше добираться, все равно было ему неизвестно, так что соврал он не сильно.

– А я вот не знаю пока, Вася, стоит тебе верить или нет, – будто подслушала его мысли Елена Сидорова. Потом и вовсе сказала то, от чего у сочинителя пересохло во рту: – Может, ты с теми бандитками заодно, а в «микроскоп» специально залез, чтобы к нам в доверие втереться. Наплел нам сказок, мы бдительность потеряли, а тут, хоп, «ОСА»!

* * *

Вообще-то Васюта и в родном мире удивлялся, как его мама умела накликать неприятности. Стоило той сказать: «Лишь бы дождь не пошел», как чистое до того небо могло за десять минут затянуть тучами. Или если в походе за грибами махнет рукой: «Да ничего мы здесь не найдем!», лучше сразу поворачивать назад, корзины все равно останутся пустыми. Здешняя Елена Сидорова, похоже, и в этом плане не отличалась от своей мончегорской двойницы. Стоило ей произнести последнее слово, как из-за угла ближайшего дома вышли с оружием на изготовку Олюшка, Светуля и Анюта – вся «ОСА» в полном составе! Олюшка успела сменить «Печенгу» на более удобный в городских условиях «Никель», такой же автомат был и у Светули. Даже Анюта предпочла «Никель» любимой компактной «Умбе», что красноречиво говорило о том, что она намеревалась пострелять от души.

– Всем стоять, не двигаться, руки в гору! – повела стволом Олюшка. – Васенька, ты цел? Беги скорее к нам!

– Ну я же говорила! – торжествующе воскликнула «мама». – Я как чувствовала: Васенька этот – казачок засланный! А ты, Сережа, ему уже поверил…

– Никому я не поверил. – «Папина» рука, которая поползла было вверх будто в ответ на команду осицы, вдруг резко схватилась за автомат и направила его на «осиную» троицу. – Давайте, стреляйте! – закричал он. – Меня срежете, а ваш Васечка – сразу за мной, так что тоже не промахнетесь!

– Стоп! – замахал руками Васюта. И закрутился на месте, поворачиваясь то к «родителям», то к любимой: – Стоп-стоп-стоп! Никому ни в кого не надо стрелять! Сергей, Елена, Валентин Николаевич! Да, я вам не все сказал… Олюшка – это моя девушка. Но я никакой не засланный, так случайно вышло, долго объяснять…

– Что?! Ты его девушка?! Как это понимать?.. – уставились на Олюшку Светуля с Анютой, продолжая при этом держать на прицеле Васютиных «родственников».

– Я вам просто не успела объяснить, – начала оправдываться Олюшка. – Но какая разница? Вы же мне верите? Значит, его нужно спасти из лап этих гадов!

– Олюшка! Это не гады! – продолжал махать руками сочинитель. – Это мои мама, папа и дедушка! Здешние… Ну, ты поняла, да? Не стреляйте в них! Давайте все решим мирно!

– Мирно мы решим, когда твои подельники сложат оружие и все вы встанете лицом к стене с поднятыми руками! – выкрикнула ему Анюта. – А уже потом станем разбираться, кто чья девушка и кто кому дедушка.

– Может, для вас еще раком встать? – злобно выплюнула Елена Сидорова. – Только сначала я этого вашего прихвостня шлепну… – навела она автомат на Васюту.

– Мама! – вырвалось у сочинителя, и было неясно, то ли это просто междометие, то ли он обратился так к этой женщине.

– Зови-зови свою мамочку, – осклабилась та. – Вдруг и правда прибежит, как прибежала эта твоя…

Договорить она не успела.

– Вон там, смотрите! – махнул в сторону еще одного дома Валентин Николаевич.

– Что, и правда его мама бежит? – посмотрела туда Елена.

То же самое невольно сделали и все остальные, включая Васюту. Из-за стоящего от них метрах в восьмидесяти, уже на другой стороне улицы, четырехэтажного дома выскочил и залег за грудой кирпичей человек в коричневой куртке. Он тут же выставил ствол автомата и выпустил очередь. Сочинитель не сразу осознал, что стреляют именно по ним. Лишь когда, просвистев рядом с ухом, одна из пуль выбила из стены кусок штукатурки, Васюта все понял. А еще увидал, как к первому стрелку из-за того же угла подбежал еще один человек, и еще…

Стрелять в ответ стали и осицы, и «папа» с «мамой».

– Отдайте мой «Никель»! – потребовал сочинитель, и «отец» уже взялся за ремень его автомата, но тут закричал «дедушка» – таким безапелляционным, командным тоном, что Васюта невольно вытянул руки по швам.

– Отходим в дом! – выкрикнул старик. – «ОСА» тоже, если жить хотите! Иначе нас всех перешлепают, как утят!

Странно, но сочинитель вдруг задумался, почему Валентин Николаевич выбрал именно такое сравнение, ведь водоема поблизости нет… Впрочем, это засбоило, видать, его обескураженное происходящим сознание, поскольку разницы в том, в каком именно качестве – утят, котят или слонят – их перестреляют, не было совершенно. Разница была лишь в том, насколько быстро это произойдет – через минуту или чуть попозже. К счастью, он быстро опомнился и закричал уже сам, обращаясь к любимой и ее подругам:

– Олюшка! Что вы там встали?! Давайте быстро в дом, пока целы!

Поскольку у Васюты все равно не было оружия, чтобы отстреливаться, он первым подбежал к входной двери, распахнул ее и, держа открытой, выпалил уже для всех:

– Давайте-давайте, все скорее сюда!

Сначала в дверной проем юркнул «дедушка», за ним, пятясь и продолжая стрелять короткими очередями, «мама» и «папа», а затем подтянулись отстреливающиеся осицы. Лишь после них зашел в дом и сам Васюта. Валентин Николаевич уже открыл дверь квартиры и впустил всех вовнутрь.

* * *

Только успели войти в комнату, где до этого уже побывал сочинитель, как выстрел разбил окно.

– К стенам! – выкрикнул «дедушка» и первым прижался к стене, направив на окно свою «Умбу». Остальные тоже прильнули к обеим стенам – так уж вышло, что Сидоровы, включая Васюту, к левой, а осицы к правой. И вовремя – новая порция пуль, трепыхнув выцветшие драные занавески, выбила в противоположной стене с десяток уродливых оспин.

– Так! Ты остаешься здесь, с ними, – бросила на Олюшку строгий взгляд Анюта. – Светуля, мы с тобой наверх, оттуда обзор лучше.

– Может, тогда всем наверх? – спросил Васюта, которому «папа» наконец-то передал автомат.

– Всем не надо, – ответил за осицу Валентин Николаевич. – Чем больше будет огневых точек, тем сложнее будет этим, – кивнул он на окно, – сосредоточиться. Так что давай и мы с тобой, сынок, в другую комнату переберемся.

– Прикрывай! – крикнула Олюшке Анюта и, пока та стала выпускать очередь за очередью в разбитое окно, перебежала со Светулей к двери, за которой они тотчас и скрылись.

«Мама» тоже стала стрелять в оконный проем, хоть и не видела, куда именно летят пули. Зато этим воспользовались «отец» с «дедушкой», чтобы перебраться в соседнюю комнату.

Васюте не хотелось стрелять наугад, он даже не знал, есть ли в «родительской» квартире запасные патроны. Пригибаясь, он подобрался ближе к окну. Быстро выглянул, заметил метрах в тридцати движение и пальнул туда в надежде, что потратил патроны не зря. Ответная очередь, пройдя над самой его головой, добавила выбоин на противоположной стене. Васюта инстинктивно присел.

– Не высовывайся! – запоздало крикнула ему Олюшка. – Если тебя убьют, я тебе тогда…

Что именно она сделает убитому сочинителю, осица сказать не успела. Очередной рой пуль колыхнул остатки занавески и выбил из стены фонтанчики штукатурки, а из мебели щепки. Из других комнат также послышался звон стекол.

Но зазвучали выстрелы и с этой стороны – сверху и из соседней комнаты. Елена Сидорова нырнула к подоконнику, присела под ним и, подняв над собой руку с зеркальцем, стала смотреть в него, как в перископ.

– Четверо у соседнего дома, – сказала она. – Ага! Уже трое! Еще трое – чуть дальше, за березками. И от дальнего дома к ним еще двое бегут. Значит, так… Ты, которая… как там тебя?.. Оленька?..

– Олюшка! – прошипела в ответ осица.

– Да по мне хоть Офелюшка! Стреляешь хорошо?

– Да.

– Тогда дожидаемся, когда наши опять станут стрелять из других окон, и шмаляем – ты в тех, что у березок, а я в этих, у ближнего дома.

– А я в тех, что у дальнего? – спросил Васюта.

– Ты бы, Вася, лучше спрятался куда, – глянула на него любимая. – Ты все равно стреляешь неважно, да и не надо, чтобы тебя вообще видели, сам знаешь. Иди в туалете запрись, там окон нету, безопаснее всего будет.

Васюте стало так обидно, что он даже не нашелся что ответить. За него это сделала «мама».

– Он что, подвенечное платье, которое до свадьбы жениху нельзя видеть?.. Так жених, как я поняла, как раз он. И уж коли он моим сыночком назвался, в туалете я ему отсиживаться не дам – не хватало мне еще такого позора!

– Ну так он же не здесь тебе сын! – досадливо поморщилась Олюшка.

– Значит, все-таки и там я есть… – пробормотала Елена. – Значит, все же не врал…

Но тут сверху раздались две очереди, к ним подключились еще две слева, и «мама» взмахнула рукой:

– Сынуля, мочи тех, что дальше, а мы с невесткой ближними займемся!

– С кем?.. – разинула было рот Олюшка, но врожденное чувство бойца взяло в ней верх, и она, как и было сказано ранее, выпустила из «Никеля» очередь в прячущихся за березами противников, в одного из них сразу попала, вроде бы задела и еще одного.

Елена Сидорова тоже оказалась меткой – упали сразу двое возле ближнего дома. Впрочем, одного из них могла скосить и очередь кого-то еще, стреляли сейчас, похоже, одновременно и обе осицы сверху, и Сергей с Валентином Николаевичем слева.

Принялся стрелять по бегущим от дальнего дома двоим… нет, все же троим мужчинам и Васюта. Ему было так обидно после Олюшкиных слов о туалете, что он вовсе забыл о собственной безопасности, словно неосознанно желая показать любимой, насколько он бесстрашен. И конечно, тут же за это и поплатился. Трудно сказать, как так вышло, что попали именно туда – непонятной вышла траектория пули, можно сказать, ему удивительно «повезло», – только Васюта вдруг понял, что не чувствует правой ноги. Он глянул вниз, но на черной ткани штанов крови сначала разглядеть не сумел, увидел лишь сантиметрах в двадцати над коленом небольшую дырку. «Ничего, – подумал он, – Олюшка заштопает. Но как я умудрился стоя отсидеть ногу?..»

А потом он увидел, как на полу под правым ботинком расплывается алая лужа. «Чего это?..» – удивился сочинитель, но ответом стал лишь нарастающий звон в ушах. Недолгий, потому что через пару-тройку мгновений сознание сочинителя заполнила непроницаемая тьма.

* * *

Звук голосов долетел до него откуда-то издалека. Или даже из-под толщи воды, поскольку и звучали они поначалу словно глухое бубнение и бульканье. Но постепенно речь становилась более разборчивой, хотя ее смысл все еще обходил Васютино сознание стороной.

– Пятерых мы точно положили. Остальные ушли.

– Еще шестой должен за домом лежать, я видел, что попал.

– Далеко ли ушли? Соберут других и вернутся.

– Не соберут. Я узнала Лохмача. Тот еще падальщик! Такое же отребье вокруг себя собирает, когда чует, что жареным пахнет. Но я его пристрелила, остальные без него никого не соберут.

– Эх, времена нынче мутные настали, теперь и не только эти шакалы в стаи сбиваться начнут.

– Так, может, и нам не разбегаться, а тоже вместе собраться? Притерлись вроде друг к дружке, пристрелялись…

И Васюта, абсолютно еще неосознанно, а потому совершенно бессвязно и бессмысленно забормотал:

Мама стреляла, притершись, по папе… Папа шакалов катал на пикапе… Дед в туалете спасался от них… Я вам не платье – я храбрый жених!

– Ой, Васечка очнулся! – услышал сочинитель любимый голос, а потом, разлепив веки, увидел в расфокусированной дымке склонившееся к нему Олюшкино лицо.

– Судя по стихам, очнулся пока только рот, – прозвучал затем и мамин голос.