Текст книги "Империя Дамеона"

25

12 мая 1968 года

Лондон

11 часов утра

Миновав торговый центр Брент-Кросс, «рено» профессора Андерсона свернул направо. За стеклами окон проплыли исторические строения Берг-Хауза и Фентон-Хауза, на средней скорости машина устремилась к Риджентс-Парку мимо музея Фрейда.

Профессор приткнул «рено» у тротуара в разрешенном для стоянки месте – он старался не нарушать правил и поменьше попадаться на глаза полиции. Шагая по аллее к условленной скамейке, где ожидал его доктор Хелмс, Андерсон вдруг поймал себя на несвойственном ему волнении. Это уж совсем по-земному… Как он сросся с обличьем Мерца!

Да, он волновался! Только вчера он перевез в подвалы своей виллы, находящейся в Стейнзе, близ Уиндзор-Грейт-парка, баллоны, содержащие культуру вируса «Илзе-12». Это был уже не промежуточный экспериментальный результат, а пробная партия продукции, готовой к полевым испытаниям.

Двадцать лет неустанных трудов, ошибок, заблуждений, внезапных озарений и снова ошибок… В превосходно оборудованных лабораториях клиники Хардинга Андерсон убедился, что в Германии он шел по ложному пути. Избранная им тогда методика позволяла культивировать вирус, обладающий лишь одним безусловным свойством: летальностью, но не отвечающий и в принципе не могущий отвечать прочим предъявляемым требованиям. Все сначала, и снова, и снова… Отсутствие человеческого материала для экспериментов страшно затрудняло работу, животные не устраивали Андерсона по многим причинам. Но теперь профессор был уверен, что труднейшая задача в принципе решена. Приближался день, когда масштабные полевые испытания подтвердят это… Андерсон по праву мог гордиться. Даже на Дамеоне в эпоху войн никто не создавал ничего подобного.

Скрыть от властей и декоративной администрации клиники (фактически принадлежащей контролируемому Андерсоном международному фонду) подлинный характер исследований было легче легкого. Считалось, что профессор занимается вирусной теорией рака, глубже мало кто вникал, а для особо любопытствующих всегда наготове были фальшивые, но очень убедительные рабочие журналы. Сам же персонал лаборатории, на герметичных стальных дверях которой хватало пугающих табличек, состоял из пяти человек. Кроме Андерсона немцем (если Андерсона-Мерца можно было отнести к немцам) был только Хелмс (штурмбаннфюрер СС, доктор медицины Кетнер, ассистировавший Мерцу еще в Германии). Остальные – Роберт Дайке, Майкл Фаррис и Фред Бэрримор – англичане, просеянные через семь сит организации «Сириус».

Эта организация, созданная Мерцем и фон Хеппом, представляла собой нечто вроде современного фашистского интернационала. Именно так, какими бы несовместимыми ни казались понятие «нацизм», основанное на теории превосходства крови и расы, и какой бы то ни было интернационал. Мерц и фон Хепп оказались перед сложной проблемой. С одной стороны, им требовалась идеология, позволяющая создать мощную, хорошо законспирированную сеть. Тут лучше фашизма ничего нельзя было придумать, это была и самая эффективная возможность использовать вовлеченных землян втемную. С другой стороны, необходимо было привлекать людей из разных стран. Мерц придумал синтетическую идеологию, включив в число арийских рас французов, итальянцев, русских… Всех, кто был ему необходим. Он охотно включил бы в это число и негров, и чистокровных индейцев, и китайцев, да кого угодно! Ему ведь было все равно, использовать ли для достижения своих целей одного землянина или другого. Цвет кожи его беспокоил менее всего. Увы, столь широкое толкование неонацизма по понятным причинам было невозможно. Приходилось держаться все же в определенных расовых рамках.

Повышенная ценность личности Майкла Фарриса для «Сириуса» обуславливалась его биографией. Получив медицинское образование (впрочем, на этом поприще Фаррис не слишком блистал), он недолго подвизался в британских спецслужбах и, следовательно, обладал подготовкой и способностями к оперативной работе. В абсолютной же преданности всех троих заветам Адольфа Гитлера, модифицированным новыми идеологами (и, разумеется, абсолютно безразличным как Мерцу, так теперь и фон Хеппу), сомневаться не приходилось.

Андерсон не рискнул бы проводить опасные испытания «Илзе», если бы не изучил заранее свойства присланного с противоположной стороны земного шара нового препарата «Роуз-3» – исцеляющего средства. На обезьянах все работало превосходно, но обезьяны – не люди, и это тревожило профессора.

Доктор Хелмс – в клетчатом твидовом костюме и кепке, с солидной трубкой вишневого дерева – сама добрая старая Англия – радушно приветствовал Андерсона. Они разместились на скамейке под сенью старого вяза. Андерсон заявил без предисловий, будто продолжая давно начатую беседу:

– Мне было бы спокойнее, если бы я сам разрабатывал «Роуз-3». Я не полностью в нем уверен.

– Такое производство не для Англии, коллега… Тут его не спрячешь, вы знаете.

– Да, – вздохнул Андерсон и посмотрел на часы. – Одиннадцать тридцать. Он вот-вот будет здесь.

Подтверждая его слова, в конце аллеи появился высокий джентльмен лет сорока, с короткой стрижкой, в светло-сером костюме. Он направился прямо к сидящим на скамейке.

– Добрый день, господа, – поздоровался он по-английски с трудноуловимым акцентом.

– Добрый день, – отозвался Андерсон, подвигаясь и освобождая место для пришедшего. – Какдоехали? Как здоровье синьора Моссаро?

– Благодарю вас, синьор Моссаро здоров. Он хотел бы получить ответы на некоторые вопросы… Вот почему я здесь.

– Понимаю, – кивнул Андерсон. – Что же именно интересует синьора Моссаро?

– Прежде всего, – прибывший вынул пачку «Кэмела», щелкнул золотой зажигалкой, – причины вашего решения испытывать «Илзе» во Вьетнаме. Столько сложностей… В Бразилии, в окрестностях Фортресса, сколько угодно диких племен, пригодных в качестве…

– Достаточно, – прервал его Андерсон. – Передайте синьору Моссаро вот что. Как бы я ни был уверен в «Илзе», первое испытание – всегда первое испытание, и существует риск непредсказуемых осложнений. Я не хочу подвергать пусть и теоретической опасности Фортресс. Есть и другая причина. Во Вьетнаме идет война, и, случись «Илзе» повести себя настолько нестандартным образом, что все выплывет наружу, русские и американцы набросятся с обвинениями друг на друга, а мы отсидимся в тени. В то же время расследование в Бразилии для нас более чем нежелательно, вы согласны?

Эмиссар наклонил голову.

– А как вы найдете подходящий пункт для испытаний? – спросил он.

– Я уже отправил в Сайгон Фарриса, – ответил Андерсон. – Он разыщет проводника по Тайнгуен, а там хоть отбавляй дикарских стойбищ. Мы же перевезем «Илзе» вместе с грузом медикаментов. Много места баллоны не занимают, к тому же багаж гуманитарных миссий не досматривается.

– А ваш отход? – продолжал спрашивать джентльмен в сером.

– В Тонкинском заливе нас должна ждать подводная лодка. Место мы уточним дополнительно, но скорее всего где-то возле устья реки Ка, подальше от Седьмого флота США. Не хватает еще, чтобы нас выловили американцы. Лодка доставит нас в Австралию, откуда мы морем – так надежнее, чем самолетом, – доберемся до Бразилии. Над деталями этой схемы предстоит поломать голову синьору Моссаро… Впрочем, мелочи мы согласуем после получения сведений от Фарриса.

– Еще одно, – проговорил посыльный фон Хеппа, – Синьор Моссаро хочет знать: вы категорически исключаете возможность возвращения в Англию при любом исходе операции?

– Конечно, категорически, – удивился Андерсон. – Ведь наша гуманитарная миссия будет считаться погибшей… И горе нам, если кто-то заподозрит обратное!

26

7 июня 1968 года

Ханой, Северный Вьетнам

Торгпредство СССР

8 часов утра

«Совершенно секретно. Принято от источника Бамбук в Сайгоне на волне „Дельфин“ в 6.30 утра 7.06.68. Расшифровано в 7.45 утра 7.06.68.

В предыдущем обзорном докладе я информировал о появлении в Сайгоне лондонского врача Майкла С. Фарриса, ведущего переговоры с властями о направлении британской гуманитарной миссии в Конкуонг. По агентурным сведениям, упомянутый Фаррис вступил в контакт с представителями местных криминальных структур и в частности – с распространителями наркотиков, действующими во внутренних областях страны и хорошо знающими плато Тайнгуен. Агент Рикс сообщает, что Фаррис интересовался возможностью изготовления подробных карт плато Тайнгуен, в особенности районов, примыкающих к 19-й параллели. Принимая во внимание вероятность того, что Фаррис зондирует почву для заброски агентуры на территорию На-родно-Демократической Республики Вьетнам, прошу срочных инструкций. Наблюдение продолжаю. Бамбук».

Капитан КГБ Александр Игнатьевич Волков (прикрытие – торговый представитель СССР в области сельскохозяйственной техники) машинально сложил шифровку вдвое, сдавил ногтями линию сгиба и превратил в идеальную прямую. Источнику Бамбук вменялась в обязанности агентурная слежка за прибывающими в Сайгон иностранцами (не из США, против американцев работала другая сеть). Надо отдать ему должное, он хорошо поставил дело. Его платные информаторы имелись и в преступной среде, и в южновьетнамской армии, и в деловых кругах, и даже в околоправительственных. В таких условиях, усмехнулся про себя Волков, западным спецслужбам приходится туговато. Каждый шаг их сотрудников становится известным КГБ…

Платили Бамбуку немало, но расходы окупались. Только два месяца назад была сорвана крупная операция британской разведки против СССР. И вот – опять англичане суют свой нос, никак не могут пережить поражение? Маловероятно. Профессионалы такого класса не наступают дважды на одни и те же грабли. Тогда кто же он, этот Майкл Фаррис?

Получив предыдущий доклад Бамбука, где фамилия Фарриса фигурировала впервые (в ряду прочих, без каких бы то ни было комментариев), Волков запросил Москву. В ответе о Фаррисе говорилось мало. Врач-эпидемиолог, гуманитарная миссия – и все. Похоже, специалисты КГБ почерпнули свои сведения из английских газет. Но и не было тогда резона подробно заниматься личностью Фарриса… Теперь ситуация меняется.

Следуя укоренившейся привычке излагать свои размышления в письменном виде (так получалось нагляднее), Волков вытащил из кармана авторучку и достал из ящика стола лист бумаги. Только один, второй он никогда не подкладывал – по нему с помощью техники можно восстановить текст на первом. Сейчас это значения не имело, но таков был профессиональный рефлекс.

Волков начал быстро писать.

«1. Кто такой Фаррис? Разведчик, темный бизнесмен или наркоделец, ищущий новые контакты?

2. Как с ним поступить?

А. Немедленно ликвидировать под видом ограбления. Если это все же повторная попытка английской разведки, они поймут предупреждение и отстанут. В противном случае мы ничего не теряем.

Б. Подвесить плотную слежку. Плюсы – дополнительная информация, которая может оказаться важной. Минусы – риск засветить сеть Бамбука.

В. Похитить и допросить с последующей ликвидацией».

Капитан внимательно изучил пункты получившейся схемы. Параграф «В» пункта 2 он вычеркнул почти сразу: хлопотно, а если что-нибудь сорвется, английский МИД поднимет вой на весь мир. Оставались параграфы «А» и «Б», и в течение следующих минут раздумий капитана Волкова жизнь англичанина висела на волоске.

К счастью Фарриса, параграф «А» был вычеркнут как лишающий доступа к информации (и сохранен в уме как экстремальный вариант).

Волков вызвал шифровальщика Митю Доронина. Тот явился с неизменным блокнотом и мягким карандашом:

– Здравия желаю, товарищ капитан.

– И тебе того же… Пиши, это для Бамбука. Так… «Касательно М. С. Ф. Взять под наблюдение, докладывать регулярно по сетке „Б“. Сфотографировать объект, а также всех лиц, с которыми он вступит в контакт. По возможности выяснить их данные, передавать вместе со снимками незамедлительно по каналу „Тропа“. Так, что еще… Нет, все, конец. Зашифруй и передай немедленно.

– Есть! – Митя лихо повернулся и вышел из кабинета.

27

7 июня 1968 года

Сайгон

Станция радиоперехвата ЦРУ «Сан Кинг»

8 часов 50 минут утра

Шторы были задернуты, чтобы уберечь тонкую аппаратуру от лучей палящего с рассвета солнца. Лейтенант Билли Питерсон оторвал бумажную ленту, по-змеиному выползшую из устройства, которое только что приняло направленную Волковым Бамбуку шифровку. Капитан Уэсли поинтересовался из-за спины лейтенанта.

– Код прежний, Билли?

– Прежний, сэр, – широко улыбнулся чернокожий лейтенант, пробегая ленту глазами. – Сейчас мы его долбанем, как гнилой орешек…

Он подошел к дешифровальной машине фирмы «Бэрроуз» (новинка, основанная на интегральных схемах, впервые изобретенных Робертом Нойсом еще в 1959 году, но усовершенствованных до удобного практического применения сравнительно недавно) и запустил ленту в щель. Машина погудела с полминуты и выбросила карточку с текстом на русском языке. Питерсон вручил ее капитану:

– Вот, сэр. Вы читаете по-тарабарски, вам и карты в руки…

– Спасибо, Билли.

«Касательно М. С. Ф., – прочел Уэсли, – …по каналу „Тропа“…

Капитан попросил Билли сделать для него распечатку сегодняшнего радиоперехвата.

6.30. Перехвачена шифрованная радиограмма, отправленная из Сайгона.

8.50. Перехвачена радиограмма «касательно М. С. Ф.».

Первую радиограмму расшифровать не удалось, там был применен какой-то новый хитроумный код, и машины Билли Питерсона безрезультатно жужжали и щелкали. Но вторая, по всей видимости, представляет собой ответ на нее…

Русские тоже периодически меняли коды, но по другому графику.

Кто же в Сайгоне удостоился столь пристального внимания русских контрразведчиков? Кто этот М. С. Ф. и почему ему оказана такая честь?

Уэсли засунул карточку и распечатку в карман и поднялся на второй этаж в кабинет майора Томпсона. Там он кратко доложил о двух шифровках. Томпсон, невысокий полноватый человек в очках, лет пятидесяти, светлая голова и неплохой аналитик, владеющий русским языком как родным, вчитался в раскодированный текст.

– Непохоже, чтобы они-что-то замышляли, – заметил он. – Скорее, напоминает контрудар в ответ на некие действия, предпринятые противной стороной, но какой? Нами? Вряд ли. У нас нет никого с инициалами М. С. Ф., да и с чего бы вдруг к кому-то из нас повышенный персональный интерес?

– Может быть, проверить военнослужащих по инициалам, сэр?

– Не надо, – отмахнулся Томпсон. – Мы сделаем проще. Канал «Тропа» – это цепочка вьетконговских шпионов, ее контролирует работающий на КГБ местный шут, которого русские зовут Бамбуком. Думаю, первая радиограмма от него.

– И мы не знаем его кода?

– К новому еще не успели подобрать ключик, уж больно запутанный…

– Бамбук нам известен… И мы не трогаем его, сэр?

– А зачем? Он может нам пригодиться для игры. Наоборот, мы всячески поддерживаем иллюзию русских о его ценности. Например, они убеждены, что пару месяцев назад он помог им раскрыть английский заговор…

– Вот бы удивились англичане, сэр, узнай они, что планировали тут заговор, – улыбнулся капитан.

– Ну, в этой отвлекающей операции мы действовали совместно с англичанами… Но в сторону отступления. Подключив к началу канала «Тропа» наших людей, мы узнаем, какие фотографии станет передавать Бамбук, и таким образом выйдем на М. С. Ф.

– Фотографии, наверное, следует изъять? – предположил Уэсли.

– Как раз нет. Русским это не повредит, они просто переключатся на неизвестный нам канал. Да и к чему это? Пусть русские играют свою партию, а мы будем играть свою. Не исключено, что этот М. С. Ф. интересен нам не меньше, чем им. Удобнее работать вместе, нет?

Томпсон и Уэсли рассмеялись.

– Подготовьте доклад для Лэнгли, начальнику отдела «К» Роберту Классену, – добавил майор. – Как бы поименовать всю эту затевающуюся возню… Ну, назовем ее операцией «Июнь».

28

10 июня 1968 года

Ханой

Торгпредство СССР

Волков разложил перед полковником Бадмаевым пять фотографий, полученных по каналу «Тропа». Этот безупречно функционирующий канал использовался тогда, когда требовалось срочно доставить что-то более вещественное, чем радиограмма. В распоряжении северовьетнамских коммунистов, хозяйничающих на изрядной части территории Юга как у себя дома, имелись даже вертолеты.

К фотоснимкам прилагалась шифровка, написанная новым кодом Бамбука, Волков отдал ее Бадмаеву уже в виде русского текста.

Практически капитан Волков лично осуществлял руководство оперативной деятельностью, ему доверяли и не докучали мелочной опекой. Но сейчас Александр Игнатьевич по собственной инициативе обратился к полковнику. То, что он задумал, все равно не осуществить без санкции непосредственного начальства.

– Вот это сам Фаррис, – комментировал снимки Александр Игнатьевич. – А это члены английской гуманитарной миссии, прилетевшие в Сайгон вчера, Дайке, Бэрримор, Хелмс. И – внимание! – так называемый профессор Андерсон.

– Почему «так называемый»? – Полковник поднес фотографию к самому носу, точно надеялся, что это стереоснимок и изображение станет объемным.

– Потому что это Генрих Мерц.

Бадмаев перевел на капитана недоверчивый взгляд. Как и все, кому полагалось по службе, он знал вехи биографии Саши Волкова, в том числе и историю с опознанием Мерца в 1960 году. Но с тех пор произошли значительные политико-юридические изменения. 4 марта 1965 года Президиум Верховного Совета СССР издал Указ, а 3 сентября подтвердил его специальным постановлением. Эти документы гласили: «Гитлеровские преступники не должны избежать справедливого возмездия, где бы и как долго они ни скрывались от правосудия». Многозначительная формулировка «где бы и как долго…» фактически развязывала руки советским спецслужбам. Теперь они могли развернуть охоту за нацистами по всему миру, чем раньше занималась, пожалуй, одна лишь израильская разведка Моссад. И если до выхода Указа подобные операции проводились за пределами СССР с осторожностью, то сейчас КГБ мог опереться на могучую поддержку советского закона. Указ и постановление не только позволяли, но и прямо обязывали вылавливать нацистских преступников в любой стране. Кардинальная разница с положением, существовавшим в 1960 году.

Правда, была тут и закавыка. Генрих Мерц в списках разыскиваемых не числился, о чем полковник Бадмаев не преминул напомнить капитану.

– Ну и что же, – пожал плечами Волков. – Вот поймаем его, он нам такого порасскажет, что хватит на десяток смертных приговоров, да еще и сообщников своих выложит на блюдечке. Игра стоит свеч, Дмитрий Петрович.

– Гм-гм… – Полковник пожевал губами, снова взял в руки донесение Бамбука. Пропустив начало, он начал перечитывать третий абзац.

«Перед появлением в Сайгоне четырех английских врачей Майкл Фаррис нанял некоего Зыонг Миня в качестве проводника по районам плато Тайнгуен, прилегающим к 19-й параллели. После этого он встретился с пилотом вертолета американских ВВС сержантом Эйерсом. Зафиксировать содержание их разговора и сфотографировать Эйерса, к сожалению, не удалось».

– К сожалению, не удалось, – вслух прочитал полковник в раздумье.

– Понимаете, что это значит, Дмитрий Петрович? – Волков выключил гремящий и трясущийся вентилятор, который без толку перегонял горячий воздух. – Ясно как день, что ни в какой Конкуонг они не полетят. Зачем-то им очень надо попасть во внутренние области Тайнгуен… Вот зачем?

– Хорошо, и что вы предлагаете? – спросил полковник.

Когда Волков вкратце объяснил, что он предлагает, Бад-маев долго смотрел на него исподлобья, а потом ехидно полюбопытствовал:

– У психиатра давно были, товарищ капитан? Сходите, не пожалеете. А пока поменьше бывайте на солнце…

Волков глубоко вздохнул. Высказать идею всегда проще, чем защитить ее, но скептицизм Бадмаева лишь укрепил решимость капитана.

– Чем мы рискуем? – бросился он в атаку. – Операция начнется только в том случае, если они в самом деле летят не в Конкуонг, а на Тайнгуен. Черт, как у меня руки чешутся допросить господина Мерца!

– Вы умом подвинулись на вашем Мерце, – отрывисто обронил полковник, но тут же поспешил смягчить резкость: – Нет, я не имею в виду, что… Простите… Конечно, Бухенвальд – это серьезно… Ну а если это не тот человек? Представляете, в какую лужу мы сядем?

Капитан не стал настаивать, он избрал другую тактику:

– Никакой лужи. Мерц или не Мерц, а зачем-то англичане подбираются к девятнадцатой параллели! Что у них на уме? Провокация, диверсия, шпионаж? Мы были бы никудышными разведчиками, если бы пренебрегли долгом!

– Да, конечно. – Бадмаев был готов капитулировать. – Но вероятные международные осложнения… И потом, я обязан запросить санкцию Москвы!

– Безусловно, – охотно согласился капитан. Он отлично знал, что решение Москвы по столь непростой проблеме все равно запоздает. В таких случаях Москва предпочитала (что никогда не признавалось вслух, конечно), чтобы сотрудники на местах «руководствовались обстановкой согласно инструкции № 156 от 8.11.66». А вот уж потом – судить или награждать…

– Что до закорючек дипломатических, – сказал Волков, – тут я придумал кое-что.

– Опять придумал? – встрепенулся полковник. – О господи, вы прямо Александр Дюма какой-то. Только за его выдумки платили, а за ваши придется расплачиваться.

– Пробьемся, товарищ полковник, – улыбнулся Волков. – Не впервой, где наша не пропадала…

– Только там, где ее не было? – иронически дополнил Бадмаев. – Имеете в виду плато Тайнгуен?

Капитан хмыкнул. Он знал характер Бадмаева и чувствовал, что в душе полковник уже согласен с его предложением и сейчас ищет дополнительные аргументы, чтобы убедить самого себя. Внутри пунктуального службиста Бадмаева сидел авантюрист. В свое время он с сожалением оставил живую оперативную работу, и то лишь из-за серьезной травмы.

Возвращаясь к себе, Волков обдумывал не столько содержание разговора с полковником, сколько информацию Бамбука. Он был потрясен, увидев среди полученных снимков фотографию Мерца, хотя всегда верил в неизбежность встречи. Но что она состоится здесь, во Вьетнаме… Да и состоится ли, поправил себя капитан.

Волков вошел в кабинет и сразу надавил кнопку на столе. В дверях возникла широкоплечая фигура лейтенанта Бурцева.

– Вот что, Леня, – рассеянно проговорил капитан. – Найди-ка мне Ха Ньона, да поскорее. Не позже чем через час он должен быть в этом кабинете. Понял?

– Понял, товарищ капитан.