Текст книги "Госпожа «Удачи»"

Ладно, вэк, умываться и спать.

Интерлюдия
Зов предков

Своей родословной я весьма и весьма гордилась. Если точнее, то родословной по маминой линии.

С папиной стороны все обстояло довольно тривиально. В роду Образцовых все мужчины были военными, по крайней мере, последние сто с хвостиком лет, начиная с Гражданской войны. (Глубже я просто пока не копала).

Мой прадед служил под началом «красного маршала» Ворошилова и сам едва не стал маршалом, да погиб на фронтах Великой Отечественной. Дед дослужился до генерал-лейтенанта, а вот отец выше полковника не поднялся. Не успел.

В 1991 году, когда страна развалилась на полтора десятка независимых государств, наша семья вынуждена была покинуть место службы отца, славный украинский город Ивано-Франковск, и вернулась в Москву. В Первопрестольной дальнейшая карьера отца не задалась. Армия сокращалась, претерпевая болезненные реформы, с которыми полковник Образцов не был согласен. В памятном 1993-м он поставил не на те силы, оказавшись среди защитников здания Верховного Совета. Этого победители ему не простили.

Уйдя в отставку и дождавшись, когда дочь окончила школу, мой папа переехал жить на фамильную подмосковную дачу, построенную еще прадедом, и, подобно императору Диоклетиану, начал там выращивать капусту.

Мама, как жены декабристов, последовала за супругом в добровольную ссылку, оставив дочку одну в четырехкомнатной генеральской (дедовой) квартире на Тверской. Разумеется, она навещала любимое чадо не реже одного-двух раз в месяц, но в остальном я с семнадцатилетнего возраста была предоставлена самой себе. Сама выбирала вуз по окончании школы, сама в него поступила (что было весьма непросто ввиду престижности заведения и избранной специальности), сама закончила с отличием и самостоятельно пробивала себе дорогу в профессии.

Правда, завистливые «закадычные» подруги за моей спиной шептались, что здесь не обошлось без колдовства. Не зря же Маринка Образцова получила свое звучное прозвище «Ведьма». Потому что… ну, вы же понимаете…

А все из-за маминой родни.

В год Московской Олимпиады молодого капитана-пограничника перевели в Прикарпатье. К своим двадцати пяти годам парень еще не был женат, посему в благодатном краю кареоких и чернобровых красавиц тут же ринулся решать эту проблему. На одной из ивано-франковских дискотек он и познакомился как раз с такой «кареокой и чернобровой» да еще и с косой до пояса толщиной в руку.

Оксана оказалась крепким орешком, не чета пронырливым столичным девицам, мечтавшим заполучить в мужья генеральского сынка и готовым исполнить любой его каприз. Осаждать эту неприступную крепость пришлось по всем правилам стратегии и тактики: конфеты, букеты, дефицитные билеты на концерты известных артистов…

Дошло даже до исполнения ночных серенад под балконом студенческого общежития (красавица училась в мединституте).

«Тоже мне, Назарий Яремчук нашелся», – бросила красавица презрительную реплику, охлаждая восторги соседок по комнате, выскочивших на балкон послушать выступление парня.

Пригожий кудрявый исполнитель знаменитой «Червоны руты» был ее любимым певцом.

«Ой, Оксана, какая ты! – возмутились девушки-медички. – Тебя б, наверное, и сам Яремчук не растрогал».

«А вот пусть приведет его сюда, да споет с ним дуэтом, тогда и поглядим», – уподобившись своей тезке из «Ночи перед Рождеством», загадала бессердечная красотка.

«Ну, ты загнула… – приуныли ее соседки, понимая, что у капитана нет ни малейшего шанса. – Так всю жизнь в девках куковать и будешь…»

Через неделю под балконом раздалась песня, выводимая двумя мужскими голосами: неподражаемым тенором, принадлежавшим заслуженному артисту УССР, и хрипловатым баритоном молодого офицера:

 
– Ты прызнайся мени,
Звидкы в тэбэ ти чары,
Я бэз тэбэ вси дни
У полони пэчали.
Можэ, дэсь у лисах
Ты чар-зилля шукала,
Сонцэ-руту знайшла
И мэнэ зчарувала?..
 

Словно завороженная слушала Оксана песню о чарующей силе любви, не обращая внимания на язвительные подколки подружек. На глазах ее выступили слезы. Закутавшись в шаль, спустилась она вниз и дослушала песню уже здесь. А когда смолкли последние звуки, низко поклонилась сначала «буковинскому соловью», а затем и его напарнику.

Бравый капитан, не растерявшись, тут же предложил красавице руку и сердце, а лукаво улыбающийся артист поддержал его, выступив сватом. Разумеется, девушка согласилась.

(Потом она не раз приставала к мужу с расспросами, как ему удалось уговорить певца бросить все и приехать из соседней Черновицкой области, чтобы выступить вот с таким необычным концертом, но офицер только загадочно улыбался да посмеивался).

Повезла жениха знакомиться с родней, жившей в горах. Здесь за чаркой паленки да за горшком ароматного баноша, кукурузной каши, сваренной на сметане и приправленной овечьей брынзой и шкварками, и узнал капитан о родословной своей будущей жены. Не удивительно, что той так нравилась песня о волшебной красной мяте, найденной в горных лесах – девушка происходила из древнего рода карпатских мольфаров. Так у прикарпатских гуцулов называют наделенного сверхъестественными способностями человека, что-то наподобие гадателя, чародея или народного мага.

Как поведал Образцову его будущий тесть, Игнатий (или по-местному Гнат), мольфары бывают добрыми и злыми («Я – добрый», – отправляя в рот ложку баноша, подмигнул горный колдун). Обычно свою силу они применяют для лечения людей и управления силами природы (тучами, дождем, ветром), используя заклинания и заговоры, специальные устройства и травы. Вот и Оксана пошла в медицинский, чтобы развить свой данный природой и предками дар, поставив его, так сказать, «на научную основу».

Воспитанный в духе марксизма-ленинизма парень поначалу не поверил во все эти «сказочки». Легенды, они и есть легенды. Фольклор, часть местного колорита. Но пожив чуток у новой родни, благо начальство расщедрилось на отпуск молодожену, понял, что не все так однозначно, как это провозглашает официальная материалистическая идеология.

С утра до ночи в дом мольфара Гната шли люди то с одной, то с другой проблемой. Иные просто совета просили, вроде как у цыганки-ворожеи: стоит ли затевать то или иное дело, будет ли в нынешнем году урожай, сколько поросят принесет свиноматка и тому подобное. Кудесник выслушивал всех внимательно, попыхивая трубочкой и задавая посетителям разные встречные вопросы, а затем изрекал приговор. И редко его слова расходились с действительностью.

Но это еще не все. Мало ли на свете действительно мудрых и прозорливых людей, способных глубоко анализировать жизненные ситуации. Поразили капитана несколько случаев, когда на прием к тестю являлся кто-нибудь из местного начальства (председатель сельсовета, а то и секретарь парткома) с просьбами «пособить с погодкой». Ну, там дождь льет, не переставая, что для Прикарпатья не в диковинку, а пора урожай убирать. Или наоборот солнце жарит немилосердно, грозя сжечь все на корню.

«Что ж он, тучи руками разгонять будет? – хмыкал про себя капитан. – Или приманивать их, как голодную собачонку?»

Гнат, словно читая его мысли, хитро косился на зятя, а потом исчезал, неведомо куда, на пару дней, возвращаясь неизменно каким-то больным и изможденным. Удивительно, но после таких отлучек погода менялась, как по заказу. Проливной дождь сменялся погожим деньком, а жара – обильными осадками. Совпадения?

Не в силах принять новое знание, молодой человек искал поддержки у Оксаны. Та чаще отнекивалась, сверкая карими глазищами. Но иногда, сжалившись над его муками, рассказывала о своих предках, говоря, что сила, которой обладает ее отец, ничто по сравнению с теми способностями, которыми владели их пращуры. Вот те действительно многое умели. И звезды с луной могли с неба украсть, и мертвецов оживлять, и камни силой взгляда передвигать.

«Сказки!» – обижался Образцов.

«Ну да, ну да…», – соглашалась с ним чернобровая, щелкая пальцами и зажигая невесть откуда взявшимся на ее ладони огоньком сигаретку, которую муж как раз собирался прикурить.

У офицера только челюсть от изумления падала.

«А еще что можешь?!» – спрашивал в азарте.

«Что ж я тебе, фокусы показывать нанималась?» – отбривала супруга, без помощи рук швыряя в него маленький камешек.

Потирая пальцами ушибленный лоб, капитан только вздыхал.

Фокусы не фокусы, а настоящие чудеса она творила, помогая больным, от которых не было отбоя ни в родительском доме, ни в хате соседки, наставницы Оксаны в травничестве, Василини Ивановны Ирчан, ни в их ивано-франковской квартире, где кухня, кладовая и холодильник были заставлены банками и склянками с различными отварами, мазями, настойками, сборами. Для каждого недужного свое. Иным же и просто мановением или наложением рук помогала. Продолжила целительскую практику и в Москве, но недолго. Жаловалась, что в отрыве от родных корней не может, неоткуда Силу черпать…

Кое-какие из фамильных способностей перепали по наследству и Образцовой-младшей. К целительству особых способностей у меня не обнаружилось – разве что могла руками снять головную боль или привести в норму давление. А вот острый глаз да пророческий дар деда Гната унаследовала. Как зыркну, бывает, на кого, словно душу наизнанку выверну. И давай говорить собеседнику, что с ним было, что есть да что будет. Многие пугались этих моих видений, особенно когда предсказания сбывались. За то и прозвали «Ведьмой». (А вовсе не за выкрутасы с огоньками, которые я якобы умею добывать щелчком пальцев). Благодаря этому своему дару и продвинулась на журналистском поприще, раскапывая об иных объектах своих статей такое, что невозможно вытрясти из человека даже при помощи сыворотки правды и детектора лжи.

«Тебе бы в полиции работать, – нервно шутили подруги. – Или частным сыщиком».

Я и сама иногда подумывала о профессии детектива. Но не сейчас, когда моя журналистская карьера на подъеме, а потом, к старости, когда я выйду в тираж и нечем будет заняться на пенсии…

Глава 2
Как кур в ощип

Я проснулась, как ни странно, в очень хорошем расположении духа и просто-таки с отличным самочувствием.

Поднялась с койки, стянула длинные волосы потуже в хвост и оправила пиджак. Открыла купе и вышла наружу. Первая же попавшаяся навстречу проводница с нескрываемым удивлением уставилась на меня.

– А вы… кто?

– Я – пассажир! – гордо заявила я, не понимая причины ее удивления.

– А что вы здесь делаете? – спросила проводница.

– Как что? Еду в Севастополь, – ответила, зачем-то уточнив. – Вернее, в этот, как его, Ахтиар.

– Гражданка, мы уже два часа назад прибыли. Вагон отцепили, все пассажиры вышли. Где ж вы были?

– Как так вышли? – оторопела я. – А мои друзья?!

Шайтан, но я даже не знаю, где они ехали!

«Наверное, меня уже обыскались», – пронеслось в голове.

Несколько минут я бестолково металась по абсолютно пустому поезду, стоящему на запасном пути.

– Ну, что за дела? – проговорила вслух, закусив нижнюю губу. – Как вообще можно было оставить меня одну? Уйти и не дождаться. Хотя, что им в депо сидеть, меня ждать? Всех пассажиров наверняка выгнали. Может, они подумали, что я вышла раньше и уже на месте? – сама себя успокаивала я. – Хорошо, что хоть сумка моя с паспортом и кредиткой на месте. Чего мне стоит самой добраться до отеля? Адрес я знаю, – я приняла решение и покинула злосчастный поезд, соскочив на каменистую насыпь под палящие лучи южного солнца.

Как только я оказалась на земле, сразу почувствовала что-то неладное. Воздух в этом самом Ахтиаре разительно отличался не только от привычного московского, в котором выхлопных газов чуть ли не больше, чем самого кислорода, но даже от экологически чистого воздуха Карпат. Здешний был настолько чистым и прозрачным, густым и чуть сладковатым на вкус, что в первые минуты пребывания на открытом пространстве дышать было тяжело. Даже чих с кашлем напали.

Вдоволь начихавшись и откашлявшись, я огляделась по сторонам и присвистнула. Мой вагон не только отцепили, пока я дрыхла без задних ног, но еще и зачем-то загнали, надо полагать, на самые что ни на есть дальние запасные пути.

– Фигня какая! – ругнулась я.

И сколько теперь топать до вокзала или станции? Километра три-четыре?

Кругом какие-то склады, пакгаузы, закопченные красно-кирпичные стены мастерских.

Да и составы вокруг выглядели странно. Древнего вида пассажирские вагоны, причем разных цветов – синие, желтые и даже, убиться веником, розовые! Мой обычный купейный вагон производства давно почившей ГДР с надписью «Укрзалізни́ця» смотрелся чем-то инородным.

Имелись тут и теплушки с непонятными маркировками, и даже настоящий паровоз. Они тут что, кино снимают? Или нашли где-то в депо стоявшего невесть с каких лохматых годов старичка и теперь хотят перегнать его на металлолом?

Приглядевшись, я опять удивилась. Маркировки на вагонах были какие-то странные… Наряду со знакомой кириллицей и латиницей имелись и надписи на их смеси (такое я видала в югославских землях), греческие и вообще Аллах ведает какие, смахивающие на те, что украшали подаренный моей школьной подружкой Милкой Дробышевской альбом с видами Иерусалима.

Пожала плечами. Откуда бы в Крыму взяться израильским или сербским вагонам?

А за этими вагонами, вот те раз, стоял себе на пресловутом «запасном пути»… бронепоезд.

Я озадаченно изучала древнего мастодонта. Да уж, чего только не увидишь в украинской глубинке, в России такого днем с огнем не сыскать. Кажется, приятель отца Семен Семеныч Рихтер, полковник неких хитрых частей, говорил, что подобный антиквариат использовали в Чечне…

Что за вздор лезет в голову? Где Украина, а где Чечня? По воздуху перегоняли, что ли? Или по морю везли? Но зачем?! Может, он просто стоит здесь в качестве экспоната для привлечения пассажиров?

Однако бронепоезд старым не выглядел, да и свежие заплаты, приклепанные в разных местах на броне, наводили на кое-какие мысли. При этом борта реликта военной древности были расписаны странными граффити – перевернутые многоугольники и пентаграммы, круги с вписанными в них непонятными рунами и рожи каких-то неприятных тварей, напоминающих вампиров и чертей. Словно на бедное железнодорожное ископаемое совершили набег юные художники-сатанисты.

Мда, ну и нравы туточки. Вроде ж, так сказать, глухая провинция у моря, как сказал поэт (вот какой именно, я не помнила).

Но тут посторонние мысли исчезли. Я увидела, как от соседнего состава отъехала запряженная настоящим волом настоящая арба, груженная мешками и управляемая самым настоящим аборигеном – седым сгорбленным дедком, загоревшим до черноты, в вытертой папахе и разноцветном бешмете.

– Эй, дедушка, не подвезете до вокзала?! – рявкнула я, кидаясь наперерез гужевому транспортному средству и потрясая в воздухе двумя мятыми полтинниками.

– А, садыс, внучка! – кивнул он, проигнорировав протянутые рублевые купюры и хлопая скотинку кнутом.

Свесив ноги, я подставила разгоряченное лицо ветру.

– Хэй, внучка, выжу, ты ыздалэка? – вдруг справился старик.

«Вот старый глазастый черт! Тебе-то какое дело?»

Вслух, конечно, такого не сказала.

– Ну, есть немного…

– А кито ты, ызвыняй? Ынтересно…

– Я из Киева, – выдала, не моргнув глазом.

(Мало ли как представители местных репрессированных в стародавние времена народов относятся к россиянам в целом и москвичам в частности).

– Скьява?! – поднял седые кустистые брови старик, враз переменившись лицом. – Ты… вы… скьява?! Пырастыте, ханум, не понял срасу… Из какых будэтэ, из тшернис или из регнис?

– Второе, – бросила я, мысленно проклиная старого пня за неумеренное любопытство.

И с чего это ему боятся киевлян, тем более киевлянок?

– Уймэ! – восхитился сморчок. – Вай, кынягиня, да?

– Что-то типа того…

«Вот придурошный, княгини какие-то ему мерещатся».

– Ваймэ! – еще раз пришел в экстаз дедок. – Ныкто нэ паверыт, што падвазыл саму скъявскую кынягыню! Ваймэ!

«Точно, тронутый!»

На всякий случай отодвинулась от аборигена подальше.

Оставшееся время дороги старик, к счастью, молчал, и мы ехали в тишине – мимо вагонов всех видов, мимо паровозов («А иные, кажется, на ходу»), мимо соплеменников деда, наряженных в оранжевые жилетки и ковыряющих насыпь ломами. Я даже вздремнула, убаюканная мерным покачиванием телеги.

А потом вдруг все кончилось.

И так получилось, что я сначала спрыгнула с арбы, отряхнулась от пыли, а потом только поняла, что увидела…

Когда подняла голову, то узрела то, что никогда не могла бы представить. Разве только в каком-нибудь фантастическом кино посмотреть.

Я стояла оглушенная, раздавленная, убитая и распыленная на атомы. Небо и земля несколько раз поменялись местами.

«Вот как, оказывается, сходят с ума», – пронеслось в голове.

Город, лежавший передо мною, был громаден – может, и не настолько, как Москва, которую я покинула пару суток назад, и не как Париж. Но очень велик! И это явно не Севастополь, а тем более не какой-либо захолустный курортный поселочек, типа Николаевки или Нового Света. Таких в Крыму просто не могло быть.

Настоящий мегаполис.

Вычурные силуэты домов и дворцов разнообразных архитектурных стилей соединялись здесь, создав совершено невероятное по красоте и величию полотно, тянущееся вдаль, насколько могли видеть глаза. Некоторые строения были похожи на сооружения знакомого мне мира (я увидела среди деревьев здание, напоминающее Колизей), другие смотрелись абсолютно чужими, а иные почти не отличались от московских многоэтажек.

Было утро. Над кварталами города, зелеными парками и лазурной бухтой, по которой пыхтящий буксир тащил семимачтовый огромный парусник, висела легкая дымка. Город раскинулся на берегу залива и нескольких островах, вырастая из-за горизонта бесконечными домами, дорогами и трубами заводов. Крыши, море крыш. Островерхие, многогранные, разноцветные – зеленые, синие, красные и золотые. Районы особняков и дворцов – и жилые, плотно застроенные, с теснящимися друг к другу домами, с небоскребами, сияющими стеклом, куполами и шпилями минаретов старого стиля.

Ошалело вертя головой, я отмечала то огромный мост, перекинутый через бухту, то высокую башню в форме витого рога – насчитала в ней тридцать семь этажей. Большая часть мегаполиса скрывалась за горизонтом, но острые сверкающие башни были видны даже сквозь голубую дымку. А прямо передо мной расположился явно вокзал, по роскоши не уступавший любому из дворцов, какие мне доводилось видеть….

– Э… это… Ах…тиар? – только и выдавила я из себя, ни к кому не обращаясь.

– Вай, дочка, сам всегда удывляюс, кагда выжу! – проклекотал за спиной старик, вероятно, тоже любующийся немыслимым зрелищем. – Кырасавэц наш, жэмчужына у моря, панымаешь…

Папаха его сбилась, обнажив заостренное волосатое ухо, и я почти не удивилась – просто уже не было сил удивляться.

В голове голосом мультяшной Фрекен Бок кто-то пел: «А я сошла с ума! А я сошла с ума! Какая досада!»

Так я и стояла некоторое время – пять минут, а может, полчаса, приводя мысли в порядок или, как говорила Алиса Каплунова, «собирая мозги в кучку», не заметив, как остроухий погонщик уехал.

Первое, что пришло в голову – купить карту странного города. Надо же, черт возьми, понять, куда меня занесло.

Я огляделась по сторонам в поисках киоска с прессой. Таковой обнаружился шагах в двадцати от места, где меня высадил дедок. Самый обыкновенный ларек, практически ничем не отличающийся от московских точек продажи печатных изданий. Металлический корпус, выкрашенный в синий цвет, стеклянная витрина, сплошь заставленная разнообразными газетами и журналами, белая пластиковая крыша и вывеска под ней с надписью «Ахтиар-пресс», то ли на русском, то ли на украинском. Алфавит-то в обоих языках практически одинаковый, сразу и не увидишь разницы.

Понадеялась, что сумею объяснить продавщице, что от нее требуется, даже если возникнет небольшой языковой барьер. Правда, гривен у меня при себе не было, но пара сотен рублей и немного евроденег наличными завалялось. Оставалось надеяться, что здешние работники торговли, как это водится на курортах, снисходительны к туристам и не брезгуют иностранной валютой.

Я постучала в закрытое окошко, которое располагалось примерно на уровне моей груди. Внутри киоска кто-то зашевелился, щелкнула задвижка, и форточка отворилась.

– Скажите, пожалуйста, у вас есть карта Ахтиара?

– Ну, – буркнули в ответ.

– Сколько стоит?

– Серебрушка, – пробасили низким хриплым голосом из будочки.

Я не смогла разобрать, кому он принадлежал, мужчине или женщине.

– Простите, а сколько это в рублях или в евро? Понимаете, я просто только что приехала и еще не успела обзавестись местной валютой. А еще у меня есть кредитка, если это поможет, – решила закосить под типичную туристку и, похоже, не прогадала.

– Ой, машаллах, – рыкнули из окошка, – понаехало здесь всяких! И что вам дома не сидится-то? Давай сюда свою кар-рточку.

Я хмыкнула, оценив «вежливость» продавца. Совсем как дома. Выудив из сумочки платиновую «Визу», протянула ее в окошко.

– Вот, возьми… – договорить я не смогла, поскольку рука, высунувшаяся за кредиткой, повергла меня в ступор.

Огромная мохнатая лапа с просвечивающейся из-под обильного волосяного покрова зеленоватой кожей и наманикюреными трехсантиметровыми ногтями, покрытыми ядовито-красным лаком, ловко выхватила из моих рук кусочек пластика.

Изогнувшись, я попыталась разглядеть в маленьком проеме обладателя конечности, но окошко было настолько неудобно размещено, что попытка не увенчалась успехом. Я уже было подумала, что мне померещилось, но спустя пару мгновений все та же лапища протянула мне мою кредитку и цветной проспектик, изданный на русском (что уже не удивило).

Выхватив их, я благоразумно решила убраться подальше от странной продавщицы (или продавца) и найти лавочку, где можно будет посидеть, изучая карту города. К счастью, на вокзале их было предостаточно. Резные деревянные скамейки тянулись по периметру широкой, вымощенной красной брусчаткой привокзальной площади.

Так, посмотрим, на первой странице всегда печатается общая информация.

«Кырым, – прочла я, – одна из популярнейших держав планеты Рея, которую посещают туристы из разных миров. Это край легенд и исторических памятников.

Государственное устройство – конституционная монархия, управляемая Диваном, состоящим из двадцати везиров, назначаемых Ханом. Во главе Дивана стоит Великий везир. В настоящее время правящим главой государства является Его Светлость Хан Девлет Тринадцатый Герай.

Столица – Бахчисарай.

Денежная единица – бешлик, состоящий из ста тринадцати акче. В обращении имеются купюры номиналом 1, 7, 13, 50 и 113 бешликов и мелкие монеты номиналом 1, 7 и 13 акче.

Государственный язык – тартарский.

Кырым – светская страна, религия в ней отделена от государства и школа от религии. Основными культами, распространенными в державе, кроме нациеобразующей религии ислама, являются культ бога морей и океанов Давдора и Великой Богини-Матери. Кроме того, каждая из этнических групп почитает своих богов и богинь, что не возбраняется.

Ахтиар – второй крупнейший город страны, международный морской порт и курорт, расположенный на берегу теплого и ласкового Срединного моря. По преданию, был основан около трех тысяч лет назад сыном бога морей и океанов Давдора и Великой Богини-Матери Карием.

Население – 3,5 миллиона. Этнические группы: люди – 70 %, эльфы – 13 %, орки – 7 %, гоблины – 3 %, остальные 7 % составляют национальные меньшинства Реи и мигранты из других миров.

(Всем иногородним, предполагающим провести в Ахтиаре более трех месяцев, необходимо в семидневный срок зарегистрироваться в полицейском участке)».

Далее следовали общая карта города и планы отдельных районов с указанием наиболее интересных для туристов точек: отелей, ресторанов, музеев, исторических достопримечательностей.

– Ой-ой-ой! – взвыла я, покончив с просмотром проспекта. – Ой, мамочки!!

Поток ругани изливался из глубин моей души, наверное, с полчаса, а то и больше. Потом я выдохлась и еще некоторое время в немом отчаянии сидела на лавочке, раскачиваясь из стороны в сторону, как китайский болванчик.

Ужас моего положения угнетал.

Следовало как-то принять к сведению и смириться с тем фактом, что я силой Бога, черта, инопланетян или хоть этого здешнего Давдора перенеслась в некий параллельный или перпендикулярный мир под названием Рея, где есть некий Ахтиар и где, судя по всему, говорят по-русски (?), что уже само по себе хорошо.

Есть, конечно, вероятность, что сейчас я, допившаяся в том киевском казино до белой горячки, лежу под капельницей в какой-нибудь тамошней Феофании (или как там ее?) под присмотром украинских айболитов, но вряд ли разумно основывать стратегию дальнейших действий именно на этой гипотезе – может дорого обойтись. Например, есть вариант угодить уже в здешнюю психушку. А вот интересно, если, лежишь в бреду в дурдоме, и тебе привидится, что ты угодил в психушку и бредишь, и в этом бреду тебя тоже упрячут в дурку, а там ты тоже…

– Так! – приструнила я саму себя. – Отставить! А то и в самом деле до желтого дома недалеко! Нужно встать и идти! А там посмотрим…

И, вздохнув, я неспешно двинулась к вокзалу, к воротам города, в котором мне, возможно, придется прожить всю оставшуюся жизнь…

ВСЮ?! ОСТАВШУЮСЯ?!

– Ой, мамочки!! – снова возопила я.

Так, не раскисать и не расслабляться, проблемы будем решать по мере их поступления.

Для начала…

Я на ходу вновь оперативно пересмотрела содержимое своей сумочки.

Ни бластера (что он мне дался, этот бластер, о котором я вроде только в фантастических книжках читала?), ни даже завялящего револьвера. Есть, правда, шокер и баллончик. Еще мобильник, чуток рублевой и евровой мелочевки с кредитными карточками. Их, кажись, здесь принимают, что радует. Но банк в любое время может заблокировать счета, когда увидит, что обналичка идет черт знает где. Еще есть сережки, перстенек и этот вульгарный кулон на цепочке – золото, пусть и самоварное. С голоду пока не помрем. Хотя внутренний голос отчего-то возмутился при мысли о продаже побрякушек.

Вэк!

Хорошо… Просто отлично!

А вот это бумаги на отель и ключ в конверте на этом странном брелоке.

Хм, а если…

Хлопнула себя по лбу.

А что если меня притянуло сюда именно этим ключом?! Типа как Элли с ее фургончиком. Фея Убивающего Домика, нет, скорее, Фея Волшебного Ключа от Отеля. И этот самый отель тоже окажется каким-нибудь заколдованным замком с привидениями…

Ну ладно, хватит пустых рассуждений. Вперед!

И я осторожно, словно двигаясь по минному полю, потопала к вокзалу.

Вблизи он оказался еще более впечатляющим. В его гигантских параболических арках было что-то торжественное, нечто от древних храмов и соборов. Широкая лестница вела через две колоннады – верхнюю и нижнюю.

«Да, а колонн-то и впрямь много: куда ни посмотришь, везде колонны и колонны».

Два гигантских портала обращены к югу и северу; перед ними – два идола громадных размеров и неуклюжей формы, от которых прямо таки несет тысячелетиями. Здание больше походило на сказочный замок, чем на вокзал, и его кровлю украшали три купола небесной лазури, увенчанные золочеными полумесяцами.

Невысоко над ними проплывал гигантский дирижабль. Пассажиры, стоя на балкончиках, махали руками тем, кто находился внизу. Они казались не больше муравьев отсюда, снизу. Наверное, сверху был тот же оптический эффект.

Я поднялась по широченной гранитной лестнице, украдкой рассматривая публику и изо всех сил делая вид, что ничему не удивляюсь. Судя по взглядам встречных, мне это плохо удавалось. Ну, в самом деле, разодетые черт-те как люди, напоминавшие временами не то бродячих актеров, не то сбежавших из цирка клоунов – это ладно, я и в Москве насмотрелась на всяких готов с эму …тьфу, эмо, и прочих толкинистов. Но как быть со здоровяками за два метра росту с какой-то зеленоватой кожей и носами, напоминающими несколько облагороженные поросячьи пятачки? (Орки, что ли, или гоблины?) Или альбиносы (неужели те самые эльфы?!) с длинными, как у лисичек, ушами и раскосыми глазами?

А вот это…

Прямо на меня двигалась парочка. Он был в клетчатом рединготе и шляпе вроде котелка, она – в легком длинном платьице и шляпке с перьями, с домашним питомцем на цепочке.

Но вот только если она походила на симпатичную короткошерстную обезьянку неведомой породы, стоящую на задних лапках, то ее спутник, пожалуй, больше смахивал на прямоходящего орангутанга. А на цепочке рядом с ними бежал… ярко-оранжевый паук размером с небольшую дыньку, смешно перебирая шипастыми лапками.

Я невольно замерла, впрочем, этим себя не выдав. Вслед странной парочке озирались многие. Наверное, это какие-то здешние неформалы (тролли какие-нибудь?).

Но больше всего поразило меня присутствие здесь самых настоящих… цыган. Пестрая толпа из пяти или шести упитанных теток, окруженных оравой вопящих младенцев, деловито шествовала к одному из коридоров, ведущих на перрон. Ну, цыгане и цыгане. В другое время я просто не обратила бы на них внимания, но сейчас от этой толпы веяло чем-то родным, земным, что ли.

– Позолоти ручку, красавица, – совсем по-земному сказала наткнувшаяся на меня дама в разноцветном платке, широченной юбке с оборками и безразмерной кофте, обтягивающей невероятных размеров бюст.

– А, что? – я не поняла сначала, чего от меня хотят.

– Дай денег, говорю, – ухмыльнулась усатым ртом цыганка. – Всю, как есть, правду скажу.

«А вдруг и правда скажет?!» – обрадовалась я и нервно зашарила в сумочке.

Извлекла оттуда жетон и без раздумий бросила его в подставленную темную ладонь. Рука цыганки дернулась, будто на нее упал раскаленный уголек, а глаза широко распахнулись.

Прищурившись, она вперила в меня пронзительный взгляд, и я почувствовала себя неловко, словно меня раздели и засунули в рентген-аппарат.

– Вай-вай, красавица, – запричитала гадалка, быстро пряча подношение за пазуху. – Ждут тебя большие беды, большие деньги и большая любовь. Так что готовься… Гото-овься!

И что-то бурча себе под нос, быстренько кинулась догонять уже скрывшуюся в коридоре гурьбу сородичей.

Я пожала плечами. Хороша «вся правда». Ничего толком не сказала, а подарок слупила. Хоть не жаль потери, не свое, но все-таки…

Вестибюль, широкая лестница, направо и налево залы ожидания, главный зал ожидания, похожий на сводчатый храм, с арочными окнами, яшмой на полу и малахитовыми колоннами. В центре зала бил фонтан.

Побродив здесь, я лишний раз убедилась, что этот вокзал всем вокзалам вокзал. И два уровня его – это отнюдь не архитектурное излишество: поезда прибывали на двухъярусную эстакаду. Нижние останавливались как на станциях метро, а верхние – под стеклянной кровлей.